Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

«Не сиди сложа руки, если хочешь увидеть будущее, хотя бы в малом отвечающее твоим фантазиям о мире и гармонии. Главный выбор тот же, что и раньше, и у него много личин, но ты всегда можешь 3 страница



– Неа, – отвечает ей отец, – просто Бог услышал его мольбы. Ади, наверное, не вынесет стыда. Когда не ждёшь от людей добра, оно приходит.

– Когда Шаури дубасил мясник, её купили! – живо подтверждает Клеверсон.

Вытащив из глубокого кармана свободных чёрных штанов маленький термос, Адам опирается лопатками о фонарный столб напротив аллеи из разнообразных грузовиков. Пригубляет горький зелёный чай и любуется причудливыми конструкциями машин, не обращая внимания на грязь, которую недавно обругал последними словами – из всех, которые только были доступны его утончённой совести.

– Славное заведение… Надо бы подружиться с хозяевами.

За грузовиками раздаётся шипение воды из шланга.

Механик делает второй глубокий глоток и завинчивает термос. Ступает по песчаной дорожке, выискивая взглядом указатели к баракам. Миновав два крупных тарантаса, обвешанных ракушечными безделушками, он слышит жалобный вопль облитой вороны и короткое неразборчивое ругательство. Адам убирает полегчавший термос обратно в карман.

Птица вспорхнула на крышу тарантаса и, вместо того, чтобы продолжить чиститься, почему-то вдруг начала неотрывно смотреть на незнакомца, словно бы изучая его с ног до головы.

– Чего тебе?.. – в голосе механика засквозило робкое сочувствие.

Сердито возгласив, ворона со скрипом отталкивается от края крыши и пролетает в точности над его головой по направлению к верхушкам банианидных крон, оплетающим ограждения Маньолы.

Застывший в смущении Адам осторожно переводит взгляд на запасные выходы мастерской, которыми воспользовалась компания молодых косматых мужиков, чтобы перекусить похлёбкой из мясных тараканов на фанере с шерстяными подстилками. Он проходит дальше, всматриваясь в загорелые лица, спокойные и безразличные ко всему, что находится за пределами их уютной обеденной зоны.

Правда, один из них, по всей видимости, перешёл на подобную еду совсем недавно: поморщился и проморгался, откусив кусочек. И тотчас посылает свой надорванный голос к машинам.

– Кей, заканчивай копаться! Выходи, набьёшь пузо…

Бросив выключенный шланг, костлявая ссутуленная фигура угрюмо плетётся по песчаной дорожке. Развернувшись, Адам встречается с взглядом юноши, и тут его сердце начинает судорожно колотиться.

Шарканье сапог замолкает.

Обветренная физиономия паренька перекошена от ужаса, раскосые глаза-щёлки, теперь округлившиеся до размеров кофейных блюдец, замирают на долговязом механике и при этом будто бы себя пересиливают.



– Слушай… – вырывается у Адама, с неожиданностью для него самого.

Раздувая ноздри, новый знакомый разворачивается и в мгновение ока скрывается за чередой высоких машин, сияющих на солнце.

– Подожди!! – вскрикивает Адам, бросившийся за ним почти в тот же миг.

Стоянка оказалась очень вместительной и состояла из нескольких уровней, нисходя к бамбуковым шлагбаумам огромными ребристыми ступенями. Прямоугольные громады кузовов стояли тесно – так, что с наименьшими потерями могли выезжать на главную дорогу лишь по очереди. Как только Адам углубился в этот затенённый лабиринт, будто в узкий и обезлюдевший переулок, замысловатые морды тягачей показались ему особенно грозными и предостерегающими.

Зазвенело чьё-то стекло, и застучали шаги наверху. Адам задирает голову и поспешно роется за пазухой. Неприветливый паренёк вскарабкался на высокий кузов за три секунды. Ему наверняка хватит решимости срезать трассу, прыгая с машины на машину, пока обширная территория мастерской не окажется за его плечами.

С тонким и продолговатым цилиндром в руке Адам перелезает через бордюр.

Пока не решаясь соскользнуть на нижнюю ступень, он видит, как беглец подтягивается на кузове впереди и гордо выпрямляется во весь рост. Этот неотёсанный юноша выглядел на порядок ниже в состоянии сутулости. Теперь механик вспоминает: тогда, в просветах между неуклюжими обломками он увидел вовсе не своё отражение.

– Ты работаешь здесь? – очередная неуклюжая фраза, напросившаяся Адаму на язык.

Не похоже, чтобы подросток захотел озадачиться разумным ответом. Всё, что его преследователю удаётся разобрать с расстояния пятнадцати метров, это глухие и обрывистые фразы.

– Чтоб тебя, Бернард!.. Так нельзя со мной!.. И-и-именно сюда?..

Видя, как нескладный длинношей осторожно высматривает точку опоры за перекладинами, паренёк планирует разбег в направлении следующей ступени.

– Я сказал, постой! – Адам спешно отводит от перегородки правую руку, стискивающую цилиндр, и встряхивает его, пока из обоих его концов не выпрастывается по синему мерцающему стержню: их моментально соединяет полупрозрачная дуга, искажающая воздух.

Не успевает юноша разогнаться, как луч, возникший из сердцевины этой странной дуги, задерживает его запястье в воздухе, точно прохладная невидимая рука.

Столь экзотическим приёмом Адам вовсе не надеялся вызвать у него испуг, разве только небольшое оцепенение. Юноша и не испугался; вместо того, чтобы робко посопротивляться странному инструменту, как на его месте стали бы делать многие, он взмахивает рукой с такой яростной силой, что его напульсник с треском разрывается, и эта пёстрая тряпица – всё, что достаётся силовому лучу.

Раздаются звуки мотора – кто-то из работников завёл машину. И Адам уже не может проследить за пареньком. Тот немедленно соскочил на землю, скрывшись за высокими рядами ржавых коробок: сейчас прицепится к уезжающим, догонять, вне всяких сомнений, бесполезно.

По горячему воздуху плывёт узорчатая тряпица, расшитая бусинками. Механик разжимает единственную ладонь, цеплявшуюся за стержень бордюра, чтобы поймать свою находку, и, в тот момент, когда ему это удаётся, с коротким воплем срывается с перекладин спиной вперёд.

– Опять ему неймётся, сколько можно… – тихо сетует Веймар, смачивая спиртовым раствором шишку на стопе приятеля. – Не хочешь похвалить хорошую работу мойщиков, так лучше бы мне объяснил, чем они тебе досадили, чем испытывать их нервы на прочность в стороне от всех! Уже не знаю, что тебе ещё сказать.

Не проронив ни слова в ответ, Адам продолжает с зачарованным видом разглядывать плетёный узорчатый браслетик.

– Твой ботинок, – замечает ему Веймар, показывая вниз, – и постарайся не наступать на пятку.

Адам, поднимает к другу чёрные глаза с трепещущими огоньками.

– Биджико смастерила это украшение ещё при мне, через день после того, как мы с ней обвенчались. Обтрепалось слегка, но шнурочки не поблёкли. Этот мальчик так легко от него отказался. Может, он ещё за ним придёт.

– Который мальчик? Из работающих? – великан ошарашено морщит лоб. – Ты знаешь, о чём говоришь?

– Почему она мне не рассказала?.. – тихо бормочет долговязый механик, уперев подбородок в ладони, сжимающие тряпицу. – Неужели, она не думала о том, как я обрадуюсь? Какие песни сочиню после такого… И вот теперь, когда я почти забыл, какая форма у её ноздрей… Он находит наш маленький город. И встречает меня по чистой случайности… Ах, да, это здорово, что Таллула отогнала машину: и так собирался пройтись пешком.

– Давай-ка сюда руку, – требует Веймар, нагибаясь и подставляя другу свою мощную шею, – обсудим это дело по порядку, в дороге.

 

5.

 

Медленно садится солнце. Свернувшись калачиком, Кей лежит в глубокой ложбине, надёжно заслонённый вьюнковыми покрывалами от посторонних глаз, и непрерывно рассуждает сквозь накопившуюся боль в гортани.

– Кем они все себя возомнили! Работа, работа… Да я уж лучше сдохну в канаве, чем вернусь! Этот хлипкий аристократишка… Нет, не может этого быть. Лучше окочуриться подальше, как можно дальше от него!.. Боже, как я вынесу такое? Не хочу расстраивать мать, да, не хочу, пусть она и вела себя странно, пусть она меня обманула так внезапно. Ну, а что, если она не знала?.. И… после всего, что было, привезти меня именно сюда… ЧТОБ ЕГО! – со всего размаху юноша впечатывает свой разгорячённый кулак в кору Банианиды и рывком приподнимается, оглядываясь на кровавую вмятину. – Ненавижу карьерный рост!

Ребятня притихла, услышав скрип дощатого пола за дверью.

– Мать Фернанда пришла по наши души! – едко и бестактно прорезает тишину смешок лысой девочки с миловидным лицом. – Но мы ж ничо плохого не совершали?

– Конрад!.. – робко произносит кучерявый мальчик, задирая голову, – разве ты не её подождать хотел?

– Что, и передумать нельзя? – раздаётся в ответ угрожающий полушёпот.

– Да почему же, просто…

Дверь открылась почти бесшумно, и коренастая мать Фернанда, кривя толстые губы и по-генеральски блюдя осанку, быстрыми шажками огибает койки присмиревших воспитанников. Останавливаясь перед Рикардо, едва заставившего себя перестать смотреть наверх, она сощуривает подведённые янтарные глаза, словно почувствовала заговор. Со скрипом садится на пустующую койку и поворачивается к гире, почему-то медленно спускающейся с потолка на длинном канате из бинтов.

– Гм, – женщина роется в кармане больничного халата и извлекает из него большие хирургические ножницы. – У меня ко всем вам только один вопрос: почему ровно пять минут назад здесь стоял несусветный галдёж?

– Вам хотели сделать сюрприз, – неумело изображая невинную ухмылку, отвечает ей кудрявый мальчик, – чтобы вы… поэкономили лекарства и э-э-э… посмеялись хотя бы немножко.

– Отличное представление, – бесстрастно кивает мать Фернанда, хватая свободной рукой канат, удерживающий гирю, и заносит ножницы, – чувствую, сейчас повеселюсь.

Друг за другом, дети поднимают глаза в ожидании неизбежного. Под сужающимся потолком за другой конец каната, переброшенного через остроконечный костыль, надёжно впившийся в деревянное крепление, висит горе-беглец с обречённым лицом. Держится здоровой ногой, здоровой рукой и зубами, при этом прилагает нечеловеческие усилия, чтобы дотянуться загипсованными конечностями до ближайшего окна, через которое виднеются лиловые полосы заката.

Фернанда не спешит кромсать бинты. Она забирает у Рикардо игрушечную кошку, затем – две его больших пуховых подушки. Обрушивает их на пустую койку и слегка её разворачивает тремя аккуратными пинками.

До последнего момента Конрад не прекращает отчаянных и весьма опасных попыток приоткрыть окно. Стоит ему с протяжным возгласом глубоко провалиться в подушки, главврач методично наматывает бинты на локоть и вновь перекидывает гирю через вешалку – гнутую трубу, соединяющую пол со стеной – чем и вытягивает парня за ногу на прежнее место. При этом она не забывает привязать его свободную руку к спинке кровати, как следует.

– Там моя жизнь, как вы не поймёте! Я должен работать, а не коллекционировать пролежни! Дайте мне вернуться на работу!

– Дать тебе вернуться? – по-жабьи ухмыляется Фернанда. – По первому же зову?

– Правильно поняла! – цедит Конрад, еле покручивая связанными пальцами. – Страшному и опасному мужику нечё здесь делать! Если дорожишь детьми, тебе лучше послушаться!

Этим он, к своему полному недоумению, зарабатывает инъекцию в плечо из крошечной жёлтой капсулы. В тот же момент его веки тяжелеют, и он беззвучно утыкается носом в толстое одеяло.

– Меня тоже ждёт работа! – возвещает Фернанда на всю палату и, застёгивая карманы, удаляется к выходу.

Как и ожидал Веймар, заседание бригадиров началось с продолжительной суматохи – несмотря даже на то, что младшим работникам разрешили взять отгул, и воспользовались им все, кроме Адама, погружённого в мучительные раздумья, и Янзеля Яровского, ехидно наблюдающего из угла за перебранками высокопоставленных строителей – юнцу доставляло искреннее наслаждение выискивать их слабые места. Никто не слышит, как Шаури скребётся кругленькими копытцами в окно фешенебельного барака, вытянувшись в полный рост. Вероятно, почувствовав какой-то зловещий накал в атмосфере, животное стало волноваться за своих хозяев, несмотря на то, что они ещё не подвергались очевидной опасности.

– Кто бы что ни говорил, я настаиваю на объединении с гаражным посёлком! У них больше ресурсов! И языком никто не чешет попусту!

– Шутишь?! Они бились с Аракорнаполем полгода назад! Нет им веры!

– Машины нужны всем, этим всё сказано. Мы должны забыть вражду.

– Машины заменяют людей! В Аракорнаполе люди голодают!

– Гоните, ребятки! Хитрецы перекочёвывают в Маньолу – и безбедно. Как и отовсюду. Это вам уж больше не деревня.

– А на что Маньоле усыновлять отбросы? Мэр не дружит с головой?!

– Нечего удивляться, Маньола этим занималась изначально.

– Жалко, что мы до сих пор беднуем, истирая друг друга в порошок, делим то, что нам не принадлежит. А запертые города живут себе припеваючи и друг друга не трогают. Тут и там железный занавес, ну а Эсперадья – для тех, кто обречён барахтаться за бортом. Ни культуры, ни цивилизации. Всё приходится лепить с нуля.

– Так нули-то с нуля и лепят!

Ни разу не принявший участия в разговорах, Веймар только что закончил чистить широкую грифельную доску от восковых следов. Хрупкий Адам же пассивно слоняется от одного стула к другому, чтобы ненароком не попасть под чью-нибудь горячую руку. Звонит колокольчик, и все, кто ещё спорил стоя, поспешно усаживаются за длинный стол, составленный из деревянных ящиков, в которых всего пару недель назад хранились крановые ковши.

– Самая больная наша тема, это, конечно, набор кадров, – заявляет высокий и полный человек с окладистой белой бородой, одетый в солнцезащитный плащ с капюшоном и сидящий во главе стола, – не успеешь испытать новичка, как он исчезает, не пойми – куда, или начинает права качать. Почти стихийное явление. Начинается естественный отсев реально годных людей, но весь вопрос в том, как мы переживём его процесс.

– Пять человек – естественная норма для малого общежития! – решительно выдаёт тощий человек с зеленоватой кожей, ростом лишь немного уступающий Веймару и оттого напоминающий торшер. – Ну, а десять – предельный максимум, дальше обеспечен полный раздрай. Брать, кого попало, хуже, чем нарваться на бандитский заказ!

– Это важное замечание, Чед, – кивает белобородый, – но набор по-прежнему неформален и основан на честном слове. Нужно повышать нашу безопасность. Для этого я предложил ввести особые критерии набора. Возраст не ниже пятнадцати лет, здоровье не должно быть подорвано чрезмерным потреблением браги. Всегда должна прилагаться краткая биография – она и даст решить, брать или не брать человека. Сейчас такое время, что древесная пустыня оживает, за последние три года выбор стал значительно богаче.

– Все, кто не пройдёт проверку, пусть проваливают обратно на свою помойку или ищут другое при… ПРИЗ-ЗВАНЬЕ! – хрипло высказывается плечистый коротышка с густыми чёрными усами, похожими на обувную щётку.

Воздух помещения наполняют одобряющие возгласы.

– Разрешите? – Адам поднимает руку и встаёт из-за стола, чтобы привлечь внимание.

– Надо выйти, Тамаджур? Или тебе форточку приоткрыть?

По бараку прокатывается хохот. Но Адам сохраняет хладнокровие.

– Может быть, если мы, как следует, изучим эти биографии, то получится проследить основные потоки людей? Ну, чтобы понять проблему… Может, наши услуги окажутся нужнее всего там, откуда они уходят?

– Занятная идейка, – соглашается организатор, – ты не против, если мы доверим их тебе?

Он показывает на стопку связанных шнурками бумаг рядом с собой, едва ли не достигающую потолка.

Веймар отходит от доски, прося внимание жестом ладони.

– Я ему помогу. Мы вместе их изучим и занесём в базу данных. У меня заработала аппаратура, с которой это можно сделать очень быстро.

Чед недоверчиво щурится и резко встаёт из-за стола.

– Тоже возьму часть. Янзель будет мне ассистировать.

Организатор с довольным видом похлопывает ладонью по столу.

– Так и быть. Половина – на рассмотрение бригаде Б.А.Т.Т.И., половина – бригаде «Мастерс». Обе вы – наша гордость, и мы очень на вас рассчитываем.

– Прекрасно. Нас ждут незабываемые деньки… – Адам вжимает голову в плечи, возвращаясь на свой стул, и дожидается, когда Веймар с кипой бумаг в руках подсядет к нему. – Бедняга Янзель!.. И как мне теперь вымаливать его душонку? Он же точит на меня зуб с тех пор, как я не дал его бульдозеру сорваться в море…

Его друг пролистывает стопку, пока не заостряет внимание на абзаце.

– Смотри-ка, Ади, кто у нас тут. Старина Портвейн! Девяноста лет ему, а до сих пор хлопочет на кухне!

– Ого!.. – механик радостно хватает листок. – Живёхонек! И уже работает в Маньольском ресторане! Как мы об этом не знали до сих пор?

– Дома есть привыкли. Ты скучаешь по руинам Строительного Городка?

– Вовсе нет! Просто это так приятно… Ну, а Берни в таком случае нас просто обязан почтить своим присутствием. Вот по его анекдотам я соскучился.

Веймар уже не улыбается. Он несколько раз внимательно перечитывает один и тот же листок. Наконец, переворачивает его, опуская на стол.

– Ади, ты очень верно поступил, что побежал… за этим Кеем. Но тебе изо всех сил теперь придётся узнавать, почему он так любит прятаться.

– Я… знаю!.. – Адам потупляет взгляд.

– Если что, ты должен быть готов пожертвовать не только своей ногой.

– Я это понимаю, Веймар, понимаю.

– И, в конце концов, наш домик на отшибе города сейчас довольно вместительный и уютный. Причём, три дня назад комнатка на верхнем этаже вдруг освободилась. Божья воля!

– Да, конечно. Можешь дальше не продолжать. Ого, смотри-ка, кто-то всё окно снаружи исцарапал. Мы, наверное, засиделись?

– Я ещё один вопрос не уладил. С организатором, – выровняв стопку, великан поднимается с табурета. – Простите, можно…

– Веймар, не сейчас! – сердито отмахивается белобородый, принимающий на себя один чертёж за другим. – Ты опять совсем не там, где должен быть! Мы уже объединяем наши опорные точки!

Но Веймар продолжает.

– Настоятельно прошу вас не соваться на залежи металла у большой воды. Вы должны попросить о размещении патрулей на Полиповых берегах.

– Там все наши драгоценные свалки! Это кто не побоялся внушить такую глупость тебе, бригадиру Фортесу? – лицо организатора, погружённого в содержимое широких листов, густо розовеет от избыточного волнения.

– Один мой… хороший знакомый. А ещё интуиция. Как бы нас ни манили смрад и блеск изобилия, воздержитесь от поездок туда.

Бригадиры встают поодиночке. Поднимается и глава собрания.

– Веймар… Извини, тут есть деталь, – белобородый смягчает голос, но в его взгляде угадывается железная воля, – мир, который заключили рабочие касты из разных городов, поддерживается тем, что раз в неделю, в порядке очереди каждая из них использует этот район Эсперадьи для добычи полезных ископаемых. Если мы нарушим это условие, то нам придётся в свободном порядке осваивать другие территории. Это очень безлюдные, очень скверные и опасные земли.

– Будто все мы этим раньше не занимались! Кстати, многие из нас получили больше шрамов на производстве под надзором, чем в свободном порядке… – с этими словами Веймар демонстративно закатывает рукав плаща.

– Но сегодняшняя жизнь другая, – организатор качает головой, – и потом, это же тебе всё время не везло с начальством. Мы идём в гору, только когда используем все шансы для благоустройства. Почему-то ты так любишь их игнорировать, будто тебя в юности никогда не пускали на деревья.

– Это правда. Но свободные люди не доверяют лёгкой добыче. А те, кто привыкают к комфорту, прижимаются первыми, когда наступает свобода.

– Веймар… – Адам в волнении дёргает друга за рукав по направлению к двери. – Тебе совсем не обязательно…

Но Веймар не унимается. Он показывает на обе стопки бумаг.

– Все эти люди куплены дорогой ценой! Пользу может каждый приносить, КАЖДЫЙ! Из них никто не случаен, что бы о себе ни думал… Не вздумайте обращаться с ними, как с манекенами, у которых есть желудки. Каждый хочет понимания. Все они попали за борт, потому что не нашли этого на кораблях! Но найдут ли здесь? Или же умрут от истощения? Вы подумайте об этом!

– Веймар, ты их сердишь… – цедит Адам сквозь зубы, съёживаясь за другом.

Таллула присаживается на корточки, взобравшись на гладкий, будто кем-то отполированный корневой бугор, и показывает на сияющую полоску под облаками.

– Эта бухта?

– Да, – отвечает Клеверсон, щурясь от солнечного блеска, – я там собираю полосатых рачков. Их сюда сейчас много приплывает.

– Давай, наловим. У тебя есть лодка?

– Есть, но я обычно так охочусь, руками.

– Слышь, но лодка нам нужна, я ж не какая-то выдра!

Молодой человек радушно улыбается.

– ЛАДНО!

Отплывают метров на двести, терпеливо, хоть и не особенно ловко орудуя двойными вёслами. Девушка вдохновенно присвистывает сквозь дырку между передними зубами и потягивается. Потомственный рыбак привязывает цилиндрическую сетку к своей рубашке из мешковины в нескольких местах за спиной и за шеей.

– А я почему-то всегда считала тебя травоядным, – внимательно прослеживая его действия, Таллула обхватывает свои острые коленки в колготках, – сколько их поместится в эту сеть?

– Сколько я смогу унести на лодку, – спокойно отвечает Клеверсон, – а ты сможешь пересыпать в ведро.

– Ох, и не пропадёшь с тобой! – девушка потирает ладошки, демонстративно облизываясь. – Водоросли прыщавые прихвати, вечером замутим чадный похлёбчик.

С радостью восприняв указание, юноша ныряет в пучину.

Обратная дорога кажется не намного утомительней прогулки по городу, даже под грузом щекочущейся добычи в связанных мешочках.

– Погоди! – Таллула отбегает от приятеля на несколько шагов и прислушивается повнимательней. – Здесь может быть засада.

– С чего бы? – Клеверсон поднимает брови. – За мной здесь никогда не следили.

– Нет, ну, точно, там, в канаве! – девушка оживлённо машет свободной рукой в сторону корневых холмов и ям между ними. – Хочешь, проверим?

– Ну, не знаю. Даже если так, то, может быть, не стоит? Таллула?..

– Тропка не приватная, а секретничать там, где все нормальные люди гуляют, себе дороже! – настойчиво чеканит красильщица и храбро зацепляет сапожком травяное одеяло, прикрывающее ложбину. – Нечего отсиживаться за воротами! К ночи инеем покроешься, ещё подцепишь какую-нибудь хворь! Ну-ка, марш отседова!

Сгорбившись, наружу выбирается худощавый паренёк, покрытый пылью, с неровными усами и тёмными синяками под оголодавшими раскосыми глазёнками.

– Во-во, посмотри на себя, детинушка! – ласково его отчитывает девица, едва различаемая им в лучах солнца. – Холодный, голодный и сутулый. Родители, что ли, бросили?

– Ше… что, Нет, я… – оправдывается бродяга, тщетно изображая какое-то подобие упрямства на лице.

– Пошли домой! – Таллула решительно хватает его костистую руку и тянет по направлению к Клеверсону, уже переложившему всю свою ношу к себе на плечи, чтобы поддержать незнакомца с другой стороны. – Там у нас еда, там у нас ночлег, у нас мыло, всё самое необходимое телу…

– С… спасибо, я в норме, просто… – бормочет паренёк, – я не хочу в тот город. Там меня мучают кошмары.

– А мы живём у забора! – радостно бросает ему на это девушка. – Так что, считай, не в городе. Ни о чём не волнуйся.

– Тебе нравятся варёные рачки? – Клеверсон подключает свой оживлённый голос.

– Ну, типа … Да мне без разницы.

– Значит, гуляем! – объявляет Таллула. – В море мокли не зря!!!

Тихий Час в лазарете Ла Криста далеко не всегда протекает по всем правилам, и иногда это происходит по попущению руководства. Юным пациентам часто требовалось гораздо больше времени, чем взрослым, чтобы по-настоящему устать перед отбоем. В этот раз в детскую палату пригласили местного радиста, известного своими неформальными выступлениями и откровенной самодеятельностью при прямой трансляции на всю округу, Марека Стремглавского. Сухопарый разбитной мулат в спортивной майке пришёл со звездообразным бубном в руке и неизменно густой шевелюрой, напоминающей связку фиолетовых воздушных шаров.

– Детишки, детишки, время БЕ-ГАТЬ! У кого, конечно, целые ноги. Ну-ка, давайте, вокруг меня и вон той капельницы, восьмёрочкой! ВСЕ ВМЕСТЕ!

Марека любила большая часть детворы. Особенно его любили неосторожные дети, увлекавшиеся прыжками по крышам. Сказать по правде, в выходные дни это было пристрастием самого Марека. И он был именно тем шустрецом, который заразил детей этими прыжками поэтому, скорей всего, пригласительный билет в больницу был выдан ему в качестве назидания особого рода. Конрад знал о Мареке понаслышке, со слов Клеверсона, пересёкшегося с радистом лишь однажды, во время трудного путешествия в Маньолу. По словам скромного рыбака, его эта встреча существенно взбодрила и наполнила решимостью идти вперёд, во что бы то ни стало. Но Конрада песни весельчака наполняют решимостью не то, чтобы дождаться выздоровления, а поскорей расколошматить свой гипс и повторить как можно раньше свой вымученный план побега.

– Ой! В наших попрыгунских рядах пополнение?! – Марек вдруг обращает всё внимание на его угрюмую рожу и быстро подбегает к его койке, чтобы прочитать рецепт. – Так ты ж тот мальчик, починивший станцию, о тебе сейчас болтают наши технари! Во повезло! А у меня только что созрел куплетик для тебя!

– Право, не стоит… – предупреждает Конрад, оторопело мотая головой.

Но гость думает иначе.

– Кон-рад, Кон-рад, ты лучше всех! Ты по-даришь нашим людям смех! Та тарелка, что ты чинил… Ма-река рас-про-странит на винил! Слыхал я, что бегаешь ты по стене! Ола солнышку, ола луне! А Марек бегает по потол-ку! Ола музыке, ола вет-ру!

– Я тебе сейчас устрою ветерок! – рассерженный Конрад хватает свой костыль рукой, растеребившей бинты, которые её держали, и одним махом пригвождает к стенке фиолетовый парик.

Дети в беспорядке вскрикивают и визжат. Настоящие волосы радиста, короткие, отчасти чёрные и отчасти серебряные, покрывают его круглый череп только с правой стороны. Левая же половина его затылка отсутствует, на её месте поблёскивает гладкое, будто керамическая чаша, углубление, где бы мог запросто удержаться баскетбольный мяч.

Молодой человек вжимается в спинку кровати, не веря своим глазам. По-прежнему радостное лицо гостя приводит в неизъяснимый трепет ещё больше, чем его страшное увечье.

– О, так мы дерзнули раскрыть секрет могущества несравненного Марека Стремглавского! – восклицает радист и разворачивается к детям на носках. – Итак, я вынужден признать отвагу нашего друга! Видите ли, ребята. Я заключил сделку с лесными эльфами, охраняющими наш покой. Часть моей головы находится у них, так что она стала невидимой. Но я отдал им её не просто так, а под проценты – в неё закачивают вдохновение и всё то, что в этом мире, в принципе, невозможно постигнуть простым, вещественным умом!

– А-а-а-а-а… – отзываются дети с искренним пониманием в глазах: почти все их лица озаряет радость.

Только Конрад накрывается одеялом и замирает там.

– Тихий час, дорогие мои, тихий час наступает! Быстренько по койкам! И никогда ничего не бойтесь! Сила Эсперадьи пребывает с вами всеми! И всегдашний дух Помощи! – с этими словами Марек надевает свой парик обратно и возвращается к Конраду.

– Меня тебе не обмануть… – хрипит молодой человек, едва удерживая всхлипы и не решаясь выглянуть из-под одеяла. – Твою голову забрали те, кому ты надоел.

Радист убирает улыбку. И похлопывает Конрада по плечу.

– А тебя покрасила в синьку теневая жизнь твоих дивных предков… Каждый смотрит на вещи по-своему. Ну, не плачь. Не плачь, – он протягивает белый крестообразный медальончик на шнурке, – держи. Держи и открывай, это всем здесь дарят.

Нерешительной ощупью Конрад вынимает кроваво-красный леденец.

– Чего…

Марек уже скрылся за дверью.

Конрад садится прямее и в негодовании разглядывает странный подарок.

– Это, – он показывает Рикардо на крестик, – было древнее орудие казни! Почему здесь конфета?!

Мальчик добродушно улыбается соседу и отвечает.

– Сёстры говорят, что чем наша боль сильнее, тем выздоравливать приятней. Это так, больничная пословица.

Опустив руку, Конрад отрешённо уставляется в потолок.

– Полотенце, скрабик для лица! – Таллула добрасывает в корзинку вещи и, наконец, передаёт её парню с улицы. – Наверное, всё. Переночуешь – и попользуешься. А пока можешь побродить. Сразу говорю, в доме ничего ценного. Тронешь чё в подвальном ангаре – сигнализация заорёт.

– Я на кухню, наверное, пойду.

– Звать-то тебя как?

– Кей.

– Кей, мы хотим, чтобы ты отужинал с нами. Срочно топай на кухню.

Спустившись на второй этаж, гость заостряет взгляд на комнате, покрытой связками разноцветных рисунков, будто шторами.

– Туда пока нельзя… Только если позову! – поспешно доносится с лестницы.

Парень послушно ступает на каменный пол. По пути он отвлекается на кабинет с какими-то мигающими лампочками, и заходит туда.

– Э, там, наверное, тоже лучше не быть, – предупреждает уже голос Клеверсона. – Даже нам не разрешают там ни на что смотреть.

– Что такого? – Кей выглядывает из кабинета, – общага, чё ль?

– Не. Это типа семейной мануфактуры, – объясняет Таллула, спускаясь следом, – мы любим друг другу сюрпризы устраивать.

Урчание в животе вынуждает гостя оставить суетное любопытство и поспешить за стол.

Во время трапезы в коридоре раздаётся мерное цоканье.

– О, Шаури пришла! – не вставая со стула, Таллула приподнимает рыжую козочку за подмышки над полом; та не сопротивляется. – Долго гуляешь! Парни, это не капра, а собака какая-то.


Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.037 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>