- В Банги? В какой клинике?
- В больнице для белых. В "Клиник де Франс".
- Она все еще существует?
- Более или менее. Сейчас она открыта для черных, и принимают там
центральноафриканские врачи.
Я задал решающий вопрос:
- Ты участвовал в последней экспедиции Бёма?
- Нет. Я тогда только что переехал в Баганду. В лес больше не ходил.
- А что тебе известно о ней?
- Только то, что рассказывали. В Мбаики то путешествие стало легендой. Все
даже помнят его кодовое название: PR-154 - по обозначению земельного участка,
который собирались изучать геологи.
- И куда они отправились?
- Далеко за Зоко... За границу Конго...
- И что же?
- В пути Нгакола получил телеграмму, ее принес пигмей... жена Бёма умерла...
так неожиданно... и его сердце не выдержало... он упал...
- Продолжай...
Лицо Жозефа так скривилось от отвращения, что его губы совсем вывернулись
наружу. Я повторил:
- Продолжай, Жозеф.
Он некоторое время колебался, потом вздохнул и заговорил:
- Благодаря тайному сговору с лесом Нгакола воскрес... Благодаря магии,
Пантере, похищающей наших детей...
Мне вспомнился рассказ Гийяра, о котором я узнал от Дюма. Слова Мконты
совпадали с версией инженера. Тут было отчего испугаться любому смельчаку.
Путешествие в самое сердце мрака, ужасная тайна, скрытая стеной дождя, и
беловолосый приспешник дьявола, вернувшийся с того света.
- Я отправляюсь в лес, по следам Бёма.
- Это плохая идея. Сезон дождей в самом разгаре. Алмазными шахтами сейчас
управляет только один человек - Отто Кифер, убийца. Тебе придется долго идти,
подвергать себя ненужному риску. И ради чего? Что ты собираешься там делать?
- Я хочу узнать, что на самом деле произошло в августе семьдесят седьмого. И
как Макс Бём сумел выжить после приступа. Вмешательство духов не кажется мне
удовлетворительным объяснением.
- Ты не прав. С чего ты собираешься начать?
- Я обойду стороной шахты и поживу у сестры Паскаль.
- У сестры Паскаль? Да она не намного добрее Кифера.
- Мне говорили о лагере пигмеев, Зоко, где я рассчитываю остановиться. Оттуда
я буду ходить на прииски. И незаметно опрошу тех, кто работал там в семьдесят
седьмом году.
Жозеф с сомнением покачал головой и налил себе последнюю чашку кофе. Я
посмотрел на часы: чуть больше одиннадцати. Было воскресенье, и я даже не
представлял, что мне делать целый день.
- Жозеф, - спросил я, - нет ли у тебя знакомых в "Клиник де Франс"?
- Там работает один из моих родственников.
- Мы можем туда сейчас поехать?
- Сейчас? - Мконта неторопливо пил кофе. - Вообще-то я собирался навестить
своих родных на Пятом километре, а потом...
- Сколько?
- Неплохо бы тысяч десять.
Я улыбнулся, выругался и сунул ему деньги в карман рубашки. Мконта подмигнул
мне, поставил чашку на стол и сказал:
- Мы же партнеры, хозяин.
"Клиник да Франс" находилась на берегу Убанги. Река медленно текла,
освещаемая ярким солнцем. Она виднелась сквозь чащу кустарника - темная,
широкая, неподвижная, словно густой сироп, в котором вполне могли увязнуть рыбаки
вместе со своими лодками.
Мы шли вдоль берега, там, где я гулял накануне. По краям тропинки росли деревья
с бледной листвой. Справа возвышались большие здания министерств: темно-желтые,
розовые, красные. Слева, к самому берегу реки жались деревянные лачуги, покинутые
своими хозяевами - торговцами фруктами, маниокой и безделушками. Вокруг царил
покой. Даже пыль не клубилась, как обычно, в лучах света. Было воскресенье. И, как
повсюду в мире, в Банги все проклинали этот день.
Наконец показалась больница, прямоугольное трехэтажное здание тоскливого
цвета. Оно было построено в колониальном стиле: по фасаду тянулись каменные
балконы, кое-где украшенные белой лепниной. Латерит и буйная растительность
нанесли строению непоправимый ущерб. Лес и красная земля брали стены приступом,
вгрызаясь в них корнями и оставляя багровые следы. Камень словно набух,
пропитанный влагой.
Мы вошли в сад. На ветках деревьев сушились халаты хирургов. Вся ткань была в
ярко-алых пятнах. Жозеф заметил выражение ужаса на моем лице и рассмеялся: "Это
не кровь, хозяин, это земля - латерит. Его невозможно отстирать".
Он отступил и пропустил меня вперед. В вестибюле с шероховатыми бетонными
стенами и протертым до дыр линолеумом было пустынно. Жозеф постучал по стойке.
Прошла минута, другая, третья... Наконец появился высокий парень в белом халате,
сплошь покрытом красными пятнами. Он сложил руки и поклонился.
- Я могу чем-нибудь вам помочь? - спросил он елейным голосом.
- Альфонс Мконта у себя?
- Никого нет, сегодня же воскресенье.
- А ты никто, что ли?
- Я Жезю Бомонго. - Парень снова поклонился, потом медовым тоном добавил:
- К вашим услугам.
- Мой друг хотел бы взглянуть на архивы тех лет, когда здесь лечили только
белых. Это возможно?
- Понимаете, это угрожает моему служебному положению, и...
Жозеф выразительно взглянул на меня. Я для виду поторговался и выложил
банкноту в десять тысяч центральноафриканских франков. Жозеф удалился. Я
последовал за моим новым проводником по темному цементному коридору. Затем мы
поднялись по лестнице.
- Вы врач?
- Нет, санитар. Но здесь это почти одно и то же.
Преодолев несколько лестничных пролетов, мы очутились в светлом коридоре,
куда сквозь ажурные решетки окон проникало солнце. В воздухе стоял густой запах
эфира. Мы проходили мимо комнат, в которых не было ни одного больного. Только
валялся в беспорядке кое-какой инвентарь: кресла на колесиках, длинные
металлические штанги, розоватые простыни, прислоненные к стенам части кроватей.
Мы находились на чердаке больницы. Жезю вытащил связку ключей и отпер
скрипучую, покосившуюся железную дверь.
Он остановился на пороге.
- Все медицинские карты лежат вперемешку, - пояснил он. - После падения
Бокассы предприниматели сбежали из страны. Клиника два года не работала, потом
мы снова ее открыли и стали принимать наших граждан: у нас ведь теперь есть свои
врачи. Здесь не так много медицинских карт. Белые редко лечились в Банги. Только в
экстренных случаях, когда их нельзя было перевозить. Или, наоборот, когда их
заболевание не представляло опасности. - Жезю пожал плечами. - Медицина в
Африке - сплошное несчастье. И все об этом знают. Люди лечатся только у знахарей.
С этими словами Жезю развернулся и величественно удалился. Я остался один.
В хранилище не было ничего, кроме нескольких столов да разрозненных стульев.
Стены потемнели от грязных потеков. В расплавленном воздухе слышались
отдаленные крики. Архивы я нашел в железном шкафу. На четырех полках кучами
валялись пожелтевшие, отсыревшие папки. Я просмотрел некоторые из них и понял,
что лежат они в полном беспорядке. Из нескольких столов я соорудил нечто вроде
подставки и разложил их на кучи. Получилось пятнадцать кип по нескольку сотен в
каждой. Я вытер пот, струившийся по лицу, и приступил к разборке.
Я стоял согнувшись и вытаскивал первый листок из каждой карты. На нем
значились имя, возраст и гражданство пациента. Дальше следовали записи о
заболевании и назначенных препаратах. Так я пролистал тысячи папок. Имена
французов, немцев, испанцев, чехов, югославов, русских и даже китайцев прошли у
меня перед глазами вместе с названиями их разнообразных болезней, вызывавших у
хилых иностранцев только небольшую температуру. Малярия, колики, аллергии,
солнечные удары, венерические заболевания... Далее следовали названия одних и тех
же лекарств, а затем, крайне редко, - листок с просьбой об отправке на родину и
адресом посольства. Шли часы, сменялись кипы папок. К пяти вечера я закончил
поиски. Нигде я не нашел ни одного упоминания ни о Бёме, ни о Кифере. Даже здесь
старина Макс уничтожил все следы.
За моей спиной послышались шаги. Пришел Жезю, чтобы узнать, как у меня дела.
- Ну что? - спросил он, просунув голову в дверь.
- Ничего. Я не нашел ни одного упоминания о человеке, которого ищу. Между
тем мне хорошо известно, что он регулярно посещал эту больницу.
- Как его зовут?
- Бём. Макс Бём.
- Впервые слышу.
- Он жил в Банги в семидесятые годы.
- Бём - это немецкая фамилия?
- Он швейцарец.
- Швейцарец? Человек, которого ты ищешь, - швейцарец? - Жезю
расхохотался, хлопая в ладоши. - Швейцарец! Так бы сразу и сказал. Здесь
бесполезно искать, хозяин. Медицинские карты швейцарцев совсем в другом месте.
- Где? - нетерпеливо спросил я.
На лице Жезю выразилось возмущение. Он помолчал несколько секунд, потом
погрозил мне длинным, выгнутым на конце пальцем.
- Швейцарцы - люди серьезные, хозяин. Не нужно об этом забывать. Когда в
семьдесят девятом клиника закрылась, они единственные позаботились о
медицинских карточках своих больных. Больше всего они боялись, что их граждане
вернутся домой вместе с африканскими микробами. - Жезю с горестным видом
поднял глаза к небу. - Короче, они пожелали забрать все свои папки. Правительство
Центральной Африки им отказало.
Ты понимаешь, хоть больные и швейцарцы, но болезни-то у них африканские. В
общем, была целая история...
- И что дальше? - перебил его я, потеряв терпение.
- Понимаете, хозяин, это конфиденциальная информация. Ведь речь идет о
врачебной тайне, и...
Я без лишних слов вложил ему в руку еще десять тысяч франков. Он поблагодарил
меня широкой улыбкой и тут же заговорил:
- Все карты были перевезены в посольство Италии.
Маловероятно, что старина Макс не знал об этих перипетиях. Жезю продолжал:
- Сторож в посольстве - мой друг. Его зовут Хасан. Итальянское посольство
находится в другом конце города и...
Я сел в заляпанное грязью такси и помчался туда. Десять минут спустя меня
высадили у посольства Италии. На сей раз я не стал обременять себя пустыми
разговорами. Быстро отыскав Хасана, курчавого коротышку с фиолетовыми кругами
под глазами, я сунул ему в карман пятитысячную купюру и силком поволок его в
подвальный этаж здания. Вскоре я уже сидел в конференц-зале и изучал четыре
металлических ящика, стоявшие передо мной на столе: медицинские карты граждан
Швейцарии, приезжавших в Центральную Африку с 1962-го по 1979 год.
Они были разложены в идеальном порядке, строго по алфавиту. В
соответствующем месте я нашел документы всех членов семейства Бём. Первой стояла
карта Макса. Она была очень толстая, заполненная множеством рецептов,
предписаний, результатов анализов и электрокардиограмм. Он приехал в 1972 году и
начиная с 16 сентября регулярно посещал клинику для полного обследования. Вскоре
главный врач Ив Карл прописал ему лечение, явно изобретенное в Швейцарии: покой
и ограниченные физические нагрузки. Рядом наискосок стояла пометка. Доктор
писал: "Миокардиодистрофия. Нуждается в постоянном наблюдении". Последние
слова он подчеркнул. Раз в три месяца старина Макс приходил в клинику и получал
новые рецепты. С годами дозы лекарств все увеличивались. Приговор Максу был
вынесен, только исполнение отсрочено. Последняя запись в карте была сделана в июле
1977 года, когда доктор выписал своему пациенту новые препараты в больших дозах.
Когда месяц спустя Бём отправился в джунгли, от его сердца уже осталось одно
воспоминание.
Карта Ирен Бём была заведена в мае 1973 года. Начиналась она с копий
обследования, проведенного в Швейцарии. Пациентка наблюдалась у доктора Карла
по поводу воспаления фаллопиевых труб. Лечение длилось восемь месяцев. Госпожа
Бём выздоровела, но приговор был вынесен: "Бесплодие". Ирен Бём исполнилось
тридцать четыре года. Два года спустя доктор Карл обнаружил у супруги Макса Бёма
новую болезнь. В карте лежала копия письма, адресованного ее лечащему врачу в
Лозанне, где говорилось о том, что необходимо срочно сделать ряд анализов. Доктор
был откровенен: "Подозрение на рак матки". Далее Карл резко критиковал скудные
возможности африканских больниц. В заключение он призывал своего коллегу
убедить Ирен Бём как можно реже ездить в Центральную Африку. На этом в 1976 году
и закончились записи в медицинской карте, больше не было ни одного листка, ни
одного документа. Я знал, что случилось потом. В Лозанне подтвердились
предположения о злокачественной природе заболевания. Женщина предпочла
остаться в Швейцарии и попытаться вылечиться, скрыв свое состояние от мужа и
сына. Год спустя она умерла. Однако настоящий ужас охватил меня, когда я открыл
карту Филиппа Бёма, сына орнитолога, - наконец-то мне удалось его найти. В
первые же месяцы пребывания в Африке ребенок подхватил лихорадку. Ему тогда
было десять лет. Год спустя его долго лечили от колик. Потом был амебиаз. Развитие
дизентерии остановили в самом начале, но юный Филипп заработал абсцесс печени. Я
просмотрел назначения. В 1976 - 1977 годах его состояние улучшилось. Он посещал
клинику все реже, результаты анализов стали обнадеживающими. Подростку
исполнилось пятнадцать лет. Между тем его карта заканчивалась свидетельством о
смерти, датированным 28 августа 1977 года. К нему прилагался отчет о вскрытии. Я
выдрал из папки мятый листок, исписанный аккуратным почерком. Внизу стояла
подпись: "Доктор Ипполит Мдиае, выпускник медицинского факультета Парижского
университета".
То, что я прочел, показало, что до сих пор я пока только стоял на пороге
настоящего кошмара.
Отчет о вскрытии.
Больница г. Мбаики, супрефектура Лобае.
28 августа 1977 года
Покойный: Бём, Филипп.
Пол: мужской.
Белый, европейского типа.
Рост: 1 м 68 см. Вес: 78 кг.
Одежда отсутствует.
Дата рождения: 8 сентября 1962 года. Место рождения: Монтрё, Швейцария.
Дата смерти: приблизительно 24 августа 1977 года. Место смерти: джунгли,
примерно в 50 км от г. Мбаики, супрефектура Лобае, Центрально-Африканская
Республика.
Лицо практически без повреждений, кроме следов когтей на щеках и висках. Во
рту многие зубы сломаны, некоторые совершенно раздавлены, вероятно, в
результате сильнейшего спазма челюстей (снаружи кровоподтеков нет). Затылок
разбит.
На внешней стороне грудной клетки имеется идеально ровная глубокая рана,
протянувшаяся от левой ключицы до лобка. Грудина разрезана продольно, по всей
длине, грудная полость открыта. Также видны многочисленные следы когтей по
бокам туловища, в особенности вокруг основной раны. Обе верхние конечности
отделены от тела. Пальцы на левой руке разбиты, указательный и безымянный
пальцы на правой руке оторваны.
Осмотр грудной полости выявил отсутствие сердца. В брюшной полости
полностью отсутствуют или сильно повреждены некоторые органы: кишечник,
желудок, поджелудочная железа. Около тела обнаружены обрывки органических
тканей со следами зубов животного. Никаких признаков кровотечения в грудной
полости не обнаружено.
Обширная, около семи сантиметров, рана в правой нижней части паха,
достигающая шейки бедра. Половые органы и мышцы верхней части бедер вырваны.
На бедрах многочисленные следы когтей. Наружные стороны правого и левого бедер
сильно повреждены. Множественные переломы обеих лодыжек.
Заключение. Юноша Филипп Бём, уроженец Швейцарии, подвергся нападению
гориллы во время экспедиции PR-154 близ конголезской границы, где он находился
вместе со своим отцом, Максом Бёмом. Следы когтей не оставляют никаких
сомнений. Некоторые повреждения тела юноши также весьма характерны. Гориллы
обычно разрывают наружные мышцы бедер и ломают лодыжки своих жертв, чтобы
они не могли убежать. Вероятно, нападение совершил старый самец гориллы,
который был неоднократно замечен в том районе, а затем уничтожен пигмеями ака.
Примечание. Тело было привезено в "Клиник де Франс" сегодня днем. Я прилагаю
также копию моего отчета и свидетельства о смерти для направления доктору Иву
Карлу. 28 августа 1977 года, 10 часов 15 минут.
В тот миг время остановилось. Я поднял глаза и осмотрел огромный пустой зал.
Хотя по лицу у меня струился пот, я весь заледенел. Отчеты о вскрытии Филиппа Бёма
и Райко Николича настолько походили один на другой, что их можно было бы
спутать. Оба раза, с промежутком в тринадцать лет, убили человека, похитили его
сердце, а преступление выдали за нападение хищника. Однако, помимо этого
страшного открытия, я разгадал самую главную тайну в жизни Макса Бёма - то, что
случилось в темных джунглях во время экспедиции PR-154: отцу пересадили сердце
его сына.
Говорят, утро вечера мудренее. Когда я проснулся в понедельник 16 сентября, я
был явно не в себе. Всю ночь меня мучили кошмары: мне привиделись страдания
юного Филиппа Бёма. И потрясла ужасная судьба Макса Бёма, пожертвовавшего
собственным сыном, чтобы выжить самому. Более чем когда-либо я был убежден, что,
разыскивая алмазы, я вышел на след исключительно жестоких убийц, действовавших в
глубокой тайне, и старина Макс был повязан с ними кровью.
Я выпил чаю на балконе своего номера. В восемь тридцать раздался телефонный
звонок. Я услышал голос Бонафе:
- Антиош? Вы можете сказать мне "спасибо", старик. В выходные я связался с
министром. Ваше разрешение будет ждать вас сегодня утром в кабинете начальника
секретариата министерства. Поезжайте туда прямо сейчас. С двух часов дня в вашем
распоряжении будет одна из наших машин. Габриэль вас проводит. Он объяснит вам,
что надо взять с собой: еду, подарки, снаряжение и тому подобное. И последнее: он
отдаст вам пакет, в нем сотня патронов, но об этом вам следует помалкивать. Удачи!
Он повесил трубку. Итак, время пришло. Меня ждал лес.
Несколько часов спустя я уже ехал в открытом "Пежо-404", предоставленном мне
вместо обещанного джипа; за рулем сидел Габриэль в футболке с надписью на груди:
"СПИД. Я защищаю себя. Я пользуюсь презервативами". На спине была нарисована
карта Центральной Африки, засунутая в презерватив.
Едва мы выехали из Банги, нам преградил путь военный патруль. Кое-как одетые
солдаты с пыльными автоматами приказали нам остановиться. Они объяснили, что
собираются "проверить наши удостоверения личности, а потом произвести
положенный обыск машины". Габриэль тут же отправился в помещение контрольно-
пропускного пункта, держа в руке мой паспорт и разрешение. Через две минуты он
вышел. Шлагбаум подняли. Неисповедимы пути африканской административной
системы.
С этого момента пейзаж заиграл сияющими красками. Насколько хватало глаз,
вдоль асфальтированного шоссе мелькали деревья, оплетенные лианами. "Это
единственная дорога с покрытием во всей Центральной Африке, - пояснил Габриэль.
- Она ведет в Беренго, бывший дворец Бокассы". Солнце сияло не так ослепительно,
ветер, обдувавший нас, был напоен нежными сладковатыми ароматами. По дороге нам
попадались горделивые создания, вышагивавшие по обочине с такой грацией, какую
встретишь только у африканцев. И снова у меня перехватило дыхание, когда я увидел
черных женщин. Они, словно длинные гибкие цветы, абсолютно естественно
прохаживались среди высоких трав...
Еще через пятьдесят километров показался следующий пропускной пункт. Мы
въезжали на территорию провинции Лобае. И снова Габриэль отправился на
переговоры, чтобы нас пропустили. Я вышел из машины. Небо потемнело. Над
головой нависли огромные тучи, отливавшие фиолетовым. В ветвях деревьев истошно
кричали птицы, напуганные приближением грозы. Здесь было настоящее
столпотворение. Подъезжали грузовики, мужчины пили, сгрудившись у
импровизированных прилавков, женщины торговали всякой всячиной,
расположившись прямо на земле.
Большинство из них предлагали мохнатых, пестрых живых гусениц, извивавшихся
и сплетавшихся между собой на дне широких мисок. Сидящие на корточках женщины
настойчиво предлагали всем свою добычу, пронзительно крича: "Хозяин, сейчас
самый сезон гусениц. Сезон жизни, сезон витаминов..."
Внезапно началась гроза. Габриэль предложил мне зайти к его братьям
мусульманам и выпить чаю. Мы уселись на какой-то веранде, и там, в компании
мужчин, одетых в белые джеллабы и маленькие пилотки особого фасона, я впервые
отведал настоящего чая. Текли долгие минуты, а я все смотрел, слушал, любовался,
как идет дождь. Это свидание наедине рождало в душе расположение, симпатию и
доброжелательность.
- Габриэль, ты, случайно, не знаком с неким доктором Мдиае из Мбаики?
- Конечно, знаком, он председатель нашей префектуры, - ответил Габриэль, а
потом добавил: - Нужно будет нанести ему визит вежливости. Мдиае должен
подписать твое разрешение.
Через полчаса дождь кончился. Мы снова тронулись в путь. Было уже четыре часа.
Габриэль достал из перчаточного ящика машины пластиковый пакет с темными
тяжелыми пулями. Шестнадцатью из них я сразу зарядил обойму и вставил ее в
рукоятку "Глока". Габриэль никак не прокомментировал мои занятия. Только
украдкой поглядывал на меня краем глаза. Взять с собой в джунгли автоматический
пистолет - дело обычное. Однако такое оружие - легкое, срабатывающее мягко и
почти беззвучно, - Габриэль видел впервые.
Показался городок Мбаики - скопление глинобитных домиков, крытых
гофрированным железом. Они были беспорядочно разбиты на кварталы и карабкались
вверх по склону холма. На вершине красовался просторный особняк тускло-голубого
цвета. "Дом доктора Мдиае", - вздохнул Габриэль. Наша машина подъехала к самым
воротам.
Мы вошли в запущенный сад, опутанный лианами с огромными листьями. Тут же
навстречу нам высыпала стайка ребятишек. Они насмешливо поглядывали на нас,
прячась за стволами деревьев. Дом напоминал о колониальной эпохе. Очень большой,
прятавшийся под обширной ржавеющей крышей, он казался бы просто великолепным,
если бы не было заметно, что он уже приходит в упадок, будучи не в силах
противостоять бесконечным дождям и палящему солнцу. В дверных и оконных
проемах висели рваные шторы.
Мдиае стоял у дверей и смотрел на нас красными глазами.
После обычных приветствий Габриэль пустился в долгие путаные объяснения по
поводу моей будущей экспедиции, через слово повторяя: "Господин председатель".
Мдиае слушал, глядя на него мутным взором. Председатель был мал ростом, с
покатыми плечами, в промокшей шляпе-канотье. Лицо и особенно глаза имели какое-
то туманное выражение. Передо мной был необычный экземпляр: африканец-
алкоголик, уже в довольно приличном подпитии. Наконец он пригласил нас войти.
В большом зале царили сумерки. Вдоль стен по маленьким канавкам, журча,
струилась вода. Медленно, очень медленно Мдиае достал из ящика стола ручку и
собрался подписать мое разрешение. Сквозь дыры в занавеске на противоположной
двери я увидел, как на заднем дворе толстая негритянка с обвисшей грудью готовит
какое-то блюдо из копошащихся в миске гусениц. Она нанизывала их на заостренные
палочки и аккуратно раскладывала на углях. Вокруг нее вертелись дети. Мдиае все
еще не подписал бумагу. Он обратился к Габриэлю:
- В это время года лес полон опасностей.
- Да, председатель.
- Много диких зверей. Полное бездорожье.
- Да, председатель.
- Не знаю, могу ли я разрешить вам туда отправиться...
- Да, председатель.
- А если что-то случится, как я смогу вам помочь?
- Не знаю, председатель.
Повисла напряженная тишина. Габриэль сидел с видом прилежного ученика, а
Мдиае тем временем приступил к главному:
- Мне понадобится некоторая сумма денег. Это мера предосторожности, чтобы в
случае необходимости я имел возможность оказать вам помощь.
Мне наскучил этот цирк.
- Мдиае, мне нужно с вами поговорить, - произнес я. - Есть одно важное дело.
Председатель посмотрел в мою сторону. Казалось, он только тогда меня заметил.
- Важное дело? - Его взгляд несколько секунд блуждал по комнате. - Значит,
надо пойти выпить.
- Куда?
- В кафе. Прямо за домом.
Снаружи накрапывал легкий ленивый дождик. Мдиае привел нас в какую-то
забегаловку. Полом там служила утрамбованная земля, а столами - перевернутые
ящики из-под фруктов. Мдиае заказал пиво, а мы с Габриэлем - содовую воду.
Председатель остановил на мне усталый взгляд.
- Я вас слушаю, - проговорил он.
Я без предисловий приступил к делу:
- Вы помните Макса Бёма?
- Кого?
- Того белого, который пятнадцать лет назад регулярно приезжал проверять
работу алмазных шахт?
- Что-то я вас не пойму.
- Коренастого мужчину, грубого и жестокого, державшего в страхе рабочих и
жившего в лесу?
- Нет. Не помню.
Я стукнул рукой по столу. Стаканы подпрыгнули. Габриэль ошеломленно
уставился на меня.
- Мдиае, вы тогда были молоды. Недавно получили диплом врача. Вы подписали
отчет о вскрытии Филиппа, сына Макса Бёма. Вряд ли вы забыли об этом. У мальчика
были отрезаны руки, на теле - множество ран, а сердце вообще исчезло. Мдиае, я
помню составленный вами документ до мельчайших подробностей. Он при мне и
подписан вашей рукой.
Доктор ничего не ответил. Его красные глаза пристально смотрели на меня. Не
отрывая от меня взгляда, он нащупал стакан, поднес его ко рту и стал пить
маленькими глотками. Чуть оттянув полу куртки, я показал ему рукоятку "Глока".
Остальные посетители бара тут же испарились.
- Вы написали в своем заключении, что на мальчика напала горилла. Я знаю, что
это неправда. Двадцать восьмого августа семьдесят седьмого года, вероятнее всего из
корыстных соображений, вы составили ложное заключение и помогли скрыть
убийство. Отвечай мне, доктор ты хренов!
Мдиае отвернулся, принялся рассматривать небо в проеме двери и снова
потянулся за пивом. Я рванул из кобуры "Глок" и съездил пьянице по физиономии. Он
покатился со стула и уткнулся в волнистую металлическую перегородку. Его шляпа
отлетела в сторону. В него вонзились осколки стекла. Сквозь разрезанную щеку
виднелась ярко-розовая десна. Габриэль попытался удержать меня, но я его оттолкнул.
Я сгреб Мдиае в охапку и прижал к его носу ствол пистолета.
- Негодяй! - завопил я. - Из-за твоей лжи преступники остались
безнаказанными. Ты покрывал детоубийц, ты...
- Я... я все скажу. - Он взглянул на Габриэля и медленно проговорил: - Оставь
нас...
Негр тут же исчез. Мдиае сел, прислонившись к перегородке. Я прошипел:
- Кто нашел тело?
- Они... их было несколько.
- Кто - они?
Пьянчуга медлил с ответом. Я сжал его покрепче.
- Белые... за несколько дней до этого....
Я немного ослабил хватку, по-прежнему держа пистолет у его носа.
- Члены экспедиции... Они ходили в глубь леса искать алмазные жилы.
- Знаю, экспедиция PR-154. Назови мне имена.
- Там был Макс Бём. Потом его сын, Филипп Бём. А еще один белый, африканер.
Не знаю его имени.
- И все?
- Нет. Еще был Отто Кифер, человек Бокассы.
- Отто Кифер был в той экспедиции?
- Д-да...
Теперь я понял, что между Максом Бёмом и Отто Кифером существовали иные
отношения: их связывали не только алмазы, но и события той жуткой ночи.
Председатель вытер рот. Ему на рубашку текла кровь.
- Белые прошли здесь, через Мбаики, потом отправились на шахты алмазной
компании.
- А дальше?
- Не знаю. Через неделю вернулся один только высокий белый, африканер.
- Он как-то это объяснил?
- Нет, никак. Он уехал в Банги. Больше его здесь не видели. Никогда.
- А остальные?
- Еще через два дня объявился Отто Кифер. Он пришел ко мне в больницу и
сказал: "У меня в грузовике есть для тебя один пациент". Господи, там лежало тело
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 29 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |