Комплекс мотивов и сюжет

Соотношение этих понятий в русской науке впервые было

рассмотрено А. Н.Веселовским. По его формулировке, «надо

наперед условиться, что разуметь под сюжетом, отличить мотив

от сюжета как комплекса мотивов». Далее сказано, что

под сюжетом понимается «тема, в которой снуются разные

положения-мотивы» *.

Как же образуется этот комплекс? Связующие силы, по

мысли ученого, заложены в структуре самого мотива: из двух

составляющих его частей — а) соотношения действующих лиц

и б) их действий («Простейший род мотива может быть выражен

формулой а + Ъ: злая старуха не любит красавицу — и

1 В е с е л о в с к и й А.Н. Историческая поэтика. — М., 1989. — С. 301,

305.

задает ей опасную для жизни задачу») — каждая «способна

видоизмениться, особенно подлежит приращению Ь; задач

может быть две, три (любимое народное число) и более; по

пути богатыря будет встреча, но их может быть и несколько.

Так мотив вырастал в сюжет...»1 Сюжет, таким образом, цепь

мотивов, разрабатывающих, развертывающих исходную ситуацию.

Конечно, она и сама по себе является мотивом.

Случайна или не случайна последовательность мотивов,

составляющих такую цепь? Признать ее необходимой (обязательно

повторяющейся) для А.Н.Веселовского означало бы

уничтожить принципиальное различие между сюжетом и мотивом.

Однако повторяемости не только отдельных мотивов,

но и целых комплексов их он не мог не видеть. В результате

позиция ученого двойственна.

С одной стороны, он говорит о сознательном и произвольном,

т.е. продиктованном индивидуальным авторским выбором

«порядке задач и встреч»: «схематизм сюжета уже наполовину

сознательный, например выбор и распорядок задач и

встреч не обусловлен необходимой темой, данной содержанием

мотива, и предполагает уже известную свободу; сюжет сказки,

в известном смысле, уже акт творчества. <...> Чем менее

та или другая из чередующихся задач и встреч подготовлена

предыдущей, чем слабее их внутренняя связь, так что, например,

каждая из них могла стоять на любой очереди, с тем

большей уверенностью мы можем утверждать, что если в различных

народных средах мы встретим формулу с одинаково

случайной последовательностью... мы вправе говорить о заимствовании...

»2.

Вопрос о заимствовании сюжетов и о том, насколько позиция

Веселовского зависима от этой теории, мы оставим в стороне:

была для нее и другая причина. Исследователь видит

повод для начала действия в частной (исходной) ситуации

сказки, полагая, что дальше должна действовать логика причин

и следствий, которой, однако, нет. Внутренней смысловой

связи между «темой, данной содержанием» исходного

мотива и темами мотивов последующих, он не улавливает.

Чтобы увидеть обусловленность «задач и встреч» не друг другом,

а общей единой сюжетной ситуацией (двоемирием сказки

и противоречивой взаимосвязью миров), необходимо было

представление о художественном пространстве-времени, в

тогдашней науке отсутствовавшее. И все же примечательно

то, что Веселовский называет «схематизм сюжета» сознательным

(т.е. свободным, не обязательным) лишь «наполовину».

1 В е с е л о в с к и й А.Н. Историческая поэтика. — С. 301.

2 Там же. — С. 301 — 302.

С другой стороны, по утверждению ученого, сюжеты

«сложные схемы» с единым содержанием (в их образности

«обобщились известные акты человеческой жизни и психики

в чередующихся формах бытовой действительности») и эти

схемы или, другими словами, «типические сюжеты» все-таки

«повторяются от мифа к эпосу, сказке, местной саге и роману

», так что можно говорить даже «о словаре типических схем

и положений»1 (последняя идея осуществлена много десятилетий

спустя, например, в словаре Э.Френцель).

Первое из приведенных противоречащих друг другу положений

этой теории сюжета было оспорено в книге В.Я.Проппа

«Морфология сказки» (1928): исследование сюжетов волшебной

сказки показало, что последовательность мотивов-

функций в ней всегда одинакова. Связь такой закономерной

последовательности с общей художественной картиной мира

в этом жанре словесного творчества была рассмотрена в следующей

книге того же автора — «Исторические корни волшебной

сказки» (1946). Ранее та же проблема решалась в книге

О.М.Фрейденберг «Поэтика сюжета и жанра» (1936) и в работе

М.М.Бахтина «Формы времени и хронотопа в романе»

(1937 — 1938). В обоих исследованиях сюжет в древней и средневековой

литературе рассматривается как развертывание и

конкретизация определенных комплексов мотивов (схем).

Отчасти при этом имеется в виду один и тот же материал

(греческий роман); сами же эти схемы, по мысли исследователей,

результат осмысления и выражения «на языке метафор

» основной ситуации (основного противоречия) изображаемого

мира.

Таким образом, развитие науки о сюжете привело к вопросу

об устойчивых сюжетных схемах и об их содержательности:

о «языке» или, точнее, о «языках» сюжетных схем.

Дата добавления: 2015-07-11