Кажется, это и есть та самая «девушка восточной внешности», о которой упоминал Демир.
Так если она посещает его тут, отгородив от всех, значит, они были знакомы? Возможно, даже близко знакомы? А может, и вообще были парой?
Эти мысли сразу же остудили, заставив словно очнуться и уже другими глазами взглянуть на ситуацию.
Что я знаю о Клоуне? Лишь то, что он эфемерный призрак? Больной пациент, лежащий в коме? Одинокая душа, скитающаяся по земле в поисках информации о себе? Лишенный памяти весельчак, не знающий даже собственного имени?
Вопросы вихрем проносились в голове, вытравляя желание и заставляя задуматься о реальных вещах. Я снова бросила взгляд на Демира, отмечая, что он вновь напялил очередную маску.
Может, и передо мной он не снимает ее, меня одну за другой и притворяясь? Почему я так быстро поверила ему?
Не выдержав такого наплыва противоречий, я сглотнула комок, вставший поперек горла, и встала на свою защиту. Хватит тут прикидываться нашкодившей школьницей.
Извините нас еще раз. Мы уже уходим. Просто немного забылись.
Да, прошу простить нас, - поддержал Клоун, - мисс…
Дилара Озден.
Клоун чуть поклонился и я поняла, что он выведывал таким образом нужную для себя информацию.
Прошу покинуть эту палату и впредь сюда не входить. Если не хотите, чтобы я пожаловалась. Демиру не нужны Клоуны.
Слышать из ее уст такое родное имя было странно. Притом оба имени.
Вызывало ревность и какую-то тоску.
Взяв меня за руку, Демир осторожно обогнул Дилару и вышел из палаты.
Демир и Дилара. Созвучно то как!
***
Ты еще придешь?
Я удивленно взглянула на него, недоумевая с чего такой странный вопрос.
Почему ты спрашиваешь?
Демир неуверенно пожал плечами.
После сегодняшнего… мне просто показалось, что ты…
А ты не думай слишком много. Это для тебя вредно, - улыбнулась я, натягивая второй перчаток. – Кстати, ты говорил, что не можешь выходить. Но тогда, на площадке, мы с тобой здорово порезвились.
Я не могу выходить за пределы клиники. Для меня она будто стеклом отгорожена. Наверное, это связано с тем, что мое тело лежит тут. Душа, или что это, ведь не может далеко уходить?!
Он выглядел сконфуженным, но былая растерянность уже пропала. С каждым часом улыбка все больше растягивалась на его лице. Он хорошо посмеялся при выходе из палаты, когда увидел мое лицо: заляпанное краской и помадой.
Вот, оказывается, почему Дилара так на меня смотрела.
Понятно. Я так и поняла. – Я накинула сумку на плечо. - Слушай, а ты не знаешь, кем она тебе приходится?
Демир сразу понял, о ком речь и отрицательно покачал головой:
Не знаю. Она со мной не разговаривает. Я пытался подслушать однажды, но там стояла тишина. Дилара просто сидит несколько часов и уходит. А ты куда теперь? Домой?
Нет. Мне еще к дяде нужно заскочить.
Я хотела добавить, что изначально собиралась именно к нему, но посчитала лишним. Не надо Демиру знать, как дорог он мне стал в последние дни.
Засунув в карман носовой платок, который и не понадобился, улыбнулась про себя - рядом с ним даже болезнь отступает.
На счет брата? – осторожно, вскользь поинтересовался Клоун, не желая вызывать раздражение.
Да. – Я потерла руки друг о друга, не зная, что еще сказать. Но потом, плюнув на все, подошла к нему и, встав на цыпочки, мазнула по губам коротким поцелуем. – Я обязательно приду еще.
После же, не оборачиваясь, ушла, чувствуя пронизывающий до костей взгляд в спину и легкое покалывание в прикушенной губе.
Неважно, что я ничего о нем не знаю. С ним ничего не имеет значения. Потому что только он может вытащить меня из тьмы, что все дальше и глубже тянет вниз.
Эпилог первой части
Хорошие клоуны смешат молча.
Эрнест Хемингуэй. Райский сад.
До Рогозина я добралась быстро. Задумавшись и сгорбившись в душном транспорте под грузом нелепых мыслей, не заметила, как достигла нужной остановки.
Ветер крепчал, с каждым часом все больше набирая силу. Резкий, воющий звук закладывал уши и заставлял сжиматься от плохого предчувствия.
Двухэтажное здание грозно возвышалось надо мной, все засыпанное снегом. Почти вбежав в теплое помещение, я облегченно вздохнула. Все тело будто задеревенело от холода и сейчас покалывало. Нестерпимо чесалось, но я решила мужественно держаться.
Коридор был тускло освещен несколькими лампами, которые покачивались на проводах, норовя стукнуться о голову. Узкий проем уходил далеко вперед и заканчивался лестницей, уходящей вверх. Стены были исписаны странными надписями, но по белой ровной штукатурке было видно, что ремонт здесь делали совсем недавно.
Рогозин постоянно переезжал, не желая «засвечиваться» на определенном месте. Врагов и конкурентов никто не отменял.
По обе стороны так же находились плотно прикрытые деревянные двери, отмеченные каждая своим номером. Необходимая мне дверь, к моему облегчению, располагалась на первом этаже. Вот бы надо мной посмеялась охрана, видя, как я на дрожащих ногах поднимаюсь на второй этаж, постоянно оглядываясь назад в смутном страхе обнаружить кого-то.
Ненавижу старые лестницы и темные помещения.
Постучавшись пару раз и дождавшись отклика, я медленно вошла в просторный кабинет. Внутри все бешено колотилось от осознания, что я скоро смогу отомстить за гибель брата.
В освещенной огромной люстрой – уж дядя на себя денег не пожалеет – комнате было минимум мебели. Один шкаф, пристроенный вплотную к стене справа, круглый стол посередине, обставленный высокими резными стульями и небольшой диван под окном, расположенным напротив двери.
Рогозин полулежал на диване с сигаретой в руке и темной папкой на коленях. Приветливо улыбнувшись мне, он похлопал рядом с собой.
Детка, проходи. Я соскучился по тебе.
Я несмело улыбнулась в ответ и быстро прошествовала к месту. Прежде чем присесть рядом, скинула верхнюю одежду и аккуратно повесила на спинку дивана.
Как дела? Как поживает тетя?
Рогозин потянулся к пепельнице, стоящей у его ног и потушил сигарету о стеклянную поверхность.
Все прекрасно. Знаешь, что эта старая ведьма задумала?
Он всегда так называл свою горячо любимую жену, когда хотел в шутливой форме пожаловаться на ее весьма серьезный проступок. Вот и сейчас в его глазах сразу же зажегся огонек преданной любви, а голос звучал ласково.
Она на прошлой неделе по работе наведалась в один детдом и нашла там, по ее же словам, своего ребенка. Так и называет его. «Мой ребенок». Я аж ревновать начал. Света мне про этого восьмилетнего мальчика все уши прожужжала. Говорит, что он сразу потянулся к ней, стоило ей только переступить порог детской комнаты.
Я улыбалась, слушая его, и в душе понимала тетю. Света столько лет прожила с Сергеем и терпела его, порой длительные, отлучки, что имела полное право сейчас потребовать исполнения своего желания. После смерти Софи, которую она воспитывала вместе со мной, Света начала буквально увядать на глазах, вызывая тревогу у мужа.
И сейчас, я с четкостью осознала, что дядя готов пойти на такой шаг. Ради нее.
Мальчик то не дурак, - продолжал дядя, приглаживая свои седые волосы, - сразу понял, как себе маму заграбастать. А эта повелась.
И что ты собираешься делать?
Напускная веселость Рогозина мигом схлынула. Он нахмурил брови, окинул меня пристальным взглядом и каким-то безмерно уставшим голосом, выдал:
Я на все готов ради нее. И знаешь... - в его глазах промелькнул стыд, -Думаю, мне пора на пенсию.
Внутри стало пусто. Будто вынули пробку из бутылки, при этом перевернув ее донышком кверху. Я знала, что значит «выйти на пенсию» для такого человека, как Рогозин. Дракон, который держал в своих руках полную власть над городом не мог так просто уйти в отставку – его бы не пустили.
И куда вы хотите отправиться?
Мой голос звучал ровно, без ноток дрожи и обреченности. Безразличие окутало с ног до головы.
Если получится, то в Турцию. Там у меня есть один хороший знакомый – обещал помочь.
Я отрешенно кивнула, глядя поверх его плеча в окно, в которое отчаянно бились крупные хлопья снега. Острые ветви громадного дерева, растущего напротив здания, протестующе покачивались, стремясь противостоять разбушевавшемуся ветру.
Ласковое касание к плечу заставило отвлечься и перевести все внимание на дядю. Он улыбался.
Мы хотим усыновить Игоря и взять тебя с собой. За твоей квартирой есть кому присмотреть, я найму людей. Там устроишься на учебу, как того хотел твой отец. – С каждым произнесенным словом, его улыбка растягивалась все шире и шире. – Мы заживем спокойной счастливой жизнью.
Рогозин был уверен, что я соглашусь. В его глазах читались торжество и радость, которые казалось угасли навсегда.
Как же мой брат?
Мой шепот разнесся по комнате раскатом грома и осыпался стеклянными искрами на пол. До дяди мой вопрос дошел с трудом. Было видно, как он старается успокоиться, не давая злости взять верх над собой. Гнев бурлил в нем, обдавая меня кипящими брызгами.
Надя... - Надсадным голосом начал он, потирая покрасневшие глаза, - оставь ты это дело, послушай старика. Я не хотел тебе этого говорить, но сейчас скажу. Твой брат сам виноват во всем, понимаешь? Его никто не заставлял насильно употреблять наркотики. А торговцы занимаются своим бизнесом. Это их работа и им плевать на чужие жизни – раз жертва не беспокоится о себе, то им зачем об этом думать.
Он был слишком молод. Не понимал...
Черт побери, Надя. Максим был взрослым к тому периоду, и он сам выбрал свою судьбу. Если ты хочешь мести, то уж лучше перебей всех наркоторговцев в мире. Каждый из них частично виноват в его смерти.
Его слова с трудом, но доходили до затуманенного горем мозга. Я понимала, что он прав, но никак не могла смириться с этим. Хотелось на кого-то переложить вину за смерть Максима, чтобы самой не мучиться. В самой глубине души мне казалось, что виновата во всем именно я. Если бы уберегла, присмотрела...
Но разве он бы послушал? Рогозин видел мои метания и следующей фразой просто вверг в шок:
По своим источникам я пробил еще одну инфу, Надя. Прости, но Макс принимал наркотики и до гибели родителей.
***
Я слилась с погодой.
Мы стали одним целым, слились воедино...
Слезы смешивались со снегом, холод морозил щеки, волосы спутались и промокли, но я ничего не замечала.
Шла по пустому тротуару, глядя в никуда и раздумывая над полученной от дяди информацией.
Хотелось забыть обо всем происходящем и закрыться от окружающих в каком-то уединенном месте. Я чувствовала, как устала. Казалась себе древней старухой...
Джокер. Ублюдок, который испоганил всю мою жизнь. Растоптал, унизил, вверг в какую-то вязкую жижу.
Когда меня схватили за руку и начали быстро что-то верещать, я даже не обернулась. Просто стояла на месте, уйдя внутрь себя и проклиная наряженное темное существо.
Помни, девочка, у золотой медали две стороны. Веселый Клоун может оказаться пугающим Джокером.
Эти слова, произнесенные скрипучим женским голосом, вывели меня из ступора и наконец, заставили взглянуть на незнакомку. Смуглая цыганка, увешанная десятками погремушек, сверкала в мою сторону золотыми зубами и смотрела черными пронизывающими глазами.
Что? Что вы сейчас сказали? – переспросила я, чувствуя, как бешено заколотилось сердце, готовясь выпрыгнуть из груди.
Цыганка с ухмылкой протянула руку в понятном жесте. Я быстро потянулась к своей сумке дрожащими руками, даже не думая отказывать.
Каждый зарабатывает как может.
Когда на тонкую руку, затянутую в черную перчатку, опустились несколько купюр, цыганка с готовностью откликнулась:
Тебе нужно быть осмотрительнее. Не все золото, что блестит. Смотри, не дай злости и обиде затуманить свой разум – так ты упустишь свою судьбу. Судьба берет правосудие в свои руки и всегда карает преступников. Не обманывайся и ищи ответы в окружающих тебя людях. Но смотри... не ошибись с выводами...
Протянув эту странную речь, цыганка, не оглядываясь, скрылась с тумане, что окутал всю набережную. Мне только и оставалось, что вглядываться вдаль и по слогам перебирать в мыслях странные наставления.
***
Не ожидал увидеть тебя здесь.
Я сама не ожидала от себя. Просто... знаешь, дядя с тетей решили уехать и позвали меня с собой.
Клоун замер, держа в руках красный колпак с бубенчиками. Неуверенно глянув на меня из-под нахмуренных бровей, он следом стянул и нос. Впервые за время нашего знакомства он привел меня в свою маленькую каморку, где кроме кровати и маленькой тумбочки с вещами, ничего не было. Никаких тебе картин, окон, стульев, даже стола и то нет.
Да и могло ли все это уместиться здесь? Вряд ли.
Пройдя внутрь, я уселась на небольшую кровать, покрытую светло-зеленым одеялом. Скрестив ноги, уперлась в них ладонями и с интересом взглянула на замершего у порога Демира.
Когда? – спросил он, словно очнувшись и проходя следом за мной. Встав напротив, он кинул на кровать стянутые вещи и пронзил меня испытующим взглядом светлых глаз. Клоун давно перестал носить линзы.
Сейчас я могла без препятствий рассмотреть его русые волосы, которые чуть отросли за последнее время. Вдохнув поглубже, с удивлением поняла, что именно от них и исходит полюбившийся мне цитрусовый аромат.
Зачем тебе это знать? – ответила я вопросом на вопрос, желая вытянуть из него необходимые сведения. Именно в эту минуту мне хотелось узнать его отношение к себе. Почувствовать себя нужной и... возможно, любимой.
Устала жить в одиночестве.
Клоун почесал затылок и с упреком уставился на меня. Я завела его в тупик, и он усиленно искал пути отступления. Но сейчас мне не хотелось слышать ложь и недосказанность, и поэтому пришлось продолжить:
Прошу, скажи мне правду.
И пусть это было похоже на мольбу – мне плевать. Можно сказать, что от его ответа зависела моя дальнейшая судьба.
Более того, в душе я и правда отчаянно молилась, прося дать мне еще один шанс. Хоть крохотный...
Демир медленно присел на корточки и нежно коснулся моей щеки, заставив зажмуриться от этой долгожданной ласки.
Знаешь, я жалел тебя, - видя, что готова возмутиться, он прижал указательный палец к моим губам. И я покорно замолчала, готовая слушать дальше. – Только в самом начале. Видя твои страдания и твою боль, я стремился привнести в твой мир хоть немного радости.
Я дразнил тебя, вызывал злость, слушал ответные подколы и... сам был счастлив. Как никогда с тех пор, когда очнулся в этой клинике, одетый в дурацкий костюм.
Метался по палатам в поисках себя, а обнаружив еле живого парня, жутко обрадовался. Думал, что смогу уже вернуться и, черт, избавиться от происходящей кругом фигни. Но ничего не получилось. Проходили дни, месяцы, а я так и продолжал скитаться и... однажды даже попробовал отключить приборы...
Я замерла, боясь дышать и спугнуть этот миг. Демир решив открыться, сам того не понимая, отпер для меня дверь в свой одинокий мир. Впустил, такую же потерянную и растерянную. Его боль впиталась в мою душу, потекла по венам, грубыми толчками забилась в сердце и отчаянно заскулила где-то в области солнечного сплетения.
Демир не поднимал головы, опущенной вниз. Он перебирал мои пальцы, потом осторожно переплел их со своими. То, что он собирался сделать, вызывало ужас и понимание того, на какой степени отчаяния он находился, раз решился на это. Убить себя!
Но мне помешали, и пришлось сделать вид, что я пытаюсь разговорами и шутками вывести парня из комы. Мне поверили. А как же? Кто не поверит Клоуну?
Потом я встретил тебя... такую же одинокую душу, с открытыми ранами и полными грусти глазами.
Сперва жалел тебя, а потом ты заставила устыдиться самого себя. Такая внешне слабая девушка оказалась внутри такой сильной. Пережила столько потерь, но не потеряла стремления к жизни и готова была бороться до победного конца. В одиночку.
Тут мне хотелось возразить ему. Исправить.
Сказать, что я находилась на самом краешке гремучей пропасти, пока не встретила его. Но не сказала – сейчас был час откровений Веселого Клоуна под маской которого скрывалась печальная душа.
А Демир все продолжал, склонив голову и прижавшись щекой к моим ногам.
Ты стала моим спасением, Надя. Моей отрадой и я упустил тот миг, когда отдал тебе свое сердце.
Но и ты вскоре покинула меня... На целых полгода исчезла из жизни и если бы ты знала, как я тосковал. Думал, что больше не увижу...
Демир, наконец, поднял голову и взглянул на меня своими небесными глазами. Даже в темноте я заметила, как они блестят от непролитых слез.
Дух перехватывало от только что услышанного признания.
Я не знаю, как назвать свои чувства... не знаю, могут ли вообще такие как я чувствовать... поэтому, прошу тебя... не уезжай. И пусть это звучит эгоистично, но я устал бродить по миру в одиночестве.
Как тонко он почувствовал ту грань, которую я боялась преодолеть. Весь день думала об одиночестве и о том, как устала. Возможно, это были не мои чувства, а его...
Думаю, - шепотом, но уверенно ответила на его признание, - я люблю тебя!
***
Его тело было совершенным.
Длинные ноги с мускулистыми икрами были широко расставлены, а узкие бедра и плоский живот с идеальным прессом манили провести по гладкой коже рукой, в невесомой ласке.
Безволосая грудь с темными сосками была выпячена чуть вперед, демонстрируя перекатывающиеся упругие мышцы; крепкая шея и выпирающие ключицы будоражили воображение...
Я тяжело сглотнула, с завидным усилием заставляя себя не возвращаться взглядом куда не нужно.
Он стоял напротив и улыбался. Откинув от себя последнюю влажную салфетку, которой он вытирал свое лицо, протянул мне руку.
Я перевала взгляд на ладонь, отмечая длинные пальцы и тонкое запястье, на котором выделялись ровные линии вен. Он звал меня окунуться в бурлящий мир страсти, и мне даже в голову не пришло отказаться.
Вложив в его ладонь свою, я встала с кровати, ощущая легкие судороги от долгого сидения в неудобной позе.
Приблизив вплотную к себе, он медленно стянул с меня свитер, заставляя поднять руки. Провел рукой по волосам, медленно опускаясь вниз. Коснулся шеи, вызывая сладкую дрожь по всему телу, и остановился в опасной близости от кружевного белья.
Я задышала чаще, чуть приоткрыв губы. Взглядом попросила подарить поцелуй и Демир без слов отозвался на призыв. Сперва, осторожно провел языком по верхней губе, а затем втянул вторую, посасывая и прикусывая.
Стон сорвался с губ против воли. Подняв руки, я обхватила его за шею, запуская пальцы в мягкие густые волосы, и ответила на поцелуй. Каким же сладким он был, каким нежным.
Ты такая сладкая, - будто сканируя и зеркально отражая мои мысли, озвучил Демир и потянулся к молнии джинс. Быстро стянул их с меня и отошел на два шага, разглядывая горящими глазами. На грани слышимости произнес, - ты прекрасна.
Я смущенно опустила голову, не зная куда деть руки. Прошло пару лет с момента последней близости с мужчиной и сейчас меня охватили неловкость и стыд.
Пожалуйста, - зачем-то попросила я, сама не подозревая о чем.
Демир медленно склонился к моему лицу, потемневшими от страсти глазами вглядываясь в мои, затуманенные таким же желанием.
Чуть только его дыхание коснулось моих губ, я осознала, что сдерживаться уже нет сил. Жадно выпивая сладость его поцелуев, чувствовала как тело начинает плавиться в волнах неописуемого восторга. Руки опустились на его торс, ладони в восхищении прижались к упругим мышцам.
Одновременно хотелось плакать и смеяться. От того накала чувств, что охватил меня из-за его близости...
Пальцы сами исступленно начали ласкать горячее тело, то уверенно поднимаясь вверх, к плечам, то смущенно опускаясь вниз, к самой дорожке любви. На дальнейший путь они не осмеливались, охваченные непонятными судорогами.
Не ослабляя захвата, Демир подвел к кровати и расстегнул лифчик, кинув его к нашим ногам.
Все мое существо задымилось от возбуждения, когда он опустил меня на кровать и лег рядом. От него шли мощные волны жара, опаляющего тепла и потоки жгучего желания.
Можешь считать меня девственником, - сказал он хриплым полушепотом, нависая сверху.
Я смогла только беспомощно и нежно улыбнуться в ответ – голос подвел в самый роковой момент.
Пальцы Демира медленно ощупали тонкие кости моих плеч, затем прошли вокруг груди, спустились по ребрам к резинке трусов и быстро стянули их. Он прижался лицом к вздрагивающему от прикосновении животу, заставляя замереть.
Болезненный укус внутренней стороны бедра был полной неожиданностью и вызвал громкий стон. Я прикрыла рот рукой, боясь быть услышанной.
Он дарил ласки, не останавливаясь ни на миг; распалял огонь во мне неспешно и умело, противореча своим сказанным словам. В прошлой жизни он точно не был девственником, раз запомнил навыки даже после потери памяти и тела. Как тонко он их отточил, если умеет одним касанием так просто разжигать страсть.
Разомлевшая от ласк, я уверенно потянула его к себе и лизнула в шею, собирая капли соленой влаги. Продолжила вести языком дальше, чувствуя, как пробуждаются от долгой спячки животные инстинкты и заставляют прижаться зубами к его плечу, чтобы потом с каким-то диким восторгом вонзить их в упругую мякоть.
Демир в ответ протяжно застонал и отстранился:
А ты кровожадна, - прохрипел он.
Но мне уже было плевать. Забылись смущение, неловкость и неуверенность. Их место заняло дикое желание взять вверх над этим загадочным мужчиной и... сделать его своим. В прямом смысле – раз и навсегда.
Впервые в жизни, во мне вулканом зажигалось столько незнакомых чувств и эмоций. И это было прекрасно. Так прекрасно, что казалось, словно в один момент ярким пламенем зажглись глаза, осыпая все вокруг нас тысячами искр. С самой первой встречи, он пробудил глубоко во мне затаенную тягу, и эта тяга, становясь все мощнее с каждым днем, вела именно к этому моменту.
Демир склонил голову и начал неторопливо ласкать языком мою грудь, пока я не застонала в блаженном изнеможении. Но он уже не слышал.
Продолжал прочерчивать мокрые дорожки по всему телу, не оставляя без внимания ни один участок вспыхнувшей кожи.
Я и вообразить не могла, что мои ноги так чувствительны, а икры почти эрогенная зона. Никто раньше не заставлял меня метаться по кровати, покусывая пальцы и почти воя от удовольствия.
Слезы катились по вискам; горло охрипло от криков и стонов; дрожали руки... в одну секунду мне даже показалось, что я просто умерла. Вознеслась к небесам и созерцаю райские гущи...
Но перед глазами все еще сверкал темный потолок, а светильник продолжал освещать бронзовое тело, которое отсвечивало серебром.
Смежив веки, я беспомощно замотала головой и притянула его к себе за плечи, взглядом умоляя, чтобы он больше не мучил.
Приближаясь ко мне, Демир нечаянно коснулся напрягшихся кончиков сосков, все больше распаляя и вызывая всхлип с приоткрытых губ – почти рыдание.
Мои бедра ныли от жажды, а живот простреливало острой болью. Не в силах больше терпеть зов плоти, я простонала:
Демир... прошу... умоляю тебя...
Демир подчинился мгновенно - кажется, не одна я мучилась от этого голода. Его тело дрожало, капли пота с висков падали на меня, волосы взмокли и прилипли ко лбу. Я осторожно подняла руку и погладила его по щеке, не отрывая взгляда от затуманенного ночного неба в его глазах.
На ум неожиданно пришла фраза из песни:
«Наверно, это мой рай!»
Первое вторжение заставило выгнуться, почти ломая спину и вцепиться в его спину руками. Демир откинул голову назад, открывая шею, на которую я сразу же накинулась. Животный инстинкт вновь захватил мое тело.
Но на этот раз он не оттолкнул. Продолжал двигаться и подставлял шею моим, готовым растерзать его, губам.
Он набирал скорость, толчки становились все резче и сильнее, а объятия крепче. Уже невозможно было догадаться, где кончается его тело и начинается мое.
Кровать скрипела под нами, а Демир все набирал бешеный ритм, вынуждая встречать его на половине пути ответными толчками.
Демир, - взывала, ощущая, что уже подошла к самому краю. После же пришло полное беспамятство. Я просто отключилась.
Я лежала без сил, сознавая лишь то, что еще жива. Демир все еще обнимал меня и изредка целовал в висок, собирая соленые капли губами.
Александр... - вдруг раздался его спокойный голос, заставив вздрогнуть от неожиданности. Глаза закрывались сами собой, но я все равно спросила:
Что? Кто такой Александр?
Александр – это я. Мое настоящее имя.
Сон как рукой сняло. Подняв голову с его плеча, я в изумлении уставилась на него:
Но...
Демир... или Александр не дал договорить, оборвав готовую сорваться с губ недоуменную фразу.
Не спрашивай, я сам не знаю. Просто вдруг понял, и всё.
Я несколько долгих минут глядела ему в лицо, пытаясь поймать ускользающий взгляд и не сумев этого сделать, вновь пристроила голову на его плече. От него пахло мужчиной и чуть утихшей страстью.
В эту минуту у меня просто не было слов. Осознание того, что память начала возвращаться к нему выбивало почву из-под ног. Страх сковал внутренности, хрупким льдом окутал сердце.
Не бойся, - Демир... или... одарил меня коротким поцелуем и зарылся лицом в волосы, часто вдыхая полной грудью. Я чувствовала, как сильнее забилось его сердце. – Больше ничего я не вспомнил.
Я люблю тебя, - прошептала ласково и уже проваливаясь в сон услышала его ответное признание...
Последнее...
Утром я проснулась одна.
Демира не было в комнате.
Клоуна во всей клинике и во дворе тоже.
И только сгрудившиеся у его палаты врачи смогли утихомирить мои отчаянные метания – Пациента в коме срочно увезли в реанимационную.
Сердце внезапно перестало биться...
Мое тоже! Он просто взял и унес его с собой...
***
Все снова повторяется...
Холодная больница, мертвые палаты, бледные стены, удушающий запах лекарств...
Ненавижу белый цвет.
Он отождествляется у меня со смертью и пугает до дрожи. Белые халаты, белые простыни, белые потолки, белый кафель и... белесый оттенок кожи в минуты, когда смерть подбирается к тебе слишком близко и дышит в затылок.
Никто не видит пугающего монстра с косой, который притаился за спиной. Он невидим, прозрачен и наверняка напоминает туман.
Ненавижу туман.
Он в подчинении у Смерти, которая таится за каждым светлым углом. Светлым потому что так он сливается с белым цветом. Для меня Смерть всегда белого цвета.
Никто не видит призрачного гонца, пришедшего забрать душу. Туман всегда прикрывает его, защищая.
Но я научилась чувствовать его.
Различаю тихие шаги, которые то приближаются, то отдаляются. Все ближе и ближе, заставляя замирать от страха. Все дальше и дальше, даря несбыточную надежду.
Ненавижу игры.
Потому что Смерть любит играть с нами. Ее злобный смех вызывает дрожь. От него по всему телу ползут липкие до тошноты мурашки, впиваясь в кожу и отравляя кровь своим ядом.
И я ненавижу этот мир, который стремится забрать у меня всех близких и дорогих людей. Как жестоко судьба любит подшутить. Заманивает в клетку, завлекает, обещая чудеса, и захлопывает дверцу, когда ты, поверив, заходишь в ее владения.
Я столько раз обманывалась. Наивная.
Снова.
Я вновь сижу на жестком стуле, глядя на тебя, всего окутанного проводами и трубками. Рядом нависает капельница, сердито моргают желтыми лампочками электроприборы. Из-под простыни выбилась рука, которую я могу обхватить одной своей. А раньше, помнится, ты не был таким хрупким.
Или так было всегда? Не знаю, не помню.
Моя спина выпрямлена, плечи расправлены, а голова гордо поднята. Глаза широко распахнуты, а губы поджаты. Нельзя показывать страх, дать понять, что боишься до безумия.
Мне не нужна маска клоуна, чтобы прятаться за ней.
«Смотри всегда вперед, девочка моя. Не дай сломить себя, не отступай».
Я не проиграю, мама! На этот раз не позволю выиграть этот бой.
Это как игра в шахматы. Любой непродуманный ход в самом начале предопределяет всю партию. Мы со Смертью давно сидим за столом, перебирая маленькие фигурки и сменяя одну партию за другой. Увы, ни один раз я не смогла выйти победителем.
Время – свидетель, люди-пешки, а их Жизни-Короли и Королевы, ради которых затеялась игра и делаются ставки.
Я ощущаю ее рядом, она бродит по палате, бросая на меня «пылкие» взгляды и злорадно усмехаясь.
Проверяет, испытывает.
«Страх - инструмент кукловода. Не поддавайся ему».
Я не позволю в очередной раз использовать себя, мама. Обещаю. Не дам управлять, дергая за ниточки и вводить в заблуждение, мило улыбаясь.
Я не отдам его, - шепчу упрямо и голос мой бесстрастен. Не выдает ни страха, ни злости. – На этот раз я не проиграю. Эта партия-МОЯ!
Дата добавления: 2015-09-28; просмотров: 29 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |