Звук был едва слышен за стуком дождя, но зная, что он есть, я могла услышать мужской голос, начавший запев. Пауза, потом слабое грохотание, которое могло быть звуком отдаленного грома, но не было. Мужчины спускались от хранилища в горах.
Кенни Линдсей попросил Роджера спеть для Розамунды гэльский плач по мертвому.
- Она не была шотландкой, - сказал Кенни, вытирая глаза, затуманенные слезами, - и даже не была набожной, но она любила петь и всегда восхищалась твоим пением, МакКензи.
Роджер никогда раньше не исполнял песни плача, и я знала, что даже не слышал их.
- Не волнуйся, - пробормотал Джейми, положив ладонь на его руку, - просто нужно быть очень громким.
Роджер серьезно кивнул головой, соглашаясь, и отправился с Джейми и Кеннетом на солодильню выпить виски и узнать все возможное о жизни Розамунды, чтобы лучше оплакать ее кончину.
Хриплое пение исчезло; ветер сменил направление. Лишь благодаря порыву ветра мы услышали их так рано. Теперь они направились вниз от Риджа, чтобы собрать людей из дальних хижин и привести их в дом, где они будут всю ночь пировать, петь песни и рассказывать истории.
Я невольно зевнула, вспомнив про ночное бодрствование. "Я не смогу выдержать его", - тревожно подумала я. За последние сутки я спала лишь несколько часов этим утром; недостаточно, чтобы выдержать гэльские поминки и похороны. К утру все этажи будут забиты телами, пахнущими виски и мокрой одеждой.
Я снова зевнула, потом мигнула, и потрясла головой, чтобы прочистить ее. Каждая косточка в моем теле болела от усталости, и я лишь желала лечь и проспать несколько дней.
Углубившись в мысли, я не заметила, как Брианна подошла ко мне. Она обняла меня за плечи и притянула к себе. Марсали вышла; мы были одни. Она стала медленно растирать мои плечи и шею своими длинными пальцами.
- Устала? - спросила она.
- Мм. Да, - ответила я. Потом закрыла журнал и откинулась назад, расслабившись от облегчения. Я не осознавала раньше, насколько я была напряжена.
Большая комната была прибрана для поминок. Миссис Баг присматривала за барбекю. Женщины зажгли по свече в каждом конце стола, и тени от них метались на побеленных стенах, когда пламя дергалось от случайного сквозняка.
- Я думаю, что это я убила ее, - внезапно произнесла я. - Это из-за пенициллина.
Длинные пальцы не останавливали своего успокаивающего движения.
- Да? - пробормотала она. - Но у тебя не было выбора, не так ли?
- Нет.
Дрожь облегчения пробежала по моему телу, как от смелого признания, так и от ослабления болезненной напряженности в шее и плечах.
- Все в порядке, - мягко произнесла она, потирая и поглаживая. - Она бы все равно умерла, не так ли? Это печально, но ты все сделала правильно. Ты сама знаешь это.
- Знаю, - к моему удивлению, единственная слеза скатилась по моей щеке и упала на бумагу. Я сильно моргнула, пытаясь не расплакаться. Я не хотела волновать Брианну.
Она была спокойно. Ее руки оставили мои плечи, и я услышала царапанье ножек стула. Потом ее руки обняли меня, и я прислонилась спиной к ее груди. Она просто держала меня, позволяя мерному повышению и падению ее грудной клетки успокаивать меня.
- Однажды я обедала с дядей Джо, как раз после того, как он потерял больного, - произнесла она. - Он сказал мне об этом.
- Да? - я была немного удивлена; я не думала, что Джо станет говорить о таких вещах с ней.
- Он не собирался. Но я видела, что его что-то беспокоит, и спросила. А ему нужно было выговориться, и никого, кроме меня, не было. Позже он сказал, что как будто поговорил с тобой. Я не знала, что он называл тебя леди Джейн.
- Да, - отозвалась я, - из-за моей манеры говорить. Так он сказал.
Я почувствовала дыхание тихого смеха возле своего уха и улыбнулась в ответ. Я закрыла глаза и увидела моего друга, жестикулирующего во время страстного монолога, с горящим от сдержанного смеха лицом.
- Он сказал, что когда это случается, иногда в больнице назначается формальное расследование. Не то чтобы расследование, просто собираются врачи, чтобы услышать подробности, понять, что пошло не так. Он сказал, что это как исповедь, рассказать тем, кто может тебя понять. И это помогает.
- Мм-хм.
Она тихонько покачивалась, успокаивая меня, как Джемми.
- Тебя это беспокоит? - спросила она тихо. - Не только Розамунда, но и то, что ты одинока? У тебя нет никого, кто действительно может понять тебя?
Ее руки обняли меня, пересекаясь на моей груди. Молодые большие сильные руки с чистой кожей, пахнущие свежим хлебом и земляничным джемом. Я взяла одну ее руку и прижала ладонью к моей щеке.
- Очевидно, это так, - сказала я.
Ладонь погладила мою щеку и исчезла, потом нежно погладила мои волосы.
- Все будет хорошо, - сказала она, - все будет в порядке.
- Да, - согласилась я и улыбнулась, несмотря на слезы, застилающие глаза.
Я не могла научить ее быть врачом, но очевидно я сумела, сама не подозревая как, научить ее быть матерью.
- Ты должна пойти и поспать, - сказала она, убирая руки. - Они доберутся сюда не раньше, чем через час.
Я облегченно вздохнула, ощущая покой дома вокруг меня. Если Фрейзерс-Ридж был недолгим приютом для Розамунды Линдсей, тем не менее, он был для нее настоящим домом. Мы позаботимся, чтобы она была с достоинством похоронена.
- Еще минутку, - сказала я, утирая нос. - Сначала я должна кое-что закончить.
Я выпрямилась и открыла журнал. Обмакнув перо, я начала писать необходимые слова для неизвестного врача, который придет следом за мной.
(1)Пучеглазие (мед.)
ZUGUNRUHE(1)
Сентябрь 1772
Я проснулась мокрой от пота. Тонкая рубашка прилипла к телу и стала полупрозрачной от влаги, и даже в тусклом свете от распахнутого окна были видны темные участки моей плоти. Во время сна я сбросила с себя одеяло и теперь лежала с подолом, задранным почти до талии, но, тем не менее, моя кожа горела, и удушающие потоки жара текли по телу, как расплавленный воск свечи.
Я скинула ноги с кровати и встала, чувствуя головокружение и тяжесть в теле. Мои волосы намокли, шея была скользкой, и струйки пота стекали между грудей.
Джейми спал, повернувшись ко мне спиной; я могла видеть изгиб его плеча и волну темных волос на подушке. Он немного пошевелился и что-то пробормотал, но потом снова задышал ровно и регулярно. Мне нужен был воздух, но я не хотела будить его. Отодвинув марлевую сетку, я потихоньку вышла в дверь и направилась в маленькую комнатку напротив.
Здесь было большое окно, еще не застекленное, но закрытое деревянными ставнями, сквозь планки которого проникал ветерок, лаская мои голые ноги. Жаждая прохлады, я скинула влажную рубашку и облегченно вздохнула, когда холодный воздух скользнул вверх по бедрам к груди.
Однако мне все еще было жарко; горячие волны накатывали на меня с каждым биением сердца. Я, повозившись в темноте, отперла и распахнула ставни, и ночной воздух обдал меня свежестью.
Отсюда над деревьями, подступающими к дому, мне открывался вид вниз по склону хребта почти до самой реки, которая выглядела, как слабая темная линия. Ветер шевелил ветви деревьев и доносил до меня благословенную прохладу и острый запах зеленых листьев и живицы. Я закрыла глаза и постояла минуты две или три. Жар исчез, как затушенный уголь, оставив меня мокрой, но умиротворенной.
Однако мне не хотелось возвращаться в постель; мои волосы были влажными, и простыни, на которых я спала, вероятно, были липкими от пота. Я перегнулась через подоконник, ощущая приятную щекотку волос на моей обнаженной коже. Мирный шелест листвы прервал высокий плач ребенка, и я взглянула в сторону хижины.
Она располагалась в ста ярдах от дома, и ветер дул в мою сторону, поэтому я услышала его. Потом ветер поменял направление, и плач затерялся в шуме листвы. Однако вскоре ветер стих, и вопли стали слышны громче и пронзительнее.
Заскрипев, открылась дверь хижины, и оттуда кто-то вышел. Внутри не горели ни лампа, ни свеча, и я увидела лишь темный высокий силуэт на фоне тусклого мерцания очага. Казалось, у фигуры были длинные волосы; и Брианна, и Рождер спали с распущенными волосами и без ночных головных уборов. Было приятно представить глянцевито мерцающие кудри Роджера, перемешавшиеся на подушке с огненными прядями Брианны.
Рев не затихал. Беспокойный и сердитый, но не отчаянный. Нет, не боли в животе. Плохой сон? Я некоторое время наблюдала за фигурой, ожидая, что этот кто-то принесет ребенка ко мне, и на всякий случай потянулась за своей рубашкой. Но высокая фигура исчезла в еловой роще, и вопли стали удаляться. Значит, не жар.
Я осознала, что мои груди набухли и покалывали в ответ на детский плач, и немного грустно улыбнулась. Странно, что инстинкт материнства так силен и длится так долго. Настанет ли день, когда во мне ничто не шевельнется при звуках плачущего ребенка, при запахе возбужденного мужчины, при ощущении распущенных волос на оголенной коже моей спины? И если я доживу до этого дня, буду ли я сожалеть о потере или, наоборот, почувствую мир и успокоение и стану смотреть на жизнь взглядом, не замутненным животными инстинктами?
Великолепие плоти - не единственный дар в этом мире; врач видит слишком много бедствий, которым она подвергается, и все же... Стоя в потоке прохладного воздуха позднего лета, чувствуя гладкие доски пола под моими босыми ногами и прикосновение ветра к моей обнаженной коже, я не могла желать стать чистым духом. Еще нет.
Вопли ребенка становился все громче, и я услышала низкий голос взрослого, пытающегося успокоить его. Роджер.
Я взяла свои груди в ладони, с удовольствием ощущая их мягкую тяжесть. Я помню, какие они были маленькие и твердые в юности, такие чувствительные, что прикосновение мальчишеской руки заставляло слабнуть мои колени. Прикосновение моей руки действовало так же. Сейчас ощущения были другие, и все же удивительно похожие.
Это не было открытием чего-то нового и неожиданного, а скорее явилось признанием уже существующего, как тень, которую вы отбрасываете на стену и не подозреваете о ней, пока не повернетесь к ней лицом.
Она была там все время, и если вы отвернетесь, тень не исчезнет. Она неизменно привязана ко мне, хочу я замечать ее или нет, нематериальная, неосязаемая, но всегда существующая - маленькая ли, съежившаяся у моих ног, в свете других более важных обязанностей, или вырастающая до гигантских размеров в жаре внезапной страсти.
Демон ли, овладевший мной, или ангел-хранитель? Или только животное наследие, постоянное напоминание неизбежности тела и его потребностей?
Раздался еще один шум, смешиваясь с пронзительным хныканьем. "Кашель", - подумала я, но звук не прекращался, и ритм звучал не так. Я высунула голову в окно осторожно, как улитка после грозы, и в хриплом бульканье разобрала несколько слов.
- "... где был стан... и до-о-чурка Клементайн"(2), - пел Роджер.
Я почувствовала, как слезы наполнили мои глаза, и быстро втянула голову, чтобы меня не заметили. Не было никакого мотива, словно ветер гудел в горле пустой бутылки - и все же это была музыка. Песня звучала рвано и задушено, однако вопли Джемми сменились всхлипыванием, как будто он пытался разобрать слова, которые так мучительно выталкивало травмированное горло его отца.
- "Утки шли, алел восток..." - он задыхался после каждой прошептанной фразы; голос звучал так, как будто рвали полотно. Я сжала кулаки, словно одной силой желания могла помочь ему выводить слова.
- "И не спас я Клементайн".
Порыв ветра, пронесся над вершинами деревьев, и следующая строчка песни потерялась в шелесте ветвей. Я прислушивалась минуту или две, но не услышала больше ни слова.
Потом я увидела Джейми возле двери.
Он вошел бесшумно, но я почувствовала его в тот же момент через тепло, через изменение плотности прохладного воздуха в комнате.
- Ты в порядке, сассенах? - мягко спросил он от дверного проема.
- Да, все хорошо, - ответила я шепотом, чтобы не разбудить Лиззи и ее отца, которые спали в задней комнате. - Мне просто захотелось подышать свежим воздухом. Я не хотела тебя будить.
Он подошел ближе, высокий обнаженный призрак, пахнущий теплой постелью.
- Я всегда просыпаюсь, когда ты встаешь, сассенах. Я не могу спать, когда тебя нет рядом, - он коротко коснулся моего лба. - Я подумал, может быть у тебя жар, постель была мокрой с твоей стороны. Ты уверена, что чувствуешь себя хорошо?
- Мне было жарко, я не могла спать. Но я в порядке. А ты? - я коснулась его щеки; кожа была теплой от сна.
Он подошел ко мне и встал рядом, глядя в окно на летнюю ночь. Светила полная луна; беспокоились птицы; я слышала, как где-то поблизости щебетала поздняя птичка, а в отдалении раздавался писк охотящегося сычика.
- Ты помнишь Лоренса Стерна? - спросил Джейми, которому ночные звуки, по-видимому, напомнили о натуралисте.
- Сомневаюсь, что раз встретившись с ним, кто-нибудь сможет его забыть, - сухо ответила я. - Мешок с высушенными пауками оставляет незабываемое впечатление. Не говоря уже о запахе.
Стерн обладал своеобразным запахом, состоящим в равных частях из ароматов его собственного тела и дорогого одеколона, который он обожал, и который по пронзительности мог конкурировать - хотя и не побеждать - с такими консервантами, как камфара и спирт, и слабого запаха гниющих образцов фауны, собранных им.
Джейми тихо хихикнул.
- Это правда. Он воняет хуже тебя.
- Я не воняю, - с негодованием произнесла я.
- Ммфм, - он взял мою руку и поднес ее к носу, изящно принюхиваясь. - Лук, - сказал он, - и чеснок. Что-то острое... перец горошком. И гвоздика. Беличья кровь и мясной бульон, - его язык быстро, словно змеиный, лизнул суставы моих пальцев. - Картофельный крахмал и что-то древесное. Поганки.
- Не честно, - сказала я, пытаясь вырвать мою руку. - Ты отлично знаешь, что у нас было на обед. И это были не поганки, а древесные грибы.
- Мм? - он перевернул мою руку и понюхал сначала ладонь, потом запястье и предплечье. - Уксус и укроп, ты делала маринад для огурцов, да? Хорошо, мне они нравятся. Мм, о, и кислое молоко вот здесь на руке. Ты плеснула пахтой, когда сбивала масло, или сливками, которые снимала с молока?
- Догадайся, если ты так хорошо разбираешься в запахах.
- Масло.
- Черт, - я все еще пыталась вырвать свою руку, но только потому, что его щетина колола нежную кожу с внутренней стороны руки. Поднимаясь вверх по ней, он уткнулся носом в ямочку ниже плеча, заставив меня пискнуть от щекотки, когда пряди его волос коснулись моей кожи.
Он приподнял мою руку, дотронулся до влажных шелковистых волос подмышкой и провел пальцами под своим носом.
- Eau de femme(3), - пробормотал он, и я услышала смех в его голосе. - Ma petite fleur(4).
- Я мылась, - сказала я грустно.
- Да, с мылом из подсолнечного масла, - сказал он немного удивленно, сунув нос в ямку возле ключицы. Я высоко взвизгнула, и он закрыл мой рот большой теплой рукой. Она пахла порохом, сеном и навозом, но не это заставило меня замолчать.
Он наклонился близко к моему лицу и жесткие волосы на его висках потерлись о мою щеку. Он опустил руку, и я почувствовала его мягкое губы на моих щеках, легкое касание его языка на моей коже.
- Соль, - сказал он очень мягко, обдавая мое лицо теплым дыханием. - У тебя соль на щеках, и ресницы мокрые. Ты плакала, Сассенах?
- Нет, - ответила я, хотя у меня появилось внезапное и иррациональное желание расплакаться. - Нет, я просто вспотела. Мне... было жарко.
Мне больше не было жарко; моя кожа была прохладна, и ночной ветерок обдувал меня сзади из окна.
- Ах, вот здесь... мм, - он был теперь на коленях, обняв меня одной рукой за талию, чтобы я не двигалась, и уткнувшись носом между моими грудями. - О, - произнес он, и его голос изменился.
Обычно я не пользовалась парфюмом, но у меня было особое ароматическое масло, присланное из Вест-Индии, сделанное из апельсиновых цветов, жасмина, ванили и корицы. У меня был только крошечный пузырек, и я пользовалась им редко, нанося небольшие мазки в случаях, которые я полагала особенными.
- Ты хотела меня, - сказал он с сожалением, - а я уснул, даже не коснувшись тебя. Мне жаль, сассенах. Ты должна была мне сказать.
- Ты устал, - я погладила его волосы, заправляя темные длинные пряди ему за ухо. Он тихонько рассмеялся, и я почувствовала его теплое дыхание на моем голом животе.
- Ради этого ты могла поднять меня из мертвых, сассенах, и я не стал бы возражать.
Он поднялся, глядя на меня, и даже в тусклом свете я могла видеть, что мне не потребуется таких отчаянных мер.
- Жарко, - сказала я. - Я потная.
- Ты думаешь, я не потный?
Его руки сомкнулись на моей талии, и он внезапно поднял меня, посадив на широкий подоконник. Я судорожно вздохнула, ощутив под собой холодное дерево, и рефлекторно ухватилась за колоды с обеих сторон.
- Что ты делаешь?
Он не потрудился ответить, и в любом случае, это был лишь риторический вопрос.
- Eau de femme, - пробормотал он, и его мягкие волосы коснулись моих бедер, когда он встал на колени. Половицы скрипнули под его весом. - Parfum d'amor(5), мм.
Прохладный ветерок шевельнул мои волосы, скользнувшие по спине, как легчайшее прикосновение любовника. Руки Джейми крепко держали меня за бедра; мне не угрожала опасность вывалиться из окна, и все же я чувствовала позади себя головокружительную пустоту ясной ночи и бесконечность усыпанного звездами неба, в которое я могла упасть и продолжать падать... падать. Крошечная искорка во мне разгоралась все ярче, пока не взорвалась яркой падающей звездой.
- Шш, - прошептал Джейми откуда-то издалека. Он теперь стоял, обняв меня за талию, и стонущие звуки могли принадлежать ветру или мне. Его пальцы коснулись моих губ. Словно спички, они зажгли ошеломляющим огнем мою кожу. Сильный жар танцевал по моему телу, животу и груди, шее и лицу; я горела спереди и мерзла сзади, как Святой Лаврентий на раскаленной решетке.
Я обняла его ногами, уперев одну пятку в ямочку над ягодицами; и мощные твердые бедра между моими ногами стали моим единственным якорем.
- Отпусти руки, - прошептал он мне на ухо. - Я буду держать тебя.
Я отпустила и откинулась назад в ночной воздух, чувствуя себя в безопасности в его руках.
- Ты что-то начинал говорить о Лоренсе Стерне, - много позже сонно пробормотала я.
- Да, - Джейми потянулся и устроился удобнее, по-хозяйски положив руку на мои ягодицы. Было слишком жарко, чтобы прижиматься друг к другу, но нам не хотелось разделяться полностью.
- Мы разговаривали о птицах; он их страшно любил. Я спросил его, почему в конце лета птицы поют по ночам; ведь ночи становятся короче, и им нужно успеть отдохнуть. Но нет, они то там щебечут, то там шелестят, и так всю ночь в кустах и деревьях.
- Да? Я не замечала.
- Ты не имеешь привычки спать лесу, сассенах, - ответил он снисходительно. - Я много спал в лесу, и Стерн тоже. Он сказал, что заметил это и очень заинтересовался - почему.
- И у него есть ответ?
- Не ответ, а предположение, по крайней мере.
- О, даже лучше, - сказала я сонно.
Он что-то пробормотал в знак согласия и немного откатился в сторону, пропуская долгожданный воздух между нашими солеными от пота телами. Я могла видеть влажный блеск на его плече и капельки пота среди темных вьющихся волос на груди. Он мягко поцарапал их, произведя тихий приятный шорох.
- Он поймал несколько птиц и запер их в клетках, выложенных промокательной бумагой.
- Что? - я даже проснулась, чтобы посмеяться. - Зачем?
- Ну, не полностью, только полы, - объяснил он. - В середине клетки он поставил тарелку с чернилами, а в ней чашку с зерном, так что птицы не могли поесть, не измазав лапки в чернилах. Потом они прыгали по клетке туда-сюда и оставляли следы на промокательной бумаге.
- Хм. И что он выявил, кроме черных следов.
Привлеченные мускусом нашей разгоряченной плоти, стали прилетать насекомые. Заслышав высокий писк над моим ухом, я подскочила и попыталась прихлопнуть невидимого москита, а потом задвинула марлевый полог, который Джейми отодвинул, когда пошел искать меня. Полог был прикреплен с помощью механизма, сконструированного Брианной, к балке, и распущенный, он укрывал кровать со всех сторон, спасая нас летними ночами от кровожадных орд насекомых.
Я с сожалением опустила марлевую завесу, поскольку ограждая нас от москитов, комаров и прочего гнуса, она также перекрывала часть воздуха и полностью закрывала вид на светящееся ночное небо за окном. Я снова легла уже на некотором расстоянии от Джейми. В то время как естественная печка его тела была очень полезна зимними ночами, у нее были свои недостатки летом. И хотя я не возражала гореть в аду ослепляющего желания, запас чистых рубашек у меня закончился.
- Было много следов, сассенах, но большинство из них находилось в одной стороне клетке. Во всех клетка в одной стороне.
- О, действительно? И что это означало, по мнению Стерна?
- У него появилась блестящая мысль положить возле клеток компас. И оказалось, что всю ночь птицы скакали на юго-восточной стороне клетки, а это направление, в котором они улетают осенью.
- Как интересно, - я собрала волосы в хвост, подняв их от шеи для прохлады. - Но сейчас еще рано для перелетов, да? И они не летают по ночам даже осенью?
- Нет. Но они словно чувствовали неизбежность перелета, его притяжение, и это нарушало их покой. Удивительнее всего, что большинство птиц, которых он поймал, были молодыми и никогда не совершали перелетов, не видели земли своего назначения, и все же они чувствовали это - зов, который не давал им спать.
Я пошевелилась, и Джейми убрал руку с моей ноги.
- Zugunruhe, - произнес он тихо, проводя кончиком пальца по влажному пятну, которое его рука оставила на моей коже.
- Что это?
- Стерн так называл беспокойство, охватывающее маленьких птиц перед длинным перелетом.
- Как переводится это слово?
- "Ruhe" переводится, как неподвижность покой, "zug" - путешествие, и таким образом, "zugunruhe" - это неугомонность, беспокойство перед долгим путешествием.
Я подкатилась к нему, уткнувшись лбом в его плечо, и внюхалась, словно смакуя тонкий аромат прекрасной сигары.
- Eau de home(6)?
Он приподнял голову и с сомнением принюхался, морща свой нос.
- Eau de chèvre(7), скорее, - сказал он. - Хотя может что-то и похуже. Как по-французски будет скунс?
- Ле фу-у, - предположила я и захихикала.
Птицы пели всю ночь.
(1)Термин, обозначающий беспокойное поведение птиц перед перелетом (нем. орнит.)
(2)Американская колыбельная песня 19 века.
(3)Запах женщины (фр.)
(4)Мой маленький цветок (фр.)
(5)Запах любви (фр.)
(6)Запах мужчины (фр.)
(7)Запах козла (фр.)
TULACH ARD(1)
Октябрь 1772
Джейми с улыбкой кивнул головой, глядя ему за спину.
- Вижу, у тебя сегодня помощник.
Роджер оглянулся и увидел, что сзади с сосредоточено нахмуренными светлыми бровями ковыляет Джемми, обеими руками прижимая к груди камень размером с кулак. Роджеру хотелось рассмеяться, но он сдержался и присел на корточки, поджидая мальчика.
- Это камень для нового свинарника, ghille ruaidh(2)? - спросил он.
Джемми торжественно кивнул. Утро было прохладным, но щеки малыша пылали от усилий.
- Спасибо, - серьезно сказал Роджер и протянул руку. - Я возьму его?
Джемми яростно замотал головой, и его длинные волосы разлетелись в разные стороны.
- Я сам!
- Это дальняя прогулка, ghille ruaidh, - пришел на помощь Роджеру Джейми. - Твоя мама будет скучать без тебя.
- Нет!
- Дедушка прав, bhalaich(3), мама будет скучать, - сказал Роджер, протягивая руку к камню.
- Нет! - Джемми сильнее прижал камень к груди и упрямо сжал рот.
- Но ты не можешь... - начал Джейми.
- Пойду!
- Нет, я сказал. Ты должен... - начал Роджер.
- Пойду!!!
- Послушай, парень... - одновременно заговорили оба мужчины, потом остановились, посмотрели друг на друга и рассмеялись.
- Где мама? - спросил Роджер, пробуя другую тактику. - Мама будет волноваться за тебя.
Маленькая рыжая голова неистово замоталась.
- Клэр сказала, что женщины сегодня собирались шить лоскутное одеяло, - поведал Роджеру Джейми. - Марсали принесла лоскуты, и они, наверное, занялись шитьем.
Он сел на корточки рядом с Роджером, глядя на внука.
- Значит, ты убежал от мамы?
Пухлый розовый ротик, до сих пор крепко сжатый, дернулся и приоткрылся, испустив короткий смешок.
- Думаю, что так, - произнес Роджер, сдаваясь. - Давай, пойдем домой.
Он встал и поднял на руки мальчика вместе с камнем.
- Нет! Нет! - Джемми выгнулся назад, больно упершись ножками в живот Роджера. - Я помогать! Я помогать!
Борясь с вырывающимся малышом, чтобы он не упал и не ударился головой, и пытаясь вразумить словами вопящее чадо, Роджер не сразу услышал крики от дома. Когда он, наконец, догадался прикрыть рот своего отпрыска ладонью, женский зов "Джеееммиии!" стал слышен ясно.
- Слышишь, миссис Лиззи ищет тебя, - сказал Джейми внуку, указывая большим пальцем в сторону дома.
- Не только Лиззи, - заметил Роджер. Уже несколько голосов хором звали мальчика. - Мама и бабушка Клэр, и бабушка Баг, и тетушка Марсали. И они очень сердиты, сынок.
- Лучше увести его назад, - сказал Джейми. Он не без симпатии посмотрел на своего внука. - Да, похоже, ты заработал хорошую порку по заднице. Женщины не любят, когда от них убегают.
Такая угрожающая перспектива заставила Джемми бросить камень и обхватить Роджера руками и ногами.
- Пойду с папой, - сказал он просительно.
- Но мама...
- Не хочу маму! Хочу папу!
Роджер похлопал Джемми по спинке, маленькой, но крепкой под грязной курточкой. Он был растроган; первый раз Джемми так решительно предпочел его компанию, а не общество Бри, и он должен был признать, что почувствовал себя польщенным. Даже если теперешняя любовь сына возникла, в основном, из-за желания избежать наказания, все равно, Джемми хотел пойти с ним.
- Предлагаю, взять его с собой, - сказал он Джейми поверх головы малыша, доверчиво прислоненной к его плечу. - Только до обеда; в полдень я могу отвести его домой.
- О, да, - согласился Джейми. Он улыбнулся внуку, поднял брошенный камень и отдал ему. - Строить свинарник - дело для настоящих мужчин, да? Этим разодетым, визгливым леди такое не нравится.
- Кстати о визгливых... - Роджер указал подбородком в сторону дома, где крики "Джееммиии!" приобрели отчетливо сердитый тон, смешанный с паникой. - Нам лучше сказать им, что он с нами.
- Я схожу, - Джейми со вздохом сбросил рюкзак с плеча и приподнял одну бровь, глядя на внука. - Запомни, парень, ты мой должник. Когда женщины сердятся, они набрасываются на первого встречного, виноват он или нет. Может быть, меня даже выпорют по заднице.
Он закатил глаза, но улыбнулся Джемми, потом развернулся и рысцой побежал к дому.
Джемми захихикал.
- Задница, деда! - крикнул он вслед.
- Тише, маленький негодник, - Роджер легонько шлепнул его по попе и понял, что под брючками Джемми нет подгузника. Он поставил мальчика на землю.
- Ты хочешь на горшок? - автоматически спросил он, использую идиому Брианны.
- Нет, - ответил Джемми также автоматически и зажал руками промежность. Роджер твердо взял его за руку и отвел с дороги за подходящий кустик.
- Давай попытайся, пока мы ждем дедушку.
Прошло довольно много времени прежде, чем Джейми вернулся, хотя крики женщин затихли достаточно скоро. "Если Джейми пороли по заднице, - цинично подумал Роджер, - он, кажется, наслаждался этим". На высоких скулах тестя горел неяркий румянец, и он имел довольный вид, не ярко выраженный, но заметный.
Этому быстро нашлось объяснение, когда Джейми вытащил из запазухи и развернул сверток из льняного полотенца, где обнаружилось полдюжины свежих теплых булочек, истекающих медом и топленым маслом.
- Наверно, миссис Баг готовила их для женщин, которые соберутся шить одеяло, - пояснил он, распределяя свою добычу, - но в миске осталось еще много теста, и я сомневаюсь, что они заметят пропажу.
- Если они заметят, то я возложу всю вину на вас, - уверил его Роджер, ловя каплю меда, упавшую на запястье. Он сунул палец в рот и на мгновение закрыл глаза от удовольствия.
- Неужели ты сдашь меня инквизиции? - смеющиеся глаза Джейми превратились в синие треугольники, и он вытер крошки с губ. - И это после того, как я поделился с тобой награбленным. Вот твоя благодарность!
- Ваша репутация выдержит, - сказал Роджер, - тогда как Джем и я - персоны нон грата после того, что случилось с коричным пирогом миссис Баг. Ну, а Сам не может сделать ничего плохого, как она считает. Она не станет возражать, даже если вы слопаете все запасы в кладовой.
Джейми слизал капельку меда в уголке рта с самодовольством человека, уверенного в благорасположении миссис Баг.
- Ну, может быть, - допустил он. - Однако если ты собираешься обвинять меня, нам лучше стереть следы преступления с этого мальца перед возвращением домой.
Дата добавления: 2015-09-30; просмотров: 20 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |