Первая часть 21 страница

- Началось, - выдохнула Ника. - Это «Принцесса с глазками и трон». Т. Радов», прочитай, название прямо перед тобой.

- Ужас какой, - поежилась впечатлительная Марта, оглядывая сей шедевр с неподдельным отвращением – ей казалось, что глазки смотрят на нее с укоризной. – По-моему, Т. Радов плохо лечился у своего доктора-психиатра.

- Ты совсем ничего в искусстве не понимаешь, дорогая моя. А картин ты тут не увидишь, я же тебе явно сказала: это выставка-инсталляция, новый эксперимент Томаса, - покровительственно похлопала девушку по плечу Ника и повела сестренку дальше. Как она заметила, многочисленные на удивление посетители делились здесь на две категории: на тех, кто ценил искусство художника и восхищался им, и на тех, кто его категорически не понимал. Вторая категория состояла из боящихся, смеющихся и равнодушных – таких в галерее было целых двое – суровые охранники у входа.

Рассматривая композицию за композицией, которая была одна краше другой, девушки переходили из одного зала в другой, пока не попали в самый дальний. Он приятно контрастировал с другими помещениями своим световым наполнением – был ярко освещенным огромными хрустальными люстрами с канделябрами. К тому же здесь было не так шумно: музыкальное сопровождение отсутствовало, и народу было совсем немного. В этом небольшом зале кроме девчонок находилась пожилая ученая пара, два молодых человека в потрепанных костюмах и огромных очках – явных интеллектуалов по внешнему виду и колоритная группка, состоящая из женщины и трех мужчин, один из которых был с профессиональным фотоаппаратом в руках.

Один из них, длинноволосый, худой, подвижный и улыбчивый, от уголков темных дружелюбных глаз которого разбегались лучики морщинок, сильно заинтересовал Нику. Кажется, он был центром этой маленькой компании, потому что женщина с пегими волосами и один из мужчин, невысокий и пухленький, похожий на модифицированную версию колобка, постоянно задавали ему вопросы и ждали ответов, как истинно верующие судного дня. Еще один мужчина, заложив руку за руку, изредка что-то вещал (Ника чуть позже узнала в нем директора галереи), а фотограф без устали щелкал длинноволосого на свой аппарат, то справа, то слева, то и вовсе снизу, садясь на корточки.

- Ни фига себе! - от переизбытка эмоций Ника ущипнула сестру за бок, и та едва не вскрикнула.

- Очумела?

- Ты только посмотри, как нам повезло, - жарко зашептала Ника на ухо Марте, которая в художественном искусстве смыслила чуть больше, чем утка в японской кухне.

- Почему повезло? – отчего-то испугалась зловеще-радостного шепота кузины вторая девушка. Она обалдело смотрела на очередную композицию, рискнув в уме предположить, что ее автор – носитель редчайшего вируса «ку-ку». Ну а что еще можно сказать про человека, который создал работу под звучным названием «Эффект очень улыбающейся бабочки», в которой сооруженное непонятно из каких разноцветных тканей огромное существо с крыльями прекрасной бабочки и с полуобнаженным телом женщины с огромными черными глазами на пол-лица, игриво нагнувшись, показывало всем желающим пятую точку, на котором криво был нарисован обыкновенный смайл и надпись «ha-ha-ha. by universe with love». Нет, Марта решительно не понимала современного искусства!

- Потому! Смотри, смотри влево, - велела ей Ника. Темноволосая девушка послушно повернула голову в нужную сторону. – Мужчина в джинсах и в черной футболке!

- И что? – пожала Марта плечами. – Дядька какой-то с хвостиком.

- Дура! Сама ты дядька! За окнами дядьки ходят, а это – Томас Радов, - шикнула на нее Ника.

- Кто это? – благополучно забыла фамилию художника, на чью выставку они пришли, ее кузина.

- Твой личный ангел-хранитель, - покачала головой продолжавшая восторгаться всем происходящим Ника. – Пошли ближе! Кажись, у Томаса интервью берут, подслушаем!

И девушки, действительно, делая вид, что рассматривают очередную композицию, которая казалась Марте воплощением человеческого безумия, стали подбираться ближе к чудесному Томасу Радову, у которого женщина с пегими волосами и мужчина-колобок брали интервью.

- Одна из ваших последних работ в жанре инсталляции называется «Дети-дети». Критики дают положительные рецензии на эту работу и очень часто говорят о ней в последнее время. С чем связано создание данной инсталляции?

- Естественно, с моим мироощущением, с чем же еще? - заявил, недолго думая над ответом, мужчина с хвостиком и в джинсах. – Все, что я создаю, связано с волнениями моей души.

- И о чем волновалась ваша душа в момент создания? О детях?

- Йес, - покивал Томас Радов. – О цветах жизни.

- Наверное, вы хотели показать образ детей всего мира, как единый и целостный? - закатывая от восторга глаза, прошептала женщина.

- Ну не то, чтобы всего мира, - засмущался художник, - ну вообще как бы да. Всего. Но через призму своих.

- У вас ведь трое детей? – уточнил второй журналист, размахивая диктофоном, как оружием.

- Да. Трое. И совсем уже взрослые, - расчувствовался знаменитый художник.

- Вы растили их в одиночестве? Так ведь? Один? – никак не могла спрятать свой пафос пегаволосая женщина.

- Вы правы, - подтвердил Томас и, подумав, добавил, припустив в голос нотки светлой грусти. – Растил один. Троих детей. Поднимал на ноги младшего брата. Трудное время было, но хорошее.

- И, наверное, еще и семье помогали? Матушке с отцом? – с умилением уставилась на него журналистка. Томас вновь ослепительно улыбнулся:

- Конечно. Они же мои родители. Как иначе?

- В одном из интервью вы упомянули, что ваш младший брат психически нездоров и…

- Стойте, стойте, - поднял руки вверх господин Радов, как будто бы его собирались расстрелять. – Пусть он и нездоров, но не будем говорить о нем!

- Конечно, как скажете, - стушевался колобок. Молчащий директор галереи хмыкнул в кулак, но промолчал. Кажется, он лично знал «нездорового» младшего брата Томаса.

- Могу сказать лишь то, что родителям было с ним тяжело, и я забрал его себе.

- О, Боже, вы, гениальный художник, были кормильцем такой большой семьи! – воскликнула тем временем женщина-журналист. – Вам приходилось работать и писать картины, так ведь? Как же только вас не изгрызла материальная сторона быта?

- Дорогая моя, - улыбнулся ей, как милостивый император верной подданной Томас, - творить – мое призвание. От призвания не отказываются – это и дар, и проклятие одновременно. И, поверьте, как бы тяжело мне не приходилось, ничего не смогло и не сможет заставить меня бросить искусство. Оно – это я. Я – это оно. Кстати, - добавил он чуть-чуть лукаво, - я тут об перфомансе подумываю…

- Какой он забавный, - шепнула улыбающаяся Марта Нике, глядя, как журналисты наперебой начали выпытывать из лучащегося радостью художника информацию о возможном будущем перфомансе. А он словно того и ждал: заложил руки за спину, чуть приподнял подбородок и, глядя влево, начал неспешно рассказывать о будущей концепции своих возможных творческих работ. Со стороны это выглядело так, как будто Томас делился с окружающими разгадками на самые волнующие тайны бытия.

- Нет, он очень-очень забавный, - опять хихикнула скрипачка. – Мне кажется, в голове у него помимо мозга проживает кто-то еще.

- Тихо ты! Он классный! Хотя-я-я, конечно, своеобразный. Пошли за ними, - велела Ника сестре, осторожно следуя следом за медленно движущейся компанией. Ей хотелось послушать еще.

- Ваши дети до сих пор живут с вами? – продолжались расспросы тем временем.

- Да. Кстати, моя старшая дочка собирается замуж, - продолжал неспешно рассматривать чудовищную композицию, которая была им, собственно, и создана, длинноволосый жизнерадостный мужчина.

- За кого? – с придыханием спросила журналистка, не выпуская из руки блокнота с карандашом.

- За человека, - услужливо сообщил ей Томас. Директор галереи вновь позволил себе смешок.

- А что, были претенденты неземных цивилизаций? – поинтересовался мужчина-колобок с диктофоном в руках. – Вот вы знаете, наши местные господа уфологи…

- Были, - перебил его более чем непосредственный художник, - знаете ли, мне казалось, что этот типан, то есть, - тут же поправился Томас, - конечно, милостивый государь, был родом откуда-то с Альфа-Центавры. Или, по крайне мере, с Сатурна.

- Как вы это поняли? – поинтересовался тут же колобок с диктофоном. Его коллега закатила глаза. Похоже, они были в восторге от художника.

- У него строка с данным сообщением по лбу бежала без устали, - отозвался Томас. – Хорошо, что моя девочка выбрала приличного мальчика, прекрасно ориентирующегося в современном искусстве. Между прочим, ее избранник – мой поклонник. А что у вас там с местными уфологами? – заинтересовался художник.

- Давай, автограф попросим? – прошептала Ника, глядя, как компания вновь медленно отходит вправо.

- Если у него такие жуткие скульптуры и картины, боюсь представить, как он расписывается, - отреагировала Марта, делая вид, что ей интересно огромное нечто, напоминающее воронье гнездо, в котором сидела со скучающим видом самая настоящая смерть с косой. Лица ее не было видно – его закрывал черный капюшон. Зато видны были кисти обеих рук: изящная, маленькая, чуть полноватая женская и крупная, жилистая, явно принадлежащая мужчине-трудяге. Первая рука держала медную чашу с серым пеплом, вторая – что-то, подозрительно напоминающее кость из ребра человека. На коленях ее лежала острая окровавленная коса. Она казалась зловещей, если бы не была перевязана в нескольких местах пестрыми сиреневыми ленточками и салатовыми игривыми бантиками, которые часто используют для упаковки подарков. Вокруг невозмутимой смерти, которой, казалось, было все равно, что ее рабочее оружие более не вызывает панику и страх, были разбросаны яичная скорлупа и веточки с распустившейся сиренью, а на ее голове в мрачном капюшоне сидели как ни в чем не бывало попугай, птица неопределенной породы синего окраса и нечто, напоминающее феникса. Последняя птичка неестественно задрала одну лапку кверху, словно собиралась нагадить уважаемой смерти прямо на голову. А еще одной яркой деталью изумленной от изобилия странностей Марте показалась яркая вышивка на подоле одеяния смерти в виде квохчущих здоровенных куриц.

«Семь часов до появления детей смерти. Т. Радов», - перевела она взгляд на надпись внизу. Ника тоже с большим интересом уставилась на сей шедевр, и девушки пару минут зачарованно разглядывали его.

- Она что, - выразительно покосилась на инсталляцию девушка, - высиживает яйца? У нее дети из яиц вылупляются?

- Да, милая, совершенно верно, – неожиданно раздался приятный голос Томаса за спинами сестренок Карловых. Девушки мигом обернулись. Как оказалось, небольшая группа людей во главе с художником, циркулировавшая по залу, незаметно подобралась к девушкам, вернее к композиции со смертью, о которой художник что-то рассказывал, и Радов, услышав слова Марты, не мог не ответить ей.

- Здравствуйте, - тут же смело поздоровалась с одним из любимых художников Ника, не веря своим глазам. Марта, чуть зарумянившись, тоже пробормотала слова приветствия.

- Добрый день, - покивал им Томас. – Рад видеть вас на своей персональной выставке.

- Спасибо, что приехали в наш город, - так же смело улыбнулась Карлова. – Вы один из самых мои любимых современных художников.

- Правда?

- Конечно! Мы с сестрой даже и не думали, что сможем увидеть вас так… просто! Да? – дернула Марту за рукав Ника.

- Да, - отозвалась она, чуть смущаясь. Надо же, этот дядька с хвостиком к ним подошел. И вся его компания – тоже. Стоят теперь за спиной и смотрят, а фотограф так и продолжает самозабвенной щелкать затвором.

– Как же приятно, милые, как же приятно, - моментально расчувствовался длинноволосый мужчина и тут же в легкую принялся объяснить суть результата собственного творчества, сводящегося к тому, что смерть подобна курице и извечному философскому вопросу, связанному с ней - что появилось первым: курица или яйцо?

- …смерть или жизнь? – минут через десять закончил Томас, вопрошающе обратившись к собравшимся вокруг людям – а их становилось все больше и больше. Посетители выставки, заходящие время от времени в этот небольшой зал, явно не ожидали встретить в нем того, ради которого они сюда, собственно, и пришли, а, встретив, не преминули подойти и хотя бы одним глазком взглянуть на художника.

– Должны ли мы родиться, чтобы умереть, или умереть, чтобы родиться? В прямом и в переносном смысле, естественно. В течение жизни мы несколько раз умираем и рождаемся заново, - продолжал задумчиво Томас, стоя около Марты и Ники. – И суть всего этого – это наши внутренние изменения, которые ведут к изменениям внешним. К таким о, которых вы даже и не мечтали. Вернее, наоборот, мечтали.

- А что, если не судьба? Что, если то, о чем мы мечтаем и чего страстно хотим, не предусмотрено нашей судьбой? – спросил кто-то умный из небольшой, но крайне заинтересовавшейся происходящим толпы. - Судьба – это ведь то, что нам предуготовлено свыше, и мы не можем изменить ее ход.

- Что значит не судьба? Что значит не предусмотрено? Что значит не можем изменить ее ход? – сердито спросил Томас, выискивая глазами вопрошающего – им оказался один из студентов-интеллектуалов в очках. Теперь он явно ждал ответа от маэстро. – Изменяй себя и будет изменяться твоя судьба. Убей себя – в переносном смысле, естественно, пройди через испытания, и возродись заново, как он, - тут художник ткнул пальцем на собирающегося нагадить на голову смерти феникса – все дружно уставились на птичку, - тогда и твоя жизнь поменяется. А если ты не будешь трансформироваться, то и судьба твоя, соответственно, тоже, застынет. Не знаешь итальянского, тебе не судьба будет общаться с детьми солнечной Италии, но как только выучишь, приложив усилия и волю, то и судьба твоя поменяется – сможешь, например, познакомиться с хорошенькой итальяночкой и жениться на ней. Чемпионом мира по биатлону не стать тому, что впервые видит лыжи в сороковник. Певицей не стать тому, кто рожден мужчиной. Все закономерно, друзья мои, все закономерно и держится в равновесии и равновесием. Вашем внутреннем, естественно. И вообще, живите и дышите свободно, без рамок и ограничений! – вдруг улыбнулся собравшимся художник. – И не путайте судьбу с предназначением или собственным бессилием. И да, - добавил он, - если ты не будешь меняться, то у тебя не будет опыта, чтобы отличить попугая от птицы счастья. - С этими словам знаменитый художник протянул руку к двум другим птичкам, гордо восседающим на голове смерти, которая, похоже, тоже задумалась над словами Томаса Радова, и только тогда Марта разглядела, что на попугае висит крохотная табличка с надписью «Птицень счастья», а на синей птице - «Попугайко».

- Короче, живите свободно, - объявил Томас громко и убедительно. – Мы не зависим от судьбы, мы ее выбираем. От судьбы не убежишь – ее просто-напросто поменяешь своими поступками и мыслями. И тогда поймешь, какую птицу нужно ловить. Хотя, конечно, о синей неуловимой птахе счастья разговор должен быть отдельным. Так что это я так, в общем.

- Вы бесспорный талант! – захлопала ему от избытка эмоций женщина-журналист с пегими волосами, и к ней присоединились и другие люди. - Кстати! Как интересно! Среди ваших поклонников так много молодых людей. Взять хотя бы этих очаровательных девушек, - и она кинула взгляд на обалдевших от эмоций Нику и Марту.

– Это так приятно – видеть, что современное искусство пробуждает интерес у столь юных созданий! – подхватил ее коллега-колобок, а хозяин галереи вновь заухмылялся.

Томас пожал плечами, но по его смеющимся карим глазам видно было, что и он рад сему факту.

- А можно ваш автограф? – попросила Ника с сияющим лицом, подумав, что этот день ею точно прожит не зря! Это ведь так классно – встретить того, кто дарил тебе своими картинами, пусть на первый взгляд непонятными и странными, столько эмоций. Да и к тому же о судьбе Томас говорил правильные вещи.

- Конечно же, оставлю его вам с большим удовольствием, - благосклонно согласился художник, принимая из рук Ники ручку и блоконтик. Молчаливый фотограф вновь усиленно защелкал затвором – видимо, хотел сделать как можно большее количество снимков, лучшие из которых в скором времени должны были пойти в материал, посвященный приезду в их город такой личности, как господин Радов.

Томас Радов с удовольствием расписался для обеих девушек - Марта зря волновалась: подпись он ставил хоть и оригинально, слегка коряво, но привычно, без стеснения и вполне себе по-человечески, а после художник оставил автограф на память и всем остальным желающим, одновременно шутя и рассказывая о своем творчестве, да с таким энтузиазмом, что даже далекая от художественного мира Марта заинтересовалась им. После знаменитый художник современности был вновь забран возревновавшими журналистами и утащен ими в неизвестном направлении.

- Я под впечатлением, - улыбнулась скрипачка, у которой было такое чувство, что она и сестра побывали теплом, чуть-чуть сумасшедшем вихре – так ее впечатлил Томас Радов.

- Видишь, какой он классный, - с гордостью, как будто бы художник был ее собственным сыном, сказала Ника, пряча автограф в сумочку. – А насчет судьбы – это он в точку. Просто кое-кто боится ее менять, - добавила она неожиданно зло, вспомнив Укропа и его дурацкие теории, которые явно не приведут ни чему хорошему. Тесеюшка тоже, наверное, не был счастлив, отказавшись от Ариадны.

- Ты чего? – посмотрела на сестру Марта.

- Нет, ничего. Давай еще походим?

- Давай. Тут забавно! У меня теперь настроение хорошее-прехорошее!

Когда девушки вышли на улицу, вновь оказавшись перед торгово-развлекательным центром «Рай» и совсем неподалеку от ресторана «Милсдарь», то солнце уже начинало садиться - по-тихому, медленно, с ленцой, которое больше было присуще томному изнеженному июню, а не активному броскому маю. Марта только облегченно вздохнула, глядя на то, как лучи цепляются за крыши зданий, как будто бы не хотят покидать эту часть земли. Точь в точь, как маленькие дети, которых строгие мамы зовут домой, а они не хотят прерывать интересную игру и кричат: «Еще пять минут! Пожалуйста! Мы только доиграем!».

- Боже, я думала, из этого филиала ада я не вырвусь! – сказала девушка в шутку, поправляя волосы. Выставка-инсталляция Томаса Радова порядком ее впечатлила.

- Мы культурно просвещались!

- Вот в следующие выходные я возьму тебя на оперу. Там окультуришься не на шутку, - мстительно пообещала Марта сестре, зная ее нелюбовь к данному виду музыкального искусства. – Но этот Радов, он прикольный. Интересно, каким бы он музыкантом был?

- Не знаю. Рокером. Крутым, старой закалки. Как чуваки из «Кисс», - недолго думая, сказала Ника. – Блин, что-то в глаз попало, подожди. – Она полезла в сумочку и, немного в ней покопавшись, достала небольшое круглое зеркальце с украшенным мелкими стразами ангелом на аккуратной крышечке.

Ее кузина послушно остановилась.

- Я имела в виду, на каком бы он инструменте играл. Но мне понравилось твое сравнение, - улыбнулась Марта, отчего-то чувствуя себя немного уставшей, но почти счастливой. Может быть, это было связано с началом мая, который девушка очень любила, может быть, с выходными теплыми дни, а, может быть, с тем, что, как казалось скрипачке, ее чувства к Саше становились менее яркими и болезненными.

- Может быть, он играл бы и на скрипке, - отозвалась Ника, продолжая разглядывать чуть покрасневший глаз. После встречи с Т. Радовым ей тоже было хорошо на душе. Художник, о котором она столько слышала, оказался самой настоящей солнечной батарейкой, нет, даже батареищей, способной положительно заряжать всех тех, с кем Томас общался. Казалось, в этом харизматичном человеке самой природой заложены неограниченные ресурсы чистой светлой энергии.

- Тогда уж, на электроскрипке, - поправила сестру Марта. – Ну что, вытащила из глаза соринку? Кстати, куда сейчас пойдем? В сторону проспекта или к парку на Императорской площади? Или здесь будет стоять?

Ника, моргая и убирая зеркальце обратно в сумку, задумалась.

Она хотела предложить кузине просто пройтись по близлежащим улочкам города, на которых частенько встречались нарядные и недавно отреставрированные особняки прошлого и позапрошлого веков, но как только девушка только открыла рот, то увидела, как к находящемуся справа от них претенциозному ресторану «Милсдарь», в котором Ника несколько раз была стараниями своего молодого человека, подъезжает знакомый ей автомобиль - черный серьезный «Джип Рэнглер». Первым из него вылез Александр, а следом за ним и его накаченный друг Миха со шрамом через всю щеку, принявшийся что-то бурно доказывать Саше. Тот смотрел на Миху, как на огромного рыжего таракана и скептически молчал, как будто бы уже принял какую-то точку зрения и не собирался от нее отказываться, не смотря на все уговоры водителя «Джипа». Если бы Ника точно не знала, что эти двое – партнеры, она бы, наверное, приняла Михаила за Сашиного телохранителя.

- Ты чего замолчала? Опять что-то с глазом? – поинтересовалась Марта, которой не терпелось уже куда-нибудь пойти. Она перехватила взгляд двоюродной сестры и тоже заметила Александра, мгновенно подобравшись. Когда скрипачка видела его, она разрывалась между двумя чувствами: скукой по любимому человеку и нежеланием встречать его вообще. Он же девушек не видел, все свое внимание обратив на подъезжающий к ресторану вальяжный белый «Мерседес», откуда выбрались двое мужчин лет тридцати пяти, или, быть может, старше. Одного из них, с колючим, очень жестким взглядом глубоко посаженных глаз, как запомнила Ника, звали Максом. Она видела его всего лишь дважды: первый раз осенью, когда Сашка притащил ее в ресторан на обеде, а второй – где-то в феврале, и оба раза Карлову посещало странно нервное чувство, что этого мужчину она уже когда-то встречала. Вот только где и при каких обстоятельствах, девушка припомнить так и не могла, и ее это очень мучило.

- Ой, твой Саша, - произнесла Марта, стараясь, чтобы ее голос был обрадованным. Ника никогда не узнает о ее чувствах к Дионову, поэтому всегда строго следила за собой, дабы не выдать собственных чувств к брюнету. Раз он называет ее сестренкой, она будет относиться к нему, как к брату – старшему брату. – Подойдешь к нему?

- Нет, - покачала головой Ника, внимательно наблюдая за Александром, который за руку по очереди здоровался с мужчинами из белого «Мерседеса», - не хочу мешаться. Завтра, наверное, с ним увижусь. Он пока занятой. Какие-то проблемы в бизнесе. Сказал, что сегодня должен встретиться с какими-то там важными людьми. Пойдем, сестричка-лисич… - Девушка вдруг замерла. Сердце ее тревожно запело.

К стоящим на крыльце перед «Милсдерем» подошли еще двое: довольно-таки мощные с виду, коротко, почти на лысо стриженые ребята не слишком-то презентабельной, не смотря на наличие деловых костюмов, которые, казались, на размер-два меньше, чем нужно, внешности. Они тоже только что подъехали к ресторану на пыльной, слегка потрепанной, но жизнерадостной «Тайоте», которую припарковали совсем близко от здания галереи современного искусства, и быстрым шагом оказались около Макса. Качки почтительно поздоровались с ним, а он удостоил их лишь недовольным взглядом колючих глаз, сказал что-то резкое и рывком взял из их рук папку, судя по всему, с какими-то документами. А после повелительно махнул кистью – мол, можете идти. Те, все так же не забывая о правилах вежливости, попрощались с Максом и вновь направились к своей «Тайоте». Около нее мощные парни замешкались, обсуждая что-то между собой.

- Егорыч, ну ты, козел, подставу сделал! Макс злится, что мы опоздали! – сказал один из них злым басовитым голосом, и Ника с Мартой услышали это.

- А я-то тут при чем, если пробка гребанная была? – стал тут же оправдываться второй тип. – И не называй меня Егорычем! Я Егор!

- Ладно, садись в тачилу, погнали. Главное – привезли.

Во внешности этих двух не было ничего необычного, но при виде их Нику словно полиэтиленовым мешком с мукой по голове стукнули, да так, что он порвался, и вместе с белым почти невесомым порошком из пакета вырвался аромат терпкой хвои и свежий смолы. Он окутал завсегдатаю Никиных глаз – фарфоровую куклу с кудряшками бледно-зеленым полупрозрачным туманом, и она испуганно чихнула, отшатнувшись назад, за черту событий почти трехгодичной давности.

- Куда собралась?

- Верните меня обратно! Верните!! Кто вы такие??

- Я - Колян, а водила – Егорыч.

- Егор я, а не Егорыч. Егор. Не дергай ты так ручку, сломаешь на хрен. Сиди спокойно.

- Зачем я вам нужна?

- Нужна, но не нам. Зачем ты нам? Нас тебя просили привести в целости и сохранности. Даже машину выделили. Видала, какая тачка нехилая?

- А кто... кто вас просил?

- Один хороший человек. Едем к нему, потому что он желает видеть тебя. Веди себя с ним хорошо и приветливо, поняла? А то потом вдруг он захочет, чтобы мы с Егорычем тебя в лесок повезли в багажнике?

- Макс, здорово! Мы к Марту. Просил доставать девочку. Тачку вот нам велел малого взять, типа наша помята сильно... А девочку надо с ветерком прокатить... С удобствами.

- Иначе что? Радик, братишка, да ты меня монстром просто выставил. Что теперь будет думать обо мне возможно будущая невестка?

Фарфоровая красавица очнулась.

Ужас и запах хвои и смолы…

Этот аромат – одновременно приятный, но вызывающий дрожь в коленях от страха Ника не в силах была забыть до сих пор, как и лицо Никиты. Именно его она вдохнула тогда, когда двое бугаев вытащили ее из машины, на которой увезли, подкараулив около подъезда, когда девушка вышла в магазин. Тогда ей было страшно так, как не было никогда в жизни, и Карлова даже готовилась к тому, что, возможно, сейчас, около красивого особняка, окруженного сосновым бором, ее лишат жизни. Тогда она еще подумала, отстраненно глядя на незнакомый изящный трехэтажный коттедж: «Моя смерть пахнет деревом, а выглядит, как дом моей мечты".

Конечно, все обошлось, и никто ее отправлять к праотцам не собирался, – Март всего лишь просто хотел познакомиться и пообщаться, приняв Карлову за девушку Никиты, но страх все равно никуда не делся. Сомнений у Ники не оставалось – перед ней были лица мнимых похитителей, которые каким-то образом перепутали ее с подружкой Укропа.

Егор-Егорыч и Колян скоренько запрыгнули в «Тайоту» и уехали. А у Ники слегка подкосились ноги: теперь она точно узнала и Макса, который все время напоминал ей кого-то, а она не понимала, кого именно. Он был одним из приближенных Андрея, который также находился вместе с ним в особняке, и был то ли его левой рукой, то ли правой, не важно даже какой. Важно то, что он был и, видимо, остается самым настоящим бандитом, который каким-то чудом не угодил за решетку, как большинство членов ОПГ Пристанксих.

На самом деле на Макса Нике было все равно, но… Но что с таким человеком может быть общего у Александра?! Что их связывает? Какие дела?

Ах, да, Дионов же как-то говорил, что он возглавляет дочернюю фирму, принадлежащую бизнес-группе Макса.

Нет, понятно, что Саша, скорее всего, не очень то и законопослушный парень, раз занимается бизнесом – в нем чистоплюев и святош нет, но если он связан с Максом, который, как помнила Ника, занимался и азартными играми, и наркотиками, то… То вполне возможно, и он тоже связан с криминалом. Тогда можно понять, как за такой небольшой промежуток времени молодой парень без высшего образования стал таким обеспеченным.

- Что с тобой? – спросила Марта, глядя на молчащую сестру, - тебе плохо стало?

- Немного голова закружилась. Все нормально, не волнуйся, - соврала, чтобы не расстраивать ее Ника, а между тем в голове ее прыгали самые разные мысли, каждая из которых выдавал себя за озарение. Макс, положив Саши руку на плечо, увел его в ресторан. Миха и второй мужчина, коротко переговариваясь, направились следом.

После, уже сидя на какой-то лавочке, в ожидании Марты, которая побежала в ближайший супермаркет, чтобы купить сестре водички, подумав, что ей немного нехорошо, Ника глубоко задумалась. Да, она до сих пор не знает, чем именно занимался несколько лет Саша, после того, как уехал из их города в соседней за своей новой любовью, да и до сих пор точно не может ничего сказать о его бизнесе – знает только сферу деятельности и партнера, вернее, получается, даже босса - Макса, бывшего и, скорее всего, настоящего бандита. Но как и где Саша с ним познакомился? А, главное, когда? И из-за девушки ли уехал ее парень из города так поспешно? Или для этого была другая причина?

Совершенно некстати память подкинула глубоко задумавшейся Карловой один эпизодик из прошлого. После того, как Александр уехал, через месяца два или три Ника случайно встретила его лучшего друга Женю. Раньше, когда девушка встречалась с Сашей, она постоянно тусовалась в его компании, а после такого внезапного расставания даже почти и не виделась ни с кем оттуда и вежливо отказывалась от любых предложений провести время вместе.

- О, Ника, привет! – явно обрадовался Женя, увидев девушку. Надо сказать, она ему нравилась, и если бы Саша не положил на нее глаз, то вполне возможно, Ника могла бы встречаться с Евгением. Хотя нет, она бы не стала встречаться с ним – не смотря на миловидную внешность и умение показать себя в компании, Женя был не в ее вкусе. Нет, он не был хорошим парнем или покладистым пай-мальчиком, напротив, часто нарывался на неприятности и любил веселье, громкую музыку и вечеринки с алкоголем, но для Ники он оставался не более чем хорошим приятелем. Наверное, между ними не произошло никакой химической реакции.

Дата добавления: 2015-07-12