Как это началось? Когда это началось? 1 страница

Сезон свинцовых дождей (1/?)

Как это началось? Когда это началось?

Теперь я стараюсь не думать об этом, потому что слишком хорошо знаю и слишком хорошо помню, я мог бы написать книгу по истории, руководствуясь лишь своими воспоминаниями. Все происходило медленно, но вряд ли что-то возможно было остановить, человечество запустило бомбу медленного действия, которая непременно должна была взорваться. И она взорвалась... Но это не значит, что все закончилось, не означает, что жить стало легче. Нет, просто жизнь стала совсем другой, такой, что иногда хочется сдохнуть, и кто знает, сколько осталось ждать. Может быть, уже завтра мой труп будет валяться на одной из улиц, а если повезет, мой братец меня похоронит, если не повезет, останусь гнить и разлагаться на раскаленном асфальте. Противно, мерзко, но я видел и такое.

Хотел бы я себе такую судьбу?

А знаете, мне, наверное, плевать! Во всяком случае, я уже буду мертв, я не буду ничего чувствовать, слышать или видеть. Я буду свободен от этого бесконечного ужаса, сопровождаемого выстрелами, вонью и постоянными криками.

Тогда зачем я живу?

Я сам не понимаю, что мешает мне покончить со своей собственной жизнью... Иногда я представляю, как все возвращается на свои места, что все точно так же, как было раньше: люди опять спешат на работу, мамаши гуляют с детьми, люди приветливо здороваются друг с другом. Что если все это вернется совсем скоро, а я не успею этого увидеть, потому что в отчаянии пущу себе пулю в лоб? Я все еще надеюсь, что все будет как прежде, может быть, зря... Все равно я еще не готов умереть, даже не смотря на то, как противно в последнее время мне стало жить, как я устал. Я еще могу бороться, хотя правильней сказать, я еще могу выживать. Ведь бороться я не смогу, это не в моих силах бороться против миллионной армии придурков. Один ничего не может изменить, один слишком слаб для таких благородных миссий, один ничего не остановит. Но все же остаются какие-то шансы выжить, хотя бы как-то жить пока не надоест.

И все-таки... когда это началось?

Кажется, это был сентябрь, хотя, возможно, я ошибаюсь где-то на месяц. Очередная революция, такие проходят по всему миру с некоторой периодичностью, вроде бы ничего особенного. Люди постоянно борются за какие-то свои права, но редко им удается чего-то добиться. В тот раз начиналось все, как обычно: митингующие ходили по улицам столицы, выкрикивали свои лозунги и все в этом роде. Честно говоря, я не помню, чего они тогда хотели. По-моему, сокращения рабочих часов, которые и так никогда не были слишком долгими.

Конечно, правительство не собиралось соглашаться на такую провокацию, и поначалу просто игнорировало революцию, до тех пор, пока она не превратилась в их самый страшный ночной кошмар. Недовольных людей становилось все больше, и некоторых из них ничуть не волновало сокращение рабочих часов, они могли присоединиться к рядам революционеров без веской на то причины. Но с каждым днем бастующие прибавлялись, их развелось больше чем муравьев в самом огромном муравейнике, который только может существовать во всем этом гребанном мире, революция распространилась на всю страну, она затронула каждый штат.

И люди перестали вести себя спокойно, то ли в них проснулся боевой дух, то ли им стало скучно жить, но на улицу выходить стало опасно. Эти на первый взгляд мирные людишки буквально превратились в голодных обезумевших зверей, крушащих все на своем пути. После них машины, стоящие у обочин, превращались в груду металла, дороги были усеяны битым стеклом, камнями, кирпичами и прочим мусором. Я не видел других городов, но новости показывали, что там было ничуть не лучше. Пятьдесят штатов и не один из них не жил в тот момент спокойной размеренной жизнью.

И все это из-за сокращения рабочих часов?

Нет, теперь у них была задача поважнее – убрать с поста действующего президента, который, по их мнению, слишком уж ограничил свободы граждан. Теперь даже президент не мог чувствовать себя в безопасности, он был в безвыходном положении: его хотело убить чуть ли не полстраны, среди которых были даже те, кто работал на систему безопасности. Все рушилось на его глазах, и все, что он мог – это усилить свою охрану, а так же сократить рабочие часы, которые никому уже были не нужны, потому что многие попросту перестали выходить на работу. Парламент стал идти на уступки народу во всех вопросах, они дали им все, чего они хотели, они своими руками лишили себя власти. Но что еще они могли? Расстрелять революционеров всей американской армией? И что тогда? Все скажут, что президент убил свой собственный народ. Хотя, наверное, стоило перестрелять их к чертовой матери! Стало еще хуже, потому что, получив все, что только можно было, получив все права, которые можно придумать, они хотели большего, они не хотели, чтоб им кто-то мешал. В общем, первым делом они убили президента, а потом и всех остальных, кто мог стоять у них на пути.

Дальше, по логике вещей, они должны были бы выбрать своего лидера, который стал бы во главе государства, но и тут все произошло не так. Людей было слишком много, и они были слишком разными, каждый хотел своего, и тогда даже в их огромном племени наступила вражда.

Что происходит сейчас? А что сейчас?

Люди разделились на группы по каким-то признакам, какие-то из групп больше, какие-то меньше, и остались одиночки, те, кто не выбрал себе команду, сохраняет нейтралитет, если можно так сказать. Мы с братом остались вдвоем, не прибиваясь ни к одной из этих стай, зная, что в таком случае, кроме как от нас самих больше ни откуда защиты ждать не придется.

Что это? Третья мировая война? Апокалипсис? Я не знаю, что это, но как, ни странно я привык к этому аду. Я привык слышать выстрелы, которые звучат круглосуточно, они уже не кажутся мне такими громкими, или я постепенно начинаю терять слух. Я привык видеть, как люди ненавидят друг друга, я привык видеть, как они убивают друг друга просто так, потому что кто-то не относится к той или иной группировке. Я привык жить, не зная смогу ли проснуться завтра.

- Майки, сколько там времени? – крикнул я своему брату, сидя перед телевизором и смотря какой-то триллер.

Дело в том, что ничего другого я смотреть просто не могу, спутниковое телевиденье уже давно не работает, потому остается смотреть старенькие исцарапанные DVD-диски, которые есть в нашем доме.

- Осталось полчаса, - ответил он, садясь рядом.

Я грустно взглянул на него, на его измученное выражение лица, уставшие глаза. Раньше Майки был другим. Раньше все были другими, пока мир не начал сходить с ума. Я не знаю, что бы я делал без своего брата, я бы вообще не захотел жить, я бы не справился, я бы опустил руки, если бы его не было рядом.

- Тогда я пошел собираться, сегодня ведь моя очередь, - я встал с дивана, направившись в свою комнату.

У меня есть время, чтоб одеться и взять с собой самое нужное: рюкзак и пистолет, остальное не важно. Каждый день в городе с двух до четырех часов дня объявляется «тихий час» - время, когда никто не стреляет. Эти два часа люди вправе использовать на все, что угодно, на любые свои потребности. Чаще всего это время тратят на то, чтоб запастись продовольствиями. И никого не волнует, как далеко от твоего дома находится нужный тебе магазин – у тебя есть время от двух до четырех часов, а дальше остается только молиться и уповать на себя.

Мы с Майки устраиваем подобные вылазки раз в неделю, в четверг. Мы придумали ходить по очереди: одну неделю он, другую я, чтоб все было справедливо. Хотя каждый раз во время «тихого часа» мне кажется, что это последний, а дальше и этот закон будет аннулирован, мирное время прекратится. Ведь изначально кто-то придумал это, кто-то согласовывал этот вопрос, тогда почему бы вдруг этим самым людям не нарушить правила? Я не могу быть уверенным, что в один прекрасный момент ничего такого не произойдет, но мне больше ничего не остается, кроме как надеяться, что все обойдется.

- Пять минут, Джерард! – крикнул Майки, и я глубоко вздохнув, пошел в прохожую. Главное, ничего не забыть, но я проверил – вроде бы все при мне. Пистолет заряжен, рюкзак на плечах. Я готов идти, что бы не произошло со мной за пределами моего дома.

- Можешь открывать дверь, - сказал я, глядя на своего младшего брата. Он волнительно смотрит на меня, не спуская глаз, и я знаю, что смотрю на него так же, когда уходит он. У меня больше никого не осталось кроме него, так же как и у него кроме меня.

- Сейчас... Надень часы, - он открыл тумбочку, стоящую возле двери, где мы храним всякие мелочи, и достал оттуда старые наручные часы. Я не люблю носить их просто так, потому надеваю только перед выходом из дома. – Следи за временем, не задерживайся ни на минуту. Ты все знаешь, Джи. Просто будь осторожен, - сказал Майки, и мы вместе пошли в подвал.

Через входную дверь мы не входим и не выходим – она прочно заколочена крепкими досками, так же как и все окна в доме. Мы привыкли выходить через железную дверь подвала, запертую на замок в обычное время.

Когда дверь открывается в глаза бьет яркий солнечный свет, что бы не происходило на улицах солнце всегда светит одинаково. Я делаю шаг вперед, и слышу продолжительный сигнал, издаваемый через развешенные по улицам громкоговорители. Время пошло.

- Береги себя, - сказал Майки, обняв меня.

Каждый раз мы с ним прощаемся, как в последний раз, ведь всегда, когда кто-то из нас выходит на улицу, на самом деле он выходит на войну. Я отпустил его, хотя намного лучше оставаться в объятьях брата, чем в компании психов, ежедневно устраивающих перестрелки.

Я улыбнулся и стал подниматься по лестнице, за моей спиной послышался скрип двери, и в следующий момент она уже опять закрыта и не ждет гостей.

Кто знал, что когда-то поход в магазин за продуктами станет такой каторгой? Люди уже выползают из своих убежищ, оглядываясь по сторонам с ужасом и усталостью в глазах. Сейчас их никто не должен тронуть, но они все равно испуганы, теперь все в постоянном страхе. На улицы выходят мужчины, женщины, даже дети, и всех заботит только то, как выжить, как прожить еще один день.

Я ускоряю шаг и заворачиваю за угол, направляясь в сторону супермаркета, до которого добираться в среднем сорок минут. Интересно, что мы с Майки будем делать, когда там закончатся продукты, ведь совсем скоро так и будет? Пару ближайших магазинов и кафе уже настигла такая участь, их опустошили довольно быстро, когда такая ситуация в стране окончательно вошла в правило. Конечно, нам придется искать какой-то новый источник продовольствий, ведь вокруг еще должны быть какие-то места.

Я не замечаю, как перехожу на бег, уже даже не обращая внимания на еще не убранные, лежащие на дороге и обочинах трупы в лужах собственной крови. Наверное, рано или поздно я тоже так умру, захлебываясь кровью и барахтаясь в ней, как вынесенная штормом на берег рыба. Но надеюсь, что это произойдет не сегодня, сегодня я должен вернуться домой живым. Меня дома ждет брат, и до тех пор пока он будет меня ждать, я не могу погибнуть тут. Я продолжаю бежать среди сотни других людей, боясь остановиться хотя бы на секунду. У меня уже начинают болеть ноги, но мне плевать на эту боль, она не заставит меня прекратить бег. Это стало бы слишком ничтожной причиной для смерти – умереть из-за того, что у тебя заболели ноги... Нет, я так я никогда не умру.

Если посмотреть вокруг, можно увидеть огромную тучу людей, беспросветно заполняющую дороги и тротуары, все, где вообще может пройти человек. На машинах никто не ездит во время «тихого часа» - либо ты задавишь кучу людей, а значит, нарушишь правила, либо ты застрянешь среди них, либо обезумевшие люди попросту превратят твою машину в хлам, угонять ее, или еще что-нибудь, если ты успеешь добраться до своего места назначения.

Я продолжаю свой путь в этом параде смертников, в этой несносной толкучке, окруженный запахом пота, мертвечины и поднимающейся в воздух пыли. Кто-то умрет же на этом этапе, будет задавлен под ногами одержимого народа. Никто не смотрит под ноги, никто не смотрит по сторонам, все смотрят только вперед, никого не волнуют чужие жизни, они больше ничего не стоят. Все, что ценилось раньше, теперь превратилось в мусор, никто не считает скольких людей он убил, и вряд ли кто-то жалеет о сделанном. Все спасают свои жизни, только и всего, наше врожденное чувство сострадания притупилось чуть ли не до предела, и мы просто идем дальше по трупам, по чертовым трупам. И не важно, кто сейчас бездыханно валяется под нашими ногами, будь то новорожденный младенец, старик или молодая девушка, мы словно ошалевшие бежим по их телам, вдавливая их в горячий асфальт, ломая кости, превращая их в отбивную, кусок мяса, который порой даже невозможно опознать. Ужасно, когда единственное, что можешь увидеть перед смертью это подошвы чьих-то ботинок.

Один неверный шаг, одна нелепая случайность, и я тоже могу оказаться на земле, там внизу, и вряд ли мне уже удастся встать. Я не должен упасть, в этом случае упасть значит умереть. А я не могу умереть, я пообещал себе, что не умру сегодня.

Я устал беспрерывно бежать, кажется, что воздух буквально режет горло и дыхательные пути, я чувствую металлический вкус крови во рту; ноги начинают подкашиваться, но я не прекращаю свой бег, осталось еще немного, вдали уже виднеется большое здание, окрашенное в красный цвет, и сегодня туда придет внушительное количество посетителей.

Раньше этому супермаркету такая посещаемость принесла бы невероятную прибыл, но сейчас никто никому не платит, никому больше не нужны деньги. Разве люди никогда, хоть разок в своей жизни, не мечтали о том, чтоб все было бесплатно, чтоб ни за что не надо было платить? Что ж, такое время наступило, но знаете, я бы лучше платил вдвое больше, чем раньше, чем жить так, как живу сейчас.

Когда я уже двигаюсь к входу супермаркета, то становится понятным, что вход тут теперь можно найти повсюду: пройти через выломанную дверь, перелезть через выбитые стекла, не важно как ты попадешь внутрь, важно просто как-то туда попасть.

Когда я оказываюсь в самом помещении, безопасней не становится, тут просто кишит людьми, которые гребут все подряд с полок, отключенных холодильников, подбирают то, что упало на пол. И среди такого хаоса невозможно вести себя адекватно, нужно действовать быстро, брать то, что видишь, и скорее сваливать отсюда. Я открываю свой рюкзак и одеваю его другой стороной, чтоб он был впереди меня, а действую я всегда одинаково – бегу по рядам и сгребаю все попадающееся под руку.

Если кто-то забрал твою добычу до тебя, просто забудь о ней, ищи что-то новое, нет времени на дискуссии. А еще нет времени на то, чтоб что-то выбирать – это не выезд за покупками ко Дню благодарения! Брать нужно все, что видишь, будь то детское питание, консервированные овощи или мясо. Нужно брать все, что съедобно, вкусовым предпочтениям больше следовать нельзя.

Я заполнял свой рюкзак до тех пор, пока там совсем не осталось места. Конечно, я мог бы брать с собой туристическую сумку, туда бы в любом случае поместилось больше, но обратный путь с ней становился бы вдвое опасней, чем с моим рюкзаком. Потому, лучше пусть будет меньше продуктов, но больше вероятность, что я выживу. Теперь надо выбираться отсюда, протискиваясь между орущими людьми.

Они делают подобные вещи не впервые, но каждый раз одинаково сильно паникуют. У меня осталось чуть больше пятидесяти минут, чтоб добраться домой. Я надеюсь, что этого хватит, я думаю, что я смогу успеть.

И я выбегаю к одному из окон: везде люди, они лезут внутрь и вылезают из здания наружу. Я не уверен, что смогу вылезти невредимым, но другого выбора нет, надо рискнуть. Радует лишь, то, что не нужно никуда лезть, окна настолько огромные, что начинаются буквально от самого пола, все, что мне надо это переступить кусок стены, отделяющий меня от улицы. Я переставил одну ногу, потом вторую, теперь можно бежать отсюда, и чем скорее, тем лучше.

- Подайте кто-нибудь руку! Просто, блять, помогите мне встать! – среди прочего шума, криков и визга, я услышал мужской голос. Он прозвучал громко, практически ударил по ушам, наверное, потому этот человек находится совсем рядом, он за моей спиной.

Я не раз слышал вокруг крики о помощи, но я всегда игнорировал их, чужих проблем сейчас не существует, главное спасти свою шкуру. Я ненавижу себя за то, что приходится быть такой сволочью, но так надо, иначе тут невозможно. Никогда нельзя оборачиваться к человеку, который умоляет о помощи, иначе тебе обязательно захочется его спасти. Так однажды говорил мне Майки, с тех пор я придерживаюсь таких принципов.

Но я не знал, можно ли этому верить, действительно ли это так. Вместо того чтоб нестись сломя голову домой, я стал на месте, слушая крик, раздающийся из-за моей спины. Мне захотелось повернуться, я не понимаю почему, но я знаю, что должен повернуться. И я обернулся.

Майки был прав – теперь я не смогу не помочь этому человеку. Этот парень, лежащий на земле и держащийся за ногу, устремил на меня свой взгляд, словно умоляя меня подойти к нему, не оставлять умирать здесь. Я прошел немного назад, и безмолвно подал парню руку, а он крепко ухватился за нее.

- Черт! Черт! – взбешенно прорычал он. Это, видимо, было вместо спасибо, но я не осуждаю его, я сам не знаю, что сказал бы в такой ситуации.

- Ты в порядке? – спросил я, глядя в большие светло-карие глаза парня. Глупый вопрос, как тут вообще что-то может быть в порядке? Парень поджал губы и что-то болезненно прошипел, зажмурив глаза.

Он открыл их опять, и мне показалось, что он вот-вот заплачет, но он лишь закусил губу и сказал:

- Нога... болит, - это звучало, как приговор. Смертный приговор. И правда, недалеко зайдешь с больной ногой, и этот парень все прекрасно осознает. Он понимает, что его ждет дальше.

- Идти можешь? – спросил я. Мой голос звучал сухо и серьезно. Сейчас я принимаю решение, о котором, возможно, скоро пожалею.

- Я... я не знаю, как-то смогу, - ответил он, и я тут же подхватил его, ведя с собой.

Он положил свою руку мне на плечо, опершись на меня. Теперь мое движение замедлится вдвое, а то и втрое, но я должен был помочь этому парню, я не мог дать ему надежду, а потом оставить умирать.

- Я не просил вести меня, я просил поднять меня. Я – не твоя проблема, твое благородство нахрен никому не надо, и если ты сдохнешь из-за меня, это будет на твоей совести, - грубо сказал он. И он прав, он говорит чистую правду, но неужели он надеется, что теперь я смогу его бросить? Я буду тащить его, на своем плече, столько сколько смогу, но я не брошу его на полпути.

- Заткнись и иди! Нужно бежать, иначе не успеем, ты можешь двигаться немного быстрее? – спросил я, и парень кивнул.

Все хотят жить, никто не хочет умирать. Все, кто хотел, уже давно пристрелили себя или повеселись тогда, когда все только начиналось. Этот парень хочет жить, хотя из гордости хочет отказаться от моей помощи.

- Сколько до твоего дома? – вдруг опять отозвался он.

- Еще минут двадцать, я думаю, - ответил я. Но есть ли у нас эти чертовы двадцать минут?

«Следи за временем...»

Я посмотрел на свои наручные часы, и сердце на секунду остановилось, я понял, что это конец. Мы не успеем, даже, если я теперь побегу один, я просто физически не смогу успеть.

- Но у нас есть только семь минут, - мой голос почему-то прозвучал спокойно, хотя причин для спокойствия у меня нет.

Парень повернул на меня голову и кивнул. Странно. Но самое странное то, что в довершение ко всему он еще и улыбнулся. Мы скоро умрем, а он еще может улыбаться, для этого нужно окончательно рехнуться.

- Надеюсь, у тебя есть пистолет, - после этих слов мои глаза расширились, а сердце я и вовсе уже готов выплюнуть.

Он еще и обирается стрелять? Все-таки он совсем не хочет умирать... Вот только справимся ли мы вдвоем?

- Так у тебя есть оружие? – повторил парень.

- Есть, - коротко ответил я, стараясь не думать в какое дерьмо я вляпался.

Я не представляю себе, что мы будем делать, ведь я никогда раньше не выходил на улицу вне «тихого часа», я не представляю себе, как я это переживу, и переживу ли вообще. Да, хорошо, что у меня есть пистолет, но есть одно но.

Я никогда не стрелял из него, я никого не убивал. Не смотря на то, что вокруг самая настоящая война, за все время я не убил ни одного человека. Ни одного.

Сезон свинцовых дождей (2.1/?)

Людей становится меньше, но среди тех, что остаются, зарождается паника: они мечутся, как загнанные в клетку звери, не зная, что делать. Из последних сил некоторые пытаются бежать, хотя понимают, что вряд ли успеют где-то скрыться до того, как закончится «тихий час». Сдаваться так не хочется, и они выжимают из себя все свое желание выжить, которое и держит их все это время на плаву.

Когда остается только пару минут до того, как прозвучит сигнал, ты уже чувствуешь свою обреченность, ты смотришь вокруг и понимаешь, что оказался на кладбище. Вокруг трупы, ты уже видишь этих людей, еще бегущих по улицам, мертвыми. Все знают, что из всех, кто до сих пор не успел добраться домой, удастся выжить единицам. Мы все превратились в пушечное мясо на поле боя, у нас нет никаких отличительных черт, потому отстреливать будут всех, кто остался. Это странно, но никто не сможет отличить этих людей по принадлежности к какой-то из банд, они не имеют права надевать на себя что-то, что может отличить их от других, дабы не привлекать лишнего внимания. Все в одинаковом положении, все до одного находятся в опасности.

Теперь уже осталось не более чем полторы минуты, как все начнется, как все вокруг покроется новыми багровыми пятнами, свежими телами поверх тех, что уже прогнили до костей. Мы с моим попутчиком бежим вперед, не обращая внимания на людей, которые так же, как и мы пользуются своими последними секундами. Честно говоря, я не могу себе представить, что мы собираемся делать и какие у нас вообще есть шансы. Как по мне, наше положение более чем ничтожно – мы вдвоем посреди улицы с двух сторон окруженной домами, скрыться в каких-то переулках просто нет возможности, так как есть только ровные прямые дороги. Я не вижу выхода, правда, я не знаю, на что тут можно надеяться. Все, что я вижу это свою смерть, весь этот город наполнен смертью, и я не из тех, кто дойдет до конца. Моя смерть неизбежна, я не скроюсь от нее, а она не оставит меня в покое, она все время у меня за спиной, только ждет своего часа. Я чувствую, как она касается меня своей костлявой рукой и сипло посмеивается надо мной, над тем как я отчаянно борюсь за остатки своей жизни. Я мог бы выжить, если бы не спас этого парня, а теперь мы двое умрем. Майки был прав, никогда нельзя оборачиваться к просящему о помощи. Но я уже сделал ошибку. Да, теперь помощь называется именно ошибкой, парадоксально, но так и есть.

За последние остающиеся у нас секунды мы преодолеваем еще пару метров, пару метров, которые не в состоянии нас спасти. И вдруг раздается сигнал... Сердце замирает, и я, не замечая того, останавливаюсь. Продолжительный звук бьет по ушам и туманит мой разум, такое необычное чувство, словно время останавливается, словно все на секунду прекращает существовать. Я слышал этот сигнал много раз, но еще никогда не ощущал ничего подобного.

- Не останавливайся! – крикнул парень и схватил меня за руку.

Я опять вернулся в реальность, все вокруг зашумело, а движение не потеряло своей скорости, скорее наоборот все усилилось в несколько раз. Никто не знает, куда себя деть, всем страшно, разум перестает работать, действуют только инстинкты и рефлексы. Мы животные, которые хотят спастись любой ценой. Мой новый знакомый не сбавил темпов, он сквозь боль, сжав зубы и прихрамывая, пытается бежать как можно быстрее. И я бегу рядом, не вырываясь вперед, хотя я мог бы, тем более я единственный, кто знает дорогу ко мне домой, и было бы логично, если бы я вел нас. Но я бегу наравне с парнем; прямо перед нами бежит какая-то женщина, я бы просто так вряд ли обратил на нее внимание, но мне в глаза бросилось то, как она достала револьвер, он тут же зловеще заблестел в ее руках. Скоро начнется.

Вдалеке уже послышался первый выстрел. Кто-то всегда должен начать первым, кому-то всегда выпадает такая миссия. Парень, держащий меня за руку, повернулся ко мне и выжидающе посмотрел мне в глаза. Я сразу понял, чего он от меня ждет, и медлить с этим уже нельзя. Я достал из джинсов пистолет и сразу же почувствовал его тяжесть. Мне надо будет стрелять из него?

- Сними с предохранителя, - сказал парень, покосившись на оружие. А я, должен признаться, несколько растерялся, слыша, как выстрелы учащаются, и звук их становится громче. Значит, стреляют где-то рядом. – Охренеть, чувак! – раздраженно вздохнул парень и вырвал у меня из рук пистолет. – Дай сюда! Лучше скажи, как идти до твоего дома? – он повернул маленький рычажок на пистолете и опустил его вниз, прижав к ноге.

- Прямо по дороге, а дальше поворачиваем направо на первом повороте, - быстро ответил я, сжимая руку парня сильнее. Да, мне страшно, хотя сомневаюсь, что он может быть абсолютным гарантом моей безопасности. Но у него все-таки есть оружие, и он, по-моему, неплохо соображает.

В ушах зашумело, выстрелы участились. Теперь мы тоже в этой игре. Кроме нашей стайки вышедших на «тихий час» стали появляться люди с повязками на руках: у кого на предплечье, у кого на запястьях. Это люди из группировок, их сразу можно узнать. Черные и красные повязки, две банды, все, что осталось от бывших шести, кажется, их было шесть. Теперь осталось только две, которые перебьют нас всех к чертовой матери. Пока что их совсем мало на улице, да им и не обязательно активно участвовать в этом стрельбище. Тут все и сами друг друга перестреляют, не нуждаясь в их помощи. Но вот когда людей без повязок поубавится, тогда начнется игра по-крупному. Ждать осталось не так уж долго, как изначально кажется.

Я услышал выстрел слева от нас, совсем близко, буквально в паре метров. Сердце заколотилось, а по телу прошел жар. Раньше я видел все это со стороны, но никогда не был участником этого ужаса. Как бы мне хотелось, чтоб это был лишь мой плохой сон, как бы я хотел, что вся жизнь оказалась сном. Я не знаю, что я должен делать сейчас, но что я могу? Я могу только бежать, что еще мне остается?

И вдруг один из выстрелов оказался настолько оглушающим, что я невольно дернулся. Упала женщина, до этого бежавшая перед нами, теперь она валяется на асфальте с продырявленной грудной клеткой. Я посмотрел на моего друга, и увидел его приподнятую руку. Это он стрелял, это он убил ее. Я на секунду не мог сообразить, что происходит. Почему? Я заметил уверенный взгляд парня, он ничуть не нервничает, его не трясет от страха, как меня.

- Зачем? Зачем ты... – в ужасе промолвил я, не зная как реагировать на произошедшее.

- Она бы убила нас. Бабы всегда начинают нервничать и палят куда попало. И эта такая же: уже подняла свою пушку, развернулась... но не успела выстрелить, бедняжка. Женщины нихрена не думают головой в таких ситуациях, слишком эмоциональны, наверное, - говорил парень, каждое его слово звучало настолько спокойно, будто он сейчас идет по пляжу и рассказывает какую-то незаурядную историю. Никакого волнения, а уж тем более паники я в его голосе не услышал. – Если мы вдруг немного сменим направление, ты найдешь дорогу? – вдруг спросил он, а я не задумываясь, кивнул.

Единственное, в чем я сейчас уверен, так это в том, что я в любом случае смогу найти путь к моему дому. Парень резко потянул меня за руку, и мы свернули в сторону домов справа от нас. Мы зашли вглубь двора одного из домов, оторвавшись от основной массы людей.

- Смотри по сторонам и следи за окнами. Когда через дворы мы будем выходить на дорогу, тебе нужно будет быстро сообразить, как нам двигаться дальше. Все понял? – спросил парень, отпустив мою руку. Я сразу же почувствовал себя не таким защищенным, как был.

- Я понял... понял, - выдавил из себя я, хотя слова совершенно не хотели вырываться из горла.

Я все еще не могу отойти от увиденного мной зрелища, и ужасно то, что еще ничего закончилось для нас, и не закончится до тех пор, пока мы не окажемся дома. Мы зашли на задний двор и прошли через калитку, ведущую во двор другого дома. К нашему счастью, эта оказалась открытой. Все дома в этом районе нежилые, о чем свидетельствуют выбитые окна, странно, что тут вообще никто не живет, ни одного человека, все разрушено. Я оглядываюсь вокруг, как будто впервые вижу этот город. Да, таким разбитым и уничтоженным, пожалуй, я его еще ни разу не видел. Хотя я и выходил на улицу я не замечал, насколько теперь этот город похож на руины, кусочек мертвой цивилизации.

Мы проходили дальше через дворы, в некоторых не оказывалось калитки или же они закрыты, тогда нам приходилось перелезать через заборы, хорошо, что они не такие уж высокие для этого. Сейчас мне даже кажется наше «путешествие» достаточно безопасным, мы одни бежим по безлюдной местности, тут все вымерло, тут не звучат выстрелы, только чувствуется какой-то непонятный запах. Кажется, что именно в этом участке города война закончилась. Если бы это действительно было так...

- Сейчас свернем направо и попробуем выйти на дорогу, я не слышу, чтоб там было слишком шумно, - сказал парень, показав рукой, чтоб я следовал за ним, и я послушно выполнил его указания. По крайней мере, благодаря ему мы до сих пор живы и еще двигаемся вперед.

- Почему здесь? – позволил себе спросить я.

На самом деле я думал, что мы будем все время идти напрямик до тех пор, пока на пути не появится дорога, а тут мы сами к ней выходим. Мне одному кажется, что то, что мы делаем сейчас уже больше похоже на самоубийство? Хотя до этого парень не действовал нелогично, потому, возможно, и сейчас у него есть какой-то свой план, о котором он пока что молчит. Он так и не удостоил меня ответом, что меня слегка взволновало, но спрашивать еще раз я не хочу, лучше уж буду находиться в неизвестности, чем выводить из себя этого парня. Я еще недостаточно хорошо его знаю, чтоб быть уверенным в адекватности его реакции.

Дата добавления: 2015-10-21