Становление человечества 33 страница

Каково магистральное направление эволюции антропогеоценозов, исключая только что упомянутые тупиковые случаи? Любой хозяйственный коллектив стремится ко все более полному и широкому удовлетворению своих потребностей и, следовательно, заинтересован в интенсификации своей производственной деятельности. Есть все основания думать, что все это при благоприятных исторических и географических условиях выражается в переходе от антропогеоценозов первой ступени к антропогеоценозам второй ступени. В процессе этого перехода усиливается господство над географической средой, интенсифицируется тот процесс, который А. Е. Ферсман совершенно правильно для поздних эпох истории называл техногенезом, но который имел место и в ранние эпохи истории человечества, начиная с ее первых ступеней. По отношению к хозяйственной деятельности в целом это означает

==381

переход от примитивных форм земледелия к развитым при стойловом содержании скота или отгонном скотоводстве. Начальные этапы окультуривания растений и приручения животных прослежены сейчас в основных чертах по археологическим материалам из Передней Азии, что же касается возникновения развитых форм земледелия, то переход к ним в конечном итоге осуществлялся везде, где для этого были сколько-нибудь подходящие условия; разработанная Н. И. Вавиловым полицентрическая теория происхождения земледелия и свидетельствует как раз о неотвратимости исторического прогресса в этой области. Обо всем этом более подробно будет рассказано в следующей главе.

Именно антропогеоценоз представляет собой, по-видимому, ту наименьшую структурную и географическую единицу, в пределах которой возможен переход от примитивного земледелия к развитому, то есть, другими словами, имеет место процесс развития и трансформации антропогеоценоза первой ступени в антропогеоценоз второй ступени. Ни популяция, не являющаяся чаще всего самостоятельной хозяйственной единицей, ни тем более хозяйственно-культурный тип в целом, объединяющий часто, как уже говорилось выше, совсем не связанные или мало связанные между собой народы, не могут претендовать на эту роль. Поэтому поступательное развитие человечества, развитие производительных сил и технический прогресс находили отражение в первую очередь в переходе от антропогеоценозов первой ступени к антропогеоценозам

второй ступени.

Однако остается еще более важный вопрос: в какой мере антропогеоценоз в целом представляет собою явление, свойственное всем эпохам исторического развития человечества, сопутствующее всем историческим формам организации труда? Может быть, такая форма взаимодействия хозяйственного коллектива и эксплуатируемой микросреды, как антропогеоценоз, свойственна начальным этапам развития человечества до возникновения товарного хозяйства? Ответ на этот вопрос имеет не только теоретический, но и конкретно-практический интерес, так как в какой-то мере предопределяет наше отношение к тому, как оценивать с точки зрения экономики и географической адаптации культуры современные

поселения в развитых странах.

Что вошло в жизнь антропогеоценозов с интенсивным развитием товарно-денежных отношений и вообще с интенсификацией хозяйства и появлением капитализма? Производимый внутри каждого антропогеоценоза прибавочный продукт вошел в систему общего рынка сбыта и потребления. Развитие техники, в первую очередь сельскохозяйственной, привело к насыщению ею всех хозяйственных операций и утере каждым из антропогеоценозов его хозяйственно-трудовой специфики. Если и можно говорить в этих условиях в каких-то отдельных случаях о реальном существовании антропогеоценозов, то лишь с одним существенным

==382

ограничением — они должны рассматриваться как наследие предшествующих стадий развития, как остаточное явление, архаизм, стираемый современными тенденциями исторического развития человечества. Интенсивный рост городов и распространение городских форм культуры действовали в том же направлении, причем не только на антропогеоценозы, расположенные вблизи городов, но и на более отдаленные, разрушая их специфическое информационное поле. В системе любой современной культуры антропогеоценозы либо совсем не играют никакой роли, либо играют роль архаических структурных элементов, роль эта исчезающе мала. В противовес этому концепция первобытной периферии, широко вошедшая сейчас в этнографическую теорию благодаря в первую очередь теоретическим разработкам А. И. Першица, позволяет подчеркнуть их сохраняющееся значение во многих периферийных обществах и во многих окраинах или изолированных областях ойкумены.

Итак, вывод из всего вышесказанного в этой главе достаточно очевиден: антропогеоценоз — реально существующее явление в составе хозяйственно-культурного типа, гораздо более реальное, чем сам хозяйственно-культурный тип. Хозяйственный коллектив, его производственная деятельность и эксплуатируемая им географическая микросреда составляют структурные компоненты антропогеоценоза, объединяемые функциональными связями — информационным полем, энергетическими импульсами, пищевыми и производственно-хозяйственными цепями. Преобладание роли географической микросреды внутри антропогеоценоза создает антропогеоценозы первой ступени, преобладающая роль направленной человеческой деятельности, преобразующей в нужном направлении среду,— антропогеоценозы второй ступени. Эволюция антропогеоценозов первой ступени часто кончается тупиками, магистральная же линия эволюции антропогеоценозов состоит в переходе от первой ступени ко второй. Важнейшая задача выделенной системы отношений — получение энергетической характеристики антропогеоценозов разных типов, их переходов друг в друга и их динамики во времени.

==383

00.htm - glava15

Глава 11 К проблеме происхождения земледелия

Теория центров происхождения культурных растений

Переход от рассмотрения антропогеоценозов к происхождению земледелия, в сущности, закономерен Антропогеоценозы — элементарная ячейка первобытного хозяйства, как мы пытались показать выше, а земледелие вместе со скотоводством знаменуют переход на новую, высшую ступень первобытного хозяйства, переход от присваивающего хозяйства, которое мы рассматривали до сих пор, к производящему. Проблема происхождения и ранних этапов развития производящего хозяйства является одной из важнейших в истории первобытного общества, археологии, политической экономии. Она обросла сотнями, если не тысячами специальных разработок и обобщающих трудов и может быть рассмотрена в полном объеме лишь в специальной монографии. Здесь мы ограничиваемся краткими соображениями о происхождении первобытного земледелия и первобытного скотоводства как темами, в наибольшей мере связанными с географическими аспектами проблемы происхождения производящего хозяйства. Но так как развитие производящего хозяйства, приведшее к столь мощному развитию производительных сил и способствовавшее также коренной ломке производственных отношений, в целом лежит за хронологическими рамками этой книги, здесь обсуждаются только вопросы первоначального генезиса земледелия и скотоводства, подобно тому как ранее мы не анализировали историческое изменение форм общественной организации, коснулись лишь проблемы происхождения их биологических предпосылок.

Происхождение культурных растений, как и происхождение домашних животных, уже много десятилетий является традиционной главой эволюционной биологии. Но еще до появления книги Ч. Дарвина о происхождении видов, в первой четверти прошлого века, ряд интересных и правильных с современной точки зрения мыслей высказал Р. Браун — один из крупнейших английских ботаников того времени, знаменитый исследователь австралийской флоры. Однако в историю изучения культурных растений он вошел не своими классическими работами по флоре Австралии, а, в сущности, случайным для себя сочинением о растениях долины реки Конго, изданным в 1818 г и названным по-старомодному длинно «Систематические и географические наблюдения над гербарием, собранным проф. Христианом Смитом в 1816 г. в окрестностях Конго во время экспедиции по изучению этой реки под командованием капитана Таки». Разумеется, ни какого-либо последова-

==384

тельного метода, ни строго сформулированной теории происхождения культурной флоры нет в этом сочинении, ибо сам вопрос о происхождении культурных растений еще не был отчетливо сформулирован. Но многие частные вопросы, связанные с местом первоначального культивирования того или иного растения, у Р. Брауна, опиравшегося на богатый исследовательский опыт и глубокую ботаническую интуицию, были решены с удивительной прозорливостью: так, он совершенно справедливо и в противовес господствовавшим тогда взглядам высказался за американское происхождение батата, маниока и дынного дерева — папайи.

Проблеме культурных растений швейцарский ботаник А. Декандоль (1806 -1893) посвятил всю свою жизнь. В его громадном научном наследстве (почти 250 книг и статей общим объемом более 500 печатных листов) треть работ посвящена ботанической географии и происхождению культурных растений. Первая из этих работ была опубликована, когда автору было 28 лет, а последняя — в 82 года, за пять лет до его смерти. В двухтомном курсе «Ботанической географии», вышедшем в 1855 г., специальная глава во втором томе, называвшаяся «История и происхождение наиболее культивируемых видов», трактует вопросы происхождения отдельных культурных растений, обобщая весь накопленный к тому времени исторический и ботанико-географический материал. Но по содержанию своему эти страницы еще эмпиричны, они не содержат концепции, в них нет осознания всей важности темы и ее самостоятельного значения в рамках ботанической географии. Это пришло позже и нашло отражение в книге «Происхождение культурных растений», изданной в 1883 г, сразу же переведенной на основные европейские языки, в том числе и на русский, получившей полное признание и вызвавшей большой резонанс среди специалистов И было за что. В книге вопрос о происхождении культурных растений впервые в истории науки рассмотрен как отдельная проблема, самостоятельная и очень специфическая глава ботаники, пересекающаяся в то же время с изучением истории человеческой культуры. Соответственно.этому предложены и достаточно подробно изложены специальные методы для разработки этой проблемы — ботанико-географический, историко-археологический и лингвистический, указаны недостатки и ограниченность этих методов, взятых в отдельности, и необходимость их комплексного и очень осторожного применения. Такой подход при полном использовании доступной в то время информации об истории отдельных культурных растений предопределил богатство содержания работы А. Декандоля, расширил число растений, рассматриваемых в связи с историей земледельческой культуры, обусловил и достоверность выводов. Проанализированы данные о Ί\Ί культурных растениях, из которых 199 происходят из Старого Сиота, 45 — из Америки и для трех место происхождения осталось неясным. Это немного с современной точки зрения —

==385

в справочнике Е. В. Вульфа и О. Ф. Малеевой по культурной флоре «Мировые ресурсы полезных растений», вышедшем в свет в 1969 г., названы более 2500 видов, но для второй половины прошлого века книга А. Декандоля носила в смысле полноты информации уникальный характер, что и определило ее долгую жизнь.

Параллельно с А. Декандолем в этой области трудился Ч. Дарвин, и хотя изданная им в 1868 г. книга «Изменения домашних животных и культурных растений» (строго говоря, это канонизированное название не вполне точно передает подлинник, ему больше соответствовал бы заголовок «Изменения животных и растений в условиях одомашнивания») в основном трактует вопросы разведения домашних животных, но и в исследовании генезиса культурной флоры ее роль была также достаточно значительной. Осуществленный Ч. Дарвином обзор культурной флоры во многом опирался на труды А. Декандоля, не содержал под собой оригинальной фактической базы и даже в соответствии с уровнем науки того времени, как показали примечания Е. В. Вульфа к академическому изданию книги Ч. Дарвина, не был свободен от ошибок. Но главный интерес этой книги Ч. Дарвина заключается в другом. Во введении к главам о культурной флоре четко сформулированы трудности в изучении проблемы ее происхождения: отсутствие для многих форм известных в диком состоянии сходных родов и видов; большой масштаб изменений в результате искусственной селекции; неизвестность этапов, через которые проходила эта селекция. Там же высказана чрезвычайна плодотворная мысль, мало учтенная во всех последующих исследованиях и исключительно актуальная и в наши дни: Ч. Дарвин отмечает огромное богатство эндемических форм в Австралии и в районе мыса Доброй Надежды и в то же время бесперспективность этих областей с точки зрения введения растений в культуру. Объяснение, по его мнению, лежит в очень низком уровне общественного развития, достигнутом местными племенами, не помышлявшими даже о самом примитивном земледелии. В противовес этому центральноамериканские страны дали очень много культурных растений, так как богатая дикая местная флора интенсивно использовалась и преобразовывалась в ходе земледельческого хозяйства древними и высокоразвитыми цивилизациями.

В разработку проблем генезиса, географии, систематики и генетики культурной флоры огромный вклад внесли Н. И. Вавилов и его школа. Но как это ни парадоксально на первый взгляд, при. всей огромности сделанного Н. И. Вавиловым многое у него осталось неоконченным: ранняя трагическая смерть вырвала его из «горнила творения» (сам он очень любил это выражение), остановив на подступах к пикам научных достижений, остались незавершенными его самые крупные итоговые монографии. При подвижности его научной мысли, самокритичности, колоссальной интуиции, что отмечают все писавшие о нем ученики и соратники,

==386

он постоянно развивал и частично менял свои взгляды, формулировал все новые и новые подходы при столкновении со старыми вопросами. Это приводило к известной незаконченности его теоретических построений на каждом данном отрезке времени, заставляло откладывать на будущее окончательное оформление результатов и публикацию обобщающих трудов. Н. И. Вавилов сделал феноменально много даже в количественном выражении, опубликовал около 400 работ, но, наверное, столько же и не сделал, лишь задумав или частично реализовав итоговые многотомники. Сейчас его научное наследство широко переиздано, и несколько раз все с новыми и новыми дополнениями публиковалась библиография его работ. Поэтому ссылаться только на одну из его работ — на книгу «Центры происхождения культурных растений» (1926) или на брошюру «Проблема происхождения мирового земледелия в свете современных исследований» (1932), «Ботанико-географические основы селекции растений» (1935), как это иногда делается при сопоставлении полученных Н. И. Вавиловым результатов с археологическими данными ',— значит что-то заведомо упускать в богатой деталями картине его теоретических взглядов.

Однако, прежде чем перейти к анализу вавиловской концепции о центрах происхождения культурных растений, нужно охарактеризовать его неоценимый вклад в теоретическое изучение проблемы происхождения культурной флоры в целом, вклад, который был велик, оригинален и разносторонен. Уже ко времени выхода в свет книги «Центры происхождения культурных растений» (посвятив ее А. Декандолю, Н. И. Вавилов тем самым выделил его из среды своих предшественников, особо подчеркнув его роль в разрабатываемой проблеме) Н. И. Вавилов накопил богатый материал, много путешествовал по странам Старого Света с очень древней земледельческой культурой. В то же время он был ученым очень масштабной и разносторонней книжной эрудиции, глубоко изучавшим труды по истории культуры и знакомым со всеми сколько-нибудь интересными направлениями исследовательского поиска в области сравнительного культуроведения, этнологии, лингвистики и археологии 2. Остается, к сожалению, открытым вопрос о знакомстве Н. И. Вавилова с трудами Ф. Гребнера, разрабатывавшего гипотезу так называемых культурных кругов и предло-

' См.: Титов В. С. Первое общественное разделение труда, древнейшие земледельческие и скотоводческие племена.— Краткие сообщения Института археологии АН СССР, 1962, вып. 88; Возникновение и развитие земледелия. М., 1967; Лисицына Г. Н. Культурные растения Ближнего Востока и юга Средней Азии в VIII—V тыс. до н. э.— Советская археология, 1970, № 3.

2 См.: Алексеев В. П. Значение трудов Н. И. Вавилова для теоретической антропологии.— В кн.: Очерки истории русской этнографии, фольклористики и антропологии, вып. 6.— Труды Института этнографии АН СССР (Новая серия). М., 1974, т. 102. Он же. Научное наследство Н. И. Вавилова и историческая этнография.— В кн.: Очерки истории русской этнографии, фольклористики и антропологии, вып. 7. Л., 1977.

==387

жившего дискретную модель полицентрического возникновения культуры, встретившую справедливую и очень основательную критику, но по своей внешней форме близкую к полицентрическим взглядам Н. И. Вавилова на происхождение земледелия. Так или иначе, сочетание полевого опыта и книжной эрудиции позволило Н. И. Вавилову уже на первом этапе разработки своей теории происхождения земледелия сформулировать ее основные составные элементы, изложив их в книге 1926 г. Первым и основным было указание на дискретный характер формообразования, что и позволило выделить центры происхождения отдельных культурных растений, связав их с очагами древнейшего развития культуры и первоначального земледелия. Экологический подход дал возможность продемонстрировать особую роль сорных растений, дотоле полностью выпадавших из поля зрения исследователей культурной флоры, но, по-видимому, во многих случаях перешедших позже в культуру и давших начало культурным разновидностям. Наконец, была разрушена бытовавшая многие десятилетия в историко-этнологической литературе, прошедшая сквозь книгу А. Декандоля легенда о возникновении и первоначальном развитии земледелия в плодородных долинах мощных речных систем; Н. И. Вавилов, наоборот, убедительно показал приуроченность центров древнейшей земледельческой культуры к горным долинам с богатым видовым разнообразием диких форм, обусловленным изоляцией, резко контрастными экологическими условиями и потребностью в развитой кооперации внутри земледельческих коллективов, которая только и делала возможным ведение земледельческого хозяйства в этих тяжелейших и в климатическом, и в геоморфологическом отношении обстоятельствах.

Все положения этой впервые сформулированной в полном виде в 1926 г. теории центров происхождения культурных растений Н. И. Вавилов последовательно развивал, опираясь на материалы, собранные в последующих экспедициях им самим и его сотрудниками '. Наибольшие изменения вносились при этом в систему и географическое размещение самих центров, и мы должны проследить их во всех подробностях, ибо концепция Н. И. Вавилова, как уже говорилось, была живым инструментом и постоянно меняющимся отражением не прекращавшегося ни на минуту процесса познания.

1926 год — книга о происхождении центров культурных растений. В ней выделены первичные и вторичные культурные растения, то есть сформулирован принцип, подводящий к формулировке

' Об экспедициях Н. И. Вавилова см.: Вавилов Н. И. Пять континентов. М., 1962; Грум-Гржимайло А. Г. В поисках растительных ресурсов мира (Некоторые научные итоги путешествий академика Н. И. Вавилова). М.—Л., 1962; Суриков В. М., Фадеев Л. А. Африканские экспедиции Н. И. Вавилова.— В кн.: Очерки истории русской этнографии, фольклористики и антропологии, вып. 6.— Труды Института этнографии АН СССР (Новая серия). М., 1977, т. 102.

==388

первичных и вторичных центров земледельческой культуры. Уже в этой книге Н. И. Вавилов определенно пишет о том, что в будущем, вероятно, удастся выделить несколько второстепенных центров помимо основных (с. 135). В качестве основных выделены, охарактеризованы с ботанико-географической точки зрения и легли на карту пять центров: юго-западноазиатский, включающий Ин дию,— мягкие и карликовые формы пшениц, рожь, лен, бобовые, некоторые огородные культуры и азиатский хлопчатник; юговосточноазиатский, включающий Японию,— некоторые формы овса, ячменя и проса, соя, некоторые плодовые деревья; средиземноморский — твердые пшеницы, многие формы овса, огородные и плодовые культуры; абиссинский — темноцветные сорта зерновых и бобовых, некоторые эндемические растения; мексиканоперуанский с примыкающими горными районами — разнообразные расы картофеля, земляной груши, кукурузы, фасоли, табака, подсолнечника, американского хлопчатника и многие плодовые растения.

1927 год — доклад на V Международном генетическом конгрессе в Берлине в сентябре 1927 г. «Мировые центры сортовых богатств (генов) культурных растений», позже опубликованный отдельной статьей. Статья не содержит карты, но в ней полностью повторена схема и характеристика центров из книги 1926 г., однако с одним существенным добавлением, которое может быть приведено в формулировке автора: «К первым двум очагам Азии с юга примыкает, по-видимому, самостоятельный шестой основной очаг, в частности Филиппинские острова, так называемые острова Восточной Индии. Культурные растения этого очага до сих пор изучены ботанически очень мало» (с. 349). Любопытно отметить, что в этой работе, как и в книге 1926 г., Н. И. Вавилов не очень четко разграничивает термины «центр» и «очаг», пишет преимущественно о центрах, но, характеризуя средиземноморский центр, как и новый филиппинский, называет их очагами.

1929 год — доклад на Всесоюзном съезде по генетике, селекции, семеноводству и племенному животноводству в январе 1929 г. «Проблема происхождения культурных растений в современном понимании», параллельно опубликованный в.виде статьи. Позади были собственные большие экспедиции в Афганистан, Эфиопию и по странам Восточного Средиземноморья, экспедиции сотрудников по многим странам мира, карта которых приведена в статье. Все это позволило расширить и изменить схему очагов, а также поиному картографировать их географическое размещение. Выделено шесть очагов (в этой статье Н. И. Вавилов предпочитает употреблять этот термин взамен термина «центр»), для которых не приведены специальные ботанико-географические характеристики, но которые отражены вместе с их наименованиями на специальной карте: юго-западноазиатский, восточноиндийский, китайский, средиземноморский, абиссинский и американский. На карте фигу-

==389

К оглавлению

==390

ж

==391

рируют в пределах ареалов очагов локусы, или кратеры (терминология Н. И. Вавилова), формообразования отдельных групп культурных растений, но они не получили объяснения в тексте. Наименования очагов различаются с теми, которые приведены в книге 1926 г.: -мексиканско-перуанский очаг назван американским, юго-восточноазиатский — китайским, но эти терминологические различия малозначимы по сравнению с двумя принципиальными моментами. Первый из них состоит в том, что в пределах юго-западноазиатского очага выделены два самостоятельных очага — собственно юго-западноазиатский и восточноиндийский, а второй заключался в том, что дополнительно выделенный в предыдущей работе филиппинский очаг не получил подтверждения. В пределах сформулированной концепции дискретного формообразования исследовательская мысль Н. И. Вавилова постоянно ищет все более и более логичные схемы формообразовательных очагов, которые синтетически охватывали бы все многообразие процесса генезиса

культурной флоры.

1932 год — брошюра о происхождении мирового земледелия «Проблема происхождения мирового земледелия в свете современных исследований», которая вместе с докладами других советских специалистов предназначалась для II Международного конгресса по истории науки и техники в Лондоне в июне — июле 1931 г. Н. И. Вавилов успел побывать к этому времени еще в Центральной Азии и Японии, расширив свой и без того грандиозный ботаникогеографический кругозор. Характеристики выделенных очагов поэтому стали богаче в отношении набора видов культурных растений, но нас больше интересует в связи с рассматриваемой темой сама система очагов. Термины «очаг» и «центр» употребляются Н. И. Вавиловым на этот раз вперемежку в одном и том же смысле. Определенную трудность создает противоречие между текстом и картой в данном случае. На карте показаны семь очагов, а восьмой, средиземноморский представлен в виде нескольких мелких центров. В тексте этот очаг описан в ряду других как самостоятельный, но автор не придал значения тому обстоятельству, что теперь им выделяются два очага в Восточной Азии, и насчитывает поэтому всего семь очагов, хотя на самом деле и в соответствии с картой, и в соответствии с текстом их насчитывается восемь. Очаги эти следующие: юго-западноазиатский, индийский, центрально-восточнокитаиский горный, восточнокитайский долин Хуанхэ и Янцзы, средиземноморский, абиссинский, южномексиканский и перуанско-боливийский. Не обращая внимания на мелкие терминологические расхождения по сравнению с предыдущими работами, следует подчеркнуть, что происходит дальнейшая детализация схемы: два самостоятельных очага вместо одного выделены не только в Восточной Азии, но и на территории Америки.

1935 год — брошюра «Ботанико-географические основы селекции растений», написанная в связи с подготовкой многотомного

==392

коллективного руководства «Теоретические основы селекции растений» и включенная в его первый том. Н. И. Вавилов опять расширяет и детализирует схему очагов, а самое главное, значительно обогащает их ботаническую характеристику, распределив по центрам формообразования происхождение 666 видов культурных растений, охватывающих весь спектр хозяйственного использования культурной флоры. Терминология остается по-прежнему смешанной: в Старом Свете очаги называются очагами, в Новом Свете — центрами. Всего выделено восемь самостоятельных очагов и три дополнительных, которые не очень четко отделены от основных: на карте их ареалы самостоятельны. В схеме восемь очагов: китайский, индийский, среднеазиатский, переднеазиатский, средиземноморский, абиссинский, южномексиканскоцентральноамериканский и южноамериканский (перуано-эквадоро-боливийский). Дополнительные очаги—индо-малайский в Азии, чилоанский и бразильско-парагвайский в Южной Америке (последний, кстати сказать, не нанесен на карту). Каковы изменения по сравнению с предыдущей схемой? Оба китайских очага объединены в один, индийский ареал подразделен на два очага — основной и дополнительный, юго-западноазиатский очаг впервые поделен на два самостоятельных — переднеазиатский и среднеазиатский, в Америке выделены два дополнительных очага — в Чили и на территории Бразилии и Парагвая. Таким образом, не изменившись принципиально, схема очагов стала географически детальнее. Но и это еще не конец!

1939 год — доклад на Дарвиновской сессии Академии наук СССР в ноябре 1939 г., опубликован в 1940 г. как статья «Учение о происхождении культурных растений после Дарвина». Н. И. Вавилов опять меняет в деталях схему очагов и ареалы их размещения на географической карте. Вся схема как бы генерализуется на основе предшествующей, более детальной схемы 1935 г. В то же время она в какой-то мере и детализируется, но эта детализация проведена на локальном уровне — на уровне дополнительных второстепенных очагов, выделяемых в составе и в ареалах основных первичных центров. Здесь последовательно проведена в жизнь дифференциация терминологии: понятие центра сохранено за основными очагами, понятие очага — за дополнительными. Центров — семь: южноазиатский тропический с тремя очагами — индийским, индо-китайским и островным, восточноазиатский с двумя очагами — китайским и японским, юго-западноазиатский с тремя очагами — кавказским, переднеазиатским и северо-западноиндийским, средиземноморский с четырьмя очагами — пиренейским, апеннинским, балканским и сиро-египетским, абиссинский с двумя очагами — собственно абиссинским и горноаравийским (йеменским), центральноамериканский с тремя очагами — южномексиканским горным, центральноамериканским собственно и вест-индским островным, андийский с тремя очагами — андийским собственно,

==393

==394

==395

==396

чилоанским и боготанским. Таким образом, 20 очагов сгруппированы в семь центров, вся система мест формообразования приобрела двухэтажный соподчиненный характер. Похоже, это последним вариант классификации центров и очагов происхождения культурных растений. В 1967 г. на заседании в ознаменование 80-летия со дня рождения Н. И. Вавилова в Доме ученых в Москве я имел возможность видеть на выставке его работ экземпляр книги 1926 г. с его собственной правкой, подготовленной для повторного расширенного издания, в нем повторена изложенная схема. Те же семь центров, правда без подразделения на очаги, названы и в посмертно опубликованном докладе на конференции ботанических садов при Академии наук СССР в январе 1940 г. Доклад носил название «Интродукция растений в советское время и ее результаты» и был издан в 1965 г.

Дата добавления: 2015-10-21