– Мы так не договаривались! – вертлявый юноша привскакивает в негодовании, и его прижимают брезентовым покрывалом, затянув шнуры как можно туже. – Нельзя меня – к детям! Ты об этом пожалеешь, Ади!
– Ещё как… – смиренно разводит руками Адам, стараясь не оглядываться на старшего друга. – Будешь молодцом – увидимся через пару недель.
Конрада увозят. Таллула неодобрительно цыкает и качает головой.
– Коль сюда запускают подростков, выглядящих как отцы семейств, то уж лучше отправлять туда его, чем таких, как они! – ответно заявляет ей Адам и отворачивается к просветам между упавшими конструкциями из огромных щеп, за которыми, как раз, остановился автобус с волонтёрами.
– Мы уже должны быть на фабрике Всякой Всячины, – скромно замечает Клеверсон, посмотрев на наручные часы, – Конрад тоже об этом слышал. Нам придётся делать его работу там.
– Так и есть, – сурово кивает Веймар на дорогу, – к десяти часам вечера мы должны определиться с оборудованием.
На мгновение Адаму кажется, что лучи солнца отразили его лицо среди обломков. Причём, не совсем то, какое он привык видеть в ванной по утрам. Дикие огни в глазах, надменно приподнятая губа, редкие усы чуть облезли, потемнели нос и щёки. Вздрогнув от необъяснимой тоски, Адам крепко зажмуривается и делает несколько шагов назад.
– Кто, что… – бормочет он, не связывая двух слов.
– Ты перегрелся! – замечает ему Веймар.
– Я был там! – наконец, выговаривает Адам, подняв голову и открыв глаза; снова смотрит в просвет между щепами, теперь пустой. – А теперь нет…
– Да, всё верно, мы оба были там, – отвечает на это Веймар с глубоким вздохом, – а теперь мы стоим на горе. И ждём тебя.
– Я не то имел в виду… – с задумчивым до посинения лицом, Адам разворачивается к дороге, – там как будто был кто-то очень похожий на меня, но другой. Ч-человек Страдания… Он меня ненавидит.
– Снова этот печальный бред! Не надо было мотаться, где попало! – с жалостью бросает ему Таллула. – Лучше б вы лапшу поели. На худой конец, в неё бы и замотались заместо бинтов.
– Может, песенку глухого рыбака споём? – предлагает Клеверсон, желая разрядить обстановку.
– А давай! – с вызовом подхватывает Таллула и подталкивает Адама в локоть плечиком, чем, как ни странно, вызывает у него довольную ухмылку.
За неудавшейся Лестницей в Небо начальник малой ассоциации уборщиков Эсперадьи неторопливо и радушно знакомит с правилами поведения в городе группу тоскующих молодых людей. Один из них демонстративно зевает и замечает неугомонную тёмно-зелёную муху над собой. На глазах у всех он ловит её в кулак, слегка им потряхивает и выпускает насекомое обратно.
– Всё нормально, – он саркастически выпячивает длинные сияющие резцы, – я просто хочу как можно скорей попасть в ваш город.
3.
Все четверо застыли как вкопанные перед гигантской табличкой, опутанной цветущими корешками. До недавнего времени она была накрыта тканью, теперь же ткань покоится в ближайшей яме, аккуратно скатанная в рулон.
Девушка отбегает метров на тридцать подальше, чтобы прочитать ровные коричневые буквы.
– СА-МО-ОБ-СЛУ-ЖИ-ВА-НИ-Е! – подпрыгивает и бежит обратно, – УРА!
Веймар чешет подбородок и снисходительно жмурится.
– Любит же Ассоциация Городов испытывать людей! Они надеются, что мы перебьём друг дружку если не за этот вечер, то за следующий…
Ссутуленный Адам обхватывает свою тощую шею: у него отвисла челюсть.
– Это просто издевательство. Я, наверное, пожалуюсь мэру.
Таллула пританцовывает от необъяснимого восторга.
– Выше нос, дядюль! Может, к лучшему, что Конрад сейчас в больнице, потому что эту фабрику буйные ребята облюбовали, а до рукопашной он у нас охочий. Каким оружием воспользуемся сегодня, Клеверсон?
Юноша сосредоточенно вспоминает и весело улыбается.
– Внимательным поведением.
– Мутновато. А поконкретней?
– Вопросы, задаваемые вовремя. Учтивость и вежливость…
– ЧЕГО?! – с жаром выдавливает Таллула, заскрипев зубами.
– Адекватность! – не сдаётся Клеверсон. – Расчётливый ум!.. Осмотрительность…
За какие-то несколько секунд Веймар собирает на себе внимание всей команды своим бескомпромиссным взглядом. Кивает на фабрику.
– Пойду первым. Держитесь все в одну линию, позади меня.
– С удовольствием! – приободрившийся Адам выпрямляется.
Широкие двери распахнуты наполовину. Повсюду открыты ставни окон, ещё способных пропускать свет через толстые слои пыли. Впрочем, пыль теперь свободно носится по воздуху. Сказать, что пространство фабрики ожило, значит ничего не сказать. Топот и гвалт наполняют его, достигая тонких мостиков под крышей.
– Куда пойдём? – спрашивает Клеверсон у Веймара, доверчиво блестя оранжевыми глазами.
– Куда скажу.
– Давайте, для начала, поищем какие-нибудь доспехи, пока мы внизу! – предлагает Адам на полном серьёзе.
Веймар сосредоточенно обводит взглядом широкое помещение и поджимает губы.
– Что нам надо сейчас, так это исправная камнедробилка, свежий гидравлический привод и восемь килограммов клемм. Это будем искать, и нам лучше не разделяться.
– Хочу на второй этаж! – смеётся Таллула, глядя, как с серединной площадки люди сбрасывают самодельные верёвочные лестницы из-за того, что на металлических ступенях образовались очереди. – Папа, может быть, ты подкинешь меня наверх, а я там поищу, что нам нужно… Па-а-ап?
– Цыц! – цыкает Веймар, методично раздвигая перед собой толпу, робеющую от необыкновенно широкого размаха его рук. – Держимся тропы, нас и так всего четверо осталось.
– Ду-у-ушно… Ску-у-учно… – девушка надувает губки, продвигаясь сантиметровыми шажками, как и остальные. – Скученно, скрючено, перемучено…
Обычно послушный шефу, Клеверсон чуть не затормозил, отвлёкшись на активное шевеление в потоке рабочих посреди одной из верхних площадок – вероятно, кто-то очень сильный немилосердно расталкивает претендентов на укомплектованные запасы металлической обшивки. Несколько человек одновременно соскакивает на холодный бетонный пол у выхода, желая избежать травм от ударов о высокие перегородки. Окрикнуть юношу успевает Адам ещё до того, как тот увязает в хаотично движущейся толпе.
– Клеверсону жить не надоело?!
Ни слова не сказав, Таллула резво ухватывает встрепенувшегося друга за ладонь и возвращает на прежний путь.
– Ну и чудненько! – Адам делает короткую передышку и снова прижимается ладонями к локтю Веймара. – Эй! Там уже видно склад!..
Вдруг девушка сереет лицом, к недоумению едва спасённого товарища. Она задирает голову – и тонкий скрип, выуженный её чутким ухом из общего шума, переходит в грозное дребезжание. С потолка свешивается тяжёлая рельса – кто-то ловкий умудрился выкрутить из неё болты, но немного не рассчитал траекторию её падения.
– БЕРЕГИСЬ! – раздаются несколько громких голосов в толчее.
– Не-не-не-не-не-е-е!!! – находчивая Таллула запрыгивает на руки Клеверсону, этим заставляя его сделать несколько стремительных шагов в сторону от той части пола, куда смачно впивается треугольный конец балки.
– ДЕТИ! – восклицает Веймар, едва сопротивляясь перепуганной гурьбе: люди спешат отскочить подальше от посыпавшихся кусков крыши.
– Кавардак… – рядом с другом Адам досадливо всплёскивает руками и сразу же защищается ими от набегающих рабочих. – Такими темпами мы и до очереди не доползём…
Спасаясь от осколков смоляно-гравийной плиты, Клеверсон и Таллула уже перебрались на одну из лесенок за компанию с несколькими отчаянными водопроводчиками из касты Подземников.
– Мы догоним вас! – уверяет Клеверсон старших, то и дело оглядываясь на подругу, чтобы встретить её ободряющую улыбку. – Может, что найдём…
Ничего на это не отвечая, Веймар направляет свой тяжёлый взгляд куда-то в пол и обхватывает лоб мозолистой ладонью в мелких шрамах. Адам сочувствующе похлопывает его по лопаткам.
– Не переживай, старичок. Они точно что-нибудь найдут!..
Раскосые чёрно-коричневые глаза чуть округляются, стоит великану быстро в них заглянуть. Худосочный друг очень медленно опускает руки вдоль швов своей мешковатой клетчатой рубашки.
– Ну… Что-нибудь очень полезное для них…
Как только Клеверсон затаскивает Таллулу на платформу через полутораметровую перегородку, ему и ей удаётся лучше рассмотреть траектории движения людей среди обширной залы. Причудливые столбы, подпирающие крышу у платформ, при близком рассмотрении оказываются пирамидами из тесно сплавленных друг с другом старинных механизмов. По ним наверх неторопливо карабкаются около дюжины человек, не смирившихся с давкой и духотой. Огибая эти столбы, можно протиснуться к мостикам, выводящим на островные мануфактуры, куда разрешается проходить только при наличии пропускного билета.
– Там охранники! – охает Клеверсон. – Бьют народ…
В ответ Таллула закусывает губу, принявшись рыться в кармане жёлтого солнцезащитного плаща. Между её тонких пальчиков показываются два красных пластиковых круглешка с белыми стрелками.
– Откуда они у тебя? – на ходу молодой человек в изумлении нагибается над билетиками.
– Так я ж их и спроектировала для фабрики! Ты думал, откуда у меня денежки взялись на новый гардероб?
– Платье… красивое, – с несколько поспешным участием кивает Клеверсон, оглядывая Таллулу ещё раз.
– Это плащ! Разве у тебя на деревне таких не шили? Ну, да, похоже, если там настолько печёт, что у всех кожа красная, как помидор… Кхм, извини, понесло опять. Что на уме, то на языке, исправляться надо: восемнадцатый год, давно уж не в песочнице. Будем пробиваться к «островам»!
Влекомый за руку не в меру энергичной подругой, Клеверсон искренне застеснялся своей привычной неспешности. Впрочем, ему всё ещё хватает терпения разглядывать окружающие лица – самые различные по здоровью, возрасту, этнической принадлежности. И здесь в чуткое сердце внимательного юноши прокрадывается тоска. Почти все эти лица объединяет что-то сильное по своей разрушительности. Доходит за доли секунды: они не любят работу. Они куда-то постоянно спешат, суетятся, а в головах практически ничего. Почти что всеми ими движет инстинкт выживания, согласованный с какими-то бумажными инструкциями, но они не ищут радости в том, чтобы добывать необходимый им инструментарий действительно ради дела, чтобы сделать что-либо не только для самих себя, но и для тех людей, в пользование которых будут предоставлены плоды будущих трудов. Пустота в глазах, вялость в движениях, может, и вызвана непредвиденно продолжительной духотой и усталостью, но в поведении несчастных рабочих не чувствуется даже тени той любви, с которой Адам подшучивал над своим покалеченным напарником.
Увлёкшись поисками по-настоящему живого взгляда, Клеверсон останавливает своё внимание на тёмно-розовом курносом лице какого-то белобрысого коротышки, жмущегося к бордюру как будто в поисках защиты. Стоит ободряюще улыбнуться ему, как тот расширяет свои прозрачно-голубые глаза – в них перемешаны упорство, наглость и испуг – и не медлит отреагировать ускорением в сторону мостика.
– Братуль, одолжи билет! Надо позарез, вопрос жизни и смерти, если я туда не просочусь, шеф от меня живого места не оставит!!
– Билет? Ладно,… погоди, у меня где-то был.
Стрельнув глазами по незнакомцу, Таллула бойко хлопает краснокожего приятеля по руке, лезущей в карман.
– Ай!.. Таллу…
– За мною шагом марш!
– А он?.. – недоумённо озирается Клеверсон, едва поспевая за подругой.
Насупившаяся девушка коротко вздыхает.
– Аракорнапольский пройдоха, подхалимчик своего шефа, Янзель Яровский, ты ещё не слыхал? Он из команды «Мастерс», машинист-вундеркинд с гнилыми планчиками. Я не отдам ему свои билеты.
Миновав толпу, молодые люди едва не сталкиваются с мощной грудью человека в закрытом шлеме, охраняющего мануфактуру в одиночку.
– Ой! – отскочив на шажок обратно, Таллула в спешке забирает у Клеверсона круглешок и протягивает вместе со своим. – Пропустите нас…
– Вы госпожа Фортес? – сквозь тёмные стёкла шлема раздаётся тёплый, чуть насмешливый тенор.
– Я… Ой! Да, это я и мой напарник Ла Пирра! – слегка замявшись, Таллула важно выпрямляется в струнку, не без радости осознав, что её лица не забыли, – мой отец внизу, а я у него на поруках. Жаркий выдался денёк?
– Ну, здесь более-менее выносимо. Проходите, пока полочки не опустели.
Сделав несколько шагов вдоль прилавков, заваленных коробками с электроклеммами, Таллула замирает при виде плечистого гиганта с длинным белым чубом на узкой иссиня-серой макушке. Девица тотчас прижимается к плечу друга, тоже не сводящего глаз с внушительного посетителя.
– Ва-а-ай, ну, тут, я, может быть, и поменялась бы с Янзелем… – трепетно, но не без смешливости лепечет девушка и натягивает на свои глаза зеркальные очки, до сих пор болтавшиеся у неё на шее.
Стоя перед яркой настольной лампой, гигант, захвативший по три рулона металлопластиковой обшивки в каждую ладонь, оглянулся на вошедших. Даже густая тень на его лице – не помеха, чтобы рассмотреть его рубленые черты.
– Здразсьте! – непринуждённо помахивает Клеверсон ладонью. – Мистер Крайман, помогите нам, пожалуйста, выбрать… э-э-э… камнедроби, элеклеммы и гидрапривод, если их тут можно найти.
– А-а-а… – отвечает ему мирный и медленный бас. – Птенцы с маньольских холмов. Клеммы здесь, берите, сколько надо. Приводы на складе внизу, их не все уносят. Дробилку сможете собрать вручную из того, что найдёте в этих ящиках. Мне уже пора.
Вздохнув с облегчением, Таллула выпрямляется и почтительно кивает.
– Огромное спасибо. Вы ведь больше не злитесь на нашу бригаду, никто же больше не использует таких, как вы и мой папа, чтобы прикрывать свою нечистоплотность. Мне, конечно, тоже было жалко вашего хозяина, но как он мог закончить иначе, если собирался сравнять с землёй все эти города…
– У каждого выбор только свой, – задумчиво замечает ей на это синелицый гигант, – и не от нас это зависит. Даже если речь об исправлении тех, кто дорог нам. Я не сильно скорбел о Грэме – он хотя бы не утащил за собой других, на фоне его прошлых дел это уже казалось добром. Рад, что за вами ещё есть, кому присматривать.
– Что и говорить! – девушка чуть разводит руками. – Быть нужным весело – тебя и ценят, и уважают, и хранят… по большей части.
– Торопитесь? – вопрошает Клеверсон, прослеживая взглядом за гигантом, идущим к двери.
– Я наконец-то стал работать на своих – всё, что могу сказать сейчас. Не заставляйте тревожиться папу. – Последнее, что отвечает Крайман молодым людям перед тем, как прикрыть за собой дверь.
Как только появились ремонтники, очереди к складу на первом этаже присмирели и поутихли.
Адам и Веймар продвигаются в ногу друг с другом, со скоростью четыре сантиметра в секунду. Лица обоих выражают мужественную покорность как следствие утомления, поскольку уже темнело.
– О чём думаем? – интересуется Веймар у полусонного друга.
– О том, как будем забираться на вон те столбы.
– А по-честному?
– О том, что кормушка Шаури до сих пор пустует… Веймар, я думаю, что это только начало чего-то такого, что мы здесь не хотим. Когда столько бесполезного народу жмётся вокруг малюсенького городка, созревшего благодаря кучке отщепенцев, просто не захотевшей умирать от голода! Это не может значить, что на пустошах кругом всё шито-крыто, просто не может! Когда придёшь на собрание – поговори с бригадирами пожёстче, пускай про заселение пустошей прояснится хоть что-нибудь…
– Ади,… что ты думаешь о магии?
– Не верю в неё.
– Я тоже. И Руби не верит. Она прослушивает как врач и выносит диагнозы. Заражение Баньянны-Мадре людьми, как ты говоришь, произошло из-за близости с другими больными деревьями. Хотим оставаться здесь – придётся использовать всё своё гостеприимство. Потому что этим и вытираются сопли тех, кому пришлось сюда переехать.
– Жесть какая.
– Устал быть добрым?
– Я, скорей, пришёл сюда запасаться добротой – вместе с барахлом, нужным нам. Очереди тренируют…
4.
Мать Фернанда была не только безжалостной начальницей и строгим счетоводом, но и энергичным надзирателем. Проверяя состояние каждого из детей, она записывала в специальную толстую тетрадь воспитательные рекомендации для каждой семьи. Потом она заносила их в прикреплённые к кроватям листочки с рецептами. Взрослые пациенты боялись её куда больше – всё выслушивать им приходилось лично от неё, при помещении в палату.
– Фух! – выдыхает веснушчатая девочка в корректирующем воротнике, как только стихают частые тяжёлые шажки. – Ушла. Можно расслабляться…
Торопливая болтовня и звонкие смешки за несколько секунд наполняют воздух в круглой комнате с высоким потолком. Часть детей соскакивают с кроватей и принимаются шалить. Те, которым вставать ещё не разрешили, начали переговариваться между собой.
– А Катрине она что начеркала?
– Чтобы на крыши больше не выпускать. Так и надо, надоела уже своим бахвальством.
– А Борису?
– Чтобы города не покидал и носил корсет. И жевал чесночную массу каждый вечер перед сном.
– Ужас! А я что не так сделала? Моргана, посмотри у меня?
– Сейчас посмотрю… Розиночка, ты ничего не сделала. Но тебе срочно надо новые очки. Особенно после операции.
– А я вижу хорошо…
– Это только в самом начале так кажется. А потом всё может стать ещё хуже, если будешь без очков.
– Ну, ладно… Поняла… А новенькому – что?
– Что? ЭТОМУ? Хи-хи-хи… Я не вижу, может, Рикардо видит. Рикардо, что с твоим соседом?
– Щас… Приучать к трудам в помещении, снизить подвижность, у-частить гигиени-ческие проце-дуры… Уф. Чё-то много всего понаписано. Тётя Ферри та-а-ак жутко на него смотрела, что я чуть не заикал.
– А у меня… Сейчас скажу! Меня надо беречь от солнца. И давать побольше свёклы… Фи! А если я стану такой же синей, как он?
На это мальчик с крупными рыжими кудрями и горчичными пластырями на груди, отозвавшийся как Рикардо, достаёт из-под подушки тряпичную кошку и утыкается носом ей в затылок.
– Обязательно станешь. Вы потом поженитесь, когда вырастете.
В этот момент сосед Рикардо открывает глаза – свирепые, ядовито-голубые, как молния – и пытается пошевелиться в гипсе. Проделывает это с таким упрямством, что устойчивая койка пошатывается из стороны в сторону.
– Ой… Ты это лучше не пробуй… – замечает ему кудрявый мальчик. – Тебе разрешат сидеть только завтра.
– ДА?! – оскаливается парень. – Ну, ладно… Ладно… Как только зайдёт старуха, я ей дам знать, что она содеяла ОЧЕНЬ большую ошибку!
– Но она уже заходила, а ты в это время крепко спал, так что её теперь ждать ещё день. – Отвечает ему Рикардо с доброй улыбкой.
У нового пациента дрожит нижняя губа. Он роняет голову обратно на гречишный валик, подложенный ему в качестве подушки.
– Не расстраивайся, – говорит учтивый маленький сосед, наклоняясь к жердям, удерживающим гипс ноги, – у нас ломаются даже девочки… И даже те из нас, кто по крышам прыгают давно. Я, правда, чаще страдаю от прыщей после того, как мамин муж накормит меня своими дурацкими консервами.
– Оставь меня… – раздаётся хриплый ответ. – Кхм… Время скока?
– Одиннадцать утра.
– Что?! УЖЕ?!!
– Так наркоз же. Самых маленьких он иногда усыпляет на три с половиной дня. А тебе хватило всего лишь двух.
– Два… дня? – парень сильно занервничал. – Так,… но… я ведь совсем не мелкий. Мне… двадцать пять лет и шесть месяцев! Я прошёл спецподготовку разведчика, я… пережил урбанистическую катастрофу, бился с чудовищами, я… три раза побывал на Том Свете!.. Мама дорогая,… это ни в какие ворота.
Мальчик, обнимающий тряпичную кошку, серьёзно задумывается, как только с удивлением прокручивает услышанное в своём простом сознании.
Наконец, он находит нужные слова.
– Это всё… неважно для тёти Ферри. Если она сказала, чтобы кто-то долечивался здесь, то обычно сдерживает слово.
– Понятно. Значит, ей плевать на самочувствие бедного ребёнка.
– Наоборот! – с живостью подключается белокурая девочка, лежащая под капельницей, – она смотрит на наши разные качества – и выводы тоже пишет разные! Но ей плевать, если они нам не нравятся. Это значит, что мы, которые болеем, просто не хотим лечиться.
– Так, это мне уже нравится больше, – говорит иссиня-бледный парень, немного подумав, – но такое дело, мелюзга: я незаменим для моей команды и не могу здесь выжидать две недели. Тут многие со сломанными костями?
– Много нас? – спрашивает какой-то маленький мальчик в каске, закутанный в толстое одеяло до самой шеи.
В комнате раздаётся с десяток откликов.
– Вот и прекрасно. А кто-нибудь знает, есть ли в этом лазарете какое-то специальное ускоренное лечение… Например, для безнадёжных калек?
Дети весело перешёптываются, и это продолжается с минуту.
– Хоть кто-нибудь…
– Е-е-есть. Есть такие ледяные уколы, – со знающим видом заявляет бритоголовая красавица, разглядывая рисунки на своём загипсованном предплечии, – они очень дорогие. Могут за мгновение сращивать руки и ноги, что угодно. Но они ужасно болезненные, и катего-рически запрещены для нас и для взрослых с низким болевым порогом. Без наркоза это сущий ад, и можно умереть от болевого шока…
– Так, спасибо, милая, а есть что-нибудь попроще?
– Ледяные ванны с целебным раствором. Настоящие, солдатские. Человек дышит через трубочку, его опускают в бассейн с головой, чтобы разница в температурах его не мучила, и лежит он себе на дне. За четыре дня его геройские кости полностью срастаются.
– Бр-р-р… Нет, это как-то… Спасибо, я, наверное, потерплю две неделечки.
– Погоди, есть ещё костяная паста со смолой – учёные совсем недавно открыли! Если кушать её по три раза в день и запивать козьим молоком, то можно ОЧЕНЬ быстро вылечиться!
– Что, серьёзно?
– Правда-правда!
– Так, и насколько это быстро?
– Настолько, что закачаешься! Всего лишь за две недели, хи-и!
– А?!
– Её-то нам и будут давать по три раза в день, теперь дошло?
– С козьим молоком…
Лысая красавица громко хихикает и накрывается одеялом с головой.
Кудрявый мальчик протягивает руку.
– Добро пожаловать в шалопайскую палату. Это мы с утра почти все сонные, зато потом чего здесь только ни наворотим. Меня зовут Рикардо.
Хмурый сосед нехотя отрывает от одеяла натруженную ладонь – она слегка подрагивает, ещё не совсем оправившись от наркоза.
– Эйдверчи Конрад Дагорович, к твоим услугам. Если вдруг твою семью выселят, или дом обвалится из-за какой-нибудь ерунды – обращайся. Конечно, это после того, как мы отсюда выйдем, если выйдем вообще.
Вернув руку в её прежнее положение, он сосредоточено рассматривает далёкие голубые окошки на потолке. Разочарованно скрипит зубами, пошмыгивая острым носом с горбинкой.
– Не очень-то ты любишь заботу. – Смеётся мальчик, весело блестя светло-карими глазами.
Сосед пожимает плечами с некоторым трудом.
– Знаешь, Рикардо, та забота, с которой я сталкивался у себя на родине, в итоге привела к тому, что мой дом пришлось сменить… Это сложно объяснить за один день.
…
Зевая, Таллула прислоняется к торцу высокого зелёного агрегата с плоским экранчиком и в разноцветных клавишах, по которым сосредоточено щёлкает шеф. Его усталые глаза наливаются кровью, но не теряют оптимизма.
– Ты почти целыми днями просиживаешь за этим ящиком. – Наконец, заявляет девушка.
– Это временно, – спокойно отвечает Веймар, – главное, что он заработал, и я уже могу монтировать на нём текстовые программы для своих отчётов. В конце концов, этому меня научили ещё до того, как ты появилась в планах, надо же проверить хватку.
– Пап, а скажи: на нашей родине такие штуки были в каждом доме?
– Были, да. Только очень облегчённые. Некоторые из них умещались в кармашке или за пазухой. Их делали и для детей, и для взрослых. Назывались «дополненная реальность» и могли в себя вбирать почти все знания мира.
– СЕРЬЁЗНО?!
– Да, Таллочка. У меня были коллеги, которые действительно думали, что познали всё. Вот только не умели доказывать это на делах, боялись. Даже воду боялись вскипятить самостоятельно. Уже не говоря о том, чтобы чинить свою одежду.
– Забавно! – прихохатывает девушка. – Разве можно знать всё и при этом вообще ничего не делать?
– Так происходит, когда «дополненная реальность» превращается в приоритет. Она очень нетребовательная. И это совсем не то, что жизнь человека, лишённого развитой технической базы и вынужденного как-то осмыслять реальность через свои труды.
– Ты хочешь сказать, что, дети, которые растут здесь изначально, более трудолюбивые, чем люди, которые учатся со всеми удобствами?
– Знаешь,… я бы не утверждал, у всех очень разные возможности. А трудолюбие, как мы знаем – качество души. Оно проявляется не столько в скорости добывания полезностей, сколько в смелости, нужной для осмысления какой-то вещи. – Смуглый великан решительно щёлкает большой прямоугольной кнопкой и, наконец, откидывается на спинку стула. – Мало отличаются друг от друга, скажем, два человека, каждый из которых боится заглянуть в своё сердце, чтобы признаться кому-то в любви или в неприязни – даже если один легко разбирается в сложных механизмах и владеет различными языками, а другой не учился в школе и воспитан как дикарь.
– Тодос амигос! – доносится из коридора настырный голос. – Никто не видел мой соединитель Номер Пять с красной лампочкой? Я должен зарядить Гравиключ, пока эти обезьяны в мастерской не закончили обчищать мою машину!
– В кармане смотри! – кричит Таллула.
– КАК?! – переспрашивает голос, затем выдерживает небольшую паузу и продолжает уже тише. – Есть… Теперь они узнают, как шутить с клиентами.
Веймар посмеивается, заводя за голову руки, сложенные в замок, чтобы выпрямить свою могучую шею.
– Ты говорил, что Мии Фиделити больше не грозят взломы. Откуда полезло недоверие?
– В ангарах пришлые подмастерья. Кто знает, чего повидали! Может, прибыли из голодных краёв? Сейчас воровство в их среде популярно, как никогда, ты не знаешь, какие изощрённые формы оно стало принимать в последние дни!
– Голодного накормим, жадного вразумим. Разве это трудно?
– Тебе, может, и не очень. А вот я обязан чем-то компенсировать свою худобу.
В кабинет шефа прибегает взволнованный Клеверсон, видимо, только что бросивший все свои дела.
– Кормить… Мне чего-нибудь надо наловить в бухте?
– НЕ-Е! Не-не! – Таллула судорожно мотает головой. – Клей свои панно, пока не позовём!
Краснокожий молодой человек проворно скрывается за дверью, оставляя щель для сквозняка.
– О чём тебе и говорю, дочура, – неторопливо произносит Веймар, вставая со стула, – мартышкин труд провоцируется излишним страхом. Этим много кто страдает, особенно если прежде страдал от неправильной любви родителей.
Таллула вздыхает.
– Знаю, Клеверсон убежал от мамы. Я почти уверена, что она очень толстая и грубая. А дядя Адам… Фух, об этом лучше не говорить. Жду не дождусь, когда мы снова станем бедными: уж он наверняка отрезвится.
– Я тебя слышу, солнышко! – Адам ловко врывается в комнату, почти не изменив положение двери. – Бедность нас догонит, когда мы её заслужим, а сейчас мы должны со всей ответственностью использовать новые ресурсы. Веймар, пошли! Моя машина не будет долго ждать в окружении автобусной шпаны, это всё не шуточки!
– Бедненький пекено эрмано, – радушно отвечает шеф и открывает дверь пошире, – у тебя там, кстати, мебель полетела. Зарядился ключ как надо...
– Ой! – механик бросается к самодельному пульту, щедро утыканному клеммами, и быстро их срывает поодиночке.
В нижнем кабинете гремят одновременно рухнувшие вещи разных размеров. Из-за дивана напротив входа в загадочную комнату осторожно высовывается Клеверсон, не дошедший до своей мастерской. Шаури, накрытая по самый хвост картонным ящиком из-под бумаги, покачиваясь, бредёт к выходу из дома.
То место в Маньоле, где Мию Фиделити должны были полностью очистить от паразитов, недавно окопавшихся в Травяных Туннелях, представляло собой двухэтажное строение с дырявой крышей и пологими трапами для въезда. С довольным видом Адам похлопывает себя по нагрудному карману форменного жилета, предвкушая открытые ворота.
– Дядя, ты перед зеркалом тренировался им угрожать: не отрицай!
– В чём слабы, в том и старательны. Ты посмотри, сколько прибыло драндулетов из разных концов полуострова! Твоё счастье, девочка, что их запахи не твоя забота. Конечно, это рай благоуханный в сравнении с пляжными катакомбами, но наш город, всё-таки, собирался стать оазисом, а не свалкой…
Ворота поднимаются. В темноте загораются фары, асимметрично расставленные в несколько уровней на прямом капоте.
– Мне уже нравится. – Заявляет Клеверсон, разминая руки в потёртых рукавицах сварщика.
– Ну, ещё бы они не отмыли фары от навоза, – фыркает Таллула, – посмотрим, как дела с Рукой.
Юноша оглядывается и видит, что Адам отошёл от мастерской и теперь прогуливается вокруг стоянки.
– Залезайте! – приглашает Веймар молодых людей, остановив Мию Фиделити на мощёной площадке. – Я уже всё проверил, и нам очень повезло. Оказывается, о нас доложили мэру, вот он и усилил охрану. Добрый у нас мэр.
– Дядя Адам к нему, что ли, ходил? – хихикает Таллула, вставая на цыпочки, чтобы рассмотреть очередную связку подарочных брелоков через боковое окно.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 21 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |