Волк, Который Не Умирает

Пальцы нервно мазнули по плошке, забирая влажную глину, и скользнули по ребрам, оставляя длинные полосы – будто кровоточащие царапины.

Нарисуй на себе беду, и она обойдет тебя стороной. Обмани волка. Перехитри судьбу.

Эрика вздохнула и дернулась, экзальтированно запрокидывая голову назад и впадая в транс. Глаза закатились, кончики спутанных белых волос – знак любимицы богов – мазнули по пыльной, сухой земле.

– Когда захочется бежать – иди. Не бойся боли, не бойся крови, выпей луну, схватись за землю, ступай до конца, – хрипло выдала она, чуть вздрагивая.

Плошка выпала из ослабевших пальцев и стукнулась о камень, разбилась, царапнув отлетевшим острым черепком. Дурной знак.

Стайлз поежился, стирая с лодыжки кровь. Эрика выпрямилась, в глазах мелькнула усмешка. Вопросов Стайлз задавать не стал. С безумной осмеливался вести беседы только шаман.

– Может, закончишь? – попросил он, неловко переминаясь.

Не отправят же его в Лунную ночь вот так, с раскрашенным только наполовину телом?

– Закончу, – Эрика снова зачерпнула глины и продолжила быстро и уверенно наносить ее на грудь Стайлза. – Боишься?

– Чего же мне бояться? В самом худшем случае меня убьют. В немного лучшем – вернусь в племя с позором, потеряв голос и достоинство, лишившись права быть мужчиной и взять жену, – Стайлз взмахнул руками. – Я совершенно спокоен.

– У меня хорошее предчувствие, – сказала она, доставая другую плошку. Эта глина была белой и вязкой, как мужское семя. Руки Эрики легли на бедра, выписывая на них узоры. Если охота завершится удачно, Стайлзу повторят рисунок хенной. Символ мужественности и зрелости, разрешение зачинать детей.

Он прикрыл глаза. Месяц миновал с того, как ему в последний раз прятали лицо под защитной, детской маской из желтоватых линий хенны. Сейчас, оставшись с голой, незащищенной кожей, Стайлзу было неуютно.

К волку не ходят, спрятавшись. К нему идут с открытой душой и предлагают честную схватку.

– Ты готов, – Эрика провела пальцем по оставшейся от осколка ранке и вонзила внутрь острый, длинный ноготь. Стайлз взвыл, едва не ударив безумную в лицо. – Немного крови это хорошо, глупец. К легкой добыче пойдет слабый волк.

– Я и с сильным справлюсь, – заносчиво пообещал Стайлз, обиженный горячим быстрым шепотом.

– Попробуй, – Эрика улыбнулась, вскочила – босые ступни ловко прокрутились на месте. Плошки легли она в другую, злополучный осколок утонул в остатках глины.

Стайлз вздохнул, расправил плечи и зашагал к хижине вождя.

– Вовремя, – проронил тот, стоило ему появиться на пороге. – Проходи, сын.

Внутри было тихо. Дурманящие мысли травы горели в курильницах, дым стелился под ногами, ласковый и мягкий, уговаривая лечь и увидеть чудесные сны. Стайлз видел, как молодые охотники, уже прошедшие через Лунную ночь, собрались вокруг костра в центре. Они сидели низко, дым успел пробраться в их разум и вытащить наружу зверя. Скотт теребил на шее ожерелье из длинных клыков, Джексон, счастливец, принесший сразу двух волков, кутался в серую шкуру, Айзек молча смотрел в пламя, скалясь в ответ на пляску языков.

Старые охотники и мертвые мужчины – те, кто перестал выходить в лес – встали вокруг Стайлза. С него сняли материнские бусы и отобрали набедренную повязку, заменив ее новой, сделанной из кусков шкур, добытых племенем в их Лунные ночи. Единственный его оберег на сегодня, не считая застывающего на теле рисунка.

Чресла опоясали ножны. Вождь вложил в них свой кинжал, и Стайлз порывисто сжал руку отца, не зная, как и благодарить за такой подарок.

– Сегодня ты убьешь волка, – негромко произнес шаман, сверкая белками глаз, подчеркнутых чернотой кожи. – Заберешь его кровь, заберешь его плоть, заберешь его силу и мудрость. Обернешься волком и возвратишься сюда, займешь место в стае.

– Сегодня я обернусь волком, – повторил Стайлз, опуская веки. Сухие теплые пальцы шамана прижались к ним, оставляя красные пятна.

Ему протянули чашу с мужским напитком – он поддержит его силы и позволит сохранить бодрость всю ночь – и вывели на улицу. Туда, где женщины племени начинали песню, которая станет звучать до рассвета. Стайлз старался не глазеть, но взор так и прикипал к молочно-белой груди Лидии, мелькавшей из-под рыжих волос. На укутанные мехом лисицы бедра он благоразумно не смотрел. Эллисон звонко ударила по барабану, задавая новый ритм, Лидия ответила, голос Эрики стал громче, перекрывая тихий напев старших женщин. Мелисса довольно улыбнулась, хенна на ее щеках рассыпалась тоненькими линиями.

Стайлз взглянул на бегущее вниз по небосводу солнце и выпрямил спину. Когда он дойдет до священного места, его встретит свет луны.

Босые ноги уверенно шагали, загрубевшие ступни не волновал мелкий лесной сор. Стайлз, расслабившись, зацепил пальцами пучок травы и выругал себя за ребячество. Если он не хочет опозориться, надо вести себя серьезнее. Иначе он действительно вернется (если вернется) неудачником. И тогда прощай его мечты о нежном теле Лидии – надежда и сейчас была призрачной, но Стайлз рассчитывал побороться с Джексоном. Все же он сын вождя племени.

Жаль, что заслуги отцов не наследуют их дети.

Стайлз облизнулся, снова ловя себя на лишних мыслях. Идущий Тропой Мужчин должен помнить о своей цели, читать молитвы богам и заранее просить прощение у волка, чью жизнь заберет. Стайлз вместо этого сбился на размышления о печах. Ему нравилось лепить – шаман, Дитон, говорил, у него талант, его пальцы вдыхают в фигурки жизнь, но огонь иногда дурно обжигал глину. Стайлз бился уже несколько месяцев, пытаясь придумать, как улучшить нагрев. Разум привычно метался, ища решение, Стайлз шагал, поглощенный рождающимися идеями, пока не споткнулся об острый камень.

Он достиг священного места. Теперь нужно только дождаться волка – волк всегда приходит в Лунную ночь, убить его – раз в жизни мужчина их племени проливает волчью кровь, и вернуться назад.

С трех сторон поляну окружал лес, с четвертой шел спуск к воде – озеро пахло влагой и жизнью. В нем Стайлз смоет с себя рисунок глиной, когда все кончится. Путь от поляны до родных хижин, это путь новорожденного. Никаких лишних знаков на теле.

Стайлз сбежал к воде, зачерпнул горсть и выпил немного. Губы увлажнились, в животе стало холодно. Стайлз вытащил нож отца – костяная ручка, острое лезвие – и вернулся к центру поляны, напряженно вглядываясь в выбеленную луной темноту.

И все равно пропустил появление волка.

– Слабого приманю, значит? Ну, спасибо тебе, Эрика, – пробормотал Стайлз, разглядывая огромного черного волка.

Теперь оставалось надеяться, что он хотя бы уйдет живым.

«Быть мне отныне безголосым».

Зверь повернул морду и оскалился. Стайлз опустил кинжал, пораженный в самое сердце. Неужели он все же глотнул дурманящего дыма?

Алые, как сердцевина костра, глаза жгли его, заставляя вспоминать старые легенды. Вот уже десять поколений в их племени не случалось таких встреч.

Волк, Который Не Умирает стоял перед ним, раcкрыв огромную пасть. С белых клыков капала слюна.

От таких не уходят. Они забирают либо жизнь, либо душу, Дитон рассказывал про них. Лунные дети, защищенные матерью от охотников. Полулюди-полуволки, умеющие делиться своей силой. Священная кровь, делающая выбранное ими племя неуязвимым.

– Меня зовут Стайлз, – знание ритуала придавало уверенности. – Я пришел сюда, чтобы обернуться волком.

Это стало бы лишь данью традиции, появись здесь настоящий волк. Сейчас же все происходило иначе. Стайлз почувствовал, как сердце начинает быстро биться: страх и азарт, приглашение к драке. Он крепче сжал рукоять ножа и встал поудобнее, ожидая, когда же волк бросится на него.

Движение вышло длинным и бесшумным. Тяжеловесное на вид тело оттолкнулось и взлетело, будто весило не больше бабочки. Лапы спружинили, волк приземлился совсем рядом со Стайлзом. Жаркое дыхание обдало бедра, волк принюхался и дернул мордой вниз, потянувшись носом к ранке на лодыжке.

Стайлз замахнулся и всадил нож в левое плечо, пытаясь довести его до горла – попытка не пытка. Волк лязгнул зубами, лезвие выпало из раны, оставив неопасную царапину. Запах крови наполнил воздух. Волк отскочил, зализываясь – не нападая, и у Стайлза заболели ноги от желания сбежать.

«Когда захочешь бежать – иди», – сказала безумная.

От Волка, Который Не Умирает все равно не скрыться. Стайлз вздохнул, поднял нож и, слизнув с него черную кровь, медленно пошел к глухо рычащему зверю.

Его сбило на землю на третьем шаге. Когтистые лапы легли на ребра – там, где красовались длинные красные полосы, оставленные безумной. Уродливая морда замерла рядом с его лицом. Его голым, незащищенным лицом. Таким, каким оно было, когда он вылез из утробы.

– Я должен что-то сказать, – выпалил Стайлз, стараясь припомнить песни Дитона. Нужные слова ускользали из памяти и не шли на язык. – Я знаю, кто ты. Я хочу предложить тебе себя. Возьми мою душу, приди в наше племя. Духи земли, я забыл, как правильно звать! Слушай, остальные на Холмах другие, я не лучший пример, у нас есть действительно отличные охотники, и мой отец мудрый вождь, а наши женщины красивы, пожалуйста, ты не прогадаешь! Мы без Волка уже много зим, ты нам нужен. И я хочу вернуться домой живым. Дай мне привести тебя, ты выберешь себе кого-нибудь, я-то вряд ли тебе интересен.

Стайлз выдохся, ощущая, как натиск становится меньше – и хорошо, волк почти смял его, раздавил как бревно улитку.

Вернее, не волк. В грудь Стайлза упирались две вполне человеческие ладони. Мужские и крупные. Страшная морда сменилась пугающим лицом. Хищные скулы, тонкие губы, холодные глаза. Стайлз покосился и заметил на груди волка потеки крови. Рана медленно закрывалась, но зажить до конца не успела. Не увидь он это сам, никогда бы ни поверил.

Любопытствуя, он поднял руку, и запястье оказалось прижато к земле.

– Ладно, ладно, – Стайлз облизнулся. – Ты понимаешь мою речь?

Волк кивнул.

– Мне стало легче, – пробормотал Стайлз. – Тогда что насчет моих слов? Ну, вернуться в деревню, выбрать тебе пару, жить с нами? Кажется, тебе не нравится.

Скрыть разочарованный вздох не удалось. Волк встал, выпрямился во весь рост – высокий, мощный. Широкий в плечах, узкий в бедрах, наделенный крупным членом: удачливый опытный охотник и мужчина, за которого женщины передерутся.

Хотя женщинам его не видать. Раз волк не согласился, Стайлза ждет смерть. Волк вернется в свое логово, и племя просто оплачет утрату. Надо принять свою участь достойно. Стайлз забеспокоился, не имея ни малейшего представления, как это правильно сделать, и в итоге уставился на повернувшегося к нему спиной волка. На ней спиралями вился священный знак.

Волк медленно дошел до воды, спустился в озеро, пока оно не спрятало его по чресла, и оглянулся. Стайлз заинтересованно нахмурился. Волк рыкнул и махнул рукой, подзывая.

– Знаешь, это уже наглость. Ты собираешься прямо там меня убивать, о Неуязвимый? Чтобы потом вылизываться не пришлось? – Стайлз поплелся к озеру, думая, что в его положении уже можно оскорблять детей Луны. Хуже не будет.

Волк дернул его за руку, едва Стайлз, стуча зубами от студеной воды, добрался до него. Повязка прилипла к бедрам, облепив их и заставив все в паху сжаться от холода, по телу побежали мурашки. Волк всмотрелся в него и, зачерпнув в горсть воду, плеснул ее на ребра Стайлза. Глина потемнела и потекла вниз, стираемая жесткими пальцами.

– Зачем? – удивился Стайлз. – Серьезно, разорви мне горло и покончим с этим.

Возможно, волк просто не умел разговаривать. Речь понимал, а сам только рычал и фыркал.

Нарисованные узоры покидали кожу, один за одним, волк не обращал внимания ни на заходящегося дрожью Стайлза, ни на его бормотанье.

Закончив с мытьем, волк вывел его на поляну, обратно, к центру, туда, где луна светила ярче всего. Он забрал из пальцев Стайлза нож и вскрыл затянувшуюся рану. Кровь снова потекла вниз – тонкими, голодными струйками, волк собрал ее пальцами и прикоснулся к груди Стайлза. Уверенно выписал первую спираль, снова обмакнул палец и нанес вторую и третью, копируя знак на своей спине.

– Ты станешь волком, – незнакомый человеческий голос разрезал тишину, Стайлз удержал в горле вскрик.

Волк умел говорить. Волк только что нанес свою метку на него, а значит…

Внутри все вспыхнуло, жар разлился от вырисованного узора по всему телу, красные пятна на веках обожгло, и Стайлз закричал, поддаваясь наполнившей его силе. Он думал, что сгорит, пламя лизало его кости, пыталось проникнуть между ребер, к сердцу, но откуда-то плеснуло иным – холодным и влажным, тем, что позволяло глине в его руках принимать любые формы.

Стайлз застонал и встретился взглядом с волком.

«Не бойся боли, не бойся крови».

Он не испугался.

– Я приду в твое племя. Но я не стану никого выбирать, – сказал волк, беря Стайлза за подбородок, и повернул его в сторону, рассматривая. – Я уже выбрал.

– Из меня выйдет никудышный шаман, – признался Стайлз, измотанный недавней схваткой и пережитым ужасом.

– Стайлз, – произнес волк, пробуя его имя. Как зверь, нашедший вкусно пахнущий след. – Ты еще дитя?

– Если бы я не был, пришел бы я сюда? – Стайлз попробовал вырваться из хватки. – Я собирался вернуться мужчиной и просить женщину войти в мою хижину.

– Ты войдешь в мою хижину, когда твое племя ее построит, – волк отпустил его и надавил на плечи. – Тебе больше не нужна та женщина.

– Как же ты пожалеешь о своем выборе, когда ее увидишь! – вздохнул Стайлз. Он попробовал соскоблить знак с груди и с ужасом уставился на свои пальцы – знак вплавился в кожу, ровный и четкий, черный, как пришедший к нему волк.

– Ты принадлежишь мне. Ты сам решил отдать душу. Я взял, – громко сказал волк и, добившись своего, уложил Стайлза на траву. – А теперь ты станешь волком.

Трава послушно примялась под лопатками, щекотнула поясницу и приласкала щиколотки. Стайлз замер, стараясь дышать глубоко и размеренно. Детям Луны не говорят «нет». Лечь с ними – высочайшая честь, почти как разделить ложе с богом. С детства жившая в сердце вера затопила разум, лишая сомнений. Волк коротко рыкнул, обнажив спрятавшиеся под верхней губой клыки.

– Как твое имя? – спросил Стайлз, протягивая ладонь и трогая ею теплую щеку.

– Ты узнаешь, – пообещал волк, проводя когтями по ножнам и повязке. Клочки мертвой кожи разлетелись в стороны.

Стайлз запрокинул голову, подставляя горло волку, и ощутил, как белесый свет пылью оседает на его лице.

«Выпей луну».

Волк вылизывал его – давил шершавым, мокрым языком туда, где в Стайлзе билась жизнь. Зубы прошлись по коже, не изранив, тело начало согреваться, закрытое от холода ночи лежащим на нем волком. Стайлз не чувствовал тяжести: тот снова стал бабочкой, невесомым, как вычесанная козья шерсть, теплым, как нагревшийся в погожий день камень. Волк заворчал, снова дернул его подбородок и подтянулся выше. Жесткие на вид губы прижались ко рту, язык рванулся вперед, и Стайлз поддался, не зная, как еще можно поступить.

Раньше он такого не испытывал. Волк проникал в него – в рот, в голову, в душу; выпить ее из Стайлза, вернуть обратно изменившейся. Обратившейся в чистую, звериную.

Стайлз притянул волка к себе, вцепился пальцами в волосы – темные и мягкие, куснул за губу, и спирали на груди словно выжгли из него дыхание. Он застонал, не противясь, желая большего, и обнял волка, вжимая в него чресла.

– Ты знаешь ритуал? – волк пристально смотрел, пожирая Стайлза глазами.

– Я… мне рассказывали, – заерзал Стайлз, отчаянно боясь ошибиться с ответом. – Я…

– Я возьму тебя. Как свою женщину, – объяснил волк. – Как вы берете своих женщин.

– Я уже догадался, – согласился Стайлз, надеясь, что его тело справиться с таким.

– А потом я возьму тебя, как волк берет волчицу, – продолжил волк. – Не бойся боли, я заберу ее у тебя, как только луна нас благословит.

Стайлз открыл рот, представляя, как это будет, и задрожал. Холод и страх сковали внутренности, жар любопытства прокатился по паху.

Волк оставил в покое его губы, и Стайлз прижал к ним ладонь, то ли пытаясь нащупать изменения, то ли глуша стон – волк сосал его соски, как надоедливый щенок, решивший измучить мать. Стайлзу хотелось его прогнать, отпихнуть, но грубые движения доставляли удовольствие. Волк фыркнул, снова стиснул сосок губами, и Стайлз положил руку ему на шею, надавливая, сам не веря, что просит еще.

– Тебе понравится давать жизнь, – усмехнулся волк, зализывая покрасневшую, набухшую плоть. – Понравятся другие рты.

– Что? – потерянно спросил Стайлз. Испачканные Дитоном веки стали тяжелыми. Луна убаюкивала, лишала сопротивления. Луна уговаривала просто отдаться ей. Луна обещала принять его в свои дети.

– Лежи, – волк коротко, будто дурачась, куснул его в живот, стиснул зубы на выступающей тазовой косточке и принюхался. – Совсем ребенок.

Руки Стайлза заскребли по траве, черная земля забилась под ногти. Волк добрался до его члена и дразнил его ртом и пальцами, пугал когтями и снова касался языком. Стайлз часто задышал, не зная, дозволено ли ему будет вот так расплескать семя, но волк не казался обеспокоенным. Он убрал губы и теперь лишь скользил ладонью, каждым движением приближая Стайлза к освобождению.

– О духи! – он выгнулся, бедра затряслись, семя испачкало волку руку.

Тот часть размазал по земле, а остальное сохранил, оставив на животе Стайлза. Стало холодно и неприятно.

Глаза волка, бывшие недавно светло-зелеными, окрасились алым. Он рывком раздвинул ноги Стайлза и втер семя ему между ног. Пальцы надавили на дырку, Стайлз закусил губу и попытался вспомнить слова Дитона, песни, позволявшие унять боль. Волк подтащил его к себе, приподнял бедра и заменил пальцы языком, кружа вокруг и проталкивая его внутрь. Стайлз вскрикнул, забыв про недавние мучения, раскинул ноги шире и все же негромко запел, стараясь не сбиваться. Простенькая молитва, первое, что учат дети.

Наверное, луне понравилось. Волк вернул пальцы, но теперь, когда края плоти обильно смочила слюна, а язык немного растянул их, они входили легче. Стайлз словно плыл, держась за край, вонзая отцовский нож в эту легкую боль, и мысли путались, теряя последнюю четкость.

Волк продолжал его брать, двигаться в нем, пока далеко-далеко не послышался чей-то вой.

– Твоя стая? – спросил Стайлз, успевший обезуметь от желания отдаться.

– Нет. Да, – непонятно ответил волк и отодвинулся, усаживаясь у Стайлза между ног.

Волк положил руку ему на шею, наклонился и цапнул, оттянув кожу зубами. Стайлз инстинктивно пихнул его, волк рыкнул, и, не дав ему опомниться, вошел в растянутую дырку.

Всхлип вырвался сам. Стайлз зажал рукой рот, перед глазами все рассыпалось на куски, как головешка, в которую ткнули прутом. Волк двинулся, не страшась причинить боль, еще и еще, как мужчина, впервые владеющий женой. Как повелось – отнимая жизнь, возвращая жизнь. Стайлз терпел, чувствуя кровь на языке, зубы прорвали кожу на ладони. Волк без устали дергал бедрами, безжалостный и неутомимый, вколачиваясь в добровольно отданное тело. И что значило тело, если Стайлз уже успел обменяться с ним душой?

Ритуалы никогда не были приятными.

Стайлз вытер слезы, выровнял дыхание и вдруг заметил, что становится легче. В дырке по-прежнему саднило, ноги болели, разведенные чересчур широко, но член волка уже не причинял таких страданий, как вначале.

Сладкое, как капля меда, удовольствие ударило под дых. Стайлз дернулся, обеспокоенно распахивая глаза, и волк широко, хищно улыбнулся.

– Дерек, – настойчиво сказал он. – Мое имя.

– Дерек, – согласился Стайлз, ловя новый всплеск неги. – Дерек!

Луна заплясала перед глазами.

«Схватись за землю».

Стайлз сильнее впился пальцами в мягкую, рыхлую почву, уставился в белый круг и провалился в него, как незадачливый охотник в лисью нору. Вместо влажной травы он чувствовал сухую скошенную, волк – Дерек – вбивался в него, а Стайлз видел за его спиной огромные хижины, сделанные, кажется из странно сложенных деревьев.

– Ты сейчас из нас искру выбьешь, весь урожай сгорит.

Стайлз моргнул – и теперь под ним было что-то большое и мягкое, вокруг возникли сложенные из булыжников стены, а Дерек снова находился рядом, в нем, на нем, на мускулистой шее в такт раскачивался странный амулет, где колдовским образом были сплетены металл и камни.

– А еще, говорят, там диковинные люди. Наймем корабль и уедем?

Стайлз опять опустил веки и, подняв их, ощутил на плечах Дерека незнакомую кожу, черную и мягкую, резко пахнущую чем-то гадким. Стайлза прижимали спиной к огромному гладкому вытянутому валуну, тоже черному, и этот валун светился и ворчал, как потревоженная собака.

– Я обкончаю твою Камаро, потом не жалуйся.

Волк взвыл, отнимая Стайлза у луны. Видения стерлись – с глаз и из памяти, Стайлз раскинулся под Дереком окончательно одурманенный. Тот по-звериному лизнул его в губы, приводя в чувство, сжал руку на члене, и Стайлз выплеснулся второй раз за ночь, хрипло крича.

Легкий шлепок по лицу, зарывшиеся в висок губы – и Стайлз сумел уловить слова, которые пытался донести до него Дерек.

– Сейчас надо будет потерпеть, – сказал тот. – Ты связан со мной по человеческим законам, осталось соединиться по моим.

– Как с волчицей? – бессильно спросил Стайлз, ощущая, что Дерек до сих пор твердый и возбужденный.

– Да, – Дерек нежно, будто успокаивал дитя, поцеловал пятна краски на веках Стайлза, слизнул с его щек слезы.

«Ступай до конца».

– Луна благословляет? – Стайлз не видел больше белого круга, Дерек закрыл собой весь мир.

– Луна благословляет, – Дерек сосредоточенно нахмурился и качнулся, Стайлз ощутил, как на измученные мышцы давит что-то еще. Больше и крупнее.

Он расслабился – всем телом, вплел пальцы в волосы и принялся ждать. Дерек протолкнул узел в него и прижал руку к груди, касаясь пальцами метки. Черные спирали поползли по его коже, пронзившая Стайлза боль сбежала, как перепуганная косуля, удовольствие вернулось, но иное. Не то, что было раньше, заканчивающееся потеками семени. Стайлза как швырнуло порывом ветра – он вплелся в Дерека, удерживая волка, и понял, что не собирается отпускать его никогда.

– Луна благословила, – тихо и счастливо пробормотал Дерек. – Ты стал волком.

Стайлз и сам это знал. Его человеческое тело еще что-то испытывало: ему было хорошо от ласкающего, пестующего его волка, заботящегося о нем, как о выбранной волчице, но кроме удовольствия от случки, с ним творилось нечто иное. Луна проникала в его кровь и заставляла выцвести кожу. Стайлз, повинуясь порыву, сгреб в горсти землю и высыпал на себя – нельзя отдать луне слишком много, он все-таки человек. Дерек, связанный с его телом, готовящийся наполнить его своей жизнью, завершить ритуал, сдул комья. И начал дотрагиваться до мелких черных крошек, навсегда впившихся в Стайлза – несколько на щеке, россыпь на руках и груди. Отметины новорожденного шамана.

Жаркое пламя волка и холодная вода человека.

Белый лунный воздух и сырая черная земля.

– Человек, Который Не Умирает, – прошептал Дерек и, в последний раз толкнувшись в заполненного до предела Стайлза, сорвался в дикий, торжествующий вой.

… на рассвете, когда песня женщин стала тихой и нежной, в деревню на Холмах вошел новый шаман, ведя за собой волка.

Дата добавления: 2015-07-12