Охота на жар-птицу 17 страница

А принца нет.

И в ближайшей округе нет.

Заподозрив неладное, Пересвет обежал овраг кругом.

Тщетно.

Прислушался к тишине — ничего. Только ветер нехорошо эдак свистит.

Теперь беспокойство одолело царевича ужасным приступом. В горле пересохло, сердце забилось, в пустом животе заурчало, громко и неприятно.

Он поднялся на пригорок, пробежался по тропинке дальше, в неприветливый лесок, где голые осинки чередовались темно-хвойными ёлками…

— Ёжик! — вскрикнул Пересвет, обрадовавшись.

Но радость мигом померкла — рядом с мужем увидел компанию бородачей. Все в алых кафтанах дворцовой стражи. Вернее, не рядом, а вокруг него, обступив кольцом.

— Что п-происходит? — заново и с новой силой перепугался царевич.

Зачем тут столько богатырей? К чему? Случилось нечто из ряда вон выходящее, если их столько набежало…

Или же…

— Пересвет, всё хорошо, — твердо произнес Кириамэ. — Они мне ничего не сделали.

— Не успели! — заржал один русобородый. Видимо, он тут был за главного. — Пока еще.

— Что происходит?.. — растерянно повторил царевич, переводя взгляд с одного лица на другое, на следующее. Ёширо был вроде бы спокоен — но только внешне. А богатыри недобро посмеивались, не спускали колючих глаз с нихонца.

Картинки вспыхнули в памяти царевича, наложились одна на одну. Только шапки, похожей на стог гнилого сена, не хватало, чтобы сразу сообразить!

— Не трогайте моего мужа!! Ёжик, это же те самые!..

Пересвет ринулся вперед. Но куда ему — широкоплечих верзил специально отбирали для службы во дворце, чтобы представительней выглядели. Сразу три пары ручищ крепко схватили царевича, не рыпнешься!

— Не смейте его трогать! — потребовал принц.

Ёширо был не то чтобы крайне зол — он кипел от ледяной ярости. Его обманули, как простака! Заманили в элементарную ловушку.

Закончив вымещать накопившееся раздражение на неповинной березе, он перевел дух — и в воцарившейся тишине услышал подозрительные голоса. Пошел на звук, приведший его сюда, в еловый лесок. Тут перед ним развернулась картина: бугай в кафтане стражника тискает девушку в сарафане с передником, какие носят горничные. Девица пищала и пыталась отбиваться. Когда принц потребовал девчонку отпустить, верзила заржал — и выпустил подружку. Та кокетливо на принца ресничками стрельнула, фартучек оправила — и, чмокнув притеснителя в бородатую щеку, убежала. А Ёширо окружили выступившие из-за ёлок многочисленные стражники.

Кириамэ на испуг было не взять. Нет, он даже не думал убегать — сыновья императоров не убегают. Тем более бородачи не спешили нападать первыми, видимо, для зачина собирались разговоры разговаривать. И он уже наметил, на кого вначале обрушит вакидзачи, кого затем вырубит, а кого следует только убивать, никак не ранить…

Но тут явился спутник жизни.

Когда Пересвета схватили, холодная ярость в один миг перекалилась в жгучее бешенство. С великим трудом Кириамэ удерживался от поспешных выпадов. Если предатели желают сначала поговорить — пусть, вдруг удастся узнать что-то полезное.

Вот только царевич оказался заломан в грубый захват и морщился от боли.

— Отпустите его! — приказал Кириамэ. — Вам нужен только я.

— Угу, — сообразил кто-то умный, — мы его отпустим — а он подмогу приведет?

— Кого? — презрительно фыркнул принц. — Стражу? Вы же все здесь.

Мужики заржали одобрительно. Но от намеченного убийства не отступились.

— Вы! Мерзавцы! — подал голос Пересвет, упрямо пытаясь выкрутиться из державших рук. — Я же вас всех знаю!

— Вот молодец! — заржал старший. — А этот голубчик в глаза признавать не хочет!

— Вы для меня все на одну харю, бородатые, — презрительно пожал плечами Ёж.

— Ты и ты! — воскликнул Пересвет. — Вы со мной в Тюриль ездили!

— Верно, — кивнули узнанные. — А твой красавчик нас с позором домой доставил — голеньких, как младенчики, да в ленточках! С бантиками на срамных местах. Уж больно нам было радостно, когда нас таких нарядных царица-матушка узрела!

Пересвет осекся. Но выхватил взглядом следующих:

— А вас мы от дурмана спасли! Когда вы всей дружиной, во главе с дядькой Изей, маялись в степях, околдованные до одурения!

— Только из всей нашей дружины мы в живых и остались, — кивнули те мрачно. — Чудом. Остальных наших братанов твой приятель собственноручно на куски покромсал.

— А меня ты не вспомнишь! Не сможешь! — хохотнул еще один. — У меня после свадебных игрищ харя месяц распухшей, перекошенной оставалась! При всём честном народе, на главной площади! Своими подлыми приёмчиками — и всех чуть не до смерти!

— Неужели мало показалось? — произнес с насмешкой Кириамэ.

— А ты, голубчик, сабельку-то свою отдай, — подошел старший. — Если не желаешь, чтобы твоего ненаглядного мордой по земле повозили.

— Да мы легонько! Громко орать не будет, постесняется перед женушкой! — подхватили те трое, что вцепились в Пересвета.

Кириамэ вынул из-за шелкового пояса вакидзачи вместе с ножнами, отдал старшему русобородому.

— А теперь, соколик, раздевайся, — велел бородач принцу.

— Что?! — заорал Пересвет, но его одернули, чтобы рот лишний раз не разевал.

— Ты что это, брат, от Чумкума заразу похабную подцепил? — заржали кругом.

— Или удостовериться желаешь, что он не девка? — вторили другие остроумцы.

— Вот огорчение выйдет, если вправду девкой окажется! Неужто твоих дюжих молодцев и всё Чумкумово войско смогла одна девка одолеть? И тебя так отделал, что чуть живой притащился! Только на колдовстве и выжил!.. Эй, ты чего руки распускаешь?

— Помолчи, когда не спрашивают.

Ни царевич, ни принц не обернулись к короткой потасовке, вспыхнувшей и тут же погасшей среди богатырей. Впрочем, называть этим громким званием предателей язык не поворачивался…

— А может, ему волосья сперва обкромсать? — предложил один рьяный. — И мордашку фингалами разукрасить. Ну, чтобы достовернее мертвяком смотрелся.

— Да можно и поглумиться! — высказался кто-то, вконец охамев, так что остальные даже присвистнули. — Раз уж придумали такую историю!..

— Какую историю? — спокойным тоном осведомился Кириамэ, обратив прожигающий взгляд на старшего.

— Да ты не стесняйся, расстегивай пуговки-то! — ласково велел тот. Ёширо, словно подчиняясь силе, небрежно откинул волосы с плеч назад и стал неторопливо расстегивать воротник. — Да, вот так, будь послушной девочкой!

Все опять заржали. Переминались с ноги на ногу, предвкушая зрелище.

Пересвет, которого мощные лапищи так пригнули, что пришлось коленями встать на холодную, влажную от осенних дождей землю, лихорадочно оглядывался, перебегая испуганным взглядом от одной морды к другой. Иначе не назовешь: если смотреть снизу, то хари получались чисто бесовские.

— Ну? — поторопил принц старшего, берясь за третью пуговку, но не спеша ее расстегивать.

— Решили мы тебя убить, — снизошел пояснить русобородый. — Попортил ты нам крови, довольно. Обставим всё дело, будто Изяслав Панкратьевич в сём лиходействе виновен. Замутился у старикашки разум — хуже, чем бывало прежде. Подстерег свою зазнобу… — мужики опять загоготали. — …да и взял силой. После чего умертвил. А может и наоборот! Откуда нам-то знать? Сперва убил, потом отымел.

— Так оно удобнее! — хрюкнули со стороны.

— Но не интересно! — подхватили волнующую тему другие. — Дергаться же не будет? Визжать, царапаться! Эх-х!..

Старший поднял руку, и все шуточки замолкли.

— Когда же разум у воеводы прояснится, — продолжал он, — то, не стерпев позора, старик тут же наложит на себя руки. Повесится на ближайшем суку. Ну как, правдоподобная история?

— А с ним что будет? — кивнул принц на замершего царевича.

Пересвет поверить не мог, что это всё наяву происходит!

— Ну, — протянул старший. — Сперва-то его мы трогать не собирались. Но раз уж сам явился, что поделать! Может, тоже с ума сойдет? От горя. Когда найдет своего пропавшего любовника в растрёпанном-то виде. Побежит домой, спотыкнётся, с мостика в овраг упадет, бедняжка, шею свернет. Хорошая мысль? Поди, друг без дружки дневной свет чернее сажи покажется? Так чего напрасно мучиться! Вдвоем на Небеса и взлетите, голубки. Как положено любезным супругам — в один день и час с жизнью расстанетесь.

— Интересная история получается, — задумчиво кивнул Ёж. Опустив голову, стал расстегивать пуговицы кафтана на груди.

Мужики ожили, принялись подтрунивать, улюлюкать, гоготать…

— Раз уж не миновать мне смерти, — негромко произнес Кириамэ, обращаясь к старшему бородачу, — может быть, окажешь милость, поведаешь, кому ты служишь на самом деле? Кто же та особа, так люто меня возненавидевшая, что желает убить ценой всех ваших жизней? Кто послал тебя подкупить мурзу? Я слышал, ты обмолвился…

— С какой радости я должен расшаркиваться перед тобой? — оскалился русобородый. — Думаешь, опять удастся тебе всех порешить и сбежать? Так ты учти, тогда тебя спас только случай! Не смотри сурово, меня на испуг не возьмешь. Ашик предупредил, что чертово зелье срабатывает лишь один раз. Если, как вижу, ты сумел расколдоваться — то нет больше у тебя той зверской силы. А с тобой человеком мы справимся, будь уверен. Как тлю размажем. Сегодня никакая случайность тебе не поможет, не надейся.

Кириамэ промолчал, лишь бровью неопределенно дернул, чем взбесил бородача до бычьего пыхтения:

— Достойная получится кончина для такой собаки, как ты! — Словно харкнул ядом. — Хотя этого даже маловато. За то, как ты гадюкой вполз в царскую семью. Ладно наш позор — пережили бы! Ты царское имя обгадил. За это тебя бы на цепь посадить — и пытать по-темному недельку-другую. Чтобы взвыл, чтобы соплями захлёбывался. Чтобы умолял о прощении. За то, что сына нашего государя, как девку продажную, под себя разложил — и измываешься!..

Он схватил нихонца за грудки, встряхнул — и отпихнул с силой.

— Ёж! — вскочил на ноги Пересвет. — Нет!! Не трогайте моего мужа!!

Утратив на минуту бдительность, державшие его вновь скрутили руки за спиной. А еще кто-то подскочил и врезал под дых. Царевич белый свет в глазах потерял на мучительно долгие мгновения. Дыхание пресеклось. От боли на землю упал, носом в жухлую бурую листву. В рот, по-рыбьи пытавшийся глотнуть воздуха, тут же набилась лесная труха…

Принц бросил взгляд на упавшего царевича. И этого хватило, чтобы с трудом удерживаемая алая ярость захлестнула сознание. Не оставив ни крошечного местечка для человеческих мыслей.

Пуговицы не по приказу расстегивал. Спрятанный под одеждой танто оказался более чем кстати.

Ближайших резанул вскользь по рукам. Рывок вперед — тупой болван держал вакидзачи за ножны, рукоятью вперед. Словно сам приглашал выхватить клинок. Жаль, не катана. Но бой-то ближний, ближе некуда — дотянется и укороченным клинком…

Да, в самую первую их драку, на городской площади, на глазах у народа и царской семьи, богатыри проиграли с позором, по глупости недооценив противника. Но теперь они были готовы к тому, что за хрупкой внешностью скрывались скорость и мастерство прирожденного воина. Они приготовились сражаться всерьез! Смять! Размазать! Разделать, как цыпленка в мясной лавке! Они — лучше богатыри! Отборная дружина! Во всём царстве сильнее воинов не отыскать! Что им тощий нихонец, которого плевком перешибешь? Даже пусть у него длинный нож в одной руке да коротенькая сабелька в другой. Смех, а не оружие! Игрушки!..

Только они не могли предугадать, что единственный противник вновь обманет их. Умения прекрасного мечника помножились на молниеносность оборотня. Зверь — вот кто сейчас скрестил с ними клинки. Безжалостный хищник, которому было чуждо благородство. Который не знал правил честного боя и милосердия к поверженному врагу.

Причем хищник разъяренный — покушением на его законную собственность.

Нет, он не обратился — ни хвоста, ни острых ушей в белых волосах. Однако сейчас он вряд ли был человеком. Демоном? Хай. Бакемоно. Акума. Соуно тоори дэс.

[примечание: Да. Чудовище. Демон. Именно.]

Лишь один из всех противников знал, видел воочию, каким кроваво-жестоким был этот зверь в прошлую их встречу. Но не подумал, что слова колдуна могут оказаться ложью. Поэтому не предупредил остальных. И расплатился за опрометчивость, умерев первым — в страшных мучениях, корчась на земле от боли, захлебываясь собственной кровью…

Пересвет сумел наконец-то подняться на ноги, держась за живот. Как хорошо, что не пообедал… Через боль выпрямился. Поднял голову.

И сердце пропустило удар в страхе перед увиденным.

К нему направлялся принц. Побелевшие губы сжаты в тонкую нить. Глаза и половина лица закрыты взлохмаченными прядями. Другая половина — вымазана в алых брызгах. Волосы рассыпались бело-алым плащом, пряди трепещут под осенним ветром. Клинок вакидзачи опущен вниз острием — но это не значит, что он не собирается напасть, он всегда клинки так держит, даже если в следующий миг отмахнёт чью-то голову. Неужели Ёж впал в безумие? Не похоже, что битва отпустила его — крадется мягким шагом, пальцы на рукояти поигрывают, перехватывая удобнее скользкую от крови оплётку.

Быстрый взгляд вокруг — кровь ручьями, отсеченные головы и конечности, распоротые животы, внутренности вывалены на землю тошнотворными грудами… Из живых на поляне остался только царевич. И принц.

Неужели потерявший разум зверь примет и его за противника, которого следует уничтожить? Без жалости, без пощады, без раздумий. Пересвет понимал, что бежать бессмысленно. Коленки трясутся, далеко ему просто не укостылять. И зверь быстр, догонит в один миг, убьет. Вернее, если бросится догонять — тогда уж точно и его покромсает, без колебаний.

Оставалось одно — стоять и ждать. Смотреть в глаза. Хотя, где они, под слипшимися волосами-то?..

Но вместе с ужасом подкрадывающейся смерти, сердце сжималось от странного, пряного, опьяняющего чувства: это его чудовище! Его прекрасный кровожадный демон!

Пересвет не шевелился. Не позволил себе ни единого движения. Подпустил вплотную впавшего в беспамятство ярости зверя. Лицом к лицу. На расстояние затаенного дыхания.

И зверь сам, первый, потянулся к его приоткрывшимся губам.

Царевич с готовностью ответил жадному поцелую. И не смог бы сказать, в ком из них скопилось больше жажды. Оба впились друг в друга, вцепились дикой хваткой, терзая губы, прикусывая языки, вгрызаясь, выпивая один другого. Словно стремились пеленой пьяной страсти загородиться от смерти…

Пересвет пытался не потерять голову под натиском. Он сумел забрать из его руки клинок, бросил на землю. И увлек за собою — прочь от кровавой поляны.

Далеко, правда, увести оборотня не удалось — налетел сзади, развернул рывком, прижал спиной к дереву. И вновь накинулся с поцелуями, похожими на укусы.

Царевич не противился рукам, шарящим по его телу. Его самого накрыла душная волна жадности. Его ладони ласкали вздрагивающее в предчувствии наслаждения тело любимого чудовища с не меньшей страстью. Он хотел его. Хотел всей душой, всем существом.

Наконец, зверь устал от дразнящих ласк. Потребовал большего. Издав глухое рычание, грубо развернул царевича к себе спиной, обхватил за пояс, заставил прогнуться. Одежда под когтями жалобно затрещала. Еще мгновение — и царевич потеряет слабую защиту в виде штанов…

Пересвет сглотнул. Не всё его сознание поглотила красная пелена, к сожалению, он всё еще был способен понять, что именно его сейчас ожидает…

Мир вокруг словно перестал существовать.

Только стук собственного сердца…

Хотя нет. Мир вокруг никуда не девался. Чёрррт бы этот мир…

Нет, он не мог предугадать такого позора. Такого!!!

— ААА!!! Стой!! — выкрикнул Пересвет в смятении. — Ёжик, очнись!!

Руки принца замерли.

Отпустили его.

Ёж прекратил урчать от нетерпения, замолк — отодвинулся.

Царевич схватился за приспущенные штаны, суматошно принялся натягивать обратно. Черррт!!! Он сам успел возбудиться до боли!!

И от круглых глаз дядьки Изи это тоже не укрылось.

Как Пересвет мог его не заметить!!! Лежит вот в кустах, в ветках-прутьях — всего в пяти шагах от того дерева, к которому Ёж мужа притиснул! Локти-щиколотки связаны, рот какой-то тряпкой заткнут. Конечно, он молчит!! А что ему еще остаётся делать?! Лежать — и смотреть!! И ждать, когда эти двое сумасшедших очнутся от морока страсти — и обратят на него, несчастного старика, внимание.

— Д-доуста?.. — тихо спросил Кириамэ. [что такое?]

Дрожащей рукой провел по лицу, размазывая брызги крови еще больше. Волосы с глаз откинул назад. На царевича вопросительно уставился. Заметил, наконец-то, неуклюжие попытки того вернуть изрядно порванные штаны на место. Покраснел, отвел глаза смущенно, не понимая…

И наткнулся взглядом на воеводу.

— Ёжик!! — всполошился Пересвет, кидаясь к нему. Леший со штанами, не простудится с распоротой прорехой во весь зад. Мужа ловить надо, чтобы не рухнул от потрясения!

Тот, распахнув глаза, открытым ртом глотал воздух, за горло схватившись сведенными пальцами. Пересвет поддержал, не дал упасть, принц вцепился в него, повис, видать, ноги держать отказались…

Отдышавшись секунду-две, тут же рванул прочь, как подстреленный!

— Не туда!! — заорал царевич.

Поздно его ловить: к месту кровавого побоища выскочили.

Принц, как подкошенный, упал на колени, безумным взглядом озирая учиненную мясорубку.

— Ч-что? — пролепетал он. — Что здесь было?

— Всё нормально! — ляпнул уверенно Пересвет, обнимая мужа. Того колотило от нервов.

— Ничего не нормально… — выдохнул Ёж. Память услужливо подсовывала картины случившегося, одна страшней другой. — Это я их всех…

Он обернулся к Пересвету. Уставился, ища хоть какую-то подсказку:

— И тебя… тоже я… чуть не…

— Я в порядке! — торопливо заверил царевич. Порывисто обнял дрожащего мужа, прижал затуманенную голову к своему сердцу.

Но тот вырвался. Поднялся на ноги, хоть и пошатывало. Взял протянутую Пересветом руку — решительно потащил его в сторону терема.

— Погоди! — струхнул царевич, поддергивая на ходу штаны. Но принц не слушал его, спешил, быстрым шагом, почти бегом. — Куда? Зачем? Дай хоть обговорим, как это объяснить можно!

— Это невозможно объяснить, — отрезал Кириамэ.

Оба благополучно забыли про несчастного воеводу. Дядька Изя беспомощно дергался в путах, мычал, тоскливо глядя вслед удаляющейся парочке.

Царя искать не пришлось — по терему зря не бегали к великому облегчению Пересвета, который всё полы у кафтана придерживал, чтобы рваными штанами не засветить. Прошли черным ходом, минуя парадные лестницы и залы, чтобы, не дай ками-сама, маменьке в таком виде на глаза не попасться. Встреченные по пути слуги от них двоих шарахались, как от чумных призраков…

По своему обыкновению в послеобеденный час государь пил чай (с наливочкой, разумеется) в своем кабинете. В одиночестве. Что сейчас было кстати.

Увидев ввалившихся в кабинет сына с зятем, Берендей поднесенную ко рту сушку отложил, чашку на блюдечко поставил. Велел без предисловий:

— Рассказывайте.

Кириамэ бухнулся на колени, (Пересвет порадовался, что ковер на полу был мягкий и толстый). Принц голову низко опустил, выдавил:

— Мне нет прощенья. Я убил ваших лучших людей без вашего позволения.

— А… — растерялся царь. — А если подробнее?

Пересвет шагнул было вперед, но Кириамэ, не вставая и не поднимая головы, вскинул руку, преградив ему путь:

— На меня нашло помутнение рассудка. Я расчленил их, выпотрошил внутренности… И затем едва не изнасиловал вашего сына. Позвольте в знак раскаянья совершить харакири.

Берендей Иванович медленно поднялся из-за стола. Задетая чайная ложечка упала со звоном, но на это никто не обратил внимания.

Кириамэ потянулся рукой к танто. Пересвета прошиб холодный пот: не заметил! Не отобрал вовремя! А теперь без драки не забрать…

Царевич встряхнул ополоумевшего мужа за плечо:

— Что ты несешь?! Самоубиться решил — так и скажи!!

Тот не оглянулся, только ниже виноватую голову опустил. Пересвет в сердцах рукой замахнулся… Нет, не ударить, конечно, хотя бы злость от себя отмахнуть.

— Не смей бить своего мужа! — гаркнул царь. — Видишь, он не в себе! Что у вас там произошло, можешь объяснить толком?!

Берендей Иванович, выслушав сбивчивый рассказ сына, против ожиданий особого удивления не выказал. Лицом посуровел, ус пожевал, раздумывая мгновение-другое. Произнес с горечью:

— Не думал я, что такое вправду случится. Одно дело сплетни распускать про вас. Ну, частушки похабные. Зубоскальство — это понятно. Но чтобы средь бела дня напасть с умыслом убийства! У самых стен терема!..

Пересвет без сил рухнул на стул, не смея на отца поднять глаза.

— Это моя вина, — выдавил Ёж.

— И правильно сделал, что всех на месте порешил! — отрезал царь. — Не сочти меня тираном, однако богатырями земля полнится, а сын у меня один!

— Шестеро, — машинально поправил Пересвет.

— Дурень, — бросил царь. — И зять такой — тем более единственный! Неужто вы двое не стоите двух десятков бестолочей? Это ж надо было додуматься! На царскую семью руку подняли! Языками чешите, сколько вздумается — не запрещаю! А решать за государя, с кем его родному сыну хороводиться — это как понимать? Да что они о себе возомнили?!

Берендей Иванович зашагал по ковру вдоль стола, взад-вперед, в крайнем возмущении подергивая себя за бороду.

Пересвет взирал на отца с ужасом медленного осмысления. Неужели всё это время царь, оказывается, знал?..

— Они были правы, — убитым голосом повторил Ёширо. — Я не достоин вашей милости. Позвольте совершить харакири.

— Чего? — переспросил Берендей у сына. Тот выразительно полоснул ребром ладони наисокось по животу.

— Вот еще выдумал!! — взревел царь. — Как ты вообще позволил на себя мужичью хамному руку поднять?! Ты — член царской семьи!

— Я позор царской семьи, — возразил принц.

— Член или позор — не тебе решать!! — воскликнул Берендей сурово. Оглянулся на хрюкнувшего смешком Пересвета. Но тот ладонью отмахнулся: мол, нервное, от потрясения вырвалось. — Вообще не понимаю, чего ж ты так убиваешься? Не впервой ведь, это… Ну да, не поле брани, а задний двор — да какая разница-то? Так ведь еще хуже получается! Предатели-то во стократ хуже врагов! Казнить бунтовщиков надо, никак иначе! Ежли бы не так — пришлось бы потом отлавливать этих иродов, погони рассылать, публичный суд устраивать… А так даже лучше. Спишем на кадайских шпионов, — рассуждал вслух государь. Вновь взялся отмеривать кабинет шагами. — А семьям их знать о бесчестии не нужно, выплатим помощь по потере кормильцев. Посмертно героями станут, павшими в борьбе с коварными иноземцами. Ну, и пусть. Да. Так и поступим…

Он остановился напротив принца:

— Чего ж ты теперь? Тебя чуть не убили — а ты сам убиваться решил? А?

— Потому что… — едва слышно проговорил Кириамэ, потерянно уставившись в пустоту. — Потому что их обвинения правдивы. Я действительно… обесчестил… вашего сына.

Берендей смутился: бороду торчком выставил, руки за спину заложил. Отошел к царевичу, вскочившему с места и попытавшемуся плотнее в кафтан запахнуться, чтобы дыр на штанах не видно было. Отец деликатно наклонился к его уху, отводя глаза, уточнил негромко:

— Что он говорит? Не понимаю! В чем он всё винится? Я ж уже сказал…

— В том, что я заставил Пересвета обвенчаться со мной! — упрямо произнес Ёширо. Голос дрогнул, но лицо оставалась безукоризненно непроницаемым.

— Так это неправда! — обернулся к нему царь, пожал плечами. — Мы ж сами хотели тебя обхитрить.

— В том, что я насильно оставил Пересвета при себе… — не унимался Ёж.

— Так нешто у него других дел полно? — удивился Берендей Иванович. — Какая ему разница — слоняться по терему или при тебе в компаньонах состоять? С тобой, считаю, ему полезнее, чем баклуши бить.

— В том, что я люблю его… — пробормотал принц. Голову низко склонил, ожидая заслуженной кары.

— Ну и славно, — кхекнул царь. Бороду нервно огладил, спохватился, выдававшие волнение руки за спину обратно спрятал. — Дружите себе на здоровье, в чем беда-то?

— Я хочу его совратить. Повергнуть в пучину адского греха. Погубить невинную душу, обратив к непотребному разврату... — упирался, тихо раздражаясь, принц.

— Э, вон оно как… — протянул Берендей Иванович. Поманил пальцем красного, как малина, царевича, уточнил: — Вот заладил! Он что, серьезно?

— Э… — замямлил Пересвет. — Вообще-то…

— В каком смысле «обесчестил-то»? Он тебе вред причинил? Снасильничал, использовав, как девицу легкого поведения?

— Нет! — отшатнулся от родителя Пересвет.

— Против твоей воли с тобой что-то делал? — продолжал допрос царь, сурово сдвинув брови.

— Н-нет, никогда!

— Раздевать тебя пробовал? Руки распускал?

— Всё не так!..

Пересвет покраснел пуще прежнего. Головой замотал. Как тут слово вымолвишь, коли всё вышеперечисленное он сам с мужем проделывал, причем вообще, бывало, без разрешения?! И целовал, и раздевал, и спящего лапал в дурмане страсти! Если и виновны — то оба! И едва ли не царевич виноватее выходит! Но как в таком признаваться родному отцу?!..

— А что ж он тогда выдумывает? — недоумевал царь.

Подошел к принцу, рывком за локоть поднял с колен. Спросил и у него, негромким доверительным тоном, чтобы сын не расслышал:

— Ты чего учудил? Я-то думал, ты куда смелее. Думал, вы уж давно того, хм… взаимопонимание нашли. А вы — право слово, как дети малые! Чего ждёте-то, ась? Персонального царского указа? Уж такие сплетни про вас ходят, сказать стыдно! А оказывается, всё необоснованно? Толку-то в таком позоре напрасном, сам посуди! Хоть чем клянитесь, а в вашу невиновность уж никто и не поверит. Так чего ж переживаешь зря? Ась?

Кириамэ распахнул глаза, уставился на царя-батюшку, не веря услышанному.

Царь же, усмехнувшись, ладонью волосы ему от лица убрал — и возвестил громогласно:

— Опа! Так у него вон шишка во весь лоб! — Берендей предъявил подбежавшему сыну багровеющий синяк. — Вот он и бредит! А ну быстро марш к царице! Пущай свинцовую примочку положит и лекаря вызовет! Не хватало еще, чтобы в уме повредился!

Всхлипнув, принц выпал из рук царя. Благо Пересвет был настороже — подхватил в объятья.

— Гомэнэсай… — прошептал Ёширо. И всё — глаза закатились, голова откинулась, рука безвольно повисла.

— Ну ж, говорю, крепко его прибили! — воскликнул царь. — Давай, не стой! Тащи в опочивальню! В смысле, перенервничал, покой ему нужен!!

Вытолкав из кабинета растерянного сына с супругом на руках, царь, нервно кхекая, пожимая плечами и кивая своим собственным мыслям, добрёл до шкафчика с заветным штофом, налил стопочку.

— Ну… — Поднёс к бороде и оттопырил локоть, поглядел внимательно на донышко стопарика сквозь чистую, как слеза, влагу. Потому что пить без тоста — бога гневить. — Ну, за любовь!..

Опрокинул в себя — и занюхал пряником, взяв оный с полочки.

— Стесняются они, вишь ли, — пробормотал ворчливо. — Разрешение отцовское им понадобилось! Развели трагедию… А это всё маменькино нежное воспитание, да-с!

Разумеется, примочки Пересвет на лоб мужу прикладывал сам. Прекрасно знал, что, очнувшись, Ёж не подпустит к себе ни служанок, ни, тем более, царицу.

Очнувшись, тот попытался вскочить, но царевич припечатал его обратно к подушкам. Удерживая слабо брыкающегося, выспросил: не кружится ли голова, не мутит ли, где болит? Тот пытался изобразить бодрость и здоровье, да тщетно — зеленел, слабо трепыхался, морщился, и вообще было ему тошно. Так и не позволив встать, Пересвет сам притащил ему заветный ларчик со снадобьями. Пошутил:

— Только не вздумай отравиться!

— Было бы чем, давно бы… — пробормотал принц, с заметным трудом сосредоточив плавающий взгляд на ярлычках с иероглифами.

Передав мужу выбранный пузырек, чтобы накапал в чашку с водой, Ёж не сумел скрыть горький вздох, откинувшись на подушки. То ли вправду по голове получил слишком сильный удар, то ли после приступа озверения в себя придти не мог.

— Не молчи! — велел Пересвет. — Я хочу знать, что у тебя в голове творится. Чтобы быть готовым ко всему, — он не удержал нервный смешок.

— Скажешь, что я дурак, — взглянул исподлобья Ёширо, принимая поданную чашку заметно дрожащей рукой.

— Глупый! — с улыбкой отозвался царевич. — Давай, признавайся. Только не молчи!

Зелье оказалось быстродействующим. Легкий румянец осветил лицо. Ёж прикрыл заблестевшие глаза. Вздохнул тяжко, заговорил — не жалуясь, не сетуя, а поясняя как данность:

— Я стал слишком слабый. Как ты можешь мириться со мной таким, если я сам себя презираю?

Пересвет удивленно приподнял брови — так послушно и спокойно признался? На его Ёжика совершенно не похожа такая покладистость!

— Что сделала со мной эта страна? — продолжал тот, устремив затуманившийся взор в потолок и одновременно вглубь себя. — Ведь я не падал в обмороки, пока к вам не приехал. А теперь? Что со мной? То взбесившийся зверь, то как нервная барышня. Раньше-то я был совсем другой!

— Раньше ты был холодным и замкнутым, — поддакнул царевич. Поставил опустевшую чашку на стол. И забрался на кровать, к мужу. Сел, притулившись к изголовью.

Дата добавления: 2015-09-01