Всё должно быть как всегда.
«Я абсолютно спокойна», - думала она, спускаясь с лестницы.
«Я совсем не волнуюсь», - твердила себе, забираясь в набитый битком автобус.
«Всё как всегда. Ничего не было», - это уже при подходе к Зималетто…
…Жданов вошел в свой кабинет, бросил портфель в кресло. Он знал от Тропинкиной, что ни Кати, ни Малиновского еще нет на рабочих местах. На часах - без пяти девять. А на президентском столе – Катины разбитые очки.
Так и остались здесь лежать. С того самого момента.
…Катя перевела перед дверью дыхание и заставила себя резко, решительно, с озабоченно-деловым выражением на лице толкнуть ее, мысленно репетируя бодрое и жизнерадостное: «Доброе утро, Андрей Палыч!»
…Ничего, кроме молний от пересекшихся взглядов.
Секунда, в которую исчезает «всё, что кроме».
Никакого медленного, зачарованного, осторожного приближения.
Быстрое пламя.
Пожар – пятой категории сложности. Это когда рушатся балки и спасать из огня уже некого.
Рабочее утро, Зималетто, кабинет президента. За тонкой дверью в приемной, буквально в двух шагах, - зевающая Клочкова, слышны откуда-то голоса других сотрудников, чей-то смех. Жданов трезв как стекло, Катя – отрепетированно «бодро-жизнерадостная»… Как говорится, «ничто не предвещало и не способствовало». Однако…
Однако швырнуло друг к другу вихрем. Двумя вихрями – с двух сторон.
Из проблесков в голове Андрея: «Ты пришла. Я страшно соскучился. У тебя любящие глаза. И смотрят они на меня, тут больше нет никого…». Про новые очки даже не понял… не углядел, мощный толчок – к ней.
Из проблесков в голове Кати: «Ты здесь. Я страшно соскучилась. У тебя тот же взгляд. Тот же, сведший меня недавно с ума. Так это было не наваждение?..» Качнулась к нему, на его порыв.
Просто – объятия. Судорожные. Как при возвращении с фронта после пятилетней войны.
- Андрей Палыч… что мы делаем?
Оба – в пальто. Жарко. Хорошо. Страшно.
- Я обнимаю вас… тебя, Кать, - он еще усилил хватку, хотя, казалось бы – куда уже… - А ты разве делаешь что-то другое?..
- Я делаю то же самое. Я сошла с ума.
- Видимо, это и мой диагноз.
…Голоса… Откуда-то издалека… Или не так уж издалека?.. Сотрудники обмениваются впечатлениями от каникул…
- Андрей Палыч, сюда могут войти.
- Ну, значит, судьба такая. Не могу я тебя сейчас отпустить. Слишком долго не видел.
…Как отрадно дышится над валиком ее золотящихся волос. Вселенная сузилась до двух колец из рук. Ее щека прижата к его груди, разомкнуться – невозможно.
Как давно они вместе?..
Как давно – родные?..
Голос Виктории из приемной:
- Пончева, ты совсем совесть потеряла? Ты у меня конфету из коробки сперла!
Татьянино возмущенное в ответ:
- Чего-о-о?! Даром мне не нужны твои конфеты! Я вот за этой папкой заходила!
- Андрей… Палыч…
- Тише, тише… - не отпускал, не мог. – Тише…
При попытке вырваться Катя невольно подняла к нему лицо, и началось новое безумие – поцелуи сквозь тяжелые, срывающиеся дыхания – быстрые, скользящие, горячие, жадные, повсюду. Встречала его губы с дрожью и наслаждением, пропадала в них.
Телефонный звонок. Голос Клочковой:
- Компания Зималетто, приемная президента. Господин Жданов?.. Да, у себя. Как вас представить?.. Одну минуточку…
- Андрей!.. Палыч!..
…Ослабил объятия, причинив себе физическую боль. Катя скрылась в каморке за пол-мгновения до появления в дверях Вики.
- Звонит Перминов из «Континенталь-стиля». Соединить?
- Соединяй, - отрывисто ответил Андрей, заставляя себя вспомнить, что такое «Континенталь-стиль» и кто такой Перминов.
Катя повесила пальто на крючок, туда же – шарф, тот не удержался, съехал на пол. Не заметила. Села на свое место, дрожащей рукой включила компьютер, горящее лицо вытерла влажной салфеткой. Водила мышкой по монитору, тыкалась в какие-то папки и документы - полная бессмыслица в действиях.
Жданов говорил за стеной по телефону. Говорил хоть и по существу делового вопроса, но сбивчиво – заметно, что не совсем пришел в себя.
Сейчас он закончит разговор и войдет сюда.
И будет между ними барьер в виде стола.
И будут его глаза.
И что-то он ей скажет. Непременно.
Второй раз это сумасшествие молчанием не завершится.
И «не знаю, что на меня нашло» уже не прокатит.
Это будут какие-то другие слова – она почему-то в этом уверена.
А из клубка чувств самое сильное – ужас.
Тик-так, тик-так – стучали в сознании воображаемые ходики.
Наконец, открылась дверь в каморку. Жданов, только что выяснивший у Шуры, что Малиновский всё еще отсутствует, вошел, сел на табурет. Катя смотрела ему прямо в глаза. Он тоже не отводил взгляд.
- Новые очки тебе идут, - произнес Андрей непонятным тоном.
Она никак не отреагировала на эту реплику – просто смотрела.
- А Кира предложила ускорить нашу с ней свадьбу, - добавил он после паузы. Плавный перелет с очков на свадьбу – ничего не скажешь.
Катя улыбнулась. Это с ней случалось – в минуты глубочайшей растерянности. Вот такая абсурдная реакция.
- А я тебя люблю, - доконал ее Жданов, сделав упор на слове «тебя».
Улыбка сбежала с ее лица. Не проронила ни слова.
- Почему ты молчишь, Кать? – спросил он сдавленным голосом.
- А что я должна сказать, Андрей Палыч? – она сохраняла потрясающее хладнокровие, несмотря на расплывающийся в горячей голове гриб от атомного взрыва.
- Спросить тоже ни о чем не хочешь?
- Хорошо, спрошу. Вы согласились ускорить свадьбу?
- Да, - не сразу ответил Жданов.
- Поздравляю.
- Перестань, Катюша. Ты знаешь, почему я согласился?
- Собственно, это не важно.
- Это важно. Я струсил. Я бываю трусом, и для тебя это не секрет. Ты вообще знаешь про меня многое из того, чего другие не знают.
- Чего вы испугались?
- Что ты с Романом. Что у вас всё далеко зашло. Что ты больше меня не любишь.
Произнес и тут же ужаснулся – совершенно непроизвольно вырвалось у него это словечко – «больше». От Кати оно тоже не укрылось:
- Больше? Вы… - хладнокровная леди, называется, пальцы мелко затряслись, пришлось их переплести. – Вы что же, уверены в том, что при рождении получили абонемент на все женские сердца без исключения?
- Нет, Кать. Не то. Черт… - он колебался несколько секунд и решительно поднял на нее глаза. – Я скажу как есть, хоть и рискую вызвать твой гнев. Твой дневник…
- Что?! – кровь отхлынула от ее щек.
- Я не читал его, - торопливо добавил Жданов. – Я не знал, что это дневник, думал – блокнот с рабочими записями. Открыл на закладке. Всего три строчки.
- Я поняла, - выдохнула она.
Можно себе представить, что это были за строчки…
- Катя…
- Я поняла, Андрей Палыч, - теперь потряхивало от жгучего стыда и горечи. - Когда это было?
- За несколько дней до корпоратива.
- Что ж… Почти месяц прошел. За месяц порой война начинается и заканчивается. Вы не зря боялись. Условия для того, чтобы моя призрачная любовь развеялась по ветру, были самые подходящие.
Он медленно покачал головой.
- Нет, Кать. Не развеялась. Ты вошла, и я увидел эту самую «неразвеянность» в твоих глазах. А потом твои губы сказали мне это. Я дурак. Я люблю тебя. И ты меня любишь.
- Бред какой-то, - прошептала она.
Звенела внутри натянутая-пренатянутая струна – и вдруг лопнула. Катя сжалась, спрятала лицо в ладони и простонала:
- Так не может быть… Вы сговорились, да?.. Сговорились свести меня с ума?.. Это такая игра, причуда для богатых и пресыщенных? Кто-то сафари в Африке устраивает, кто-то – тараканьи бега, кто-то в космос летит, а кто-то морочит на пару с другом вот так голову невзрачной наивной девчонке?! Этого не может, не может быть! Я – Катя Пушкарева! А вы оба либо съехали с катушек, либо затеяли что-то изощренно-издевательское!
- Тише, тише, Кать, Катенька, - Жданов уже был у ее ног, целовал ее руки, которые она упорно старалась сжать в кулачки. – Дурочка… Ты еще скажи – мы на пыжиковую шапку поспорили. Ты саму себя-то не старайся обмануть. Роман искренен, ты не можешь этого не чувствовать. И я искренен. Так случилось. Послушай меня… не вырывайся, прошу тебя. Кать… Ты не понимаешь, кто ты, потому и не веришь. Ты – чудо. Ты – птица. Ты очень красивая. Ты прекрасна. Это вопрос зрения. Не диоптрий, не хрусталиков – просто зрения…
- Встаньте, - отчаянно попросила она. – Сюда могут войти в любую минуту! Не время и не место сейчас…
- Сейчас, Катя, - твердо сказал он. – Пока не пришел Роман. Он придет – и вот тогда будет поздно. Потому что длить эту аховую ситуацию нельзя.
- Что?.. – от изумления и негодования она аж заговорить в полный голос не смогла. – Вы… Вы никого не забыли, Андрей Палыч? Вы Киру Юрьевну, свою невесту, не забыли?.. Которой вы УЖЕ пообещали ускорить свадьбу?! Вы можете так – с живыми людьми?.. Я – не могу! Хоть Рома мне не жених и ничего я ему не обещала – не могу! Я ведь дала ему надежду! Мы почти каждый день были вместе, и это были хорошие дни! Вы… вернулись, как Бог в свои чертоги, увидели какую-то во мне «неразвеянность», обрушили на меня такое… и вдобавок решаете немедленно всё перевернуть с ног на голову, причинить боль близким вам людям?! А по какому праву? Вам строчки из моего дневника дали такое право?! Да встаньте же, наконец!
Он поднялся и ее повлек за собой, как приклеил к себе и заговорил тихо в ушко, поглаживая по голове, словно ребенка:
- Права, Кать, во всём права, хочешь – поколоти кулачками изо всей силы… По спине, Катюша, поколоти, не отпущу потому что… Запутался я, Киру запутал, тебя напугал, перед Ромкой страшно виноват. Кругом виноват. Рискую лучшего друга потерять. Но что же делать?.. Люблю. Давно, наверное. Не понимал, не осознавал. Вопросы зрения... Мы должны быть вместе.
Она потрясенно затихла в его руках.
…Господи, он не знал, что это так сильно. Вот этот нежаще-сжигающий огонь во всем существе – от родного тепла. От изгибинок под рыжей шерстяной кофточкой – какая ты там, Кать?.. Этот вопрос – почему-то из области вторичного, неглавного… Шалел от близости. Будто шелковой горячей нитью каждый нерв опутан. Выпустить ее сейчас из рук – как инвалидность приобрести. Первой степени. Без права на реабилитацию.
- Андрей Палыч, - глухо проговорила Катя, - запоздалый это разговор. Я не могу так поступить с Романом. Пока вы активно «боялись» в своем Лондоне, он был со мной, открыто. Он вообще весь открыт – как на ладони. Я так ему благодарна. Я не могу его… уничтожить…
Дура-а-ак… Тормоз чертов… Так запустить ситуацию – из-за проклятой трусости!
- Кать… - он в страхе искал ее взгляд. – Но ты же меня любишь. Меня!
Она подняла на него глаза. Темные, горькие, спокойные.
- Ну и что? – ответ выстрелил со снайперским прицелом. – Я любила вас на страницах своего дневника. Я любила вас, пряча ваших любовниц от Киры. Я любила вас, слушая вот тут охи-вздохи за стенкой, которые даже музыкой было не заглушить. Вот такая она – моя наука любви к Андрею Жданову. Никому ее не пожелаю. Это всё дневниковые фантазии. Флёр. Не придавайте им большого значения. Есть реальная жизнь – параллельная всему этому. Моя жизнь.
- Кать… - страх сменился ужасом – липким, как капли пота на спине и на лбу. – Ты меня кем сейчас заставляешь ощутить? Призраком? Привидением? Героем дамского романа? Вот он я – реальный. Из плоти и крови. Разве ты не чувствуешь? А что надо сделать, чтобы почувствовала? – приблизил свое лицо к ее лицу. – Что?..
- Не смейте…
Посмел. И сопротивляться она была не способна. Ненавидела себя за наслаждение от поцелуя, за то, что сдается этим огненным рекам, несущимся по венам, и не в силах ничего изменить. Это было, было… В юности – было, в студенческой общаге, с привкусом портвейна и с ее наивными представлениями о любви и последующим сокрушительным обвалом... Это было недавно – с падением яблока на пол в красивом номере питерского отеля, возбуждающе и по-взрослому, но с порывом отторжения… И вот сейчас – горячий рот, язык, дыхание, сумасшествие, блаженство… «Родной мой, мечтала… то есть даже мечтать не смела… Каждая пОра раскрыта перед тобой, словно бутон, раскрыта заранее, так пересохшая земля ждет ливня, будто манны небесной…»
…И никто не врывается в кабинет. И не звонят телефоны. Как сговорились все в этом мире оставить их на малую толику времени.
- Я объяснюсь с Кирой, - шепот Андрея, он мог только шептать, и опять быстрые поцелуи - везде, - сегодня же. Пусть она и все родственники заодно возненавидят меня, всё равно... Если хочешь – я сам поговорю с Ромкой. Если тебе это тяжело…
- Что?.. – Катя медленно трезвела, ладони обрели уверенность, твердо уперлись в его грудь. – Что?.. Вы… что-то решили для себя, а меня спрашивать не обязательно? Предлагаете мне всё разрушить, да еще и вашими руками? Я не хочу сеять разруху и ненависть. Я привыкла отвечать за свои слова и поступки. Я не могу так обойтись с Романом – я уже сказала вам. Да и вы не сможете, не имеете права – всё слишком далеко зашло. Андрей Палыч, уходите. Не прикасайтесь ко мне больше! Поздно!
- У тебя с ним было что-то?.. – обожгла Жданова единственная из всех возможных догадок, объясняющая такое сопротивление и отчаяние.
Катино лицо стало мраморно-неподвижным. В шоколадных глазах – вызов. Ответить она не успела…
- Люди, ау! – голос Малиновского из кабинета.
Она еще больше побелела, сжалась. Быстро предупредила:
- Одно слово ему, Андрей Палыч, - и мы больше никогда не увидимся. Отойдите от меня.
Ошеломленный ее тоном, Жданов послушался – отступил. Катя села на свое место, уставилась в монитор.
Дверь в каморку распахнулась.
- Всем привет! – оптимистично провозгласил Роман. – Оу, производственное совещание с утра?..
- Привет, Ром, - смог ответить Андрей.
- Здравствуй, - сказала Катя.
В ее голосе была нежность. Та самая бессильная нежность, которая бывает от острого чувства вины и витающего в воздухе призрака катастрофы.
А Ромка ничего не замечал. Он был оживлен, улыбался, веселые искорки в глазах. Он видел перед собой любимую девушку и лучшего друга, и ему было хорошо.
- Палыч, каюсь – опоздал. Женька полночи где-то колобродила, с ума меня сводила. Обязуюсь наверстать трудовым рвением… А вы чего такие смурные? Не слишком оптимистичные отчеты по продажам?
- Наоборот, - Катя улыбнулась ему, собрав всю свою волю, жалкие ее лохмотья. – Цифры растут в геометрической прогрессии.
- Андрей, Шнайдеров на проводе! – сообщила Клочкова от дверей кабинета.
Жданов вышел из каморки, не сказав больше ни слова.
- Ну как ты? – Малиновский взял Катину ладошку, удивился: - Пальцы ледяные… Ты хорошо себя чувствуешь?
«Пальцы ледяные. Мертвые, можно сказать. Чувствую себя – хуже некуда. Я не могу лгать этим глазам. И погасить вот этот теплый свет в них – тоже не могу».
Спасительной трелью разразился мобильник Романа.
- Да, Игорь Степанович. Да, конечно, помню. Мы на двенадцать договаривались? – быстрый взгляд на «Роллекс». – Да-да, я успею, не сомневайтесь! Мне только документы распечатать… Да, до встречи. Всё, Катюш, гибну, иду на дно, - сообщил он со смешком. – Надо бежать.
- Конечно, Ром.
Он поцеловал ее пальчики напоследок…
Какое-то время (минуты? секунды?) Катя стояла неподвижно. Затем взяла сумку, пальто и шарф и вышла из каморки. Жданов только закончил телефонный разговор – стоял у окна.
- Андрей Палыч, отпустите меня домой. Можно я сегодня поработаю дома над балансом?
- Кать, бегство не выход.
- Я хочу побыть одна. Пожалуйста.
Он видел – она измучена. Осознавал, пропадая от горечи, - никакого счастья он своим признанием в ней не поселил, одно лишь смятение и хаос.
Она сказала – поздно.
И так и не ответила – что у них с Малиновским.
Но сейчас повторять вопрос и вообще что-либо говорить на эту тему нельзя. Катя на пределе. Ей нужна передышка.
- Иди, Кать. Только… ты ведь понимаешь. Завтра наступит новый день.
- Необязательно, - с отчаянием произнесла она. – Есть еще шанс на внезапный апокалипсис.
Уходила, не оглядываясь...
- Мама дорогая, - проговорил Зорькин, сидя по-турецки на Катиной тахте. – Роди меня обратно. Пушкарева, это что за омут из шекспировских страстей? Ты меня не разыгрываешь случайно? Может, это твои фантазии, так сказать, нереализованное либи… ой, молчу, а то прибьешь, на фиг.
- Если бы фантазии, Коля, - Катя забралась на свое излюбленное место – в угол подоконника и теребила край шторы. – Я хочу вернуться в те времена, где меня никто не замечал, где я была одна. Это лучше, чем вот такой караул. Мне хочется исчезнуть куда-то.
- И ты всерьез полагаешь, что вырубить мобильник и выдернуть розетку городского телефона – это выход из положения?
- Не выход. Но у меня голова лопается, - она терла кулачками щеки и лоб, словно это могло унять в сознании потрясение. – Не могу никого ни видеть, ни слышать.
- Кроме меня.
- Кроме тебя.
- Ты сделала правильный выбор, Пушкарева. Вот тебе и выход – мы с тобой поженимся, и все вопросы снимутся сами собой.
- Ты шутишь. Это хорошо, что ты шутишь. Как будто и нет всего этого ужаса.
- Да в чем уж такой ужас-то, Кать? Ты очутилась в сказке, где тебя любят сразу двое молодых, красивых и богатых. Устрой между ними соревнование – заплыв через Москву-реку. Или через Яузу. Кто первый, тот и…
- Хватит. Это уже не смешно. Коль, я не понимаю. Посмотри на меня объективным взглядом. Я всё та же, я не изменилась. Не владею ведьмиными приемами, никого не привораживала. Что с ними случилось – с обоими? Ты знаешь, какие женщины у них были?!
- Тебе серьезно ответить или схохмить опять?
- Попробуй серьезно, для разнообразия.
- Хорошо, - Зорькин с торжественным выражением лица выпрямился, даже ноги вниз опустил. – Докладываю свою версию. С самого начала образовалось ваше слаженное трио в работе. Общие тайны, общие планы, всё такое прочее. Ты больших мальчиков каждый день удивляла знаниями и умениями, а потом ты стала элементарно вытаскивать их из пропасти – раз за разом. Помнишь, у Сэлинджера, «Над пропастью во ржи»? Бегают неразумные ребятишки по краю, резвятся, а ты к ним приставлена, чтобы вовремя хватать их за шкирки. Короче, ни вздохнуть им уже без тебя, ни… гхм, в общем, ты понимаешь. Ну а еще через какое-то время ты легким движением руки взяла и спасла ребяткам компанию.
- Не я, а ты.
- Я для них – нечто абстрактное, невидимое приложение к тебе, поэтому весь восторг обрушился естественным образом на тебя. Всё это – очень прочный замес для нежных чувств. Увидеть в тебе женщину таким, как Малиновский и Жданов, с их-то штампами насчет слабого пола типа «ум отдельно, ноги отдельно» - весьма проблематично. Помогло благоприятное стечение обстоятельств. Командировка, прогулки по Питеру, неформальное общение… Ты вроде как и стишата Роману читала?
- Случайно родилось, к слову, после спектакля…
- Неважно, что из чего родилось. Ты, Пушкарева, расставила силки, сама об этом не догадываясь. И со Ждановым – так же. Дед Мороз и Снегурочка, песенки, хиханьки, глаза в глаза… Потом бах – твои откровения в дневнике. Гремучая смесь. Оба – в ловушке. Именно потому, что почва была подготовлена заранее. Могла заплодоносить, а могла и нет. Получился вариант первый. Причем с двойным эффектом. Ну? – Николай поглядел на подругу горделиво. – Как тебе моя безупречная логика?
- Может, она и безупречная. Но что мне делать теперь?
- Как что? Выбери Жданова. Ты же его любишь.
- У него свадьба через несколько дней. Это по-человечески? Вот так – с его невестой?
- Прости, я забыл, насколько ты совестливая. Ну, тогда выбери Малиновского, который без невесты.
- Не хочу я никого выбирать. Я не на ярмарке! Не хочу ничего разрушать – Кирину жизнь, дружбу Андрея и Романа, приносить боль – никому!
- Ууу. Тогда давай тебя клонируем, Пушкарева. И Жданова заодно клонируем. Чтобы всем было счастье.
- Коля-а-а… - простонала она, закрыв глаза. – Я понимаю, тебе забавно, ты в остроумии упражняешься, а мне – прямо хоть под автобус… Я тебе другую книгу в пример приведу – «Динка прощается с детством». Меня ужасал момент, когда перед Динкой встал выбор между Леней и Хохолком. Так красноречиво описано, как она рыдала потом. И я рыдала вместе с ней – всю страницу залила. А ведь там не было никаких других невест, и между соперниками не существовало дружбы…
- Кать, - он нахмурился, - мне тебя жалко, и ты, конечно, прости, но решать надо сейчас. Резать, не дожидаясь перитонита. Даже если ты вздумаешь послать их обоих, чтобы никому не было обидно. А что, ничего так себе вариант – жертвенный с твоей стороны. Дружба не разрушится, невеста не повесится, жизнь войдет в свою колею.
- Хороший вариант, Коля. В самом деле хороший. Уволиться из Зималетто, уехать куда-нибудь – была и сплыла. Нет человека – нет проблемы.
- Здрасьте, договорились, - разозлился Зорькин. – Попала в переделку – изволь из нее выбираться, но только не по-страусиному – головой в песок. Это не твое, Катька. Принимай решение и включай телефоны. Всякое промедление только усугубит ситуацию.
…В этот день небо над Москвой было свинцово-серым. Тучи сгущались, ощущалось приближение снегопада.
Малиновский весь этот день мотался по встречам – очнувшиеся от затяжных праздников партнеры разом повылезали на свет белый и спешили возобновить активную деятельность совместно с Зималетто. Кира тоже отсутствовала - объезжала с проверкой магазины.
Андрей работал на своем месте.
Звонил Кате периодически.
Домашний не отвечал, мобильный сначала был недоступен, потом – длинные гудки. Она не отзывалась. Видела, значит, – кто ей звонит, и не отзывалась. Но раз включила телефон, значит, отзывалась кому-то другому…
«Спряталась, птица моя нездешняя. Дурочка. Натворишь дел…»
Неужели не понимает – оттягивать нельзя?..
Или… выбрала Ромку?
Нет. Тогда бы ответила. При любом выборе бы ответила. Она не трусиха. Она – в замешательстве. Сознание – в коллапсе.
Было около пяти вечера, когда дверь в кабинет распахнулась и появилось прелестное видение – невысокая стройная девушка в отменном прикиде: высокие серые замшевые сапоги, короткая черная юбка, норковый полушубочек. Пышные русые волосы красиво уложены, милое лицо идеально, ненавязчиво подкрашено.
- Господин Жданов? – широкая улыбка от уха до уха. – Ваша секретарша отсутствует, поэтому доложить о своем прибытии по всей форме у меня не было возможности. Но, может, вы и так меня узнаете?
- Женька! - Андрей улыбнулся в ответ, поднялся ей навстречу. – Безумно рад тебя видеть. Чего это ты мне «выкаешь»?
- Ну, это первые пять секунд, - засмеялась она. – А целовать тебя можно?
- Нужно, - он сам чмокнул ее в щечку. – Прекрасно выглядишь.
- Ты тоже шикарен, как и прежде.
- Ты к Ромке? А его, кажется, нет на месте.
- Я знаю, я ему звонила. Он в пути, скоро будет. Специально зашла поздороваться с тобой.
- Мило с твоей стороны. Сейчас я попробую разыскать свою секретаршу и, прежде чем ее уволить за отсутствие на рабочем месте, попрошу принести кофе.
- Зачем же так сурово? – Евгения грациозной походкой приблизилась к креслу и села, скинув шубку. – Да и кофе я не хочу.
- А виски?
- Ну, если только глоточек.
…Получив бокал, она изучила жидкость на свет, пригубила, одобрила вкус и глотнула побольше.
- Отличный виски.
- Рассказывай, как живешь, - Жданов наблюдал за ней с улыбкой, сидя напротив.
- Я-то? Лучше всех.
- Замуж не собираешься?
- Я тебя умоляю!
- Что – всё так же коллекционируешь мужские сердца? – поддразнил ее Андрей.
- Коллекционирование – очень полезное занятие, - спокойно кивнула она. – Так и психологи говорят.
- Ну, это до поры до времени, пока не влюбишься по-настоящему.
- Не влюблюсь.
- Так категорично? О, не зарекайся.
- Я не влюблюсь, - повторила Женька насмешливо и с вызовом. – Я уже люблю.
- Я уже люблю.
- Вот как? И кто счастливчик?
- Счастливчик… - Евгения картинно закатила глаза. – Он… моряк дальнего плавания. Представляешь – всё время в море. И холодный он, как море.
- Холодный? В смысле – как айсберг в океане?
- Точно. Тот самый, об который «Титаник» разбился.
- Как же ты его любишь, такого холодного?
- Жарко люблю, - подмигнула ему Женька. – Соревнования у нас, кто кого – я его растоплю или он меня заморозит.
- По-моему, ты мне зубы заговариваешь, - засмеялся Андрей – эта девушка просто не могла не рассмешить, - а про моряка на ходу сочинила. Женька, тебе бы в писательницы. Или в актрисы.
Дверь открылась, вошел Малиновский. Присвистнул.
- Ух ты. Что тут происходит? Палыч, сестру мне спаиваешь?
- Не я ее спаиваю – она мне голову морочит.
- Она всем морочит голову, - Роман наклонился, поцеловал ее в лоб, - и с этим ничего не поделаешь, надо смириться. Ты что, дорогая моя, сделала с нашим охранником Сергеем Сергеевичем Потапкиным?
- А что такое? – Женька невинно похлопала ресничками, только чертенята в глазах ее выдавали.
- Он там до сих пор стоит и млеет, размягченный до состояния повидла. «Ах, какая у вас сестра, Роман Дмитрич, ах, какая… Слов не подберешь…»
- Да я всего лишь сказала, что такому представительному мужчине очень пошли бы гусарские усы, - Евгения пожала плечами.
- Ну всё, будет теперь у нас Потапкин стоять на проходной с гусарскими усами, - хихикнул Малиновский. – Ладно. Какие у нас планы на вечер?
- Планы – у меня, и ты меня до этих «планов» сейчас подвезешь, - объявила она безапелляционно.
- В смысле?
- В смысле – я сегодня ужинаю с Катей. Вдвоем. Она сама меня пригласила. У нас девичник – мальчики не участвуют.
- Сурово, - вздохнул Роман. – Катя у себя? – кивнул в сторону каморки.
- Нет, она сегодня дома работала, - сообщила Женька. – Оттуда мне и звонила.
- Как дома? Она же утром тут была, - удивился Малиновский и посмотрел на Жданова.
С момента произнесения Евгенией Катиного имени внутренне окаменевший Андрей выдержал Ромкин взгляд.
- Она отпросилась, - скупо ответил он.
- Что-то случилось?
- Ром, отпросилась – и всё.
Роман тему развивать не стал, но продолжал внимательно смотреть на друга.
- Ну что, поехали, братец? – вклинилась Женька.
- Спускайся, Жень, я сейчас.
- А, вам пошептаться надо, - догадалась она. – Окей. Андрей, приятно было повидаться. Пойду еще побалакаю с вашим душкой-охранником.
Евгения удалилась, оставив после себя горьковатый аромат изысканных духов.
- Палыч, что происходит? Катя едет на работу с утра через весь город, чтобы отпроситься и отправиться работать домой? И при этом ты не знаешь причины столь странного поведения? Не верю. Говори, что стряслось.
…Вот этого и боялся Жданов – что останется вот так, один на один с другом в ситуации, когда правду сказать он не имеет права – Катя запретила, а врать просто физически не может. Да и не пройдет никакая фальшь – у влюбленных всё обострено, в том числе и интуиция. В конце концов, не заслужил Роман вранья.
- Ромк, не время сейчас, - всё, что сумел произнести Андрей. – Давай отложим разговор.
- Значит, говорить есть о чем – я тебя правильно понял?
- Ты меня правильно понял. Только не сейчас. Женька ждет.
- Женька подождет. Сейчас, Андрюх. В состоянии неизвестности я нервным делаюсь, а мне машину вести. Я за жизнь и здоровье своей сестры отвечаю. Говори.
Малиновский внешне выглядел спокойным, подводила напряженная, застывшая поза и глаза… Он смотрел так, будто всё понимал. Будто всё понял сразу, после невнятного «отпросилась – и всё».
Ведь речь идет о Кате.
О ее внезапном бегстве со своего рабочего места – иначе это и не назовешь.
Утром они были со Ждановым в каморке. Производственное совещание. Дурак…
У Андрюхи глаза виноватые. Страдательные и сострадательные. Он встал, чтобы они были на равных.
Какие тут могут быть слова?..
- Ну, давай я сам скажу, - голос Романа не дрожал, не срывался – обычный негромкий голос, вся буря внутри. – Вижу – тяжело тебе. Или не велено пока говорить. Катей не велено, да? Ей тоже меня жаль? Понимаю. На глаза мне показаться – невыносимо. А с сестрицей моей поужинать – запросто.
- Ром, Катю винить не в чем. Она мучается. Ей нужен, наверное, нейтральный человек, просто побыть с кем-то… Вини меня.
- Я никого не виню. Когда ты понял, что любишь ее?.. Не отвечай. Я догадываюсь. Не сейчас. До праздников. Предпринял попытку оставить всё как есть? Благородно, Андрей. Не вышло? Разлука усугубила? «Не вынесла душа поэта». И ты признался Кате. И не просто признался. Помнишь наш разговор в «Лиссабоне»? Ухаживания приняты, когда целуешь девушку, и далеко не в щеку, и она тебя не отталкивает, а отвечает.
- Ромка…
- Не надо реплик. Я спокоен. Я ведь ее поцеловал в Питере, и она меня оттолкнула. Умная девочка Катя Пушкарева сразу заподозрила, что я ее таким способом от Зорькина пытаюсь отвадить. Что мы с тобой боимся за Зималетто – только и всего. А я был уже ошалевший от нее… И знаешь, что она сделала? Показала мне отрывок из своего дневника. С пламенными словами в адрес Андрея Жданова. Как доказательство ее преданности тебе и Зималетто. Ну и, соответственно – как намек на бессмысленность моих дальнейших поползновений. И клятву с меня взяла – что ты никогда об этом не узнаешь. Так что мне действительно некого винить, кроме себя. Я знал, что она тебя любит, и не перестал при этом ходить за ней по пятам, как приклеенный. Я ведь не думал, что с тобой это стрясется. Вернее, подспудно боялся – оттого и ревновал. Ты всё-таки сделал этот шаг в своем сознании. И я уже знаю, что будет дальше. Ты пойдешь на всё – на отмену свадьбы, рискнешь целостностью активов Зималетто – по-другому не сможешь и не захочешь. Потому что это Катя. Думаю, тема исчерпана.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |