Моей жене, за ее терпение и прочие восхитительные каче­ства, из-за чего мне порой кажется, что она — продукт моего воображения 16 страница

Я вырезал всю папку со снимками и переместил ее в са­мый дальний угол жесткого диска — в подпапку, которая на­ходилась внутри подпапки, которая находилась внутри под­папки, которая находилась внутри подпапки с драйверами принтера. Я закрыл компьютер и вскочил со стула, внезапно превратившись в нервный комок энергии.

Нужно вернуться домой. Нужно выяснить, что находится в сарае.

Да. Правильно. Я засунул руку в карман, сжал ключи от машины так сильно, что они впечатались в мою ладонь, вы­шел из комнаты и двинулся по коридору, чувствуя, что меня, словно облако смрада, окружает чувство вины. У библиоте­ки я столкнулся с Джоном: он вылетел из комнаты и захлоп­нул за собой дверь.

— Этот обвислый мерзавец что-то скрывает. Об этом го­ворит его язык тела.

— Мне надо уехать, — сказал я.

— Почему?

— Нужно мчать домой. Я вернусь.

— Ах да, ты же должен проверить печенье. Может, захва­тишь для меня резиновые перчатки по дороге?

— Ладно.

Джон открыл дверь библиотеки.

— Куда ты подевался, засранец? — крикнул он и снова скрылся в комнате.

Я бросился наутек.

Снова в машине. Обогреватель направлял на ветровое стекло поток горячего воздуха; снежинки таяли, касаясь стек­ла, и через секунду их сметал «дворник». Колеса плыли: сцеп­ление со льдом было нулевым. Все дороги в моем полном рас­поряжении.

Если в твоем сарае лежит, например, тело худющей ры­жеволосой слабоумной девушки, признайся во всем — сначала Джону. Расскажи ему в точности, что именно произошло. Дальше загадывать бессмысленно. Сначала нужно увидеть, что там, в сарае. Нужно увидеть...

Я включил радио, надеясь как-то очистить голову от мрач­ных мыслей, надеясь, что влажный ночной ветер пригонит ка­кую-нибудь редкую волну, по которой не передают музыку «кантри». Я прочесывал эфир, но везде шипели только по­мехи, помехи и помехи. Внезапно раздался звук, который, похоже, издавал человек с раздавленным горлом. Я вздрог­нул, но секунду спустя понял, что это просто Фред Дерст и группа «Limp Bizkit* — любимая команда Хреновой Тучи. Те самые ребята, которые скармливают стандартные рэп-фра­зы козлу и читают его какашки в микрофон под «металли­ческие» рифы.

По радио играла песня «Катись» — по крайней мере судя по припеву, который Фред повторял десятки раз. Отлично. Катись, катись, катись...

Нужно сказать правду. Просто сказать правду. Я отклю­чился, а потом нашел мертвую девочку. Никаких уловок, не нужно прятать тело, ничего такого. Нужно просто отвечать за свои действия.

Ага, точно. Прилетит Папа и скажет, чтобы ты не гово­рил ни слова, поднимет шум, сообщит всем о том, что у тебя психическое заболевание, будет произносить высокие слова. И ты уйдешь от наказания, потому что у Папы чертовски хоро­шо получается отмазывать людей. Так что ты попадешь не в тюрьму, а в психиатрическую больницу, где пахнет аммиаком и протухшей едой, туда, где люди бормочут про себя и разма­зывают фекалии по стенам. Все будет нормально. Ведь это же сработало после того случая с Хичкоком. Нет, не думай об этом. Катись, катись, катись...

Из темноты за моей спиной появилась очень холодная, очень костлявая рука, и заткнула мне рот.

Рука напряглась, потянула голову назад.

Я ждал, что к горлу мне приставят лезвие ножа.

Вместо этого что-то длинное, холодное и влажное сколь­знуло по шее и забралось под одежду.

Я крутанул руль и схватился за рубашку. Машина зави­ляла по снегу, подпрыгнула на тротуаре, уничтожила аппа­рат для продажи газет; металл и стекло загрохотали. Пере­дние шины пробились сквозь сугроб, приземлились на мос­товую, забуксовали, схватили дорогу, снова забуксовали.

Существо проползло по ключице и дальше вниз. По ощу­щениям оно походило на слизня, но гораздо длиннее. Его хвост скользнул по моей груди и поднялся к ключице. Я ощу­тил прохладный, дергающийся, зудящий вес на коже.

Честное слово, я взвизгнул — и, проскочив перекресток на мигающий желтый сигнал, затопал ногами по полу, пока не нашел педаль тормоза. Машина перешла в занос и раз­вернулась на сто восемьдесят градусов.

— Нет-нет, езжай, — сказал тихий голос. — Если поедешь дальше, она тебя не укусит.

А, насрать. Насрать на это, как это делает сраный капи­тан тайской команды по сранью, которая срет в ходе «Тур де срань». Я ударил по тормозам и повернул руль. Машина зас­кользила по снегу, остановилась и...

Я снова завопил: грудь пронзила страшная, запредельная боль. Показалось, что из моих костей выросли бритвенные лезвия. Я снова взвыл и схватил монстра, сидящего на гру­ди, но тут появилась рука и быстрым, точным движением схватила меня за запястье.

— Успокойся, — сказал голос. — Просто веди машину. Она тебя не тронет. Если будешь вести машину.

Если честно, то этих слов я не услышал. Свободной ру­кой мне удалось вытащить из кармана пистолет. По груди прокатилась новая волна невообразимой боли: она калечи­ла, разрывала пополам. В знак протеста руки и ноги отказа­лись повиноваться.

Человек на заднем сиденье очень медленно отобрал у меня пистолет и повторил:

— Веди машину. Просто веди машину.

Боль отступила. Мои легкие бешено перекачивали воз­дух. Я крепко зажмурился, открыл глаза и осторожно поста­вил ногу на педаль газа. Затем попытался посмотреть на существо, которое меня вырубило; его хвост высовывался из-под рубашки. Спину существа усеивали стебельки пример­но в дюйм длиной, и на конце каждого находился маленький черный глаз. Существо ползало под рубашкой, стебельки щекотали мне грудь. Хвост монстра тихо скользил по кожа­ной куртке. За спиной что-то зашуршало, словно человек откинулся на спинку сиденья. Я поехал дальше, отчаянно пытаясь вспомнить, куда я направляюсь. Мне показалось, что по животу течет капля какой-то жидкости.

Я попытался сказать что-то остроумное, но в итоге про­бормотал что-то вроде:

— ХОЧЕШЬ ТЫ ХОЧЕШЬ СОСИСКА МЕНЯ?

Фраза оборвалась, закончившись резкой, задыхающей­ся трелью.

— Успокойся. Все хорошо. Скажи, куда ты направлялся, и тогда я назову себя.

— Кто... кто ты, черт побери?

— Мое имя — Роберт Норт.

— Поздравляю. А кто ты, и что это за тварь, которую ты...

— Пожалуйста, отвечай на вопрос. Куда ты так спешил?

— Домой, а что? Тебе-то какое дело? Что сегодня вообще творится?

Я повернул зеркало заднего вида: с заднего сиденья на меня смотрел худой человек лет тридцати. Каштановые во­лосы, выпученные глаза, нос, похожий на клюв. Похож на англичанина, но говорит без акцента. Одет в синий жилет, вроде тех, которые носят служащие «Волмарта»; на голове белая пушистая женская шапка, на груди игрушечный зна­чок шерифа. Человек говорил с некоторым затруднением, словно робот, словно глухой, который не слышит собствен­ного голоса.

Мужчина кивком головы указал на заднюю часть сало­на — туда, где находились динамики стереосистемы.

— Этот человек в твоем — как он называется — комму­никаторе. Ему нужна помощь?

— Что?

— Похоже, он ранен. Он нуждается в помощи?

— Ты что, не здешний?

— Почему ты не отвечаешь на мои вопросы?

— Это Фред Дерст. По радио. Он не разговаривает с нами.

— Ты уверен? Похоже, он кричит оттого, что его кто-то душит.

— Знаю. Многих из нас подобные звуки развлекают. Это называется песня.

— Мне известно, что такое песня. Но... но я думал, что в песнях есть рифмы.

Я снова взглянул назад и увидел, что человек с холодным любопытством изучает пистолет, держа его за ствол. Он ви­дел пушку впервые.

— Вот, смотри, сейчас я выключу радио, чтобы мы могли слышать друг друга, — сказал я и очень осторожно нажал на кнопку питания. — Вот так. Я еду домой. Там я живу. Скажи мне, кто ты и откуда? Или еще лучше — кто тебя послал?

— Я — насколько тебе известно — прямо отсюда. Кто меня послал, в данный момент значения не имеет. А вот по­чему ты в таких погодных условиях так спешишь домой — это чрезвычайно важный вопрос.

— Девочку убил я?

— Не понимаю вопроса. Меня интересуют только ты и твое отчаянное нежелание отвечать на мои вопросы. Уверяю тебя, твоя безопасность зависит от твоей искренности.

Тварь, сидевшая у меня на груди, начала тихо пульсиро­вать и подергиваться.

Пора положить конец этому бреду. Я не безрассудный храбрец, но ситуация меня окончательно достала.

— Сейчас я еще раз вытяну руку, — сказал я, — и изменю уровень обогрева. Ладно?

Очень медленно и спокойно я нажал на кнопку прику­ривателя.

— Я еду домой, чтобы кое-что проверить, — продолжал он

— В сарае. Это, э-э, маленькое здание за домом, где я хранил разные вещи. Ясно?

Несколько секунд он молчал. Быстро взглянув в зеркало, я увидел очень серьезное костлявое лицо, по которому текли волны тени и света фонарей. Норт выглядел как человек, со­бирающийся усыпить свою собаку.

— Потрясающе.

— Что?

Я посмотрел на прикуриватель. «Слизняк» на груди медленно задвигал хвостом, пристроил его на моей шее и мочке уха, и слегка вздрогнул.

— Здесь разводят насекомых? — спросил Норт, глядя в проплывающую мимо ночь. — Ради меда? А пчелы знают, что делают мед для вас? Или им кажется, что они работают без устали по собственной воле? Ты никогда не замечал, что когда узнаешь новое слово, то в течение суток услышишь его снова? Никогда не задумывался, почему у дороги иногда ле­жат непарные ботинки?

По его щеке покатилась слеза. Я решил, что парень окон­чательно спятил.

Прикуриватель щелкнул. Мое сердце вздрогнуло от пред­вкушения, и с отвращением я понял, что «слизняк» почув­ствовал во мне перемену. Он задергался, задрожал, словно его подпитывало мое возбуждение.

Или усилившееся кровообращение.

Я изменил положение рук: левая на руле, пальцы правой— на прикуривателе.

Норт, похоже, моих приготовлений не заметил.

— Я в замешательстве, — сказал он. — Я уже давно на­блюдаю за тобой, но в моих знаниях есть огромные пробелы. Знаешь, однажды я видел человека, который мастурбировал до тех пор, пока у него не пошла кровь. Неужели он хотел этого? Аты? Когда ты остаешься один...

Я вырвал из гнезда прикуриватель, витки которого стали оранжевыми от жара, ударил по тормозам, крутанул руль ле­вой рукой, а правой ткнул прикуривателем туда, где, по моим предположениям, находилась голова твари. Коснувшись тка­ни, нагреватель резко зашипел.

«Слизняк» заверещал и забился под рубашкой. Машину закрутило; на секунду она встала на задние колеса, потом с грохотом приземлилась на все четыре. Прикуриватель — оран­жевая полоска во тьме — покатился по полу. В рубашке—там, он ее прожег — образовалась дыра, и по ее краям запляса­ли желтые язычки пламени.

Я попытался схватить «слизняка» и в течение несколь­ких ужасных секунд чувствовал, как он двигает челюстями, стараясь вцепиться мне в кожу. Внезапно я понял, что ото­рвал его от себя и крепко держу его в руках — склизкого, из­вивающегося. Во рту твари теснились крошечные, острые, словно иглы, зубы, похожие на рыболовные крючки; из пас­ти торчал какой-то тонкий, похожий на соломинку отросток длиной с палец, дергаясь из стороны в сторону и разбрызги­вая вокруг себя капли крови.

Одной рукой я открыл окно и выбросил извивающуюся тварь на заснеженную улицу.

Обернувшись, я увидел, как мистер Норт шарит по полу, пытаясь найти пистолет. Я с размаху ударил Норта в лицо. Пытаясь уйти от удара, он откинулся назад, дав мне возмож­ность подобрать пушку, которая наполовину скрылась под моим сиденьем.

Я нырнул в проход; ударив ногами по ветровому стеклу, после короткой рукопашной схватил пистолет, изогнулся и приставил ствол к подбородку Норта, Так мы сидели довольно долго. Через открытую дверь в салон тек ледяной воздух, и при каждом выдохе из наших ртов вырывались клубы пара. Мне показалось, что я слышу ка­кой-то стук: наш друг-слизняк пытался приспособиться к жизни в мире, полном снега и льда.

— Так, — выдохнул я. — Так-так. Знаешь, что делает штуку, которую я направил на тебя?

— Да, кажется, я представляю себе это, — кивнул Норт.

— А ты когда-нибудь слышал старую поговорку: «Так сильно хочу тебя застрелить, что у меня аж стоит?»

— Нет. Но, полагаю, в данном контексте ее значение оче­видно.

— Заткнись. Не двигайся.

Не сводя глаз с Норта, я вскарабкался на водительское сиденье, высунул ноги из двери, встал и оглядел улицу в по­исках «слизняка». Он уже дополз до тротуара. Скрипя ботин­ками по снегу, я подошел к монстру и наступил на него. За­тем вполголоса обругал его первыми пришедшими на ум сло­вами и припечатал каблуком — а затем еще, еще и еще раз. «Слизняк» лопнул; из него брызнуло что-то красное и корич­невое. Я с отвращением предположил, что красная кровь — моя. Я продолжал топтать «слизняка», и с каждым ударом во все стороны летели кусочки льда. Наконец от монстра оста­лось только мокрое извилистое пятно.

Я пнул останки в направлении ближайшей канализаци­онной решетки, затем потопал к машине. Пот на лбу замер­зал, из носа текло ручьем, челюсти сжались, а рука стиснула пистолет так крепко, что я чувствовал, как в ладони пульси­рует кровь. Не дойдя до машины пару футов, я увидел рас­пахнутую заднюю дверь, поэтому меня не удивило, что Норт исчез. Я захлопнул дверь с его стороны, залез в машину и поехал домой.

По дороге я встретил только снегоочиститель. На стоян­ке у магазина полицейский что-то делал с цепями на шинах своего автомобиля. Он посмотрел на меня, как на сумасшед­шего; похоже, по его мнению, в такую погоду нормальные люди и носа из дома не высунут. Один раз мне пришлось ос­тановиться и очистить ветровое стекло ото льда с помощью скребка — дворники не справлялись.

Не заглушая двигатель, я затормозил напротив моего дома и пересек дворик, крепко сжимая в левой руке ключ от са­рая. Свежевыпавший снег превратил следы на лужайке в не­глубокие ямки.

У тебя алиби. Ты весь день был на работе. Ве-е-е-сь день. Верно?

Ага. Да, точно.

Но кто знает, когда именно она пропала. Может, ее ис­чезновение заметили через несколько дней. И даже если это про­изошло вчера ночью...

Вчера ночью я спал. Лег в одиннадцать.

Правда? Можешь поручиться за каждую минуту, когда тебе казалось, что ты спишь? Ведь ты точно помнишь, что в какой-то момент ты был пиратом и захватил корабль, пол­ный обнаженных женщин. Может, в это время ты похитил девочку и запер ее в сарае?

Нет. Ни за что.

Может, ты связал ее и оставил в сарае на весь день, а ве­чером вернулся домой и решил наконец-то избавиться от этой игрушки? Или избавить ее от страданий? И поэтому ты за­шел домой за пистолетом и...

Внезапно я представил себе автоответчик на столике у входной двери. Джон звонил мне, и поэтому на аппарате мед­ленно мигала красная лампочка.

Медленно.

Если поступило новое сообщение, лампочка мигает быст­ро, как маячок. Сегодня аппарат сигнализировал о сохранен­ном сообщении — о том, которое уже прослушали.

Нет. Я бы запомнил.

Неужели? Прошлым летом, через месяц после нашего разрыва, Дженнифер зашла в бар, в котором играла группа Джона. Я выпил, наверное, семьсот кружек пива, а потом оказался в доме, который Джен снимала вместе с подругой. Воспоминания о той ночи расплываются. Я помню пот, за­ливающий глаза, мое дыхание, отражающееся от шеи Джен­нифер, влажные простыни. И муху. Я помню муху, которая жужжала, садилась мне на шею, на спину, щекотала, снова и снова будила меня. Все остальное я забыл. Через несколько дней одна из подруг Джен рассказала мне, что я рыдал и нес какой-то бред про то, что мне уготовано место в аду и с этим ничего не поделаешь. Я ответил, что это чушь, Дженнифер все придумала, чтобы выставить меня идиотом. Но откуда мне знать, правда это или нет? Некоторые воспоминания прячутся так глубоко...

И вдруг в моей голове появились обрывки воспомина­ний, словно кусочки забытого сна.

Ты в самом деле помнишь. Помнишь, как ворвался в дом, вытащил большую книгу из ящика, выхватил пушку и бросился обратно, на мороз...

Сжав ключ в руке, я пересек лужайку и обошел вокруг дома. Следы, которые вели сюда, уже исчезли. Промежуток между домами превратился в аэродинамическую трубу, по­пав в которую, я начисто отморозил уши. В соседнем доме жили Андерсоны; сейчас они загорали во Флориде. Следую­щий дом стоял пустой; на передней лужайке в сугробе тор­чала табличка «ПРОДАЕТСЯ». Кто позвонил бы в полицию, если услышал выстрел? Если кто и проснулся, услышав выс­трел, то, возможно, решил, что ему почудилось.

Я добрался до заднего двора, едва освещенного лампоч­кой, которая горит по ночам у черного хода. В центре засне­женного двора виднелось пятно розовой слякоти. Живот сда­вило, словно металлической проволокой.

Неужели пару минут назад ты действительно жалел себя — и все потому, что придется провести остаток дней в тюрьме или психбольнице. Дейв, это настоящая кровь живой девочки. Эми сидела в теплом доме, собиралась пойти спать, и тут ее кто-то утащил или оглушил. Что ты помнишь? Ты помнишь вспышку, пистолет, подпрыгнувший в руке, то, как ты копа­ешься в снегу, пытаешься найти гильзу, но не находишь, так как тебя ослепило дульное пламя, помнишь, как у тебя звенело в ушах. Как и в ту ночь с Дженнифер, ты понимал, что нехо- чешь этого делать, но все равно делал, делал и делал. Дейв, ты не умеешь остановиться.

Я подошел к двери и дрожащими пальцами попытался вставить ключ в обледеневший навесной замок. Я уронил ключ один раз, второй, затем схватил замок, согревая его теп­лом рук. Наконец мне удалось его открыть.

Огненная вспышка в темноте, резкий треск выстрела, сле­пота, паника, морозный воздух, синий брезент...

Я потянул дверь, и она заскрежетала по замерзшей зем­ле. Фортепианная струна, сдавившая желудок, снова натя­нулась, и если я бы что-то съел перед этим, меня бы точно стошнило.

У меня есть кусок синего брезента; раньше я накрывал им дрова, чтобы они не промокли. А сейчас он, небрежно свернутый, лежал на земляном полу сарая, а под ним — еще одно замерзшее пятно слякоти клюквенного цвета. Внутри брезентового рулона находилось что-то размером с челове­ческое тело, и я знал, что это на самом деле тело, завернутое словно...

Буррито убийцы!

...освежеванная оленья туша в кузове грузовика. Более того, это можно было бы принять за убитого оленя — если бы не три бледных пальца, торчавших из-под брезента.

Я отвернулся, вышел, уперся руками в колени.

Дыши.

Медленные, глубокие вдохи. Я выпрямился, выпустил об­лако пара; моя душа, казалось, хотела последовать за ним. Колени дрожали, словно сделанные из желе. Я прислонился х дверному косяку, скользнул по нему спиной. Внезапно мой зад замерз, а снег забрался под одежду, и я с удивлением я обнаружил, что сижу, раскинув ноги, и у меня нет сил под­няться.

Вы знаете, у меня есть сестра. Сейчас она в нашем ста­ром, большом доме.

Если кто-то из вас выживет, а я нет, обещайте, что бу­дете заглядывать к ней, позаботитесь о ней.

Она никогда не жила одна.

Обещайте мне, что приглядите за ней».

Люди, ехавшие в том грузовике, не смогли уберечь ее. Не смогли защитить от меня.

В том, что это моих рук дело, я не сомневался. Конечно, я не хотел, но все равно убил ее. И одна мысль, гигантская мысль — о том, что ничего уже никогда, никогда, никогда не будет хорошо — проглотила меня так же, как однажды, ког­да я попаду в ад, меня проглотит невероятная идея вечности.

О боже. Какое бремя.

Это точно, кретин. Именно поэтому ты должен действо­вать. Она мертва, ты — нет. Думай. Знаешь, что в тюрьме делают с такими, как ты? Река еще не замерзла окончатель­но: бери тело и брось его в реку. Отрежь голову, руки и выброси труп в реку. Ты ни в чем не виноват...

Нет. Я не стану делать это. Перед глазами возникли дру­зья и родственники девушки — а ведь где-то у нее есть род­ственники, — и я представил, что они до самой смерти не узнают о том, что произошло с Эми Салливан. Нет, они име­ют право узнать, что это сделал я, имеют право увидеть меня, привязанного к столу, с иглой в вене.

Я заставил себя дышать. Двигаться нужно шаг за шагом — только так можно действовать, если ситуация вышла из-под контроля. Шаг первый: дыши. Шаг второй: встань. Зайди в сарай, осмотри его, убедись в том, что это она...

Ах да, точно. Наверное, здесь у тебя целая коллекция тру­пов, ты их штабелями складываешь...

...затем поезжай к Эми и расскажи обо всем Джону. Рас­скажи все как есть. Затем позвони Дрейку и покажи ему тело. Расскажи ему правду — что ты отключился, а потом нашел ее здесь. Честное слово, если я настолько опасен, то ради всеобщей безопасности будет лучше, если меня посадят под замок.

Я поднялся на ноги, положил руку на дверь...

Хорошо, теперь войди внутрь, разверни брезент и посмот­ри на то, что ты совершил...

...и закрыл ее.

Навесил замок и поплелся в дом.

Глава 11

КСТАТИ...

Сейчас, оглядываясь назад, я могу сказать одно: если бы я зашел в сарай и увидел, что там лежит, то через минуту пус­тил бы себе пулю в лоб.

Глава 12

ЭМИ

Обратно я ехал по собственным следам, включив свет в са­лоне и примерно раз в четыре секунды нервно поглядывая по сторонам. Подъехав к дому Эми, я обнаружил Джона, со­гнувшегося в три погибели под капотом его «кадиллака». Я про­шел мимо: ужасная новость сжалась пружиной внутри, словно твари, которые выскакивали из людей в фильме «Чужой».

— Аккумулятор сдох? — спросил я.

— Надеюсь, что нет.

С локтя Джона свисала спутанная елочная гирлянда, а в снегу валялись мотки кабеля.

— Рождество для этого гада наступит позднее, чем обыч­но. Оно настанет, как только я его найду. Перчатки привез?

— Нет.

— Ладно... Печеньем поделишься?

Он увидел выражение моего лица и выпрямился.

— Дейв? Что случилось? Ты надел новую рубашку? — встревоженно спросил он.

— Положи все это. Я, кажется, во всем разобрался.

— Что? Разобрался?

Я зашел в теплый дом, думая о том, что предстоит еще один из неприятных разговоров, которыми полна жизнь.

Рассеянно потирая замерзшие пальцы, я услышал, как Джон подходит к двери — и внезапно запаниковавший разум стал выдавать отчаянные, безумные идеи.

Можно сказать, что произошел несчастный случай.

Ага. Ты сможешь это провернуть. Приведешь свидетелей, которые расскажут о том, как ты порезал артерию, вырезая сердцевину у тыквы. В отделении неотложной хирургии найдутся доказательства того, что ты пролил себе на промежность пол­чашки свечного воска, и Дженнифер вызывала для тебя «скорую». А ведь был еще случай с горячим пистолетом для склеивания. Тебе поверят, все убедятся в том, что ты не убийца, а просто неве­роятный кретин. Понимаете, офицер, я проезжал мимо дома и увидел в окне исхудалое существо, похожее на бритого наголо бабуина — наверное, оно сбежало из местного цирка, где бедола­гу не кормили. Я решил, что оно тем более опасно для обитате­лей этого дома, достал пистолет и уложил существо одним выс­трелом. Любопытно, что именно в этот момент случайно отва­лился мой пенис, и я оказался...

ХРУСТЬ. ХРУ-УСТЬ.

Над головой.

Скрипящие половицы.

Я остановился, затаил дыхание и прислушался. Ветер? Где-то наверху щелкнула захлопнувшаяся дверь.

Я быстро и тихо пошел к лестнице, не сводя глаз с тем­ного проема на втором этаже. Судя по выражению лица Джо­на, гостей он не приглашал. Я достал из кармана пистолет и направил его в сторону лестницы.

Подходите, сволочи. Давайте спускайтесь. Посмотрите на Дэвида в худший момент его жизни, обреченного провести остаток своих дней в тюрьме или где похуже. Подходите, у него еще есть четырнадцать патронов. Вы, черт побери, выб­рали не ту лестницу и, черт побери, не тот день.

Я услышал, как открылась и закрылась еще одна дверь. Кто опаснее: существа, которые умеют открывать двери, или те, кто не умеет?

Я стал тихо и медленно подниматься по лестнице. Сту­пил на скрипучий пол коридора. Все двери закрыты, кроме одной — двери в спальню. Сначала стоит проверить библио­теку. Я взялся за медную ручку двери и стал поворачивать, пока не щелкнул замок. Дверь открылась. Ничего — только темно­та. Я нажал на выключатель, и свет немедленно зажегся.

Медузы там не оказалось.

Я попятился и попробовал открыть дверь справа. Ван­ная. Здесь свет не нужен: я и так видел, что она пуста, и — ты смотри!— мешок с салом исчез.

Я вернулся в спальню. Вытянутые вперед руки напряжен­но сжимают пистолет, двигаются синхронно, словно пушка танка. Снова эти старые, забытые ощущения: в ушах шумит кровь, в мозгу летают искры, на коже проступил холодный пот. Наверное, моя одежда окончательно провоняла.

Что-то задвигалось во тьме.

Тонкая фигура, ростом почти с человека.

Тело серое, как у носорога.

Заметив меня, фигура замерла.

Струйка пота стекла по лбу и обожгла левый глаз.

Срань господня! Это же бритый бабуин!

У меня на мушке оказалась очень худая и бледная девоч­ка в сером свитере с логотипом университета «Нотр-Дам», который она носила, словно платье.

— Ой! Эми! Привет! — сказал я.

Волна облегчения, словно снежная лавина, похоронила под собой все мои мысли.

Эми сделала несколько шагов назад, теребя большим паль­цем щетинки зубной щетки, которую держала в руках. Дру­гая рука заканчивалась пустым рукавом.

— Привет! — слишком громко пискнула девушка. — Вам что-то нужно?

— Нет-нет, все в порядке. Просто мы беспокоились о...

Я совершил огромную ошибку: непринужденно — хотя,

наверное, сложно казаться непринужденным, когда у тебя

пистолет, — попытался взять Эми за руку, намереваясь убе­диться в том, что это она, а не призрак.

Пальцы наткнулись на очень твердое и очень реальное предплечье, но Эми отдернула руку, и вместо кисти я схва­тил пустоту.

Девушка нырнула в спальню и захлопнула дверь. Я тупо посмотрел на пальцы и пришел к двум выводам: Эми Салли­ван жива и она лишилась левой руки.

— Эй! Постой! — завопил я, колотя по двери с пистоле­том в руке — именно так, как сделал бы вооруженный на­сильник. — Это же я!

— Ладно! — ответила она.

Что-то проехало по полу и ударило по ручке двери: Эми чем-то забаррикадировала дверь — возможно, комодом.

— Нет! Не волнуйся! Я не вооружен! Ну, то есть воору­жен, но я не собираюсь причинять тебе вред. Мы тебя обыс­кались.

— Я здесь! — Эми подбавила голосу искусственной сла­дости, словно пытаясь успокоить бешеную собаку. — Ухо­дите!

Я запихнул пистолете карман куртки и прижался к двери.

— Эй! Где ты пряталась?

Нет ответа. Девушка что-то тихо бормотала — наверное, говорила сама с собой. Бедняжка.

Я побрел к лестнице. Одна загадка решена, но ее замени­ли десятки новых. Во-первых, кого же я убил?

Джон поднялся по лестнице.

— С кем ты разговаривал?

— Я ее нашел. Она в своей спальне.

— Черт. Ну, ты крут, — сказал Джон, взглянув в сторону спальни. — Значит, она все время сидела там? Типа, сложи­лась пополам и спряталась в ящике стола?

— Не знаю, Джон. Мне все равно. Она хочет, чтобы мы ушли.

— Уверен?

— Джон, нам нужно поговорить.

Я развернул его, и мы спустились в гостиную — именно в тот момент, когда за окном замигали красно-синие огни. В дверях мы столкнулись с полицейским Дрейком.

— Что происходит? — спросил Дрейк, стряхивая снег с плеч. — Эми позвонила в службу спасения и сказала, что в доме вооруженные грабители.

Дрейк пошел наверх успокаивать Эми, а мы с Джоном сели за зеленый обеденный стол на кухне и стали ждать. Джон вытащил что-то, похожее на пачку табака, и спросил:

— Как думаешь, она не будет возражать, если я здесь по­курю?

— Джон, я кого-то убил.

Слова повисли в воздухе, и я успел на долю секунды за­думаться о том, сколько людей произнесли эту фразу, а по­том все равно жили долго и счастливо.

— В моем сарае чей-то труп.

— Джефф Волфлейк? Неужели место менеджера освобо­дилось?

— Нет. По дороге домой появился какой-то парень — а может, и не парень, — посадил на меня что-то типа слизня и задал кучу вопросов.

— И ты его убил.

— Нет-нет, он сбежал. Похоже, я убил другого, который не имеет никакого отношения к этому парню. Парень про­сто к слову пришелся.

— Ладно. Тогда кто это?

— Не знаю, не проверял. Я вроде как помню, что застре­лил его из пистолета, и в обойме не хватает патрона — но не помню, что бы я хотел это сделать.

Джон внимательно посмотрел на меня, затем отвел взгляд, зачесал волосы со лба и стянул их резинкой. Потом вытащил коробочку, потряс ее: из коробочки выпала бумажка для са­мокрутки. После этого Джон распечатал пачку табака.

— Думаешь, это такая же тварь, что и у Дэнни Вексле­ра? Ну, как тот демон, с которым мы столкнулись в торго­вом центре.

В торговом центре. Как будто эта тварь складывала брю­ки в магазине одежды «Американский орел».

Я служу только Корроку.

— Знаешь, — сказал Джон — они ведь могут подчинять себе людей, управлять ими, словно марионетками. Помнишь, как ты в меня выстрелил?

— Ты вечно будешь мне это припоминать?

— Тебе кажется, что ты убил Дженнифер?

Об этом я не подумал.

— Нет, я... Ну, то есть мы же расстались по-дружески, верно?

Он промолчал.

Я вытащил мобильник и выбрал номер Дженнифер в меню быстрого вызова. Один гудок. Три. Шесть. Восемь. И нако­нец...

— М-м... Алло?

Я узнал этот голос: Джен, сонная и пьяная, но все-таки живая. Я нажал на кнопку, закончив разговор.

Дата добавления: 2015-08-29