В романе Томаса Харди "Тэсс из рода д’Эрбервиллей", когда во время брачной ночи Энджел Клэр признался своей новой жене, Тэсс, что он грешил перед свадьбой, она с облегчением ответила, рассказав историю, как ее саму совратил Алек д’Эрбервилль, и что рано умершего ребенка она родила от него. Она думала, что проступки уравновешенны.
"Прости меня, как я тебя простила! Тебя я простила, Энджел."
"Ты - да, ты простила."
"Но разве ты не прощаешь меня?"
"К чему говорить о прощении, Тэсс? Ты была одним человеком, теперь ты
- другая. Господи, можно ли простить или не простить такое чудовищное
превращение!"
Той ночью Клэр покинул ее.
КУРТУАЗНАЯ ЛЮБОВЬ
Человеческие системы спаривания очень осложнены фактом наследования богатства.
Способность наследовать богатство или статус от родителя присуща не только людям.
Есть птицы, которые наследуют право собственности на территорию своих родителей, оставаясь с ними, чтобы помочь вырастить последующие выводки. Гиены наследуют свое доминирующее положение от матерей (у гиен самки являются доминирующими и зачастую более крупными); так же поступают многие обезьяны.
Но люди возвели этот обычай в искусство.
И они обычно проявляют намного большую заинтересованность в переходе богатства по наследству сыновьям, чем дочерям.
Это, на первый взгляд, странно. Мужчина, оставляющий свое состояние дочерям, вероятно, понимает, что богатство переходит к какой-то его внучке. Мужчина, оставляющий свое состояние сыновьям, вероятно, понимает, что богатство остается тому, кто может являться, а может не являться его внуком.
В немногих обществах с наследованием по материнской линии действительно существуют такие беспорядочные полвые связи, что мужчины не уверены в отцовстве, и в таких обществах дяди играют роль отца для своих племянников.
Действительно, в более расслоенных обществах бедные чаще помогают своим дочерям по сравнению с сыновьями.
Но не из-за уверенности в отцовстве, а потому что бедные дочери будут размножаться вероятнее, чем бедные сыновья.
У сына вассала, принадлежащего феодалу, были большие шансы остаться бездетным, в то время как его сестру забирали в местный замок, чтобы сделать плодовитой наложницей местного лорда.
И вправду, есть некоторые свидетельства, что в пятнадцатом и шестнадцатом веке в Бедфордшире крестьяне больше оставляли наследство дочерям, чем сыновьям.
В восемнадцатом веке в Восточной Фризии в Германии у фермеров в устоявшихся поселениях были семьи со странным преобладанием женщин, тогда как в растущих поселениях были семьи с преобладанием мужчин. Трудно избежать вывода, что третьи и четвертые сыновья были обузой семьи, если не было новых деловых возможностей, и с ними при рождении обходились соответствующим образом, что приводило к соотношению полов, смещенному в сторону женщин в устоявшихся поселениях.
Но в высших слоях общества преобладало противоположное предубеждение.
Средневековые лорды высылали многих своих дочерей в женские монастыри.
Во всем мире богатые мужчины всегда поддерживали своих сыновей и часто только одного из них.
Богатый или сильный отец, оставляя свое общественное положение или способ его достичь своим сыновьям, оставляет средства, чтобы те стали успешными прелюбодеями со многими побочными сыновьями.
Такое преимущество не может достаться богатым дочерям.
У этого есть любопытное следствие. Это означает, что наиболее успешная вещь, которую могут сделать мужчина или женщина, это породить законного наследника богатого человека.
Подобная логика предполагает, что развратники не должны быть неразборчивы. Они должны соблазнять женщин с лучшими генами, а также женщин с лучшими мужьями, у которых поэтому есть возможность произвести самых плодовитых сыновей. В средневековые времена это было возведено в ранг искусства. Прелюбодеяние с наследницами и женами великих лордов считалось высшей формой изысканной любви. Рыцарские поединки для потенциальных волокит были лишь способом произвести впечатление на знатных леди. Как выразился Эразм Дарвин:
"А вепрь, разя противника, спешит
Косой удар клыка принять на щит;
Толпа ж немая самок в отдаленьи
Взирает на героев в изумленьи.
Романсы так о рыцарях гласят,
Которые, коня разгорячая,
Удар копьем склоненным намечая,
Несутся вихрем и врага разят;
И тот, чья храбрость бурная и сила
Врага с конем, повергнув, поразила,—
В блаженстве пред красавицей своей
Склонясь, улыбку получал от ней."
В то время, когда законнорожденный старший сын знатного лорда унаследовал бы не только богатство своего отца, но также и его многоженство, наставление рогов таким лордам было на самом деле спортом. Тристан ожидал, что унаследует королевство своего дяди, короля Марка, в Корнуолле.
При этом в Ирландии он игнорировал внимание красавицы Изольды, пока она не была вызвана королем Марком, чтобы стать его женой.
Охваченный паникой при мысли о потере права своего наследования, но полный решимости сохранить его, по крайней мере, для своего сына, он внезапно проявил огромный интерес к Изольде.
Или, во всяком случае, так Лора Бетциг пересказывает старую историю.
Анализ средневековой истории Бетциг содержит идею, что рождение богатых наследников было основной причиной разногласий между государством и церковью. Серия связанных событий произошла приблизительно в десятом веке. Власть королей уменьшилась, а власть местных феодалов увеличилась.
Как следствие, дворяне постепенно стали больше беспокоиться о рождении законнорожденных наследников, чтобы те наследовали их титул, когда была установлена помещичья система первородства.
Они разводились с бесплодными женами и оставляли все первородному сыну.
Тем временем, возродившееся Христианство побеждало своих конкурентов, становясь доминирующей религией Северной Европы. Ранняя церковь страстно интересовалась вопросами брака, развода, многобрачия, супружеских измен, и кровосмешения.
Кроме того, в десятом веке церковь начала пополнять ряды монахов и священников из числа аристократии.
Одержимость церкви сексуальными вопросами очень отличалась от одержимости св. Павла. Она почти не возражала против многобрачия или рождения множества внебрачных детей, хотя и то и другое было обычным и направлено против доктрины.
Вместо этого она сконцентрировалась на трех вещах: во-первых, на разводе, повторном браке и усыновлении; во-вторых, на выкармливании и сексе во время менструаций, когда литургия требовала воздержания; и в-третьих, на "кровосмешении" между людьми, женатыми в рамках семи канонических колен. Во всех трех случаях церковь, похоже, пыталась препятствовать зачатию лордами законнорожденных наследников. Если мужчина повиновался доктринам церкви году в 1100, то он не мог развестись с бесплодной женой, не мог, конечно, вступить в повторный брак, пока она жива, и не мог усыновить наследника. Его жена не могла отдать свою дочь кормилице и была готова родить другого ребенка в надежде на то, что это будет сын, а он не мог заниматься любовью со своей женой в течение трех недель на Пасху, четыре недели на Рождество, и от одной до семи недель на Троицу; плюс воскресенья, среды, пятницы и субботы - дни покаяний или проповедей; плюс разные праздники. Он также не мог родить законного наследника от любой женщины, ближе чем седьмиюродная сестра - что исключало самых знатных женщин в пределах трехсот миль. Все это сводится к длительному наступлению церкви на зачатие наследников, и это происходило, пока церковь не начали пополнять младшие братья государственных мужей, которые начали борьбу за наследование - за брак - между собой.
Отдельные люди в церкви (лишенные наследства младшие сыновья) манипулировали сексуальными нормами, чтобы увеличить собственное богатство церкви или даже вернуть себе имущество и титул. Ликвидация Генрихом VIII монастырей, после его разрерыва с Римом, последовавшим за неодобрением Римом его развода с не имевшей сыновей Екатерины Арагонской, является своего рода притчей для всей истории отношений государства и церкви.
Действительно, противоречие между государством и церковью было только одним из многих исторических примеров разногласий, связаных с накоплением богатства.
Практика права первородства была хорошим способом сохранить богатство - и его потенциал для многоженства - нетронутым на протяжении поколений. Но были также и другие способы. Первым из них был сам брак.
Выдать замуж наследницу всегда было самым быстрым путем к богатству. Конечно, стратегический брак и право первородства работают друг против друга. Если женщины не наследуют богатства, то нет ничего, что можно было бы получить от женитьбы на дочери богатого человека. Среди королевских династий Европы, тем не менее, в большинстве которых женщины могли наследовать трон (при отсутствии наследников мужского пола), перспективные браки часто были возможны. Алиенора Аквитанская принесла Британским королям большой кусок Франции.
Война за испанское наследство велась исключительно чтобы воспрепятствовать французскому королю унаследовать трон Испании в результате стратегического брака. Вплоть до эдвардианской практики английских аристократов жениться на дочерях американских баронов-разбойников, альянсы великих семей были силой, концентрирующей богатство.
Другим способом, практикуемым обычно среди рабовладельческих династий на американском Юге, было устраивать брак в пределах семьи. Нэнси Вильмсен Торнхилл из университета Нью-Мексико показала, как в таких семьях мужчины нередко женились на своих двоюродных сестрах. Проследив родословные четырех южных семей, она обнаружила, что добрая половина всех браков заключались в семье или предполагала сестринский обмен (два брата женятся на двух сестрах). В отличие от этого, в северных семьях в то же время только 6 процентов браков заключались в семье. Особенно интригующим этот результат делает то, что Торнхилл предсказала его раньше, чем обнаружила. Концентрация богатства более эффективна для земли, ценность которой зависит от ее дефицита, чем для состояний, нажитых бизнесом, которые зарабатываются и теряются во многих семьях параллельно.
Торнхилл продолжала утверждать, что так же, как у некоторых людей есть стимул использовать брак, чтобы сконцентрировать богатство, так и у других есть стимул препятствовать этому.
И у королей, в частности, есть и стимул, и власть добиться желаемого. Это объясняет иначе озадачивающий факт, что запрет на "кровосмесительные" браки между кузенами жестоки и многочисленны в одних обществах и отсутствуют в других. Во всяком случае, более сильно расслоенные общества больше регулируют браки.
Среди трумаев Бразилии, эгалитарного народа, к браку между родственниками относятся просто неодобрительно. Среди масаев Восточной Африки,
у которых есть значительное неравенство в богатстве, такой брак карается серьезным телесным наказанием. Среди народа инков любому осмелившемуся жениться на родственнице (из широко очерченного круга) выкалывали глаза и четвертовали. Император был, конечно, исключением. Его королева была его родной сестрой, а Пачакути основал традицию жениться также на всех своих сводных сестрах. Торнхилл заключила, что эти правила не имели никакого отношения к кровосмешению, но очень нравились правителям, старавшимся предотвратить накопление богатства всеми семьями, кроме своей собственной; они обычно исключали себя из таких законов.
ДАРВИНИСТСКАЯ ИСТОРИЯ
Эта разновидность науки известна под названием дарвинистской истории, и она была встречена прогнозируемыми насмешками настоящих историков.
Для них концентрация богатства не требует дальнейших объяснений. Для дарвинистов она должна была быть (или все еще должна быть) средством достижения репродуктивной цели. Никакая другая валюта не принимается во внимание естественным отбором.
Когда мы изучаем шалфейных тетеревов или морских слонов в их естественной среде обитания, мы можем быть вполне уверены, что они стремятся максимизировать свой долгосрочный репродуктивный успех.
Но намного труднее предъявить те же требования к людям. Люди, конечно, стремятся к чему-то, но это обычно деньги, или власть, или безопасность, или счастье.
Факт, что они не преобразуют это в детей, выдвигается в качестве свидетельства против всего эволюционного подхода к человеческим любовным отношениям.
Но эволюционисты заявляют не что эти показатели успеха сегодня служат залогом репродуктивного успеха, а что они ими когда-то были.
Действительно, в удивительно большой мере они все еще ими являются. Успешные мужчины вступают в повторный брак чаще и распространеннее, чем неудачливые, и даже с контрацепцией, препятствующей превращению всего этого в репродуктивный успех, у богатых людей все же приблизительно столько же детей, как и у бедных.
Все же люди на Западе заметно избегают иметь столько детей, как могли бы.
Уильям Айронс из Северо-западного университета в Чикаго занялся этой проблемой.
Он полагает, что люди всегда принимали во внимание потребность дать ребенку "хорошее начало в жизни".
Они никогда не были готовы пожертвовать качеством детей ради количества. Таким образом, когда дорогое образование стало предпосылкой успеха и процветания, примерно во временя демографического перехода к низкой рождаемости, люди смогли скорректировать и понизить число детей, чтобы позволить себе отдавать их в школу.
Именно так сегодня таиландцы объясняют причину, почему у них меньше детей, чем у их родителей.
Не было никаких генетических изменений со времен, когда мы были охотниками-собирателями, но глубоко в мозгу современного человека есть простое мужское правило охотника-собирателя. Стремись приобрести власть и использовать ее, чтобы соблазнить женщин, которые родят наследников; стремись приобрести богатство и использовать его, чтобы купить жен других мужчин, которые родят внебрачных детей.
Это началось с мужчины, который разделил часть ценной рыбы или меда с привлекательной женой соседа в обмен на краткую любовную связь, и продолжается поп-звездами, ведущими модель в свой мерседес.
От рыбы до мерседеса, история непрерывна: через шкуры и бусы, плуги и скот, мечи и замки.
Богатство и власть - средство добиться женщин; женщины - средство генетической вечности.
Аналогично, глубоко в мозгу современной женщины есть тот же основной калькулятор охотника-собирателя, слишком недавно эволюционировавший, чтобы сильно измениться. Стремись приобрести мужа-кормильца, который вложит пищу и заботу в твоих детей; стремись найти любовника, который может дать этим детям первоклассные гены.
Только если ей очень повезет, это будет один и тот же мужчина. Это началось с женщины, которая вышла за лучшего неженатого охотника в племени и завела роман с лучшим женатым охотником, таким образом гарантируя своим детям щедрое снабжение мясом.
И это продолжается до сих пор - когда жена промышленного магната растит ребенка, похожего на ее мускулистого охранника. Мужчины используются как источники отцовской заботы, богатства и генов.
Цинично? Не столь же цинично, как большинство расчетов в истории человечества.
Внимание! Этот перевод, возможно, ещё не готов.
Его статус: перевод редактируется
Переведено на Нотабеноиде
http://notabenoid.com/book/19422/63799
Готовый перевод Matt Ridley - The Red Queen / Мэт Ридли Красная королева: Chapter 7 (MONOGAMY AND THE NATURE OF WOMEN) - Моногамия и природа женщин
Глава 7
МОНОГАМИЯ И ПРИРОДА ЖЕНЩИН
ПАСТУХ: Эхо лесное, станешь ли мне отвечать,
Откликнешься ли: мне начать?
ЭХО: Начать.
Как обожанье свое дать милашке понять?
Обнять.
Девушку как ублажить, что не знала любви до того?
Того.
Что открывается в женщинах после объятья?
Платья.
Что сбережет ее честь, что мила мне, поверь?
Дверь.
Музыка камни смягчает, любовь моей лиры касается струн:
Врун.
Что же ей, Эхо, тогда предложить, коль терпения нету?
Монету.
- Джонатан Свифт, "Тихое эхо женщине"
В удивительном исследовании, недавно проведенном в Западной Европе, появились следующие факты. Семейные особи женского пола предпочитают заводить романы с властными особями мужского пола, старшими, физически более привлекательными, внешне более симметричными и связанными семейными узами; особи женского пола с гораздо большей вероятностью вступят в любовную связь, если их партнеры будут зависимыми, моложе, физически непривлекательными или будут иметь асимметричную внешность; косметическая операция по улучшению облика особи мужского пола удваивает его возможности завести роман на стороне; чем более он привлекателен, тем менее внимателен как отец; примерно каждый третий младенец, рожденный в Западной Европе, является продуктом интрижки на стороне.
Если вы находите эти факты тревожащими или вам трудно в них поверить, не волнуйтесь. Исследование проводилось не на людях, а на ласточках, невинных, щебечущих птицах с раздвоенным хвостом, делающих милые пируэты вокруг сараев и на полях в летние месяцы.
Люди совершенно отличаются от ласточек. Разве нет?
ОДЕРЖИМОСТЬ БРАКОМ
Гаремы древних деспотов показали, что мужчины могут максимально использовать возможности превратить социальное положение в репродуктивный успех, но они не могли быть типичными для условий, в которых жило человечество в течение большей части своей истории.
Что касается единственного способа быть властелином, сторожащим гарем в наши дни - это основать секту и промывать мозги потенциальным любовницам о своей святости.
Во многих отношениях современные люди, надо полагать, живут в социальных системах, которые намного ближе к социальным системам их предков, охотников-собирателей, чем к условиям ранней истории.
Ни одно общество охотников-собирателей не поддерживает слишком нерегулярные многобрачные отношения, и институт брака фактически универсален.
Люди живут в больших группах, чем они привыкли, но в пределах этих групп стержнем человеческой жизни является семейная ячейка: муж, жена и дети. Брак - институт воспитания детей; везде, где он встречается, отец принимает, по крайней мере, некоторое участие в воспитании ребенка, пусть только обеспечивая пищей. В большинстве обществ мужчины стремятся быть многоженцами, но немногие достигают цели. Даже в многобрачных скотоводческих обществах значительное большинство браков - моногамные.
Именно наше обычное единобрачие, а не наше возникающее время от времени многобрачие, отличает нас от других млекопитающих, включая обезьян. Из четырех других человекообразных обезьян (гиббоны, орангутаны, гориллы и шимпанзе) только обычаи гиббона чем-то напоминают брак.
Гиббоны живут преданными парами в лесах Юго-Восточной Азии, каждая пара живет уединенной жизнью в пределах территории.
Если мужчины в глубине души - авантюристы-многоженцы, как я доказывал в последней главе, то откуда взялся брак? Хотя мужчины ненадежны ("вы боитесь обязательств, не так ли?", - говорит стереотипная жертва соблазнителя), они также заинтересованы найти жену, с которой построят семью, и вполне могли бы насадить им верность, несмотря на свои собственные измены ("вы никогда не бросите вашу жену ради меня, не так ли?" говорит стереотипная любовница).
Эти две цели противоречивы только потому, что женщины не готовы четко разделиться на жен и проституток.
Женщина - не пассивное движимое имущество, за которое борются деспоты, описанные в последней главе.
Она - активный соперник в сексуальной игре, и у нее есть свои собственные цели. Женщины всегда намного меньше интересовались многобрачием, чем мужчины, но это не означает, что они не сексуальные авантюристки. У теории пылкого мужчины/скромной женщины есть большая трудность с ответом на простой вопрос: Почему женщины всегда неверны?
ЭФФЕКТ ИРОДА
В 1980-ых годах многие ученые-женщины во главе с Сарой Хрдай, ныне работающей в Калифорнийском университете в Дэвисе, начали замечать, что распутное поведение самок шимпанзе и хвостатых обезьян неловко соседствовало с теорией Триверса, что более значительный родительский вклад в самок приводит напрямую к разборчивости самок. Собственные исследования Хрдай лангуров и исследования макак ее студенткой, Мередит Смолл, казалось, показали совсем другую самку, отличную от стереотипа эволюционной теории: cамку, ускользающую из отряда для свидания с самцом; самку, активно ищущую множество сексуальных партнеров; самку, которая с такой же вероятностью инициирует секс, как и самец.
Далеко не переборчивые, самки приматов, казалось, были инициаторами большого количества беспорядочных половых связей.
Хрдай начала предполагать, что что-то неладно было с теорией, а не с самками.
Десятилетие спустя неожиданно стало ясно, что именно. На эволюцию поведения самок сполна пролила новый свет группа идей, известных как "теория конкуренции спермы".
Решение вопроса Хрдай изложено в ее собственной работе. В своем исследовании лангуров Абу в Индии Хрдай обнаружила ужасный факт. Убийство детеныша обезьяны взрослыми самцом было обычным явлением.
Каждый раз, когда самец вступает во владение отрядом самок, он убивает всех детенышей в группе.
Точно такое же явление было обнаружено немного позже у львов. Когда группа братьев завоевывает прайд самок, первое, что они делают, это убивают младенцев. Фактически, как показали последующие исследования, убийство детенышей самцами распространено у грызунов, хищников и приматов.
Даже наши самые близкие родственники, шимпанзе, повинны в этом. Большинство натуралистов, воспитанных на сентиментальных телевизионных программах по естествознанию, было склонно считать, что они были свидетелями патологического отклонения, но Хрдай и ее коллеги полагали иначе.
Детоубийство, сказали они, было "адаптацией" - эволюционной стратегией.
Убивая своих пасынков, самцы прекращали выработку самками молока и тем самым переносили на более ранний срок дату, когда мать могла быть оплодотворена снова.
У альфа-самца лангура или пары братьев львов есть лишь короткое время на вершине, и детоубийство помогает этим животным произвести максимальное число потомков в течение этого времени.
Важность детоубийства у приматов постепенно помогла ученым понять системы спаривания пяти видов обезьян, потому что она внезапно давала основание самкам быть преданными одному или группе самцов - и наоборот: защищать свои генетические инвестиции друг в друга от кровожадных конкурирующих самцов. Вообще говоря, структура общества самок обезьян определяется распределением пищи, в то время как структура общества самцов определяется распределением самок.
Так самки орангутана предпочитают жить отдельно на строго соблюдаемых территориях, в большей степени чтобы использовать свои скудные пищевые ресурсы.
Самцы также живут в одиночестве и пытаются монополизировать территории нескольких самок. Самки, живущие на его территории, ожидают, что их "муж" решительно приедет им на помощь, если появится другой самец.
Самки гиббона также живут в одиночестве. Они способны защитить до пяти участков самок, и они с легкостью могут практиковать тот же вид многобрачия, что и орангутаны: один самец может патрулировать территории пяти самок и спариваться со всеми ими. К тому же, от самцов гиббона мало пользы как от отца.
Они не кормят детенышей, не защищают их от орлов, они даже не очень их обучают. Итак, почему они преданно придерживаются одной самки? Одна огромная опасность для молодого гиббона, от которой его может уберечь отец - это быть убитым другим самцом гиббона.
Робин Данбар из Ливерпульского университета полагает, что самцы гиббонов моногамны, чтобы предотвращать убийство детенышей.
Самка гориллы столь же предана своему супругу, как любой гиббон; она идет туда, куда идет он, и делает то, что он делает. И он, в некотором смысле, предан ей. Он остается с нею много лет и следит за тем, как она выращивает его детей. Но есть одно большое различие. У него в гареме есть несколько самок, и он действительно одинаково предан каждой. Ричард Ренгэм из Гарвардского университета полагает, что социальная система горилл в значительной степени создана для предотвращения детоубийства, но что для самок безопасность в их количестве.
(Для питающихся плодами гиббонов на территории недостаточно пищи, чтобы накормить больше чем одну самку).
Поэтому самец оберегает свой гарем от ухаживания со стороны конкурирующих самцов и приносит своим детям огромную пользу, препятствуя их убийству.
Шимпанзе еще более улучшили стратегию, направленную против детоубийства, изобретя довольно отличающуюся социальную систему. Поскольку они питаются рассредоточенной, но богатой пищей, такой как плоды, и проводят больше времени на земле и на открытой местности, шимпанзе живут большими группами (у большой группы больше пар глаз, чем у маленькой), которые регулярно разбиваются на меньшие группы, пока не соберутся вместе.
Эти "делящие-слияющиеся" группы слишком велики и слишком гибки, чтобы в них доминировал один самец.
Путь к вершине политического дерева для самца шимпанзе лежит через союзы с другими самцами, и отряды шимпанзе включают в себя много самцов.
Поэтому самку теперь сопровождают много опасных отчимов.
Выход для самки - разделить свое сексуальное расположение более широко, в результате любой из отчимов мог бы быть отцом.
В итоге есть только одно обстоятельство, при котором самец шимпанзе может быть уверен, что детеныш, с которым он столкнулся, не его: если он прежде никогда эту самку не видел.
Как обнаружила Джейн Гудол, самцы шимпанзе атакуют незнакомых самок, которые переносят детенышей и убивают последних.
Они не нападают на бездетных самок.
Проблема Хрдай решена.
Неразборчивость в связях самок обезьян может быть объяснена необходимостью разделить отцовство среди многих самцов, чтобы предотвратить детоубийство.
Но относится ли это к человечеству?
Короткий ответ - нет.
Факт в том, что у пасынков вероятность умереть в шестьдесят пять раз больше, чем у детей, живущих с настоящими родителями, и неизбежно, что маленькие дети часто испытывают страх перед новым отчимом, который им трудно преодолеть. Но ни один из этих фактов не имеет большого отношения ни к старшим детям, ни к грудным младенцам.
Их смерти не освобождают мать, чтобы та рожала снова.
Кроме того, тот факт, что мы - обезьяны, может вводить в заблуждение.
Наша сексуальная жизнь сильно отличается от таковой у наших родичей.
Если бы мы были похожи на орангутанов, то женщины жили бы в одиночестве и отдельно друг от друга.
Мужчины также, жили бы в одиночку, но каждый посещал бы нескольких женщин (или не посещал бы ни одну) для случайного секса.
Если бы два мужчины когда-либо встретились, была бы ужасная, ожесточенная битва.
Если бы мы были гиббонами, то наши жизни были бы неузнаваемы.
Каждая пара жила бы далеко друг от друга и сражалась бы до смерти при любом вторжении на их индивидуальную территорию - которую они никогда не покинут. Несмотря на иногда встречающихся неприветливых соседей, мы живем не так. Даже люди, удалившиеся в свои неприкосновенные пригородные дома, не претендуют на то, чтобы оставаться там всегда, не говоря уже о том, чтобы не пускать никого из посетителей.
Мы проводим большую часть нашей жизни на общей территории, работая, делая покупки или играя.
Мы общительны и социальны
И мы не гориллы.
Если бы мы были гориллами, то жили бы в гаремах, каждый во власти одного гигантского мужчины средних лет, по весу вдвое превушающего женщину, монополизировавшего сексуальный доступ ко всем женщинам в группе и запугивающего других мужчин. Секс был бы более редким, чем дни всех святых, даже для великого мужчины, который занимался бы сексом один раз в год, и секс был бы почти несуществующим для других мужчин.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |