Далее мы переходим к особенностям культурной регуляции сексуальности, т. е. от темы телесного облика к области телесных практик, состояний и отправлений.
Знаково-символическое поведение
Сексуальные практики
Для большинства группировок и направлений молодежной культуры характерны такие особенности сексуальности, как акреативность: сексуальное поведение не преследует цели воспроизводства, для него характерна скорее рекреативная ориентация (цель — удовольствие, отдых, развлечение), а во многих сообществах, например у хиппи, сексуальность становится еще и значимым коммуникативным средством, медиатором, символом и внутренним механизмом межличностных связей. Поэтому постоянные разговоры о «любви» и «свободной любви», а также сексуальные демонстрации (вроде хипповского «лета любви» или знаменитой «демонстрации в постели», устроенной Джоном Ленноном и Йоко Оно), часто имеют характер призывов к объединению, дружбе, коммуналистскому братству, т. е. символов межличностных связей как таковых (уход от общепринятых норм, пренебрежение табу, исходящими от господствующей культуры). Но главная, пожалуй, особенность сексуальной стороны молодежной культуры — это ее поисковая направленность. Отмечается разнообразие сексуальных практик. Аскетизм, девственность, романтическая любовь получают в этой среде культурную санкцию так же, как и групповой секс, смена партнеров или гомосексуализм (мужской и женский). Все эти формы находят отражение в текстах молодежной культуры, а многие и в ее сленге: трахать, ~ся; фачиться, фак; голубые, розовые; групповуха, групповичок; фри-лавочка (от англ.free love, т. е. ‘свободная любовь’ — компания или вечеринка с допустимостью группового секса и т. д.).
Многообразие форм сексуального поведения как раз и связано с его поисковым характером. Один из главных смыслов молодежной культуры — гендерное самоопределение: освоение сцепленных с полом ролей, обретение гендерной идентичности. Неопределенность последней — одна из характерных особенностей молодежной культуры (и молодости как возрастной категории вообще). Ее наглядное выражение — стиль «унисекс» в молодежной моде; сюда же относится символическая «бесполость» внешнего облика хиппи (классическое изображение хиппи — парочка в одинаковых мешковатых одеждах, джинсах, с одинаково лохматыми волосами). Так и у панков или байкеров девушку на мотоцикле в кожаных доспехах невозможно отличить от юноши, пока не снимет шлем. Впрочем, наблюдается и другая разновидность поиска гендерной идентичности (мужской частью тусовки): демонстративное подчеркивание маскулинности, гиперболически противопоставляемой «женским» чертам. Речь идет, например, о металлистах или скинхэдах (расширенные плечи, короткие стрижки, тяжелые ботинки), хотя в их тусовках всегда находятся девушки, воспроизводящие тот же самый мужественный облик.
В хип-культуре «любовь», в том числе «свободная любовь» как ее гиперболизация, служит универсальным символом межличностных связей. Именно в этом смысле существует культ любви, которой посвящается значительная часть хип- культурного творчества, а также лозунгов, символов и граффити.
Агрессивность и пацифизм
В ряду телесных практик насилие (сленг фиксирует понятия отфэйсовать. отпацифиздеть, загасить, гасилово, махаловка) — одна из самых значимых, среди прочего, и как различительный признак. В частности, разделение хип-культур- ного и пост-панковского сегментов молодежной культуры проходит не в последнюю очередь по их отношению к насилию и агрессии. Отношение это варьирует от демонстративной агрессивности (скинхэды, футбольные фанаты или любера конца 1980-х), символизации и романтизации насилия (сатанисты, панки, металлисты, «военно-исторические клубы» и «черные следопыты») до последовательного пацифизма (хиппи).
В ряде группировок насилие (практика и символика) играет роль средства поддержания и символа группового единства. Репутацию едва ли не самых агрессивных в спектре современных молодежных движений завоевали скинхэды, провозгласившие основой своей идеологии насилие в отношении расово или этнически иных (чернокожих, выходцев с Кавказа). На практике это чаще всего выливается в стычки с рэпперами, потому что те «слушают африканскую музыку», или словесную агрессию, например, формулы приветствий/прощаний типа «Мы еще завалим не одну обезьяну!». Чтобы играть знаковую роль, насилие не обязательно должно реализоваться на практике; его достаточно бывает обозначить (агрессивными манерами и военизированной атрибутикой). Ту же роль играют и рассказы о будто бы имевших место столкновениях с ментами, быками, арабскими студентами в общежитии — т. е. вербальное дублирование, а затем и замещение насильственных практик. Показательно, что тема насилия возникает при первой встрече, в ситуации знакомства, позволяя идентифицировать «своего». Подобного рода речевые практики (рассказы о значимых в своей среде действиях, в частности насильственных) характерны и для других экстремистских сообществ — как правой, так и левой ориентации. Петербургские национал-синдикалисты (образовавшаяся в 1991 г. организация, характеризуемая Дмитрием Жвания как «крайне почвенническая»), например, приписывают себе налеты на сектантов и сожжение их «душевредной» литературы, а также «насильственные кастрации гомосексуалистов и стерилизацию проституток». Впрочем, пишущий о них Жвания, не понаслышке знакомый с представителями этого движения, замечает: «Лично мне кажется, что все эти подвиги Андрей Бобров (их лидер, аспирант Университета экономики и финансов. — Т.Щ.) совершил лишь в своем национально воспаленном воображении» [Жвания 1998: 3]. Если насильственные практики имеют знаковый смысл (служат знаками принадлежности к определенному сообществу или даже шире — культурному пласту), то не суть важно, имели они место в действительности или существуют лишь в виде вербального образа (мифа). В том и другом случае они способны сыграть свою роль в самоидентификации с сообществом — как символы принадлежности (причастности к значимым для него формам активности). Проявления той же тенденции — кровожадные лозунги, которыми НБП расписывает бетонные заборы заводов и брандмауэры: «Ешь богатых!», «Нет денег — убей банкира!» и т. п.8
Практики насилия характерны для вновь образовавшихся молодежных сообществ — как способ наиболее недвусмысленно заявить о себе и утвердиться среди других группировок. Со временем насилие из практической формы, как правило, переходит в символическую: ритуальную, игровую, вербальную, изобразительную, вещественную.
Упомянем самодельное оружие и боевое снаряжение участников «военноисторических клубов» и ролевых игр, а также оружейные коллекции «черных следопытов», заботливо восстанавливающие винтовки, пистолеты, штыки, кинжалы, элементы боевой экипировки, которые находят в местах боев Второй мировой войны. Символика насилия просматривается в одежде и атрибутике металлистов (железные заклепки и шипы на рукавах и перчатках), рокеров, байкеров, скинхэдов (военизированный стиль — тяжелые солдатские ботинки или сапоги, кожаная или камуфляжная одежда, внешняя атрибутика различных — российской, американской, немецкой — армий). В оформлении одежды, в граффити и татуировках у рокеров, панков, металлистов, скинхэдов и других группировок, условно обозначенных здесь как постпанковские, часты изображения оружия (пистолетов, пушек, ножей, у национал-большевиков — гранаты-«лимон- ки»), зубастых и когтистых животных и других атрибутов или знаков насилия.
Фашистские или сатанистские знаки также могут рассматриваться как форма символической замены насильственных практик.
Совершенно противоположно отношение к насилию в хип-культуре и сообществах, находящихся в поле ее идеологического влияния (постхипповские). Хип-культура последовательно табуирует насилие и агрессию в любых проявлениях, провозглашая пацифизм (как идеологию и практику ненасилия) важнейшим элементом своей идентичности. Его знаками маркируется пространство — на стенах (в местах тусовок, на трассе) рисуют значки, пацифики, и пишут: «Love not War» («Любовь, а не Война»), С этого лозунга начиналось движение хиппи в Америке, где стало реакцией (среди прочего) на войну во Вьетнаме (ср.: кафетерий, бывший много лет прибежищем хиппующей публики в Ленинграде/Санкт- Петербурге, носил в этой среде название «Сайгон», указывая на те же корни. В конце 1990-х это название было официально закреплено за магазином музыкальной и видеопродукции, расположившимся в том же помещении).
Пацифистский пафос хип-культуры находит свое практическое выражение в уходе от навязываемых обществом форм насилия, прежде всего — от обязательной воинской повинности. Хип-культура выработала множество приспособлений — обычаев и материальных условий, позволявших закосить армию (избежать призыва и долгое время от него уклоняться). Можно упомянуть, например, анонимность тусовки (все знают друг друга только по прозвищам, иногда годами), демонстративное сожжение документов и т. п. Сильно затрудняет розыск призывников и практика романтического бродяжничества; бродячий образ жизни облегчается хип-культурными обычаями попрошайничества, а также бесплатного ночлега друг у друга и на специальных хипповских квартирах: их адреса всегда можно узнать на тусовке в любом городе; их заранее узнают у знакомых перед выходом на трассу. Нередки случаи уклонения от призыва в течение нескольких лет. Другие способы уклонения, тоже популярные в хип-культуре, — косить под шизу: два-три месяца лежат в крэйзе (психиатрической лечебнице), имитируя психическую болезнь, чаще всего шизофрению. Демонстративная наркомания (особенно на вербальном уровне — разговоры на эту тему, использование словечек наркоманского сленга) — еще одно средство закосить армию. Во всяком случае, нельзя недооценивать роли обязательной воинской повинности как стимула такого рода практик в молодежной среде. В последние годы, с отменой уголовной ответственности за гомосексуализм, популярным стало косить под голубого (с тою же пацифистской целью).
Люди, попавшие в зону насилия, например те, кто все-таки оказался в армии, воспринимаются как «чужие», «иные», «непонятные», что вызывает отторжение: «Только что мне звонил мой друг, который сейчас в армии. Очень сложно было с ним разговаривать. Он стал совсем другим. Что происходит с людьми после армии? Они все так меняются или есть те, которые остаются как прежде?». Ненасилие приобретает характер основной ценности, становясь обязательной нормой повседневности межличностных отношений. Отклонения от нее вызывают тягостные переживания, внутренние конфликты и могут привести к распаду межличностных связей. Из посланий в «Сороку»:
Тут одна скандальная особа... давеча слюной брызнула: мол, настоящий мужчина не должен отмалчиваться, когда две... таких, как она, устраивают из-за него грызню; и вот я вот подумал: негоже мне расходиться во мнениях с олдовыми сорокоманами. А согласиться — не могу, по-моему, все наоборот. Так что — ловите момент — если пять компетентных людей мне это подтвердят — свалю из «Сороки». Насовсем. P.S.: Или заткните рот White Snake. Нарцисс.
Если сообщество примет допустимость насильственных практик, индивид отказывается к нему принадлежать. Характерно и прямое требование одернуть отклоняющихся (даже на вербальном уровне).
Несмотря на так явно провозглашаемый отказ от насилия, хип-культура все- таки порождает его трансформированные (вербальные, игровые, виртуальные) формы, тем самым фиксируя его как значимый (культурообразующий, пусть и «от противного») концепт. В качестве примера можно привести ролевые игры, весьма популярные в этой среде. Сюжетная основа ролевых игр — «путь» и «битвы». Съезжаются в условленное место где-нибудь в лесу и разыгрывают сражение («взятие крепости», «битву эльфов с гоблинами» и т. п.), сюжет которого заранее разработан мастерами игры. Участники также заранее изготавливают снаряже ние — воинскую атрибутику (мечи, арбалеты, копья и т. д.). Для каждого вида оружия правилами игры определена его убойная сила. Мастер игры его оценивает и сообщает число имеющихся у игрока хитов (единиц «жизненной силы», от чего зависит время его участия в игре, способность противостоять ударам врага), т. е. по существу его статус (игровые возможности). Таким образом, оружие становится для участников ролевых игр знаком их статуса. Битвы (от легендарных рыцарских и реальных исторических сражений до «звездных войн») лежат в основе значительной части компьютерных игр — а именно игры служат источником символики и своеобразного языка компьютерной субкультуры.
Итак, отношение к насилию — один из главных различительных признаков определяющих границы между разными сегментами молодежной культуры, прежде всего между сообществами хип-культуры и направлением пост-панк. Стратегия хип-культуры — уход из зоны насилия, в то время как другие сообщества (такие, как скинхэды или фанаты-ультрас) идентифицируются с насилием, демонстративным и неуправляемым, выбирая уход из-под общественного контроля насилия.
Тема смерти '
Весьма значима в молодежной культуре тема смерти как окончательного ухода от управляющих воздействий со стороны общества. У хиппи смерть осознается как уход от тягот материального мира в манящий мир духа; у панков — это агония и разложение, продолжение мерзостей повседневной жизни. В определенном смысле можно говорить о культе смерти как одной из характеристик молодежной субкультуры.
Смерть она на самом деле молодая и прекрасная неземной красотой. И люди умирают потому, что у них нет сил с ней расстаться. ЗЛО вечно, потому что оно не ценит ПРЕКРАСНОГО («Сорока», 9.06.1997).
Череп и кости, другие символы смерти характерны для атрибутики панков, рокеров, металлистов, сатанистов. В ролевых играх необходимый элемент — мертвятник: место, где собираются «убитые» (исчерпавшие в игре весь запас «жизненной силы»). Временная «смерть» — элемент ритуального посвящения у индеанистов и некоторых групп мистической ориентации. В среде хакеров циркулируют поверья о компьютерных вирусах-убийцах и мистические рассказы о смерти оператора за компьютером. Мотивы смерти пронизывают рок-культуру (от текстов песен до раскраски маек на дискотеках). Культ смерти — составляющая культа рок-звезд: умершие в молодости (погибший в автокатастрофе В.Цой, выбросившийся из окна А.Башлачев, те, кто умер от передозировки наркотиков и других причин) мифологизируются; их могилы становятся объектами паломничества. У могилы В.Цоя в Санкт-Петербурге его поклонники и поклонницы много лет разбивали палатки и жили, оставляя свои граффити на соседних могилах, оградах и стенах. Смерть — необходимое завершение культового образа.
Еще одно проявление особого отношения к смерти — создание настенных панно, одеял, лоскутных скатертей со списком ушедших друзей.
В то же время устойчива и традиция регламентации смерти: одни демонстрируют готовность к самоубийству, другие их отговаривают, «отпаивают» и отогревают отчаявшихся на флэтах. В Ротонде зафиксировано несколько диалогов с потенциальными самоубийцами.
Безумие
Безумие и его знаки культивируются так же, как разновидность «ухода» от регламентирующих воздействий со стороны социума: безумный — значит, неуправляемый, свободный. Культ безумия фиксируется не только в сленге (фразеологизмах), но и в текстах постхипповской культуры.
Крыши в холодные страны улетели... («Сорока», 19.05.1997).
Ум — это ограниченность. Безумие — это свобода и власть над рассудком, безграничность, отсутствие сдерживающих факторов (Там же).
Глюки (галлюцинации), иллюзии, сон часто фигурируют в хип-фольклоре (анекдотах, приколах и пр.). Существует специальный жанр крышеедства (зауми), призванный вывести разум из привычного состояния. Его пример:
У меня не плоскостопие пальцев рук, а дифферамбически-склеротический настрой
ума (Сорока, 19.05.1997).
Безумие (а точнее, игра в безумие) — знак неуправляемости, отказ или уход от восприятия сигналов (программ поведения, команд), исходящих от общества с его «нормальной» логикой. Символическое безумие — одна из форм обозначения границ молодежной культуры, ее противостояния культуре господствующей.
Итак, молодежная культура маркирует, а значит, регламентирует ряд аспектов телесности: сексуальность, насилие, смерть (главным образом, суицид), а также ментальные практики. В целом смысл этой регламентации — уход от форм телесной жизни, диктуемых обществом: труда, службы в армии (как санкциони
рованной обществом формы насилия), сексуальных табу. Символика «безумия» и «смерти» — знаки и средства ухода: тело обозначается как «несуществующее» (смерть) и неуправляемое, не воспринимающее сигналы извне (безумие) — т. е. недоступное для социальных воздействий.
Одежда и символические атрибуты
Молодежная культура маркирует как особенно значимые такие компоненты одежды, как обувь, головные уборы, сумки, которые чаще всего выступают в качестве групповых символов и опознавательных знаков. Определенная степень маркированности наблюдается в отношении поясной (джинсы) и плечевой (куртки, футболки) одежды, а также всего ее комплекса в целом, который носит название прикид.
Прикид. Когда говорят «прикид», имеют в виду знаковую одежду, по которой можно определить групповую принадлежность ее обладателя, — т. е. речь идет о символике целостного комплекса одежды и атрибутов. Прикинутый означает: одетый как хиппи (футбольный фанат, индеец, эльф). В рамках молодежной культуры наиболее устойчивы следующие комплексы.
Комплекс «странника», характерный в первую очередь для хип-культуры: одежда максимально удобная, естественная, несколько потертая и (желательно) пропахшая дымом костра и бензиновым духом попутных машин. Особое внимание уделяется удобству обуви (чаще всего это кроссовки, старые, стоптанные по ноге), хотя иногда демонстративно ходят босиком (впрочем, не в дальние путешествия). Характерны страннические сумки — холщовые торбы через плечо или рюкзачки, а также особая нагрудная сумочка — ксивник — для денег и докумен тов (объясняется как специально дорожный атрибут). С образом «странника» связаны и такие черты молодежной одежды, как тяготение к черному цвету (ср.: русские странники в XIX в. часто носили черную монашескую одежду, даже не будучи в действительности монахами); самодельности; «естественности» и «близости к природе» (природные, минимально обработанные, материалы — кожа, хлопок, шерсть; украшения из дерева, кожи, необработанного камня, керамики; цвета земли и дерева и т. д.).
Затем нужно отметить комплекс или отдельные атрибуты «воина»: армейские камуфляжные штаны, кожаные летные куртки, тяжелые ботинки, металлические шипы, пряжки, браслеты, а также элементы вооружения (бутафорского или реального) — of средневекового рыцарского (толкинисты), индейского (индеанисты), российского, французского, немецкого и пр. (военно-исторические клубы и «черные следопыты»). Впрочем, идеи войны и дороги (война — «поход») всегда были тесно связаны, военная одежда — максимально приспособлена к неудобствам дорожной жизни.
Головные уборы. Хип-культура маркирует отсутствие головного убора — в волосах должен «свободно гулять ветер». Впрочем, для удобства, особенно в путешествиях, странствиях по пещерам и подземным коммуникациям, используется налобная повязка (хайратник), чтобы волосы не лезли в глаза.
Рэйверы носят на голове платки-банданы, чаще всего черные, с изображением желтого «пропеллера».
Футбольные фанаты придают культовое значение шапкам (обычным вязаным или в форме шутовского колпака) с символикой любимой команды: у «спартаковцев» — красно-белой, у «зенитовцев» — сине-бело-голубой и т. д. В таких головных уборах появляются только на трибунах стадиона во время матча или когда идут туда/оттуда компанией, а также во время драк. Головные уборы служат опознавательными знаками во время ролевых игр, выдавая игровой статус владельца («эльф», «гоблин», «рыцарь» и т. д. у толкинистов). Ту же роль они играют у индеанистов (роскошные уборы из перьев и бисера надевают только во время ритуальных собраний) или участников «военно-исторических клубов» (во время инсценируемых ими исторических сражений). Примечательно, что символика головных уборов проявляется чаще всего в игровом/ритуальном — внутригрупповом — контексте, указывая ситуативные (игровые и т. д.) роли.
Обувь. Для молодежной культуры в целом характерно предпочтение обуви военного образца — грубой, прочной и удобной. Бритоголовые (скины, скинхэды) носят армейские сапоги с обрезанными голенищами или тяжелые ботинки с белыми или красными шнурками (ср. армейский обычай: дембеля подрезают го ленища своих сапог и украшают их шнуровкой). Тяжелые ботияш-хайкинги носят молодые питерские нацболы.
Большое внимание изготовлению самодельной обуви уделяют участники игровых и этно-исторических (также в значительной мере игровых) объединений. Индеанисты, например, шьют себе кожаные сапоги и туфли — мокасы — по образцу обуви американских индейцев.
Поясная одежда. Джинсы — едва ли не наиболее знаковый, культовый элемент, связанный с историей и мифологией возникновения молодежной культуры. Это потертые, заплатанные и расписанные дружескими приветами джинсы хиппи, грязные, рваные и заколотые булавками — панков, черные — анархистов, нацболов и многих других, высоко закатанные или обрезанные — скинхэдов. У последних, как и других военизированных группировок, популярны также камуфляжные штаны.
Плечевая одежда. Плечевая одежда (футболки, куртки, жилеты и пр.) не столько обладает собственной знаковостью, сколько маркируется. Хиппи украшают ее вышитыми или просто написанными шариковой ручкой лозунгами типа «Love not War» и многочисленными значками, подаренными друзьями, указы вающими их музыкальные пристрастия, посещенные ими города. Металлисты густо уснащают одежду железными шипами, заклепками, цепями и цепочками, символизирующими их музыкальные пристрастия (тяжелый металлический рок). Другие музыкальные фанаты (киноманы, алисоманы, например) носят футболки с изображением любимых исполнителей. Футболки с изображениями любимых групп («Король и шут», «Ministry» и т. п.) носят и скинхэды; но их отличительным знаком служат куртки типа «пилот» («куртка американских военных летчиков») или «бомбер», к которым они относятся с большой любовью. Ходят легенды о том, как наш отечественный скинхэд обнаружил в кармане купленной в «сэконд-хэнде» куртки записку — привет от финских (немецких и т.д.) скинхэдов русским единомышленникам. Скинхэдовский прикид включает также другие элементы военной одежды, например, армейские свитера и френчи.
Сумки. Знаковую роль играют страннические сумки и рюкзачки хиппи, особенно если они самодельные, заплатанные и украшены значками, т. е. свидетельствуют о богатом дорожном опыте и многочисленных дружеских связях своего обладателя. Но первостепенное значение имеет ксивник, имеющий вид мешочка, сшитого из кожи, джинсовой или иной плотной ткани. Висящий на груди, вышитый, украшенный аппликациями, рисунками, значками и разного рода подвесками, ксивник — один из главных хип-культурных символов. Иногда это единственный опознавательный знак, но его бывает достаточно, чтобы найти в чужом городе хиппи и устроиться на ночлег.
Аксессуары. Не менее значимы аксессуары, носимые на запястьях. Футбольные фанаты носят на запястьях полученные во время «фанатских войн» трофеи — полоски ткани, оторванные от шарфов и головных уборов своих противников (фанатов соперничающих команд). Хиппи, а также индеанисты, толкини- сты и прочие ролевики носят на запястьях феньки, как правило представляющие собой самодельные браслетики, плетенные из бисера, кожи, шерстяных ниток (впрочем, это может быть и любой значок, подвеска, ожерелье). Феньки несут богатую символическую нагрузку, связанную не только с групповой принадлежностью или идейными пристрастиями своего обладателя, но и с его внутригрупповым статусом или степенью интеграции в мир тусовки. Им приписываются мистические свойства, например способность «энергетического воздействия».
Феньки — едва ли не самый значимый атрибут хип-культуры — играют большую роль в организации и фиксации межличностных отношений. Поэтому на их коммуникативных функциях надо остановиться подробнее, обращая особое внимание на мифологическое обоснование этих функций.
Связующая функция находит свое выражение в следующем поверье: «Один другому феньку дает — это значит, они уже чем-то связаны... Феньку тебе подарил кто-то, кто тебе дорог — как бы установилась между вами связь» (М., 1988). Дарят друг другу феньки в знак добрых пожеланий и дружбы, на память, т. е. как знак установившейся межличностной связи.
Особенно много фенек берут с собою на трассу. Их дарят а) самой трассе — вешают на указатель выезда из города, дорожные знаки и т. п. — в качестве «жертвы трассе»; б) водителям, согласившимся подвезти: «Я выхожу на трассу. Мне нечего подарить, я дарю (шоферу. — Т.Щ.) фенечку и говорю: “Вот тебе, пусть не проткцется у тебя колесо, пусть ГАИ не остановит...”. Он улыбнется, берет...» (М., 1988); (здесь фенька— знак временной связи между водителем и попутчиком-хипом); в) обмениваются феньками с попутчиками. Дарят, провожая в путь: «Эта фенька помогает машину застопить, хранит от гопников и всякого стрема, от контролеров в автобусе, с ней пошел на трассу...» — как талисман, воплощающий поддержку хипповского сообщества. Дарят в пути — когда расстаются или просто в порыве внезапной нежности — попутчику на память.
Есть несколько типов фенек (а точнее, обращения с ними): съемные феньки, или обменный фонд: их иногда выпрашивают друг у друга, передаривают, они не заключают в себе память о конкретном человеке, а обозначают только принадлежность к сообществу. Несъемные феньки плетут специально для конкретного человека, вкладывая в их узор (сочетания цветов, число и порядок бисеринок)
определенную, предназначенную только этому человеку символику. Такие феньки нельзя передаривать, что обосновывают их мистическими свойствами: «И фенька имеет предназначенный человеку характер. Поэтому феньки такие лучше не дарить... Некоторые имеют склонность их передаривать. И это приводит к пагубным последствиям: душевный разлад... Человек теряет равновесие душевное... из-за этого всякие неурядицы...» (СПб., 1989).
Такие феньки надевают и завязывают ее концы прямо на руке, так что снять ее уже невозможно — порвется. Носят до тех пор, пока не перетрется нить. Восстанавливать феньку обычно не советуют: по поверьям, она рвется, когда утратила свою силу, либо если подарена не от чистого сердца. Исключение составляют феньки, подаренные авторитетными в системе людьми (мастером, олдовым): такие феньки можно и восстанавливать. *
Со связующей функцией фенек соединена другая — социально ориентирующая. По числу и качеству фенек на руке у человека можно судить о его положении в социальном поле: групповой принадлежности (фенька обычно несет в себе символику той или иной тусовки); статусе; степени включенности в сообщество и сроке тусовок (судят по числу и разнообразию фенек).
Наконец, надо отметить управляющую (программирующую) функцию фенек. Они могут быть средством самопрограммирования:
Одна хиппи, девушка: она подсела на что-то (т. е. стала употреблять наркотики. — Т.Щ.). У нее доза повышалась... А у нее были разобранные бусы — там были какие-то розовые кубики. А вы знаете, что в кубах измеряется?.. И она, как только у нее повышается доза, — она прибавляла один кубик. И когда бросить решила, она выбросила эту феньку. Говорят, после этого она действительно слезла с иглы (преодолела свою зависимость от наркотиков. — Т.Щ.) (СПб., 1989).
Чаще говорят о феньках как проводниках чужого влияния:
Одной девочке подарили феньку — фотографию с иконки. Подарил один человек — они случайно встретились, может, больше не встретятся никогда. Она повесила эту фотографию и вот... на нее молилась. И у нее развился невроз. Параноидальный пси ■ хоз. Ну, пришел человек один, Декабрист. Он много в этом понимает. Он сказал, что это от фотографии — болезнь происходит. Надо ее убрать. Такие люди, кто это понимает, — они сразу чувствуют: вот так ладони протянут — и чувствуют, откуда идет воздействие. Ауру видят... (СПб., 1988).
Существует представление, что если человек противостоит чужому влиянию, то фенька рвется или теряется:
Марк дарил фенечку одному приятелю — специально ему предназначал. Так ему приходилось чуть ли не каждую неделю плести: тот только повесит (фенька на шее висела), три дня поносит — она рвется... Но Марк снова плетет... Зачем-то ему было нужно это: ну, может быть, хотел свою программу передать. Врубить в свою программу. Для этого феньки дарят (СПб., 1989).
Коммуникативные функции фенек — как медиаторов межличностных связей, а также инструментов управления — фиксируются в системном фольклоре, прежде всего в жанре «телег», а также в поверьях об их тайной мистической силе.
Функцию фенек в разных сообществах могут играть разные элементы атрибутики, выражающие специфику той или иной тусовки. Например, у металлистов это кожаные браслеты-напульсники, часто с металлическими шипами и заклепками.
Пища
Пища — на сленге хавка (что выдает непритязательное к ней отношение) и ниш- тяки (остатки на тарелках). Впрочем, питаться ништяками бывалые странники не советуют во избежание проблем со здоровьем, хотя наличие этого термина в сленге говорит о бытовании соответствующей реалии (особенно в условиях трассы, бездомности и беспрайсовости, т. е. безденежья, так характерных для описываемой культуры). Понятие «хавка» конкретизируется иногда как крупа в пластиковой бутылке — торпеде, которую путник носит с собою на совсем черный день.
Добывается пища путем аска (выпрашивания) и на халяву, т. е. даром. Из отдельных блюд сленг отмечает жидкий чай: вторяки, друганчик (т. е. вторично заваренный на старой заварке), белые ночи, киндерпис (от нем. Kinder ‘ребенок’ и рус. ‘писать’), да еще плохое вино: косорыловку, ваш (от англ. wine), ботл (от англ. bottle — ‘бутылка’), дринк (от англ. drink — ‘питье’) и т. д. То и другое имеет скорее коммуникативную, чем питательную, функцию: вино может стать центром случайной компании в скверике или на вокзале; чай — поводом к знакомству (являясь на флэт, можно не сразу проситься на ночлег, а сказать — «чаю зашел попить» и выложить пакетик чаю, а потом уже на ночь остаться). На вокзалах заходят в диспетчерскую — «попросить кипятка», а по пути норовят разговориться и пристроиться в попутный товарняк. Пища — источник не столько телесного, сколько духовного насыщения.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 26 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |