^1а очереди вопрос о микроэтнических подразделениях доклассовых обществ. И в этом случае мы, разумеется, должны различать два аспекта: собственно этнический и этносоциальный.
Поскольку предел делимости этникоса, при котором в основном сохраняются его свойства, представляет отдельный человек, очевидно, таковой и является этнической микроединицей, притом не только в первобытности, но и во всех других формациях. Иначе говоря, если придерживаться термина специально предложенного для обозначения человека в роли носителя этнической информации, предел делимости этникоса — этнофор.
Несколько сложнее вопрос о микроэтносоциальной единице первобытного общества. В таком качестве с известной долей условности можно рассматривать родовую общину[886]. Однако она, как уже говорилось, скорее субэтнос, так как не является пределом делимости первобытных этносоциальных образований на отдельные ячейки. В этой роли выступает парная семья [887] — образование, правда, весьма неустойчивое, ибо основано на парном браке.
На стадии разложения первобытнообщинной формации на смену этим микроединицам, очевидно, приходит архаическая форма большой семьи [888].
Наличие единой в типологическом отношении иерархии этнических подразделений в первобытной формации не исключает, однако, того, что в разных природных и конкретно-исторических условиях такие подразделения не только могли быть представлены различными локальными вариантами, но и сочетаться с переходными формами. Так, есть основание полагать, что в конце среднего и начале верхнего палеолита наряду с общностями, состоящими из родовых общин, продолжали существовать общности из неэкзогамных локальных групп, сформировавшихся на основе первобытных стад. Отличаясь менее четкой и устойчивой структурой, нежели родовые общины, такие локальные группы под влиянием соседства с первыми постоянно изменялись, распадались или же сами оформлялись в род пб. Косвенным свидетельством такого сосуществования родовых и локальных групп может служить появление, начиная со среднего палеолита, четко очерченных и занимающих ограниченную площадь культур и существования рядом с ними обширных зон со сравнительно однообразным каменным инвентарем 11в. Одним словом, вероятно, в течение довольно длительного времени (в среднем и даже части верхнего палеолита) сосуществовали разные коллективы: одни пытались установить внутренний мир лишь посредством нормирования половой жизни в своей среде, другие уже в среднем палеолите перешли к экзогамии. Первые или распались или вымерли, так как на них отрицательно подействовали вредные последствия инбридинга, вторые — его избежали, перейдя к родовой экзогамии [889].
Известно также, что уже упоминавшееся уменьшение в конце верхнего палеолита в Европе и Северной Азии числа крупных животных потребовало рассредоточения первобытных охотников и перехода их от оседлого или полуоседлого к преимущественно бродячему образу жизни. В результате здесь крупные и устойчивые родо-племенные коллективы распались на мелкие семейные группы. Но в некоторых других ареалах обитания первобытных людей, где в это время сохранялись прежние хозяйственные условия, очевидно, продолжали существовать крупные родоплеменные общности. Одним словом, сосуществование в условиях верхнего палеолита различных форм основных этнических подразделений представляется весьма вероятным. Не могло не привести к определенному полиморфизму структуры и масштабов этнических общностей также появление различных хозяйственно-культурных типов в эпохи мезолита и неолита [890]. Не случайно этнографическими исследованиями у отдельных проживающих в экстремальных условиях отсталых племен (многих австралийских племен, аэта, семангов, сеноев, бушменов, части огнеземельцев и кубу, акитов и др.) зафиксированы и выдающаяся роль мужчин в хозяйственной и общественной жизни, и заметное обособление парной семьи, и существование отцовской или билатеральной филиации. Все это, по-видимому, было связано с определенными природными и социально-историческими условиями, способствовавшими известной атомизации общества. В частности, ранний переход австралийцев к отцовскому роду мог быть вызван особенностями местной фауны, обусловившими развитие индивидуальной охоты на мелкую дичь [891]. Со спецификой хозяйственно-экономических условий, очевидно, связано и отсутствие у некоторых отстававших в прошлом в своем развитии народов (например, чукчей и коряков) каких-либо следов родовой экзогамии [892].
В рассматриваемой связи нельзя не упомянуть и о том, что на стадии разложения первобытного общества между отдельными эсо в зависимости от природно-исторических условий наблюдались существенные различия в соотношении тех или иных форм при-
Митивной эксплуатации ш. При этом такие различия имели как синхронный, так и диахронный характер. Ведь процессы разложения \первобытнообщинных отношений у ряда изолированных народов, проживающих к тому же в экстремальных условиях, затянулась вплоть до XX в. Соответственно на эти процессы оказывал^ воздействие все типы классовых формаций.
Этническим процессам первобытнообщинной социально-экономической формации, как и в других формациях, присущи две основные тенденции — дифференциации и интеграции. Однако на разных стадиях первобытного общества их соотношение и конкретные формы не оставались неизменными. На стадии, непосредственно предшествующей возникновению человека современного вида, судя по всему, преобладала тенденция дифференциации человечества, притом «еще не только и не столько культурной и социально-этнической, сколько биологической, что и отражалось в огромной пестроте известных нам неандертальских форм» [893]. Интеграционная тенденция в сфере культуры выразилась преимущественно в распространении на довольно больших территориях «общих черт, свойственных отдельным пока еще очень простым культурным достижениям» [894].
С переходом к верхнему палеолиту биологический аспект интеграции человечества проявился прежде всего в самом процессе его сапиентации, определившим принципиальное единство вида Homo sapiens. Рассматривая же социокультурный аспект этого процесса, следует иметь в виду, что сопровождавшее его преобразование праобщины в родо-племенную общность было одновременно и интеграцией (стяжением парных сочетаний родов в племя) и дифференциацией (возрастанием различий между племенами)[895].
Существенное значение для этнических процессов в эпоху верхнего палеолита имели пространственные перемещения этносов-племен, во многом обусловленные разделением этих общностей в результате увеличения их размеров и истощения естественных ресурсов в пределах племенной территории.
Все эти перемещения и привели к расселению современных людей (Homo sapiens) из области (или областей) их формирования по всему земному, шару, включая американский континент. При этом сложились крупные, охватывающие подчас целые субконтиненты культурные ареалы. Существенно, что их контуры, как уже говорилось, не совпадали с ландшафтно-климатическими зонами, а определялись значительными оро- и гидрографиче- сними рубежами [896] т. е. очевидно, были прежде всего связаны с факторами, ограничивающими передвижения людей. Весьма возможно, что в пределах таких естественно-географических культурных провинций и существовала так называемая лингвистическая непрерывность, подобная той, что зафиксирована этнографами у папуасов Новой Гвинеи, у которых друг друга понимают жители непосредственно соседствующих селений 120.
В связи с уже упоминавшимся изменением фауны в конце палеолита и в мезолите Евразии подвижность населения, судя по всему, увеличилась. При этом этнодифференцирующая тенденция выразилась в дроблении относительно крупных и относительно оседлых племен эпохи верхнего палеолита (коллективов охотников на крупную дичь) на мелкие бродячие коллективы охотников на мелкую дичь. В то же время совокупности таких мелких коллективов, восходящие к общему предковому племени или к нескольким близко родственным племенам, говорящим на нескольких диалектах, представляли уже начальную форму группы родственных племен [897] или метаплемен.
В неолите процесс адаптации первобытных людей к ланд- шафтно-климатическим условиям выразился в распространении новых хозяйственно-культурных типов [898] освоении земледелием и скотоводством как ранее недоиспользованных ландшафтовых зон, так и новых, прежде не обитаемых человеком пространств. При этом происходило пространственное укрупнение этносов- племен как за счет демографического роста, так и путем аггло- мераций соседних коллективов, в том числе поглощения малочисленных общностей охотников и собирателей [899]. В результате возникали новые более крупные «вторичные» племенные образования, которые, судя по археологическим данным, сохраняли дуально-родовую структуру [900]. Этноинтегрирующая тенденция выражалась также в укрупнении диалектов, гомогенизации культуры [901]. Такой рост основных этносоциальных единиц происходил до тех пор, пока экономикой каждой из них не был достигнут максимально возможный в данных условиях уровень хозяйственного развития. Значительное превышение этого минимума вновь вело к отпочкованию новых общин, сопровождавшемуся культурной дифференциацией 182. Интеграционные и диф-
февенциационные процессы шли также на уровне метаэтйических общностей. Можно, в частности, предположить, что взаимодействие основных этнических подразделений в рамках метаплеменных образований вело к повышению их культурной гомогенности, получйвшей отражение в обширных археологических культурах земледельцев эпохи неолита. С другой стороны, есть основания считать, ^то освоение метаэтническими общностями земледельцев новых обпщрных территорий сопровождалось их языково-культурной дивергенцией, вело к ослаблению метаплеменного самосознания [902].
Одна из характерных черт этнических процессов в эпоху неолита — взаимодействие этносов разного хозяйственно-культурного типа, прежде всего земледельцев и скотоводов, с одной стороны, охотников и собирателей, с другой. Как свидетельствуют этнографические материалы, чем выше при этом в экономике данного этноса развиты черты производящего хозяйства по сравнению с присваивающим, тем выше способность этой общности к ассимиляции других [903]. Однако даже после перехода к производящему хозяйству у бывших охотников и собирателей долгое время сохранялись прежние черты духовной культуры. Если до такого перехода они противопоставляли себя более развитым соседям, прежде всего делая упор на образ жизни и окружающую природную среду, то в новых условиях на первый план выступали такие детали культуры, которые ранее в данном отношении не имели существенного значения: манера держаться, походка, прическа и т. п.[904]
В результате поглощения земледельческими этносами многих племен охотников и собирателей в поздней первобытности произошли существенные изменения этнической карты на великих низменностях Евразии — восточноевропейской, индо-гангской и китайской. Большое влияние на происходящие здесь этнические процессы оказало взаимодействие оседлых земледельцев и кочевых скотоводов. В первичной номадизации — отпочковании возникающих скотоводческих обществ от исходных земледельческих — уже отчетливо проявилась тенденция этнической дивергенции. В дальнейшем для развития этнических процессов важнейшее значение имели миграции кочевников, в одних случаях приводившие к их растворению в оседлом земледельческом населении, в других — к ассимиляции ими значительной части этого населения, правда, нередко «ценой» собственной седентаризации. Эти процессы приняли, однако, особенно значительные масштабы в условиях взаимодействия кочевых этносов с раннеклассовыми обществами, о чем пойдет речь в следующем очерке.
Очерк двенадцатый
ЭТНОСОЦИАЛЬНЫЕ ПРОЦЕССЫ В ДОКАПИТАЛИСТИЧЕСКИХ КЛАССОВЫХ ОБЩЕСТВАХ
Приступая к рассмотрению этнических процессов в докапиталистических классовых обществах, следует прежде всего напомнить, что для обозначения этносоциальных организмов таких обществ в нашей научной литературе обычно употребляется термин «народность». Это обстоятельство получило внешнее выражение, в частности, в том, что в перечне важнейших исторически сменяющихся типов этнических общностей народность неизменно фигурирует между такими этносоциальными организмами, как племя и нация.
Определение народности как основной этносоциальной общности (т. е. этносоциального организма) докапиталистических классовых обществ неизбежно выдвигает вопрос о терминологическом размежевании этносоциальных организмов рабовладельческой и феодальной формаций.
Вопрос этот уже поднимался в нашей литературе С. А. Токаревым. В частности, по его мнению, — это «разные типы этнических общностей», отличающихся друг от друга прежде всего соотношением социально-классовых компонентов х. Действительно, этносоциальный организм каждого рабовладельческого общества охватывает преимущественно свободное население, оставляя за своими рамками значительную часть непосредственных производителей этого общества — рабов, поскольку многие из них обычно принадлежат к другим этносам [905]. Этносоциальный организм при феодальном строе охватывает прежде всего трудящееся население и подчас не включает господствующий класс феодалов, особенно его верхушку. В этой связи для обозначения основного типа этнических общностей (по нашей терминологии — этносоциальных организмов) рабовладельческой формации С. А. Токарев предложил наименование «демос», поскольку в такие общности входило преимущественно свободное население [906]. Однако это предложение представляется не вполне удачным, ибо за словом «демос» в науке фактически закрепилось другое значение — народонаселение страны, что получило, хотя и кос
венное, но вполне отчетливое выражение в наименовании специальной дисциплины — демографии [907].
Вместе с тем сам факт существования особой разновидности этносоциального организма, характерного для рабовладельческого стЪоя, представляется несомненным. Поэтому (в ожидании, пока будут созданы специальные термины[908]) представляется целесообразным (подобно разграничению наций на буржуазные и социалистические) внутри этносоциальных организмов докапиталистических классовых формаций выделить два подтипа: «рабовладельческая народность» и «феодальная народность»6.
Что касается основных собственно этнических подразделений докапиталистических классовых обществ — этникосов, то приходится отметить, что в нашей научной литературе для их обозначения фактически нередко используется тот же термин «народность». Это особенно отчетливо проявляется при фиксации этнической принадлежности пленных (в таких случаях обычно говорится, что пленный принадлежит к такой-то народности). Впрочем, для тех же целей подчас употребляется понятие «национальная принадлежность» или же просто «национальность». Однако следует учитывать, что при всей многозначности слова «национальность» [909] чаще всего оно используется для обозначения этнических общностей (или принадлежности к таким общностям) капиталистических и социалистических обществ (в первую очередь принадлежности к нации). И в данной связи нередко говорят об этнических общностях докапиталистических формаций как о «до- национальных». Поэтому во избежание путаницы (в частности, такого алогизма, как «донацяональные национальные общности») представляется целесообразным при обозначении этникосов докапиталистических классовых обществ ограничиться термином «народность». Хотя он тоже неоднозначен, однако его семантика все же менее емка, чем у слова «национальность». Соответственно мы предлагаем употреблять термин «национальность» лишь в его узком значении (в стадиальном отношении), т. е. применительно только к эпохам капитализма и социализма [910].
Народности-этникосы складывались в ходе этнообъединитель- ных процессов главным образом в рамках социальных организмов. Эти объединительные процессы в условиях докапиталистических классовых формаций были чрезвычайно сложными и противоречивыми. Одним из факторов, способствовавших объединению племенных этнических общностей в народности, было усиление межплеменных контактов по мере роста общей численности населения. «Возрастающая плотность населения, — писал Ф. Энгельс, — вынуждает к более тесному сплочению как внутри, так и по отношению к внешнему миру. Союз родственных племен становится повсюду необходимостью, а вскоре делается необходимым даже и слияние их» [911]. Другим, еще более важным фактором формирования народностей были раннеклассовые государства. Часто они возникали на базе группы родственных племен [912]. В таких случаях наряду с уже имевшейся у этих племен близостью языка и культуры (в узком смысле слова) государство оформляло консолидирующиеся племена в территориально-политическом отношении, создавало определенную общность экономических, социальных и других интересов п. На процессах формирования народностей сказывались и характерные для рубежа доклассовых и классовых обществ массовые переселения, сопровождавшиеся завоеванием одних этнических групп другими. В результате в рамках одного государства нередко оказывались неродственные племена [913]. Не следует забывать и неустойчивость раннеклассовых государственных образований, в частности подвижность их политических границ.
Но особенно осложняла процесс формирования народностей характерная для большинства докапиталистических классовых обществ иерархичность политической структуры, сопряженная с острыми противоречиями между центростремительными и центробежными тенденциями. Именно соотношение этих тенденций во многом предопределяло конкретные рамки, в пределах которых наиболее интенсивно шел процесс формирования народностей.
В одних случаях более интенсивными оказывались процессы формирования народности в рамках небольших политических еди- \
нйп, охватывающих лишь несколько племен или даже одно племя. В других случаях большую интенсивность имели процессы, про- ходйзшие в пределах территории, охватывавшей целую группу племенных общностей (подчас семью племен или ее значительную часть, но иногда и совокупность нескольких неродственных племен). Hb, как правило, эти разновидности объединительных процессов в той или иной степени сосуществовали.
В первом случае процесс этногенеза проходил в рамках сравнительно небольших территориально-административных подразделений типа номов, полисов — в рабовладельческом обществе, графств, княжеств — в феодальном. В сплочении таких политических образований немалую роль играл областной диалект, местное право и обычаи, особенности материальной и духовной культуры, внутриобластная брачная эндогамия [914]. Одним словом, областные общности обладали не только потестарными, но и определенными этнокультурными свойствами. Однако они еще не представляли собой сформировавшихся этносоциальных организмов, так как, с одной стороны, не обладали достаточной политической самостоятельностью, с другой — имели довольно расплывчатый этнический облик, были слабо разграничены внутри соответствующих этнолингвистических общностей. Поэтому такие формирования, на наш взгляд, можно именовать «этносоциальными областями». Соответствующие же им собственно этнические подразделения могут быть названы «областными этни- косами».
Лишь некоторые из «областных» этносоциальных единиц, приобретя значительную политическую устойчивость, со временем превратились в этносоциальные организмы. Примером этого может служить возникновение афинской, спартанской и других древнегреческих народностей, формировавшихся в рамках отдельных полисов. В Афинском государстве этому процессу, в частности, немало содействовало введение в VI в. до н. э. нового административного деления (реформы Клисфена), которое было построено на чисто территориальном принципе, призванном заменить древние родо-племенные деления [915]. В это время «основным социальным организмом и этнической общностью [916] выступал афинский народ... в целом говоривший на особом аттическом наречии и объединенный территориальнополитически и общим именем» [917]. Но наряду с народностями, сложившимися в рамках древнегреческих государств — полисов, во второй половине I тыс. до н. э. в результате возникновения общегреческих политических объединений происходит формирование более широкой общности — эллинской народности [918].
Особенно большая роль в формировании подобных «межобластных» этнических общностей принадлежит раннеклассовым государствам. К этому вопросу нам еще предстоит вернуться. Здесь же представляется важным отметить возможность выделения народностей различных уровней. При этом народности одного уровня могли выступать лишь в качестве этникосов (так сказать, по инерции после исчезновения соответствующего эсо), другого уровня — и как этникос, и как функционирующее эсо. Так, начавшая складываться с возникновением в IX в. Германского королевства (с X в. «Священной Римской империи германской нации») немецкая народность [919] сохраняется в качестве этникоса и после установления здесь в XII—XIV вв. полной политической раздробленности [920]. Наряду с этой народностью и в ее рамках одновременно функционируют в качестве эсо, а соответственно и этникосов, сформировавшиеся в результате политической раздробленности баварская, саксонская, швабская и другие народности, многие из которых генетически связаны с областными этническими общностями [921].
Выявление в раннеклассовых обществах двух уровней народностей неизбежно выдвигает задачу их терминологического размежевания. В этой свчзи представляется возможным предложить следующие условные наименования для этнических образований, возникших на «узкой» племенной основе и занимающих относительно небольшую территорию — «ареальные народности»; для этносов, генетически восходящих к целым метаплеменным общностям (семьям племен) и включающих (в той или иной форме) несколько ареальных образований — «региональные народности».
При возникновении «региональных народностей» обычно в той или иной степени дают о себе знать все виды объединительных этнических процессов. И все же, на наш взгляд, можно выделить два основных варианта этногенеза этих общностей: в одном — преобладает тенденция консолидации, в другом — миксации.
Судя по всему, главную роль консолидация родственных этнических групп сыграла в формировании эллинской народности. Однако при этом не обошлось без этнической ассимиляции. В данном отношении показательно мнение Геродота, что эллины численно возросли, когда «включили в себя множество племен» [922]. Один из ярких примеров рассматриваемого варианта этногенеза
Даёт; история возникновения древнерусской народности. Она, как известно, сложилась в результате объединения восточнославянских метаплемен (полян, кривичей, дреговичей, северян и т. д.) 32, хотя при этом имели место и ассимиляционные процессы (прежде всего растворение в 'славянском этносе местного угрофинского населения), но несомненно не они сыграли решающую роль в формировании древнерусской народности [923]. Ряд примеров этно генеза подобного типа дает раннесредневековая история германцев. Так, в ходе становления алеманнской метаэтнической общности, превратившейся постепенно в народность (III—VI вв.), она вобрала в себя главным образом различные германские этнические единицы, хотя в состав ее, видимо, вошел и некоторый кельтский элемент [924]. Судя по всему, генетически родственным этническим подразделениям принадлежала решающая роль также в формировании саксонской и тюрингской межплеменных общностей [925]. Естественно, что в ходе сложения на базе этих межплеменных образований раннесредневековых народностей главную, если не исключительную, роль выполняли консолидацион- ные процессы.
И все же в большинстве своем раннеклассовые региональные народности, очевидно, возникли в результате этнической микса- ции. При этом обычно немалая роль принадлежала миграциям, вопрос о месте которых в генезисе народностей заслуживает особого внимания.
Дело в том, что в прошлом долгое время миграциям, которые изучались в основном на лингвистическом материале, отводилась определяющая этногенетическая роль. Позднее под влиянием лингвистической теории Н. Я. Марра некоторые примитивно- миграционистские теории происхождения народов были у нас пересмотрены. Однако при этом оказались допущенными крайности иного порядка — почти полное отрицание роли миграций. Дискуссия по вопросам языкознания в 1950 г. в значительной мере способствовала преодолению такого рода крайностей. Вместе с тем привлечение новых массовых археологических и особенно антропологических материалов предотвратило восстановление прежних миграционистских построений. И все же вопрос о роли переселенцев (и их соотношении с автохтонным населением) в возникновении многих народов до сих пор остается дискуссионным [926]. Все это и заставляет специально остановиться йа данном вопросе в целом. Представляется йущес^вбнным'особо обратить внимание на те переселения народов, которые были связаны со становлением и развитием раннеклассовых отношений. Таковы, например, массовые миграции эпохи Великого переселения народов. Основная причина этих миграций — давление численно возросшего населения на производительные силы [927].
Массовые миграции, как известно, чрезвычайно ускоряли характерный для перехода от доклассового общества к классовому процесс замены основных этносоциальных ячеек первобытнообщинного строя — «племен» новыми, более крупными этносоциальными общностями — «народностями». При этом перемещение той или иной этнической общности на новую территорию, как правило, влекло за собой столкновение ее с уже обитавшей здесь ранее другой общностью. Вследствие неравномерности общественного развития такие этнические общности обычно находились на разных социально-экономических уровнях и их столкновение нередко завершалось тем, что автохтонное население оказывалось завоеванным пришельцами. В социальном отношении эти завоевания, как и любые другие, могли иметь троякий характер: 1) завоеватели навязывают побежденным собственный способ производства; 2) победители оставляют без изменений способ производства побежденных, довольствуясь данью; 3) происходит взаимодействие двух способов производства — завоевателей и побежденных, в ходе которого возникает новый способ производства [928].
Что касается этнических последствий переселений, то они могли быть различными. В частности, истории известно немало случаев переселений отдельных частей этноса на еще неосвоенные или слабоосвоенные другими этносами территории. Таков, например, процесс освоения русскими Сибири в XVII—XIX вв. Он, хотя и сопровождался этнокультурными контактами с аборигенным населением, но не повлек за собой возникновения новых этнических общностей.
Однако в условиях раннеклассовых отношений переселения часто сопровождались интенсивными этногенетическими процессами. При этом такие процессы, как правило, одновременно имели объединительный характер. Более того, начальной точкой формирования новой этнической общности в результате переселений обычно выступал не столько сам момент миграции этнической общности или отделения переселяющейся этнической группы от «материнского этноса», сколько тот период, когда между переселенцами и автохтонными этническими единицами начиналось взаимодействие, в ходе которого у них появлялись общие характерные черты. Завершался же процесс этногенеза, как еще раз справедливо было подчеркнуто в последнее время рядом наших специалистов, в момент появления у участвующего в этом процессе населения отчетливого этнического самосознания, внешним проявлением которого становилось общее самоназвание [929].
В процессе этногенеза, связанного с взаимодействием завоевателей и аборигенов, обычно происходит синтез этнического субстрата и суперстрата [930], в ходе которого и возникает новый этнос (разумеется, субстрат, как и суперстрат, сам мог быть многослойным продуктом предшествующего синтеза). Поскольку взаимодействующие при этом этносы, как правило, пе находятся в близком родстве, постольку, очевидно, в данном случае речь идет о процессах, именуемых нами «этпогенетической миксацией». Сопровождающий такого рода процессы межэтнический синтез чрезвычайно многообразен, особенно в тех случаях, когда он касается весьма отдаленных по своим основным параметрам этнических общностей. Дело в том, что в подобной ситуации взаимодействие отдельных компонентов этнических единиц, участвующих в генезисе той или иной народности, происходит не только различными темпами, с различной интенсивностью, но и нередко не в одинаковых направлениях. В этой связи следует дифференцированно подходить, по крайней мере, к изменениям в сфере языка, бытовой культуры, физического типа и этнического самосознания, включая самоназвание.
Наглядной иллюстрацией этого, может, например, служить судьба этнонима «болгары». Его первоначальные носители, так называемые протоболгары, — тюрки, в конце VII в. н. э. переселились на Балканы и подчинили находившиеся здесь славянские племена. И хотя сравнительно немногочисленные протоболгары довольно скоро полностью растворились в массе славянского населения, однако этноним «болгары» в конечном счете стал самоназванием всего этого населения [931].
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |