Так о каких же теперь открытиях-потрясениях может идти речь?..
О каком подвешенном в невесомости сердце?..
Подвесил он себя сам, своими собственными руками, за загривок.
Пер к цели напролом.
А теперь ставшее ненужным – отбросить? Переступить? Разбить надежды двух семей? И попутно – Ромкину надежду?..
«Катя, Катенька, птица моя нездешняя». Теснение в горле.
Она влюблена в него, но это влюбленность в кумира. Влюбленность без надежды, свойственная вот таким чистым, застенчивым девушкам. Это не мешает им жить потом счастливо в реальном мире, а не в фантазиях. Да и вообще… делать какие-то выводы по трем строчкам в дневнике…
Надо дать Роману шанс. Не мешать ему. Малиновский заслужил – первым шагнул в это колдовское озеро. И он не связывал себя обязательствами перед другой женщиной «корысти ради». А его, Жданова, сердце… да черт с ним… Он тоже имеет то, что заслуживает…
«Я принял решение?..»
Короткий болевой приступ в груди.
«Я не могу его принять…»
- Андрей, - измученно произнесла Кира. – Кажется, у меня жар.
Жданов с трудом вынырнул из чана с бурлящим варевом из мыслей и эмоций. Коснулся ладонью ее лба – он полыхал.
- У тебя болит что-нибудь?
- Нет… Только температура…
Ясно. Довела себя до лихорадки переживаниями и слезами.
А по сути – это он ее довел.
Андрей уложил Киру, как маленькую, в постель, накрыл одеялом. Принес аспирин, чаю с лимоном и медом. Сидел рядом, пока она не уснула, свернувшись калачиком, с горькими складочками у губ. Последняя ее реплика, уже практически за чертой бодрствования:
- Мы поедем в Лондон на Новый год, правда же?.. Ты обещал… Поедем?..
Ответа Кира не дождалась – уже через мгновение спала.
Жданов ушел в гостиную, зажег камин, сел на диван с бокалом виски.
«Я принял решение?»
Опять в груди – болезненный сердечный кульбит.
«Я его принял».
«Шабаш ведьм» - пожалуй, самое точное определение для женсовета, сгрудившегося у ресепшена с самого утра и смакующего последние новости. Выйдя из лифта, Жданов сразу отметил – Кати среди подруг нету. Зато ее имя тут же коснулось слуха:
- Роман Дмитрич привез Катю?
- Да говорю же – собственными глазами видела!
- А я в лифте с ними ехала! Катька такая смущенная была… А Малиновский так на нее смотрел, так смотрел!
- Быть такого не может! Чтобы Роман Дмитрич…
- Да это как будто даже не Роман Дмитрич. Внешне вроде он, а по сути – кто-то совсем-совсем другой. Такое выражение лица, такое… ну вот нипочем не Роман Дмитрич!
- Чудеса…
- А я и раньше замечала, что они… общаются. Разговаривают. То тут наткнусь, то там. Малиновский улыба-а-ается, физиономия такая блаженная…
- Влюбился?!
- Да не способен он влюбиться! Нечем ему влюбляться! Кое-что другое делать есть чем, а вот любовь…
- Маш, ты меня прости, конечно, но в тебе личная обида говорит. С тобой он даже из лифта на одном этаже боялся выйти. А Катю открыто привез, смотрел открыто, глаз не сводил, и до приемной с ней пошел…
- Что делается! Ну, Катька, ну, тихушница! А как же Коля?
- Надо ее расспросить обо всем.
- Да толку? Ни за что не расколется!
- Доброе утро, дамы, - прервал Жданов поток восклицаний. – Не подскажете – куда я попал? Это компания Зималетто или ярмарка на базарной площади?
«Дамы» притихли, подобрались, отозвались нестройным хором:
- Доброе утро, Андрей Палыч!
- Мы почту разбираем! – поспешно добавила залившаяся румянцем Шурочка.
- Вижу, - кивнул он мрачно и отправился к себе в кабинет.
…Ночь выдалась ужасной. Толком не спал – какими-то урывками. Принятое решение камнем повисло на сердце. Краеугольным камнем – тянуло и кололо одновременно. Рано утром Кира уехала к себе – переодеться. На вопросы, как она себя чувствует, с убивающей его благодарностью повторяла: «Лучше, гораздо лучше». Уходя, приникла к нему судорожно, будто прощались не на пару часов, а навек. Жаль ее было – даже больше, чем себя. Себя жалеть вообще не разрешил – выдал мысленно жесткий, яростный запрет собственному отражению в зеркале, когда брился, с неприязнью глядя в красивое лицо зазеркального двойника.
Надежда была на одно – вот заглянет сейчас в каморку, и наваждение лопнет как мыльный пузырь. Было и сплыло. Знакомая, привычная Катенька улыбнется ему, он ответит дружеской улыбкой, и они непринужденно заговорят о делах. И никакой острой, жгучей маеты в душе, никакой «инопланетности» и невесомости – всё как всегда.
…Медлил в приемной перед дверью как школьник, ловя на себе недоуменно-заинтересованные взгляды Клочковой.
Кабинет был пуст, из каморки – ни звука. Теперь он на этом «пороге» будет топтаться в нерешительности?
Разозлившись на себя, Андрей распахнул дверь.
Абсолютно будничная картинка – Катя на своем рабочем месте, вбивает в компьютер, заглядывая в листок, какие-то цифры. Бежевая кофточка с бантиком у горла, волосы – ровным валиком, только одна тонкая упрямая прядь – на щеке.
Лопайся, мыльный пузырь. Всё действительно как всегда. Это же Катя. Катя Пушкарева!
…Какое там «лопайся». Пузырь стремительно раздуло, судя по распиранию в грудной клетке – до размеров галактики. И не пузырь это никакой, а что-то сверхпрочное и раскаленное – вот-вот то ли разорвет изнутри, то ли расплавит.
Катя.
Прекрасная.
Удивительная.
Родная.
Погиб.
Пропал.
Окончательно.
На что же обрек себя?..
- Доброе утро, Андрей Палыч.
- Доброе утро, Катенька, - заставил себя ответить.
Спасительный голос Урядова за спиной:
- Андрей Палыч, можно? Безотлагательный вопрос, если его не решить – Милко меня четвертует.
- Да, разумеется, - Жданов отодрал себя от дверного косяка, сел на свое место.
Георгий живенько занял кресло напротив и затарахтел:
- Вот тут контракты с моделями просроченные, надо определить, какие продлевать, какие нет. Наш гений галочками пометил, но, на мой взгляд, он слишком размахнулся – выбрал много и самых высокооплачиваемых, не согласовав с вами, и поэтому…
Урядов говорил и говорил, а Андрей рисовал карандашом на стикере звезды. Много-много маленьких звезд.
День прошел в суете, мелкой, выматывающей, громкоголосой (то тут, то там кто-то с кем-то чего-то не мог поделить и договориться). Малиновский опять был «на выезде» - встречался с партнерами, появился только под вечер – в хорошем настроении, оживленный, весь какой-то по-весеннему распахнутый (даром, что на дворе декабрь). Бухнулся в кресло, вытянул ноги, доложил:
- Палыч, я молодец. Я показал дулю конкурентам. Увел Ларионова у «Фонтаны» из-под носа!
- Ларионова? Из «Евростиля»? – Жданов был каменно-спокоен.
- Ага! У них соотношение цены и качества – блеск, это прямо то, что доктор прописал. В общем, всю партию они отдают нам, я образцы уже Милко в мастерскую закинул – он в восторге, языком цокает, чуть не облизывает эти самые образцы. Хвали меня, Андрюх!
- Хвалю. Молодец. Умеешь ты убеждать, Ромка, - Андрей не смотрел на друга, смотрел в экран монитора. – Кого угодно уболтаешь.
- Это ты о чем?
- Это я о Ларионове, - Жданов глянул на часы. Роман заметил это.
- У вас с Катей репетиция сейчас, - констатировал он, сразу как-то угаснув.
Андрей в ответ ничего сказать не успел – из каморки вышла Катерина, положила перед ним стопочку документов.
- Готово, Андрей Палыч.
- Спасибо, Кать.
…Повисла пауза – Жданов уставился в бумаги, словно они – архиважнейшее, что у него есть сейчас в жизни. А сам – исподволь, поверх листа – взгляд на Ромку… Ох, и глаза у него… Могут, оказывается, так светиться и туманиться. Смотрит на Катю, конечно же, безотрывно, открыто. А она?..
Быстрый поворот головы направо – и она смотрит. Вернее, посмотрела и опустила ресницы. И… что это?.. Улыбка на губах?.. Старается ее сдержать. Микроразговор у них такой молчаливый получился…
Скрутилась до упора пружина внутри.
Всё правильно.
Умеет Ромка убеждать и располагать к себе.
Он – реальный.
А строки в дневнике – это всего лишь буквы.
Всего лишь фантазия.
А с пружиной разберемся.
Раскрутим обратно. Как-нибудь.
- Андрей Палыч, мы будем репетировать?
- Да, конечно, - надо же, нормальным голосом ответил, разве только слегка замороженным. – Отступать нам некуда.
- Ладно, - Малиновский поднялся. – Пойду. Не буду мешать.
- Ром, - окликнул его, уже двинувшегося к двери, Жданов, - останься.
- Что?
- Я говорю – останься. Нам нужен независимый эксперт. Посмотришь на всё со стороны, послушаешь - и дашь объективную оценку. А если припозднимся – ты как раз будешь кстати, отвезешь Катю домой. Я не смогу – у нас с Кирой еще планы на вечер.
…Сказал – как в прорубь ледяную прыгнул. С разбегу. В сорок градусов мороза. Без подготовки.
- Серьезно? – Роман посветлел, разулыбался. – С удовольствием приму посильное участие. Я, кстати, и порежиссировать могу – в детстве в драмкружок ходил. Мизансцены, там, всякие повыстраивать, то да сё.
- Вот и отлично, - Андрей встал. – Встречаемся через десять минут в конференц-зале. Мне еще надо к Милко заглянуть, пока он не убежал.
Жданов вышел из кабинета и зачем-то придержал дверь, закрыл ее за собой плавно, бесшумно, оставляя Катю и Рому наедине.
Стоял посреди приемной неподвижно. Сил не было никаких.
- Андрей… тебе что-нибудь нужно? – пролепетала напуганная выражением его лица Клочкова.
- Ага. «Плаху палача и рюмку водки», - жестко усмехнувшись, процитировал он «Обыкновенное чудо».
- Не поняла?..
- Расслабься, Вика. Закажи в офис ужин на троих и можешь быть свободна.
Самое парадоксальное – репетиция прошла очень плодотворно и весело. Зажав себя в кулак, Жданов пребывал в ударе – демонстрировал всё актерское мастерство, на которое был способен, и даже свыше того. Катя, расслабившись, очень мило ему подыгрывала. Малиновский хохотал, вытягивал вперед большой палец, одобряя действо, то и дело азартно подсказывал, с какой стороны зайти, как повернуться, какой трюк использовать.
Потом мирно поужинали, попутно обсуждая, какими еще приколами можно повеселить зималеттовскую публику. Время пробежало незаметно – спохватились в половине десятого.
- Андрюх, у вас же с Кирой планы были. И чего это она телефон твой не обрывает? – удивился Роман.
- Она же знает про репетицию, - пояснил ровным голосом Жданов. – Ничего, успеем. Ее подруга вечеринку в клубе устраивает, а это всегда до утра. Заедем туда ненадолго.
…Какая изящная, убедительная ложь. На самом деле Кира ждала его дома, наверняка всё такая же притихшая и несчастная. И он сейчас действительно к ней поедет. Сейчас, сейчас. Вот только еще один взгляд на Катю. И еще один. И улыбнуться ей беспечно. Вот так. И поймать в ответ легкую улыбку. У нее золотые ресницы…
Головокружение. Проклятый мазохист…
Наконец, Андрей решительно поднялся:
- Всё, друзья мои, по коням.
В подземном гараже он заставил себя пронаблюдать, как Малиновский усаживал Катю в свою машину. Потом Роман помахал ему весело и подмигнул. Впервые за столько времени ослабла между ними болезненная тетива.
«Да, Ромка, мы по-прежнему лучшие друзья. И навсегда ими останемся».
…Потом Андрей долго-долго кружил на джипе по городу. Сворачивал к дому Киры – и вновь менял направление. И так раз двадцать.
Посыпал мелкий снежок, «дворники» трудились исправно, скользя по лобовому стеклу. Как это красиво – белоснежное полотно на сером асфальте.
Смотри – светлее снег,
Смотри – хрустальней лед.
Смотри – морозный воздух стал серебром.
И что-то светит нам,
И что-то нам грядёт,
И верим – этим «чем-то» будет добро.
Катина песенка сопровождала падение снежинок. Они падали сквозь стекло, сквозь пальто, сквозь кожу – прямо в сердце.
…Когда Жданов приехал наконец к Кире, она уже спала – не раздеваясь, поверх покрывала, как-то криво, неловко подсунув под голову подушку. Причина столь раннего отхода ко сну стояла на кофейном столике – пустая бутылка из-под вина.
- Я пойду, Роман Дмитрич. Спасибо, что подвезли.
- Катя, а давайте на «ты»?..
- Простите… Я не смогу, наверное…
Ну вот, сразу сжалась, отдалилась. А всю дорогу они болтали так непринужденно.
Малиновский пребывал в состоянии остро-сладкой пытки. Малейшее, самое крохотное приближение к Кате – и она отступала.
- Почему не сможете? Разве местоимение «ты» произносить сложнее, чем местоимение «вы»? – он вновь прибегнул к спасительному шутливому тону. – Ну, давайте порепетируем. Вечер сегодня такой – сплошные репетиции. Попробуйте сказать следующую фразу: «Рома, спасибо, что ты меня подвез». Повторяйте за мной.
- Давайте вы покажете мне пример, - она улыбнулась не без лукавинки. – Скажите мне: «Катя, уже поздно, ты должна немедленно покинуть мою машину».
- Вы меня без ножа режете. Я не могу такое произнести!
- Ну, вот видите.
- Думаете, подловили меня, да? А мне просто формулировка не понравилась. Я по-другому скажу, - он вдруг наклонился к самому ее уху и прошептал: - Катя, я не хочу, чтобы ты покидала мою машину.
Она замерла – не отстранилась. Это позволило опьяневшему от ее близости Малиновскому добавить всё тем же срывающимся шепотом:
- Я хочу быть с тобой. Всегда.
…Она ведь чувствует жар, исходящий от него, - не может не чувствовать. Голову не отклонила, не отодвинулась, но – вся неподвижная, ушедшая в себя, губы плотно сомкнуты. Желание разомкнуть эти губы поцелуем становилось взрывоопасным, зашкаливающим.
Не посмел. Обрушил всю свою страсть на ее ладонь – целовал, сплетал-расплетал ее пальцы со своими – Катя не отнимала руки, она нагревалась от горячих губ Романа и даже вздрагивала слегка, пьяня его этим еще больше… Но что-то творилось с ней при этом – словно какой-то потайной душевный капкан не выпускал из плена… Вон и глаза ее – влажные, грустно-растерянные… безумно красивые…
Ну что – опять Жданов? Он – причина?.. Но сколько же можно – безнадеги этой?.. Вот только что, нынешним же вечером, он упомянул опять о Кире, о том, что едет с ней куда-то… Ведь яснее ясного – его жизнь решена, согласована и утверждена «в верхах», незримые печати расставлены, осталось только в паспорт печать шлепнуть.
Или это в нем, в Романе, дело?
- Катя… - поцелуи становились все горячее, достигли запястья. – Катенька…
- Рома, я не могу, я не готова, - сдавленно произнесла она. – Прости меня…
- Вот видишь, получилось, - он всё шептал, не мог заговорить полноценно. – Получилось назвать меня на «ты». За что же ты просишь прощения?.. Катюша, я учусь терпению. Это сложно, но мне даже нравится этому учиться. Всё будет только так, как ты захочешь.
Малиновский выпустил ее руку. Сам. Превеликим усилием воли. И был вознагражден – Катя посмотрела на него с нежной благодарностью и сказала:
- Не знала раньше, что ты такой хороший.
- Да я разный, Катя, - кое-как справился с тахикардией, улыбнулся. – Чего только во мне не намешано. Правда, сейчас, кажется, выдуло всё, кроме… молчу, молчу. Катенька, всё хорошо. Не вздумай только меня жалеть. И вообще – уже поздно, - он поддразнивающе прищурился. - Ты должна немедленно покинуть мою машину.
Она засмеялась и… неожиданно быстро поцеловала его в щеку.
Через пару мгновений ее уже не было в салоне автомобиля.
Роман сидел, ошалевший, в полной неподвижности. В сокрушительном, кретинском восторге.
День новогоднего корпоратива в Зималетто – это всегда время, с самого утра не имеющее никакого отношения к работе. В чем-то сравнимое с днем показа новой коллекции, только нервозности меньше, а больше веселой суеты. Начало празднования было назначено на семь часов, в зале для показов расставлялись столы, мелькали приглашенные официанты в красивой бело-красной униформе, украшались стены, настраивались свет и музыка. Всем верховодил женсовет – расфуфыренные дамочки носились туда-сюда, гордые от приобретенных полномочий, загоняли Федьку с поручениями, шума от них было больше, чем толку.
- Маш, ты Катю не видела? – спросила, отдуваясь, Пончева, примчавшись на ресепшен (Тропинкина вынуждена была периодически сидеть на своем рабочем месте и отвечать на звонки). – Куда-то она запропала.
- Репетирует, наверное, со Ждановым, - Мария пожала плечами.
- Да прямо – репетирует! Жданов – вон он, в баре сидит в одиночестве, кофе пьет.
- Ну, не знаю, Тань. Может, в банк уехала. Вот не удивлюсь! Ей что праздник, что не праздник. И пришла сегодня в одежде своей будничной…
- Так она же всё равно в костюме Снегурочки будет, - напомнила справедливости ради Татьяна. – Костюмчик такой классный! Мы с Амуркой лично выбирали.
- Пончита, ну не весь же вечер она в шубе будет сидеть! – вздохнула Тропинкина. – Весь вечер – это свариться можно!
- Да там шуба – одна видимость! – сообщила Пончева. – Во-первых, недлинная. Во-вторых, легонькая, как платье, только мех по краям, и так же – с шапочкой. И сапожки белые – невесомые просто. Катьке так идет! Мы с Амуркой даже уговорили ее очки снять на время выступления. Она, правда, сопротивлялась: «Я же не увижу ничего». А я ей: «А чего тебе разглядывать-то? Микрофон у носа?»
- Вот она, наша красавица, - констатировала Тропинкина, когда дверцы лифта разъехались и появилась Катя – разумеется, с какими-то папками в руках.
- Кать, ты где была? – добродушно проворчала Татьяна. – Ищу тебя везде.
- В банке.
- Ну, я же говорила! – закатилась Маша. – Катька, в такой день, а!
- Именно в такой день, - вздохнула Катерина. – В праздники ничего не будет работать, надо сейчас успевать. У меня столько всего незаконченного…
- Может, ты во время вечеринки посидишь поработаешь в каморке? – поддразнила ее Тропинкина.
- Хорошая мысль, - с серьезным видом кивнула Катя, пряча улыбку. - Вот выступлю – и пойду баланс доделывать. Принесете мне чего-нибудь вкусненького с праздничного стола?
- Ты что, всерьез, что ли? – Тропинкина вытаращила глаза.
– Да шутит она! – захохотала Пончева. – Кать, я тебе костюм погладила, надо бы еще раз примерить, вместе с Шуркиными клипсами – она их, молодец, не забыла, притащила. Клипсы – закачаешься, сияют, как звездочки. Как раз для Снегурочки. И не вздумай сопротивляться!
- Сопротивляться – вам? – фыркнула Катя. – Это утопия, Танечка. Но мерить мне правда некогда – сплошная запарка. Мне где-то часа два еще надо плотно поработать.
- Два часа? – ужаснулась Татьяна. – Это ты только к самому началу освободишься?
- Угу. Всё, девочки, я к себе.
…Жданов пил, сидя на высоком табурете в баре, обжигающий черный кофе с коньяком (третью чашку, и плевать на сердцебиение) и смотрел издалека на Катю. Видел, как непринужденно болтает она у ресепшена с подружками, как они смеются над чем-то. Еще видел, что она держит в руках папки – вон та синяя точно ллойд-моррисовская, а раз его помощница так весела и расслабленна, значит, у нее опять всё с банком получилось, уникально, волшебно и героически. А еще он видел ее милый профиль и эти знакомые выбившиеся прядочки волос – какого же они оттенка? Каштан?.. Пепел?.. Смесь красок.
…А еще хотелось сдохнуть от тоски. Прямо здесь и сейчас.
- Повтори, - Андрей придвинул пустую чашку к официанту.
Юноша кивнул с испугом и настороженностью во взгляде. Четвертая порция крепкого кофе с коньяком – это по-любому слишком.
…А Жданов всё смотрел свой «кинофильм». Вот Катя распростилась с дамочками и двинулась к дверям, поправив на ходу длинный вязаный шарфик. Вот, откуда ни возьмись, из-за угла – Малиновский. Жадно заприметил Катерину и бросился вслед за ней – открыто, свободно, не обращая ни на кого внимания, не отдавая ни в чем отчета. Нагнал, тронул за плечо. Сказал что-то проникновенное, не сдерживая лучезарной улыбки. Взял из ее рук папки, словно это неподъемные кирпичи, которые она сама донести не в состоянии, и ему непременно надо ей помочь. Катя улыбнулась Роману в ответ. Скрылись…
…И зашептались взбудораженно Пончева с Тропинкиной, тоже пронаблюдавшие умилительную сценку. Готовая сплетня – с пылу с жару, как горячий пирожок из духовки – вице-президент и помощница президента… Не может быть… Да ей-богу… Собственными глазами… Собственными ушами… Что делается… Бывает же… Вот сенсация… Надо обсудить… Срочный сбор в курилке…
И так далее, и тому подобное.
Жданов глотал горький напиток и не понимал – как он переживет этот проклятый корпоратив. Уже завтра должно стать легче – начнутся затяжные праздники, он уедет с Кирой в Лондон, и в разлуке эта сердечная болтанка утихомирится. Всё войдет в свою колею…
Он ведь принял решение?
Он его принял.
Вот только состояние – караульное. И предчувствия – караульные. Совсем плохо контролирует себя.
…Андрей осознавал – нехорошо, опасно он взведен сейчас. Словно курок на пистолете в нетвердой руке безумца.
- Катя-а-а! – восхищенно и дружно загудел женсовет, когда Снегурочка была уже в полном своем «обмундировании» в гримерке.
Тут же посыпались разрозненные реплики:
- Красотка!
- Прелесть!
- Класс!
- Чудо!
- Катька, какая ты милая!
- Сплошное очарование!
- Да ладно вам, - смущенно пробормотала Катя. Она разглядывала себя в зеркале, близоруко щурясь. – По-моему, я на школьницу похожа на детском утреннике.
- Да какая школьница! – возмутилась Светлана. – Ты – сказочный персонаж, прямо как с иллюстрации сошла. Образ – полное попадание в «десятку»!
- Ага, удачный Андрей Палыч выбор сделал, - согласилась Танюша.
- Кстати, где он? – озаботилась Шурочка. – Скоро его выход, Урядов там пока публику шуточками разогревает…
- Жданов уже в костюме, он за кулисами, - сообщила Амура. – Я его видела – в шубе, с посохом и бородой, улет полный! Только вид серье-о-озный такой, будто не Деда Мороза ему изображать, а… Гамлета, например.
- Волнуется человек, - улыбнулась Уютова. – Все-таки перед родным коллективом выступать.
- Кать, ты тоже иди-ка за кулисы, - спохватилась Тропинкина. – Тут ни черта не слышно, мы ж тебя из зала всем миром будем вызывать! И не смотри так укоризненно – это старинная русская новогодняя традиция! И неважно, где праздник – в детском саду или в доме престарелых… Девчонки, пошли наши места занимать!
- Скорее, скорее!
Стайка кумушек подхватилась и унеслась в зал. Катя еще раз поглядела в зеркало, вздохнула, не понимая, нравится самой себе или нет. Ну, не умеет она этого понимать… никогда не умела. Вот клипсы Шурочкины точно красивые. Сверкают как звездочки…
…За кулисами Жданова не было. Уже перед публикой?.. Точно, его голос… И голос Георгия Юрьевича… Народ хохочет и хлопает, всё как полагается… Ох, как волнительно…
Катя поразминала пальцы – они были ледяными. Спокойно. Это не светское мероприятие, по ту сторону – все свои, ей всего лишь надо выйти на подиум, превратившийся этим вечером в сцену…
Ей – на подиум. Смешно. Как-то на заре своей работы в Зималетто она уже побывала там… Тот позор и кошмарище никогда не забыть. Уж если ТО пережила… то сейчас никакого страха в принципе нет и быть не может… не может…
- Сне-гу-роч-ка! – грянуло из зала. – Сне-гу-роч-ка!
Катя вздрогнула, запаниковала, несмотря на то, что почти уговорила себя не волноваться. Но лишь на секунду.
- Сне-гу-роч-ка! Сне-гу-роч-ка!
Она выдохнула и раздвинула руками кулисы…
…А приятно идти вот так по подиуму, когда твоего появления ждут. Когда ты здесь и сейчас – желанна и уместна. Когда тебе улыбаются и хлопают. Улыбок, правда, не видно почти, на глазах нет очков, размытая картинка. Но они, эти улыбки, чувствуются – веет теплом…
Дед Мороз где-то сбоку, его разглядывать тоже проблематично и некогда. С другой стороны Урядов протянул Снегурочке микрофон, она посмотрела на Федьку, расположившегося за музыкальным центром внизу, под подиумом, и легонько кивнула, подавая знак, - всё отрепетировано и выверено до мгновения. Полилась музыка – и зрители-слушатели замерли…
Приходит Новый год –
Не слышен тихий шаг.
Снежинками приходит прямо в ладонь.
И ждет опять чудес
Упрямая душа.
Ты не спугни мечту, надежду не тронь…
…Всё – за эту женщину, думал потрясенный Малиновский, вбирая в себя жадно Катин голос и весь ее хрустальный облик. Всё на свете – ничего не жаль.
Он сидел за маленьким ближайшим к сцене столиком на четверых. Рядом была только Кира, два других места предназначались для Жданова и Кати, когда они закончат свое выступление и спустятся в зал…
Песенку Снегурочки приняли шквалом аплодисментов и восторженных восклицаний. Даже Кира отметила, и без всякого сарказма, нейтрально:
- А наша мышка-норушка неплохо поет.
- Она и выглядит неплохо, - отозвался, пряча улыбку, Роман. – Ты не находишь?
Воропаева приподняла бровь, хмыкнула, цедя из бокала шампанское. Кажется, из третьего по счету.
- Ромочка, тебе осталось только подтвердить, что всё, о чем трещит в последнее время на всех углах женсовет, - правда.
- И о чем же он трещит?
- Что ты бегаешь за Пушкаревой, как озабоченный девятиклассник.
- Подтверждаю, - Малиновский рассмеялся – его позабавила формулировка. – Бегаю за Пушкаревой, как озабоченный девятиклассник. Хочешь установить мне диагноз?
Кира бросила на него внимательный взгляд поверх бокала. Вместо ответа задала вопрос:
- А твой друг, - кивок в сторону подиума, - в курсе?
- Разумеется, в курсе.
- И что? Благословил?
- Кирочка, он же мне друг, а не духовный отец.
- Ну-ну, - как-то неопределенно промолвила Воропаева, в глазах ее промелькнула потаенная, грустная тень. – А диагноз, Ром, я тебе установить не могу. Сама мало что понимаю в этой жизни.
…Аплодисменты всё не заканчивались. Уже успевший набраться Потапкин выкрикивал «бис».
«Ну, как?.. Как я спела?..» – «Замечательно, Катенька. Просто божественно. Вы же слышите – все сходят с ума». – «А вы?.. А вам понравилось?..» - «Очень…»
Быстрый переброс взглядами-репликами. Наконец-то Катя разглядела Жданова в костюме Деда Мороза – едва сдерживала веселую улыбку, и сердце щемило – какой милый… какой смешной… Глаза близкие… Почему так смотрит?.. Как будто она опять только что спасла его компанию… А она песню спела – всего лишь песню…
И всё это – секунды, поскольку времени расслабляться нету.
«Начинайте, Андрей Палыч. Первые слова – ваши». – «Окей, Кать. Не волнуйтесь – я вас не подведу».
…По Катиной задумке, главную скрипку в их дуэте играла именно Снегурочка, она была решительной и боевой, а Дед – эдаким простачком-недотепой, вечно всё путающим, забывающим, плохо ориентирующимся в происходящем. Этот контраст, диссонанс характеров и внешнего вида был уморительно-комичен, публика с удовольствием хохотала. Несколько потешных мини-конкурсов с активным участием зималеттовцев пролетели незаметно и весело. И вот уже Урядов вновь взлетел на подиум, принял бразды правления, сияя белозубой улыбкой. Деда Мороза и Снегурочку провожали овацией…
…Катя не поняла, куда мгновенно исчез Жданов. Вроде бы они друг за другом уходили за кулисы, она лишь слегка подзадержалась, запутавшись в тяжелом бархате, а шефа уже и след простыл… Как странно и обидно – не поздравил с удачным выступлением, ни словечка – растаял в пространстве, как будто в самом деле - сказочный персонаж…
В гримерке Катя сняла шапочку, расчесала и сколола заколкой волосы, стала искать свои очки – тоже как сквозь землю провалились. Может, кто-то из женсоветчиц прибрал?..
…В своем кабинете Андрей бросил в кресло «амуницию» Деда Мороза, смочил водой из графина лицо и волосы.
Ну, вот и всё. Выдержал. Был на высоте. Сил это моральных отняло столько, что темные пятна мелькали перед глазами и бухало в грудной клетке. Последнее – скорее всего, от кофе… Четыре чашки крепкого кофе с коньяком – вся «пища» за целый день. Пообедать не успел, да и сейчас есть не очень-то хотелось.
Уехать бы домой. Немедленно. Скрыться от всех и вся, залезть, как медведю, в берлогу, выключить все телефоны… А в берлоге и не может быть телефонов, никаких следов цивилизации, кругом снег и тайга, далекий вой волков и тоскливое «гуканье» какой-то ночной птицы…
Ну и бред лезет в голову.
Нельзя ему сейчас уехать, невозможно.
Он президент и в общем-то хозяин на этом празднике.
Должен проявить уважение к коллективу и побыть хоть сколько-то.
Значит, надо как-то ослабить прошившие его вдоль и поперек натянутые струны и уменьшить частоту пульса.
…Когда доставал из шкафчика бутылку виски, подспудно понимал – зря. Но другого способа для расслабления не придумал.
- Что-то эмигранты из Лапландии не спешат в нашу теплую и немногочисленную компанию, - заметила Кира, по-прежнему активно налегая на шампанское.
- Какие эмигранты? – рассеянно спросил Малиновский, пытаясь отыскать взглядом Катю.
- Дед Мороз и Снегурочка, - хихикнув, пояснила Воропаева. – Ты ведь ненаглядную свою
высматриваешь? Шею не сверни, Ромео. Думаю, они уже сели в сани и укатили на оленях в свою вечную мерзлоту. «Увезу тебя я в тундру, увезу к седым снегам…»
- Кир, мне кажется, вот этот бокал – уже лишний.
- Почему это? – искренне удивилась она. – У нас корпоратив или производственное совещание? Ты что, забыл наши традиции? Или ты правильным заделался, Ромочка? Куда катится этот мир… О, вон твоя Джульетта, она же - Снегурочка. Одна-одинешенька. Дед Мороз по дороге из саней выпал.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 20 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |