Как это началось? Когда это началось? 8 страница

Я не знаю, сколько еще я мог бы так простоять, впитывая в себя этот леденящий ужас, который окутал все окружающее меня пространство, весь мир, в котором мне сейчас приходится жить, но из оцепенения меня вырвал Майки, резко дернув за руку и потянув меня за собой, подальше от этого места.

- Это... – я попытался что-то сказать, но не смог привести свои мысли в порядок, хоть как-то сформулировав их. Я слишком взволнован, слишком поражен увиденным.

- Я знаю, Джи, я знаю, - полушепотом ответил Майки. Он тоже напуган, я отчетливо вижу это в его глазах, в его взгляде, слышу в его почти незаметно дрожащем голосе. – Я не думал, что когда-то в своей жизни увижу что-то подобное, что-то настолько жуткое, - добавил он, все еще сжимая мою руку.

Только через минуту Майки наконец-то отпустил меня, видимо, потихоньку выходя из состояния шока. С этого момента все замолчали, никто больше не сказал ни слова, ни на тему увиденного, ни на любую другую тему. Мы просто продолжили идти тем путем, которым нас ведет Фрэнк, в грузящей тишине, не дающей никакого спокойствия.

Я пытаюсь сосредоточиться на звуке наших шагов, чтоб хоть каким-то образом отвлечься от всплывающих в голове ужасных картинок, которые теперь, кажется, как наваждение будут преследовать меня вечно. Это чувство тревоги, с которым я иду от самого дома, усилилось до невозможности, и больше всего я надеюсь на то, что все же это пройдет и не будет мучить меня постоянно, иначе моя жизнь превратиться в каторгу. Всякого рода душевные потрясения и переживания на самом деле отнимают много сил и уживаться с ними отнюдь не легко, потому сейчас я, скорее, хотел бы не ощущать вообще никаких эмоций, чем пребывать в постоянном страхе.

Фрэнк говорил, что я должен отпустить все страхи, но, честно говоря, в данный момент я совершенно не понимаю, как это сделать, как я должен избавиться от естественной реакции на те кошмарные вещи, которые меня окружают. Я, правда, не знаю, каким образом Фрэнк справляется с этим, держит себя в руках, сохраняя рациональность в своем мышлении и действиях. Ему идеально это удается, а мне остается лишь удивляться и восхищаться, надеясь, что со временем мои эмоции тоже будут поддаваться контролю.

А пока я никак не могу унять нарастающее волнение, шарахаясь чуть ли ни от каждого случайного или еле слышного звука. Мне кажется, еще немного и мои нервы подведут меня, и я, испугавшись очередного порыва ветра, выстрелю просто куда-нибудь в воздух. Мне надо успокоиться, иначе я сойду с ума, чего мне бы совсем не хотелось.

Мне надо успокоиться. Надо успокоиться.

Я повторил это еще десяток раз, но не могу сказать, что моя терапия оказалась эффективной. По крайней мере, мне не стало еще хуже – это уже хорошо, значит, мое положение не так уж безнадежно.

- Вы в порядке? – вдруг спросил Фрэнк, немного обернувшись к нам с братом.

- Да, нормально, - первым ответил Майки, поправив рукой волосы, зачесывая их назад.

- Зачем они это сделали? – я решил не отвечать на заданный Фрэнком вопрос, задав свой, ответ на который мне действительно очень интересен. – Неужели недостаточно обычной смерти? Просто убить... но зачем делать такое? Мы ведь не в средневековье! – во мне кричало отчаяние, элементарное непонимание или же нежелание понять эту нездоровую жестокость.

Вдруг я почувствовал зарождающуюся во мне злость, гнев к тем, в ком от людей осталась только внешность, кто полностью прогнил изнутри, теперь заставляя гнить весь мир. Были ли те жертвы мертвы, или их заживо проткнули сквозь шпили костела? Сейчас я уже и знаю, чем это было: демонстрацией или казнью. Мне просто интересно, насколько уродливой должна быть душа, чтоб упасть так низко, чтоб приносить своими действиями столько грязи и зла, чтоб причинять своими поступками столько боли и страданий обычным невинным людям?

Ведь это уже не просто убийство, не просто война, это то, что нельзя оправдать временем, в котором нам приходится жить. Это не защита и не нападение, это слишком бесчеловечно и слишком неправильно, даже учитывая, насколько неправильной стала наша жизнь в целом. И я не могу принять это, не могу смириться.

- Наверное, ты и сам понимаешь, зачем они сделали такое с теми людьми, - наконец-то отозвался Фрэнк после недолгого молчания. – Это проявление власти, они заставляют нас бояться, каждого, кто не с ними заодно. Это способ показать свою силу, им все равно насколько отвратителен этот способ – они не остановятся не перед чем, - он говорил как всегда ровно и размеренно, четко и предельно доходчиво. Не дольше, чем на пару секунд Фрэнк замолчал, а затем таким же тоном продолжил. – Главное – никогда не позволить получить им то, что они хотят – наш страх. Бояться их – то же самое, что признаться в своей слабости и их превосходстве. Их можно ненавидеть, презирать, но никогда не бояться, что бы ни произошло, - последнюю фразу он сказал, пронзительно глядя прямо мне в глаза.

Буквально несколько мгновений, но этот взгляд придал короткой речи Фрэнка еще большей убедительности, большей силы и значимости. Во всем, что он сказал, в каждом его слове, был смысл, было то, что направляло мои мысли в нужное русло, вырисовывало поставленные нами цели яснее, чем раньше.

С каждой фразой, которую говорит Фрэнк, я понимаю некоторые вещи намного лучше, я учусь, я перенимаю его опыт, который у нас с Майки не было возможности приобрести.

По сути, мы еще слишком мало знаем о том, что такое война, а теперь мы видим ее изнутри со всеми обнаженными ужасами, которые она в себе хранит, ужасами, которые невозможно познать сполна, прячась дома. Сейчас все по-другому, и с каждой секундой наша жизнь приобретает новые краски, и мы меняемся вместе с ней.

Еще час мы ходили по задворкам Ньюарка, всячески стараясь обходить людные места стороной, и держаться подальше от центра. К счастью, такая возможность у нас есть, и пока что мы ей успешно пользуемся. Откуда-то издалека постоянно слышались выстрелы, но если не считать этих звуков, то вокруг царила тишина.

Время, которое мы в пути, уже дает о себе знать легкой болью в ступнях при каждом шаге, каждом соприкосновении подошв моих ботинок с асфальтом. Через несколько часов боль усилится и станет более резкой и неприятной, но вполне терпимой, и я думаю, что с этой маленькой проблемой я смогу справиться.

Пока что в наших ближайших планах нет никаких остановок, даже совсем коротких, чтоб передохнуть и перевести дух, потому мы молча продолжаем наше «путешествие», протаптывая дорогу вперед по забытым и брошенным улицам.

Такое впечатление, что вокруг не война, а какая-то страшная эпидемия, забравшая с собой добрую часть населения страны. Все вымерли, исчезли, и это до сих пор мне кажется странным и каким-то нереальным. В фильмах про войну все выглядело немного иначе, правда, сейчас у нас совсем другая война, непохожая ни на одну из тех, которые уже знает этот мир.

- Тут спокойней, чем я думал, - вдруг начал Фрэнк. – Нам повезло. Да и у вас выдался удачный первый день, без особых трудностей.

- Пока что, - неожиданно для меня добавил Майки. – Мы же не так уж и далеко ушли, и это ведь только начало, - скорее всего, он говорил это не столько нам, сколько самому себе, готовя себя морально к тому, что так, как сегодня, будет далеко не все время, что будет хуже, а значит, нельзя расслабляться. И я понимаю его, понимаю его слегка настороженное настроение, взволнованность в ожидании каких-то новых жизненных испытаний.

- Правильно, это только начало, - кивнул Фрэнк. – Но ведь достаточно неплохое начало, если не учитывать пары пережитых нами сегодня не очень-то приятных моментов, - как-то особенно воодушевленно сказал он, и мне даже показалось, что в его голосе проскальзывали нотки радости. Я не знаю, чем именно она вызвана, и радость ли это, но тон, с которым он говорил, имел абсолютно позитивный оттенок.

А дальше... опять молчание. То ли никто не знал, что еще можно сказать, то ли на эмоциональном уровне мы были настолько заняты происходящим, что не хочется никаких разговоров, что кажется, что за этими разговорами мы пропустим нечто важное.

Наверное, все эти мысли довольно глупы, но такую глупость нам можно простить, хотя бы потому, что мы с Майки только привыкаем ко всему, приспосабливаемся к обстановке. И думаю, сам Фрэнк прекрасно понимает нас, потому что проходил через те же испытания. Он такой же как мы, он был так же напуган, так же растерян, но он смог справится, он стал сильнее, и мысль об этом чертовски обнадеживает меня, даже вдохновляет и заставляет восхищаться, прибывая в каком-то необъяснимом немом восторге.

Фрэнк идет впереди, время от время оглядываясь на нас, проверяя взглядом все ли в порядке, и сразу же возвращая свой взор к дороге. И так постоянно, все время, что мы идем.

*****

Остановок практически не было, мы перекусили прямо на ходу, не прекращая движение, что оказалось очень утомительным, но я ничего не говорил и ничего не просил. Возможно, мне и следовало попросить о небольшом отдыхе, но я почему-то посчитал это проявлением слабости и молчал, терпя ноющую боль в спине и ногах.

На улице уже начало темнеть, небо постепенно окрашивается в багрово-фиолетовые цвета, а солнце словно наливается кровью, медленно спускаясь ниже и ниже, скатываясь к горизонту. Под ногами шуршат старые газеты, сообщающие о событиях, происходящих полгода назад, а, может, и раньше. Стало страшнее, и почему-то в темноте я почувствовал себя незащищенней, чем днем, чем больше угасают яркие небесные краски, тем опасней представляется мне ситуация вокруг меня. Хотя в действительности вряд ли это может быть так.

Мы в пути уже 8 часов, и скорость нашей ходьбы значительно замедлилась сравнительно с тем, как мы начинали. С каждым шагом мои ступни будто бы кто-то колит маленькими иголочками, что, должен сказать, далеко не из самых приятных ощущений. Да, собственно говоря, теперь, кажется, болит все тело полностью, каждый его участок.

Я жутко устал, так, как, наверное, еще никогда в своей жизни не уставал, но при этом не жалуюсь, с достоинством принимая это испытание и с трудом передвигая ногами. В конце концов, скоро мы должны остановиться, и я надеюсь, что этого «скоро» не придется еще долго ждать.

Фрэнк в очередной раз достал свою карту, подсвечивая себе фонариком что-то высматривая там, при этом бурча себе под нос.

- Мы остановимся в этом городке, - сказал Фрэнк, озадаченно оглядываясь по сторонам. – Пройдем еще немного и выберем место, где сможем переночевать, - он посветил по сторонам и в одно мгновение свет задел маленькую детскую фигурку, свернувшуюся калачиком возле стены здания в углу.

Я уверен, что мне не показалось, я уверен в том, что мое зрение меня не подвело, и я действительно увидел ребенка, почти с головой укрытого в плед.

- Постой, там кто-то есть, - после этих слов я схватил Фрэнка за руку, в которой он держит фонарик, и направил ее на то место, где я и увидел ребенка. – Там мальчик лежит, по-моему, он жив... – взволновано проговорил я, внимательно смотря, как немного вздымается одеяло от мерного дыхания мальчишки. – Он жив, наверное, просто спит...

- Нам нужно идти дальше, - в ответ строго сказал мне Фрэнк, выключая фонарик.

- Мы оставим его здесь? Он ведь умрет! Его убьют, он же еще совсем ребенок! – возмутился я, с упреком глядя на парня и иногда перескакивая взглядом на Майки, который, по всей видимости, пока что не особо-то проявляет свою поддержку.

- Ты предлагаешь взять его с собой? И ты уверен, что способен спасти его, что сможешь гарантировать его безопасность? Ты уверен, что с нами ему будет лучше, и ты всегда будешь в состоянии его защитить? – вопрос за вопросом с твердостью в голосе и ясностью в своих убеждениях. Ему не понадобилось много времени, чтоб донести до меня главную мысль и открыть глаза на суровую реальность, в которой не всегда есть возможность быть благородным, в которой ты не всегда можешь помочь тому, кто нуждается в этой помощи. – Мы не сможем позаботиться о нем должным образом. Я надеюсь, ты понимаешь, о чем я говорю тебе сейчас. Я бы тоже хотел ему помочь, но все, что мы сможем сделать – дать ребенку ложную надежду, и так будет хуже не только для него, а и для всех нас, - Фрэнк вздохнул, положив руку мне на плечо. – Пойдем, нужно двигаться вперед.

Я кивнул, провожая взглядом спящего мальчика, в этот момент меня охватила грусть от одной только мысли, как несправедлива, скорее всего, окажется для него его судьба. Разве кто-то заслужил умереть в таком раннем возрасте, так и не успев насладиться жизнью, познать ее. Кто знает, если бы не война, которая вряд ли его пощадит, кем бы он мог стать, каким бы было его будущее? Война отобрала столько возможностей, столько счастливых страничек жизни у безвинных людей. И эта мысль оказалась чертовски болезненной, морально разъедая меня. Мне определенно следовало бы подумать о чем-то другом, но пока что у меня не представилось возможности переключиться на что-то другое.

Еще пятнадцать минут ходьбы. Выстрелы здесь практически не слышны – они остались совсем далеко за нашими спинами. Еще пятнадцать минут, пока Фрэнк не остановился у какого-то маленького домика, который почему-то приглянулся ему. Мы обошли его со всех сторон, а затем спокойно вошли через открытые парадные двери.

Внутри, конечно, царит кромешная темнота, грязные и пыльные шторы вздымаются от сильного сквозняка из-за того что, по крайней мере, два окна на первом этаже разбиты. Мы прошлись по гостиной, потом осмотрели кухню и ванную комнату, и здесь все вроде бы в порядке – ничего странного или подозрительного, обычный брошенный своими обывателями дом. Осталось проверить второй этаж, и тогда станет ясным, может ли это жилье быть нашей пристанью всего лишь на одну короткую ночь.

Что ж, на втором этаже мы так же не нашли ничего, что могло бы нас насторожить. Все пусто и относительно безопасно, в прочем, я надеюсь, за несколько часов проведенных тут с нами не случится ничего плохого.

- Даже если тут есть электричество, свет лучше не включать. Думаю, все могут пережить ночь без света. Если что, есть фонарики или зажигалки, - объяснил Фрэнк, когда мы все остановились на втором этаже в одной из комнат. – Кто-то может остаться здесь, а кому-то придется спать на первом этаже. Так что давайте быстрее решим этот вопрос.

- Я останусь на первом, - тут же с особым энтузиазмом отозвался Майки.

- Ты уверен? – спросил Фрэнк, и в ответ мой брат уверенно кивнул. – Отлично. Тогда ты, Джерард, можешь взять себе эту комнату, а я забираю себе вторую. Всех устраивает такой вариант, я надеюсь?

- Вполне, - я пожал плечами, не имея вообще никаких причин для жалоб.

И, похоже, что жаловаться не собирается никто из нас, потому поделившись друг с другом своим согласием, мы обменялись пожеланиями спокойной ночи, и Фрэнк с Майки уже через минуту вышли за дверь, оставив меня одного в комнате.

Мне досталась комната, судя по ее оформлению, принадлежащая мальчику-подростку. Все довольно скромно, но в то же время чувствуется, что в этом месте жил ребенок. В темноте сложно что-то нормально увидеть, а уж тем более рассмотреть детали, но в тусклом желто-оранжевом свете зажигалки комната потихоньку оживает, открывая скрытые во мраке секреты. Кровать с темно-синим покрывалом, сложенные в ряд рядом с комодом мячи, стопка школьных учебников на письменном столе, разбросанные тетради и прилепленные к стене фотографии...

И как только я подошел к этому столу, в тишине послышался какой-то щелчок, который показался мне настолько резким и внезапным, что я чуть ли не подпрыгнул на месте от испуга, тут же развернувшись на звук.

- Черт, Фрэнк! – облегченно выдохнул я. – Ты напугал меня...

- Надо было постучать, наверное. Прости, - он виновато улыбнулся, прикрыв за собой дверь и проходя в глубину комнаты. – Твой брат уже вовсю спит. Я зашел к нему, чтоб сказать о планах на завтра, но он явно сейчас не настроен меня слушать.

- О, думаю, он сильно устал. Много впечатлений и переживаний за день – это выматывает, знаешь, - сказал я, садясь на застеленную кровать и все еще светя зажигалкой.

- Могу себе представить, - Фрэнк медленно подошел ближе и сел рядом со мной. – Как ты? – спросил он, обращая на меня свой заинтересованный взгляд.

- Нормально, правда, все тело болит. Завтра будет ужасная крепатура, но это не такая уж большая проблема... Так что там на счет завтра?

- О да, завтра... Нужно проснуться пораньше и к вечеру я планирую добраться до Пенсильвании, - ответил Фрэнк, падая спиной на мягкую кровать. – Я тоже чертовски устал сегодня, хотя все вроде бы прошло достаточно мирно. Нам очень повезло, - зевая, проговорил он.

Сейчас он стал таким своим, обыкновенным парнем, с которым можно легко завести разговор, болтая о чем угодно. Я уверен, раньше он был именно таким, душой компании, не иначе, может быть, он даже не был настолько серьезным и рассудительным, возможно, война сделала его намного взрослее морально, чем он должен быть.

- Мы выбрали удачную дорогу. Если бы мы шли через центр или хотя бы ближе к нему, было бы намного хуже, мне кажется, - предположил я, и закрыл зажигалку, позволяя помещению опять окунуться в кромешную тьму.

- Поверь мне, тебе не кажется, - намного тише, чем до этого, заговорил Фрэнк.

- Я так благодарен тебе, - отчего-то я вдруг почувствовал, что мне нужно сказать ему это сейчас, именно сейчас. После своих слов я аккуратно лег, последовав примеру Фрэнка, и, честно говоря, такое положение избавило меня от многих неприятных ощущений в теле.

- Наверное, ты не думал об этом и даже не представляешь, как я благодарен вам, - сказал Фрэнк, повернувшись ко мне так, что наши взгляды встретились. – Я имею в виду даже не то, что ты спас меня тогда, не то, что вы позволили мне остаться в вашем доме. Я скорее говорю о том, что я снова почувствовал себя человеком. Знаешь, это иногда страшно остаться наедине с самим собой и всей этой хренью, которая происходит вокруг... – он вдруг замолчал, словно ожидая от меня какой-то реакции.

Но я не нашел никаких других слов, кроме:

- Тебе, должно быть, было очень одиноко... и сложно, - наверное, это совсем не то, что я должен был сказать или то, что Фрэнк ожидал услышать.

Наверное, это звучало отчасти глупо, но это была та первая мыль, которая появилась в моей голове, хотя не знаю, стоило ли ее озвучивать.

- Дело даже не столько в одиночестве, - протянул Фрэнк, а затем сделал небольшую паузу. – Просто порой эта атмосфера, насквозь пропитанная жестокостью, поглощает тебя, и ты боишься стать тем самым монстром, одним из тех, против которых и борешься. Я не боялся ничего, боялся только одного – превратиться в животное. Когда ты сам по себе, все выглядит немного по-другому и грани становятся тоньше. Во всем, абсолютно во всем. И все, во что ты верил раньше, все ценности, все становится таким хрупким... это сводит с ума. Все время я старался не потерять себя, просто не потерять себя...

- И у тебя вышло. Ты не стал монстром, но зато ты стал сильнее. Многие бы сдались на твоем месте, но ты не сделал этого. Ты справился, - говорил я, заглядывая в его прикрытые глаза.

Я не знаю, чем это было: исповедью или просто теми переживаниями прошлого, которые так долго хранились внутри и теперь должны были вырваться наружу, но все слова были абсолютно настоящими и искренними.

- Я надеюсь... – сказал Фрэнк, отвернувшись и смотря в потолок. – В данном случае, нам всем по-своему повезло.

- И пока что мы живы, - добавил я, и это прозвучало не слишком-то позитивно.

- Это не важно... – совсем хрипло проговорил он. – Важно то, что мы все еще свободны, Джи... – его голос становился тише и все более неразборчивым. – Черт, так хочется спать – надо идти, - сказал Фрэнк, но при этом даже не пошевелился и не предпринял никаких попыток подняться с кровати.

- Я думаю, ты не будешь мне сильно мешать... То есть, я имею в виду, если ты устал, то можешь остаться здесь. Я перейду в другую комнату или лягу рядом, по-моему, тут достаточно места, - пока я мямлил что-то невнятное, Фрэнк все же приподнялся на локтях, осмотрев кровать.

- Здесь только одна подушка, - он лениво улыбнулся. – Я не буду создавать лишних неудобств. Завтра еще один тяжелый день... и я пойду, - он встал с кровати, включив свой фонарик, и поморщился от его яркого света, направляясь к двери. – До завтра, Джерард, - Фрэнк махнул рукой, а затем тихо затворил за собой дверь.

И в этот момент, когда из коридора перестали доноситься даже приглушенные звуки шагов, я почему-то ощутил невероятную неловкость, словно сделал что-то неправильно или так. Может быть, я веду себя как идиот, говорю то, что не стоит говорить, я не знаю... я не знаю, что именно меня смущает сейчас, но и разбираться в этом в данное время суток будет совсем не кстати.

Я снял ботинки и залез на кровать, не расстилая ее и не раздеваясь – это совсем не обязательно, особенно в моем нынешнем положении, когда кроме сна мне больше ничего и не надо. Завтра еще один трудный день. И я не знаю, чего мне ожидать от него. Чего ожидать нам всем.

Сезон свинцовых дождей (8.1/?)

Я проснулся рано, так что никому не пришлось меня будить. Думаю, что я вообще проснулся первым из нас троих. Каким бы уставшим я ни был, в последнее время долго спать – что-то абсолютно невозможное для меня. С началом этой войны засыпать становилось все сложнее, а просыпаться легче. Иногда даже с утра, только продрав глаза, я уже чувствовал, как громко колотится мое сердце в груди, выстукивая в ускоренном ритме. Слишком много нервов и волнения, и не было еще ни дня, когда бы я ощущал себя совершенно спокойно и умиротворенно. Я стал думать намного больше, просто думать, не о чем-то определенном, а обо всем, что только приходит в мою голову. Обо всей моей жизни, о прошлом, настоящем и будущем. Обычно так может пройти час, а, может, и пара часов, пока я наконец не засну.

Но все же этой ночью я уснул достаточно быстро, наверное потому, что в конечном итоге у меня уже не осталось сил о чем-либо размышлять. Я был очень измотан, учитывая то, что ни мое тело, ни моя психика не привыкли к таким нагрузкам. Пусть ничего особенного вчера и не произошло, для меня тот день все равно стал определенным испытанием, насыщенным всевозможными эмоциями. Идти в постоянном напряжении – это тоже не так уж и легко на самом деле. Я переживал, я волновался, я был переполнен чувствами, но усталость давала о себе знать, и, когда мои глаза попросту слиплись, а тело и разум погрузились в сон, все, что произошло со мной за день, перестало меня беспокоить, засыпая вместе со мной.

Сон, кстати говоря, не был особенно крепким, и я просыпался несколько раз среди ночи, ворочался, а потом пытался уснуть снова, зная, что каждый час отдыха бесценен для меня перед очередным тяжелым днем, проведенным в пути. Каждый час имеет значение, каждая минута, впрочем, это касается не только сна. Время имеет значение абсолютно везде, абсолютно во всем, и так было всегда, и до войны в том числе, просто сейчас я намного лучше это осознаю. Все крутится вокруг времени, и мы целиком и полностью зависимы от него, скованные его невидимыми цепями. Я проснулся с ноющей болью во всем теле, особенно в ногах. Мне не хочется даже вставать с кровати, а уж тем более куда-то идти в течении целого дня. Но значат ли сейчас хоть что-нибудь мои глупые желания? Нет, ровным счетом ничего.

Я все же медленно и лениво приподнялся, сначала приняв сидячее положение, а затем свесив ноги с кровати, готовясь наконец встать. В один момент мне показалось, что, сделав это, мои ноги просто сломаются, не выдержав такого напряжения, но, конечно, ничего такого не может произойти, потому что все же я поборол свою утреннюю слабость. Я встал, ощущая под ступнями прохладный паркет, и сразу стал наклоняться в разные стороны, стараясь хоть немного размять свое тело. Я попробовал сделать что-то вроде короткой зарядки, чтоб быть готовым к долгому путешествию и большим нагрузкам, а, самое главное, чтоб это выдержали мои ноги. Я стал поднимать их по очереди, сгибая в коленях, делая ими круговые вращения в суставах. Но, к сожалению, никакие упражнения не уничтожат крепатуру, по крайней мере, сегодня-завтра мне придется немного помучиться благодаря ей.

Я осмотрелся вокруг, знакомясь с комнатой, уже освещенной утренним солнечным светом, и мой взгляд остановился на том самом столе, у которого я вчера стоял, когда вошел Фрэнк. Я опять осмотрел его, решаясь подойти, заглянуть в прошлое одного из жителей этого дома немного глубже. Все те же тетради, все те же учебники, что и вчера, покрытые тонким почти незаметным слоем пыли, которой летом собирается еще больше.

Без всяких мыслей или идей я просто начал перебирать тетради: среди них оказались те, что предназначены для каких-то предметов, пару черновиков, обрисованных какой-то ерундой и усеянных короткими несвязными записями, а в правом углу стола я нашел одиноко лежащую записную книжку (или что-то вроде того) в твердом переплете. Ничего примечательного: коричневая обложка и торчащий хвостик узенькой тканевой закладки изнутри, предположительно обозначавший то место, где закончились записи, а так как торчит она из самых последних страниц, наверное, книжка целиком и полностью исписана. Что ж, я решил, что могу себе позволить посмотреть, что там, в конце концов, хозяин уже вряд ли будет против, и вообще вряд ли когда-нибудь узнает о том, что я был в его комнате и трогал его вещи. Потому я без угрызений совести открыл записную книжку на самой первой странице, которая до половины была исписана мелким и не очень-то аккуратным, но при этом достаточно разборчивым почерком.

«11 ноября 2012.

Меня зовут Эрик, мне 14. Ведь так обычно начинают вести дневники? Честно говоря, я никогда не вел дневник раньше, я считал, что это глупо, но сейчас мне так одиноко, грустно и страшно, что, думаю, это занятие как-то меня отвлечет. Я не знаю, что происходит вокруг, но паника нарастает, с каждым днем становится все хуже и хуже. Я, правда, боюсь. Мама боится и отец боится, хотя оба пытаются выглядеть спокойно. Мама стала чаще плакать и меньше улыбаться, все меняется и не в лучшую сторону. Единственная, кому повезло не переживать в этот период – моя сестренка Молли. Ей чуть больше годика и она, к счастью, еще ничего не соображает. Родители надеются, что такая ситуация в стране не надолго, что скоро все закончится, но, по правде говоря, то, что я вижу все больше и больше походит на самую настоящую войну».

Запись на этой странице закончилась, и я на минуту задумался, прежде чем листать дальше. Я вспомнил, как мы с Майки поначалу думали, что все эти революции ничем не закончатся и все вернется в прежнее состояние, потом мы думали, что беспорядкам тоже вскоре придет конец, потом мы не хотели верить, что началось ни что другое, как война. Мы все оказались втянутыми в это дерьмо, так или иначе, все до одного, независимо от желаний или предпочтений.

Я тяжело вздохнул, переходя на следующую страницу, усеянную черными буковками. Я уже принялся читать, когда раздался стук в дверь, а затем она сразу же немного приоткрылась, и в образовавшуюся щель заглянул Фрэнк.

- Я вижу, ты рано проснулся сегодня, - начал он, открывая дверь шире и несмело заходя внутрь. – Я зайду, ладно? Я даже постучал сегодня, чтоб не напугать тебя, - он дружелюбно улыбнулся, и я сделал то же самое в ответ.

- Доброе утро, - я махнул рукой, поворачиваясь спиной к столу, немного присаживаясь на его край. – Я так понял, Майки еще спит? – спросил я, приподняв одну бровь, пока Фрэнк заинтересованно ходил по комнате, внимательно рассматривая ее.

- Я еще не спускался к нему, - парень пожал плечами, бросив на меня изучающий взгляд. – Эй, ты нашел для себя какую-то книгу? Или роешься в чужих вещах?

- Скорее второе. Это дневник мальчика, который жил в этой комнате, я пока успел прочитать только первую страницу. И я продолжу, если ты не против? У нас ведь есть еще немного времени? – спросил я. Меня и правда заинтересовал этот дневник, мне правда захотелось узнать больше об истории жизни совершенно незнакомого человека на этой войне. Я просто хочу знать, как справляются другие, я просто хочу знать, что произошло с этой семьей.

- Да, думаю, минут двадцать у нас точно найдется. Ты можешь читать вслух, - предложил он, тут же добавив, - Но если хочешь, я могу оставить тебя в покое и избавить от своего общества. Вдруг я мешаю тебе... – Фрэнк говорил это, даже не глядя на меня, вместо этого внимательно рассматривая лежащие на тумбочке музыкальные диски.

- Нет-нет, ты не мешаешь мне, - поспешил ответить я, чтоб не возникало никаких сомнений, что я не против присутствия Фрэнка в этой комнате.

На самом деле ощущение того, что он рядом, не создает никакого дискомфорта, скорее наоборот, мне нравится, что мы с ним сближаемся, входя друг к другу в зону доверия. Мне действительно нравится осознавать этот факт, что мы не просто попутчики, что мы не враги, что мы, скорее всего, друзья. По крайней мере, я бы не хотел называть нас знакомыми, мне больше нравится определение «друзья», даже не смотря на то, что мы знаем друг друга такой короткий промежуток времени.

«13 ноября 2012.

Сегодня к нам в дом ломилась какая-то женщина. Она что-то кричала, просила помочь ей, и мать все-таки ей открыла, не смотря на то, что отец был против. Женщина выглядела ужасно: испачканная в саже, в грязной одежде и с глубокой кровоточащей раной на руке, она рыдала, и я не мог разобрать практически ни единого слова из тех, что она говорила, одновременно с тем заливаясь слезами. Она успокоилась не сразу, но все-таки через пятнадцать минут с ней уже можно было говорить. Я стоял в стороне, держа на руках Молли, и просто наблюдая за происходящим, слушая разговор. Не знаю, может быть, мне не стоило там оставаться и слышать все, что рассказала эта женщина (ее, кстати, зовут Ширли). Потому что то, что я узнал, произвело на меня очень сильное впечатление и чертовски напугало, хотя и без того я не чувствовал себя спокойно и защищенно. Ширли – мать-одиночка, жила одна в съемной квартире с четырехлетней дочерью, но, впрочем, суть не в этом, а в том, что случилось с ними. Дом, в котором она жила до сегодняшнего дня, подожгли, просто подожгли со всеми жителям ранним утром, когда практически все еще спали. Там что-то взорвали или... я, честно говоря, не совсем понял, что именно стало причиной возгорания. И я не буду пересказывать историю полностью, но Ширли не смогла спасти свою дочь, она задохнулась угарным газом, и женщина вынесла на улицу уже бездыханное тельце девочки. Никаких пожарных, никакой полиции. Только хаотичное движение на улицах, кто-то куда-то бежит, кто-то разбивает камнями окна, крики, выстрелы. Слыша, как она описывала увиденное, я понимал, что ситуация окончательно вышла из под контроля. Я уже давно не смотрел телевизор, потому точно не мог знать, что сейчас происходит – родители сразу переключали канал, когда я заходил в комнату или и вовсе все выключали. Думаю, они уже давно знают, в чем дело и просто не хотят меня пугать, но теперь смысла скрывать что-либо просто не осталось...»

Дата добавления: 2015-10-21