Рассматривая внутренний механизм объединительных этнических процессов, представляется также важным подчеркнуть, что в отличие от языковой ассимиляции, являющейся, как правило, непременным этапом этнической, некоторые элементы традиционной культуры и быта могут сохраняться и после изменения этнического самосознания, утратив всякую роль символов этнической принадлежности.
Что касается факторов, лежащих в оспове собственно этнических процессов, то те из них, что имеют «внешний» для этноса характер (как внеэтнические, так и межэтнические), были уже рассмотрены в предыдущем очерке. Однако сколь ни велико значение такого рода факторов для судеб этноса, было бы явным упрощением игнорировать и внутриэтнические причины, вызывающие изменения соответствующих этносов. Эти внутриэтнические факторы в свою очередь могут быть дифференцированы. Прежде всего к ним следует отнести те изменения, которые обусловлены внутренним развитием того или иного компонента
этноса. Примером этого могут служить такие лингвистические процессы, как синтаксические и морфологические изменения языка в силу внутренних закономерностей его развития. Однако, рассматривая подобные процессы, не следует забывать об относительном характере их независимости 26. Своеобразную разновидность факторов внутриэтнических изменений представляет, на наш бзгляд, взаимодействие различных компонентов этноса. Особенно в этом отношении существенно их взаимодействие с этническим самосознанием. Будучи обусловленным, как мы видели, объективными свойствами этноса, оно в то же время нередко оказывает на них «обратное» воздействие. Впрочем, подобного рода внутренние взаимодействия компонентов этноса в конечном счете, как правило, сами оказываются стимулированными внеэтническими факторами.
Что касается основных категорий этносоциальных процессов, то их разграничение неразрывно связано ^важнейшими видами этносоциальных общностей и соответственной главными этапами всемирноисторического процесса. Поэтому представляется целесообразным вопросы типологизации этносоциальных процессов рассмотреть в связи с характеристикой основных этапов этнической истории человечества, чему и посвящаются следующие очерки. Здесь сделаем лишь одно исключение, касающееся использования термина «межэтническая интеграция» для обозначения не только собственно этнических, но и этносоциальных процессов. Дело в том, что объектами межэтнической^интеграции могут быть не только этникосы, но и эсо. Принтом в результате взаимодействия (интегрирующего характера) нескольких эсо складывается определенное единство как их^собственно^этнических, так и социально-экономических параметров. Таким образом, наряду с^изначальным (узким) значением термина «межэтническая интеграция», очевидно правомерно использовать^его и в широком значении, при котором имеется в виду процесс формирования метаэтносоциальной общности. К этому^остается добавить, что поскольку при межэтническом взаимодействии интегративного характера в условиях капитализма и социализма в качестве основных компонентов выступают главнымтобразом эсо — нации, это взаимодействие может быть названо межнациональной интеграцией, представляющей собой таким образом разновидность интернационализации 27.
Очерк одиннадцатый
ЭТНОСОЦИАЛЬНАЯ СТРУКТУРА ЧЕЛОВЕЧЕСТВА И ЕЕ ДИНАМИКА В ПЕРВОБЫТНООБЩИННОЙ ФОРМАЦИИ
На разных этапах истории человечества этнические процессы протекают, как мы уже отчасти могли убедиться, далеко не одинаково. Поэтому представляется целесообразным, хотя бы в самой общей форме рассмотреть их ход на протяжении всемирной истории. Только в таком случае можно выявить те черты этнического развития народов мира, которые характерны для разных исторических эпох, специфику этого развития на всех уровнях этнической иерархии. При этом, разумеется, необходимо учитывать, что этнические системы как совокупности людей характеризуются не только собственно этническими, но и многими другими присущими человеческим общностям свойствам. Определенная часть такого рода свойств имеет для этнических систем особое значение, выступая в качестве основного и непременного условия их существования. Это прежде всего социально-экономические и демографические показатели. Нет такой этнической общности (будь то малочисленная этническая группа или многомиллионный этнос), которая не обладала бы этими свойствами. Поскольку же этнические процессы в конечном счете детерминированы социально- экономическими, особое внимание, очевидно, следует уделить их взаимосвязи. Но, разумеется, при этом должны быть учтены и собственно этнические процессы; иначе мы неизбежно получим искаженную картину основных этапов этнической истории человечества.
Что касается периодизации в целом этнических процессов во всемирно-историческом плане, то, поскольку имеется в виду прежде всего этносоциальная динамика человечества, в основу ео членения несомненно должна быть положена прогрессивная смена социально-экономическихтформаций.
Рассмотрение основных этапов этносоциальной истории человечества следует, очевидно, начать с первобытнообщинной формации. При этом нельзя не коснуться прежде всего вопроса об основном этническом подразделении первобытного общества. Судя по всему, структура первой его социальной ячейки — стада (праобщины) архантропов отличалась текучестью, неустойчивостью: отдельные особи нередко переходили из одного стада в другое г.
Вместе с тем для культуры нижнего палеолита было характерно относительное единообразие, точнее говоря, отсутствие тех отчетливых культурных различий, которые фиксируются в последующие археологические эпохи. Вопрос этот, как известно, имеет длительную историю [794], но в настоящее время считается установленным, что локальная вариативность нижнепалеолитической техники была еще нечеткой, расплывчатой и связывалась не с этнокультурной дифференциацией, а с особенностями исходного сырья и разным назначением орудий в разных областях ойкумены [795]. Все это делает мало вероятным понимание стад архантро- пов как общностей, обладающих устойчивыми культурными чертами и четким самосознанием. Правда, недавно В. П. Алексеевым была вновь выдвинута гипотеза, согласно которой зарождение начальных форм этногенеза происходит еще в нижнем палеолите. В подтверждение он ссылается на различие отдельных соседних нижнепалеолитических памятников, считая такие различия достаточным основанием, чтобы предполагать, что соответствующие группы древних людей осознавали свое культурное своеобразие [796]. Однако в свете современных археологических данных более основательным представляется мнение того же автора, что культурные различия между соседними стадами архантропов были весьма неопределенными [797]. Как справедливо отмечают П. И. Борисков- ский, А. А. Формозов, С. А. Арутюнов и многие другие исследователи, еще слишком однородны были формы деятельности, еще слишком не развиты были ее орудия, чтобы между сообществами архантропов появились бы целые комплексы различий. Решающим является то обстоятельство, что имевшиеся почти с самого начала локальные различия в отдельных деталях даже самой примитивной культуры, в том числе и в речевых сигналах отдельных человеческих стад, в зачатках их языковой деятельности, были различиями в деталях, еще не сложились в устойчивые комплексы различий с четкими границами в. Они^были включены в цепь культурной и языковой непрерывности. Сама эта диффузность, непрерывность культуры, по мнению С. А. Арутюнова, «уже снимает вопрос о возможности каких-либо этнических делений в столь отдаленную эпоху»[798]. Заключение это, на наш взгляд, весьма осно- / вательно^И все же, видимо, было бы преждевременно полностью! отрицать наличие у сообщества архантропов хотя бы элементов j группового самосознания и каких-то зачатков культурных разли- I чий. Разумеется, в силу указанных выше причин все эти группо- i вые особенности неизбежно должны были иметь неустойчивый; характер. Соответственно самое большое, что можно допустить, — это существование у архантропов лишь весьма неустойчивых и аморфных подобий (прототипов) этнических общностей, которые условно могут быть названы протоэтносами. (
Дальнейшие шаги в развитии человечества с появлением палеоантропов-неандертальцев (археологическая эпоха мустье или средний палеолит) оздаменованы заметными сдвигами в области культуры: усовершенствованием орудий труда, изобретением жилища, возникновением первых эстетических и религиозных представлений [799]. Эти изменения сопровождались не только значительным расширением ареала обитания людей, но и увеличением разнообразия локальных вариантов кремневой техники.
Огромное значение для последующего прогресса человечества не только в социальном, но и в этнокультурном отношении имело возникновение экзогамии и родового строя, сопровождавшееся появлением племен. Как свидетельствуют этнографические данные, род не может существовать вне племени, хотя бы слабо оформленного [800].
Именно племена в научной литературе обычно рассматриваются в качестве основного этнического подразделения первобытного общества. Однако в последнее время эта точка зрения нередко ставится под сомнение. В современной зарубежной литературе довольно распространено мнение, что племя — «вторичное» социальное явление, возникающее на поздних стадиях общественного развития в особых исторических условиях [801]. Представление о сравнительно позднем возникновении племен встречается и в нашей научной литературе последних лет. В частности, как полагает А. А. Формозов, появление племени относится к мезолиту [802]. Еще более радикальна точка зрения ВЛФ. Генинга, считающего, что племя вообще не является этническим формированием. При этом он ссылается на то, что в понятии племени «определяющей остается система организации власти» [803].
Для племени действительно Характерно о6уп!;ествлеййе функций власти. На этот широко засвидетельствованный этнографией факт обратил внимание Ф. Энгельс. Он, в частности, отмечал наличие у племени военачальника или верховного вождя, народного собрания, совета старейшин и т. п. [804] Этот аспект функционирования племени, как уже говорилось, условно может быть назван «социально-потестарным» [805]. Но у племени есть и другая, важная и также отмеченная уже Энгельсом, сторона. По Энгельсу, племя характеризуется определенной общностью диалекта, общими религиозными представлениями (мифологией), обрядами и собственным именем [806]. Очевидно, что перед нами собственно этнические свойства племени. Таким образом, племя одновременно и социально-потестарная и этническая общность. А это значит, что оно представляет собой этносоциальное образование.
Необходимо, однако, сразу же подчеркнуть, что в данном случае речь идет о племенах развитого первобытного общества. Они охарактеризованы Ф. Энгельсом на материалах, относящихся к периоду непосредственно предшествовавшему возникновению классов у американских индейцев, древних греков, римлян и германцев. Но, как известно, в этнографической литературе племенем подчас именуют также общности, не обладающие необходимыми для социальных организмов атрибутами 16. Примером их могут служить австралийские племена. Представляя собой совокупность экзогамных родов или групп, связанных общими чертами культуры и сознанием общего происхождения, такие племена обычно не имеют единых органов власти [807]. Ссылаясь на это обстоятельство, а также на некоторую неустойчивость подобных образований, отдельные исследователи предпочитают даже говорить в данной связи не о племенах, а лишь об этнических общностях [808]. Действительно, перед нами этнические, а не поте- старные единицы. Но, думается, что все же нет оснований отказываться от наименования их племенами. Правда, это всего лишь племена-этникосы, не превратившиеся еще в племена-эсо. Однако в нашем распоряжении есть прямые этнографические свидетельства о возможности подобного превращения. Примером этого могут служить, в частности, австралийское племя диери и племена Западной Виктории. Так, у диери, в отличие от подавляющего большинства других австралийских племен, уже появились подобие общеплеменного совета из главарей отдельных родов и
общеплеменной главарь, власть которого еще основывалась преимущественно на личном авторитете, но уже становилась наследственной [809].
Таким образом, племена-этникосы, очевидно, представляют раннюю стадию племенной организации. Ио когда они впервые возникли? [810] В связи с этим вопросом^привлекают внимание данные, свидетельствующие, что еще в среднем палеолите (мустье) в пределах одной и той же довольно обширной территории вперемежку существовали различные виды инвентаря[811]. Последнее обстоятельство дало основание для заключения, что население стоянок с однотипным инвентарем представляло своеобразные единицы — «предплемена». При этом высказано предположение, что подобные «предплемена» обладали единым самосознанием [812]. Предположение это, правда, вызывает определенные сомнения./ Не исключено, в частности, что «предплемена», занимавшие территорию до 200 км в поперечнике, возникли в результате расселения на одной и той же территории нескольких сегментировавшихся групп первобытных людей, каждая из которых обладала своеобразным обликом инвентаря. Длительное сохранение такого облика во всех соответствующих «сегментах», несмотря на их чересполосное размещение, могло обеспечиваться просто силой традиции, которая была столь велика, что делала «людей, живших по соседству в разных по материальной культуре общинах, социально чуждыми»[813]. Это предполагает, что соседние «сегменты» осознавали свои культурные различия, но не дает оснований для уверенного заключения, что все однотипные сегменты обладали сознанием общности [814].
Следует вместе с тем учитывать, что у нас все же нет достаточных оснований и для того, чтобы полностью отвергнуть гипотезу о наличии общего самосознания у различных сегментов отдельных «предплемен». Между тем в свете этой гипотезы невольно напрашивается параллель, связывающая «предплемена» и племена- этникосы/
/Много четко очерченных археологических культур известно для верхнего палеолита, например, среднеднестровская на Рус-
ской равнине, крепская, виллендорфская и павловская в Центральной Европе, группа памятников типа Париальо в Испании и т. д.[815] И представляется заслуживающим внимания мнение, что, вероятно, каждая из этих археологических культур принадлежала одной этнической общности — племени, так как для общины территория такой культуры (50—150 км в поперечнике) слишком велика26. Но это были скорее всего лишь племена-этникосы. Видимо, племен как развитых социальных организмов, имевших четкую структуру, племенной совет, вождя и т. п., ни в верхнем, ни тем более в среднем палеолите не было [816].
^Важным общим аргументом в пользу возникновения племен при переходе к верхнему палеолиту, т. е. в процессе саписнтации, может служить отстаиваемый рядом исследователей (в первую очередь 10. И. Семеновым) тезис о существовании в этот период наряду с экзогамией дуально-родового группового брака [817]. Наличие такой брачной системы, зарождение которой возможно, относится еще к эпохе палеантропов [818], в свою очередь предполагает возникновение племен.
Интересные соображения по рассматриваемой проблеме были недавно приведены С. А. Арутюновым. Помимо ссылки на экзогамию/он в данной связи отмечает тот факт, что именно с сапиен- тацией совпал переход людей (по крайней мере, на значительной части территории Евразии) на относительно оседлый образ жизни. Обусловленная охотой на крупную дичь, эта оседлость и создала возможность для появления дислокального брака. Отметив вместе с тем типичность для обществ охотников и собирателей линейной схемы расселения, С. А. Арутюнов приходит к заключению, что «в таких условиях неизбежно должна была возникать коалиция двух соседних экзогамных, матрилинейных, дисло- кально-брачных коллективов» [819]. При этом привлекает внимание его мнение (основанное на подсчетах археологов) [820], что расстояние между соседними коллективами в таких дуальных объединениях
«можно ориентировочно оценить примерно в 40—50 км». Поскольку же это «и диаметр основной’охотничьей территории» за, постольку в целом данное^объединение^должно было охватывать площадь около 100 км в поперечнике,""т. е она была по своим масштабам близкой к средним показателям той территории, на которую простирались отдельные археологические культуры верхнего палеолита.
Рассматривая указанные образования в качестве «единственных этнических единиц» того времени, С. А. Арутюнов полагает, что для их обозначения наиболее подходит название «предплемя» [821]. О причинах такого обозначения этих единиц, однако, остается лишь догадываться [822]. Вероятнее всего, что главный мотив — предположение об отсутствии у таких дуальных образований общих органов власти. Подобное предположение представляется весьма вероятным. Однако оно не дает еще оснований для отказа в данном случае от термина «племя», поскольку, как уже говорилось, для племени-этноса (в отличие от племени-эсо) потестарные функции не характерны. Представляется целесообразным такие племена именовать «первичными», не забывая, разумеется, об определенной гипотетичности их выделения.
* При решении вопроса об этнических подразделениях эпохи мезолита весьма существенно учитывать те огромные перемены, которые "произошли в условиях жизни людей в эту эпоху. Уже в конце верхнего палеолита в Европе и Азии исчезли или резко сократились в численности мамонт, шерстистый носорог, гигантский о л еньги другие крупные животные. Это было обусловлено скорее"* всего климатическими изменениями, а, возможно, частично и деятельностью самих людей. Позднее, около 7 тыс. лет назад, под влиянием термальных изменений, вымерли гигантские сумчатые в Австралии и гигантские млекопитающие в Америке [823]. В результате племена эпохи мезолита были вынуждены перейти к бродячей охоте на мелкую дичь. А это в свою очередь привело к существенным социальным сдвигам. В частности, именно с эпохой мезолита связывается появление небольших коллективов бродячих охотников и собирателей. Хотя каждый из них обычно насчитывал около 25 человек, однако нуждался при самых благоприятных условиях не менее, чем в 400—500 кв. км охотничьей территории, а чаще всего территории в 2—3 раза большей.
Как справедливо замечает в данной связи С. А. Арутюнов, племя, состоящее из таких коллективов, хотя и могло насчитывать в среднем 500 человек, однако, в отличие от соседних этнических единиц развитого палеолита, представляло собой «лишь диалектно-культурное, но не социально-экономическое единство; входящие в него локальные группы слабо связаны между собой, оно легко дробится и рекомбинируется, более проницаемо, для внешних информационных связей» [824]. /
/ В отличие от гипотетически реконструируемых этнических единиц палеолита племена эпохи мезолита имеют некоторые, хотя и условные, этнографические параллели./Правда, упоминавшиеся выше сомнения, касающиеся правомерности использования термина «племя» для обозначения крупных подразделений первобытного общества, весьма характерны для посвященной охотникам и собирателям современной зарубежной литературы, особенно австраловедческой [825]. Однако при этом следует иметь в виду, что все этнографы, проводившие полевые исследования в 30—60-е годы XX в. среди австралийских аборигенов, а также других групп охотников и собирателей (бушменов, хадза, пигмеев, эскимосов, северных атапасков, алгонкинов, кубу и т. п.), имели дело с обществами, социальная организация которых претерпела серьезные изменения в результате воздействия капиталистического общества[826]. Не случайно этнографы XIX — начала XX в., как правило, не сомневались в существовании у объектов их исследования родо-племенной организации [827]; к тому же новейшими ретроспективными исследованиями ее существование в прошлом неопровержимо подтверждено (в частности, в отношении многих групп охотников и собирателей Северной Америки) [828].
И все же было бы, наверное, неосторожно игнорировать новейшие этнографические наблюдения, касающиеся охотников и собирателей, прежде всего австралийских аборигенов. Наблюдения же эти в конечном счете не дают оснований отвергать сам факт существования у аборигенного населения Австралии крупных образований, насчитывающих, судя по всему, в среднем 450— 500 человек [829]. Даже принимая во внимание взгляды наиболее осторожных современных австраловедов, оказывается возможным признание того, что при всей своей аморфности эти образования локализировались на определенной территории, хотя границы последней отличались относительной условностью и подвижностью [830]. Относительным было и осознание их лингвистического и социокультурного единства [831]. Главным консолидирующим фактором такого рода образований выступала вера в общих тоте- мических предков («одну кровь»), что реально выражалось в эндогамии таких образований: большинство браков заключалось внутри них [832].
Вместе с тем они не имели централизованной системы управления: ни племенных вождей, ни постоянно функционирующего совета старейшин[833]. Иначе говоря, перед нами всего-навсего пле- мена-этникосы. Отсутствие развитых потестарных функций у таких племен охотников и собирателей, очевидно, послужило главным мотивом для того, чтобы рассматривать их в качестве «формирующихся этнических групп», «предэтнических общностей», «протоэтносов»[834]. Однако, если признать этникос в качестве одной из форм существования этноса, то основания для подобных заключений неизбежно отпадут. Лишь в сравнении с эсо племена- этникосы могут рассматриваться как «прото»- («пред»-) образования («протоэтносоциальные общности»).
Признание того, что племена-этникосы существовали на начальных ступенях подлинно общественной организации, возникшей вместе с появлением вида Homo sapiens, однако, оставляет открытым вопрос о том, какое место в иерархии этнических общностей принадлежит этой разновидности этникосов. В данной связи нельзя не упомянуть о мнении, что «отдельное племя со свойственными ему социальными институтами представляет скорее одну из ранних форм социальной организации, а не самостоятельную этническую общность». Соответственно делается вывод, что «основными типами этнических общностей эпохи первобытнообщинного строя были, вероятно, группы родственных племен, живущих на смежных территориях, говорящих на диалектах одного языка и обладавших многими общими особенностями культуры». Это точка зрения Н. Н. Чебоксарова[835], ее разделяет и С. А. Арутюнов[836]. Последний недавно несколько уточнил ее, подчеркнув, что все же на начальной стадий этнической истории человечества (в эпоху верхнего палеолита) была лишь единственная этническая общность[837], которую он назвал «предплеменем», хотя, как уже говорилось, имеются достаточные основания для того, чтобы в данной связи использовать термин «первичное племя».
Согласно уточненной концепции наличие групп родственных племен С. А. Арутюнов относит лишь к эпохе мезолита[838], считая, что на их уровне в это время в основном и реализовывалась этническая специфика. Действительно, на данном этапе прослеживаются общности более широкие, чем племя-этникос [839]. Каждую такую совокупность родственных племен предлагается именовать «соплеменностыо»[840]. Однако такое употребление термина «сопле- менность» представляется не вполне удачным. Сколь ни широк семантический аспект понятия «соплеменность» в русском языке, все же оно прежде всего ассоциируется со словом «соплеменник». Между тем это слово означает принадлежность к одному и тому же племени. Для обозначения же совокупности родственных племен представляется более приемлемым термин «семья племен»[841]. При этом следует сразу же подчеркнуть различие понятий «семья племен» и «союз племен». Если во втором случае перед нами — этносоциальная общность[842], то в первом — этническая общность в узком значении слова. Но дело, разумеется, не только в терминах. Как бы мы ни называли рассматриваемые общности — совокупности «родственных» племен, — главное в интересующей нас связи заключается в том, что в развитом первобытном обществе, видимо, не они, а племена до заключительного этапа не только обладали большим единством, но и большей самостоятельностью. В этом контексте приобретают особое значение свидетельства о племенах в надгробных и посвятительных надписях балкано-дунайского региона начала нашей эры. Если в надписях до II в. н. э. преобладало указание на принадлежность к племени^в узком смысле этого слова (например, трибалл, мёз, бесс и т. д.), то со II в. н. э. в этих же документах указывается происхождение не по узкоплеменному подразделению, а по принадлежности к фракийской, иллирийской, паннонской совокупности племен, именуемой natio (например, в надписях из Мёзии: natione Thrax)[843].
Однйй Словом, СуДя по всему, есть достаточные основания рас-* сматривать племена-этникосы в качестве основных самостоятельных этнических подразделений раннего и развитого первобытнообщинного строя: следовательно, семья племен имеет характер метаобразования, а это в свою очередь позволяет для ее обозначения использовать более компактный термин — «мстаплсмя».
Племена-этникосы лишь со временем приобретают потестарные функции, становятся, так сказать, «классическими» и превращаются, как уже говорилось, в этносоциальные организмы. Важным рубежом в этом отношении явилась эпоха неолита, на начальных этапах которой у древних земледельцев, насколько можно судить по некоторым археологическим данным, продолжали существовать племена с дуально-фратриальной структурой[844].
Приобретение племенем социалыю-потестарных функций становится фактором, существенно влияющим на его дальнейшее этническое развитие, причем последнее в известной мерс определяется типом социальной структуры племени. В частности, эта структура может способствовать сохранению замкнутого характера данной этнической общности, ее автократичности. Примером подобной ориентации потестарной структуры могут служить так называемые сегментные общества, представляющие системы сегментных линиджей57. Иное воздействие на этнические процессы оказывает иерархическая организация на основе генеалогического старшинства, которую в западной этнографии обычно обозначают как «конический клан»58. Этот тип потестарной структуры, означающий начало расслоения общества и большей централизации власти, в то же время способствует интенсификации этнических процессов в таких общностях59. В еще большей степени этнообъ- единительные тенденции (как эндо-,так и экзогенного характера) присущи общественным организмам предклассовой стадии развития, когда «война и организация для войны становятся... регуляторными функциями народной жизни»60.
Отнесение племен развитого первобытного общества к категории эсо в свою очередь выдвигает вопрос об этникосе на соответствующей стадии первобытнообщинной формации. Этническую общность подобного рода, на наш взгляд, составляют все члены каждого племени, независимо от того, находятся ли они в пределах или за пределами его территории. Именно эта общность, на наш взгляд, имеет достаточные основания претендовать на то, чтобы именоваться «соплеменностью»[845]. Ее члены остаются соплеменниками, даже если проживают за пределами своего племени, ибо они сохраняют не только общую с ним культуру, но и сознание принадлежности к нему (широкое распространение это, впрочем, получает лишь в конце первобытности).
Яркие примеры несовпадения соплеменности и племени дают кочевые народы с их широко распространенной практикой адаптации отдельных иноплеменников и целых иноэтнических родоплеменных подразделений. Много таких фактов зафиксировано, в частности, у арабских кочевников на протяжении всего огромного периода времени—от первых веков хиджры до начала нынешнего столетия. Инкорпорируя в свой состав выходцев из других племен, арабское племя объявляло их своими членами «по крови и по имени», постепенно ассимилировало и даже как бы «привязывало» к себе вымышленной генеалогией. Но это, конечно, происходило далеко не сразу, и какое-то, часто весьма длительное время этнический статус инкорпорантов оставался двойственным: они были носителями этнических традиций и принявшей их новой и своей прежней общности. Так, с одной стороны, они должны были, следуя нормам племенной эндогамии, брать себе жен только из своего нового племени, мстить и отвечать за кровь в соответствии с обычаями этого племени и т. д. Но, с другой стороны, они подолгу сохраняли свои прежние диалектные особенности, генеалогические предания, знаки для клеймения скота, военные кличи, родо-племенные культы, особенности расцветки плащей, головных платков, орнамента, причесок и т. п. Это двойственное положение инкорпорантов не только фиксировалось этнографически, но и хорошо осознавалось как ими самими, так и их соседями. Известно, например, что в иорданском племени бану сахр в конце XIX — начале XX в. одно из его трех основных подразделений— каабна — считалось «ненастоящими» бану сахр, так как еще не изгладилось воспоминание о его включении на рубеже XV— XVI вв. в состав этого племени. По этой же причине в саудий- ском племени давасир «ненастоящими» соплеменниками считались так называемые абат давасир — четыре некогда присоединившиеся группы, еще сохранявшие собственные генеалогические традиции в2. *4
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |