Первая часть 62 страница

Марта легонько отрясла головой, которую тут же пронзила острая боль, мечтая, чтобы кошмар кончился, а она проснулась бы дома, в своей уютной кроватке, но, увы, этого не происходило.

Девушка с трудом вслушалась в речь незнакомого молодого мужчины со светло-русыми короткими волосами, худого и высокого, одетого во все темное.

- Ты меня помнишь? – высокомерно спрашивал он, стоя напротив Александра с пистолетом в руке. Было видно, что оружие комфортно чувствует себя в его ладони. До этого там так же комфортно чувствовал себя нож, сейчас валяющийся на полу и испачканный в крови.

- Не помню, - хмуро отвечал Дионов, тоже недавно пришедший в себя, и этими словами он поразил Олега в самое сердце. Алмазов, живущий местью, отлично помнил лицо и имя того, кто, по его мнению, сломал ему жизнь. А Дионов его совершенно не помнил. Совершенно! Это не могло не бесить.

- Не помнишь? – прищурился псих – а кем еще мог быть этот человек. - Совсем?

- Совсем, - процедил сквозь зубы Дионов, понимавший, что ему не освободиться от веревки. Александр не успел поставить дом на сигнализацию, и теперь проклинал себя за это.

- Я тот, из-за кого ты сидел, - как бы между прочим сообщил Олег.

- Да ты что? – еле слышно выдавил Александр и закашлялся. Алмазов, не понятно как проникнув в дом, как и Марту, ударил Сашу по голове, а после связал и избил, не забыв пару раз аккуратно и неспешно провести по груди, плечам, спине ножом, разрезая ткань футболки и доставляя резкую сильную боль. Когда сумасшедший, помешанный на мести, это делал, Александр был уже в сознании.

- Ну что, сука, готов ответить за все, что сделал? – зло спросил он хозяина дома.

Дионов молчал. В глазах у него разгоралась все ярче и ярче ярость, и кровь в его жилах стала похожа на раскаленную магму.

- Готов?

Саша посмотрел на незнакомца так уничтожающе, что тот еще раз ударил его по лицу, с силой, так, что голова парня откинулась назад.

- Отвечай! Отвечай мне. Отвечай! - упрямый Дионов получил еще один удар – теперь под дых - и закашлялся, все так же не произнося ни слова.

Скрипачка, пытающаяся проснуться, с ужасом, который медленно стал впитываться в ее кожу, словно холодный пот, поняла, что не спит. И что то, что происходит в холле симпатичного особняка – реальность.

Страшная реальностью. Жуткая реальность.

Но все же реальность.

Саша вдруг увидел, что лежащая на полу Марта очнулась. Зеленые немигающие глаза смотрели прямо на нее, и девушке вдруг показалось даже, что в них застыли слезы яростной боли. Она не могла отвести зачарованно-испуганного взгляда от лица любимого человека, которое все было в крови. Страх пульсирующими толчками нарастал во всем теле девушки – наверное, никогда еще Марта не чувствовала такого животного, первобытного ужаса.

Надо было кричать, звать на помощь, пытаться хоть как-то помочь Саше, но девушка и губ раскрыть не могла, да и что она, связанная, могла сделать?

Олег Алмазов – а это был именно он, поймав взгляд Дионова, резко повернулся и заметил, что Марта очнулась. Он, оставив в покое зарычавшего Сашу, заспешил к ней.

- Проснулась, маленькая невеста? А ты мне нравишься больше предыдущей, - он ласково провел сухой холодной ладонью по лицу Марты. Она в ужасе попыталась отпрянуть. Но у нее этого не получилось.

- Тише-тише, не бойся меня, - улыбнулся ей Олег, и его улыбка даже показалась девушке обаятельной. От осознания того, что перед ней ненормальный, заключенный в оболочку совершенно обычного, даже симпатичного человека, Марту затрясло мелкой дрожью, которую Алмазов воспринял благосклонно.

Она все же попыталась закричать, зная, что ее не услышат, но Олег погрозил ей пальцем.

- Один твой крик может убить его, - он глянул на Дионова, сходящего с ума от того, что в лапы к уроду попался не только он, но и эта не в чем не виноватая девчонка.

- Что… вам… нужно? – с трудом прошептала девушка, все сильнее понимая, что никогда не проснется.

- Да так, мелочь, в общем-то.

- Эй, ты, - раздался дрожащий голос Саши, который девушка с трудом узнала. – Я готов отвечать за все. Отпусти ее, отвечу.

- Ты и так ответишь, - живо возразил Олег Алмазов, разглядывая сжавшуюся скрипачку, в глазах которой стояли новые слезы – слезы невыносимого страха, от которого гудело в ушах, сводил живот, и ломило в каждом суставе. – У-у-у, ну почему же она не в белом платье? Я думал, если честно, - повернувшись, доверительным шёпотом сообщил он Саше, с яростью взирающего на сумасшедшего, - что вы будете в своей спальне, вдвоем, на белых простынях… А вы глупо переоделись и прохлаждаетесь по дому, как дураки. Ну, кто так поступает в первую брачную ночь, а? – пожурил он молодоженов голосом святого отца. Олегу хотелось, чтобы план «Красное на белом» все же был осуществлен. Очень хотелось. А тут сплошное разочарование.

- Отпусти ее, - вновь начал Дионов, но ему велели замолчать в очень резкой форме.

- Какая ты милая, - продолжал Олег разглядывать Марту. Его внимание было приковано к ее обнаженному плечу – он даже провел пару раз по нему пальцами, едва касаясь кожи. – Ты напоминаешь мне мою Василису. Знаешь, кто то?

Марта замотала головой.

- Это моя девушка. Моя первая и любимая девушка, – принялся объяснять Олег. Он буквально чувствовал запах мести в этом особняке, и это срывало ему крышу все сильнее и сильнее. Он словно наяву видел людей из прошлого, которое было не вернуть. Никогда не вернуть. Но Олег все же пытался сделать это. В последнее время его болезнь – а по-другому его психическое состояние было нельзя назвать – прогрессировала все сильнее, и парню казалось, что отомстив, он попадет в прошлое, чтобы стать тем, кем был, и быть с той, кого любил. – Мы встречались с ней несколько лет. А потом ее отец и мой тренер запретил мне встречаться с ней. Потому что нашел моей Василисе отличную партию – богатенького щенка. Ты знаешь, крошка, - он провел пальцем по полураскрытым от страха губам Марты, и она тут же плотно сжала их, - я ведь занимался спортом. Биатлоном. Они говорили мне, что я талантлив. Что я многого добьюсь. Что я стану вторым Бьёрндаленом. Ты знаешь, кто это? Не молчи. Отвечай.

- Знаю, - прошептала девушка. О чем-то его слова ей напоминали.

- Я мог стать таки же, или лучше. Но знаешь, - голос Олега посуровел, - знаешь, что сделал тренер, когда я сказал, что не оставлю его дочь? Знаешь что?

- Н-нет, - голос Марты был почти неслышным.

- Он вышвырнул меня из спорта. Подделал анализы. Как будто бы я принимаю допинги, мой ангел. Представляешь? Я! Допинг! А ведь они поверили этой чертовой бумажке. И меня вышвырнули вон. У меня в жизни были только моя Василиса и мой биатлон, - Олег склонился над напрягшейся Мартой и провел губами вдоль ее шеи, коснулся волос. – А потом не стало ничего.

Скрипачка, с трудом дышавшая, вдруг вспомнила эту историю.

Это о нем, об этом ненормальном рассказывал Леша, друг Юли, на природе, когда они возили Феликса-Визарда на озеро с ночевкой! О нем!

«В общем, Олега из-за допинга отстранили от соревнований на полтора года. И за это время он как с ума сошел. Да он и так нервный был всегда, эмоциональный, психованный. Короче, он перестал заниматься биатлоном, пропал из поля зрения, ни с кем из нас практически не общался. Мы слышали, что Олег связался с какими-то странными парнями, и стал ввязываться в драки. И где-то через год его во время очередной драки ранили. Ну, я это вам уже рассказывал. Его в ногу ранили, сильно, ножом, и даже если он хотел вернуться назад, в биатлон, путь к нему у Олега стал закрыт…»

У Марты мороз по коже прошел. Он, и правда, сумасшедший! Ненормальный!

Олег увидел мурашки на руке девушки, и ему стало смешно.

- А ты мне нравишься, - улыбнулся он скрипачке. Алмазов резко поднялся на ноги, подошел к одному из диванов, на котором валялось помятое свадебное платье, видимо, принесенное им из спальни на втором этаже. Он накинул его на Марту, как саван, и покачал головой. Глаза его загорелись. Внимания на крики Дионова о том, чтобы он отпустил девушку, Олег не обращал.

«Красное на белом» овладело им, и Алмазов, взяв со столика нож, вдруг неожиданным движением схватил Марту за запястье – она только испуганно вскрикнула, и провел лезвием по тонкой бледной коже. С руки закричавшей девушки закапала кровь.

Алое стало падать на белое, оставляя безобразные, но такие притягательные узоры.

- Молчи, - велел скрипачке довольный Алмазов, в голове которого творилось непонятно что. Он нервно сглотнул, глядя то на кровь, то на ее всхлипывающую обладательницу. – Молчи, или я убью твоего муженька.

Олег приподнял Марту за волосы к своему лицу, и она едва не потеряла сознание вновь, увидев в его светлых, почти прозрачных глазах безумие – страшное и мучительное. Месть полностью съела этого парня, некогда совершенно нормального, хотя он ошибочно думал, что месть будет его коронным блюдом. Оказалось наоборот.

- Побудешь моей Василисой? – ласково спросил Марту бывший биатлонист. У девушки расширились глаза, и она не могла вымолвить ни слова.

- Я скучаю по тебе, Василиска. А он пусть посмотрит, как ты…- Олег поцеловал часто дышавшую Марту в лоб, - любишь меня. Хорошо?

Дионов понял, что хочет сделать проклятый №запрещено цензурой№, заставший его врасплох, и он закричал, стараясь, чтобы голос не подводил его:

- Эй! Эй, козел! Да твоя Василиса по рукам ходила, - он зашипел от боли, но продолжил говорить об неизвестной девушке с красивым именем, добавив пару весьма нелестных эпитетов о ней. Саша чувствовал, что если он будет оскорблять то, что этой твари в человеческом обличие было дорого, то сможет отвлечь его внимание на себя.

И он оказался прав.

Олег мигом оставил Марту в покое, грубо, как куклу откинув ее на пол. И тут же приблизился к Дионову.

- Что ты сказал, №запрещено цензурой№? – он сделал несколько ударов, повалив Александра на пол вместе со стулом, и бил он при этом неслабо – не только руками, в которых таилась немалая сила, но и ногами. Марта зажмурилась, видя эту кошмарную картину. Что делать, она понятия не имела, да и не могла она ничего делать – так крепко была связана. Она могла только кричать, но это получалось у нее тихо.

- Я… я сказал… - и Дионов с трудом повторил несколько слов о неведомой Василисе, которая Алмазову, видимо, казалась святой.

- Заткнись!! - вдруг взял пистолет взбешенный Олег и выстрелил в ногу Саше, на сантиметров десять выше колена. Звук вышел негромким – на оружии был глушитель. Марта, увидев эту далеко не безобидную картину, завизжала. Одновременно с ней раздались звуки новой порции фейерверков в поселке.

- Молчать! – рявкнул на нее озлобленный псих. – Молчать, №запрещено цензурой№! Я же сказал не орать!

Он вновь наставил пистолет на Дионова, тяжело и хрипло дышавшего от боли, но сознание не потерявшего. Кажется, Олег хотел сделать еще один выстрел, но теперь уже Марта решила отвлечь внимание сумасшедшего на себя, хотя совершенно не понимала, что происходит, и лихорадочно, как никогда в жизни молилась про себя, чтобы все закончилось хорошо, и Саша не пострадал.

Смелая (или глупая?) девушка, поняв, что ей, наверное, не жить, крикнула что-то нехорошее об этой самой Василисе. И добавила, что у кое-кого никогда не было никакого таланта к биатлону. Никакого. Никогда. Не было.

- Ты что, - изумился Олег, озлобившись так, что казалось, воздух, который выходит из его легких – черный, - за ним повторять решила, маленькая моя тварь?

Изумление резко трансформировалось в злость, очень неприятную, жесткую и удушающей. У Олега даже голос изменился, стал срывающимся. Видимо, его можно было очень легко вывести из себя.

Он занес руку, чтобы ударить Марту, и она отчаянно зажмурилась, но сумасшедший ничего не сделал. Сжавшаяся девушка приоткрыла один глаз – зеленый – и увидела, как молодой мужчина смотрит на нее, и взгляд у него пылает неестественным огнем – мертвым, не обжигающим, а замораживающим.

- Оскорбления? – задумчиво протянул Олег. – Не люблю, когда меня оскорбляют. За это кто-то из вас будет наказан, - вдруг решил Алмазов, и его глаза засияли, как темные камни, которые кинули в этот самый холодный неправильный огонь. – Эй, - он обратился к Марте, которая смотрела на него, как на палача, и Саша, видя этот взгляд, так сильно сжимал зубы, что, казалось, еще немного, и они начнут крошиться. - Раз ты такая смелая, и у тебя такой длинный язычок, выбирай.

И Дионов, и Карлова не поняли, что Олег имеет в виду. Но обоим было понятно, что ничего хорошего он не предложит.

- Выбирай. – Алмазов задумчиво почесал подбородок. - Или я сейчас прострелю левое плечо твоему подонку, или же ты разрешишь мне кое-что сделать тебе. Я не знаю, каким будет выстрел, - продолжал он, и голос его становился все спокойнее и спокойнее. – Вдруг попаду ему в сердце. Тогда он сразу е умрет. Или в легкое. И тогда он захлебнется кровью. А, может быть, только задену его плечо по косой. И ничего страшного не будет. Так, легкая боль. Ну, ты хочешь, чтобы я в него стрелял?

- Нет! Не надо, пожалуйста, - Марта не замечала, как по ее лицу струятся слезы отчаяния и страха. – Не надо!

- Не надо? Нет, прости, девочка, надо. Ну что ты выбираешь? Я стреляю в него или же делаю немного больно тебе? Немного, совсем немного, – предложил Олег, опускаясь на корточки перед девушкой и даже какими-то влюбленными глазами глядя на ее перепуганное лицо. Правда, нет-нет, но его взгляд убегал на валявшееся неподалеку перепачканное кровью белое платье.

Красное на белом ему, действительно, было по душе.

Это были официальные цвета его мести.

- Ну? – поторопил Карлову Олег, с любопытством касаясь указательным пальцем кровавого пятна на свадебном одеянии.

- Мне, - с трудом разлепила губы Марта, боясь, что психопат со страшным взглядом убьет Сашу. Тот, запротестовал, было, но ему умело и быстро заткнули рот кляпом.

Олег кивнул, погладил скрипачку по волосам, взял аккуратно за правую руку, пробежался кончиками окровавленных нервных пальцев по всей длине руки Марты до самого локтя и обратно, поводил по ставшей влажной ладони и вдруг неожиданно резко отогнул назад ее длинный тонкий указательный палец – так, что девушка закричала от дикой внезапной боли, правда, Алмазов зажал ей рот ладонью, обрывая крик, и Марта все-таки во второй раз потеряла сознание. Когда скрипачка пришла в себя, он вновь задал ей этот же самый вопрос – дважды. И дважды девушка, с трудом шепчущая, выбирала себя, а не Александра, испытывая дикую боль и веселя Олега.

Девушка-музыкант позволяла ломать пальцы ради человека, которого любила.

«Я не хотел, чтобы так случилось», - говорили глаза Саши, проклинающего весь мир за то, что он не мог ничего сделать. Он сидел, привязанный к стулу, и просто смотрел на происходящее, потому что ничего не мог поделать. Своей боли он уже не чувствовал. Он ничего уже не чувствовал – только ее боль, как будто бы ему ломали пальцы.

«Я тоже не хотела».

«Прости меня. Слышишь? Прости меня!», - вот и все, что он мог говорить Марте взглядом, ненавидя себя за беспомощность.

Они оба не знали, сколько бы это продолжалось, если бы в холле совершенно внезапно не появилось новое действующее лицо.

- Ты так и не хочешь, чтобы я наказал твоего дружка? Что ж, хорошо. Третий пальчик, Василиса, - вдруг стал называть чужим именем девушку Алмазов, у которого в голове окончательно перемешалось все: и прошлое и настоящее, и реальность и иллюзия, и страхи и мечты.

Олег, улыбаясь, взял рыдающую Марту за другую руку - дрожащую, сжавшуюся в кулак, очень слабый кулак, потому как он тут же разжал его, и сообщил очень серьезно, как учитель пятикласснику-отличнику итоговую оценку по математике, что сейчас он сломает ей указательный палец.

- Не надо, пожалуйста, - прошептала едва слышно девушка, не веря, что это происходит с ней.

Только не это, только не ее пальцы, только не ее руки, она ведь музыкант, она должна играть, она не может жить без скрипки, не может, не может! Но и без Саши тоже не может. Не может выбрать свое будущее, зная, что он может сильно пострадать или умереть. Не может!

- «Не могу. Не могу больше», - прошептало устало и отстраненно что-то внутри скрипачки, у которой боль в руке застилала глаза наравне с диким страхом.

Александр, казалось, слышал это. Мышцы на его шее напряглись так, что, казалось, они вот-вот лопнут, но он и слова не мог произнести, только по животному дико рычал.

Но Олег успел привести в действие свое наказание в третий раз – ему помешали. Неожиданно и нагло. Кто-то сильный внезапно схватил его сзади, за шею, сдавив ее, и спустя пару секунд начавший, было, сопротивляться Алмазов потерял сознание сам.

Ника никогда не думала, что у нее хватит сил так круто и так резко повернуть свою жизнь всего лишь в течение какой-то жалкой пары дней. Но, как оказалось, сил на это у нее все же оказалось в достатке. А, может быть, причиной всему был Никита, который находился теперь рядом. Он был для девушки личным зарядным устройством, и каждый его поцелуй, каждое прикосновение, хоть Ник и был скуп на нежности, заряжало Нику самой необыкновенной энергией, которая заставляла ее распрямлять плечи и принимать сложнейшие решения. Мало кто знал, чего стоило ей расставание с женихом, хотя на это девушка решилась всего лишь за пару часов. Ника страшно переживала, считая себя предательницей, но, наверное, если бы она не согласилась уйти от Александра за день до их бракосочетание, то всю жизнь считала бы предательницей саму себя.

Сложно сказать, что предавать страшнее и больнее: человека или себя и свои мечты.

Как бы то ни было, Карлова все же приняла решение остаться с тем, кого она любила и освободить от себя того, кто был ей безразличен. А еще она решила уехать вместе с Никитой, бросив работу, друзей и, самое главное, семью. Родители, Марта, прочие кузины и кузены, бабушки, дед, тети и дяди – все они должны были остаться в родном городе. А сама Ника должна была уезжать в неизвестность. Правда, даже в неизвестность было не страшно ехать вместе с Никитой, и ради любимого человека, которого, правда, иногда хотелось прибить, Карлова согласилась бросить все.

Сегодня был ее последний день вместе с родными и близкими. Никита, как и обещал, отвез девушку домой, сказав, что приедет за ней ближе к вечеру. Он даже согласился поговорить с ее родителями, которые, в принципе, были не против, чтобы дочь уезжала, раз ей этого так захотелось, но которые сильно переживали за нее и хотели хотя бы пару часов поговорить с человеком, который увозил ее и брал за нее ответственность.

- Сейчас отвезу тебя на работу, - вновь инструктировал Нику Кларский, когда они ехали обратно с природы в город. Пара провела там пару часов, лежа на траве и просто разговаривая. – Остановлюсь за пару кварталов, чтобы не светиться перед твоими коллегами. Напишешь заявление об увольнении. Потом сама доедешь до дома. Соберешь вещи, попрощаешься с родителями. Я приеду к восьми часам. В девять мы уедем.

- А почему ты не переночуешь у нас? – спросила Ника грустно. Ей было страшно покидать маму и папу. И уютную квартиру, в которой она прожила много лет.

- Потому что этой ночью по легенде ты должна будешь покинуть этот город и уехать на поезде в Питер, - отозвался Никита. Он не глядел на девушку, но понимал, что ей грустно. – Билеты купишь вечером.

- А почему не сейчас? Или ты можешь купить сам…

- Нужен твой паспорт, - коротко ответил Кларский, изумляясь непрактичности девушки. Одновременно это его даже умиляло. Ему нравилось заботиться о ней и исправлять ее ошибки. Ей это тоже нраивилось.

- Ах, да, точно, - вздохнула девушка. – Поцелуй меня. – Вдруг потребовала она у своего Укропа, когда при въезде в город они остановились на «красный» свет.

- Я за рулем.

- Какой ты бесчувственный! – воскликнула притворно Ника. – Говорю же, по расписанию целоваться будешь! А про другое я вообще молчу! У кого из нас будет отмазочно болеть голова, а?

- Молчишь? Да ты сейчас кричишь, - заметил парень, которому нравилась эмоциональность девушки, но который маскировал свою любовь серьезностью и безэмоциональностью.

- Естественно. Ты меня раздражаешь, - с этими словами Ника погладила Кларского по волосам – она не могла долго не дотрагиваться до него.

- Раздражаю? Тогда, может быть, никуда со мной не поедешь?

- Нет уж, ты от меня теперь не отвяжешься! – девушка решила сделать Нику что-то вроде расслабляющего массажа, и ее рука касалась то его затылка, то шеи, то плеч.

- Нравится? – озорно спросила девушка Кларского, наслаждаясь возможностью касаться любимого Укропа.

- Нравится. Будешь моей личной массажисткой, - решил молодой человек, которого прикосновения Ники иногда даже заставляли его дыхание сбиваться.

- Если ты будешь мне хорошо платить, - прошептала девушка.

- Какой валютой?

- Телесной. Собой платить будешь, - фыркнула Карлова. – Раб мой.

Никита рабом быть не пожелал, и все то время, пока они ехали до работы Ники, они спорили, что, кстати говоря, нравилось им обоим.

- А где мы ночь проведем? - спросила Ника перед тем, как покинуть машину Кларского. Она представляла, что напридумывают коллеги на работе, когда увидят ее, пишущую заявление об уходе. А что скажет начальник…

- В моей квартире, - ответила парень. – Уедем из города только завтра поздно вечером.

- Но почему?

- Завтра кое-что случиться, - отозвался молодой человек, постукивая указательным пальцем по рулю. – Я не могу уехать из города, пока это не произойдет. Все, выходи, здесь нельзя долго стоять.

Ника покинула неприметный автомобиль Кларского и, стуча каблуками по асфальту, направилась по направлению к месту своей работы, в котором никогда не планировала больше появляться. Даже в качестве клиентки.

Никита смотрел ей вслед, незаметно для самого себя понимая, что у него в душе воцарилась долгожданная госпожа по имени Спокойствие – она грациозно села в вольфрамовый трон его души. И если раньше Ник спокойным выглядел только снаружи, сдерживая в себе десятки разнообразных эмоций, то сейчас спокойствие тихо и незаметно пробралось в его сознание. Чуть позже, анализируя всю эту ситуацию, Никита осознал, что если бы он отомстил за смерть брата и убил бы Макса, Смерчинского и еще несколько человек, попавших в зону взрыва, его душа чувствовала бы себя совершенно иначе.

Молодой человек подождал, пока его любимая девушка выйдет из офиса – своего бывшего офиса – и сядет в вызванное ею такси. Он проследовал за машиной, проводив Нику до самого ее подъезда, чтобы удостовериться, что с ней ничего не случиться по дороге, и только потом отправился по своим делам, в том числе и на встречу с человеком из органов правопорядка, с которым они обговаривали один из самых важнейших моментов в его жизни. Затем он позвонил Тане, сестре Насти, из автомата, чтобы узнать, как чувствует себя мама Полины. Оказалось, что более менее в порядке – ее состояние стабильное. Кларскому неожиданно захотелось увидеть свою мелкую племянницу, но он понимал, что не сможет этого сделать – девочку, как он и просил, увезли. Зато для себя он решил, что будет в курсе всех дел, творящихся с ребенком Марта. Иначе Андрей ему этого не простит. Попутно Никита думал о том, каким бы отцом был его странный брат-психопат с неоднозначным внутренним миром, и как бы вообще сложилась его жизнь, если бы он не погиб три года назад.

Он пришел к выводу, что, наверное, сейчас Март сидел бы в тюрьме вместо Макса, и ничего хорошего бы не было. Не мог его брат поменяться и после рождения Полины стать хорошим и добропорядочным человеком, живущим только ради семьи. Может быть, это изначально и было заложено в его природе, но постоянные ходки и та давешня травма головы, когда Андрей спасал каких-то девчонок от пожара, полностью изменили его.

«Значит, такова была его Судьба», - подумал Ник устало. Ему было жарко, а город стоял безветренный. Правда, голос внутри него вдруг добавил едва слышно:

«Или его выбор».

Может быть, это был выбор, который сделал Андрей Март. Может быть, его Судьба. А, может быть, жизненные обстоятельства, посланные Судьбой, которые открывали перед человеком несколько дорог, одну из которых своим поведением и своими поступками тот выбирал.

К Нике домой Кларский приехал, как и обещал, в восемь часов вечера. Он вновь подстраховался – во двор к ней заехал на новом, вновь взятом напрокат автомобиле, и вновь в обличие этакого мальчика-неформала с черными, несколько удлиненными волосами, уложенными в модную прическу, зашел в подъезд. Кларский понимал, что это мало возможно, но вдруг кто-то засечет его рядом с Никой, и тогда она, или ее родители пострадают. В подъезде парень избавился от парика и быстро переоделся из молодежной свободной черной футболки с изображением падающего крылатого человека и названием какой-то русской рок-группы в привычную рубашку-поло, которая подчеркивала подтянутую фигуру и в меру крепкие плечи. После он пешком поднялся до квартиры Карловых, где его с нетерпением ждали. Если честно, до встречи с родителями Ники парень был занят решением куда более важных вопросов, а потому даже и не парился по поводу того, как он будет разговаривать с ними и убеждать, что их единственная и драгоценная дочурка будет рядом с ним в безопасности. Но вот тогда, когда Кларский, надавив на звонок, вошел в квартиру семейства Карловых и натолкнулся на грозный взгляд исподлобья, принадлежащий забавному невысокому кругленькому субъекту с бородкой и залысинами, который в первую и единственную встречу с Ником чуть нечаянно не огрел его ботинком, летящим с антресолей, то как-то задумался по поводу линии поведения с родителями любимой девушки.

- Так вот ты какой, северный олень, - вместо приветствия изрек папа Ники, мрачно разглядывая наглеца, который посмел помешать свадьбе его дочери на таком замечательном парне, как Саша – а ведь они планировали вместе с ним в августе съездить на охоту! – Помню я тебя, помню. Ты приходил к Николетте три года назад.

И Владимир Львович упер руки в боки, встав в позу сахарницы. Ник с усмешкой подумал, что все, кому не лень, обзывают его оленем. Впрочем, отцу любимой он это спустил.

- Здравствуйте, - негромко, но твердо поздоровался Никита.

- Добрый вечер. Мы ждали вас, - поздоровалась с ним мама Ники, появляясь из кухни в фартуке – она готовила ужин для гостя. В отличие от мужа Людмила Григорьевна была настроена куда более миролюбиво. Она помнила, как смотрела три года назад на этого статного серьезного и очень повзрослевшего юношу ее дочь. И если сейчас Ника готова все бросить и уехать с ним, это что-то да обозначает. Наверняка, дочь влюблена в Никиту, да и он, судя по всему, к ней хорошо относится. Внимательная женщина видела и беспокойство в его серых глазах, и то, какой едва заметный огонек зажегся в них, когда к Никите выбежала Ника и неожиданно обняла.

- Я тебя так ждала, - прошептала взволнованно девушка на ухо Кларскому, касаясь губами его щеки под очень неодобрительный взгляд отца, который никак не мог понять, почему дочь так поступает. Если честно, Владимир Львович дулся, не желая, чтобы любимая дочурка его покидала и «сматывалась непонятно к кем в непонятно какую дыру». Да и Сашу ему было жалко – мужчина даже звонил ему и разговаривал по поводу того, как поступила его дочь. Александра разговаривал сухо, но спокойно и поблагодарил Владимира Львовича за заботу, что даже растрогало папу Ники. Правда, если бы он знал, что в это время парень находится около его любимой племянницы Марты, которая выбирает кольца на фиктивную свадьбу, он бы, мягко говоря, удивился, и стал бы возмущаться.

- Проходите, - улыбнулась, правда, не слишком весело, но искренне Людмила Григорьевна. – Проходите, Никита, вы вас очень ждали.

- Очень, - многозначительно подтворил ее муж, сверля умника взглядом голубых глаз.

- Я приготовила ужин, - бросила быстрый взгляд на супруга мама Ники. – Ника мне помогала. Она хорошо готовит, кстати говоря.

- Моя дочь – вообще сокровище, - гордо изрек Владимир Львович, явно намекая, что это сокровище кому попало отдавать он не желает.

- Согласен, - кивнул Ник серьезно.

- А сокровище должно лежать в сокровищнице, а не в кармане у бродяги, - выдал патетически мужчина и первым пошел на кухню. Никита тяжелым взглядом посмотрел ему в спину – вообще-то он тоже считал, что сокровище нужно хранить там, где ему место. И своему сокровищу он решил сделать отличное хранилище, защищённое и доступное только ему.

- Не обращайте на него внимание. Поужинаем и поговорим, - продолжала Людмила Григорьевна. – Ника сказала, что у вас мало времени, и что сегодня вечером вы уезжаете в Питер.

- Да, это так. Я… - Ник, глядя на высокую худую женщину с волевым лицом, хотел что-то объяснить ей по поводу себя и Ники, но мама девушки не дала этого ему сделать.

- Сначала ужин, потом разговор. На кухню, дети, - сказала она и поманила их за собой.

- Мы не дети, - вздохнула ее дочь.

- Для кого как, - отвечала Людмила Григорьевна.

Карловы и отчего-то несколько смущенный Никита оказались в знакомой ему светло-розовой кухне с круглым столом, вокруг которого стояли четыре стула с высокими спинками. Над столом висели все те же тикающие часы с кукушкой. В воздухе, как и в тот раз, носились ароматы вкусной домашней еды: какого-то мяса и выпечки.

Нику вновь тут очень понравилось – от подобной кухни в своем собственном доме парень бы не отказался. Уют вообще ему очень нравился, но его в жизни Никиты почти не было – только в детстве, когда были живы бабушка и дед.

Дата добавления: 2015-07-12