Моей жене, за ее терпение и прочие восхитительные каче­ства, из-за чего мне порой кажется, что она — продукт моего воображения 19 страница

Пистолет снова оказался у меня в руке. Эми снова сиде­ла на диване, выпрямив спину и глядя в пустоту. Я немед­ленно посмотрел на часы...

3:20.

ЧЕРТ.

Эми медленно повернула голову, приходя в себя, увиде­ла мое лицо, поняла, что происходит, прижала руку ко рту, широко распахнула глаза.

— Это... это случилось? Это случилось, да? — вскрикну­ла она.

— Иди наверх и возьми все, что сможешь унести. Уходим отсюда.

Семь минут спустя Эми сбежала вниз по лестнице с сум­кой на плече и ноутбуком под мышкой.

Молли мы нашли на кухне; она стояла на стуле и ела пе­ченье из коробки, которую кто-то оставил открытой. Угро­зами и уговорами мы заставили собаку пойти за нами и сели в машину. Загудел двигатель. Ветровое стекло совершенно замело снегом.

Эми нашла на приборной панели картонные очки «При- зрак-визор» и с интересом принялась их разглядывать. Я вы­тащил из-под сиденья скребок и побежал очищать стекла. Выйдя из салона, я повернулся в сторону дома...

И замер.

— Черт, черт, черт — забормотал я.

На крыше, на фоне облаков, сияющих в жемчужном лун­ном свете, стояла темная фигура — силуэт, ходячая тень. Два крошечных горящих глаза.

— На что смотришь? — спросила Эми, пытаясь просле­дить за моим взглядом.

— Тыне видишь?

Она прищурилась.

— Нет.

— Иди обратно в машину!

Несколькими отчаянными движениями я проделал не­большую дырку во льду, который глазурью покрыл ветровое стекло. Затем я обежал вокруг машины и повторил эту опе­рацию с задним стеклом.

— Эй! Что он делает?! — воскликнула Эми.

Я выглянул из-за автомобиля: Эми в очках «Скуби-Ду» смотрела туда, где стоял Человек-Тень. Потом девушка ста­щила очки, удивленно взглянула на них и снова надела.

— Что это за штука? Смотри! Что это?

— Что?.. Ты смотришь через чертовы очки «Скуби-Ду»?

— Я вижу черную фигуру... Она движется! Смотри.

Я взглянул — и заметил, что фигура отрастила два ог- «ромных крыла. Нет... не так. Она превратилась в крылья — /В два хлопающих, похожих на крылья силуэта, которые не Соприкасались друг с другом, — взлетела к облакам, все выше и выше, превратилась в черную точку и в конце кон­цов исчезла.

Раздался собачий лай: у моих ног стояла Молли.

Эми все смотрела вверх; из открытого рта вырывались об­лачка пара.

— Дэвид, что это?

— Откуда я знаю? Люди-тени. Ходячая смерть. Они за­бирают тебя, и ты исчезаешь, как будто тебя и не было.

— Ты их раньше видел?

— Много-много раз. Поехали, поехали.

Мы залезли в машину и стали звать Молли, но она не дви­галась с места, вздрагивала и рычала, задрав морду вверх. Я еще раз окликнул ее, затем вылез из машины, схватил со­баку в охапку и бросил в машину.

Прыгнул за руль, втопил газ в пол.

Мы помчались по дороге, скользя по черному льду, ко­торый не счистили снегоуборочные машины. Лед был ка­чественный, хоть на коньках катайся. В зеркале заднего вида дом все уменьшался и уменьшался. За ним стоял низкий, плоский завод, производивший жидкость для прочистки труб.

Эми повернулась и посмотрела назад, затем еще раз — на этот раз через эти дурацкие очки. На заднем сиденье пры­гала и плясала Молли — возможно, ей казалось, что идти пешком будет безопаснее.

— Смотри, смотри! — завизжала Эми.

Я взглянул в зеркало заднего вида, увидел огни фар — на­верное, грузовик, который везет продукцию завода. Потом я сделал то, чему не учат на курсах вождения: схватил руль од­ной рукой, высунул голову в окно и посмотрел наверх.

В небе летали черные тени — крылатые твари и длинные, извивающиеся существа, похожие на змей. Они кружили, ос­танавливались, разворачивались, словно мусор, попавший в торнадо.

Тени собирались над заводом.

Но не все — некоторые оторвались от группы и погна­лись за нами, исчезая за темными деревьями и домами. Я втащил голову обратно и сосредоточил свое внимание на дороге.

Эми села прямо и пристегнулась.

— Что будем делать? — крикнула она.

— То, что уже делаем.

Еще один взгляд в зеркало; фары приближались. Водила наматывал мили, развозил жидкость для прочистки труб. Над капотом мелькнула тень.

Я ударил по тормозам; «бронко» закрутился, вылетел на обочину и воткнулся задом в сугроб. На секунду воцарилась тишина, затем раздался апокалиптический звук, который из­дают восемнадцать колес, скользящих по льду.

Грузовик сложился вдвое; передняя часть его уже оста­новилась, но тяжелый зад все еще мчался, мчался в нашу сторону. В ветровом стекле появилось все увеличивающее­ся изображение смешного водопроводчика, перечеркнутое красным крестом.

Прицеп остановился примерно в шести футах от нашего бампера, угрожающе закачался, раздумывая о том, не пере­вернуться ли ему. При каждом движении с его крыши пада­ли комки снега.

Воцарилась тишина — если не считать урчания двигателя и свиста ветра.

— Ты не ранен? — наконец спросила Эми.

Я вглядывался в небо, пытаясь увидеть тени. Внутри крас­ной кабины грузовика что-то шевельнулось. Я увидел чей- то локоть.

— Там. Вон там, — прошептала Эми, сжав мою руку.

Эми, благослови ее Господь, указывала искалеченной ру­на черную тень, которая росла на борту грузовика — не­сколько фигур сливалось вместе, образуя что-то, похожее на

паука. Тварь сидела на белом борту, словно граффити улич­ной банды.

Маленькая рука еще крепче сжала мое предплечье — силь­но, словно манжета тонометра. Молли зарычала басом, по­пятилась, вжалась в заднюю стенку «бронко», словно надея­лась просочиться наружу.

— Давай, Дэвид. Давай, — отрывисто, хрипло шептала Эми. - ДАВАЙ, ДАВАЙ, ДАВАЙ, ДАВАЙ, ДАВАЙ...

Я нажал на газ. Закрутились шины. Они крутились, кру­тились и крутились. Полный привод. Два колеса глубоко в снегу, два скользят по льду.

Паук-тень сдвинулся с места, расплылся, мигом проско­чил вдоль борта грузовика и оказался у кабины, всего в не­скольких футах от водителя. Я включил задний ход, затем передачу, молясь о том, чтобы колеса выбрались из колеи, которую выкопали, и «схватили» дорогу.

— Дэвид!

Я поднял взгляд. Паук исчез.

Раздались вопли, яростные ругательства, из кабины выс­кочил водитель — высокий толстяк с бородкой. Он махал ку­лаками, кричал, брызгал слюной, пытался запугать нас. Его лицо побагровело от напряжения. Бешеный пес.

— Так вас и разэтак, гребаные ублюдки...

Может, он думает, что мы — водопроводчики...

Толстяк потопал в нашу сторону. Тени летали вокруг него,обвивались лентой, дрожа на ветру. Глаза водителя стали аб­солютно черными, угольно-черными дырами, в которых ис­чезли зрачки и белки.

Водитель, ковыляющий, словно робот, был уже в несколь­ких футах от нас. Я еще раз ударил по педали газа, дал зад­ний ход, почувствовал, как задняя часть машины сдвинулась, а потом снова села на прежнее место. Шины жалобно засто­нали, крутясь по снегу. Рядом с грудью пролетела худая рука: Эми, наклонившись, ударила по кнопке замка, заперев дверь за миллисекунду до того, как водитель схватился за ручку.

Безумные ругательства, приглушенные дверью, его дыха­ние, затуманивающее стекло. Шины, шуршащие по снегу.

— СУЧЬИ ВЫРОДКИ, В РОТ ВАМ...

Проклятия сменились долгим воплем. Водитель отшат­нулся, словно подстреленный; вскинул руку ко лбу, оступил­ся, затем упал на колено и заскрежетал, словно циркулярная пила, режущая листовой металл.

И взорвался.

Конечности полетели во все стороны; кровь залила вет­ровое стекло. Эми закричала. Голова пролетела по воздуху, упала на дорогу и укатилась с глаз долой. Шины смолкли. Я понял, что снял ногу с педали газа и теперь смотрю на внут­ренности водителя, от которых поднимается пар.

Тени снова задвигались, поползли по грузовику; твари, напоминающие куски черного войлока, отчетливо выделя­лись на снегу, залитом лунным светом. Перед нами выросла огромная тень, почти похожая на человека — но без головы и с огромным числом рук. Молли сошла с ума; она лаяла и лаяла, а затем, задыхаясь, стала тонко поскуливать.

Я снова нажал на газ; колеса закрутились, от бамперов отскакивали кусочки льда и земли. Тень двинулась на нас, сливаясь с капотом, проходя сквозь двигатель. Она заходи­ла в машину так, как человек заходит в пруд, чтобы иску­паться. Тень протянула руку — руку длиной с человека, затем нырнула под капот. В ту же секунду двигатель умер, фары погасли.

Теперь тени шастали повсюду. Они двигались, то появляясь в лунном свете, то исчезая. Я слышал нервное, прерывистое дыхание Эми. Довольно долго ничего не происходило. Затем девушка что-то пробормотала — но так тихо, что я ничего не разобрал. Я посмотрел на нее.

— Кажется, они нас не видят, — прошептала Эми, на­клонившись ко мне.

Сначала я не понял, что она имеет в виду, но потом это ^показалось почти логичным: у теней нет роговиц, зрачков и зрительных нервов. Эти существа ощущали, чувствовали нас, искали, не видя. Я посмотрел вверх: одна из теней сорвалась с места и ис­чезла в небе. Другая проплыла мимо грузовика, скользнула по логотипу с водопроводчиком и растворилась в темноте.

Я медленно кивнул.

— Здесь, в этом мире, им нет места, — зашептал я. — Они летят вслепую, у них нет глаз, чтобы...

Что-то мягко ударилось в стекло. Эми завизжала.

За окном, в нескольких дюймах от моего лица в воздухе парила оторванная голова водителя на куске позвоночника. Глаза широко раскрыты, век не видно: два шара дергались, разглядывали нас. Эми все еще визжала. Ничего себе легкие у девочки!

— Эми!

Голова уперлась носом в окно, прижала глаз к стеклу, по­пыталась заглянуть внутрь, раззявив рот. Зубы скрежетали по стеклу.

— Эми, заткни уши!

Она посмотрела на меня и, увидев, что я достаю писто­лет, прижала руки к голове. Я начал опускать стекло.

Когда зазор увеличился примерно до шести дюймов, го­лова, щелкая зубами, решила ворваться в салон. Я впихнул ствол ей в рот и нажал на спусковой крючок.

Гром. Голова исчезла, превратилась в красную дымку, в дождь из осколков костей. Я с уважением посмотрел на пис­толет и задумался о том, какие же боеприпасы прислал мне незнакомец. Потом я высунулся из окна и завопил:

— Раньше нужно было выходить из игры...

— Дэвид!

Я обернулся. Тьма окружала нас, сгущалась; за этой жи­вой тенью исчезали облака. Внезапно все стало темно — как в пещере, как в гробу. Я открыл рот, хотел сказать, чтобы Эми бежала, бежала отсюда, чтобы бросила меня — ведь тени при­шли не за ней, а за мной, — но не смог издать ни звука.

Я повернул ключ в замке зажигания. Двигатель сделал один оборот, потом заглох. Я попробовал еще раз: двигатель ожил. Я втопил газ в пол: ничего не произошло. Внезапно машина подпрыгнула, пересекла невидимую дорогу и вреза­лась в сугроб на противоположной стороне улицы. Я дал зад­ний ход, снова нажал на газ. Машина закрутилась, поползла вперед...

Мы помчались по улице — из тьмы в ночь. Руки, сжи­мавшие руль, дрожали. Стрелка спидометра ползла вправо, колеса плыли — в этот момент машина походила на корабль На воздушной подушке. Эми снова взяла меня за руку; она тяжело дышала, мотала головой из стороны в сторону, пыта­ясь увидеть все вокруг через эти нелепые картонные очки.

Ночь за окном становилась все темнее; вокруг летали тени, тьма приближалась, распространялась, словно лесной пожар.

И вдруг Эми исчезла. Сиденье опустело.

Я почувствовал себя полным идиотом.

Разумеется, на сиденье никого не было — ведь я приехал один, Эми мы так и не нашли. Дом был пуст, и все знали, что на самом деле она, завернутая в брезент, лежит в моем...

Тьма проглотила меня. Вид, проплывавший за окном, ис­чез — никаких домов, травы или сугробов. Я будто ехал по дальнему космосу.

Тьма паводком хлынула в машину. Ледяной клинок пронзил мою грудь; холод ядом растекся по телу. Сердце остано­вилось. Я чувствовал себя так, словно кто-то засунул силь­ные, холодные пальцы мне под ребра и сжал мои внутрен­ности.

А потом я исчез — из машины, из мира, отовсюду. В го­лове взорвались тысячи образов — безумные картины, слов- •Но при лихорадке:

...черный мелок в руке; я рисую трех человечков. Один по­больше, другой поменьше, с красным облачком на голове...

...я под машиной, под своей старой «хёвдэ». Радом со мной какой-то паренье длинными светлыми волосами. Я держу глу­шитель, а парень затягивает болты; и я говорю Тодду, что один болт куда-то задевался; Тодд отвечает, что домкрат покосил­ся и ВЫЛЕЗАЙ ВЫЛЕЗАЙ МАШИНА ПАДАЕТ...

...я, тяжело дыша, бегу по залу в казино в Лас-Вегасе. Хаос. Потом вижу Джима и понимаю, что нужно сделать. Навожу ствол, стреляю, вижу, как Джим падает, хватаясь за шею...

...синий брезент, по колено в снегу, я качу тело, завора­чиваю его в брезент, потому что сюда могут зайти в любую секунду, и это та-а-ак тяжело — двигать мертвое тело...

Я вернулся. Я снова в машине; пальцы сжимают руль. Мы ползем по глубокому снегу, навстречу летит почтовый ящик.

— Дэвид!

Мы заехали в чей-то двор. Я повернул руль; машина про­бралась сквозь сугроб, снова выехала на улицу. Эми, блед­ная, как фарфоровая куколка, сжалась на пассажирском си­денье. Я схватил ее за руку, притянул ее к себе — словно я могу удержать Эми здесь, в этом мире, если буду крепко, очень крепко цепляться за реальность.

— Свет! Иди к свету! — закричала Эми.

Я понятия не имел, что она имеет в виду, но потом уви­дел впереди островок света — парковка, тусклый красный фонарь светофора.

Вокруг темнело; мрак съедал окружающий мир — будто кто-то отключил электричество во время лунного затмения. Я крутанул руль; машина запрыгнула на тротуар, перелетела через холмик и приземлилась. Я ударил по тормозам, маши­на закружилась по белой плоскости, ровной, словно хоккей­ная площадка.

БАМ!

Мы врезались в столб, и в салон хлынул свет фонаря. В зеркало заднего вида я увидел вывеску новой пончиковой: здание еще не достроили, но освещение к парковке уже под­вели. А потом я перестал что-либо видеть, потому что за пре­делами крошечного островка освещенного снега, на котором мы остановились, все окутал мрак. За секунду мы оказались отрезанными от вселенной: во всех направлениях простира­лась пустота, словно мы погрузились в озеро нефти на глу­бине пятьсот футов под дном океана. Одна лишь тьма.

Тишина. Звук дыхания двух людей. Кто-то уткнулся мок­рым носом мне в ухо: это Молли просунула голову между си­деньями. Собака махала хвостом, скакала взад и вперед, ти­хонько рычала.

— Они не доберутся до нас! — воскликнула Эми. — Не доберутся, пока мы в лучах света! Так я и знала!

— Откуда ты...

— Дэвид, — сказала она, закатывая глаза, — это же тени. — Она опустила стекло, высунула голову и завопила: — Да по­шли вы!

— Эми, пожалуйста, перестань.

— У меня сердце сейчас бьется со скоростью тысяча миль в час, — сказала Эми, усевшись обратно.

Я посмотрел во тьму, нащупал лежавший на коленях пи­столет, сжал его — талисман на удачу, но не более того.

— Ой! — крикнула Эми. — Смотри! Что...

Вокруг нас во тьме парами медленно проплывали искор­ки — сдвоенные угольки, не больше огоньков сигарет. Сна­чала их было немного, потом стало больше, и в конце кон­цов на нас уже смотрели десятки глаз. А потом я увидел за ветровым стеклом тонкую синюю полоску, которая рассека­ла тьму, словно линия горизонта. Полоска увеличивалась, расширялась, словно прореха в черной ткани, пока не зак­рыла собой все.

Это был глаз. Тот самый глаз — насыщенно-синий, с тем­ным вертикальным зрачком, как у рептилии. Эми снова креп­ко схватила меня за руку — мне даже показалось, что сейчас она переломает мне кости. Глаз дернулся, осмотрел нас, миг­нул — и исчез.

Покров тьмы тоже пропал. Теперь нас окружала ночь, тусклые звезды, снег, сиявший в лунном свете и печальная, сонная пончиковая.

— Они... они исчезли? — спросила Эми.

— Они никогда не исчезнут.

— Что это было?

Видишь, ли, Эми, дело вот в чем: за нами следит Коррок. Мы — его пища, а наши вопли — соус «табаско».

Но вместо этого я сказал:

— Из света я не уйду.

— Да.

Эми снова огляделась, затем сняла картонные очки. Я по­смотрел на пистолет и наконец кое-что понял — наверное, на несколько минут позже, чем следовало бы.

— Возьми, прошептал я, протягивая Эми пушку руко­ятью вперед.

— Что? Нет!

— Эми, помнишь водителя? Видела, как они захватили его тело? То же самое может произойти со мной.

Только не спрашивай, откуда мне это известно, лапочка.

— Дэвид...

— Эми, слушай меня. Если я начну вести себя странно, если попытаюсь напасть, застрели меня.

— Я даже не знаю как...

— Это несложно. Предохранитель снят, так что тебе нуж­но просто нажать спуск. И только без глупостей — не целься в руку или еще куда. Промахнешься. Целься в туловище, вот­кни ствол в ребра. Стреляй, вылезай из машины и беги. И трать на меня всю обойму. Пожалуйста, возьми пушку.

К моему удивлению, она взяла оружие, перевернула. В ее ладошке пистолет казался огромным.

— А если это случится со мной? — спросила Эми. — Что, если они захватят не тебя, а меня?

— Если понадобится, я смогу одолеть тебя и отобрать пушку. Но этого не случится. Только не с тобой.

— Почему?

Я откинулся на спинку сиденья; теперь, лишившись пуш­ки, я чувствовал себя гораздо легче. Честное слово, эти шту­ки обладают собственной силой тяжести.

— Такая у меня теория.

Эми забралась с ногами на сиденье и прижалась ко мне, дрожа всем телом. Пушка, которую она держала в правой руке, лежала на бедре и была направлена куда-то в сторону моей промежности.

«Если окажется, что все это сон, — подумал я, — то эта пушка — мощный символ».

— Кроме того, пистолет мне не нужен, — добавил я и вы­ставил вперед ладони. — По закону я не имею право держать руки в карманах. Знаешь почему? Потому что в таком случае они являются спрятанным оружием. Этими руками — или одной ногой — я человека могу убить.

Эми рассмеялась — нервно и сухо.

— Ну да, ну да. Ладно, тогда я буду тебя защищать.

Я снова сжал руль; сухожилия натянулись, словно тро­сы. Так в тишине я просидел целую вечность. За сжатыми зубами, словно в ловушке, толпилась целая куча слов.

Наконец я закрыл глаза и сказал:

— Ладно. Послушай, тебе нужно кое-что понять насчет этой ситуации и того, с кем ты здесь сидишь.

— Та-а-а-к...

Эми повернулась ко мне. Черт побери, какие зеленые глаза — прямо кошачьи.

— Нет, просто... просто послушай. Ты знаешь, почему я учился в спецшколе «Пайн-Вью», в классе для детей с пси­хическими отклонениями?

— Вроде да, — ответила она. — Это из-за того случая с Бил­ли? Из-за того, что ты с ним подрался? А потом, когда он...

— Верно. Понимаешь, мужчины — это животные. Собери нас вместе, убери старших и получишь «Повелителя мух». Билли и его дружки — двое парней из борцовской секции —

делали видеоролики. Помнишь Паттерсона, такого толстого малого? Они поймали его, привязали к штанге футбольных ворот и обрили ему голову. Его нашли спустя несколько ча­сов, а к тому времени кожа у него на лице уже покрылась вол­дырями от контакта с фекалиями...

Может, не стоит разглашать все подробности, м-м-м?

—...а потом они показали это видео на вечеринке —- ви­део о том, как они пытают этого толстяка, а он орет. Они сидели, пили пиво и крутили, крутили, крутили этот видео­ролик — ну, обычные забавы старшеклассников. На взросло­го за такие дела надели бы смирительную рубашку, а школь­никам это сходит с рук. «Мальчишки, что с них взять».

Я запнулся, посмотрел в темноту, пытаясь разглядеть там хоть что-нибудь. Какая-то птица, сидящая на проводах, ма­хала крыльями, безуспешно пытаясь взлететь.

— Ну вот, а с братьями Хичкоками я вместе занимался физкультурой, и они вроде как меня запомнили. Это была у них ежедневная забава — поначалу мелочи, но постепенно обычные развлечения им надоели, и братья стали заходить все дальше и дальше. А тренер меня ненавидел и поэтому обычно старался куда-нибудь слинять. Честное слово, однаж­ды, когда они на меня полезли, он отвернулся и вышел из зала — причем так, чтобы я это увидел. В один прекрасный день они завели меня в комнатку, где хранилось снаряже­ние — наплечники, маты. Там было жарко, как в печке, и воняло старым потом, разлагающимся в поролоновых щит­ках. И тут началось безумие — типа, как на тюремном дво­рике во время прогулки. Потом все закончилось; они меня бросили, вышли через раздевалку и...

Хм-м-м... интересно, она заметит, если я внезапно пере­меню тему?

— Ну а я завел привычку приносить в школу нож — не крутой тесак, не выкидуху, а крошечный нож-брелок с двух­дюймовым лезвием. Другого у меня не было. И вот я дос­таю свой нож, подбегаю к Билли и режу его — делаю такой крошечный разрез на спине. Лезвие далеко не вошло, но Билли это почувствовал, решил, что умер, и упал. Скамей­ка, пол — все в крови. Я сел ему на грудь и начал тыкать ему ножом в лицо. Лезвие отскакивало от лобной кости, текла кровь, и...

Я долго, напряженно думал о том, как бы приукрасить следующую часть моего рассказа, но ничего не приходило в голову. Потом я задумался о том, когда открывается пончи­ковая.

Паузу прервала Эми.

— Что они с тобой сделали?

— Скажем так: я никогда, никогда не расскажу тебе об этом.

Она не ответила. Значит, либо ей совершенно незнако­мо это чувство, либо знакомо очень хорошо. Я продолжил.

— В итоге я...

...выреза» ему глаза...

—...сильно его поранил, и он потерял зрение. То есть совсем ослеп. Меня обвинили в нападении при отягчаю­щих обстоятельствах и еще в нескольких вещах, которые яв­ляются синонимами нападения при отягчающих обстоятель­ствах. Школьное начальство собиралось исключить меня на­всегда, но мой папа — приемный отец — он адвокат, зна­ешь ли, несколько раз встречался с преподавателями и прокурором, и в конце концов меня заставили пройти об­следование у психиатра. Уже тогда я понимал, что это — способ меня отмазать. Ведь впоследствии это давало воз­можность утверждать, что школа должна была защитить Билли от меня, что мне вовремя не поставили диагноз и так далее. Я ходил к психологу; он заставлял меня рассказы­вать о маме, смотреть на чернильные пятна, играть в роле­вые игры с марионетками и рисовать то, как я представляю себе свое место в этом мире...

—...и мне было ясно, что все это жульничество, уловки адвоката, но я снова и снова представлял себе, как отвора­чивается тренер Уилсон, и думал: «А пошли они!» Прокурор, крутой еврей-бородач, не хотел предъявлять мне обвинение, сказал, что, когда пятеро на одного, случается всякое. Ска­зал, что не хочет, чтобы меня сожрала система правосудия по делам несовершеннолетних. Школьному начальству при­грозили иском, оно дало делу об исключении задний ход, и — та-да! — выпускной год я провел в «Пайн-Вью».

На ветровое стекло упал кристаллик. Одинокая снежин­ка. Чуть поодаль опустилась еще одна.

— Так вот, — продолжал я, — четыре месяца спустя Бил­ли привык жить без глаз, распрощался со спортом и вожде­нием машины, примирился с мыслью о том, что уже никог­да не узнает, на что похожа еда на тарелке, никогда не заме­тит муху, попавшую в суп. И разом выпил все свои болеуто­ляющие таблетки — демерол, кажется. На следующий день его нашли мертвым.

Молчание.

— Ну, что из этого ты уже знала? — спросил я, отчаянно надеясь, что она скажет хоть что-нибудь.

— Почти все. До меня доходили какие-то жуткие слухи, буд­то ты проник в его комнату и отравил его — крысиным ядом, что ли. Полный бред — ведь полиция бы это обнаружила.

— Точно-точно.

Кстати, слух этот распустил я.

— Наверное, тебе было скверно, когда ты узнал об этом. Ну, про Билли. Наверное, ты чувствовал себя ужасно.

— Ага.

Не-а.

За этим последовала самая долгая и напряженная пауза в моей жизни. Это было похоже на то, словно ты застрял на «чертовом колесе» с человеком, которого только что обле­вал. В точности. Если честно, то Билли я не жалел. Он под­разнил собаку, и она откусила ему пальцы. К черту его. К чер­ту всех. И ты, Эми, иди к черту — за то, что каким-то обра­зом заставила меня рассказать тебе все это. Ну да, конечно, ваша честь, я раскаиваюсь. А много лет назад, в тот день, когда дети устроили стрельбу в школе, в Колорадо, я сокру­шенно мотал головой и говорил, что это трагедия, страшная трагедия. Но про себя я мечтал увидеть лица этих качков в тот момент, когда на них наставили пушки. Так что да, на­сколько мне известно, я, как и любой другой хороший чело­век, жалел Билли. И этой версии я буду придерживаться всег­да. Всегда.

— И все же, — начала Эми, — кто знает, что он сделал бы С кем-нибудь другим, если бы ты не...

— Эми, мне его не жаль. Я соврал. Узнав о его смерти, я вообще ничего не почувствовал. Думал, почувствую, а ока­залось — нет. Просто я из тех, у кого не возникает чувства вины. Именно это я и пытаюсь объяснить. Эти твари, эта ходячая пустота, не смогут использовать тебя, но сообразят, что я — один из них. Вот почему рядом со мной ты в опасно­сти. Так что держи меня на мушке. И будь готова как можно быстрее и сильнее нажать на спусковой крючок.

Снова молчание. Кажется, я сказал, что прошлая пауза была самой длинной и самой неловкой в моей жизни? Ре­корд продержался недолго.

Я бы отдал все, что у меня есть, лишь бы этот разговор никогда не состоялся.

— Эми, мы ничего не знаем о том, что с тобой происхо­дило, когда тебя похищали. Но больше эти твари тебя не тро­нут. Меня задолбало это чувство страха. И знаешь, я уже до­шел до такого состояния, что меня можно убивать, отрывать мне руки, обливать бензином и поджигать, но бояться меня уже не заставят. После всего, что я видел, меня уже не очень- то пугают монстры, демоны или кто там они есть. Я боюсь только одного — страха. Я боюсь жить с чувством страха, с запугиванием, с сапогом на горле. Я не буду так жить. Не буду. Раньше не жил и сейчас не стану.

— Что будем делать? — спросила она после долгой паузы.

— Сидеть здесь. Только держи меня на мушке, ладно? Бу­дем сидеть здесь и ждать рассвета. Потом я поговорю с Джо­ном. Он знает, что нужно делать.

Ты в самом деле произнес эти слова. Невероятно.

Глава 14

ДЖОН ВЕДЕТ РАССЛЕДОВАНИЕ

4:20.

Джон решил отправиться на завод пораньше, чтобы ос­мотреться. Так что пока мы с Эми сидели в «бронко» у не­рожденной пончиковой, Джон катил на своем «кадиллаке» по заснеженной дороге мимо дома Эми. Конечно, далеко он не уехал, так как встретил кучу машин, которые пытались убрать с трассы сложившийся пополам заводской грузовик.

Я при этом не присутствовал, так что передаю все с чу­жих слов. Если знаешь Джона, то еще трижды подумаешь, прежде чем ему поверить. Кроме того, не забывайте: если Джон утверждает, что «встал в пол четвертого», то скорее все­го он не ложился и был слегка пьян после вчерашнего.

Джон утверждает, что подъехал к месту аварии, которое обтянули черно-желтой лентой с надписью «Осторожно! Опас­ное вещество». Несколько людей в желтых комбинезонах от­чаянно пытались как можно быстрее очистить территорию, и поэтому Джон, конечно, решил попасть туда, невзирая на надпись «Проход запрещен». Сделав два шага, Джон обна­ружил, что стоит на бледно-розовом пятне размером с авто­мобиль. Хотя тела водителя и не нашли, мой друг решил, что это кровь, встал рядом с пятном и громко, в присутствии нескольких свидетелей, сказал:

— Это кровь! Наверное, здесь был Дэвид.

В этот момент два пожилых охранника в анораках — те самые парни, которые обычно сидят на заводе у дверей, — попросили Джона выйти обратно за ленту. По словам моего друга, он ответил, что не говорит по-английски, а когда это их не убедило, симулировал мощный припадок. Точно не знаю, зачем именно он это сделал. Джон упал и стал катать­ся по снегу, дергаясь и крича: «ЭЛЬ ПРИПАДОК!!! НО ЭС БУЭНО!!!»[7] с мексиканским акцентом. К нему по снегу по­неслись полдюжины пар сапог.

Лежа на земле, Джон увидел то, что заставило его оста­новиться. По его словам, «из задницы грузовика текла кровь». Галлоны красной жидкости, почти черной в лунном свете, вытекали из задних дверей грузовика, образуя лужу на доро­ге. Люди в комбинезонах, защитных масках и перчатках схва­тили Джона и потащили по снегу. Джон напряг зрение и уви­дел, как несколько человек вытаскивают из грузовика синие пластиковые бочки, заляпанные красной жидкостью — тем­ной, густой, маслянистой, которая теперь походила уже не на кровь, а на трансмиссионную жидкость.

Другие люди несли коробки, похожие на гробы — Джон подчеркнул, что это были не фобы, а похожие на них кон­тейнеры, покрытые наклейками, которые, кажется, предуп­реждали о биологической опасности. В таких штуках не ста­нешь перевозить бытовую химию в местный магазин хозто­варов.

Вот тут история становится не совсем понятной. Джон утверждает, что тех, кто тащил его, сопровождали другие, с автоматами в руках. Впрочем, когда я надавил на него, он признался, что, возможно, это были не автоматы, а фонари­ки. В любом случае, Джон говорит, что его бросили на зем­лю и собирались казнить, но он ударил одного из этих людей ногой в лицо, сделал сальто назад, вскочил, отнял у этого человека пушку и «отхерачил». Не знаю, имел ли Джон в виду то, что он ударил человека в пах или просто отхлестал сво­им членом. О таких вещах я у Джона никогда не спраши­ваю. В общем, мой друг сказал, что после этого замахнулся еще раз и врезал другому человеку по голове так сильно, что «батарейки вылетели».

Дата добавления: 2015-08-29