Охота на жар-птицу 27 страница

Принц с недоумением проследил, как Пересвет тщательно запер дверь спальни. Даже ключ оставил в замочной скважине. Чтобы никто не вздумал подглядывать?.. Ёширо был в растерянности от непривычной суетливости муженька.

На столе нашлись кувшин вина и два кубка — один пустой, второй с водой. Тарелка кремовых пирожных — для закуски?

Обернувшись, принц узрел расстеленную брачную постель: взбитые перины и подушки, призывно отогнутое одеяло. Множество зажженных свечей осеняли комнату золотистым светом. Приторный запах розового масла, висящий в воздухе — как последний штрих.

— И что ты задумал, позволь спросить? — уточнил на всякий случай Ёширо у зардевшегося супруга.

Тот что-то сжимал в кулаке. Хотел ответить. Не решился. Поглядел пристально в глаза принца. Испытующе — самого себя испытывая на смелость…

Ёж сел на край постели, улыбнулся. Что бы ни пришло в эту кудрявую русую голову, он-то всегда успеет сбежать в другую светелку и запереться там. А поиграть? Отчего бы и нет. До определенной безопасной черты — это даже мило. И приятно…

Похоже, принц сглазил сам себя. Приятно в следующий момент ему не было!

В руке Пересвета обнаружилась маленькая хрустальная бутылочка. Кириамэ не мог не узнать этот флакон, это проклятое зелье, подаренное царевичу сумасбродной королевной Вельфэльзена! Желудок сжался в болезненный комок только от взгляда на пузырек… А Пересвет, глупый, в одну секунду пробку вынул, зелье в себя опрокинул — и, подлетев, обрушил на супруга жадный поцелуй. При этом насильно влил в рот редкостную отраву! Разделил ровно на двоих, вероломный олух!

Кириамэ скрутил приступ острой тошноты — в то же мгновение, едва ощутил на языке эту мерзость. Всё тело пронзила боль, к горлу подкатила горечь — пришлось рукой рот зажать, попытаться справиться, перетерпеть… Но не глотать эти капли поганого колдовства, жгущие нёбо, ни за что в жизни!..

— Я всё продумал! — зачастил, торопясь объясниться, Пересвет. Попытался вручить супругу кубок с водой. — Ты боишься озвереть во время близости — поэтому выпей зелье с водой, чтобы сохранить ясность рассудка. А я запью вином для храбрости — и ты сможешь делать со мной всё, что захочешь! Поверь мне! Так будет лучше всего! Самый лучший для нас выход! Невозможно же так дальше…

С возмущением Кириамэ взмахом выбил кубок из его руки. Острая боль отступила, тело, кажется, слушается — надо спешить! Оттолкнув виновато ойкнувшего царевича, Ёж кинулся к двери… Черт, заперта же! Терять время с замком было нельзя, да и руки дрожали, только ключ выронит. Он вылетел в соседнюю комнату — так и есть, дверь из второй комнаты в коридор, конечно же, царевич запереть и не подумал…

Слава ками-саме, к уборной каморке успел вовремя. Гадостное зелье вызвало в организме бурную реакцию — и вовсе не такую же, что в первый раз. Совсем наоборот, его просто выворачивало наизнанку в приступах тошноты. Удружил любимый… Из самых благих намерений отравил… Лучше бы сразу накормил мухоморами, хоть от тех, говорят, толк какой-то есть, польза для здоровья… Чёрррт…

Где-то с полчаса желудок бунтовал со всей яростью, на какую был способен. Потом еще полчаса Ёж просто пытался придти в себя и унять дрожь в теле. Потом всё-таки прошло. Умывшись, он побрел обратно в спальню…

…Чтобы застыть на пороге между комнатами, узрев царевича, сидящего ссутулившись на краю кровати и в одиночку допивающего третий кувшин наливки. Причем объемистые были кувшины! А наливка, как уже знал принц, доводилось пробовать, была далеко не слабенькая. Свалиться мертвецки пьяным царевичу не позволяло ослиное упрямство и сработавшее на нем самым правильным образом приворотное зелье. Кириамэ усмехнулся: его муженек и не помышлял ослабить действие приворота самостоятельно? Ну вот и пускай мучается с болью в оном месте! Будет ему наказание.

— Ёооожиыыык! Ык… — увидел его муженек. Поставил кувшин на пол у ног, сам брякнулся на постель, на спину, раскинув руки. — Давай! Бери меня! Я весь — твооой!.. Ой…

Кириамэ шагу вперед не сделал. Руки на груди сложил, залюбовался «пейзажем» под названием «одинокая башня в пустыне». Хотя на башню «это» не тянуло. Так, верстовой столбик в степи.

— Нуу ты чегооо? — приподнял взлохмаченную голову Пересвет. Заныл, с трудом языком ворочая. — Ты не хочешь меня? Не любииишь? Ик… А я так старался… Ради тебя! Думал, переживал, волновался… А ты? Не хочешь… Я-то как считал: ежели не получишь меня как можно скорее, то всё одно жизнью поплатишься. По моей вине. Либо умрешь с тоски, либо зачахнешь, либо убьешься от горя. Или дашь себя убить. Или отдашься кому-нибудь сперва — а потом всё одно убьешься…

— Кому это я должен отдаться? — не выдержал, подошел к кровати Ёширо.

— Ну, Кролику например… — вздохнул царевич. Зажмурился, ожидая справедливой пощечины.

Принцу вправду пришлось приложить усилие, чтобы не наградить муженька за откровенность подзатыльником.

— Мало ли охотников… — вздохнул Пересвет горько, осторожно приоткрыл один глаз. — Тебя даже не накрашенного все мужики хотят… А я что? Я тебя защитить не могу. Даже от собственного брата. Поэтому я получаюсь хуже бабы. Понятное дело, что ты меня больше не хочешь…

С обиженным ворчанием он поднялся, сел, обхватив себя руками за плечи. Стал смотреть куда-то в угол — лишь бы не на принца, не в его сторону.

Несмотря на винный румянец, украсивший щеки пятнами, Пересвет всё же был очень мил. Губы припухли от зелья, заалели призывно. На ресницах пьяные слезинки мерцали, легкие, как весенний дождик. Очи с поволокой… Кириамэ усмехнулся, сел рядом. Но прощать повременил.

— Бросишь меня? — уныло спросил Пересвет, продолжая пялиться в угол.

— Почему? — уточнил Ёж. Ему правда было интересно, какие завихрения подняло вино в этой светлой голове.

— Ты готов за меня жизнь отдать — а я, неблагодарный, боюсь тебе отдаться, — сказал он. — Боюсь, что будет больно. Или что сделаю больно тебе. Потерпеть не могу. Трус несчастный. Отец сказал, ты поэтому черным цветы рисуешь, от хандры и безысходности чувств…

Принц положил руку ему на плечо, заставил повернуться, взглянуть в глаза:

— Ты любишь меня?

— Я ж тебе говорил, — жарко покраснев, порывисто отвернулся Пересвет.

— Ты говорил это волку! Не мне, — покачал головой Кириамэ.

Пересвет упрямо сжал губы. Он и без того слишком много чего сегодня сказал! Вот, сидит весь из себя открытый! Гордость царскую растоптал, ведет себя как последняя распутница… А этот еще чего-то от него требует! Привереда! То слив ему соленых подавай, то в любви не эдак признается! Пересвет решил обидеться всерьез и надолго. Насупился и губы надул.

— Ты боишься за меня? — не думал отставать Ёжик. — Ты боишься, что я брошу тебя? Что я уеду? Умру?

— Угу…

— Поэтому только ты решил отдать мне супружеский долг? Только из-за страха и вины?

Пересвет хихикнул на дурацкий каламбур, родившийся в затуманенном сознании: из-за вины — из-за вина!.. В голове было легко, думать о сложных вещах не хотелось. Он понятия не имеет, чего он сам хочет! Ну чего Ёжик у него допытывается? Брал бы, пока дают! Прямо зла на него не хватает…

— Последний раз спрашиваю! — сердито пробурчал царевич. — Будешь меня брать или нет?

— Нет! — отрезал Ёж. Поднялся, налил себе вина в кубок. Всё равно не захмелеет, но хотя бы привкус зелья перебить.

— Почему?!

— Ты пьян и не понимаешь, что несёшь. Ты не хочешь этого на самом деле. И ты меня не любишь.

— Я хочу! — вскочил Пересвет, махнул рукой на свое неопровержимое доказательство. — Очень даже хочу!! И что, если пьяный? Я ж не буяню! А трезвым мне страшно! И я…

— Да? — обернулся Ёж, ожидая самых важных для себя слов. Кубок задержался возле его губ, он только глоток отпил, но на губах осталась густо-бордовая, приторно-сладкая капелька, которую он машинально слизнул…

Пересвет сглотнул.

Сделал шаг вперед.

И молчал.

— Тебе только и нравятся мои волосы, — принц, не дождавшись признания, с сожалением поставил кубок на стол. — И сейчас, когда они побелели, ты лишь морочишь голову — нам обоим. Имей смелость признать, что ты ошибаешься. Я тебе не нужен.

— Нужен… — выдохнул царевич. Подошел вплотную, положил горячие руки на плечи. — Не такой я извращенец, чтобы только волосы…

— Именно такой, — кривовато улыбнулся принц. Оттолкнул его руки, хотел отойти.

Но то ли вино, то ли зелье было виновато. То ли устал царевич его согласия ждать. Пересвет грубо схватил его за локоть — швырнул на кровать.

— Опять?! — возмутился Ёж.

Но Пересвет уже насел на него. Причем в руках у него оказались ножницы — Дарёна забыла, когда убиралась в покоях после занятий рукоделием.

Кириамэ застыл. Да, это его муженек. Который может бормотать всё что угодно ему на зло, но всё-таки без сомнений его любит. Да, он никогда не сделает ему ничего плохого, даже если будет в стельку пьян и выпьет хоть ведро дурманящих зелий. Да, его тело отзывается на каждое прикосновение к телу супруга… Но…

Ёж зажмурил глаза, не в силах справиться с собой. Он слаб! Он непростительно слаб! Сперва позорная тошнота, теперь вот столбняк напал…

Итак, Пересвет оседлал его колени. Ёж и не попытался выбраться из-под него, только приподнялся на локтях. Постарался улыбнуться, но знал, что вышло фальшиво. Перед самым лицом маячили ножницы… Сердце в груди гулко застучало, то и дело пропуская удар. В голове всё путалось, дыхание предательски срывалось… Нет, нельзя забывать, что над ним навис именно Пересвет. Его глупый возлюбленный…

— Мне, знаешь ли, надоело, что ты меня постоянно в этом обвиняешь, — насупившись, выговорил пьяный царевич. — Да, мне нравятся черные волосы! Да, я заглядываюсь на кудри Ямин! Вот честно тебе признаюсь — мне нравится!! Но мне совершенно наплевать, какого цвета волосы у тебя, понимаешь?

— Так значит — наплевать? — попытался отшутиться принц. В горле пересохло, опять в животе узлом скрутило. Самому от себя противно и тошно…

— Мне нравишься ты весь, целиком! Понял? — прошипел Пересвет, наклоняясь очень низко.

Ухватил одной рукой мужа за гриву, намотал на кулак длинный хвост. А второй рукой поднял ножницы…

Кириамэ не выдержал, вновь зажмурился.

…Лезвия открамсывали пряди со смачно-хрустким лязгом.

Очень долго.

Иногда ножницы «проглатывали» волоски, щипали, больно дергали.

Кириамэ не смел открывать глаза.

Когда же эта пытка закончилась, Пересвет сполз с его колен, уселся на постели рядом. Ошарашено воззрился на дело своих рук. Ножницы выпали из одервеневших пальцев.

Ёширо медленно и осторожно поднялся, сел на краю. Вроде бы тошнота и сердцебиение успокаиваются. Дыхание тоже постепенно выравнивается…

Он завел руку за шею, поискал. Концы казались даже на ощупь неровными. И очень колючими. Но зато голове стало непривычно легко. Словно все эти годы он добровольно носил на голове гирю приличного веса…

Он обернулся, взглянул через плечо: серебристые нити, пряди извилистыми лентами, змейками — лежат на лоскутном покрывале, отсвечивают снежным блеском, искрятся драгоценным шелком. Чёрт, у него вправду были очень красивые волосы. И так странно ощущать их не частью себя, а чем-то отдельным…

Он нашарил сзади, ниже шеи, оставшуюся не отрезанной прядь. Нелепый неоткромсанный кусочек старой гривы? Забрав у оглушенного муженька ножницы, Ёширо без сожаления отрезал и ее.

Интересно, какая теперь у него длина? Что с этими волосами делать? В хвост собирать неудобно, наверное, будет? Коротковато?..

Он не стал искать зеркало. Пока еще он боялся увидеть свое новое отражение.

Всхлипнув, Пересвет сгрёб отрезанное серебро в ладонь. Стиснул в кулаке. Застонал сквозь зубы.

Царевич завалился набок, потеряв сознание.

Кириамэ поспешил к нему, наклонился низко, проверил сердце, прислушался к дыханию. Попробовал привести в чувство, легонько похлопав по щекам.

Ответом ему был вдруг прогремевший молодецкий храп. Так неожиданно, что Ёж отпрянул.

Кириамэ расхохотался. Смеялся, наверное, минуту… Стер запястьем брызнувшие слезинки, хлюпнул носом. Но всё равно это всё было очень смешно! Кажется…

***

Ёширо тихонько постучался к Войславе.

Ждать ответа пришлось на удивление долго — по шуму за дверью можно было догадаться, что царевна еще не ложилась спать. Прыгает по комнате? Ойкает испуганно — отчего? Наконец-то угомонилась — на повторный стук подкралась неслышным шагом, только половицы поскрипыванием выдали:

— Кто там? — осторожно уточнила царевна.

Вот это новости! В тереме осторожничать было не принято — все входили друг к другу смело, по родственному, чаще всего без стука.

На голос Войслава распахнула дверь сразу же. Кажется, даже с облегчением вздохнула:

— Ой, это ты! А я уж грешным делом подумала, что это маменьке не спится.

И затащила скорей в спальню. А прежде, чем закрыть дверь, еще выглянула в коридор и в обе стороны поглядела, нет ли кого незамеченного.

Ее поведение насторожило бы принца, если бы он не был так угнетен собственными проблемами.

— Чего тебе? — уточнила Войслава.

Ойкнула опять, прижав ладони к щекам — огромными глазищами воззрилась на остриженную серебристую голову, которая в печали и кручине клонилась едва ль не ниже острых плеч.

— Да вот, — кивнул Ёжик. — Потому и пришел. Не найдется ли у тебя хорошей служанки, которой можно было бы доверить это как-то привести в приличный вид?

— А чего Дарёну не попросишь?

— Я не могу ее настолько разочаровать, — покачал головой принц. — Боюсь, она захворает от горя, если увидит…

И тут взгляд его упал на не застеленную постель царевны.

Вернее — разоренную постель! Так вот почему она не сразу решилась отпереть?!

— Ты?! Тамаэ!.. — прорычал Кириамэ. — Курусстэ!.. [прим: гад, убью!]

— Стой-стой! — Войслава ухватилась за рыпнувшегося принца. Ведь и впрямь голыми руками порешит, без шуток! Крепко обняла, стиснув за плечи и за пояс. Прижалась к спине всем жарким телом, мягкой грудью, явственно ощущаемой через его одежду и ее ночную сорочку.

— Слышу знакомые приветственные речи, — ехидно донеслось из-за балдахина.

— Он всё-таки совратил тебя! Мерзавец! — рычал принц.

— Я сама разрешила! — уверяла Войслава, едва справляясь с названным братцем, кипящим от праведной ярости. Вот ведь тщедушный на вид — а силушка бешеная.

— Кто кого совратил — это еще большой вопрос! — заявил, лениво растягивая слова, Хродланд. Наглец валялся в девичьей постели, как у себя дома: откинувшись спиной на высокие подушки, жрал конфетки, голый по пояс. Да и ниже пояса прикрыт лишь тонкой простынкой. Вот сволочь.

— Чего он сказал? — уточнила у Кириамэ Войслава.

— Как ты это животное в постель к себе пустила, если даже ни слова не понимаешь? — прошипел раздраженно Ёж. Но рваться в драку перестал, взял себя в руки. И царевна смогла вздохнуть с облегчением, ослабить объятия. Но из рук всё же не выпустила.

— Для любви слова не надобны, — хихикнула сестрица. Вздохнула мечтательно, стиснула принца теперь не с силой, но с нежностью и пылкостью влюбленной дурочки.

Как можно было влюбиться в бесстыдного мерзавца, похабно лыбящегося во все зубы, Ёширо понять не мог. Лично у него самого этот гад вызывал устойчивое отвращение вплоть до легкой тошноты. Впрочем, нынче его от чего угодно мутило…

Не спуская смешливых глаз с обнимающейся парочки, паразит переместился в постели — от изголовья лениво перетёк на скомканное в ногах одеяло. Ничуть не заботясь при этом, что прикрывавшая простынь осталась под ним. Улегся на живот, скаля зубы, оперся на локти. Демонстрировал без стыда и совести свое загорелое тело — широкие плечи, раздутые мускулы на руках, бугристые мышцы на спине. По сравнению с могучими плечами, поясница казалось узкой, как и бедра, ягодицы… Проследив злой взгляд принца, гад поиграл мышцами упругого зада. Ёж скривился в отвращении. Если прибавить темную густую шерсть на мускулистых длинных ногах, напоминающую чулки, то и впрямь может стошнить. Гад поболтал ногами в воздухе, скрестил лодыжки и пошевелил пальцами. Кириамэ отвел глаза. Как хорошо, что не все «круглоглазые» одинаково мохнаты. На эту шерсть ничуть не похожа мягкая светлая пушистость на ногах Пересвета. Самого нихонца еще первые любовницы приучили решительно избавляться от лишних волос на теле с помощью смолы с воском. Хотелось бы услышать, как взвыл бы от такой процедуры герцог Кюхблюмемарк…

— Чего разглядываешь? — промурлыкал Хродланд. Похлопал ладонью по одеялу: — Присоединяйся, не стесняйся, побудешь у нас третьим не лишним. Постель еще не остыла. А между мной и моей горячей принцессой ты еще быстрее согреешься. Готов о заклад биться, твой малолетний муженек опять оставил тебя неудовлетворенным? Как ты его только терпишь!

— Мне перевести Войславе, что ты сейчас сказал? — прищурился Ёж.

— Сделай одолжение, котик, — разрешил гад. — Думаю, она будет совсем не против — вон как в тебя вцепилась.

Кириамэ покраснел от досады. Царевна вправду не спешила выпускать его из рук, тискала, словно любимую зверюшку. Елозила по лопаткам своими большими грудями. Напряженные горошины сосков были весьма ощутимы сквозь тонкие шелка одежд.

— Ну, хватит болтать! — капризно надула губки царевна. — Я ничего ж не понимаю! Так не честно…

— Кстати, что у тебя с волосами случилось, котик? — спросил Хродланд, вальяжно перевалившись с живота на спину. Руки за голову заложил. Взглянул снизу вверх, томно прикрыв веки. Пухлые губы облизнул. — Это любимый тебя так обкорнал? Сопротивлялся при расчете супружеского долга — и столь низко отомстил тебе?

Кириамэ сглотнул, отвел взгляд. Спереди на гаде оказалось еще больше шерсти — грудь меховая, подмышки, живот, и… О, Небеса, лучше бы он этого не видел.

Войслава же сзади вдохновлено охнула принцу в самое ухо, обдав горячим дыханием. Притиснула за пояс, не думая, в свои жаркие бедра вжала. А другой ладошкой, как бы опомнившись, названному братцу глаза прикрыла, чтобы на бесстыдство любовника не глядел:

— Ой, прости! — пискнула, с трудом собирая разбегающиеся мысли в занятом известно чем разуме. — Ты ведь за помощью ко мне пришел, Ёжик? Подравнять тебе… тебя… Не волнуйся! Сейчас всё сделаю! Я сама тебя остригу! Не бойся, я умею — на конюшне лошадям гривы стригла! Садись сюда, к зеркалу! Вот это братишка отчебучил, нечего сказать!..

— О, — протянул Хродланд. — Какое мне предстоит волнующее, чувственное зрелище.

Кириамэ вздохнул. Возникли вполне обоснованные опасения за остатки своей шевелюры. Но что поделать, придется рискнуть.

***

Кириамэ пришлось пробыть у сестрицы довольно долго. Впрочем, когда он вернулся (вернее — прокрался) обратно в спальню, Пересвет всё еще похрапывал.

Ёж затушил оплывающие свечи, оставив только несколько для золотистого полумрака. Собрал разбросанные по комнате книги, которые не так давно царевич изучал внимательнейшим образом. И ушел с ними в смежную светелку, устроился на софе.

Дверь оставил чуть приоткрытой, чтобы следить за дыханием спящего. Вернее — за сопением и неровными всхрапами.

Как он и ожидал, суженый вскоре пробудился. Заворочался, завздыхал.

— Ёоожиыык! — негромко позвал Пересвет. Голос слегка осип. — Ты здесь?

— Хай, — откликнулся тот, листая книги. Они не могли видеть друг друга, но прекрасно слышали шорох каждого движения.

— Ёоожиыык… — вздохнул Пересвет, еще, видимо, не вполне избавившись от винного тумана в голове. — Мне такой кошмар сейчас приснился! Просто жуть! Как будто я, собственными руками, огромными ножницами!.. Волосы… тебе… отрезал… Это ж позор какой тебе был бы, стриженым ходить!

— Верно, на родине после такого на меня стали бы коситься с подозрением, — невесело улыбнулся принц. — Хорошо, что я не собираюсь возвращаться.

— Это да… — не особо вслушивался в его слова Пересвет, погруженный в переживание страшного видения. — У нас только девицам косы позорно стричь… Хорошо, что ты не девица… Хорошо, что это мне только причудилось! Ох, даже вспомнить страшно.

Через несколько мгновений насыщенного молчания:

— Ёжик, я дурак.

— Хай.

Пересвет, не видя мужа, почувствовал его улыбку. Надулся. Но на правду не обижаются — сам же признался…

— Так голова болит от этого поганого зелья! Второй раз с этой отравой тебя допекаю… Ёжик, мне так стыдно. Прости меня? Накапай мне каких-нибудь капель от головы, а?.. Хотя нет. Не надо. Я заслужил… Буду мучиться похмельем, поделом мне…

Переизбыток вина напомнил о себе, царевич, постанывая и ворча, поднялся с кровати, уковылял в уборную.

Вскоре вернулся, снова плюхнулся на кровать — к мужу не посмел в комнату даже носа сунуть. Видать, вправду совесть мучает.

Вскоре, после нескольких минут нерешительного сопения, царевич вновь нарушил тишину:

— Слушай, а что такое — этот недотрахит?

Принц только-только собирался отхлебнуть из кубка сладкой черносмородиновой наливки, так и хрюкнул в вино. Чуть одежду не обляпал брызгами — ведь не отстиралось бы!..

— От него у тебя могут волосы выпадать? — спросил муженек, не дожидаясь ответа.

Плюхнулся он поперек постели на живот — и вот, нашел пару длиннющих волосинок на покрывале. (Принц вроде бы все пряди до последней собрал, перед тем как к Войславе уйти. Мало ли, мастеру отдаст на шиньон, косу накладную можно заказать — жалко выбрасывать такую длину, всю жизнь ведь отращивал. А эти несколько волосков, видимо, укрылись от его внимания, придавленные царевичевым храпящим телом.)

Ёжик досадливо цокнул языком.

— Может, поэтому мне о твоих волосах такой кошмар привиделся? Яга тебе какое-то масло сосватала от этой напасти, — продолжал развивать тему царевич. Намотал от безделья волоски на палец. Изрядная катушка получилась, аж пальцу больно стало от остро затянувшихся витков, пришлось скорее моточек стягивать. — Ты ведь, знаю, маслом волосы сбрызгиваешь… Вот я и подумал, сопоставил. Только не пойму, отчего она про меня упоминала? Мне-то зачем бальзамы? Я такую длину растить не собираюсь…

Кириамэ вздохнул.

Пролистав несколько книг, насмотрелся гравюр, на которых либо охотники режут оборотней, либо оборотни терзают рыцарей… На душе опять сделалось скверно. Нет, что бы ни утверждал Хродланд, Кириамэ всё равно было тревожно. Не может он слепо уверовать в то, что всё пройдет гладко и спокойно. Зверь внутри него был совсем не прост… Кто знает, на что он способен? Кто знает, когда ему вздумается захватить рассудок принца и каких бед при этом натворить?..

— Знаешь, твоя сестренка этой ночью вышла замуж.

Кириамэ не вслушивался в ленивый бубнёж царевича. Брякнул, не постеснялся перебить.

Пересвет умолк, с минуту обдумывал новость.

— Женились? — туповато переспросил царевич.

— Застигли отца Федора в полночь в соборе. Как и предсказала Яга-сан, ему не спалось: «терзали совершенные грехи». Я так понял, Войслава Берендеевна патриарху пригрозила бороду остричь, если не согласится. Но, похоже, он уже был готов к такому повороту.

— Тайное венчание? То бишь, никто не знает?

— Свидетели были. Ясмин. Забава. Изяслав Панкратьевич.

— Отец обрадуется, что на пир тратиться не нужно, — изрек царевич. — Ну, Ясмин — понятно. Дядька Изя — тоже. Он с первого взгляда Рорика страшно зауважал, я так погляжу.

Кириамэ фыркнул.

— А Забава? Она ведь разболтает по всему царству? Какой это «тайный» брак получится?

— Не разболтает, — улыбнулся принц. — Это же совершенно особый секрет — дело женской чести.

— Тебе Дарёна рассказала? — уточнил царевич с какими-то подозрительными нотками в голосе.

— Нет, — откликнулся принц. — Сами молодожены похвастались.

— А… — не понял царевич. Судя по шорохам, поднялся рывком с постели. — А зачем ты к ним ходил? Посреди ночи?

Кириамэ промолчал.

Царевич подошел к двери, стеснительно протиснулся плечом в приоткрытую щель, хотя никто не мешал войти по-человечески. Но он притулился к косяку, оставшись на пороге. Спросил с плохо скрытым раздражением:

— Хродланд, значит, у сестрицы нынче ночует? Так, получается? Ты его видел? Доволен, поди, донельзя?

Ёж кивнул, не поднимая глаз на супруга.

Муженек не сразу уразумел, что изменилось во внешности принца. То ли приворотное зелье затормозило работу разума, то ли вино всё еще бродило по телу.

Минуту-другую Пересвет молча взирал на суженого, листающего с напускной увлеченностью книгу про оборотней.

Потом подошел всё-таки, сел рядом на софу, бесцеремонно сдвинув коленки мужа ближе к мягкой спинке.

И молчал. Ни о чем не спрашивал.

Кириамэ не знал, дышать ему или нет. Не смел взглянуть, потому что не знал, какими глазами смотрит сейчас на него любимый. Хотя, гадать ни к чему. Наверняка в ужасе. Это будет последней каплей в их размолвке…

Царевич робко протянул руку. Трепетно коснулся серебристых локонов. С ума сойти… Так непривычно видеть принца с такой стрижкой… Пожалуй, когда Ёжик побелел в седину, Пересвет не так был оглушен переменой, как сейчас. Пряди вроде бы по-прежнему длинные, на плечи ложатся легким завитком. Но если сравнивать с прежней длиной — безусловно короткие! Однако теперь они не прячутся скромно за спиной в роскошный хвост. Освобожденные от заколок, волосы стали своевольничать, виться — отчего их стало, кажется, гораздо больше, чем раньше!.. Нет, конечно, это Войславка изощрилась, горячими щипцами легкие волны изобразила. Но до чего удачно!

Пересвет зажмурился — и снова поглядел. Нет, ему не мерещится. И пальцы ощущают шелковистую мягкость, это не дурманный сон… А ведь он вправду подумал, что ему просто приснился кошмар. В трезвом уме он поверить не мог, что напал на своего принца с ножницами. Чудовищно… Безумно… Прекрасно…

— Почему ты меня не остановил? — не понимал царевич.

— Потому что… ты можешь делать со мной всё, что тебе угодно, — чуть слышно произнес Ёж. Пряча глаза, спросил: — Всё настолько ужасно?

— Нет… — прошептал Пересвет. — Я не… Боже… Кошмар… Я с ума схожу, да? Это всё мне чудится...

Сердце Кириамэ пропустило удар. Но не успело сорваться в пропасть отчаянья, ибо…

Царевич придвинулся еще ближе. И припал с глубоким поцелуем.

…Они целовались, пока дыхания хватало. Пока у Ёжика голова не закружилась.

Принц собрался с волей, мягко оттолкнул супруга:

— Ну всё, — выдохнул бессердечный. — Хватит. Возвращайся к себе.

— Ага… — потянулся к нему обратно Пересвет, не обращая внимания на упирающиеся в грудь и в плечо руки. — Щас, разбежался…

И примерился опять завладеть губами.

Кириамэ не мог этого позволить. Отпихнул от себя с силой, чего царевич совершенно не ожидал — с растерянным видом отскочил от софы:

— Сам же сказал: могу делать с тобой всё, что пожелаю!

— Уйди, пожалуйста, — упрямо сказал Ёширо, хотя от горечи вынужденного отказа выть хотелось.

— Ты не хочешь? — промямлил царевич. Он-то хотел! В том не было сомнений: приворотное зелье было тому виной или что-то другое, но у Пересвета не только штаны грозились лопнуть, но терпение, голова, еще кое-какая важная часть тела и заполошно стучащее сердце вместе со всем вышеперечисленным.

Кириамэ отрицательно покачал головой.

Царевич избирательно ослеп — не видел ничего, кроме серебристых мягких локонов… и нежной шеи… В штанах готовился взрыв.

— Врёшь.

В горле пересохло. В голове зашумело. В решительности Пересвет ринулся на мужа.

Тот вовсе не желал был взятым насильно — потемневший взгляд супруга не предвещал ничего путного.

Кириамэ увернулся, резко вскочил с софы, избежав попадания в тиски объятий. Мимоходом легонько подтолкнул царевича, лишь направив его рывок. Отчего в следующее мгновение Пересвет осознал себя, лежащим на софе в неудобной позе, вверх ногами, притулившись поясницей к мягкой спинке. Лягушонок врастопырку… Ёжик ускользнул из-под его рук, скрылся за дверью — которую без сомнения намеревался запереть на ключ.

Пересвет задергал конечностями, кое-как собрался, подхватился — в один прыжок подскочил к закрывающейся двери, рванул за ручку. В грубой силе у него всё-таки преимущество! Грех им не воспользоваться в личных интересах. Уже через секунду принц отлетел к кровати. Пусть сверкает гневными глазищами сколько угодно! Пересвет муж ему или кто?!

Прятаться или драться было бессмысленно. Принимая поражение, Кириамэ неосознанно пытался выиграть хотя бы несколько мгновений: метая взглядом прожигающие молнии, медленно отползал к изголовию. Даже в неловкости он был до безобразия изящен и соблазнителен! У Пересвета дыхание перехватило — кинулся опять на него сверху, придавил, облапал, подмял под себя — не выпускать! Никогда! Ни за что на свете! Как бы ни брыкался!..

Да, Ёж всегда защищался от мужских посягательств с категоричностью девственницы, воспитанной в монастыре! Сколько распутников заплатили жизнью за грязные помыслы — подумать страшно! Но ведь Пересвета он сам себе избрал в мужья? Так что пусть привыкает! Царевич успел свыкнуться со своим браком, перестал терзаться и смотреть на это, как на трагедию. Пришла и его очередь! Пересвет никому не собирается его отдавать — даже наглому мужлану Хродланду! Нет — тем более ему! Сам еще не распробовал! Супружеский долг ни за какое золото перепродаже не подлежит!! Ох, сколько уж с обеих сторон задолженности накопилось…

Дата добавления: 2015-09-01