Как это началось? Когда это началось? 7 страница

- У него и так был включен свет, но я изначально шел к тебе. Я шел к тебе, чтоб поговорить с тобой, - сказал он, ткнув указательным пальцем мне в грудь. – И дело не в опыте – тут вы, и правда, можете быть очень похожи. Дело в характере, дело в тебе и в нем, дело в том, что вы разные. Майки вряд ли стал бы вести со мной разговор как ты, сомневаюсь, что он вообще хотел бы, чтоб я зашел к нему. Он довольно холоден ко всем, кроме тебя, да и, мне кажется, он сам не хочет больше никому доверять. Он старается беречь того, кто у него остался, своего единственного родного человека – тебя, Джерард, а я для него не более чем попутчик. Мы с Майки можем нормально общаться, но при этом он все равно будет держать меня на определенном расстоянии. По крайней мере, сейчас мне кажется именно так. Он не чувствует надобности в тесном общении со мной и не стремится найти со мной общий язык, - Фрэнк замолчал и развел руками. – Так я ответил на твой вопрос? – в конце спросил он.

- Да, думаю, да... Я все понял, - кивнул я, и Фрэнк сделал то же самое, перед тем, как встать с кровати. – Ты уходишь? – мой голос прозвучал грустно и я с тоской наблюдал, как парень отходит в сторону двери.

Мне казалось, я могу проговорить с ним всю ночь, не важно о чем.

- Уже поздно, и неплохо было бы выспаться перед завтрашним днем. Так что не советую тебе засиживаться, хотя дело твое, - Фрэнк махнул рукой, после чего потянулся открывать дверь. – И помни о том, что я говорил тебе. Спокойной ночи, - напоследок сказал парень.

Дверь тихонько захлопнулась с еле слышным щелчком, и я остался один, шепча «спокойной ночи» самому себе, зная, что мои слова мгновенно растают в воздухе, так и не добравшись до адресата.

Что ж, я решил прислушаться к совету Фрэнка, предчувствуя, каким сложным выдастся следующий день, а так же понимая то, что неизвестно когда в следующий раз мне удастся провести ночь в такой комфортной обстановке.

Это был последний день в родном доме, и он закончился, как только мои глаза закрылись, а я сам погрузился в глубокий сон.

*****

Сегодня я проснулся рано, хотя потребности в этом и не было.

Пока что никто никуда не спешил. Но я проснулся, когда часы показывали чуть больше восьми, я проснулся, чувствуя, как бешено колотиться мое сердце. На то, чтоб заснуть опять, можно даже не рассчитывать – это стало ясным сразу.

Сегодня. Не могу поверить, что уже сегодня.

Мы решили выйти ровно в два, точнее сказать, так решил Фрэнк, сказав, что в первый день стоит начать наше «путешествие» в тихий час, чтоб мы с Майки немного привыкли, прониклись обстановкой. Не соглашаться смысла не было, тем более ни я, ни мой брат не горели желанием выйти в самый разгар перестрелок.

Мы проверили все вещи, продукты, Фрэнк напоследок еще раз развернул свои карты, что-то бубня себе под нос и пряча их обратно в рюкзак.

Никто кроме Фрэнка не знает точного маршрута, нам известно только приблизительное направление и штаты, которые нам предстоит пересечь. Конечно, он показывал путь на карте, даже называл города, ну а остальные подробности лично для меня в принципе не играют особой роли. Фрэнк знает, что он делает и знает, куда ведет нас, а у меня нет ни единой причины усомниться в нем.

Почти все утро я просидел за кухонным столом, наблюдая, как минутная и часовая стрелки по очереди перегоняют друг друга.

Когда остался всего лишь час, назойливое и монотонное тиканье стало отдаваться эхом в моей голове.

Полчаса.

Время замедлилось, и минуты превращаются в бесконечность. Моего терпения не хватит надолго, ожидание, чем дальше, тем все более невыносимо.

Пятнадцать минут.

Совсем чуть-чуть, совсем немного.

Я не выдерживаю и встаю со стула, нервно переминаясь с ноги на ногу. Я не представляю, что я буду чувствовать, когда ровно в два зазвучит сигнал, оповещающий о «тихом часе».

Секунда.

Еще секунда.

И еще секунда.

Одна за другой. И две черные стрелки приближаются к цели.

Я, не отрываясь, смотрел на часы, словно следил за трансляцией важного футбольного матча, когда ощутил чье-то присутствие рядом с собой, а потом и легкое прикосновение рук к моей спине.

Фрэнк. Я почему-то сразу понял, что это он.

- Надеюсь, ты готов? – спросил парень, и я без раздумий кивнул, повернувшись к нему лицом. – Отлично, тогда прекращай гипнотизировать часы и собирайся, - строгим тоном проговорил Фрэнк, тут же отходя в сторону, после того, как сказал мне все, что хотел.

- У меня есть еще пара минут? – взволновано спросил я, пробежав взглядом по лицу парня.

- Только пара минут, - отрезал он, и я, хмыкнув что-то невразумительное в ответ, помчался наверх в свою комнату.

Осталось еще кое-что. Одна маленькая деталь, о которой я вспомнил только сейчас.

Фотографии.

Я не могу уйти, не взяв с собой хотя бы частичку своего прошлого, ту часть, которая была мне особо дорога. Мою семью. В полном своем составе она осталась только на снимках, и я хочу сохранить хотя бы один или два в память о ней.

Я наспех вынул фотографии из рамок, сложив напополам, и пихнул в карман джинсов.

Вот теперь все.

Я напоследок окинул взглядом свою комнату, зная, что вижу ее в последний раз, и вышел, закрыв за собой дверь.

Навсегда.

Десять минут.

Фрэнк проверяет оружие, открывает каждый рюкзак, осматривая все ли на месте.

Пять минут.

Мы спускаемся в подвал. Все молчат, и наше дыхание теперь кажется мне слишком громким, сливаясь в один сплошной поток шума.

Все косятся на наручные часы. Руки дрожат.

Три минуты.

Пульс уже не поддается контролю, мысли больше похожи на безумный вихрь, в котором ничего не разобрать.

Звук отпирающегося замка.

Две минуты.

Мы смотрим друг на друга.

Я. Майки. Фрэнк.

Одна минута.

- Пора, - выдохнул Фрэнк, и Майки толкнул дверь вперед, отчего она со скрипом открылась.

Ноль минут. Ноль секунд.

Сигнал. И воздухе зависает звук одинокого выстрела.

Сезон свинцовых дождей (7.1/?)

Я вдохнул на полную грудь, делая первый шаг вперед. Шаг, за которым последуют еще миллионы шагов. Вокруг все еще мой родной город, но он уже не так добр ко мне, как раньше, враждебностью веет из каждого его уголка, и я понимаю, что меня здесь больше ничего не держит. Теперь я не принадлежу этим местам, когда-то воспитавшим меня, теперь от них ничего не осталось, и разбитые окна заброшенных домов провожают меня холодными опустевшими взглядами. На душе немного грустно и тоскливо, но при этом есть стойкое чувство того, что принятое мной решение было правильным, что я поступаю верно.

С того момента, как дверь дома закрылась, никто не проронил и слова, никто даже не обернулся в ту сторону, с которой начался наш путь. Прощание с прошлым было безмолвным, и так, наверное, лучше. Без сожалений и лишних переживаний. Просто ушли, словно на прогулку, с которой мы уже никогда не вернемся.

И прошлое растаяло за нашими спинами.

Мы уходим все дальше, и на этот раз наш маршрут отличается от обычного – мы идем в направлении центра Ньюарка, куда Фрэнк запланировал добраться до окончания «тихого часа». Да, в обычное время эта идея более чем реальна, и никаких сложностей в ее исполнении возникнуть не должно было, возможно, мы добрались бы туда даже раньше. Но сейчас не мирное время, сейчас нельзя просто так ходить по улицам, беззаботно насвистывая себе что-то под нос, и быть уверенным, что с тобой ничего не произойдет. Смерть постоянно дышит нам в спину, а мы лишь пытаемся бежать быстрее нее, отдаляя момент судьбоносной встречи. В любое мгновение все может пойти не по плану, и это понимает каждый из нас, а Фрэнк уж тем более, но ведь нам нужно от чего-то отталкиваться, устанавливать цели и выстраивать маршруты. Успеем мы или нет, пока что об этом думать рано, когда прошло не больше десяти минут с того времени, как начался наш путь.

Люди уже в первые секунды повыбегали из своих убежищ, и хотя мы идем не по главной дороге, где обычно особое скопление народа, а параллельно ей, я могу отчетливо представить их затравленные и запуганные лица. Перед глазами уже стоит картинка, как они, случайно встречаясь друг с другом взглядами, сразу же отводят их, мчась вперед, словно преследуемые хищником антилопы. Одно безумное стадо, но перед лицом опасности каждый сам за себя, никому нет дела, кто упадет, лишь бы это был не ты. С дороги доносится топот и треск, невнятный гул и шумные дыхания – так несутся кто куда люди, будто бы буря, жуткий шторм, сметая все на своем пути. На мгновение мне показалось, что это живое море выйдет из берегов и унесет нас за собой, что вот-вот оно растечется по каждой даже самой маленькой улочке, вовлекая весь город в свои бушующие воды. Мне казалось, еще секунда и нас затопит этим хаосом, от которого нас разделяет всего пара стен, но нет – ничего подобного, к счастью, так и не произошло.

Я облегченно выдохнул, вдруг отчего-то почувствовав себя в безопасности, продолжая шагать вперед, оставаясь немного позади Фрэнка, который, словно вожак, ведет нас за собой, указывая правильное направление.

Откуда-то доноситься визг автомобильной сигнализации, что, честно говоря, меня даже немного удивило. Черт возьми, есть еще хоть что-то, что работает, что не конца сломано и разрушено? Ничего, и это ненадолго...

Пока никто из нас так и не решился нарушить молчание, я попытался восстановить в памяти запахи этого города, представить, как обычно он пах в конце июня. К примеру, запах свежескошенной травы – такое впечатление что я не чувствовал его вечность, этот приятный аромат, когда-то совершенно будничный, теперь кажется нереальным, порожденным лишь прекрасными и сказочными снами. На самом деле, каждый уголок имел свой отдельный запах.

Раньше я не придавал этому никакого значения, попросту не замечал, но сейчас я понимаю, насколько разнообразной была палитра ароматов. Запах свежей выпечки из булочной, сахарной пудры и ванили, свежего бензина с заправки, кофе и бутербродов из закусочной, запах ткани и кожи в магазинах одежды, выхлопных газов на стоянках и парковках... этот список бесконечен, и я мог бы продолжить, перечисляя все приятное и неприятное, что только мог учуять мой нос. И, бесспорно, приятного было бы больше.

А сейчас весь воздух прогнил, превратившись в затхлые потоки вони, которые невидимыми нитями распространились повсюду, где-то сгущаясь, а где-то рассеиваясь. Он превратился в однообразную массу, которая так или иначе пропитана смертью, человеческими страданиями и ужасом. Мир разлагается вместе с изувеченными трупами, раскоряченными на горячей земле, а жаркий летний воздух делает этот смрад еще более резким и неприятным. Хотя мы все уже привыкли, и голова больше не кружиться от малейшего намека на душок, исходящий от мертвечины, нас начинает тошнить лишь тогда, когда вонь становиться невыносимой, доводящей до мышечных спазм и боли в голове. Такое бывает, это уж я знаю наверняка, такое бывает. Настало не просто печальное время, настало жуткое время, когда мы лишены даже такой, казалось бы, мелочи, как обыкновенные запахи. Запахи из той, нормальной жизни, которые стали практически незаметными теперь, так же как и прошлая жизнь почти испарилась среди царящей войны.

- Сейчас направо, - вдруг зазвучал низкий тембр Фрэнка, отвлекая меня от размышлений.

Я даже не сразу понял, что он сказал, потому что был слишком увлечен своими мыслями, откинув окружающую меня среду на второй план, чего, возможно, и не стоило делать.

- Что? – переспросил я, тряхнув головой и рассеянно смотря на Фрэнка, а потом на Майки, но никакого упрека в их взглядах я не заметил, наоборот, как мне показалось, они отнеслись с пониманием к моему поведению. Да и к тому же я не сделал ничего страшного или чего-то, что могло бы нам навредить.

- Сейчас направо, - точно таким же ровным тоном повторил Фрэнк, и на этот раз каждое слово я слышал предельно четко.

Я кивнул, хотя на меня уже никто не смотрел, и мы сместились в сторону более широкой дороги, и тут уже можно встретить кого-то живого.

Крысы и люди. Людей, пожалуй, не так уж и много, скорее даже мало, но они все так же спешат, выжимая из себя все силы, чтоб успеть сделать свои дела до окончания «тихого часа».

Мы тоже влились во всеобщее движение, но в отличие от остальных мы не бежали – в нашей ситуации это было бы огромной ошибкой. Фрэнк сказал, что мы будем идти до позднего вечера, аж до тех пор, пока окончательно не стемнеет, то есть не меньше восьми часов, а это довольного долго. Идя медленно, мы пройдем слишком мало, переключившись на бег, мы быстро устанем и в итоге пройдем не больше. Потому самым выгодным вариантом оказалось выбрать что-то среднее между первым и вторым, чтоб пройти максимально возможное расстояние с наименьшим ущербом для себя.

По сравнению с основной массой людей, кажется, что мы чуть ли не плетемся, я даже заметил, как пару человек обернулось в нашу сторону, удивленно осматривая с головы до ног. Они спешат вернуться в свой дом: кто-то к семье или хотя бы к тем, кто от нее остался, кто-то к своему новому «племени», к которому они примкнули, кто-то в пустоту и одиночество. Не важно, куда спешат люди, важно лишь то, что спешат все по одной и той же причине – никто не хочет умирать. Иначе стали бы они выходить наружу, не покончили бы с собой при первом же удобном случае? Нет... тут только те, кто еще хочет жить. И в этом плане мы ничем не отличаемся от них, у нас схожие цели, но разные методы их достижения.

По правую руку от нас показался парк, тот самый парк, в котором, будучи еще маленькими мальчиками, мы с Майки любили проводить время. Нам нравилось ездить друг за другом на велосипедах по узким тропинкам, прятаться под деревьями от солнца или садится возле маленького озерца и кормить уток черствым хлебом. Повзрослев, конечно, мы приходили сюда реже и не всегда вместе, но как же я обожал этот парк! Он был одним из тех мест, куда мне всегда было приятно приходить, где я любил коротать часы, и там я непременно находил спокойствие, мог отвлечься от всего, что меня волновало.

И сейчас сердце сжимается внутри, когда вместо того прекрасного пейзажа, который многие годы был так дорог для меня, мне открывается вид на обугленные деревья, похожие на черных окаменевших монстров, вырастающих из покрытой пеплом земли. Мой маленький уголок рая сожжен дотла, уничтожен, все, что было дорого мне, все, что хранило тысячи моих воспоминаний, превратилось в руины. Теперь это – кладбище, одна сплошная разрытая могила. И насыпи, похожие на горки земли – на самом деле, трупы, то, что он них осталось. Их сгребают с дорог во время «тихого часа», как мусор, а потом скидывают в одну кучу, сжигая, без всяких угрызений совести или сожалений.

Мертвые люди – падаль. Кто станет их хоронить, кому они вообще нужны теперь? Кому какое дело, кем они были раньше, сколько им было лет и кто, возможно, все еще ждет их возвращения? Всем плевать, никто не станет разбираться. Трупам уже все равно, они ничего не почувствуют, а правила, которые действовали раньше уже не действуют. Важна каждая минута, и вряд ли найдется тот, кто станет тратить свое время на то, чтоб разрывать могилы, ставить на них кресты, хотя бы попытаться сделать все по-человечески.

На войне умирают не только люди, вместе с ними умирает и человечность.

Я тяжело вздохнул и наконец-то отвел взгляд от «парка», идя вперед по медленно погибающему городу. Вперед по потрескавшемуся асфальту, мимо мертвых и живых, не издавая ни звука, с разъедающей пустотой в душе.

Спустя час в теле почувствовались первые отклики усталости, практически незаметные, и обращать на них внимание, зная, что нам предстоит идти еще как минимум часов семь, бессмысленно и неразумно. Потому я попробовал как-то размять шею, и полностью игнорировать постепенно проявляющиеся неприятные ощущения, такие как, например, боль в спине. С этим у меня всегда были проблемы, но остается только терпеть, и я послушно смирился с таким положением дел.

Теперь я стал чаще поглядывать на наручные часы, уже немного нервничая от мысли, что скоро прозвучит сигнал, оповещающие об окончании «тихого часа». И как бы я не убеждал себя, что я не боюсь, на самом деле мне страшно, и я не представляю, что произойдет с нами дальше, как мы будем со всем этим справляться. Но страшнее всего мне становится от мысли, что, наверное, совсем скоро мне придется убить человека. Даже не столько страшно, сколько волнительно и тревожно, но я должен справиться и я справлюсь, до тех пор, пока стремление жить не покинуло меня, я просто обязан справляться.

Паника на улице заметно усилилась: некоторые бегут из последних сил, крича от изнеможения и отчаяния, плача от усталости и безысходности, некоторые наоборот с заметным облегчением на лицах добегают последние метры, уже предвкушая свое возвращение в родной дом или какое-нибудь другое более или менее безопасное место. Люди то и дело случайно задевают нас, пробегая рядом, обстановка вокруг становится все напряженней, атмосфера накаляется и давит своей тяжестью.

До центра Ньюарка осталось совсем чуть-чуть, но «тихий час» закончится раньше, чем мы дойдем туда, да и, во всяком случае, это не имеет такого уж особого значения. Ньюарк – наша первая контрольная точка, но не остановка, скорее свидетельство того, что мы не сбились с пути, определенный знак о том, сколько мы прошли, и сколько еще нам осталось пройти.

- Сворачиваем налево. Через десять минут начнется, - ровным голосом сказал Фрэнк, и мы послушно выполнили его приказ, переходя с широкой дороги в какой-то переулок, который в свою очередь выходит еще парочку других узеньких улочек.

Конечно, по прямой идти было бы быстрее, чем зигзагами, но быстрее не значит безопасней, а в нашей ситуации второе нам куда важней.

Я отчего-то начал идти быстрей, чуть ли не обгоняя Фрэнка, и он сразу же это заметил, схватив меня за локоть так, что я опять оказался с ним наравне.

- Не нервничай, - шепнул он. – Пока что не произошло ничего страшного, - я согласно кивнул, хотя мне и не стало легче, все внутри словно сжалось в ожидании злополучного сигнала.

Я вслушиваюсь в каждый звук, будто могу что-нибудь пропустить или прослушать, будто этот оглушительно громкий сигнал может пройти мимо моих ушей.

А когда он наконец-то зазвучал, по телу прошла дрожь, и на секунду мне показалось, что время остановилось, что я сам перестал существовать, выпадая из реальности. Сердце неровно выстукивает в груди, то ускоряя, то замедляя темп, а воздух, словно застывает в легких, усложняя дыхательный процесс.

Я обернулся к Майки, и наши взгляды встретились, а вместе с ними все наши страхи и надежды. Ему страшно, так же, как и мне, возможно, даже больше, ведь с ним фактически такое происходит впервые, впервые он оказался на улице в тот самый момент, когда «тихий час» закончился. Совсем недавно я был на его месте, пусть и ситуация была немного другой, сейчас я переживаю это снова. Наверное, теперь мне немного легче и не так тревожно, как тогда, но до состояния спокойствия еще далеко.

Возможно, я привыкну, так же, как привык Фрэнк и, кажется, эмоционально вообще перестал реагировать на сигнал, оставаясь таким же невозмутимым и здравомыслящим. Сложно понять, что он чувствует на самом деле, сложно разгадать, что кроется за его невозмутимостью в то время, когда остальные сходят с ума от волнения. Он держит все переживания где-то глубоко в себе, не позволяя им вырваться наружу, не давая усомниться в своей моральной силе. Но в то же время есть в нем что-то невероятно притягательное, располагающее, вселяющее уверенность в его честности и честности его намерений. Да, Фрэнк достаточно сдержан в своих чувствах, но это не значит, что он злой или безразличный, просто каждый по-своему приспосабливается к войне, к событиям происходящим вокруг.

Мы все уже не те, кем были раньше, мы все в чем-то изменились, и с этим ничего не поделать.

Некоторое время после сигнала вокруг было относительно спокойно, что даже насторожило меня – стрельба до сих пор не началась. В голове даже появилась наивная мысль, что, возможно, все закончилось, по крайней мере, в этих местах, но я поспешил с выводами, так как прошло не больше пяти минут, и этого слишком мало, чтоб радоваться.

Слишком мало, потому что на шестой минуте где-то вдалеке послышался первый выстрел, за которым последовала целая автоматная очередь. Истошные крики женщин и мужчин, визг детей, которые, скорее всего, сегодня умрут, война продолжается и все еще забирает с собой человеческие жизни. Ничего не изменилось, ничего не стало лучше.

Фрэнк вынул пистолет, и мы с Майки, внимательно наблюдая за ним, сделали то же самое. Сейчас оружие показалось мне особенно тяжелым в моих дрожащих руках, а самое худшее то, что эту дрожь почти невозможно унять.

- Расслабься, не волнуйся так, - тихо сказал мне Фрэнк, немного наклонившись в мою сторону. – Стреляют далековато отсюда, но будь внимателен – всякое может произойти, - дал свой совет он и я лишь кивнул в ответ, не в силах выдавить из себя ни слова.

- Сейчас будем отходить правее, пройдем центр стороной – так безопасней, - он опять потревожил тишину, пока и я, и Майки предпочитаем молчать, только кивая в знак согласия. Думаю, Фрэнк прекрасно замечает наше напряжение, и вместо того, чтоб как обычно отвернуться, смотря на дорогу, он не спускает с нас взгляда, а потом, в следующий момент я ощутил его дыхание у своего уха. – Слишком много страха, Джерард. Ты помнишь, о чем мы говорили вчера? – хрипло проговорил он, и после этих слов сразу же выпрямился, смотря на меня и ожидая какого-то ответа.

- Да, я все помню, - несмело сказал я.

Мой голос звучал практически неслышно, но мне казалось, что он отскакивает от стен и отдается эхом по всей улице.

- Избавься от лишних мыслей, - все так же шепотом сказал Фрэнк, так, что это было похоже на гипноз. – Говори со мной, - добавил он, и я недоумевая посмотрел на него, пытаясь понять, что он имеет в виду. – Это успокаивает. Говори со мной, - четко повторил Фрэнк, бросив мимолетный взгляд на Майки, который вообще не принимал участия в разговоре, словно не замечая никого вокруг себя.

- Что я должен говорить? – удивленно спросил я, все еще не понимая, что от меня требуется.

- Что угодно, это не имеет значения. Расскажи мне о своей жизни до войны, - предложил Фрэнк, уже не смотря на меня, а оглядываясь по сторонам. – Чем ты занимался?

- Да ничем особенным. Ерунда... Работал администратором в кинотеатре. Поначалу я хотел стать архитектором и все такое, может быть, со временем что-то бы и получилось, но теперь глупо говорить об этом, - я пожал плечами, рассматривая брошенные дома по обеим сторонам дороги.

Тут нет ни одной живой души, никого, только мухи черными тучками летают над землей. Тут люди больше не воюют, потому не осталось тех, кто мог бы воевать.

- А Майки? – вдруг спросил Фрэнк, спустя минутное молчание, и мой брат обратил на него свой безучастный взгляд. – Ты ведь тоже как-то жил до войны, правда?

- Ничего интересного, - монотонно проговорил Майки. – Работал маркетологом. И ни о чем большем не мечтал. Меня все устраивало. Я собирался переехать, купить квартиру, сделать девушке предложение. Но потом подумал, что стоит еще немного подождать, накопить денег. Зачем же спешить? Я не успел. Ничего из того, что я хотел сделать, так и не свершилось, - договорил он, опустив голову.

Честно говоря, я удивился тому, что он рассказал об этом, что он вспомнил о подобных вещах, не отделавшись одним только названием своей профессии. Он даже вспомнил про свою девушку, о которой он предпочитал вообще не упоминать ни единым словом – эта тема была запретной, как и все то, что напоминало ему о его планах на светлое будущее.

Майки так и не узнал, что с ней произошло, и мы не говорили с ним об этом, но когда я пытался, он либо не отвечал, либо переводил разговор на другую тему. Представлять возможным то, что девушка, которую он любил, мертва, он отказывался наотрез, возможно, он до сих пор верит в то, что она смогла выжить. И, возможно, так оно и есть, но мы уже вряд ли когда-нибудь узнаем об этом.

Мне же, по сути, повезло хотя бы в том, что не было у меня никакой девушки, к которой я питал бы нежные чувства или хотел связать с ней всю жизнь. Тогда это могло порой расстраивать меня, но сейчас так даже лучше, сейчас я даже рад, что у меня никого не было, о ком бы теперь мне приходилось страдать. Я потерял друзей, родных, но, к счастью, в отличие от Майки, я не потерял еще и свою любовь.

Мы опять замолчали, обдумывая услышанное, вспоминая то, что осталось где-то позади, и, должен признаться, я действительно перестал так сильно нервничал, отвлекаясь от всех лишних тревожных мыслей. Я перестал думать о пистолете в моих руках, о том, что меня могут убить или о том, что мне придется убить кого-то, я знаю, что это так, но страх притупился, отдаляясь куда-то на второй план. Я боюсь, но это чувство стало абстрактным, оно никуда не исчезло, просто перестало так угнетать и давить на меня, мысли обрели большую рациональность и, в конце концов, ко мне вернулся контроль над моим телом. Это, наверное, уже можно назвать неким прогрессом, хотя я и не уверен в том, что то, что я ощущаю сейчас, продлиться долго и через несколько минут не перерастет в очередную панику. Но, по крайней мере, мне хотелось бы верить, что с этого момента мои мысли и тело подвластны мне и я полностью смогу управлять ими.

- Неужели все умерли? – полушепотом спросил я. – Неужели здесь никого не осталось? – я задал очередной вопрос, смотря на пустующие здания, которые теперь похожи на игрушечные, как и все вокруг.

Никого движения, никаких голосов, никаких признаков жизни, только легкий ветерок заставляет шуршать разбросанный по асфальту мусор.

- Может быть, кто-то и есть, прячется в одном из домов. А, может быть, все сбежали или всех убили, - спокойно ответил Фрэнк, пожав плечами. – Если бы я знал обо всем, что происходит, нам было бы намного проще...

Мне только и оставалось, что вздохнуть и идти дальше, снова погружаясь в молчание. Фрэнк еще пару раз что-то проверил по карте, рассказывая нам про наш дальнейший маршрут; никто до сих пор не стрелял, ничего не представляет опасности, но именно это и пугает меня.

Слишком спокойно, слишком тихо. Наверное, мне просто следует порадоваться тому, что все так удачно складывается, но я ищу какой-то подвох, ведь он обязательно должен быть. Я вслушиваюсь в каждый шорох, высматриваю хоть что-нибудь среди забытых улиц и переулков этого города-призрака, пытаясь представить, что сделала с ним война, какие ужасы заставила его пережить.

Но кроме разрухи, которую можно увидеть повсюду, ничего нового я не обнаружил. До определенного момента, когда открывшееся передо мной зрелище отдалось леденящей дрожью по телу, и первые секунды я отказывался верить своим глазам.

- Черт возьми! Что это? – я чуть ли не вскрикнул, не отрываясь, смотря на костел, пока мы приближаемся к нему, сокращая расстояние между нами и огромным зданием, которое из святыни прекратилось в настоящий ад. – О господи... – выдохнул я.

Сначала я пытался убедить себя, что мне показалось, что это всего лишь обман зрения, что такое попросту невозможно, но чем ближе мы подходим, тем сложнее отрицать правду. Наверху, на крыше через каменные шпили и кресты проткнуты человеческие тела в разных положениях, некоторые насквозь, а некоторые насажены на них, словно чучела. На многих трупах сидят вороны, выклевывая глаза и жадно отрывая куски прогнившей плоти, распространяющей едкий тошнотворный запах. Их головы неестественно наклонены, и даже отсюда я могу видеть их широко раскрытые в немом ужасе рты, напоминающие черные дыры. Изувеченные, израненные, со свисающей на них изорванной и грязной одеждой, все трупы обернуты в сторону дороги.

Здесь не меньше двадцати человек, двадцати мучеников...

И, пожалуй, за всю свою жизнь я не видел ничего кошмарней, я знал о человеческой жестокости, но это... это более чем безумно, и в моей голове не укладывается, кто вообще может быть способен на такое.

Вдоль одной из стен растянут большой красный флаг, занимающий чуть ли не всю плоскость.

- Теперь ты видишь, что тут произошло, - медленно проговорил Фрэнк, остановившись. – Лучше найти другую дорогу, - добавил он, пока я всматривался в кривую надпись на кроваво-красном фоне, гласящую:

«Добро пожаловать».

Сезон свинцовых дождей (7.2/?)

Я не мог оторвать взгляд от этого жуткого зрелища, я хотел, но не мог. Я словно застыл в немом шоке и удивлении, созерцая один из ярких примеров проявления бесчеловечности, побуждающей на такие ужасающие моральные преступления.

До этого момента, наверное, я не понимал, как далеко все зашло. Конечно, я знал, что мир уже не тот, что прежде, что жизнь изменилась, я знал, что иначе и быть не может, потому что слышал о войне, у меня было представление о том, что это такое. Но до конца все же я не осознавал, насколько чудовищна стала ситуация вокруг, насколько чудовищны стали люди и их действия. Именно чудовищны, я думаю, в данном случае, это самое подходящее слово, хоть как-то раскрывающее саму суть и характер нашего времени.

Дата добавления: 2015-10-21