было фантастическое зрелище. Ульрих, я не могу долго говорить. У вас есть новые
данные?
- Да, они у меня под рукой!
- Я вас слушаю.
- Главное - это передовая группа. Она уже миновала Дамаск и движется к Бейт-
Шеану. Думаю, завтра вы их увидите.
Ульрих сообщил мне их местоположение. Я отметил его на карте.
- А западные?
- Западные? Погодите секунду. Самые проворные уже летят над Сахарой. Скоро
будут в Мали, в дельте Нигера.
Эти данные я тоже записал.
- Отлично, - сказал я в заключение. - Я перезвоню вам через пару дней.
- А где именно вы находитесь, Луи? Мы могли бы послать вам факс: у нас
собрались некоторые статистические данные, и вам...
- К сожалению, здесь нет факса.
- У вас какой-то странный голос. С вами все нормально?
- Да, все в порядке, Ульрих. Очень рад был с вами поговорить.
Наконец, я позвонил Йоссе Ленфельду, руководителю "Общества защиты
природы". Йоссе говорил по-английски с резким акцентом и кричал так громко, что
телефонная трубка дрожала. Я понял, что этот орнитолог - еще один образчик
местного колорита. Мы условились встретиться на следующий день в восемь тридцать
утра в аэропорте Бен-Гурион.
Я встал, съел на кухне немного питы и отправился рыться в птичьей лечебнице
Иддо, в глубине сада. Он не оставил никаких записей, никаких статистических
данных, вообще никакой информации - только одни инструменты и перевязочные
материалы, вроде тех, что я видел у Макса Бёма.
Зато я обнаружил стиральную машину. Пока в барабане крутились все мои вещи, я
спокойно продолжал заниматься поисками. Однако, кроме старых бинтов с
прилипшими к ним перьями, я больше ничего не нашел. Этот день никак нельзя было
назвать удачным. Однако в тот момент я ничего так не хотел, как снова увидеть Сару.
Час спустя, когда я развешивал на солнце свое белье, в пространстве между двумя
рубашками появилась она.
- Ну что, работа закончена?
Вместо ответа Сара подмигнула мне и взяла меня за руку.
За окном медленно угасал день. Сара отодвинулась от меня. По ее груди струился
пот. Она, не мигая, смотрела на вентилятор, лениво вращавшийся под потолком. У нее
было длинное крепкое тело и темная, обожженная солнцем, дубленая кожа. При
каждом движении ее мускулы напрягались, как затравленные звери, готовые
броситься на охотников.
- Хочешь чаю?
- С удовольствием, - ответил я.
Сара поднялась и отправилась заваривать чай. Ее ноги были чуть-чуть искривлены.
От этого я вновь пришел в возбуждение. Мое влечение к Саре не ослабевало ни на
минуту. Два часа, проведенные в ее объятиях, нисколько меня не успокоили. Дело
было вовсе не в удовлетворении и не в наслаждении, а в каком-то фантастическом
взаимном притяжении пылающих тел, словно созданных для того, чтобы гореть друг
для друга. Вечно.
Сара вернулась, неся узкий медный поднос с металлическим чайником,
маленькими чашками и сухим печеньем. Она присела на край кровати и разлила чай
по-восточному - очень высоко поднимая чайник над чашками.
- Луи, - обратилась она ко мне, - я много думала сегодня. Мне кажется, ты
идешь неверной дорогой.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Птицы, перелеты, орнитологи. А ведь речь идет об убийствах. Никто не станет
убивать людей из-за каких-то птиц.
Я уже слышал это от других. Я возразил:
- В этом деле есть только одна связующая нить: аисты. Не знаю, куда заведут
меня эти птицы. Мне непонятно, почему вся их дорога усеяна трупами. Но эта
жестокость, не знающая границ, должна подчиняться какой-то логике.
- Тут дело в деньгах. Какие-то темные дела между этими странами.
- Несомненно, - ответил я. - Макс Бём занимался незаконной торговлей.
- Какой?
- Пока не знаю. Может, алмазы, или слоновая кость, или золото? Во всяком
случае, что-то из того, чем богата Африка. Дюма, инспектор, занимающийся этим
делом, уверен, что это драгоценные камни. Думаю, он прав. Бём не стал бы
заниматься контрабандой слоновой кости, он резко выступал против истребления
слонов в Центральной Африке. Что касается золота, то оно практически не
встречается на маршруте миграции аистов. Остаются алмазы - из Центральной или
Южной Африки. Макс Бём был инженером и работал в этой отрасли. Но тайна по-
прежнему не раскрыта. Швейцарец ушел на пенсию в семьдесят седьмом году. И с тех
пор в Африке ни разу не был. Он занимался только аистами. Да, Сара, я действительно
ничего не знаю.
Сара зажгла сигарету и пожала плечами:
- Я уверена, что у тебя есть какая-то версия.
Я улыбнулся:
- Это правда. Я предполагаю, что незаконная торговля продолжается и что аисты
служат курьерами. Посланцами, если угодно. Вроде почтовых голубей. Они перевозят
послания в колечках.
- Каких колечках?
- В Европе орнитологи закрепляют на лапках птиц специальные колечки, где
указаны дата и место рождения особи или дата и место ее отлова, если речь идет о
диких птицах. Думаю, колечки Бёма содержат совсем другую информацию...
- Какую?
- Такую, за которую вполне могут убить. Райко до нее докопался. Твой брат, я
думаю, - тоже. Иддо, наверное, даже расшифровал содержание посланий. Отсюда и
его возбужденное состояние, и надежда получить большие деньги.
В глазах Сары на секунду вспыхнул огонь. Она выдохнула очередную струю дыма,
но промолчала. На мгновение мне почудилось, что она вообще обо мне забыла. Потом
она встала.
- Луи, сейчас твои главные проблемы не в небе. Лучше спустись на землю. Если
ты по-прежнему будешь витать в облаках, тебя прикончат, как шакала.
Она натянула джинсы и майку.
- Пойдем-ка со мной.
Снаружи солнце уже сдавало свои позиции. На горизонте в теплом воздухе
колебались очертания холмов. Сара прошла через сад и остановилась на полпути
между домом и сарайчиком Иддо. Она отодвинула ветви маслины и смела пыль. Я
увидел брезент. Сара ухватилась за него и скомандовала: "Помоги мне!" Мы сняли
ткань, под ней оказалась крышка люка. Я сегодня раз десять проходил мимо этого
места. Сара сдвинула доску, и открылся целый арсенал. Автоматы, пистолеты,
боеприпасы. "Запасы семейства Габборов, - объявила Сара. - У нас всегда было
оружие, но Иддо достал себе другое. Автоматические винтовки с глушителем". Она
встала на колени и вытащила пыльный мешок из-под клюшек для гольфа. Схватила
его, встряхнула и сложила туда оружие и боеприпасы. "Вот так!" - воскликнула она.
Мы сели в мою машину и поехали мимо fishponds. Полчаса спустя мы оказались в
пустыне, утыканной черными скалами и чахлыми кустарниками. Под ногами у нас
валялись тонны мусора и отбросов, повсюду стоял тошнотворный запах. Мы
находились на свалке, куда вывозили отходы из киббуцев. У меня за спиной что-то
лязгнуло, и я обернулся. Сара стояла на коленях. Она проверяла оружие, разложив его
перед собой.
Она улыбнулась и заговорила:
- Эти два автомата - израильского производства. Автомат "Узи" и автомат
"Галиль". Самые лучшие в мире. Они гораздо современнее "Калашниковых" и всяких
там М-16. - Сара достала коробку боеприпасов и показала мне пули, длинные и
заостренные. - Они стреляют патронами двадцать второго калибра, как обычные
охотничьи ружья. Только оболочка патронов стальная, и заряд в них мощнее. - Сара
вставила магазин в "Галиль" и показала мне оружие сбоку. - Вот здесь есть два
положения - одиночная и автоматическая стрельба. В положении "автомат" ты
можешь за несколько секунд сделать до пятидесяти выстрелов.
Сара повела стволом, словно выпуская длинную очередь. Потом положила
автомат.
- Пойдем дальше: пистолеты. Вот эти два монстра, что перед тобой, -
автоматические, самого большого калибра, какой только бывает: "Магнум-357" и
"Магнум-44". - Сара взяла пистолет и вставила обойму в рукоять, отделанную
слоновой костью. Оружие было размером почти с ее предплечье. - Сорок четвертый
- шестнадцатизарядный. Самый мощный в мире среди оружия подобного класса.
Таким можно остановить машину, мчащуюся со скоростью сто километров в час. -
Сара вытянула руку и без всякого напряжения стала целиться в воображаемую
мишень. Физическая сила израильтянки меня совершенно ошеломила. - Проблема в
том, что его часто заклинивает.
Вон те пистолеты гораздо проще в обращении. Девятимиллиметровая "Беретта" -
излюбленное оружие американских полицейских. - Сара мгновенно вытащила
обойму из рукоятки черного, очень элегантного пистолета, который так и льнул к
ладони. - Итальянка "Беретта" заняла место знаменитого "Смит-Вессона" тридцать
восьмого калибра. А это что-нибудь да значит. Она легкая, точная, скорострельная. У
"Смит-Вессона" в обойме было шесть патронов, а у "Беретты" - шестнадцать. - Сара
любовно чмокнула рукоятку. - Отличный товарищ в бою. А вот эти - самые лучшие:
"Глок-17"и "Глок-21" австрийского производства. Оружие будущего, способное
превзойти даже "Беретту". - Она выхватила очередной пистолет, напоминавший
"Беретту", но немного нескладный, какой-то незаконченный. - На семьдесят
процентов он состоит из полимеров. Такой легкий - просто сказка! - Она передала
его мне, чтобы я мог взвесить его на руке. Он был почти невесомый, словно горсточка
перьев. - Светящийся прицел, что очень удобно ночью, абсолютно безопасный
спусковой крючок, шестнадцатизарядная обойма. Эстеты критикуют его за
неказистость, но, по-моему, это лучшее, что было создано. Семнадцатый "Глок"
стреляет девятимиллиметровыми патронами от парабеллума, двадцать первый -
сорокапятимиллиметровыми. Двадцать первый менее точный, но такой пулей ты
остановишь любого противника, куда бы она ему ни попала.
Сара протянула мне пригоршню пуль. Тяжелых, толстых, страшных.
- Эти два "Глока" - мои, - снова заговорила она. - Я дам тебе двадцать
первый. Будь осторожен. Курок специально отрегулирован под меня. Для тебя он
слишком мягкий.
Я с сомнением посмотрел на пистолет, потом поднял глаза на израильтянку:
- Откуда ты все это знаешь, Сара?
Она снова улыбнулась:
- Мы живем в состоянии войны, Луи. Никогда не забывай об этом. В случае
тревоги каждый из нас - тех, кто работает на fishponds, - должен в течение двадцати
минут прибыть на сборный пункт, местонахождение которого держится в секрете. Все
работники киббуца - потенциальные солдаты. Мы обучены, хорошо подготовлены и
всегда готовы сражаться. Еще в начале этого года прямо над нашими головами летали
ракеты, выпущенные из "СКАДа". - Сара взяла девятимиллиметровый "Глок",
приставила его к уху и дослала патрон в ствол. - И ты напрасно смотришь на меня
так удивленно: сейчас ты в гораздо большей опасности, чем весь Израиль, вместе
взятый.
Я сжал зубы, схватил "Глок", потом спросил:
- У парней, напавших на меня в Болгарии, было все самое современное:
новейшее автоматическое оружие с лазерным прицелом, приборы ночного видения.
Что ты об этом скажешь?
- Ничего. В тех штуках, о которых ты говоришь, нет ничего особенного. Так
оснащены все армии развитых стран.
- Ты хочешь сказать, что те двое могли быть солдатами, переодетыми в
гражданское?
- Солдатами. Или наемниками.
Поднимая облачка пыли, Сара удалилась, чтобы установить мишени - из того,
что под руку попадется. Кусочки пленки, прицепленные к кустам, жестяные бидоны
на земле у корней. Она вернулась, сгибаясь под ветром, и стала объяснять мне азы
стрельбы.
- Ноги должны твердо стоять на земле, - говорила она. - Руку надо вытянуть,
указательный палец положить сбоку вдоль ствола. Смотришь в прорезь прицела.
После каждого выстрела ты принимаешь отдачу кистью, которая должна двигаться
назад. Только не вверх, как тебе, разумеется, захочется сделать. В противном случае
задняя часть оружия ударится в ладонь. Со временем его от этого начнет заклинивать.
Ты понял, маленький гой?
Я кивнул, встал на место и постарался точно повторить все движения Сары.
"О'кей, Сара, я готов". Она вытянула обе руки, крепко держа оружие, сняла его с
предохранителя, немного помедлила, потом крикнула: "Давай!"
Поднялся страшный грохот. Сара была непревзойденным стрелком. Я тоже
поразил несколько мишеней. Повис тяжелый пороховой дым, и наступила тишина.
Вечерний воздух прожгли тридцать два выстрела.
"Перезаряжай!" - крикнула Сара. Две пустые обоймы одновременно выпали на
землю, и мы начали все сначала. Опять серия выстрелов. Опять в воздух полетели
жестянки. "Перезаряжай!" - снова повторила Сара. Темпы ускорились: обойму на
место, передернуть затвор, прицелиться. Одна, две, три, четыре обоймы опустели. Из
моего "Глока" шел дым, и я понял, что он раскалился, - но мои ничего не ощущавшие
руки позволяли мне стрелять сколько угодно, не опасаясь ожога.
"Перезаряжай!" - орала Сара. С каждым следующим движением во мне росло
смутное удовольствие. Пистолет бьет, вздрагивает, отскакивает, ударяясь в ладонь.
Грохочет выстрел, и этот непродолжительный звук - ясный и оглушительный. Из
ствола тугим пучком вырывается голубоватый огонь, наполняя воздух едким дымом.
После серии выстрелов в десятках метров от нас появляются страшные разрушения.
"Перезаряжай!" Сара дрожала всем телом. Пули выскальзывали из ее пальцев. Вдали
уже не видно было мишеней - только голое поле. Внезапно я почувствовал
неодолимый прилив нежности к этой девушке. Я опустил пистолет и шагнул к ней.
Она показалась мне еще более одинокой, чем всегда, отрезанной от мира завесой из
порохового дыма и длинных волос.
В то же мгновение над нашими головами вдруг пролетели три аиста. Я хорошо
рассмотрел их, ослепительно белых на фоне закатного неба. Я увидел, как Сара резко
повернулась, как сверкнули ее глаза и взметнулись светлые прядки. И все понял. Она
вогнала в рукоять обойму, взвела курок и нацелила в небо свой "Глок". Раздались три
выстрела, затем наступила абсолютная тишина. Я наблюдал, как растерзанные птицы,
словно в замедленной съемке, плыли в воздухе, потом упали вдалеке. Их тела
плюхнулись на землю с тихим печальным звуком.
Я уставился на Сару, не в состоянии вымолвить ни слова. Она в ответ точно так же
пристально посмотрела мне в глаза и расхохоталась, запрокинув голову. Ее смех
звучал громко, невесело, пугающе.
"Колечки!" Я помчался туда, где лежали мертвые птицы. Через сотню метров я
увидел их тела. Кровь уже впиталась в песок. Я осмотрел лапки аистов. Колечек на
них не оказалось. Это были очередные безымянные птицы. Когда я вернулся, Сара
сидела скорчившись и плакала навзрыд, напоминая скалу скорби среди песков
пустыни.
Этой ночью мы опять занимались любовью. Наши руки пахли порохом, и мы
особенно яростно старались получить удовольствие. И глубокой ночью наслаждение
наконец пришло. Оно подняло нас, как невидимая волна, и в ее грохоте потерялись, а
потом и вовсе исчезли все наши чувства.
Назавтра мы поднялись в три часа ночи. Молча выпили чай. На улице раздавались
тяжелые шаги работников киббуца. Сара не захотела, чтобы я подвез ее до fishponds.
Молодая еврейка не могла в открытую показаться в компании гоя. Я поцеловал ее и
поехал в другую сторону, по дороге, ведущей к аэропорту Бен-Гурион.
Мне предстояло преодолеть около трехсот километров. Постепенно светало, и я
ехал очень быстро. В районе Наплуза мне пришлось столкнуться с иной реальностью
Израиля. Дорогу преграждал военный блокпост. Паспорт. Допрос. Стволы автоматов
почти упирались в меня, когда я вот уже в который раз излагал причину моего
появления здесь. "Аисты? Что вы хотите этим сказать?" В темной клетушке, куда меня
отвели, мне пришлось отвечать и на другие вопросы. Вокруг подремывали солдаты в
касках и бронежилетах. Время от времени они недоверчиво переглядывались. В итоге
я вынужден был достать фотографии, сделанные Бёмом, и показать бело-черных птиц.
Солдаты дружно расхохотались. Я тоже засмеялся. Они предложили мне чаю, я наспех
его выпил и тут же уехал, чувствуя, как по спине течет холодный пот.
В восемь часов я подъехал к складской зоне аэропорта Бен-Гурион, где
располагались лаборатории Йоссе Ленфельда. Тот уже поджидал меня, нетерпеливо
прохаживаясь у двери из рифленого железа.
Этот орнитолог, директор "Общества охраны природы", был феноменальной
личностью. Еще одной феноменальной личностью. Он не говорил, а отрывисто, с
фантастической скоростью выкрикивал английские слова (наверное, чтобы
перекричать самолеты, летавшие прямо над нашими головами), носил роскошные
очки и киппу набекрень, тем не менее он не произвел на меня особого впечатления.
Ничто уже не могло произвести на меня особого впечатления. На мой взгляд, лучшее,
что мог сделать этот низенький человечек с седыми волосами, сосредоточенный на
своих идеях, как жонглер на своих булавах, - это ответить на мои вопросы, тем более
что я прикинулся журналистом. И точка.
Сначала Йоссе поведал мне об "орнитологической" проблеме Израиля. Каждый год
территорию страны пересекает около пятнадцати миллионов перелетных птиц
двухсот восьмидесяти видов, превращая небо над ней в магистраль с интенсивным
движением. В последние годы это повлекло за собой многочисленные аварии
гражданских и военных самолетов. Погибло несколько летчиков, а их самолеты
потерпели крушение. Сумма ущерба в каждом отдельном случае оценивается
примерно в пятьсот тысяч долларов. В 1986 году израильские военно-воздушные силы
решили принять меры и обратились к нему. Сегодня, по словам Йоссе, он располагает
колоссальными возможностями для защиты воздушных судов от птиц и для того,
чтобы полеты беспрепятственно осуществлялись по намеченному графику.
Посещение центра началось с пункта наблюдения, устроенного в башне
гражданского аэропорта. Рядом с обычными радарами стоял еще один,
предназначенный для слежения за птицами: его работу контролировали две женщины-
военнослужащие. На экране этого радара периодически высвечивались длинные
вереницы пернатых. "Наша работа здесь позволяет избежать самого худшего, -
торжественно провозгласил Йоссе. - В тех случаях, когда птицы появляются
неожиданно, мы способны предотвратить катастрофу. Эти самые перелеты иногда
приобретают просто невероятные масштабы". Ленфельд склонился к компьютеру,
застучал по клавиатуре, и на мониторе возникла карта Израиля, на которой было
отчетливо видно, что всю территорию страны покрывают колоссальные скопления
пернатых.
- Что это за птицы? - спросил я.
- Аисты, - ответил Ленфельд. - Они могут пересечь территорию Израиля, от
Бейт-Шеана до пустыни Негев, за какие-нибудь шесть часов. Кроме всего прочего,
взлетные полосы аэродромов оборудованы особыми устройствами, воспроизводящими
крики некоторых хищных птиц, чтобы пернатые не скапливались над этой
территорией. Для наиболее сложных случаев у нас имеется "ударная бригада" -
специально обученные ловчие птицы.
Продолжая рассказывать, Ленфельд отправился дальше. Под гул турбин, скрытых
под гигантскими крыльями, мы пересекли посадочные полосы. Йоссе засыпал меня
всевозможной информацией, начиная от статистики авиакатастроф и кончая тем, что
Израиль - "вторая после Панамы страна по количеству принимаемых перелетных
птиц", чем Йоссе очень гордился.
Мы вернулись в лабораторию. С помощью магнитной карточки Ленфельд открыл
железную дверь. Мы вошли в помещение, напоминавшее аквариум, в котором был
установлен монитор, нависавший над громадной аэронавигационной лабораторией.
- Здесь мы воспроизводим аварийные ситуации, - пояснил Ленфельд. - Мы
берем тела птиц и выстреливаем ими в наши опытные образцы, создавая скорость в
тысячу километров в час. Затем исследуем силу удара, сопротивление материалов,
повреждения.
- Вы берете тела птиц?
Ленфельд рассмеялся и важно произнес:
- Тушки кур, мсье Антиош. Мы берем тушки кур из супермаркета.
В следующем зале было полно компьютеров, на экранах которых виднелись
колонки цифр, расчерченные на квадраты карты, графики и диаграммы.
- Перед вами наш исследовательский центр, - прокомментировал орнитолог. -
Здесь мы рассчитываем траекторию движения каждого вида птиц. Мы обобщаем
тысячи наблюдений и записей, сделанных birdwatchers. В обмен на информацию мы
предоставляем им кое-какие льготы: обеспечиваем жильем на все время их
пребывания, а также официальным разрешением на наблюдение за птицами в
закрытых районах...
Это меня заинтересовало.
- Следовательно, вам точно известно, где именно над территорией Израиля
пролетают аисты? Так?
Йоссе расплылся в улыбке и уселся за свободный компьютер. Снова засветилась
карта Израиля, и на ней появились пунктирные линии. Маршруты птиц пролегали
недалеко друг от друга, но все они пересекались в Бейт-Шеане.
- У нас имеются сведения о маршрутах и сроках ежегодных миграций каждого
вида птиц. Насколько это возможно, наши самолеты стараются следовать другими
воздушными коридорами. Вот здесь красным отмечены основные пути аистов.
Получается, что все они, без исключения, проходят через Бейт-Шеан. Это там, где...
- Бейт-Шеан мне знаком. Ивы уверены, что маршруты перелета неизменны?
- Абсолютно, - ответил Ленфельд, как обычно крича во все горло. - То, что вы
здесь видите, - это результат сотен наблюдений за последние пять лет.
- У вас есть данные о том, сколько птиц совершают перелет?
- Конечно. Ежегодно весной и осенью через Израиль пролетают четыреста
пятьдесят тысяч аистов. Мы знаем, в каком темпе они летят. Мы хорошо знаем их
привычки. Мы знаем точные сроки прилета, периоды, когда их скапливается особенно
много, среднюю скорость полета - все. Аисты исключительно пунктуальны.
- Занимаетесь ли вы аистами, окольцованными в Европе?
- Специально - нет. Зачем?
- Судя по всему, часть окольцованных аистов минувшей весной изменила
инстинкту и не вернулась в родные места.
Йоссе Ленфельд воззрился на меня сквозь стекла своих потрясающих очков.
Несмотря на то, что они были дымчатые, я поймал его недоверчивый взгляд.
- Я не знал. Однако если судить по численности... - только и ответил он. -
Послушайте, что-то вы неважно выглядите, мой дорогой. Давайте выпьем чего-нибудь
освежающего.
Я последовал за ним по лабиринту коридоров. Кондиционер охладил воздух до
предела. Мы подошли к автомату с напитками. Я выбрал газированную минеральную
воду, и холодные пузырьки взбодрили меня. Осмотр лаборатории продолжался.
Мы вошли в биологический блок: крутом были раковины с полками, пробирки и
микроскопы. Сотрудники работали в белых халатах. Казалось, здесь ведется
разработка бактериологического оружия. Йоссе пояснил:
- Мы находимся в мозговом центре всей нашей программы. Тут мы во всех
подробностях изучаем авиапроисшествия и их воздействие на нашу военную технику.
Сюда доставляются обломки, их изучают под микроскопом, вплоть до малейшего
перышка, до малейшего следа крови, определяют скорость и силу удара. Именно здесь
мы оцениваем степень опасности и разрабатываем меры защиты. Вы, наверное, не
поверите, но эта лаборатория - полноправное подразделение нашей армии. В
определенном смысле птицы - враги израильского государства.
- Сначала - война булыжников, потом - война птиц?
Йоссе Ленфельд расхохотался:
- Верно подмечено. Я могу ознакомить вас лишь с небольшой частью наших
исследований. Остальное составляет "государственную тайну". Однако кое-что
интересное я вам сейчас покажу.
Мы прошли в небольшой зал, где стояли видеомагнитофоны и самые современные
мониторы. Ленфельд поставил кассету. На экране появился летчик израильских ВВС,
в шлеме с опущенным щитком. По правде говоря, виден был только рот пилота. Он
говорил по-английски: "Я почувствовал, что произошел взрыв, что-то очень сильно
ударило меня в плечо. На несколько секунд я отключился, потом пришел в себя. Я
ничего не видел: шлем был весь залит кровью, на нем висели куски мяса..."
Ленфельд прокомментировал:
- Это один из наших летчиков. Два года назад он на полной скорости столкнулся
с летящим аистом. Произошло это в марте, когда птицы возвращались в Европу.
Парню невероятно повезло: он смог приземлиться, хотя птица врезалась в самолет со
всего размаху, и передняя стенка кабины разлетелась на куски. Потом из лица пилота
несколько часов вытаскивали осколки стекла и обрывки перьев.
- Почему на экране он в шлеме?
- Потому что личность летчиков израильских ВВС держится в тайне.
- Значит, я не смогу встретиться и поговорить с ним?
- Нет, - ответил Йоссе, - но я могу предложить вам кое-что получше.
Мы вышли из видеозала. Ленфельд снял со стены трубку телефона и заговорил на
иврите. Почти сразу появился маленький человечек, лицом похожий на лягушку. Его
тяжелые веки молниеносно захлопывались, прикрывая выпуклые глаза.
- Познакомьтесь: Шалом Вилм, - обратился ко мне Йоссе. - Руководит всеми
аналитическими разработками в этой лаборатории. Он лично занимался
исследованием той аварии, о которой мы только что говорили.
Ленфельд по-английски объяснил Вилму причину моего визита. Человечек
улыбнулся и пригласил меня пройти в его кабинет. Странное дело: он попросил Йоссе
оставить нас одних.
Я последовал за Вилмом. Снова бесчисленные коридоры. Снова двери. Наконец
мы зашли в малюсенький закуток - настоящий сейф, дверь которого открывалась с
помощью цифрового кода.
- Это и есть ваш кабинет? - удивился я.
- Я соврал Йоссе. Я хотел кое-что вам показать.
Вилм закрыл дверь и включил свет. Он долго и серьезно всматривался в мое лицо:
- Я представлял вас совсем другим.
- Что вы хотите сказать?
- С того самого происшествия в восемьдесят девятом я ждал вас.
- Вы меня ждали?
- Да, ждал, вас или кого-нибудь другого. Я ждал того, кто станет интересоваться
именно аистами, возвращающимися в Европу.
Повисло молчание. Кровь стучала у меня в висках. Я произнес глухим голосом:
- Объясните, что вы имеете в виду.
Вилм принялся рыться в своем закутке, представлявшем собой хаотическое
нагромождение предметов, обрывков синтетических волокон и разных других
материалов. Он разгреб завалы, и на уровне человеческого роста показалась маленькая
дверца. Вилм набрал код замка.
- Изучая различные части самолета, попавшего в аварию, я обнаружил нечто
странное. Я понял, что это не было случайностью, что это связано с другими
событиями, а вы - одно из звеньев этой цепи.
Шалом открыл дверцу в стене и сунул голову в сейф, продолжая говорить: его
голос звучал гулко, как из глубины пещеры:
- Интуиция подсказывает мне, что я могу вам доверять.
Вилм вылез из сейфа. Он держал в руке два маленьких прозрачных пакетика.
- Кроме всего прочего, мне не терпится снять с себя этот груз, - добавил он.
Я потерял хладнокровие.
- Я ничего не понимаю. Объясните все, наконец.
Вилм спокойно ответил:
- Когда мы копались в кабине разбитого самолета, а также в снаряжении пилота,
особенно в его шлеме, среди обломков, образовавшихся от столкновения, мы собрали
разные частицы. И среди прочего - осколки стекла кабины.
Шалом положил на стол один из пакетиков, с этикеткой на иврите. В нем
виднелись крохотные кусочки тонированного стекла.
- Также мы сложили вместе все фрагменты прозрачного щитка от шлема. - Он
положил другой пакетик, с более светлыми стеклянными осколками. - Пилоту
невероятно повезло, что он остался в живых.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 29 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |