показывают, что приемлемое соотношение выгоды и риска определяется как бы некоторым всеобщим соглашением в обществе. В результате они устанавливают количественную меру на основе общественной марали, сущность которой хорошо передают слова Старра: «Мы не склонны позволять другим делать с нами то, что мы успешно проделываем сами с собой».
Сейчас, однако, становится очевидно, что мы переживаем разгар революции во взглядах общества на приемлемость уровней вырождения окружающей среды, которое долгое время не вызывало всеобщего недовольства. Объяснение этой революции может заключаться в том, что между приемлемым отношением выгода риск в добровольном и невольном видах длительности наблюдается различие в 10000 раз. Это отражает усилившееся внимание общественности к тем ситуациям, когда деятельность одних членов общества создает опасность для других, не имеющих выбора. Новые атаки на окружающую среду значительно усиливают этот моральный фактор. Теперь, я думаю, общество начиняет осознавать, что нынешнее загрязнение окружающей среды наносит урон не только своим невольным жертвам, живущим сейчас, которые все-таки имеют какую-то возможность защитить себя, но и поколениям, которые еще не появились на свет И потому совершенно беззащитны. В ответ на это общество начинает вырабатывать новый взгляд на приемлемое отношение выгода риск. Дли данного значения выгоды новое отношение будет приемлемо только в том случае, если значение риска будет значительно ниже, чем даже норма «невольного» риска для нынешних поколений. Это моральная компенсация за то наступление на окружающую сроду, которое ставят под угрозу благополучие и даже самое существование последующих поколений.
В политическом смысле защиту окружающей среды иногда представляют чем-то вроде «материнского инстинкта»; никто не может опровергнуть это. Действительно, довольно часто приходится слышать о том, что вопросы окружающей среды слишком безобидны, что они отвлекают людей от более серьёзных вопросов, что это аналогический «уход» от таких проблем, как нищету расовая дискриминация и война. На самом дело это вовсе не является уходом, в политическом аспекте защиту окружающей среды нельзя считать ни безобидным, ни оторванным от главных социальных проблем вопросом.
Например, в гетто защита окружай среды иногда рассматривается как нечто отвлекающее внимание от бедственного положения негров. Такой точке зрения дают пищу некоторые действия, связанные с проблемой окружающей среды. Так, во время Недели Земли 1970 года в колледже Сан-Хосе, Калифорния, произошел драматический эпизод, символизировавший собой студенческий бунт против загрязнения окружающей среды:сожжение совершен-
но нового автомобиля. Студенты-негры пикетировали это мероприятие, полагая, что было бы лучше, если бы 2500 долларов, уплаченные за автомобиль, пошли на нужды гетто. Акт сожжения автомобиля отражает один из таких подходов к проблеме кризиса окружающей среды, которые можно назвать экологическим крестовым походом. Подобный взгляд — ошибочно, как мы убедились выше, — предполагает, что загрязнение обусловлено излишествами в потреблении благ и ресурсов населением Соединенных Штатов. Поскольку отходы, порождаемые этим интенсивным потреблением, загрязняют среду нашего обитания, зкоактивист предлагает «потреблять меньше». Так как при этом не учитываются статистические данные, свидетельствующие о том, что в Соединенных Штатах потребление на душу негритянского населения гораздо меньше, чем на душу белого населения, естественно, что подобные предложения не находят особого сочувствия ни у негров, ни у кого бы то ни было из тех, кто заинтересован в социальной справедливости.
Отчуждение негров от движения в защиту среды было бы особенно нежелательным, потому что во многих случаях именно негры в первую очередь становятся жертвами загрязнения. Белые, живущие в пригородах, отдыхают от городской грязи, смога, окиси углерода, свинца и шума, вернувшись к себе домой; обитатели гетто не только работают в загрязненной среде города, но и живут в ней. Причем в гетто они сталкиваются со своими, дополнительными проблемами окружающей среды: крысы и другие паразиты, опасность свинцового отравления у детей, которые тащат в рот кусочки старой, облупившейся краски. Поэтому негритянская общественность могла бы стать мощным союзником в борьбе за сохранение окружающей среды. Кризис окружающей среды — это кризис условий выживания. Но американцы среднего класса не понимают этого. Они все еще не поняли, как следует действовать перед лицом этой страшной опасности; это — доказательство нашего нежелания понять до конца тот факт, что находящееся в боевой готовности ядерное оружие означает, что уже завтрашний день может стать «судным днем». Что до негров, то проблема выживания стоит перед ними вот уже несколько сотен лет. И если пока они и не решили ее, то по крайней мере накопили богатый опыт, который мог бы быть весьма полезен обществу, оказавшемуся теперь как таковое перед лицом смертельной угрозы.
Существует также очень тесная связь между проблемами окружающей среды и бедностью. Классическая тому иллюстрация — последние события в Хилтон-Хед (Южная Каролина). Здесь, на прекрасном морском берегу, неподалеку от фешенебельных вилл, химическая компания задумала построить крупное предприятие, которое, если не оборудовать его дорогостоящими очистными сооружениями, наверняка ухудшило бы местную природу. Против постройки завода возражали хозяева вилл, любители природы и ловцы
креветок, которые боялись неблагоприятного воздействия завода в эстетическом и экологическом плане. В поддержку проекта выступили химическая компания и множество местных бедняков, которые увидели в его осуществлении возможность покончить наконец с безработицей. Как тут рассудить по справедливости? Можно было? Можно было бы подсчитать экономическую выгоду от завода и сравнить ее с ущербом, который нанесли бы загрязнители, например, промыслу креветок или другим видам использования местных естественных ресурсов. Достаточно ли этого сравнения, чтобы решить дело в пользу экономически выгодного варианта? Очевидно, нет, потому что проблеме окружающей среды, даже «решенная» таким образом, имеет другие, более серьезные аспекты, которые выходят за рамки этой проблемы. Например, если проект будет отклонен (как оно в действительности и случилось), такое решение в действительности будет означать для безработных, что их право на труд — фактор менее важный, чем сохранность среды. В ответ на это можно сказать, что общество, которое находит средства для сохранения болот, должно быть в состоянии найти средства для обеспечения работой своих граждан.
Сходная проблема возникает в связи с СЗТ: профсоюзы упорно отстаивают этот проект, потому что его отклонение лишит работы тысячи людей. Непосредственной реакцией тех, кто станет таким образом безработными, будет озлобление против «экопомешанных», которые провалили проект СЗТ. Но если пойти дальше, то эти же люди должны усомниться в рациональности экономической системы, заставляющей их добиваться работы, которая приведет к тому, что по ночам будут просыпаться дети и все больше людей будет заболевать раком кожи, вызванным ультрафиолетовой радиацией.
Столь же тесная связь существует между проблемой окружающей среды и проблемой войны и мира. Ядерное вооружение — такой же грубый технологический просчет, как и детергенты и ДДТ. Когда в 50-х годах генералы Пентагона и их научные советники решили возложить защиту страны на ядерное оружие, они, видимо, не отдавали себе отчета в правоте заявлений ученых, нашедших горячую поддержку со стороны общественности, о том, что это средство не годится, что ни один народ не переживет ядерной войны.
Точно так же Пентагон в ответ на запрос Американской ассоциации развития науки сообщил, что гербициды не будут применяться во Вьетнаме, если это действительно может повлечь за собой «далеко идущие экологические последствия» для этой многострадальной земли. Теперь, благодаря усилиям AAPH и других независимых ученых, мы узнали, что Соединенные Штаты все-таки использовали экологическое оружие во Вьетнаме. Под нажимом фактов правительство решило наконец значительно ограничить военное использование гербицидов во Вьетнаме. По тем же причи-
нам оно отказалось и от производства биологического оружия, которое оно так долго защищало от оппозиции научной общественности, представляя его как эффективное и необходимое средство национальной «обороны».
Мне кажется, что эти побочные экологические эффекты ставят под очень большое сомнение компетенцию наших военных в деле защиты нации, которое им доверено. К этому следует добавить становящиеся все более очевидными чисто военные просчеты Соединенных Штатов в Юго-Восточной Азии. Все это заставляет поставить вопрос ребром — нельзя ли наконец избавить человечество от угрозы уничтожения, от невыносимого ожидания катастрофы, которая может разразиться со дня на день, с минуту на минуту?
Проблема кризиса окружающей среды — едва ли вопрос «материнства». Она не означает также ухода от других социальных вопросов. Потому что, начав с кризиса окружающей среда, мы подошли к более глубоким вопросам, которые затрагивают самую суть нашей системы социальной справедливости и бросают вызов нашим основным политическим целям.
Суть этого вызова состоит в том, что есть два альтернативных курса в наших действиях по отношению к окружающей среде: действия отдельных людей и действия общества. Те, кто предпочитает первый курс, идут под знаменем Пого: «Мы испытываем противника, а противник испытывает нас». Они принимают собственные носильные меры для того, чтобы уменьшить неблагоприятное воздействие на среду: вместо того, чтобы ездить на автомобиле, они пользуются велосипедом или ходят пешком, они используют возвратную тару и детергенты без фосфатов; они не заводят более двух детей. И это зачатки нового, экологически обоснованного стиля частной жизни. Этот личный контроль может снизить роль факторов, которые способствуют загрязнению среды: потребление и численность населения.
В отличие от этих двух факторов, третий источник воздействия На окружающую среду — антиэкологический характер производственной технологии —- требует скорее социальных, нежели персональных акций. Как было показано выше, этот фактор играет гораздо более существенную роль в загрязнении, чем два других. Напомним, что послевоенный рост населения в Соединенных Штатах обусловил 12—20 процентов роста воздействия на окружающую среду, в то время как на технологический фактор приводится от 40 до 95 процентов этого роста. Поскольку технологический фактор превысил рост населения в 5 раз, то можно было бы выбрать одну из двух альтернативных мер для предотвращения роста масштабов загрязнения среды после второй мировой войны. Если бы мы решили допустить то увеличение численности населения, которое имело место, то есть на 43 процента, то мы должны были бы на 30 процентов сократить воздействие на окру-
жающую среду со стороны производственной технологии. Если бы мы избрали другой путь, то есть решили бы допустить увеличении воздействия технологии на окружающую среду, в тех масштабах, которые имели место, то есть около 600 процентов, то для этого потребовалось бы на 86 процентов уменьшить численность населения. *
Легко видеть, что изменение характера производства принесло бы гораздо больший эффект. Правда, в этом случае индивидуальный контроль отпадает.
Какой же курс мы изберем? Следует ли людям срочно ограничить потребление и иметь меньше детей для того, чтобы уменьшить уровни загрязнения среды? Иди же мы должны сконцентрировать свои усилия на экологическом преобразовании технологии? А может быть, и то, и другое?
Так как из-за мощного сопротивления с технологическими реформами наверняка придется повременить, а сокращение потребления нанесло бы слишком чувствительный удар по бедноте и обездоленным, часто предлагается прежде всего замедлить рост населения Соединенных Штатов. Если не принимать во внимание тот факт, что для заметного снижения уровня загрязнения среды потребовалось бы очень значительное уменьшение численности населения, это предложение выглядит абсолютно логичным. Экологически несостоятельная производственная технология наверняка будет наносить меньше ущерба окружающей среде, если ее продукция будет нужна меньшему количеству людей. Очевидно, есть логические предпосылки для того, чтобы провести обе экологи-
* Расчет уменьшения воздействия на окружающую среду, обязанного технологии и росту населения, которое необходимо для того, чтобы предотвратить рост уровня загрязнений, достигнутого в послевоенные годы, строится на следующих данных. Прежде всего примем, что уровень загрязнения = численности населения X продукцию на душу населения X выброс загрязнений на единицу продукции. В этом уравнении допускается, что второй фактор (фактор «благосостояния») остается неизменным, то есть неизменно его влияние на уровень большинства загрязнителей (кроме тех, что связаны с автомобилями). Тогда, если мы примем, что в 1946 году уровень загрязнения = 1, численность населения = 1 и выброс загрязнений на единицу продукции = 1, то в 1968 году они равны соответственно 10, 1,4 и 7. Эти цифры приблизительно отражают действительные изменения уровня загрязнений. Теперь, если бы мы захотели сохранить интенсивность загрязнения на уровне 1946 года (то есть равной 1), то, допуская увеличение численности населения в 1,4 раза, мы должны были бы уменьшить «технологический» фактор (выброс загрязнений на единицу продукции) до 0,7, с тем чтобы уровень загрязнений оставался равным 1 (поскольку 1,4 X 0,7≈1). Это значит, что усовершенствования, имеющие целью уменьшение выброса загрязнений, должны охватить 30 процентов всех технологических процессов. С другой стороны, если мы допускаем увеличение технологического фактора в 7 раз, тогда, для того чтобы уровень загрязнения оставался равным 1, необходимо было бы уменьшить численность населения с 1 до 0,14 (поскольку 0,14Х7≈1). Это и означает уменьшение численности населения на 86 процентов, — Прим. авт.
ческие реформы — преобразование технологии производства и уменьшение темпов роста населения; это и послужит базой для улучшения окружающей среды.
Однако эта проблема связана не только с логикой и экологией. Тот же самый принцип столь же логично может быть применен практически к любой социальной проблеме. И это действительно делается под влиянием экологических забот последнего времени, вот два примера.
Министр труда в течение долгих лет пытался бороться с безработицей, расширяя фронт работ; и только позже, освободившись от служебных и политических предрассудков, он познает ту истину, что работы так мало потому, что людей слишком много.
Если взглянуть на проблему загрязнения воздуха и воды, проблемы нищеты, заторов на дорогах, переполненных школ, несправедливого суда и тюремного заключения, тягот жизни в городах и т. д., становится ясно, что Соединенные Штаты имеют больше людей, чем могут обеспечить.
Мне кажется, это переводит проблему в более правильный контекст: социальная система страны совершенно неспособна обеспечивать народ, который ее создал, — как современную его численность, так и ожидаемую в будущем. Именно поэтому люди страдают от бедности, безработицы, загрязнения окружающей среды, плохой организации школьного обучения, беззакония и войн. А если это так и если даже при максимальной эффективности и справедливости социальной системы страна не имеет ресурсов, достаточных для поддержания жизни ожидаемого населения, у нас нет другого выхода, кроме как контролировать его численность. Однако вот что утверждает Комиссия Соединенных Штатов по проблеме роста населения и будущего Америки:
Нет сомнения в том, что Соединенные Штаты располагают всеми ресурсами, которые нужны как для того, чтобы удовлетворить потребности населения, растущего нынешними темпами, так и для того, чтобы устранить различные социальные и экономические недостатки.
Здесь, как мне кажется, совершенно отчетливо проявляется последовательная связь между двумя путями социального прогресса. Насколько уменьшится численность населения, настолько же легче мы сможем переносить технологические, экономические и социальные несовершенства, которые нас угнетают; в той же степени, в какой мы исправим эти ошибки, страна сможет обеспечить благосостояние растущему населению.
Какое из этих двух направлений будет иметь перевес — зависит в какой степени присуще коллективное чувство социальной справедливости американскому народу. Если он сам изъявит волю к принятию индивидуальных мер, для того чтобы ликвидировать
кризис, проявляющейся к состоянии окружающей среды, образования, здравоохранения, в безработице и разложении городов,- он добровольно пожелает сократить рождаемость. Если же американцы не пожелают прибегнуть к этим индивидуальным мерам, она вынуждены будут искать выхода в изменении экономической, социальной и политической систем, которые управляют распределением национальных ресурсов.
Все это подразумевает добровольный выбор. Однако некоторые экологи, видящие корень зла именно в перенаселении, убеждены, что «мы должны осуществлять контроль численности населения, контролируя семьи посредством системы поощрений и наказаний, но в общем принудительно, если добровольные методы не принесут успеха». В результате люди должны будут осуществлять выбор между двумя главными путями социального прогресса в принудительном порядке.
Проще говоря, это политическая репрессия.
И невозможно замаскировать этот возмутительный факт фразами о том, что это, дескать, «принуждение всех всеми». * Если бы большинство населения Соединенных Штатов добровольно контролировало рождаемость, чтобы стабилизировать численность населения, то не было бы никакой надобности в принуждении. Отсюда логический вывод: принуждение необходимо лишь в том случае, когда большинство населения отказывается добровольно ограничить рождаемость в достаточных пределах. Это означает, что большинство будет находиться под принуждением со стороны меньшинства. Это действительно политическая репрессия.
Так или иначе, это хорошо, что кризис окружающей среды вызвал столько дискуссий по проблеме населения. На протяжении многих лет страна мучилась противоречием между невиданным богатством и своей неспособностью обеспечить людям подходящую
* Говоря о «принуждении», следует заметить также, что в Соединенных Штатах рождаемость и смертность были бы близки к точке баланса, если бы не было «нежеланных» детей. Такая точка зрения подтверждается исследованием Ларри Бампэсса и Чарльза Ф. Вестоффа, ставящим целью установить, все ли дети, родившиеся в последние годы, были «желанными» для родителей. В такую оценку, разумеется, по необходимости не входит целый ряд не поддающихся учету факторов. Тем не менее подобное: исследование представляет определенную ценность, так как оно показывает, что около 20 процентов детей, родившихся в США, можно отнести к категории «нежеланных». Это означает, что если бы противозачаточные средства были более эффективными, то рождаемость и смертность были бы близки к балансу (в этих условиях рождаемость составила бы 2,5 ребенка для женщин в возрасте 35—44 лет, иначе говоря, средняя рождаемость держалась бы на уровне 2,25 человека). — Прим. авт.
среду, трудоустройство, образование, здоровье, социальное обеспечение и мирную жизнь. В течение долгого времени эта мрачная реальность всячески скрывалась, обходилась или терялась за множеством технических деталей. Мне кажется, что этот занавес теперь немного приподнялся благодаря кризису окружающей среды. Теперь мы еще яснее видим, что многосторонний национальный кризис, в который входит и рассматриваемый нами кризис окружающей среды, выражаясь словами Маклейша, «не покинет нас до тех пор, пока мы снова не поверим в себя, пока не станем снова хозяевами наших жизней, наших средств».
10. ПРОБЛЕМА ВЫЖИВАНИЯ
В последние несколько лет кризис окружающей среды со всей силой проявился на политической арене не только в Соединенных Штатах, но и в Швеции, Англии, Германии, Японии, Италии и в СССР. В период подготовки Конференции ООН по окружающей человека среде (1972 год) он стал предметом международных дебатов. В Соединенных Штатах политическое звучание вопроса, касающихся состояния окружающей среды, настолько велико, что иногда возникает подозрение, что многие из них на самом деле являются политическими вопросами, наряженными в экологическую одежду. В результате экология испытывает нечто похожее на тот «кризис доверия», который испытывает в последние годы Белый Дом. Экологи, подобно некоторым последним президентам Соединенных Штатов, подчас подозреваются в преднамеренном стремлении представить плохую ситуацию как катастрофическую, когда заявляют о том, что ухудшение окружающей среды угрожает не только качеству жизни, но и жизни вообще, что на карту поставлена сама возможность человеческого существования. Люди хотят знать, сколько же времени им осталось жить. Специалисты по окружающей среде по-разному определяют этот
срок: от сотни до всего лишь нескольких лет. Один из них даже утверждал, что, если выход из кризиса не будет найден к 1972 году, то он откажется от участия в движении, поскольку тогда будет уже слишком поздно что-либо исправлять.*
Какова реальная угроза, которую представляет состояние окружающей среды для существования человечества? Сколько мы еще имеем времени? Или проблема выживания — это всего лишь тактический прием, преувеличивающий реальную опасность в целях активизации общественной деятельности, направленной против ухудшения качества жизни?
Сущность проблемы выживания может быть выражена в виде довольно прямолинейного вопроса: настолько ли опасны нынешние экологические нагрузки, что — если их не устранить — они могут ухудшить состояние экосистемы и изменить ее до такой степени, что Земля станет непригодной для обитания человека? Если да, то это значит, что кризис окружающей среды на самом деле ставит под сомнение выживание человека. Очевидно, что никакая серьезная дискуссия о кризисе окружающей среды не может принести пользы, если она не затронет этот вопрос.
Следует сказать с самого начала, что, несмотря на всю серьезность этого вопроса, любой ответ на него будет предположением, а не бесспорным фактом. Но тем не менее эти предположения могут и должны подкрепляться фактическими данными и основываться на научных принципах
Мое собственное предположение, основанное на имеющихся у меня данных, состоит в том, что продолжающееся ухудшение качества окружающей среды, во всяком случае в индустриально развитых странах, представляет угрозу экологическим системам, угрозу настолько серьезную, что, если положение не изменится, окружающая среда потеряет способность поддерживать пригодные для цивилизованного общества условия существования. Какая-то часть человечества может пережить такую катастрофу, поскольку с крушением цивилизации уменьшатся темпы ухудшения окружающей среды. Эти остатки человечества превратились бы в неоварваров с очень и очень неопределенным будущим. Ниже приводятся факты, лежащие в основе этого мнения.
Начнем с того, что здесь следует проявлять осторожность, ибо любая дискуссия, которая ставит целью выявить характер будущих экологических изменений, имеет некоторые ограничения. Распространение в будущее накопленных в прошлом данных для выяв-
* В интервью, опубликованном в апреле 1970 года в журнале «Лук», Пауль Р. Эрлих заявил: «Когда вы достигнете определенной точки и поймете, что дальнейшие ваши усилия бесполезны, вы можете позаботиться о себе к о своих друзьях и насладиться тем немногим временем, которое еще будет у вас в запасе. Для меня лично этой точкой является 1972 год». —Прим. авт.
ления тенденций этого будущего — то есть процесс экстраполяции — всегда вызывает массу трудностей. И наиболее серьезная трудность состоит в том, что любая подобная экстраполяция по необходимости предполагает, что процессы, которые будут иметь место в будущем, будут управляться теми же самыми механизмами, которые контролировали события прошлого.
Уместно вспомнить здесь высказывания Марка Твена по поводу реки Миссисипи:
За сто семьдесят шесть лет Нижняя Миссисипи укоротилась на двести сорок две мили, то есть в среднем на милю и одну треть в год. Отсюда всякий спокойно рассуждающий человек, если только он не слепой и не совсем идиот, сможет усмотреть, что в древнюю силурийскую эпоху —а ей в ноябре будущего года минет ровно миллион лет- Нижняя Миссисипи имела свыше миллиона трехсот тысяч миль в длину и висела над Мексиканским заливом наподобие удочки. Исходя из тех же данных, каждый легко поймет, что через семьсот сорок два года Нижняя Миссисипи будет иметь только одну будет иметь только три четверти мили в длину, а улицы Каира и Нового Орлеана сольются, и будут эти два города жить да поживать, управляемые одним мэром и выбирая общий городской совет. Все-таки в науке есть что-то захватывающее. Вложишь какое-то пустяковое количество фактов, а берешь колоссальный дивиденд в виде умозаключений. Да еще с процентами.*
Это полезное предостережение. Оно особенно касается экологических процессов, поскольку, как показано ранее, присущая им сложность зачастую приводит к тому, что в результате постепенных количественных изменений возникают внезапные качественные изменения. По этой причине оценка экологических условий будущего может оказаться неправильной, так как за счет интенсификации предсказанных количественных изменений могут возникнуть совершенно непредвиденные качественные скачки.
Лишь небольшое число количественных экстраполяций можно сделать достаточно уверенно. Вероятно, наиболее точной из них можно считать оценку истощения запасов кислорода в поверхностных водах Соединенных Штатов. Исходя из ежегодного увеличении количества органических отбросов, вливающихся в поверхностные воды, можно рассчитать общее количество кислорода, которое будущем потребуется для их разложения. Далее это количество может быть сравнено с общим содержанием кислорода в поверхностных водах Соединенных Штатов. Время, по прошествии которого две эти величины сравняются, и будет означать статистически вероятный срок наступления кризиса, заключающегося в том, что общее содержание кислорода в поверхностных водах станет недостаточным для экологической обработки всего притока органических отбросов. Согласно докладу Национальной Академии наук
* Марк Твен. Жизнь на Миссисипи. Собр. соч., т. 4, 1960. – Прим.перев.
США (1966 год), такая ситуация, если исходить из существующих тенденций, возникнет примерно в 2000 году. Конечно, это вовсе не означает, что содержание кислорода во всех реках и озерах Соединенных Штатов упадет до нуля. Если существующие тенденции сохранятся, часть водных систем достигнет этого состояния много раньше. Другая часть, скорее всего это будут реки отдаленных районов Скалистых гор, может вообще не изменить своего кислородного содержания. Однако, хотя эти расчеты довольно грубы и основаны на чисто статистическом подходе, они являются весьма полезным — и предостерегающим — прогнозом. Он говорит нам о том, что в ближайшие тридцать лет многие наши реки и озера ожидает судьба озера Эри, что они потеряют способность поддерживать экологический цикл, благодаря которому происходят процессы самоочищения поверхностных вод.
Одной из реакций на этот прогноз может быть вопрос: «Ну, и что же?» Если большинство наших рек и озер и далее будут загрязняться разлагающимися органическими веществами, то не сможем ли мы использовать для бытовых и промышленных нужд пусть дурно пахнущую, но очищенную с помощью различных технических способов (например, воспользовавшись обещанными КАЭ неисчерпаемыми энергетическими ресурсами для дистилляции грязной воды) воду и спокойно заниматься своими делами? Ответить на этот вопрос можно так: предсказанные количественные изменения в состоянии поверхностных вод, вероятно, вызовут качественные изменения в экосистеме, которые будут серьезно угрожать самому человеческому существованию.
В природных водных системах содержание органических веществ довольно низкое. Это, в свою очередь, строго лимитирует количество и разнообразие микроорганизмов (бактерий и грибков), большинству из которых необходимы органические вещества, способные существовать в этих системах. В почвенной экосистеме положение существенно иное. Для нее характерно высокое содержание органических веществ и огромное разнообразие бактерий и грибков, живущих за их счет. Теперь уже доказано, что многие из этих почвенных микроорганизмов вызывают болезни у животных и у человека. Это может быть продемонстрировано простым лабораторным экспериментом. Щепотка почвы помещается в колбу со стерильной питательной органической средой, и некоторое время микроорганизмам позволяют развиваться в ней. Затем полученную микробиологическую культуру вводят мыши; почти наверняка животное умрет от инфекции. При детальном изучении таких почвенных культур можно идентифицировать множество видов бактерий и грибков, известных как возбудители различных болезней (и в том числе смертельных) у животных и у человека.
Хотя в почве и нашли приют многочисленные виды патогенных микроорганизмов, в действительности они вызывают болезни очень
редко. Как правило, это происходит в тех случаях, когда частицы почвы проникают в незащищенные части тела. Например, интенсивное вдыхание почвенной пыли может привести, к заболеванию легких. Обычно возможность подобного контакта ограничена, ибо частицы почвы скрепляются корневыми системами растений. Если же в результате экологического разрушения возникают условия для образования пыли, такие легочные заболевания могут иметь места значительно чаще. До тех пор рока поддерживается природная целостность экосистемы, животные и человек достаточно надежно изолированы от инфекций, вызываемых почвенными бактериями.
Но вернемся к поверхностным водам. Они, естественно, находятся в тесном контакте с почвой и заселяющими ее патогенными микроорганизмами. Более того, люди вступают в столь же тесный контакт с водой, когда купаются, пьют ее или вдыхают водяные брызги. Таким образом, это легкий физический путь проникновение патогенов почвы в организм человека. Тем не менее болезни, вызываемые микробами почвы, поражают человека довольно редко. Причина этого ясна: в естественных условиях поверхностные воды служат очень эффективным биологическим барьером на пути движения патогенных микроорганизмов из почвы к человеку, потому, что обычно вода содержит недостаточно органических веществ для интенсивного развития патогенов. Так как эти организмы не могут размножаться в бедной питательными веществами воде, те из них, которые поступают в воду из почвы, сильно разрежаются и в конечном итоге погибают; статистическая вероятность того, что они проникнут в организм человека, скажем, пловца, пренебрежимо мала.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 19 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |