|
Альберт Отто Хиршман Выход, голос и верность
был создан в феврале 2000 года, чтобы содействовать развитию либеральной идеологии и обоснованию принципов либеральной политики, соответствующих сегодняшней России Основная задача Фонда—распространение универсальных либеральных ценностей свободной рыночной экономики, свободы личности и свободы слова как основ существования гражданского общества и правового государства. Для этого Фонд инициирует публичные дискуссии, где вырабатываются условия конструктивного диалога различных направлений либерализма и их идеологических оппонентов. Другое направление деятельности Фонда — издательская программа, призванная познакомить широкий круг читателей с достижениями либеральной мысли и прикладными исследованиями перспектив либеральных преобразований в современной России.
Фонд Альберт Отто Хиршман
либеральная Выход, голос и верность
миссия
библиотека
фонда
либеральная миссия
НОВОЕ
издательство
Albert Otto Hirschman Exit, Voice, and Loyalty Responses to Decline in Firms, Organizations, and States
Harvard University Press Cambridge & London
Альберт Отто Хиршнан Выход) голос и верность Реакция на упадок фирм, организаций и государств
фонд
либеральная миссия
■
новое
издательство
УДК 330.88 ББК 65.01:66.0 Х50
Серия основана в 2003 году
Перевод с английского Борис Пинскер
Редактор Антон Золотое
Дизайн Анатолий Гусев
Published by arrangement with Harvard University Press
Хиршман A.O.
X50 Выход, голос и верность: Реакция на упадок фирм, организаций и государств / Пер. с англ. М.: Новое издательство, 2009. —156 с. — (Библиотека Фонда «Либеральная миссия»).
ISBN 978-5-98379-117-6
Книга американского экономиста Альберта О. Хиршмана «Выход, голос и верность» — классическая попытка осмыслить поведение человека, столкнувшегося с ухудшением качества потребляемых им услуг, идет ли речь о товарах, которые он покупает, деятельности компании, в которой он работает, или политике государства, в котором он живет. Построенная Хиршманом и прозрачно обозначенная в названии его книги универсальная модель—яркий пример идеи, чье значение выходит далеко за пределы рассмотренного автором материала и чье влияние в течение десятилетий продолжает ощущаться в работах ученых самых различных областей науки.
УДК 330.88 ББК 65.01:66.0
ISBN 978-5-98379-117-6
© President and Fellows of Harvard College, 1970 ©Фонд «Либеральная миссия», 2009 © Новое издательство, 2009
Оглавление
Предисловие
Я не планировал написание этой книги. Побудительным толчком для этого послужило наблюдение за железнодорожным транспортом в Нигерии, которому посвящен абзац в моей предыдущей книге — здесь читатель найдет его ниже, в начале главы 4. По поводу этого абзаца один критик доброжелательно заметил, что «за ним должна быть масса скрытых предположений». Поразмыслив, я решил вытащить эти скрытые предположения на свет божий, и на это у меня ушел целый год, который я намеревался посвятить неторопливым размышлениям в Центре специальных исследований в области наук о поведении человека.
Читатель без труда поймет главную причину моей настойчивости: я наткнулся на подход к анализу определенных экономических процессов, способный пролить свет на широкий круг социальных, политических и даже моральных явлений. Но эта книга не использует инструменты одной научной дисциплины для оккупации смежных областей науки. Как показано далее, особенно в Приложениях, развитые мною концепции могут быть переведены на язык традиционного экономического анализа и, не исключено, могут даже обогатить его, но область их применения намного шире. Я даже был встревожен тем, что концепции «выхода» и «голоса» оказались слишком широкими и, по мере создания книги, с поразительной легкостью распространялись на все новые территории. Под влиянием этих опасений я насколько возможно ограничил объем книги. Найденный мною подход и без того позволил затронуть столь разные вопросы, как конкуренция и двухпартийная система, развод и американский национальный характер, движение «Власть черным» и неспособность высших должностных лиц подать в отставку в знак несогласия с войной во Вьетнаме.
Центр предоставил мне чрезвычайно благоприятные условия для работы над такого рода проектом. Я вовсю использовал почтенную традицию Центра, в соответствии с которой каждый имеет «право» докучать своими проблемами и домыслами всем и каждому. Мои основные интеллектуальные долги зафиксированы
ПРЕДИСЛОВИЕ I 7 I
в сносках. Я должен особо поблагодарить Габриеля Алмонда, который одобрил мою затею и дал ряд ценных советов, Ричарда Лоуэн-таля, замечание которого побудило меня к написанию главы 6, и Тжаллинга Купмэнса, который, так же как Роберт Уилсон из Стэн-фордской школы бизнеса, помог мне уточнить ряд технических аргументов.
Законченную рукопись прочли Абрам Бергсон и Альберт Фишлоу, давшие ряд точных замечаний и предложений. На более ранней стадии я получил существенную выгоду от обсуждения некоторых идей на семинарах в Гарварде, Йеле и в Бостонском колледже. В течение 1967 года Дэвид С. Френч искал, к счастью, без большого успеха, моих предшественников в обширной литературе по вопросам конкуренции.
Было чрезвычайно приятно, что Филипп Г. Зимбардо, профессор психологии Стэнфордского университета, счел некоторые мои гипотезы достаточно интересными, чтобы проверить их в эксперименте. Схема запланированного эксперимента приводится в Приложении.
Хильдегард Тейлхет бодро и умело перепечатала рукопись на машинке, причем не один раз.
Моя жена, столь многим помогавшая мне в работе над предыдущими книгами, на этот раз мудро предоставила мне возможность насладиться калифорнийским солнцем в одиночестве.
Стэнфорд, Калифорния Июль 1969 года
Выход, голос и верность
Эудженио Колорни (1909-1944), который рассказал мне о скромных идеях и о том, как может измениться их значение.
1 Введение и теоретические предпосылки
В любой экономической, социальной или политической системе люди, деловые фирмы и вообще любые организации подвержены отступлению от норм эффективного, рационального, законопослушного, добронравного или каким-либо другим образом функционального поведения. Можно придумать любые базовые институты общества, но действующие в нем лица непременно, хотя бы по чисто случайным причинам, будут порой вести себя неким недолжным образом. Каждое общество научается жить с определенным количеством такого дисфункционального или неправильного поведения; но чтобы неправильное поведение не умножилось и не привело к общему упадку, общество должно найти в себе силы, которые вернут как можно большее число ненадежных действующих лиц к поведению, необходимому для надлежащего функционирования. Эта книга начинается с исследования того, как эти силы действуют в экономике, а потом я показываю, что соответствующие концепции применимы не только к хозяйствующим субъектам, таким как деловые фирмы, но и к широкому кругу неэкономических организаций и ситуаций.
В то время как моралисты и политические философы много думали о защите людей от безнравственного поведения, обществ — от коррупции, а государств — от упадка, экономисты почти не уделяли внимания исправимым отклонениям. Это невнимание объясняется двумя причинами. Во-первых, экономическая наука исходит из предположения об исключительно рациональном поведении или, по меньшей мере, о неизменном уровне рациональности в поведении хозяйствующих субъектов. Упадок фирмы может быть результатом неблагоприятного изменения условий спроса и предложения, тогда как желание и способность фирмы максимизировать прибыль (темпы роста или что-нибудь еще) остаются прежними; но упадок может также отражать некое «ослабление способности или энергии добиваться максимизации» при неизменности факторов спроса и предложения. В последнем случае немедленно возникает вопрос, как можно восстановить способность или энергию,
1. ВВЕДЕНИЕ И ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ 1111
которые обеспечивают усилия по максимизации. Но обычно исходят из первого представления, а перспективы восстановления благоприятных условий спроса и предложения всегда сомнительны. Иными словами, обычно экономисты исходят из того, что фирма отстает (или вырывается вперед) всегда «по основательным причинам»; концепция — центральная для этой книги — случайного или сравнительно легко «исправимого отклонения» была чужда их логике.
Вторая причина невнимания экономистов к отклонениям связана с первой. В традиционных моделях конкурентной экономики вопрос о восстановлении после любого отклонения не имеет принципиального значения. Когда одна фирма терпит поражение в конкурентной борьбе, ее доля рынка и нанимаемые ею факторы производства достаются другим, в том числе новичкам; в итоге распределение совокупных ресурсов только выигрывает. Памятуя об этом, экономист может взирать на отклонения, допускаемые любым из объектов своего анализа (таких, как деловые фирмы) с куда большей невозмутимостью, чем моралист, убежденный во внутренней ценности каждого из своих объектов (индивидов), или политолог, объект рассмотрения которого (государство) уникален и незаменим.
Поскольку мы объяснили невнимание экономистов, можно немедленно поставить под вопрос его обоснованность: образ экономики как совершенно конкурентной системы, в которой судьба каждой фирмы определяется исключительно фундаментальными изменениями сравнительного преимущества, — это, конечно же, искаженная картина реальности. Прежде всего, прекрасно известны обширные области монополий, олигополии и монополистической конкуренции: снижение результативности фирм, действующих в этой зоне экономики, ведет к появлению более или менее постоянных очагов неэффективности и запущенности, так что исследователь политики, видящий, что целостность его государства подрывается раздором, коррупцией или скукой, должен воспринимать эти явления с тревогой. Но даже там, где преобладает здоровая конкуренция, вряд ли оправданно пренебрежение возможностью дать заряд новой энергии фирмам, претерпевающим временный упадок. Именно в тех секторах, где конкурирует между собой большое число фирм, находящихся в сходных условиях, причиной упадка отдельных фирм могут быть как устойчивые неблагоприятные изменения условий спроса и предложения, так и случайные субъективные факторы, действие которых можно устранить или нейтрализовать. В этих условиях механизмы восстановления могли бы играть чрезвычайно полезную роль, могли бы помочь людям и обществу избежать ненужных потерь и невзгод.
Здесь мне могут возразить, что сама конкуренция и служит таким механизмом восстановления. Разве конкуренция не побуждает фирму «тянуться изо всех сил»? А если фирма оступилась, разве не конкуренция через падение дохода и угрозу полного разорения подталкивает менеджеров к тому, чтобы всеми силами восстановить пошатнувшуюся эффективность?
Не может быть сомнения, что конкуренция является главным механизмом восстановления. Однако я намерен здесь доказать, что (1) у нас пока нет адекватного понимания всех последствий этой частной функции конкуренции и (2) что возможен альтернативный механизм, который способен дополнять механизм конкуренции или заменять его.
Опции «выход» и «голос»
Для фирм, действующих в условиях монополии или монополистической конкуренции, падение эффективности может принять форму роста цен и издержек либо одновременного ухудшения качества и роста цен. С другой стороны, на идеально конкурентном рынке изменения цен и качества абсолютно исключены; в этой явно нереалистичной ситуации упадок может проявиться только в форме роста издержек, что, при неизменности цен и качества, ведет к сокращению чистого дохода. Таким образом, в условиях совершенной конкуренции менеджеры узнают о падении эффективности только из показателей финансового учета, тогда как клиенты пребывают в неведении о том, что фирма переживает трудный период. Возможно, экономисты обошли вниманием всю совокупность соответствующих явлений именно потому, что они практически нереализуемы в модели совершенной конкуренции. |
Нас будет интересовать фирма, производящая нечто такое, что покупают клиенты, хотя наш аргумент применим и к некоммерческим организациям (таким, как добровольные ассоциации, профсоюзы или политические партии), которые оказывают своим членам услуги, не имеющие денежного выражения. Предполагается, что эффективность фирмы или организации падает по неким случайным причинам, причем последние не столь серьезны, чтобы сделать невозможным восстановление прежней эффективности, если только менеджеры возьмутся за решение этой задачи. В типичном случае падение эффективности выражается — в случае как фирм, так и организаций — в абсолютном или относительном ухудшении качества производимых услуг или товаров1. Информация о падении качества доходит до менеджеров по двум основным каналам:
(1) Некоторые клиенты перестают покупать продукцию фирмы или какие-то члены выходят из организации: это опция «выход». В результате доходы падают, число членов уменьшается, а руководство вынуждено искать способы исправить те ошибки, которые заставляют людей голосовать ногами.
(2) Клиенты фирмы или члены организации сообщают
0 своем недовольстве напрямую руководству или органу, который стоит над руководством фирмы или организации, или вообще кому угодно, кто готов выслушать: это опция «голос». В результате руководству приходится искать причины и возможные пути устранения недовольства клиентов.
Остальная часть книги посвящена, преимущественно, сравнительному анализу этих двух опций и их взаимодействию. Я исследую такие вопросы, как: при каких условиях люди будут прибегать к опции «выход», а не «голос», и наоборот; какова сравнительная эффективность этих двух видов протеста как механизмов восстановления; в каких ситуациях будут одновременно использоваться оба канала протеста; какие институты могут способствовать совершенствованию каждой из опций как механизма восстановления; совместимы ли институты, способствующие совершенствованию опции «выход», с теми, которые повышают эффективность опции «голос».
Возможности упадка и слабость экономической мысли
Прежде чем давать ответ на эти вопросы, я отступлю назад, чтобы сформулировать мое представление о соотношении между предметом этой книги и экономической наукой.
Из разговоров с исследователями поведения животных (в Центре специальных исследований в области наук о поведении человека) о социальной организации приматов я понял, насколько гладко и эффективно решена у бабуинов задача преемственности лидерства, создающая столько трудноразрешимых проблем в человеческих обществах. Вот описание того, как это происходит в стае плащеносных павианов, возглавляемой опытным самцом:
Молодые самцы крадут очень молодых самок у их матерей, чтобы нянчить их, самым тщательным образом повторяя все действия матери. Поведение юных самок жестко контролируется, так чтобы они не могли сбежать... На этом этапе самкам еще два-три года до половой зрелости, и сексуальные отношения с ними отсутствуют... По мере того как эти молодые самцы взрослеют, а вожак стаи стареет, молодые животные провоцируют перемещения стаи, хотя направление миграции все еще выбирает старый вожак. Между молодыми самцами и самками развиваются очень сложные отношения, они проявляют постоянное внимание друг к другу и посредством взаимных «сообщений» участвуют в выборе перемещений группы. Старые самцы сохраняют контроль над направлением перемещений, но сексуальный контроль над самками постепенно переходит к молодым самцам... Постепенно старые самцы отказываются от секса, но сохраняют контроль над стаей в целом, и молодые самцы постоянно согласовывают с ними свои действия, особенно когда нужно выбрать направление миграции2.
Сравните эту изумительную постепенность и гладкую преемственность со столь обычными у людей насильственными переворотами, когда на смену «хорошим» правительствам приходят «плохие», а сильных, мудрых или хороших вождей сменяют слабовольные, глупые или преступные.
Люди не сумели развить методы постепенной и гладкой смены руководства, скорее всего, потому, что в этом не было жизненной необходимости. В большинстве случаев для человеческого общества характерна некоторая избыточность средств к существованию. А это дает обществу возможность сравнительно безболезненно переживать периоды упадка. Понижение эффективности, грозящее бабуинам катастрофой, людям обычно несет всего лишь определенные неудобства, по крайней мере на первых порах.
2 Crook J.H. The Socio-Ecology of Primates // Social Behaviour in Birds and Mam- mals: Essays on the Social Ethology of Animals and Man / Ed. by J.H. Crook. London: Academic Press, 1970. В процитированном отрывке обобщены наблюдения Ханса Кам-мера: KummerH. Social Organization of Hamadryas Baboons// Bibliotheca Primatologica. Basle, 1968. №6. |
В человеческом обществе прямым результатом роста производительности и контроля над окружением является растущая возможность переживать периоды упадка. Резкие спады и продолжительные периоды стагнации — в сравнении с потенциально возможным уровнем эффективности — это зло, приносимое прогрессом. Поэтому заведомо тщетно искать социальные механизмы,
способные предотвратить любой упадок государств. В силу избыточности средств к существованию и наличия значительных возможностей претерпевать упадок механизмы поддержания гомео-стаза в обществе обречены оставаться крайне несовершенными.
Признанию этой малоприятной истины мешала утопическая надежда, что экономический прогресс, обеспечивающий рост средств к существованию, принесет с собой столь жесткую дисциплину и санкции, что никакое несовершенство политических процессов, например, не сможет стать причиной упадка. В XVIII веке от расширения торговли и промышленности ждали не столько роста благосостояния, сколько обуздания своеволия государей и, соответственно, уменьшения или полного устранения возможностей упадка. Иллюстрацией может служить характерный отрывок из «Введения в основы политической экономии» сэра Джеймса Стюарта:
Сколь бы пагубными ни были естественные и непосредственные последствия политических революций в прежние времена, когда механизм правления был проще, чем в наши дни, ныне они так обузданы усложненной системой хозяйства, что можно легко защититься от бедствий, которые они могли бы принести в другом случае...
3 SteuartJ. Inquiry into the Principles of Political Oeconomy [1767]. Chicago: University of Chicago Press, 1966. Vol. I. P. 277,278-279. выход, голос и ВЕРНОСТЬ 116 I |
Власть современного государя, даже если устройство его королевства позволяет ей быть абсолютной, оказывается ограниченной, как только он устанавливает схему хозяйства... Если до этого его власть силой и твердостью своей была подобна клину (который можно использовать для раскалывания камней, бревен и других прочных тел, который можно отбросить в сторону и опять пустить в дело, когда потребуется),то теперь она своей хрупкостью станет подобна карманным часам, которые пригодны только для того, чтобы отмерять ход времени, и будут немедленно разрушены, если их будут использовать для чего-либо другого или станут обращаться с ними недостаточно бережно.... Современное хозяйство, таким образом, — это самая действенная из когда-либо изобретенных узда для смирения причуд деспотизма3.
Почти через два столетия эта же благородная надежда прозвучала в словах латиноамериканского интеллектуала, предсказавшего, вопреки всякой очевидности, что между экономическим прогрессом и возможностью упадка существует не прямо пропорциональная, а обратно пропорциональная зависимость:
[В эпоху, когда еще не знали промышленного выращивания кофе, политики] лиричны и романтичны, потому что им еще нет нужды считаться с продуктом, производство которого постоянно растет. Это время для игры и всяческих ребячеств. С кофе приходят зрелость и серьезность. Он не позволит колумбийцам давать волю своим прихотям в отношении национальной экономики. Идеологический абсолютизм исчезнет, а на смену ему придет время умеренной трезвости и ответственности... Кофе несовместим с анархией4.
История грубо посмеялась над надеждами сэра Джеймса Стюарта и Ньето Арьеты, что экономический рост и технический прогресс воздвигнут надежные барьеры против «деспотизма», «анархии» и безответственного поведения в целом. Но их утопические мечты все еще с нами. А чем еще является распространенное убеждение, что в ядерную эпоху большая война немыслима, а потому и невозможна?
В основе подобных построений лежит общая логика: технический прогресс не только увеличивает богатство общества, но и создает настолько тонкий и сложный механизм, что определенные виды общественно значимого плохого поведения, которые прежде приводили к прискорбным, но терпимым последствиям, теперь дадут настолько катастрофические результаты, что забота о их недопущении станет много эффективнее, чем в прошлом.
4 NietoArieta L.E. El cafe en la sociedad colombiana. Bogota: Brevarios de orien- tacion colombiana, 1958. P. 34-35. Это посмертно опубликованное эссе было написано в 1947 году, всего за год до начала кровавых гражданских беспорядков, известных как La Violencia [Виоленсия, букв, насилие], да и сэр Джеймс Стюарт писал о близкой победе над деспотизмом незадолго до эпохи Наполеона. |
В результате общество разом пребывает в ситуации сравнительного изобилия и находится вне ее: оно производит больше, чем нужно для простого выживания, но не вольно не производить этот избыток или производить его в меньшем, чем возможно, объеме; по сути дела, социальное поведение оказывается в столь же жестких рамках, как в обществе, живущем на грани выживания.
Экономист не может не заметить сходства этой ситуации с моделью совершенной конкуренции. Ведь эта модель содержит тот же самый фундаментальный парадокс: общество в целом производит все больше и больше, а каждая отдельная фирма еле сводит концы с концами, так что один неверный шаг может привести ее к банкротству. В результате каждый вынужден постоянно прилагать максимум усилий, а общество в целом действует на — постоянно расширяющемся — «пределе производственных возможностей», когда полностью заняты все экономически полезные ресурсы. Этот образ неизменно напряженной хозяйственной деятельности сохранил свое место в экономическом анализе, даже когда было признано, что совершенная конкуренция — это всего лишь отвлеченное от реальности теоретическое построение.
5 Именно эту мысль выразил Сэмюель Джонсон в рассказе о Счастливой до- лине Абиссинии. Когда принц Расселас начинает размышлять о своем чувстве недовольства, которое он испытывает в похожей на рай долине, он следующим образом сравнивает себя с пасущимися на склоне козами: «Что отличает человека от всех других животных? У любого животного рядом со мной те же телесные потребности, что и у меня: оно хочет есть и щиплет траву, хочет пить и припадает к ручью, а когда голод и жажда утолены, оно довольно и засыпает; потом оно просыпается и опять голодно, а потом насыщается и пребывает в покое. Я, как и оно, испытываю голод и жажду, но, насытившись, я не знаю покоя; подобно ему, меня терзает нужда, но, в отличие от него, сытость меня не удовлетворяет» («Расселас», гл. 2). |
Разнообразные наблюдения подобного рода складываются в синдром двойственного отношения человека к своей способности производить изобилие: ему нравится изобилие, но при этом он боится заплатить соответствующую цену. Не желая отказаться от прогресса, он жаждет возвращения простых и жестких ограничений поведения, которые действовали, когда он, подобно всем другим созданиям Божьим, заботился лишь об удовлетворении самых основных потребностей. Возможно, именно это стремление лежит в основе мифа об Эдеме! Правдоподобно предположение, что возвышение человека над скудостью, которой отмечено существование всех других существ, нередко воспринималось, хотя вряд ли кто признавал это вслух, как падение; так что в принципе простое, но смелое воображение вполне могло преобразовать этот образ жизни, который действительно был предметом вожделения, в свою полную противоположность, в сад Эдема5.
Но пора оставить райский сад и вернуться к экономической науке, потому что у нашей истории есть еще и другая сторона. Не осталась незамеченной простая идея, что способность производить больше, чем нужно для выживания, делает возможным и вероятным, что порой превышение уровня выживания будет не максимально возможным. Фактически, рядом с традиционной моделью постоянно напряженной экономики возникают зачатки теории экономики расслабленной. Я здесь не говорю об экономике, страдающей от безработицы и депрессии, — в этих случаях расслабленность является результатом нарушения функционирования на макроуровне, что мешает фирмам и отдельным людям добиваться максимизации прибылей и удовлетворенности. Вопрос о расслабленности не имеет отношения и к спорам о том, что именно максимизируют фирмы, а особенно крупные корпорации: прибыли, показатели роста, долю рынка, хорошее мнение общественности или какие-либо функции, отражающие несколько подобных переменных. В таких спорах всегда предполагается, что, чем бы там фирмы ни занимались, они делают это наилучшим возможным образом, даже если критерии «максимизации» становятся не вполне четкими. Наконец, я не говорю здесь о многочисленных публикациях, показывающих, что из-за существования элементов монополизма и экстернальных эффектов деятельность сознательно нацеленных на максимизацию частных производителей и потребителей может давать результаты, далекие от социального оптимума. Также здесь причиной несовпадения действительного и потенциально возможного производства не является некая «расслабленность» на микроэкономическом уровне. Но со временем возможность последнего стала привлекать к себе растущее внимание.
6 Simon НА. A Behavioral Model of Rational Choice // Quarterly Journal of Econo- mics. Vol. 69 (1952). P. 98-118. В1933 году Бюро исследований деловой активности Северо-Западного университета опубликовало оставшуюся незамеченной работу под характерным заголовком «Триумф посредственности в бизнесе» (SecristH. The Triumph of Mediocrity in Business. Chicago: Bureau of Business Research, Northwestern University, 1933). Книга на данных статистики демонстрирует, что со временем показатели эффективности у первоначально высокопроизводительных фирм падают, а у плохо работающих повышаются. |
Г. Саймон высказал плодотворное предположение, что в норме фирмы стремятся не к максимально возможному, а всего лишь к «удовлетворительному» уровню прибыли6. В1963 году идея получила развитие в книге «Поведенческая теория фирмы»7, в которой Сайерт и Марч ввели концепцию «организационной расслабленности». Примерно в то же время Гэри Беккер показал, что некоторые из выдержавших эмпирическую проверку теорем макроэкономики (скажем, что кривая рыночного спроса на товары имеет отрицательный наклон) совместимы с широким кругом иррационального и неэффективного поведения производителей и потребителей, хотя первоначально теоремы были развиты исходя из предположения о их неуклонной рациональности8. Потом весьма убедительно продемонстрировал значимость расслабленности Харви Лейбенстейн9. Наконец, недавно профессор М.М. Постан в широко обсуждавшейся полемической статье заявил, что экономические недуги Британии имеют отношение не столько к ошибкам макроэкономической политики, сколько к микроэкономической расслабленности. Он пишет:
В случае многих (пожалуй, даже большинства) подобных... недугов причиной патологии являются не нарушения жизненных процессов в теле экономики, такие как низкий уровень сбережений, высокий уровень цен или недостаточность государственных расходов на научные исследования и разработки, а специфические расстройства отдельных клеток — на уровне управления, устройства, сбыта или поведения трудовых коллективов10.
Эти публикации мне очень близки, потому что я и сам держусь сходной позиции в отношении к проблеме развития. Основным предположением в моей работе «Стратегия экономического развития» (1958) было предположение о том, что «развитие зависит не столько от подыскания оптимального сочетания данных ресурсов и факторов производства, сколько от выявления и мобилизации спрятанных, рассеянных или плохо используемых ресурсов и способ-
7 CyertR.M., March J.G. Behavioral Theory of the Firm. Englewood Cliffs, N.J.: Prentice-Hall, Inc., 1963.
8 Becker G.S. Irrational Behaviour and Economic Theory // Journal of Political Economy. Vol. 52 (February 1962). P. 1-13.
10 Postan M.M. A Plague of Economists? // Encounter. 1968. January. P. 44. |
9 Leibenstein H. Allocative Efficiency versus X-Eff iciency // American Economic Review. Vol. 56 (June 1966). P. 392-415.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 656 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |