Революция 1921 – 1924 гг. в Монголии. Причины, характер и основные этапы монгольской революции.

На протяжении почти семи десятилетий последовавших за революцион-ными событиями 1921 – 1924 гг. в Монголии в отечественной историогра-фии, так же как и в монгольской, в вопросах оценки причин, характера и периодизации монгольской революции господствовал жёсткий догматичес-кий подход. Непреложной истиной считалось, что революционный взрыв в Монголии был вызван причинами сугубо внутреннего характера – отсталос-тью социально – экономического уклада и образа жизни монгольского обще-ства по отношению к остальным странам и народам мира, причём не только к самым передовым, а даже по отношению к соседям – Китаю, Корее, Японии, не говоря уже о России; закоснелостью и несовершенством политического и государственного устройства феодально – теократической монархии во главе с богдо – гэгэном, несоответствии его потребностям дальнейшего развития монгольского общества и государства. Из причин внешнеполитического ха-рактера, на первый план выдвигалось сопротивление попыткам Китая ликви-дировать автономию монгольского государства, восстановлению в Монголии китайского владычества, а также борьба за достижение Монголией национа-льно – государственной самостоятельности, полной независимости от Китая и суверенитета монгольского государства в международных делах. Особое значение, конечно же, придавалось и воздействию событий Октябрьской революции в России на развитие внутриполитической ситуации в Монголии и созревание революционного кризиса, однако характер этого воздействия признавался опосредованным, т. е. вторичным – Советская Россия оказала материальную, военную и дипломатическую поддержку монгольской революции, способствовала утверждению республиканского строя в этой стране, – но не более того. Не лучше обстояло дело и с определением харак-тера и периодизации монгольской революции.

По своему характеру монгольская революция определялась как народ-ная, антиимпериалистическая и антифеодальная. Народная, поскольку в ней активное участие принимали широкие народные массы, прежде всего мон-гольское аратство и бывшие военнослужащие распущенной китайскими властями монгольской армии, а также патриотически настроенное чиновни-чество и ламство, отчасти – и мелкие светские, прежде всего безудельные, феодалы; антиимпериалистическая, поскольку главными целями революции провозглашались освобождение страны от ига китайского милитаризма и мирового империализма, а также воссоздание независимого монгольского государства; антифеодальная, поскольку основными задачами её являлись ликвидация феодально – теократического строя и соответствующих ему пережитков, отделение ламаистской церкви от государства и секуляризация общественной жизни, раскрепощение аратства и ликвидация сословного де-

ления общества, утверждение равенства всех граждан Монголии в полити-ческих и иных правах независимо от их социального происхождения и т.п.

Что касается периодизации монгольской революции, то обычно выде-ляли два ярко выраженных периода или этапа:

– первый этап /1921 – 1940 гг./ – оценивался как демократический или некапиталистический, в ходе которого решались следующие задачи: ликви-дация феодальных отношений и класса феодалов, ликвидация зависимости страны от иностранного капитала, освобождение сознания народных масс от влияния ламаизма и т.п. Одновременно с этим, как утверждали отечествен-ные и монгольские историки, создавались социально – экономические и духовные предпосылки для движения страны по некапиталистическому пути к социализму;

– второй этап /1940 – 1960 гг./ – оценивался уже как социалистический, в ходе которого монгольское общество и государство приступили непосред-ственно к строительству основ социализма по советскому образу и подобию, к разрешению таких общих для всех марксистскоориентированных режимов задач, как социалистическая индустриализация, коллективизация сельского хозяйства, углубление культурной революции и т.п.

По завершении второго этапа правящей в Монголии Монгольской народно – революционной партией /МНРП/ была поставлена следующая цель – завершить в стране успешное строительство социализма и построить в дальнейшем коммунистическое общество.

Не менее жёстко в отечественной и монгольской историографии реша-лись вопросы и о возникновении Монгольской народной партии /МНП/ и о её создателях, о руководящей роли МНП в революции, о политических лиде-рах нового государства. Официально принято было считать, что МНП обра-зовалась в результате слияния ряда революционно кружков возникших на территории Монголии под непосредственным воздействием событий Октябрьской революции в России, её идей, и что наиболее крупными и вли-ятельными из них были кружки созданные Дамдингийном Сухэ – Батором и Хорлогийном Чойбалсаном. Вполне естественным казался и следующий вывод – именно эти лица возглавили МНП, стали впоследствии вождями монгольской революции и политическими лидерами народной Монголии.

Однако начиная с 90-х гг. ХХ века, в связи с радикальными измене-ниями в общественно – политическом и социально – экономическом строе, происшедшими как в Россия, так и в Монголии в результате кризиса и краха тоталитарных коммунистических режимов, наметился определённый прорыв и в духовной сфере, в развитии общественных наук, в т.ч. и исторических ис-следованиях. Прежняя официозная концепция новейшей истории Монголии после победы революции 1921 года, сложившаяся под непосредственным влиянием концепций, которые господствовали в отечественной /советской/ и монгольской историографиях в течении многих десятилетий, в настоящее время подвергается критике и попыткам пересмотра. Безусловно, что данный процесс охватил собой и проблему монгольской революции, оценки её при-чин, характера и периодизации. Историки – монголоведы стремятся найти новые подходы к более глубокому и всестороннему изучению старых и новых фактов истории, событий и личностей.

В то же время в вышеуказанный период времени проблемами новейшей истории Монголии начали заниматься лица не имеющие прямого отношения к исторической науке как таковой, по преимуществу монгольские писатели, журналисты и публицисты. Как раз со стороны этой группы «исследовате-лей» громче всего стали раздаваться критические высказывания по поводу исторического пути развития монгольского общества и государства с момен-та ликвидации феодально – теократической монархии и утверждения респуб-ликанского строя.

Подверглось сомнению, если не осмеянию, само понятие «монгольская революция». Дескать, никакой революции в Монголии не было, и быть не могло, тем более «народной». Феодальный строй существовавший в то время в стране отнюдь не исчерпал потенции своего дальнейшего развития, он был ещё достаточно прочен. Так что же произошло тогда в Монголии в период 1919 – 1921 гг. и позже? Какова была истинная подоплёка событий привед-ших к коренной ломке политического и государственного устройства, всего общественного и социального уклада монгольского общества? А произошло, оказывается, стихийное выступление монгольского народа, по преимуществу аратства. Объективно оно носило национально – освободительный характер, поскольку было вызвано фактом оккупации страны китайскими войсками и ликвидацией автономной государственности. Данным выступлением решили воспользоваться большевистское правительство Советской России и руко-водство Коминтерна, рассматривавшие Монголию как плацдарм для даль-нейшего развёртывания мировой социалистической революции в сопредель-ных странах Востока, прежде всего в Китае. С этой целью на территории Советской России был создан революционный центр из числа представите-лей радикально настроенной монгольской эмиграции, образована МНП. Вступив в контакт с оппозиционно настроенными кругами непосредственно на территории Монголии руководители МНП образовали в Кяхте Временное народное правительство, которое от имени монгольского народа и обратило-сь за помощью к Советской России. При непосредственном участии совет-ских военных советников и специалистов из партизанских отрядов, и групп сражавшихся в Монголии с войсками китайских милитаристов и частями Азиатской дивизии барона Унгерна была сформирована Народно – револю-ционная армия во главе с Д. Сухэ – Батором. В решающий момент ей на помощь пришли части 5 армии РККА и в результате совместного выступле-

ния территория Монголии была освобождена, что и обеспечило победу т.н. «народной революции».

Раздавались также упрёки и в адрес руководителей национально – осво-бодительной борьбы монгольского народа, прежде всего Д. Сухэ – Батора. То, что этот человек был неординарной личностью, талантливым военным руководителем, полководцем и народным героем Монголии, в общем то ни у кого не вызывало сомнений, однако и его самого, и его ближайших сподвиж-ников обвиняли в политической близорукости, в непонимании особенностей исторического и культурного развития монгольского общества и государства, в левацком экстремизме, в слепом копировании советского опыта и т.п. Осуждался,.в частности, и такой акт, как ликвидация феодально – теократи-ческой монархии в относительно короткий по историческим понятиям срок и установление в стране республиканского строя.

С подобной трактовкой событий монгольской революции соглашали- сь также и некоторые отечественные историки, прежде всего Гольман М.И. По его мнению, провозглашение Монголии Народной Республикой было актом преждевременным, оно не отвечало национальным устремлениям и чаяниям большинства кочевого и глубоко верующего населения страны. Скоропалительная ликвидация векового института перерожденцев Даранаты сразу после кончины богдо – гэгэна Джебзун – Дамба – хутухты YIII, не могли не задеть религиозных и национальных чувств и менталитета аратов, традиционно почитавших богдо – гэгэнов как «живых богов» и символов монгольской самобытности и государственности. Эта акция обезглавила церковь и явилась как бы начальным импульсом, провозвестником последо-вавшего в 30-е гг. ХХ века наступления на экономические и идеологические позиции других церковных иерархов и буддийской общины как таковой, при-ведшего в итоге к разрушению монастырей и ламства как класса, – ранее на протяжении столетий незыблемых устоев монгольской цивилизации и общества.

Как показали последующие десятилетия существования МНР, утвер-ждали оппоненты официозной историографии, республиканский строй, введённый Конституцией 1924 года, стал строем народной демократии лишь на бумаге. Вместо народовластия, что было провозглашено, но не реализовано, страна получила авторитарный, а затем и тоталитарный режим. Вместо демократии – личную диктатуру Хорлогийна Чойбалсана, а затем и Юмжагийна Цеденбала. Вместо власти хуралов /народных советов/, начиная с 30-х гг. ХХ века, всё более усиливавшийся партийный диктат, нарастание руководящей и направляющей роли правящей МНРП. При этом, формально по Конституции, оставаясь основой политической системы, хуралы народных депутатов как в центре, так и на местах вместе со всеобщим избиратель- ным правом превратились в послушных проводников однопартийной политики и решений, в фиговый листок, прикрывавший тоталитарную сущность системы.

Как правило, сторонники такого подхода в историографии периода новейшей историй Монголии пытаются обосновать тезис о том, что револю-ция 1921 года якобы прервала естественный ход развития Монголии в резу-льтате чего страна пошла по ложному пути. Вряд ли стоит подробно останав-ливаться на доказательствах ошибочности данного тезиса. Достаточно вспо-мнить следующие факты. Экономика страны, в которой хозяйничали феода-льно – теократическая знать и иностранные купцы и предприниматели, дег-радировала. Её основу составляло кочевое экстенсивное скотоводство. Страна, где кожевенного сырья было достаточно для десятков заводов, вво-зила кожу из-за границы, т.к. национальной промышленности в стране не было. В степях Монголии паслись стада в сотни тысяч голов, однако молоч-ное хозяйство было настолько отсталым, что например, сливочное масло импортировалось. Сдавая немытую шерсть, этот основной продукт живот-новодства, китайскому или русскому купцу, монгол вынужден был потом втридорога оплачивать каждый метр ввезённой шерстяной ткани. Развитие промышленности не входило в расчёты предпринимателей, хозяйничавших в Монголии. Они были заинтересованы лишь в том, чтобы за бесценок скупать здесь дефицитное животноводческое сырьё и по монопольным ценам сбыва-ть ввезённые в страну промышленные товары. Подчинение экономики стра-ны иностранному капиталу, отсталая социальная структура и закоснелая политическая система феодально – теократического государства, господство крепостнического хозяйства, засилье и гнёт ламаистских монастырей – всё это тяжёлым оковами ложилось на развитие производительных сил Монголии, О каких – либо технических новшествах и говорить не приходи-лось – в начале ХХ века здесь не умели делать даже круглых колёс /их дела-ли многоугольными и без единой железной части/, в эпоху дальнобойной артиллерии и зарождения авиации монгольская армия была вооружена в основном луком со стрелами, а вместо денег при расчётах пользовались скотом, чаем и другими товарами. Тяжёлый беспросветный труд и полуго-лодное существование было уделом большинства населения страны. Страш-ная нищета и разорение, низкая продолжительность жизни и высокая смерт-ность населения, широкое распространение туберкулёза, проказы и венери-ческих заболеваний, очаги чумы и чёрной оспы – всё это вело к катастрофи-ческому вымиранию населения.

Как видим, «естественный ход развития Монголии» приближал её к краху – давайте называть вещи своими именами. Имманентные потенции развития монгольского общества к тому времени уже были исчерпаны. По существу, шёл процесс деградации нации, о чём в своё время писали многие, в т.ч. и русские учёные и путешественники, Они пессимистически предсказывали, что кочевники Центральной Азии никогда не приспособятся к современной цивилизации, пророчили гибель монгольскому народу. Думается, что именно революция 1921 года и провозглашение в 1924 году народно – республиканского строя явились тем импульсом, тем толчком, который и открыл для Монголии новые горизонты социально – экономичес-кого и политического обновления.

Многочисленные факты мировой истории показывают, что любая малая страна, подобная Монголии, если она намерена развиваться, должна находи-ться в орбите какой – либо крупной державы. Выбор у Монголии был неве-лик: либо Россия, либо Китай. Китай в то время был не в состоянии удержать Монголию в своей орбите, к тому же китайская политика в отношении этой страны вовсе не способствовала возрождению монгольской нации и государ-ственности. В сложившейся исторической ситуации Монголия самым естест-венным образом оказалась в орбите Советской России. Поэтому многое из того, что в последующем происходило в Монголии, представляло собой отражение – и внутреннее, и внешнее – событий в СССР и России. В целом, однако, мы можем констатировать, что критический анализ прежних концеп-туальных установок в проблематике монгольской революции, пусть не сов-сем научный и не всегда объективный, всё же принёс определённые положи-тельные результаты. Были подняты из архивов неизвестные ранее или мало-известные документы, позволившие по иному взглянуть на события начала ХХ века, на действия тех или иных лиц принимавших участие в этих собы-тиях. Это позволило наметить новые подходы в изучении данной темы, под-твердить или опровергнуть прежние выводы относительно причин, характера и периодизации монгольской революции. Но для того, чтобы не быть голо-словным, надо хотя бы вкратце рассмотреть событийный ход монгольской революции.

Как я уже упоминал ранее в ходе предыдущей лекции, в 1918 – 1919 гг. вследствие оккупации Монголии китайскими войсками государство богдо – гэгэна прекратило своё существование. В стране была установлена военная диктатура генерала Сюй Шучжэна, правительство автономии распущено, а монгольская армия разоружена. Хлынувшие в Монголию агенты китайских фирм, торговцы и ростовщики сразу же предъявили требования о возмеще-нии понесенных ими убытков за 1911 – 1919 гг. Сюй Шучжэн издал указ, по которому монгольское аратство обязывалось возобновить платежи китай-ским фирмам по старым кабальным договорам и с начисленными на них огромными ростовщическими процентами. На аратство также были возложе-ны и все тяжести поборов и повинностей, связанных с содержанием китай-ских войск расквартированных в стране.

Ответом на китайскую оккупацию страны, ликвидацию монгольской государственности и пособничество богдо – гэгэна китайскому милитаризму явилось зарождение национально – освободительного движения в Монголии. Движение это изначально не было оформлено ни идейно, ни политически, ни организационно поскольку охватывало собой людей разных как по социаль-ному происхождению и общественному статусу, так и по политическим взглядам. В социальном отношении преобладали выходцы из аратской сре-ды, мелкого чиновничества и ламства, в известной мере – выходцы из среды светских, преимущественно безудельных феодалов. Спектр политических взглядов участников национально – освободительного движения также был довольно широк и разнообразен – от националистов, сторонников идей пан-монголизма до умеренных либералов и революционных демократов народни-ческого типа. В организационном плане данное движение было представлено разрозненными кружками и группировками, сосредоточенными в основном в Урге. О существовании каких – либо марксистских групп в вышеуказанный период времени на территории Монголии практически ничего не известно.

Летом 1920 года разрозненные кружки и группировки объединились в нелегальную революционную организацию, предшественницу будущей Монгольской народной партии. Всех её участников объединяло стремление к освобождению страны от ига китайского милитаризма, к восстановлению монгольской государственности и возрождению нации. Тогда же срочно была сформирована делегация из 7 человек, которая отправилась в Москву с целью получить помощь и поддержку Советской России.

Из кого же состояла данная делегация? В состав её входили следующие лица: преподаватель монгольского языка и журналист лама Догсомын Бодо, чиновник министерства финансов в период автономии Солийн Данзан, чи-новник военного министерства Д. Догсом, лама Д. Лосол; бывший военно-служащий, наборщик типографии и наиболее известная фигура монгольской революции Д. Сухэ – Батор; лама, торговец Д.Чагдаржав; бывший учащийся Иркутской гимназии, разнорабочий Х. Чойбалсан. Эти люди совсем не слу-чайно образовали ответственную делегацию: именно они были наиболее заметны в подпольных кружках и сыграли ведущую роль в революции 1921 года, заняв высокие государственные посты – кто уже тогда, а кто и позже.

Разумеется «семёрка» – это далеко не весь руководящий состав монгольского национально – освободительного движения. Весомо заяви- ли тогда же и такие деятели, как А. Данзан /Япон – Данзан/, Ц. Дамбадорж, Бавасан, С. Буяннэмэх, Н. Жадамба. Из деятелей старого режима к револю-ции примкнули и известный полководец, национальный герой Монголии Хатан – батор Магсарджав, и бывший министр иностранных дел в правите-льстве богдо – гэгэна Б. Церендорж, а также крупный чиновник, учёный А. Амар и другие.

Однако я назвал слишком много имён – ярких, известных, но всё же не равнозначных и не равновеликих. На взгляд историков – монголоведов – и это подтверждается источниками – среди деятелей монгольского национа-льно – освободительного движения наиболее заметны три человека, три ру-ководителя: Д. Бодо, С. Данзан и Д. Сухэ – Батор. Они выделялись не толь- ко благодаря занимаемым постам, они обладали влиянием и авторитетом в обществе. Именно они и стали ведущими лидерами монгольской революции.
У них было немало общего: все трое вышли из аратской среды, пробились наверх благодаря своим способностям, энергии, рано осознали необходимо-сть перемен для Монголии, вместе включились в освободительную борьбу. Но, к сожалению, они не были едины, солидарны в своих действиях и устре-млениях, не были по – настоящему дружны между собой, а это пагубно отразилось и в делах, и в личных судьбах.

О жизни Д. Сухэ – Батора написано много книг, статей и очерков. О Д.Бодо и С. Данзане известно гораздо меньше. Деятельность этих двоих оценивалась предвзято: в лучшем случае – «попутчики революции», а чаще – «контрреволюционеры», «предатели» и «ренегаты». Только в наши дни стало очевидным, что подобные характеристики далеки от объективности.

Догсомын Бодо /1885 – 1922 гг./ – арат по происхождению, лама, пре-подаватель монгольского языка, журналист, автор ряда статей и литератур-ных произведений, организатор нелегального кружка, один из основателей Монгольской народной партии, первый премьер – министр постоянного правительства новой Монголии. Находясь на подпольной работе в Урге, был избран заочно в состав Временного народного правительства в качестве министра иностранных дел /это произошло 13 марта 1921 года/. Вскоре Д. Бодо прибыл в Кяхту и 16 апреля того же года стан премьер – министром, сменив на этом посту Д.Чагдаржава. Это решение было вполне обоснован-ным, оно не явилось неожиданностью. По уровню знаний, политическому кругозору, умению составлять документы он был одним из наиболее подго-товленных деятелей, хотя, конечно, и ему приходилось на ходу приобретать опыт государственной работы. Это был не только образованный, знающий, убеждённый человек, но ещё и хороший организатор, умеющий работать с людьми, координировать их усилия. И ещё одно важное качество – Д. Бодо, судя по отзывам знавших его людей, не был лишён чувства милосердия, он не одобрял насилие, жестокость. Во время его премьерства казней по поли-тическим мотивам в Монголии не было.

Д. Бодо, будучи премьером Временного народного правительства, вы-полнял вместе с С. Данзаном и Д.Сухэ – Батором большую работу по органи-зации борьбы с Унгерном, подготовке первых решений по военным и хозяй-ственным вопросам, по обеспечению победы революции, И когда после взя-тия Урги сформировалось новое, постоянное правительство, он закономерно стал его председателем.

Солийн Данзан /1885 – 1924 гг./ – арат по происхождению, мелкий тор-говец, чиновник, ставший организатором нелегального кружка, одним из ос-нователей Монгольской народной партии, её первым председателем. Именно С. Данзану довелось быть главным представителем новой Монголии на пере-говорах с Советской Россией в 1920 – 1921 гг. Данзан возглавил делегацию не потому, что он самый грамотный и образованный /он вообще не имел никакого образования, освоил грамоту самоучкой/, а потому что обладал необходимым авторитетом и влиянием, умел брать на себя ответственность, был решителен, мог достойно отстаивать монгольские интересы, как он их понимал разумеется.

Важно и другое. Обстановка сложилась так, что в партийной работе всё более укреплялось положение С. Данзана как лидера. Именно он возглавил после возвращения из Москвы осенью 1920 года заграничное бюро МНП, которое занималось подготовительной работой к оформлению партии, под-держанием контактов с Коминтерном. А когда на I учредительном съезде 1 марта 1921 года встал вопрос о выборах ЦК, то его председателем был избран Данзан. Предпочтение было отдано ему, конечно же, не случайно. Он в то время, по мнению партийцев и работников Коминтерна, правильно понимал задачи партии, цели освободительного движения. Разумеется, учитывалось и многое другое: его жизненный опыт, знание людей, умение работать.

С. Данзан – один из руководителей правительства новой Монголии. Во Временном народном правительстве он входил в состав его президиума /вместе с Бодо и Сухэ – Батором/, в постоянном – стал вице – премьером и министром финансов. Как вице – премьер он ведал вопросами экономики. Но не только. Данзан – видный военный деятель. Он участвовал и в фор-мировании Народно – революционной армии, и в боях против Унгерна. В 1922 году С. Данзан наряду с Д. Сухэ – Батором был удостоен почётного звания «Зоригт баатар» /«Отважный герой»/. После безвременной кончины Сухэ – Батора в 1923 году главнокомандующим НРА стал Данзан.

Дамдингийн Сухэ – Батор /1893 – 1923 гг./ – третий отнюдь не по значимости. Его биография хорошо известна. Арат по происхождению, уртонщик /ямщик/, вахмистр, командир пулемётной роты, типографский рабочий, он стал одним из организаторов Монгольской Народной партии, первым главкомом Народно – революционной армии. Важно отметить, что Д. Сухэ – Батор, прежде всего, – крупнейший военный деятель новой Монголии, и оценки его деятельности как главного создателя НРА, содер- жащиеся в прежней историографии, вполне справедливы и заслуженны. Бесспорно, что он также – видный политический и государственный деятель новой Монголии, но всё же «один из», а не «единственный». Натяжки, эле-менты идеализации допускались именно в этом пункте официальной био-графии. Если обратиться к формальной стороне, то дело обстояло так. Д. Сухэ – Батор в 1921 году не был членом ЦК партии, лишь позднее, в 1922 году, он стал кандидатом в члены ЦК, а в самом начале 1923 года – кандидатом в члены Президиума ЦК. Не был Сухэ – Батор и главой прави-тельства, он министр, главком. Поэтому с формальных позиций именовать его руководителем партии и государства было бы нелогичным. Но если обратиться к фактической стороне событий, то дело обстояло несколько иначе. В марте 1921 года в ЦК МНП было избрано всего три человека. Тогда это был, прежде всего, рабочий орган по ведению партийных дел. Ни Бодо, ни Сухэ – Батор не вошли в ЦК – они были заняты в другой сфере. Можно предположить, что и позднее, при формировании партийных органов, учи-тывалась перегруженность Сухэ – Батора военной работой, которая была в то время первостепенной, ключевой, И в партии, и в правительстве он был одним из ведущих деятелей. Нельзя забывать, что главком в смутное время фигура центральная, наиболее заметная, может быть, решающая. Ведь имен-но Сухэ – Батор был тогда наиболее известен, наиболее популярен в народе, его реальное влияние на дела было довольно большим, не соответствовав-шим тем формальным должностям, которые он занимал.

Конечно, Сухэ – Батор был сыном своего времени со своими сильны- ми сторонами и слабостями. Он испытывал недостаток знаний, образования, опыта. Но, прежде всего, он обладал такими качествами, как природный ум, сильный характер, доброта, убеждённость в правоте начатого дела. Насколь-ко можно судить, среди тогдашних монгольских лидеров Сухэ – Батор – наиболее последовательный и стойкий борец, ему претят интриги, колеба-ния, шараханья. Его неизменная линия – не бросаться в крайности, укреплять единство, согласие. Из руководителей /если иметь в виду личные отношения/ ему был ближе Данзан. Это прослеживается и по совместной работе в круж-ке, и по поездкам в Советскую Россию, и по военной деятельности. Он веро-ятно, поддерживал Данзана в конфликте с Бодо, но едва ли желал обострения отношений между ними, и судя по документам, он не был непосредственно причастен к гибели Бодо.

Одним из главных вопросов, который должна была разрешить монго-льская революция, как известно, был вопрос о международно – правовом статусе возрождаемого монгольского государства – ведь официально Монголия в то время признавалась составной частью Китайской Республики. Проблемы связанные с изучением данного вопроса, до сих пор являются предметом спора, как в отечественной, так и зарубежной историографии. В западной историографии, к примеру, довольно прочно утвердился тезис об изначальной подчинённости монгольского национально – освободительного движения Советской России и Коминтерну, что по мнению сторонников дан-ной концепции, снимает вопрос о собственно монгольской позиции в вопро-сах внешней политики, В действительности же дело обстояло несколько ина-че. Безусловно, тот факт, что успех монгольских революционеров в значите-льной мере был обеспечен советской поддержкой в настоящее время никем не отрицается и не оспаривается. Однако из этого вовсе не следует, что новое монгольское руководство не имело собственного подхода к внешнеполитиче-

ским проблемам – таковой оно имело, и не только имело, но и прошло суще-ственную эволюцию в своих взглядах.

Впервые в оформленном виде монголы изложили свою программу по вопросу о будущих взаимоотношениях Монголии, Советской России и Китая в августе 1920 года в ходе переговоров монгольской революционной делега-ции в Иркутске с уполномоченным НКИД по Сибири и Дальнему Востоку Ф.И. Гапоном. Монголы на первой же встрече заявили: «1./ Нарревпартия Внешней Монголии стремится к восстановлению автономии Внешней Монголии на основе русско – китайско – монгольского договора 1915 г. в г. Кяхте с некоторыми изъятиями в смысле расширения автономии и уничто-жения двойного протектората над Внешней Монголией со стороны России и Китая...; 2./ установление тесной связи и контакта с революционными груп-пами и организациями Китая,... с одновременным обращением за помощью к правительству Советской России в смысле дипломатического воздействия на Китай; 3./ распространение своего влияния на все части Монголии /т.е. Внутренней и Барги/ и объединение их в будущем в одно государственное целое, связанное с Китаем в той или иной форме федерации или автономии». Эта же программа была представлена монголами Г.В. Чичерину в Москве осенью 1920 года.

В условиях существования официального китайского режима в Монголии советское руководство сдержанно отнеслось в тот период к мон-гольским предложениям, опасаясь открытого втягивания Советской России в монгольские дела. И в Иркутске, и в Москве делегатам была обещана военно-техническая и финансовая помощь, а также усиление нелегальной револю-ционной работы по линии Коминтерна через Монголо – Тибетский отдел секции восточных народов Сиббюро ЦК РКП/б/.

Идея «китайской федерации» прозвучавшая на иркутских перего- ворах, была вновь обозначена в «Платформе МНП», принятой в Кяхте 1 – З марта 1921. года. В ней, в частности, было записано следующее: «Партия считает целесообразным обособление всех областей Срединной Китайской Республики... и установление между ними на договорных началах федеративной связи и не видит никаких причин препятствовать вхождению монгольского народа в этот федеративный союз», «... север Китая, Тибет,... Маньчжурия и Монголия установят каждый у себя автономное право и утвердят между собой единое федеративное устройство». В другом докумен-те – обращении ЦК МНП от 25 марта 1921 года «Ко всему китайскому наро-ду, китайской компартии, профсоюзам, студенчеству и ко всем революцион-ным группам Китая» идея «федерации» рассматривалась в связи с будущи-ми успехами революционного движения в Китае и «освобождения его от власти империалистов и дудзюнов /местных милитаристов/».

Т. о, позиция монгольских революционеров накануне революции опре-делялась двумя основными моментами:

– во—первых, революционной целесообразностью сближения МНП с национально-освободительным движением Китая в рамках возможной будущей федерации народов Китая;

– во—вторых, влиянием на них старой «Кяхтинской системы» с её компромиссной формой тройственных отношений и автономным статусом Внешней Монголии. Опыт официальных российско – монгольских отноше-ний 1911 – 1917 гг., опосредованно перешёл и в ранние советско – монголь-ские контакты, выражаясь в «реанимации» привычных для обеих сторон понятий, как «монгольская автономия», «китайский сюзеренитет» и «российское посредничество».

Теперь поговорим о политике Советской России в «монгольском вопросе». Первые продуманные шаги большевистского правительства в отношении Монголии относятся ещё к периоду гражданской войны в России. 25 июля 1919 года было опубликовано «Обращение Советской России к пра-вительству Автономной Монголии и монгольскому народу», в котором изла-гались общие принципы советской политики на Востоке, отказ от договоров, соглашений и концессий царской России в Монголии, предложение об уста-новлении равноправных официальных отношений с правительством богдо – гэгэна. Обращение это попало в Ургу только в 1920 году, оставшись, факти-чески, без ответа.

К лету 1920 года, когда ситуация на фронтах гражданской войны в России уже зримо сложилась в сторону большевиков, руководство РСФСР предприняло попытки взять под контроль положение в Монголии, а также в других районах Китая прилегающих к границам Советской России. С этой целью в июле 1920 года в Иркутске была создана секция восточных народов Сиббюро ЦК РКП/б/, в рамках которой начал функционировать и Монголо – Тибетский отдел. Секция, являвшаяся по существу филиалом Коминтерна, была основным центром «революционной дипломатии» в сопредельных странах Востока, прежде всего в странах Дальнего Востока. В задачи сек- ции входили: подготовка и организация коммунистических групп и партий в Китае, Монголии, Японии и Корее, военно – техническая помощь оппозици-онным силам в этих странах, подготовка профессиональных революционеров из числа национальных кадров, идеологическая работа, т.е. всё то, что можно было назвать «экспортом революции» на Восток. Последнее обстоятельство чётко просматривалось в инструкциях секции по организации коммунисти-ческого движения. В одной из них, в частности, говорилось:

«По мере подготовки /коммунистических групп/... секция перебрасывает их в соответствующие страны для организации и ведения работы на местах, как партий самостоятельных, предварительно представляя их на утверждение в ЦК и через него Коминтерну».

Деятельность секции, а с февраля 1921 года Дальневосточного секрета-риата Коминтерна в Монголии касалась также конкретных организационно – технических вопросов. Так, 17 декабря 1920 года, в повестке дня заседания секции рассматривалась проблема создания единого монгольского национа-льного фронта для борьбы с китайским империализмом: формирование монгольских партизанских отрядов и снабжение их оружием и инструкто-рами, тактика монгольских революционных групп в отношении к китайцам и семёновцам в Монголии. По последнему пункту монголам рекомендовалось соблюдать нейтралитет в ходе борьбы китайцев с семёновцами, способствуя их столкновению между собой.

Между тем политическая ситуация в Монголии становилась всё более непредсказуемой. Не по своей воле эта страна оказалась втянутой в события русской гражданской войны. На протяжении 1918 – 1921 гг. на территорию Монголии поочерёдно отступали то части красных, то части белых. Осенью 1920 года в страну вторглась Азиатская дивизия барона Унгерна. Последний объявил себя сторонником восстановления монгольской автономии и изгна-ния китайцев. Заручившись поддержкой части светских и духовных феода-лов и пополнив свою дивизию рекрутами из коренного населения, Унгерн в феврале 1921 года занял Ургу и возвратил на престол богдо – гэгэна. Ургинская революционная организация подверглась разгрому.

Активные действия барона Унгерна в Монголии обострили и конкрети-зировали задачу Коминтерна. 10 февраля 1921 года Дальневосточный секре-тариат постановил: «Захват Унгерном Монголии создаёт угрозу потери Коминтерном и Советской Россией их революционной базы..., Японией создаётся чёрный буфер из Приморской области с Семновым, Маньчжурии с генералом Чжан Цзолинем, Монголии с бароном Унгерном... боевой задачей Коминтерна и Советской России, является разрушение этого буфера, по край-неё мере его монгольского звена». С политической точки зрения, задача Коминтерна упрощалась, т.к. отходил на второй план сдерживавший до это-го китайский фактор, придавал делу освобождения Монголии характер унич-тожения «классового врага» и, одновременно, ликвидации опасного для сибирских границ плацдарма в Монголии.

1 – 3 марта 1921 года в Кяхте состоялся I /учредительный/ съезд Монгольской народной партии /МНП/, который организационно оформил эту партию и определил задачи монгольской революции. Съездом был при-нят первый программный документ – «Платформа МНП”, в которой выдви-гались требования национальной независимости, установления народной власти и последующего преобразования страны на новых демократических началах. Вскоре после I съезда МНП была официально принята в состав Коминтерна на правах сочувствующей организации.

В осуществлении решений I съезда МНП 13 марта 1921 года здесь же, в Кяхте было создано Временное народное правительство Монголии, взявшее на себя непосредственное руководство национально – освободи-тельной борьбой. Из отрядов монгольских партизан была сформирована Народно – революционная армия. 18 марта 1921 года НРА возглавляемая Д. Сухэ – Батором развернула боевые действия на территории Северной Монголии – здесь были разбиты части китайских милитаристов, занят город Маймачен, который был переименован в Алтан – Булаг /Золотой ключ, т.е ключ к освобождению Монголии/.

В военном отношении существовало два основных варианта помощи Советской России монгольской революции, заключавшихся в уничтожении войск барона Унгерна на территории Монголии. Руководитель Дальневос-точного секретариата Коминтерна Б.З. Шумяцкий ещё зимой 1920 года предложил план разгрома Унгерна путём завлечения его к советской гра-нице, используя в качестве своеобразной «приманки» монгольские парти-занские отряды. «Этот план, – отмечал он в одном из писем наркому по иностранным делам РСФСР Г.В. Чичерину, – позволил бы избежать изну-рительного... и не нужного для Советской России похода на Ургу». Другой подход, разработанный в правительстве Дальневосточной республики /ДВР/, наоборот, предусматривал военную экспедицию на столицу Внешней Монголии.

Подобные расхождения были лишь частью более широкой дискуссии в советском руководстве по вопросу о целесообразности «революционариза-ции» Монголии. Так, 1 июня 1921 года на совместном заседании Дальбюро ЦК РКП/б/, представителей НКИД РСФСР, Реввоенсовета 5 армии и прави-тельства ДВР развернулась острейшая борьба по проблеме монгольской революционной политики. Часть руководства ДВР – заместитель премьер – министра Н.М. Матвеев, а также командарм А. Матиясевич были катего-рически против обсуждавшегося на совещании плана военного похода на Ургу, называл его «недоброкачественноё политической авантюрой». Командарм 5 армии, в частности сказал: «Занятие Урги – это одно, об Унгерне – другое. Унгерн в военном отношении нам не грозит. Вопрос об Унгерне надо отчленить от захвата Урги – это вопрос дипломатический».

Другая группа политиков – премьер – министр ДВР А.М. Краснощёков, военный министр ДВР Н. Буров, наоборот, считали, что занятие Урги необ-ходимо именно с политической точки зрения для поддержки революцион-ного движения в Монголии и Китае. В итоговой резолюции было записано: «а./ монгольская операция важна как демонстрация силы ДВР и Советской России, как обеспечение нашего тыла и как метод противодействия Чжан Цзолиню и подготовка революционных слоёв Китая и Монголии; б./ цель – полный разгром Унгерна..., «чистка» Урги, пограничных районов и установление там национальной монгольской власти; в. / власть должна быть национальной, а не советской и ставить целью не самостоятельность Монголии, а установление автономии на федеративных началах с Китаем».

При голосовании резолюции «за» были все члены Дальбюро ЦК РКП/б/, военный министр ДВР Н. Буров, представители НКИД, «против» – зам. Н. Матвеев, командарм А. Матиясевич и главком Н. Лапин.

В Москве решение о «революционном походе» прошло более спокой-но. 16 июня 1921 года на заседании Политбюро ЦК РКП/б/ была утверждена директива о введении частей Красной Армии и ДВР в Монголию. Из состава 5 армии РККА был выделен экспедиционный корпус под командованием К.А. Неймана и Г.М Черемисинова, в который также были включены и соединения сформированные из сибирских партизан – бойцов Крестьянской армии, под общим и непосредственным руководством П.Е. Щетинкина. 28 июня 1921 года советский экспедиционный корпус перешёл монгольскую границу в районе Кяхты и соединившись с НРА Д. Сухэ – Батора двинулся на Ургу. 5—6 июля советско – монгольская группировка, не встречая сопротив-ления вошла в столицу Монголии /Унгерн накануне совместного выступле-ния покинул город/, 8 июля сюда прибыло Кяхтинское Временное народное правительство возглавляемое Д. Бодо. 10 июля 1921 года последнее было реорганизовано в постоянное народное правительство новой Монголии, которое и стало осуществлять властные полномочия в стране. День 11 июля был объявлен официальным днём победы монгольской революции. Статус богдо – гэгэна как главы государства формально был сохранён в рамках ограниченной монархии. В соответствии с т.н. «Клятвенным договором», заключённым между новым революционным правительством и богдо – гэгэном 1 ноября того же года, богдо – гэгэн был оставлен на ханском прес-толе, за ним закреплялось право заниматься лишь церковными делами, а вся полнота государственной власти сосредотачивалась в руках народного пра-вительства и народных хуралов на местах.

Оценку происшедшего дал сразу после завершения данной операции один из «конструкторов» революции в Монголии Б.3. Шумяцкий. В письме к Г.В. Чичерину от 12 августа 1921 года он пишет: «Мы создали в лице мон-гольских масс определённых друзей, связавших судьбу своего национального объединения и отчасти даже существования с Советской Россией. Мы созда-ли для себя... союзника, который прикрывает самые уязвимые места нашей тысячекилометровой границы... мы получаем уже возможность начать мир-нохозяйственные отношения с Монголией».

Однако не все отклики на Монгольскую операцию РККА. были одно-значно позитивными. Один из видных советских дипломатов А.А.Иоффе, находясь в 1922 году в Китае, в одном из политических писем В.И. Ленину, Л.Д. Троцкому, Г.Е. Зиновьеву, И.В. Сталину и другим советским руководи-телям заявил: «Советизация Монголии не являлась результатом последова-тельно продуманного и организованного плана. Если бы в Монголии не было Унгерна и наши товарищи там не поспешили бы, — мы также не советизиро-вали Монголию, как не советизировали Восточный Туркестан /Синьцзян/, несмотря на то, что там также был Бакич... т. Чичерин не оказал должного отпора местному головотяпству».

Так что же произошло в 1921 году в Монголии на самом деле? Может быть, действительно правы те историки, которые утверждают, что никакой революции в Монголии не было, а если и была, то только в экспортном вари-анте? Или поставим вопрос несколько иначе – можно ли считать бурные со-бытия весны – лета 1921 года в этой стране началом социальной революции?

В настоящее время значительная часть российских и монгольских историков склоняется к признанию того факта, что социальная революция в Монголии всё же состоялась, независимо от того созрели ли полностью к 1921 году объективные и субъективные предпосылки подобной революции в этой стране. Ведь что такое социальная революция с научной точки зрения? Это коренная ломка всего отжившего и отживающего, всего старого и закос-нелого, т.е. всего того, что мешает поступательному развитию общества и государства; это попытка создания на принципиально иной основе /удачная или не очень – это уже другой вопрос/ нового социально – экономического уклада; это и приход к власти новых социальных и политических сил, приз-ванных выполнить выпавшую на их долю историческую миссию соответст-вующих радикальных преобразований; это изменения и в духовной сфере, утверждение новых ценностных ориентиров, моральных и этических норм и т.п. Имело ли всё это место в Монголии после 1921 года? Да, безусловно! Безусловно, также и то, что северный сосед воспользовался благоприятной ситуацией для создания на своих восточных рубежах дружественного режи-ма. Факт непосредственного советского вмешательства во внутренние дела Монголии в тот период и позже, нынче никто не отрицает, спорят, как пра-вило, о степени и характере этого вмешательства, о его причинах, результа-тах и последствиях. Но даже противники такого вмешательства не могут не признать того факта, что самостоятельно, своими силами монголам вряд ли удалось добиться восстановления собственной государственности и призна-ния суверенитета новой Монголии во внешнеполитических делах. Монголь-ская революция, вызревавшая независимо от воли большевистского руко-водства Советской России, без поддержки последней вряд ли бы победила. Монголию, скорее всего, ожидала долгая междоусобная война, отягощённая китайским вмешательством извне и с труднопредсказуемыми последствиями.

Рассуждал о причинах монгольской революции большинство современ-ных историков – монголоведов, подтверждает в основном выводы сделанные в своё время представителями старой историографии, но уже на более высо-ком, лишённым догматического подхода, научном уровне. Поскольку об этих причинах я уже говорил ранее, в ходе предыдущей лекции, останавливаться сейчас мы на них не будем. Что касается характера монгольской революции, то теперь он определяется как национально – демократический, антифеодаль-ный и антиклерикальный. Национально – демократический, поскольку глав-ными целями революции являлись возрождение монгольской нации как тако-вой, воссоздание национального государства, достижение Монголией поли-тической самостоятельности и независимости во внешнеполитических делах, а в событиях революции активно участвовали различные социальные слои монгольского общества, выдвигавшие самостоятельные и отличные друг от друга программы переустройства жизни монгольского общества и государст-ва. Антифеодальный и антиклерикальный, поскольку основными её задачами являлись ликвидация изживающего себя феодально – теократического строя, отделение ламаистской церкви от государства и секуляризация общественной жизни, раскрепощение аратства и ликвидация сословного деления общества, утверждение равенства всех граждан Монголии в политических и иных пра-вах независимо от их социального происхождения – и здесь, как выясняется, оценки сделанные ранее историками старой школы близки к истине.

Прежнее определение монгольской революции как революции народ-ной, в принципе верно, но его нельзя считать абсолютно точным ведь народ-ными и демократическими по своему характеру являлись многие социальные революции, будь то английская революция ХYII века, Великая французская революция ХYIII века или Февральская и Октябрьская революции 1917 года в России. Характер революции в первую очередь определяется всё же не сте-пенью участия народных масс в её событиях, а главными целями и задачами, которые перед ней стоят, которые она должна разрешить. Поскольку Монголия в тот период являлась полуколониальной периферией мировой цивилизации, то главными целями и задачами монгольской революций были цели и задачи национального освобождения, демократические и народные же шли следом.

Отчасти монгольская революция несла в себе и антиимпериалистические черты, правда, в данном случае, они не были ярко выражены – Монголия в то время была слабо связана с мировым капиталистическим хозяйством, в осно-вном через китайских и русских предпринимателей и купцов. Крупный капи-тал ведущих империалистических держав, прежде всего Японии и США, ли-шь только начинал интересоваться монгольским рынком, больших капитало-вложений в экономику этой страны к 1921 году сделано не было.

Монгольская революция по сути совместила в себе два противоречивых явления:

– во – первых, традиционное стремление монголов к суверенитету и незави-симости на основе идей панмонголизма и антикитайских лозунгов национа-льно – освободительного движения 1911 – 1912 гг.;

– во – вторых, внешнее влияние Советской России и Коминтерна, видев-ших в Монголии важный объект революционной политики в общей страте-гии мировой социалистической революции на Востоке.

Последняя тенденция в значительной степени «опережала» дипломати-ческую линию НКИД в Китае, обусловливая будущую остроту и запутанно-сть монгольской проблемы.

Вопрос о периодизации монгольской революции в отечественной историографии в настоящее время остаётся открытым. Общая и единая для всех историков – монголоведов периодизация отсутствует, каждый исследо-ватель решает эту проблему по – своему. Ориентировочно, исходя из извест-ных фактов политической истории Монголии, оценок тех или иных событий имевших место в этой стране в ХХ веке, всё же можно выделить три основных периода или этапа:

– первый этап /1919 – 1921 гг./ – складывание предпосылок социальной революции национально – демократического характера, сопротивление монгольского народа вторжению войск китайских милитаристов и барона Унгерна, образование революционного центра и создание МНП, обращение монгольских революционеров за помощью к Советской России;

– второй этап /1921 – 1924 гг./ – национально – революционная война монгольского народа за восстановление собственной государственности и достижение Монголией политической независимости, переход власти в руки правительства национальных демократов. Данный этап монгольской револю-ции можно оценивать как общедемократический, поскольку в его ходе реша-лись следующие задачи: ликвидация феодально – теократического строя и соответствующих ему пережитков, прежде всего сословного деления обще-ства, ликвидация зависимости страны от иностранного /преимущественно китайского торгово – ростовщического/ капитала и т.п.;

– третий этап /1924 – 1940 гг./ – установление республиканского строя в Монголии и принятие первой в истории страны Конституции, окончательная ликвидация институтов феодально – теократического государства, утвержде-ние в стране авторитарного, а затем и тоталитарного режимов по советскому образу и подобию во главе с МНРП. Данный этап можно оценивать уже как некапиталистический, хотя задачи предыдущего, общедемократического этапа ещё не были решены до конца. На монгольское руководство было оказано значительное давление со стороны Советского Союза и Коминтерна, в самой МНРП усилилось левацкое крыло, что в конечном итоге выразилось в радикализации монгольской революций. Началось закладывание основ социализма в Монголии, практически без учёта объективных и субъективных факторов внутреннего развития.

Политическое и социально—экономическое развитие МНР после 1940 года, являвшееся результатом и следствием подобной радикализации, включать в периодизацию непосредственно революции, пожалуй, не стоит, – это уже другая эпоха в новейшей истории Монголии.

Дата добавления: 2015-07-12