Моей жене, за ее терпение и прочие восхитительные каче­ства, из-за чего мне порой кажется, что она — продукт моего воображения 27 страница

Когда я добрался до стоянки рядом с «Китай-едой!», то увидел, что в мою сторону идет человек в белой майке с над­писью крупными черными буквами: «СЕГОДНЯ НА УЖИН ЯЙЦА». Я поднял взгляд, и увидел, что в майку одет Джон.

— Куда ты делся? — спросил он. — Я увидел твою тачку, но кассирша уже закрывала ресторан. Сказала, что ты давно ушел. Ты встретил того парня?

— Официантка сказала, что я был с каким-то парнем?

— Она не помнила. Кажется, вопрос ее немного озада­чил. Ну так что, он пришел? Я здесь для того, чтобы он меня сфотографировал.

Я пренебрежительно махнул рукой куда-то в сторону го­ризонта.

- Ничего не вышло. Оказалось, что он умер и даже не знал об этом. Он с самого начала был полутвердым астраль­ным телом. _/

— Ненавижу, когда такое происходит.

— Ага. Мне пришлось сообщить ему об этом. Он ездил в машине, взятой напрокат, а в багажнике лежал его собствен­ный труп. Представь: я вижу пожилого белого мужчину, по­хожего на коммивояжера, а потом оказывается, что в дей­ствительности он выглядел совсем не так.

— Ну, он же черный, лысоватый такой, в бабочке? Дейв, я же распечатал тебе кучу статей с его фотографиями. Ты хоть одну из них прочитал?

— Не знаю. Я был занят.

— Значит, статью он не напишет?

Я скорчил гримасу, которая означала, что не собираюсь удостаивать этот вопрос ответом.

— Мне нужно вернуться в торговый центр, — сказал я. — Там осталась дыра в полу. Я показывал Арни тело.

— Я ее заделаю. Все равно собирался туда заехать.

— Поедешь туда один? Почему?

Он пожал плечами.

— Эми звонила. Искала тебя.

— Какой сюрприз.

— Сказала, чтобы ты позвонил ей на мобильник, как толь­ко вернешься. Слушай, ты не спорил с ней на пять баксов, что вся эта история с репортером окажется полным бредом?

Я вошел в дом, бросил на журнальный столик серебря­ный контейнер, ключи от машины и мелочь, затем нашел между подушками дивана пульт и включил телевизор. Пока­зывали какой-то сериал про семью, члены которой делают мотоциклы под заказ и постоянно орут друг на друга. При­мерно полчаса спустя зазвонил телефон. Я посмотрел на но­мер, взял трубку и сказал:

— С тебя пять баксов.

— Привет! Это я! — воскликнула Эми. — Что ты сказал?

— Ничего. Вряд ли из разговора с журналистом что-ни­будь получится.

— Ты меня слышишь? Подойди к двери.

— Что ты сказала? Эми? Алло?

Тот, кто изобретет мобильный телефон, который дей­ствительно будет работать, страшно разбогатеет.

— Подойди к двери.

Все это было очень странно. Я занервничал, подошел к двери, выглянул через окошко наверху. Ничего. Я осторож­но вышел на крыльцо и, повернувшись направо, увидел Эми в бело-желтом сарафане и сандалиях: она сидела в пласти­ковом кресле с сотовым телефоном в руках. С тех пор, как мы виделись в последний раз, волосы у нее отросли до плеч.

— Сюрприз! — застенчиво сказала она.

— Ты... ты в самом деле здесь?

— Ага! Сегодня прилетела — ради твоего дня рождения. Джон знал, так что во всем вини его. Он не пошел на работу, приехал в аэропорт меня встречать. Он хотел тебя удивить.

И я действительно удивился — хотя бы потому, что вне­запно понял одну вещь: до моего дня рождения осталось всего двое суток.

— Значит, ты здесь? Сейчас?

— Точно! Смотри, это круто!

Эми вскочила и поставила ногу на перила крыльца. При этом ее бедро немного оголилось, и мое сердце дрогнуло, словно я никогда не видел эту часть женского тела обнажен­ной. На лодыжке мелькнула маленькая татуировка, китайс­кий иероглиф — но Эми опустила ногу раньше, чем я успел отвести глаза от ее бедра.

— Это мило, — сказал я. — А что он означает?

— «Лодыжка».

Эми засмеялась, подошла ко мне и стиснула так, что я чуть не задохнулся.

— Нравится? — спросила она. — Я говорила Кристал, что ты не одобришь.

— Какая разница? Тебе нравится, и ладно. А если татуи­ровка мне не по вкусу, я могу идти ко всем чертям.

— Значит, тебе не нравится?

— Неплохо. Она у тебя только одна?

Эми отстранилась и придала лицу хитрое выражение.

— Возможно. Не проверишь — не узнаешь.

Я засмеялся. Она захихикала. Мы замолчали, а затем бро­сились от входной двери к дивану, оставляя за собой след из одежды.

Потом мы с Эми лежали на диване, укрывшись пледом с изображением американского флага. Плед, купленный на га­ражной распродаже, — подарок Джона. Телевизор все еще работал, и мы рассеянно его смотрели.

— Ты надолго приехала? — спросил я.

Эми ответила не сразу.

— Глянь, ребята так переживают насчет мотоциклов... — наконец сказала она.

— Ты все еще в магазине рукоделия? Тебе когда на работу?

Она пожала плечами.

— Эми?

— Я уволилась.

— A-а. Так когда ты возвращаешься?

— Об этом я хотела с тобой поговорить.

— Нет, Эми. Здесь тебе жить нельзя.

— Почему? У тебя другая девушка?

— Ты понимаешь, что я имею в виду.

— Дэвид, не хочу я возвращаться. Там ужасно. Кристал и Тоня все время ходят голые, устраивают бои подушками и все такое.

— Правда?

— Нет. Это они посоветовали мне так сказать. — Она рас­смеялась.

— Эми, не заставляй меня по новой объяснять, почему тебе опасно здесь оставаться. Ты же сама все понимаешь.

Она повернулась и посмотрела мне в глаза.

— Я все продумала. Вот оно, доказательство того, что ты... ну, не злой что ли. Тебе одиноко, без меня ты все время тос­куешь, но, несмотря на это, пытаешься меня защитить. Если бы ты в самом деле был плохим, то заботился бы только о себе. Тогда ты бы хотел, чтобы я осталась, хотя и знал бы, что здесь опасно.

— Ты ошибаешься, — сказал я, немного подумав.

— Почему?

— Я действительно хочу, чтобы ты осталась.

— Отлично, — радостно ответила Эми. — Значит, я остаюсь.

Она поцеловала меня в щеку и снова прижалась ко мне.

— Знаешь, сейчас мне негде жить...

— Ну...

— Джон сказал, что я могу пожить у него, пока не найду себе квартиру.

— Только через его труп.

Она засмеялась.

— Это Джон посоветовал мне так сказать. Кроме того, он хотел, чтобы я рассказала про его огромную кровать, на ко­торой хватит места для меня. И про то, что он спит голым.

— Оставайся здесь. Пока. Но, Эми, мы не вместе, по­нятно? То есть ты будешь жить здесь, но это ситуация типа «ей негде остановиться», а не «и потом они поженились». Хорошо?

— Конечно. Как же хорошо дома! Одного у Неназванно­го не отнять: здесь гораздо интереснее, чем в Юте.

В течение следующих четырех месяцев ничего интерес­ного не произошло.

В знойный августовский день мой «форд-бронко», в ко­тором находились я, Джон, Эми и примерно дюжина коро­бок с ее вещами, свернул с шоссе в том месте, где стоял зеле­ный знак «Городок университета [название опушено]».

От университета до Неназванного чуть больше двух ча­сов езды: не так далеко, чтобы Эми отказалась ехать, но и безопасность ей обеспечена, если вдруг земля разверзнется и город провалится в ад. Компромисса мы достигли после десятка скандалов и одной истерики. В конце концов я убе­дил Эми в том, что рано или поздно ей нужно получить об­разование и зажить самостоятельной жизнью: увидеть мир, раздвинуть горизонты, освободить мой диван и перестать печатать на своем проклятом ноутбуке. Детство она провела не выходя из дома, а в старших классах ей пришлось неслад­ко, так что после этого она, наверное, ни разу не выезжала за пределы города. Вы и представить себе не можете, как пуга­ет мир таких людей, как Эми — тех, кто предпочтет знако­мую дыру незнакомому особняку.

Вот почему ты не свалил отсюда при первой же возмож­ности...

Итак, мы подумали насчет колледжа, поискали инфор­мацию и выяснили, что с ее аттестатом Эми полагается час­тичная оплата обучения. Осталось только взять в банке сту­денческий кредит на недостающую сумму, который потом удавкой затянется на шее, — и добро пожаловать в храм зна­ний! Разумеется, пришлось подписать кучу бумаг, и после­дние три недели до переезда в общежитие Эми провела на грани нервного срыва, — но дело мы сделали.

«Вот и все, — подумал я. — План насчет Юты я плохо продумал, однако теперь Эми начнет ходить на занятия, по­знакомится с интересными людьми. Ей там понравится. Сна­чала она будет звонить каждый день, потом каждую неделю. А однажды упомянет про какого-то парня — ее друг, скажет она. Затем станет звонить раз в месяц и заезжать в гости дваж­ды в семестр. А потом позвонит и скажет, что познакоми­лась с одним человеком — он изучает английскую литерату­ру и играет в лакросс или еще в какую-нибудь фигню. Она повзрослеет, сразу после получения диплома найдет работу в другом городе и никогда, никогда сюда не вернется».

Так и должно быть. Эми покинет мою орбиту, выйдет из сферы моего влияния и перестанет быть целью для тех, кто хочет меня прикончить. На этот раз она будет в безо­пасности.

Когда мужчина строит планы, женщина смеется.

Мы выгрузили коробки, побрели по вестибюлю общежи­тия и пристроились в очередь к лифтам, вместе с толпами тощих девиц, хорошо одетых родителей, толстощеких маль­чишек, слишком юных для колледжа, и невероятного коли­чества молодежи из стран Азии. К нам подошел какой-то парень, вручил анкеты, правила поведения в общежитии и прочую ерунду и разговорился с Эми. Она легко сходилась с людьми. День был жаркий, и легкая курточка, переброшен­ная через руку Эми, полностью скрывала отсутствующую кисть. Эми обменялась с юношей парой фраз, похихикала, а потом он пошел дальше раздавать бумаги.

— Вроде хороший парень, — сказал я.

— Угу, — отозвалась она.

— Ты с ним познакомилась?

— Его зовут Джеймс. Или Джек.

— Одет со вкусом. Наверное, будущий доктор.

Джон посмотрел на меня, потом на Эми, снова на меня, и сказал:

— А еще у него отличная задница.

Эми отвернулась и закатила глаза. Мы поднялись на лиф­те и отнесли ее вещи в крошечную комнату в общежитии. Я во второй раз попрощался с Эмми, во второй раз не сомне­ваясь, что расстаемся навсегда. Мы обнялись, я раз десять пожелал ей удачи, выбрался наконец из объятий и направил­ся к выходу — уверенный в том, что добился успеха. Если любишь человека, нужно дать ему свободу. Я думал о том, что поступаю так ради всеобщего блага. Я почти вышел за пределы зоны досягаемости, как вдруг Эми схватила меня за рубашку и развернула.

— Спасибо, что помог с переездом, — проговорила она.

— Без проблем.

Мне показалось, что она хочет сказать мне что-то еще — что-то совсем другое.

— Да, мне не сложно поднимать тяжелые объекты, — про­изнес Джон. — Я вроде как привык.

Я поднял руку, заставляя его умолкнуть.

— Джон...

— Я, конечно, имею в виду свой член.

— Не обращай на него внимания, — сказал я Эми. — У него такой же член, как у всех.

— Я как раз собиралась спросить... — начала Эми.

— Ты никогда не видел мой член! — взревел Джон. — Я бы показал его прямо сейчас — всем. Но у нас нет времени.

Я повернулся к нему.

— Что? У нас нет времени?

— Ну, нужен целый день — часов пять-шесть, не мень­ше, — чтобы рассмотреть его как следует, проникнуться его величием!

— В твоих словах нет никакого смысла, — сказала Эми прежде, чем я успел ее остановить.

— Ты бы все поняла, если бы увидела его! — возбужден­но завопил Джон. — Милая, тогда бы ты поняла, что в моих словах скрыт бо-о-ольшо-о-ой смысл!

—Джон, успокойся, а? — Я показал в сторону коридора. — Подожди меня у лифта.

Он не двинулся с места.

— Может, поженимся? — спросила Эми.

Ну вот. Внутри у меня что-то оборвалось, а в голове возникла картинка — мотылек, летящий к паяльной лампе. Я попытался найти слова, которые успокоили бы ее, поста­рался найти лучший способ отказать ей, и сказал:

— Да, конечно.

Джон посмотрел на часы.

— Ну, мои поздравления. А теперь нам пора. Если пото­ропимся, то успеем поиграть в баскетбол, пока не стемнело.

День выдался жарким. Асфальт плавился под ногами; наши тела, шурша одеждой, танцевали под сбивчивый ритм — «тук-тук-тук» — баскетбольного мяча о площадку. Я двигал­ся спиной к кольцу — туда, где была бы линия штрафных бросков, если бы мы играли на настоящем баскетбольном корте, а не на огромном куске потрескавшегося наждака в виде детской площадки. Я прыгнул и сделал бросок, обре­ченный на промах в ту самую секунду, когда мяч оторвался от пальцев.

Джон успел на подбор, развернулся, прыгнул и вколотил мяч в корзину.

— Двести семьдесят четыре — сто тридцать семь! — вос­кликнул он, победно вскинув кулак. По правилам Джона за каждое попадание начисляется по сто тридцать семь очков. — Если бы платили по десять центов за каждый точный бро­сок, ты все равно бы хреново и фал!

Я поднял мяч и протянул его Джону. В этой игре, как и в жизни, мяч оставался у того, кто забил. Джон начал дриб­линг, посмотрел мимо меня и замер. Я увидел его лицо и обер­нулся.

— Эта штука здесь раньше была? — спросил Джон, при­щуриваясь.

Над площадкой, заросшей сорняками, висел блестящий черный шар фута три в диаметре, похожий на огромный восьмой шар в бильярде.

— Кажется, в нем какие-то люди, — пробормотал Джон, направляясь к шару.

Он наклонился, поднял камешек и бросил его в шар. Ка­мешек беззвучно исчез. Джон оглянулся и посмотрел на меня через плечо.

— Спорим, это дыра в другое измерение? Пойдем?

— Сначала сыграем еще раз..

Джон взял мяч и повел его за трещины и сорняки, кото­рые мы считали линией трехочковых бросков. По блеску в глазах друга я понял, что он собирается бросить трехочко­вый. Как только Джон выпустил мяч, я помчался к кольцу; измерительный прибор в моем подсознании говорил мне о том, что это промах, что мяч отскочит от щита. Мяч лязгнул о щит, я подпрыгнул, одной рукой забрал подбор в воздухе и, прежде чем Джон успел вернуться в защиту, сделал бро­сок «крюком». Мяч приятно зашуршал в корзине.

— Как два пальца об асфальт, — сказал я. — Бум!

— Черт! — Джон встал, уперев руки в бока и тяжело дыша. — Молодняк сегодня играет на подборах. — Слово «молодняк» в его произношении рифмовалось со словом «се­годня». — Команды набрали подвести семьдесят четыре очка, Дейв-монстр.

Он поднял мяч с травы, затем попытался отдать мне пас на уровне груди, но промахнулся. Я проследил за мячом, и точно — тот исчез в черном шаре, как раньше — камешек.

— Ой, я забросил мяч в другую Вселенную! — восклик­нул Джон.

— Может, по домам?

— Сейчас, только мяч заберу.

Джон подошел к шару, заглянул в него, просунул правую ногу в шар, затем пролез в него, и вскоре наружу торчала толь­ко левая нога. Джон втянул ее в шар и исчез. Я вздохнул, по­смотрел на часы и побрел к сферическому порталу — похо­же, мой друг не вернется до тех пор, пока я по крайней мере не просуну туда голову. Я нагнулся и протиснулся в шар.

На другой стороне было градусов на тридцать холоднее. Я вышел и увидел, что внутренняя поверхность шара свер­кает белизной, словно снег в лучах солнца. Баскетбольная площадка не сильно отличалась от той, которую мы покину­ли. Мир тем не менее изменился. Пасмурное небо нависало низким потолком цвета сахарной ваты со вкусом кровельного вара. В воздухе слегка пованивало кишечными газами.

Я заметил и другие мелкие отличия. Парк в Неназван­ном находился в вылизанном до блеска районе, с домами в викторианском стиле и аккуратно подстриженными лужай­ками. Здесь же дома казались пустыми и заброшенными: раз­битые окна, заросли сорняков, ржавые почтовые ящики. Бли­же всего к нам стоял белый дом, пожелтевший от времени; на его стене кто-то вывел краской из пульверизатора: «КРОВА­ВЫЕ ЧЕРВИ».

Налетевший сухой ветер снова принес слабый запах серы. Джон рассматривал кольцо одного из полудюжины щитов, расставленных по краям площадки.

— Где ты был? Я два часа тут брожу, — сказал он.

— Наверное, время здесь течет по-другому. Я полез сразу же за тобой.

— Ты всегда так говоришь.

— По крайней мере здесь прохладней, — заметил я.

— Зато сеток нет, — сказал Джон. Щиты безмолвно воз­вышались над нами, словно очень высокие, худые и, в об­щем, бесполезные часовые. — Вот этот нормальный, но на тех двух погнуты кольца. Наверное, здесь много забивают сверху.

За спиной раздался звук бьющегося стекла. Мы оберну­лись: к нам ковыляла худая как щепка женщина в лохмоть­ях. Она сделала жалкую попытку бросить в нас стеклянную банку, но банка не долетела футов двадцать.

— В-в-вы!!! — заверещала она, раскрыв глаза от удивле­ния и тыча в нас костлявым пальцем. — Незапятнанные! Не­запятнанные! Почему?!

У нее не хватало левого предплечья: чуть выше локтя рука оканчивалась неровной культей, как будто остальная часть сгнила и отвалилась.

Внезапно вопли прервались: с неба на женщину броси­лись четыре существа, похожие на крылатых бабуинов, из­били дубинками до потери сознания и утянули вверх; воз­вращаться за нами, похоже, они были не намерены. Пере­глянувшись, мы стали пробивать штрафные броски, чтобы выяснить, кто из нас начнет игру.

Победил Джон. Мы поиграли немного, но без большого удовольствия — а все из-за ветра — неутихающего, гнилого ветра с юга, который приносил приглушенные вопли и треск, похожий на тот, что издают насекомые. При каждом трехоч­ковом броске ветер ощутимо сдувал мяч, так что мы бросили это дело, и игра переместилась под кольцо. Под кольцом вла­ствовал Джон — он выше меня на три дюйма. Благодаря пре­имуществу в росте он забрал несколько подборов и забил пару легких мячей, оторвавшись в счете на 548 очков. От пота щипало в глазах. Я снова нырнул под кольцо, пытаясь на бегу бросить крюком снизу. Джон быстро отбил мяч, и тот ука­тился с площадки.

— Эй! — завопил Джон. — Бросай его сюда!

Я обернулся и посмотрел, кому он кричит. Рядом с мя­чом в воздухе беззвучно парило нечто, похожее на пылесос из универмага «Сирс». Я решил, что это обычный для здеш­него мира робот, хотя у него не было глаз или черт лица, ко­торыми мы снабжаем роботов в фильмах, чтобы сделать их более запоминающимися. Он ощетинился какими-то ан- теинами — скорее всего сенсорами — и вытянул их в нашу сторону.

— У этой штуки нет придатков, которыми можно взять мяч. Тебе придется идти за ним.

— Я в прошлый раз за ним ходил! — возмущенно восклик­нул Джон, повернувшись ко мне.

После пятиминутного спора мы решили, что пойдем вме­сте. Робот стоял у мяча — возможно, что-то измерял. К на­шему удивлению, он заговорил.

— Пожалуйста, назовите себя.

Джон улыбнулся.

— Жоп пи Хренолорд.

Робот повернулся ко мне и повторил вопрос.

— Фелипе Огромношланг.

— Названных имен нет в базе данных. Пожалуйста, на­зовите ваш жилой сектор.

Джон:

— Твоя Жопа.

Я:

— Западный пригород Твоей Жопы.

— Названного сектора нет в базе данных. Пожалуйста, обратитесь в ближайшую карантинную базу. Если вы не об­ратитесь на карантинную базу в течение тридцати минут, это повлечет за собой...

Мы пошли прочь от болтливой машины. Мяч был у меня, и мне удалось быстро сделать пару точных бросков и сокра­тить разрыв в счете.

Внезапно сверху донесся какой-то стук, словно по небос­воду ехал автомобиль с лопнувшей шиной. Я поднял глаза к небу; Джон вырвал мяч из моих потных рук, подошел к коль­цу, подпрыгнул и воспользовался своим врожденным пре­имуществом, позволяющим ему забивать мячи сверху.

— Вот так! — крикнул он, вскинув руки. — Перехват и бросок! Я обыграл тебя в двух вселенных, щенок!

От баскетбола, как и от запаха местного ветра, меня тош­нило. Я мечтал о площадках моей вселенной. Кроме того, пульсирующий звук, отвлекавший внимание, становился все громче. Я схватил мяч и сел на него.

— Сыграем еще, а потом вернемся в Жаркий мир, — ска­зал Джон.

На земле лежала старая, побуревшая от времени газета. Заголовок, набранный трехдюймовыми буквами, гласил: «АНОМАЛЬНЫЕ ЯВЛЕНИЯ НА ЮЖНОМ ПОЛЮСЕ ПРОДОЛЖАЮТСЯ. ПРЕЗИДЕНТ ПРИЗЫВАЕТ К СПО­КОЙСТВИЮ».

Монотонный звук усилился. Внезапно раздался громкий треск. Мы обернулись: там, где только что стоял робот-«пылесос», остался обгоревший участок земли и искореженные обломки.

Над и за ними виднелись пять человеческих фигур; они плыли по воздуху в нашу сторону на маленьких будках, по­хожих на кафедры. Выпустив облака ярко-синей плазмы, машины опустились, и перед нами оказались пятеро муж­чин в черных облегающих костюмах, похожих на военную форму. Мне в голову пришла мысль о том, что они, навер­ное, уже давно наблюдали за нами, скрытые с помощью ка­ких-то футуристических приборов для маскировки, словно корабли в «Звездном пути».

Люди сошли со своих летающих машин и направились к нам. Один из них — симпатичный офицер лет тридцати, с аккуратно подстриженной бородкой, выступил вперед.

— Добрый день, — сказал он — Я сержант Вэнс Макэл­рой из армии освобождения людей. Наверное, вы удиви­лись, когда попали сюда, но для нас ваше появление сюрп­ризом не стало. Со дня Великой скверны мы знали о про­рочестве; в нем говорится, что сюда придут чужаки из дру­гого мира. Встретиться с вами — честь для меня. Должен признаться, я понятия не имею, откуда вы прибыли, одна­ко, судя по вашему виду, можно сделать вывод, что вы не заражены...

Казалось, он будет говорить вечно. Снова налетел ветер. Интересно, естьли здесь закрытые площадки... Я хотел спро­сить об этом, но не мог дождаться паузы, чтобы вклиниться в разговор. Джон глубокомысленно кивал, притворяясь, что внимательно слушает речь.

—...и вы — наша последняя надежда. Если вам не удаст­ся победить его, человечеству конец. Джентльмены, ветры судьбы свели нас вместе. Над пропащим, разрушенным ми­ром настанет новая заря.

На секунду возникла неловкая пауза, потом мне в голову пришла мысль.

— Вопрос, — сказал я. — Летающий пылесос упомянул о карантине. Полагаю, больных помещали в старых обществен­ных зданиях, таких как больницы и школы? Так вот: в ка­ком-нибудь из этих карантинов сохранился спортивный зал? Или по крайней мере та его часть, где установлены баскет­больные щиты?

— Нет. Боюсь, что все образовательные учреждения раз­рушили во время первой войны, незадолго до массового сож­жения книг. Человеческое невежество — самое мощное их оружие. Однако это не самое жуткое преступление сил зла. Часто...

Офицер бубнил и бубнил, заставив меня пожалеть о том, что я задал вопрос. Часы показывали 66:69. Я начал состав­лять список доказательств того, почему эта вселенная — пол­ный отстой.

—...таким образом, только уникальный генотип дает вам, обитателям другого мира, иммунитет к...

— Да, очень интересно, — сказал Джон. — Чтобы выпол­нить вашу просьбу, понадобится несколько предметов из на­шего мира. Мы сначала туда сгоняем, а потом вернемся и приступим к выполнению задания.

Человек кивнул.

— Хорошо. Мы будем ждать вашего возвращения.

Мы взяли мяч и нырнули в портал между измерениями. Выйдя из черного шара, мы с радостью увидели солнечный свет и баскетбольные кольца с корзинами. Удушливая жара не привела нас в восторг, но уж лучше она, чем дурацкий раз­рушенный мир.

Не успели мы ввести мяч в игру, как на площадку вышли четверо сильных, красивых молодых людей лет двадцати: два парня — черный и белый, и две девушки — азиатка и симпа­тичная блондинка. Белый юноша и блондинка, похоже, не­долюбливали друг друга. Шар привлек внимание молодых людей; они обменялись парой глубокомысленных замеча­ний, а затем, шутливо переругиваясь, зашли в портал. Мы начали играть, но на нас навалилась усталость, так что мы по два раза промахнулись.

Внезапно из черного шара вышли те четверо — грязные, в синяках и царапинах.

— Смотрите! — ахнула девушка-азиатка. — Мы вернулись в ту же минуту! Время там идет гораздо быстрее!

— Точно! — сказал черный парень. — Йоу, как я рад уви­деть солнце! Мы спасли целый мир!

Белые мальчик и девочка поцеловались — похоже, в ходе приключения они полюбили друг друга. Потом юноша выс­вободился из объятий и посмотрел на нас.

— Парни, вы не поверите, что с нами только что произош­ло! — возбужденно воскликнул он.

Джон повернулся к нему.

— Ты утомил незнакомого человека своей дурацкой исто­рией, а он достал свой член и отхлестал тебя, словно кучер — ленивую кобылу?

Юноша разочарованно заткнулся. Джон поднял мяч и от­пасовал мне.

— Играем дальше.

Страница 375 Наука и потустороннее

...был единственным, кто выжил во время чумы.

Пока команда шла по обезлюдевшей деревне, жрец рассказал, что болезнь убила всех членов племени, описал болезненные язвы, слепоту, безумие — ужасы, которые не подобает видеть старику (жрец дожил до преклонного возраста — тридцати семи лет).

Коддок, по словам жреца, пощадил его только для того, чтобы он мог рассказать мне эту историю, предупредить меня. Попро­щавшись со мной, жрец сказал, что отправится в джунгли, — и будет идти на запад до тех пор, пока не коснется солнца или пока его не поглотит земля. Я не стал говорить ему о том, что в этом случае он, возможно, наткнется на группу туристов из Икитоса. Я пожал жрецу руку и навсегда покинул Перу.

Неделю спустя я уже был в Нью-Йорке. После панихиды по доктору Халейну мы с Шэрон отдыхали на балконе — пили кофе, сдобренный изрядной порцией бренди, и смотрели на город сквозь клубы дыма, вырывающиеся из моей трубки.

— Бедняги, — сказала Шэрон. — Зачем им пришлось уме­реть?

Я фыркнул, не выпуская из зубов трубки.

— Милая, все мы смертны.

Она не улыбнулась.

— Я имею в виду то, как они умерли — больные, ослепшие, напрасно умоляющие богов о помощи..

Шэрон посмотрела на меня.

— Боги жестоки, верно, Альби?

Я сделал глубокий вдох.

— Каждому живому существу нужно только одно — власть, власть над другими живыми существами. Она нужна для того, что­бы расти, есть и размножаться. А жестокость, унижение, бес­смысленное причинение невероятных страданий — проявление абсолютной власти, проявление власти в чистом виде. Дети учат­ся этому еще в яслях. Поэтому для каждого организма, начиная с микроба, жестокость является символом движения наверх. Жер­тву нужно одолеть, соперника — уморить голодом, врага — сте­реть с лица земли. Следовательно, те же качества, только в боль­шей степени, свойственны и богам, и на каждом уровне небес мы встретим все более высокие уровни алчности, жестокости и бес­смысленной злобы. Иначе как боги стали бы богами?

Шэрон содрогнулась, хотя на балконе было тепло.

— В самом деле? Это ведь твоя тема — ты разбираешься в этом лучше, чем кто бы то ни было, — прошептала она.

Я отложил трубку, повернулся, посмотрел ей в глаза и сказал

Послесловие

Если вам интересно, когда на прилавках появиться новый выпуск из серии приключений Джона и Дейва или экрани­зация — в кинотеатрах, посетите мой дом в сети по адресу JohnDiesattheEnd.com. Там вы сможете познакомиться с но­востями и узнать еще больше о вселенной «В финале Джон умрет». Кроме того, меня можно найти на комедийном ме­гасайте Cracked.com, где я работаю издателем и, по непонят­ной причине, получаю деньги за сочинение шуток про ка­кашки. Да, мы живем в странном мире.

Кстати, должен заметить, что история о том, как книга «В финале Джон умрет» вышла в свет, должна вдохновить на подвиги всех, кто работает в офисе и/или тех, кого можно легко вдохновить.

В 2001 году я вел двойную жизнь: днем я был обычным парнем, который вбивает данные в базу в одной юридической фирме, но по вечерам я снимал с себя хаки и превращался в другого человека— в Парня, Вбивающего Данные в Базу Стра­ховой Компании. К счастью, заполнение электронных таблиц отнимало у меня 75 часов в неделю, и поэтому времени на то, чтобы погрузиться в депрессию, у меня практически не было.

Примерно на Хэллоуин 2001 года, в один из редких сво­бодных часов я залез в интернет и выложил там историю обо мне, моем друге и монстре, сделанном из мяса. В первый день ее прочитали только шесть человек. На следующий день это число выросло до восьми. Затем до десяти. Было очевидно, что я столкнулся с феноменом «сарафанного радио» — через год историю прочитало почти семнадцать человек.

На волне успеха я стал писать продолжение этой исто­рии — и занимался этим весь следующий год. К 2005 году хроники наших приключений выросли до 150 000 слов. Чи­татели засыпали меня письмами по электронной почте; фа­наты утверждали, что читали историю всю ночь напролет, а наутро брали отгул, чтобы дочитать до конца. Люди тратили пачку бумаги и три картриджа, чтобы распечатать эту исто­рию, а затем перетягивали распечатку резинками и одалжи­вали друзьям.

Впервые в жизни мне показалось, что я на что-то наткнул­ся — а именно на то, что в мире живет множество сумасшед­ших и/или тех, у кого полно свободного времени.

В это время со мной связалась компания «Пермьютед пресс» — независимый издательский дом, специализирую­щийся на произведениях в стиле «хоррор» — и предложила мне издать мою историю в виде книг в мягкой обложке. Я отказался, заявив, что книгу никто не купит. Потом у моей машины полетело сцепление, и я решил, что не стоит воро­тить нос даже от жалких грошей, которые принесет изда­ние книги. В результате книга, написанная оператором базы данных без публикаций и даже без филологического дип­лома, разошлась тиражом примерно в пять тысяч экземп­ляров благодаря одной лишь молве. Когда тираж был рас­продан, отдельные экземпляры продавались на Ebay за 120 долларов.

Дата добавления: 2015-08-29