Моей жене, за ее терпение и прочие восхитительные каче­ства, из-за чего мне порой кажется, что она — продукт моего воображения 12 страница

— Я служу только Корроку.

И продолжила летать по комнате, словно маленький мох­натый дирижабль.

Снова-здорово.

Я отвернулся. У Джона было такое выражение лица, слов­но такие вещи происходят каждый день.

Ах да, парящий в воздухе пес. Весь необходимый инвентарь у нас в машине.

— Это увидела соседка, — сказал Дрейк. — Говорит, что Крисси гуляла с собакой по улице, а эта чертова зверюга со­рвалась с поводка, как из пушки помчалась по лужайке, прыг­нула в окно и за полсекунды вырвала Филипу глотку. Навер­ное, мисс Ловлейс вбежала в дом за собакой, зарыдала, а за­тем отключилась. Не смогла перенести увиденного. Я бы тоже не прочь — отключиться, конечно, а не рыдать.

— Подождите, — возразил я. — Вы слышали, что сейчас сказала собака?

— Сказала? Она залаяла...

— А, ну ладно. Посмотрите на собаку: сейчас она...

— Парит над полом.

В любой другой момент тот факт, что странные штуки вижу не только я, успокоил бы меня. Но сейчас он означал, что игра идет по другим правилам.

— Нам с Джоном нужно потолковать. Мы ненадолго.

— Рвем отсюда когти. Наша цель — супермаркет, отдел, где продают выпечку, — сказал я моему другу по дороге к машине.

— Дейв, все эти копы видели, как собака летает по возду­ху и творит черт знает что. Это что-то новенькое.

— Это что-то новенькое? Джон, а почему она вообще ле­тает?

— Это все из-за «соуса», верно? Она хлебнула его боль­ше, чем любой из нас. Я вообще не понимаю, как она жива осталась. Может, он наконец на нее подействовал.

— Теперь, когда прошло столько времени? Полный бред.

— Слышал, что она сказала?

— «Я служу только Корроку».

От этого бессмысленного слова у меня по коже побежа­ли мурашки, но я не мог понять почему. Мой мозг прибли­зился к разгадке, но внезапно уклонился от цели, да так рез­ко, что мысль едва не вылетела у меня из головы.

— Уверен? — спросил Джон. — Мне показалось, что она сказала: «Я служу только року», и я готов с ней согласиться.

— Проехали, Джон.

— А кто такой Коррок?

— Не знаю.

Отдел мозга, ответственный за отрицание, работает с повышенной нагрузкой, чтобы я и дальше пребывал в этом со­стоянии.

Покопавшись в бардачке, Джон вытащил пакет каких-то сладостей, которые кто-то прислал мне по почте. Сумасшед­шие мне много что присылают. Чаще всего я кладу эти вещи на полку в сарае и забываю о них.

Мы вернулись к дому; я вытряхнул из упаковки конфету, медленно повернул ручку двери, просунул в щель голову и правую руку.

Молли, Парящая Собака, висела в воздухе шагах в деся­ти от меня, за диваном и своей невероятно сексуальной но­вой хозяйкой. Я вытянул руку с зажатой в ней конфетой, и это немедленно привлекло внимание Молли.

Бросив лакомство на пол, я выскользнул за дверь. Мол­ли подплыла к конфете, наклонилась так, чтобы морда ока­залась рядом с полом, и слизнула белую штучку.

Ничего не произошло. Джон уже собирался сказать «Не сработало», как вдруг раздался хлюпающий звук и треск —КЕРРРААЧЧ! — и Молли взорвалась, словно мясная пиньята на празднике для очень сильных невидимых детей.

Полицейские позади нас радостно завопили. К нам по­дошел Дрейк.

— Черт побери, что это было?

— «Мятный завет», — ответил Джон за меня. — Конфе­ты, на которых написаны стихи из Библии. Такие сладости можно купить в любом христианском книжном магазине. Мы надеялись просто изгнать из Молли силы зла, но...

Джон деловито пожал плечами.

Бывает и такое.

— Ладно, — сказал Дрейк. Давайте проясним один воп­рос. Никаких разговоров об этом. В протоколе напишем, что собака напала на человека. Здесь все уберут, погибшего по­хоронят, копы вернутся домой, к женам, и постараются вес­ти себя так, словно мир не сошел с ума.

— Да, наверное, так будет лучше... — начал я.

Дрейк резко повернулся ко мне.

— Заткнись. Я еще не закончил.

Он снова посмотрел на Джона.

— Я хочу узнать кое-что. Это твоя собака, верно?

— Не моя,а Дейва. Но она принадлежала разным людям...

— Эй. Посмотри туда. Тут человек погиб, понимаешь? Мы оба знаем, что здесь, в этом городе, творятся... странные дела. Так было всегда. Раньше в полицейской форме ходил мой отец, он тоже рассказывал мне разные истории. Но я никогда не видел ничего подобного.

Джон поднял руки, словно защищаясь.

— Мы тоже.

— В прошлый раз, когда начались странности — на вече­ринке погибли подростки, пропал полицейский, — без ва­шего участия не обошлось. Так что не играй со мной в кош­ки-мышки. Если тебе что-то известно, скажи мне об этом, чтобы я подготовился.

— Мы не знаем, что происходит. Пока не знаем, — ска­зал Джон.

При слове «пока» мне страшно захотелось врезать Джо­ну по почкам.

— Дайте нам поговорить с девушкой. — Мы посмотрели на Крисси, которая все так же неподвижно сидела на дива­не. — До того, как приедет психиатр, ил и уж кого там вы при­глашаете для перезагрузки таких людей.

Дрейк пристально посмотрел на Джона и, похоже, решил рискнуть.

— У вас две минуты.

— Отлично. — Джон бросился в дом, но Дрейк остано­вил его, схватив за локоть.

— Эй!

— Ага.

— Это конец света?

Коп сказал это абсолютно серьезным тоном: так мужчи­на средних лет спрашивает у врача, злокачественная ли опу­холь. Я чуть в штаны не наложил от страха.

— Мы тебе позвоним, если узнаем, — ответил Джон.

Мой друг направился к дивану, но я невольно остановил­ся у огромной лужи красного месива, которое когда-то было собакой.

Рядом с головой псины лежал ошейник с окровавленной биркой.

«Я — Молли. Пожалуйста, верните меня...»

— Прощай, Молли, — пробормотал я. — Из всех собак, которых я знал, ты лучше всех водила машину.

Я уже хотел отвернуться, но тут заметил кое-что еще. Из кучи собачьего фарша торчала лапа, а на ней — на подушеч­ке, там, где у человека ладонь, — виднелся как будто вытату­ированный знак: маленький черный символ, похожий на знак «пи». Я указал на него Джону, и он предложил мне заб­рать лапу домой для дальнейшего изучения. Я решил, что это не настолько важно. Кто знает, может, знак поставил завод­чик. Раньше я этого символа не видел, но, с другой стороны, часто ли мы рассматриваем собачьи лапы?

Крисси Ловлейс не хотела ни разговаривать с нами, ни даже глядеть на нас, однако нам удалось поднять ее на ноги. Мы пошли на задний двор, по дороге успокаивая девушку какими-то стандартными фразами.

Как только мы скрылись из виду, Джон взял Крисси за пле­чи, развернул к себе и поднял руку с дымящейся сигаретой.

— Мисс, видите это? Если будете молчать, я вас обожгу.

Нет ответа.

— Мэм, — заговорил я, — на вашем месте я бы его не злил. Я, к примеру, хороший, разумный человек, но вот мой друг — настоящий псих, и, если он заведется, остановить его я не смогу. Может, хотите поговорить со мной?

Она не ответила.

Джон ткнул горящей сигаретой в ладонь девушки. Сига­рета зашипела.

Крисси завопила.

— Что вы делаете, черт возьми? — заверещала она, беше­но махая рукой.

— Мэм, ситуация серьезная, — сказал Джон тоном, в ко­тором не было ни капли симпатии. — Здесь уже есть один труп, а если вы нам не поможете, то дальше будет только хуже. Мне очень жаль, что вам пришлось стать свидетельницей такого ужасного зрелища, но сейчас не время замыкаться в психологической раковине. Помогите нам, а вытеснением воспоминаний займетесь позже.

Какое-то время девушка растерянно смотрела по сторо­нам.

— Молли! Молли напала на Кена! — наконец выдохну­ла она.

— Да, мы знаем, — ответил я. — Но почему...

— Он умер?

— Это... да, он умер. Дело очень странное, и вы должны сказать нам...

— Меня сейчас стошнит. — Она наклонилась. — Меня посадят за то, что сделала моя собака? Меня обвинят в убий­стве?

— Нет. Я... послушайте, я не знаю. Нам нужно...

— Мисс, — вмешался Джон, — у нас есть основания по­лагать, что в вашу собаку вселился демон. Молли с вами ког­да-нибудь разговаривала?

Пауза.

— Кто вы такие?!

— Пожалуйста, отвечайте на вопрос, — сказал Джон. — Она когда-нибудь левитировала?

— Что? Нет.

— Вы уверены?

— Мэм, нам нужно знать, изучала ли собака оккультные науки, пока жила у вас. Мы — эксперты, — заметил я.

— Что? Нет, нет. Собака жила у меня всего несколько не­дель. Когда она появилась на пороге моего дома, я отвезла ее по адресу, указанному на ошейнике — но там была какая-то странная девочка, которая сказала, чтобы я оставила собаку себе. Мы с Молли пошли погулять и столкнулись с Дэнни Векслером.

Она сказала это так, словно это наш знакомый, наш об­щий друг или что-то в этом роде.

— Это спортивный комментатор пятого канала, — доба­вила Крисси, заметив, что мы ничего не поняли. — Я... я его знаю. Мы с ним ходим в одну и ту же церковь. Он остано­вился у обочины, словно хотел зайти к Кену Филипу — ну, вы же понимаете, они работают вместе. Дэнни вылез из ма­шины, погладил Молли и уехал.

Я бросил взгляд на Джона, затем повернулся к девушке.

— Мэм...

— Пожалуйста, перестаньте. Вы говорите «мэм» так, слов­но вы из полиции. Зовите меня Крисси.

— Крисси, что именно сказал Векслер? Повторите это от первого до последнего слова.

— Он сказал: «Какая симпатичная у тебя собака», и уехал, а через секунду Молли сошла с ума.

— После того, как он ее коснулся?

— Да, но он ведь просто ее погладил.

Я вспомнил грузовик с коробками из-под пива, вспом­нил, как Джон коснулся Молли и вдруг пришел в себя, когда его душа, словно электрическая искра, перескочила из соба­ки в человека.

— А больше Дэнни ничего не сказал — например, «Кор- рок» или что-то в этом роде? — спросил я.

— Нет. Практически уверена, что нет.

— Ладно. — Я повернулся и пошел прочь.

— Постойте! — воскликнула Крисси. — Это еще не все. Когда Дэнни подъехал к нам, на нем было что-то совершен­но черное, похожее на маску. Но, наверное, он снял эту шту­ку, ведь из автомобиля он вышел без маски. Я точно ее виде­ла. Странно,правда?

— Когда он был в маске, вы его лицо видели?

— Нет, но... в темноте же... Зачем он это сделал? А Мол­ли не пострадала? Ее отвезут в собачий приют?

— Поговорите с полицейскими, они вам все объяснят.

Я пошел прочь. Джон поблагодарил Крисси за сотрудни­чество, пообещал связаться с ней, если появится какая-либо новая информация, а затем догнал меня.

— Черт! Дейв, это люди-тени! Она видела людей-теней... то есть человека.

— Какие люди?

— Ты прекрасно знаешь какие: люди, сделанные из те­ней, те самые проклятые твари, которых мы видели в Вегасе. Они здесь — по крайней мере один из них. Я видел их, Дейв!

— Нет. Теней здесь нет, и ты их не видел.

Минуту спустя мы плюхнулись на сиденья. Джон зажег еще одну сигарету и спросил:

— Ну и что теперь?

Проблема с компьютерным баскетболом заключается в том, что именно компьютер решает, попадешь ты в кольцо или нет. Допустим, вы играете против компьютера, отстаете на одно очко и делаете бросок на последней секунде, чтобы выиграть матч. Так вот, провалится ли цифровой мяч в циф­ровую корзину или нет, решает та же самая программа. Толь­ко от компьютера зависит, выиграете вы или проиграете. Так что это полная лажа.

Но мы все равно сидели на моем диване и играли, Джон за «Лейкерс» с Коби Брайантом, а я — за «Чикаго буллз», ко­торых возглавлял Пьер Жоппэ (придумывать имена игроков можете сами). Это случилось примерно через час после про­исшествия с Молли и мертвым метеорологом.

— Ну что, — сказал Джон, посмотрев на часы, — дума­ешь, полицейские поговорили с Векслером?

— С кем?

— С Дэнни Векслером, спортивным комментатором. По поводу убийства метеоролога?

— Метеоролога убила Молли. В протоколе так и напи­шут — «нападение собаки». Дело закрыто. А Молли мертва, так что...

— Не тупи. Может, стоит позвонить Маркони?

Я пожал плечами.

— Делай что хочешь. Кстати, ты знаешь, что самым популярным телешоу в Корее была премьера сериала восьми­десятых годов под названием «Джоани любит Чачи»? Ока­зывается, «чачи» по-корейски значит «член».

Джон поставил игру на паузу.

— Уже одиннадцатый час. Я хочу включить телек, посмот ­ реть, что там в новостях.

Не дав мне возразить, он так и сделал — и я немедленно возомнил, почему испытываю такую ненависть к местным НОВОСТЯМ. Мы просмотрели длинный сюжет, посвященный покойному Кену Филипу; в одном архивном видеоролике он стоит по колено в потоке воды с микрофоном в руке, в дру­гом дрожащая камера пытается поймать силуэт торнадо на горизонте, в то время как Кен кричит в микрофон свой текст.

После этого показали репортаж о скандале в доме пре­старелых, где «утки» и тарелки мыли в одной посудомоеч­ной машине. Затем пошел сюжет о пожаре, который попал в выпуск новостей только потому, что съемочная группа при­ехала вовремя и успела заснять красивое пламя. Потом на­чались новости спорта, и, должен признать, это было что- то... особенное.

Первую странность я заметил, когда в кадр попал Дэнни Векслер и телеведущий. Лицо Дэнни было черным. Я тут же понял, почему Крисси решила, что он в маске. На первый взгляд казалось, что на нем черная шапка балаклава, только без прорезей для глаз.

Но когда камера сфокусировалась на Дэнни, стало ясно, что эффект гораздо сильнее: Дэнни Векслер казался стату­ей, высеченной из окаменевшей тени. Конечно, это видели только мы с Джоном; других телеведущих его облик не пу­гал — по крайней мере до тех пор, пока комментатор не от­крыл рот:

— Я — Дэнни Векслер, и это новости спорта на Пятом канале! Судьба снова отымела в задницу футбольную коман­ду Неназванного, не пропустив во второй раунд плей-офф. Наши футболисты перенесли надувную какашку через бе­лую линию на траве меньше раз, чем их соперники. Вот Майки Вулфор, квотербек «Шершней», машет рукой, как идиот, пытаясь отдать пас игроку, которого, похоже, видит только он. И-и-и... пас перехвачен. Отлично, кретин! А вот фуллбек «Спартанцев» Деррик Симпсон бежит по полю, и бедра этого ниггера движутся, словно поршни машины, предназначенной для сбора хлопка. О-о, прекрасная попыт­ка сбить игрока с ног, Фредди Мэйсон! Спорим, ты бы не­пременно схватил этого фуллбека, если бы он был огром­ным членом, верно, Фредди? Но фуллбек — не член, и по­этому окончательный счет матча сорок один — семнадцать. Пусть каждый «спартанец» сдохнет с дерьмом во рту. Слава Корроку.

Других новостей Дэнни зачитать не удалось: камера рез­ко переключилась на потрясенную телеведущую, которая объявила, что программа скоро продолжится. Реклама.

Джон выключил телевизор, а я обреченно вздохнул. Не Говоря ни слова, мы надели куртки, вышли из дома и для на­чалазаглянули ко мне в сарай.

Охранник в здании Пятого канала, страдавший от край­ней степени ожирения, сообщил нам, что Векслер ушел с ра­боты раньше обычного. Мы почти отчаялись, но тут в рас­следовании наступил прорыв — Джон догадался посмотреть адрес Векслера в телефонной книге.

Мы немного поплутали, но в конце концов нашли дом, в котором жил Векслер, а перед ним — «бьюик» с номером 5SPRTS. После небольшой дискуссии мы пришли к выводу, что это должно означать «5-й канал — Спорт» и что машина принадлежит Векслеру.

— Мятные конфеты у тебя? — спросил Джон по пути к четырехэтажному зданию. — Постучи в дверь, а когда Векс­лер откроет, затолкай ему в глотку несколько леденцов. Если (Есле этого он будет вести себя как обычно, мы ничего не предпринимаем — просто выясним, что ему известно про Молли и все остальное. Если проблему удастся решить с помощью мятной конфеты — отлично, а если нет, то оставляем доктору Маркони сообщение на автоответчике и едем куда глаза глядят, пока не найдем город, про который нет ни слова в книгах с такими названиями, как «Реальные истории об аномальных явлениях». Пусть Маркони приезжает сюда и являет шоу, посвященное этому случаю. Пусть хоть целую. Книгу об этом напишет, мне все равно.

Я прихватил с собой старый добрый «гетто-бластер», а Джоннес сумку со всякой всячиной, найденной в сарае. Свя­той воды у нас не было: А где ее вообще можно достать? Не в сети?

Мы расположились на третьем этаже, у квартиры Векс­лера. Джон расстегнул сумку и вытащил изготовленное им самим оружие — бейсбольную биту, к которой изолентой мой друг прикрепил Библию. Я поставил стереосистему на пол, динамиками в сторону двери, и нажал на кнопку «воспроиз­ведение».

Коридор заполнили гладкие и одновременно пронзитель­ные звуки песни «Don’t Know What You’ve Got ‘til it’s Gone» группы «Cinderella».

Мы подождали, пока песня доиграет до конца. Кто-то из соседей растерянно высунулся из квартиры, но, увидев Джо­на с битой в руках, шмыгнул за дверь. Векслер не открывал.

Мы выключили стерео и прислушались. По ту сторону двери ни звука. Я подергал ручку — дверь открылась. Я сде­лал знак Джону, и он метнулся в квартиру, держа Библию- биту наготове. Правда, мой жест означал: «Подожди, нужно подумать».

Нехотя я последовал за Джоном. Дверь я оставил откры­той.

Настежь.

В квартире горел свет, но дома никого не оказалось. Те­левизор работал, и я вздрогнул от неожиданности, увидев на экране нас с Джоном, но потом заметил в противоположной части комнаты треногу и камеру, обращенную на диван, ко­торый стоял перед нами. Похоже, хотели снимать человека, который сидел на диване, и телевизор настроили так, чтобы передавать картинку «вживую».

Мы разделились и быстро осмотрели все пять комнат не­большой квартиры, но в квартире чувствовалось какое-то за­пустение, и когда я заглянул в последнюю комнату, мой пульс уже замедлился до нормы. Никого.

Квартирка была уютной, но тесноватой: кресла слишком близко к телевизору, а чтобы посадить за кухонный столик

Троих человек, его нужно отодвигать от стены. В спальне пла­каты с изображениями кинозвезд. Холостяцкое гнездышко.

— ДЕЙВ! СЮДА!

Я вбежал в спальню и обнаружил, что Джон лежит нич­ком на полу.

— ДЖОН! ЧТО... Увидев меня, он сел и протянул руки в мою сторону, родной руке — большой, сложенный в несколько раз кон­верт, чуть надорванный в том месте, где его открыли. В другой руке — маленький серебряный контейнер.

Такой же, как у меня.

— Под кроватью, — сказал Джон.

Я тяжело выдохнул.

— Матерь божья.

— Ага.

Я сел на кровать и медленно покачал головой.

— Только не это.

— Смотри. — Джон протянул мне конверт.

Я разгладил конверт и увидел адрес, написанный агрес­сивным, неровным мужским почерком: «КЭТИ БОРТЦ, РЕ­ПОРТЕРУ ОТДЕЛА НОВОСТЕЙ 5-ГО КАНАЛА» - и но­мер абонентского ящика телестанции.

Джон сказал, что помнит ее — однажды она вела репор­таж из дома для престарелых. Значит, если у тебя есть что-то Невероятно интересное, например бутылочка, полная чер­ной маслянистой густой жидкости с планеты Икс, и ты хо­чешь, чтобы об этом узнал весь мир, то отправляешь посылку какой-нибудь Кэти Бортц. По крайней мере так сделал Джим Салливан — Большой Джим.

Я могу так сказать, потому что в углу было накарябано Именно это имя, а под ним — адрес, который я видел уже много раз и уже заучил наизусть, адрес, который всегда шел после слов: «Я — Молли. Пожалуйста, верните меня...»

Я потер губы, пытаясь все обдумать.

— У Джима был «соевый соус».

— Похоже на то, — отозвался Джон, пожав плечами.

— Почему он не сказал об этом нам?

— По той же самой причине, что и ты. Меня еще удиви­ло, что Джим так долго тусовался с нами в ту ночь — даже после того, как появился шприц. Но возможно, Джим ос­тался потому, что знал, что это за штука. Быть может, он пы­тался держать ситуацию под контролем. И знаешь, ведь Джим хотел рассказать об этом — он же, черт побери, отправил эту штуку на телестанцию.

— Перед смертью.

Джон снова пожал плечами.

— Вероятно.

— Сукин сын. Я знал, что он что-то скрывает. Нужно было поднажать и выбить из него ответы. Значит, он достал «соус» у ямайца?

— Наверное.

— А где взял «соус» сам ямаец?

— У монстров в париках, да?

— Думаешь, Роберт Марли разводил их на своей ферме? Нет, говорить, что «соевый соус» получают из этих монстров — все равно что утверждать, будто чипсы «Прингле» добывают из контейнеров «Прингле». «Соус» обладает разумом, а эти существа — всего лишь носители. А серебряные бутылочки? В магазине хозтоваров их не купишь. Нет, «соус» Роберту кто- то поставлял.

Я понял, что сейчас предложу позвонить полицейскому Дрейку, и подавил эту мысль в зародыше, представив себе, сколько разных вопросов нам зададут про поездку в Лас-Ве­гас, про исчезнувшего детектива и так далее. Потом я снова подумал о том, что стоит позвонить Маркони, но затея по­казалась мне безнадежной. Джон нашел номер его офиса, но это оказался не красный телефон, который стоит рядом с кроватью доктора, а автоответчик, предлагавший нам при­обрести DVD с записями выступлений Маркони.

Я вернулся в гостиную и сел на диван, одновременно на­блюдая за своими действиями на экране телевизора. Пома­хал себе рукой. Вид у меня был унылый, взъерошенный и ус­тавший. Если лягу спать на тротуаре, мне милостыню станут подавать.

Джон чем-то занимался на кухне, звенел тарелками и от­крывал ящики. Минуту спустя он сел рядом со мной, держа В руках сандвич и банку газировки.

На телевизоре стоял видеомагнитофон: я нажал кнопку «стоп», а затем включил обратную перемотку.

Джон дотянулся до автоответчика на журнальном столи­ке и промотал одиннадцать бесполезных сообщений. Нако­нец раздался легко узнаваемый голос метеоролога Кена Фи­липа.

Бип.

«Дэнни? Это Кен. Дружище, позвони мне. Не хочу, что­бы у тебя сложилось превратное представление о том, что ты увидел. Мы с Крисси давние соседи, я много лет знаю ее маму... Да, мы с ней говорили, но, Дэнни, мы говорили о тебе. Твое поведение напугало ее. Позвони, и я к тебе заеду — вы­пьем пивка, поболтаем. Надеюсь, у тебя все в порядке, дру­жище».

Бип.

Я отмотал пленку к началу и включил воспроизведение. Диван. В камеру заглянул Дэнни Векслер в мокрой от пота майке и джинсах, проверил картинку по телевизору. Он выг­лядел совершенно изможденным. За его спиной виднелась ||верь, через которую мы только что вошли. Векслер заговорил:

«Привет, крошка. Ты там? Если ты там, ответь мне».

— Он разговаривает с человеком, который стоит за каме­рой? — спросил я.

Джон промолчал и лишь озадаченно прищурился.

«Да ладно тебе. Все нормально», — продолжал Векслер.

Пауза. Несколько секунд он молчал, глядя в камеру.

«Просто скажи “привет”».

[Еще одна пауза.]

«Да, я знаю, последние две недели выдались очень тяже­лыми. Малыш, я сделал большую глупость — ввязался в та­кое дело, которое ты и представить себе не можешь».

— Очень странно, — заметил Джон. — Похоже на поло­вину телефонного разговора.

«Если бы я сообщил тебе все подробности, ты бы пожа­лела об этом, — продолжал Векслер. — Но ты должна знать, что сейчас я — уже не я. Я то появляюсь, то исчезаю. Сейчас у меня все нормально, но каждую секунду мне приходится вести борьбу за контроль. Это очень утомительно. Малыш, я трачу столько сил нато, чтобы одержать верх, удержаться на поверхности, быть за рулем, так сказать. Но стоит мне рас­слабиться, как он возьмет верх. Оно возьмет верх. И тогда я стану лишь беспомощным зрителем».

Векслер разрыдался, потом продолжил что-то бормотать, время от времени надолго умолкая.

— Значит, он сидел на «соусе»? — спросил я?

— В какой-то момент — да. Может, он решил, что «соус» поможет ему стать более хорошим спортивным коммента­тором. И, если подумать, то так оно и вышло.

— А может, он и не принимал «соус». Может, «соус» сам захватил его — так же, как меня. Репортерша получает кон­верт, выбрасывает его в мусорку, решив, что его прислал ка­кой-то псих...

— Но тут появляется этот любопытный осел Векслер, — подхватил Джон. — Он говорит: «Что это?» — и выуживает конверт из мусорного ведра. После чего начинается ужас.

— Перемотай ленту в конец. Посмотрим, не сказалли он, куда отправился.

Джон не успел это сделать: на экране Векслер вздрогнул и поднял глаза. Комнату заполнили звуки песни «Don’t Know What You’ve Got ‘til it’s Gone» группы «Cinderella».

Векслер вскочил с дивана и вышел из кадра, а через пару минут мы увидели на экране самих себя, врывающихся в ком­нату.

Мы подпрыгнули, словно у нас пружина в заднице.

— Он ушел! — завопил Джон. — Черт, мы упустили его!

На экране мы с Джоном прошли мимо камеры, приня­лись обыскивать квартиру.

На экране над нами появилась какая-то фигура.

Существо, сидящее на потолке.

Векслер.

Он — невесомый, размытый силуэт, двигавшийся с не­человеческой скоростью, — сполз по стене, ухватился за вер­хнюю часть дверной коробки и прыгнул в коридор.

Джон поднял «гетто-бластер» и включил воспроизведе­ние. Загрохотала песня «Sweet Child O’Mine». Мой друг под­нял стерео над головой, словно Джон Кьюсак в фильме «Ска­жи что-нибудь...», и бросился в коридор.

Под звуки рок-баллады мы помчались вниз по лестнице, в глупой надежде на то, что Векслер еще где-то рядом.

Минутой позже на автостоянке Джон повернулся вокруг своей оси, разгоняя мрак «гетто-бластером». Никаких сле­дов Векслера.

Песня закончилась, и мы, как идиоты, стояли на пустой автостоянке, тяжело дыша. Холодный воздух превращал ка­пельки пота на моем лбу в ледышки.

— Может, он поехал на телестанцию? — спросил Джон.

Я пожал плечами.

— Или к дому Кена. Или к дому Крисси. Или в больни­цу. Или в круглосуточный тату-салон. Или в аэропорт, что­бы успеть на рейс в Таиланд. Знаешь, где нужно проверить прежде всего? В ближайшей круглосуточной булочной.

Мы побродили вокруг здания и пробрались сквозь кус­ты, отделявшие парковку для гостей от стоянки для жиль­цов. Темнота, хоть глаз выколи. Я посмотрел наверх и заме­тил, что на парковке выключен свет...

...ну разумеется...

...и что луны на небе нет. Темно, как в аду. На улице хо­лодно, — стоял промозглый дождливый осенний день, — но я знал, что отчасти холод идет изнутри. Страх, зародивший­ся у меня в животе, поднимался на поверхность.

Иди домой, парень. Просто иди домой, туда, где тепло и свет. Ты сделал все, что в твоих силах. А теперь все кончено. Его ты не найдешь. А эта тьма, настоящая тьма, принадле­жит летучим мышам и насильникам.

Мне показалось, что все идет не так, совсем не так. Я дви­нулся дальше, сжимая в кармане ключи от машины, словно четки. Под ботинками хрустели сухие листья.

Хрусть... хрусть... хрусть...

Я поморгал, пытаясь освоиться в темноте, но тщетно. Глаза слезились от холода, колени ныли, по лодыжкам бе­жали мурашки. Каждый нерв пришел в полную боевую го­товность и стоял по стойке «смирно».

Я еще раз моргнул, и на этот раз сумел кое-что разгля­деть. Моя «хёндай» — одна из двух машин на стоянке — была от меня всего в двадцати футах. Во мраке синий автомобиль казался гораздо темнее, чем на самом деле.

Внезапно в моем мозгу возникла картинка — мы подъез­жаем к парковке, по ней ползет свет моих фар. Ровный ас­фальт в кругах света фонарей. Это воспоминание завязалось узлом у меня в животе, и я не мог понять почему. Мы пошли дальше.

Хрусть... хрусть... хрусть...

Что-то не так.

Я снова увидел картинку: фары выхватывают из темноты стоянку — темный, недавно уложенный асфальт, четкие жел­тые линии разметки...

Хрусть... хру-усть...

...и никаких опавших листьев.

Хру-у-усть...

По лодыжкам снова побежали мурашки. Я остановился и посмотрел вниз.

За спиной завопил Джон.

Земля под ногами бурлила.

Пузырилась, словно во время ливня.

Подергивалась.

Тараканы.

Мои ноги покрыты слоем тараканов. Я завизжал, захло­пал по штанинам, словно сумасшедший, пытаясь стряхнуть с себя этих тварей, уронил сумку и ключи от машины. Мощ­ная галлюцинация, фантасмагория для пяти органов чувств, накрыла меня с головой. Однажды, когда я почти спал, тара­кан прополз по моей шее — это особое ощущение ни с чем не спутаешь.

Это была суровая реальность, такая щекочущая и зудя­щая реальность. Сердце колотилось в груди, а по коже — бук­вально — бежали мурашки. В тот момент я верил в то, что насекомые не только у меня на коже, но и под ней, что они зарываются в мои мышцы и щекочут лапками нервные окон­чания.

Все мысли из головы словно ветром сдуло.

Казалось бы, удивляться после этого уже нечему. Но это не так. Я ошалело посмотрел вниз и увидел, что ключи убе­гают от меня, уплывают, словно по течению.

Они украли ключи! Тараканы украли мои ключи!

Я побежал к машине; тело мое зудело в сотне мест. Стало ясно, что не осенняя ночная тьма сделала мою машину тем­нее, а сотни тысяч тараканов на кузове.

Сняв куртку, я попытался смести тварей с двери и окна, открыл замок, раздавив при этом таракана между пальцами и ручкой, и распахнул дверь...

Внутри скопилось больше тараканов, чем снаружи: они текли рекой, словно жетоны из адского игрального автома­та, и падали на асфальт с шипением, которое издает поджа­ривающийся бекон.

На водительском сиденье лежал какой-то комок, полно­стью скрытый под слоем тараканов. Комок рос и пульсиро­вал, и я в конце концов понял, что это и есть тараканы. Они лезли друг на друга, забирались все выше; их подергиваю­щиеся лапки переплетались и завязывались в узлы.

Дата добавления: 2015-08-29