Охота на жар-птицу 20 страница

— Ох, да когда ж начнут? — громко воскликнула царица. От духоты стала обмахиваться платочком, и Ёж с легким поклоном передал ей свой веер.

На громкий голос царицы из царских врат высунулась бородатая голова. Близоруко прищурившись, обозрела толпу. Выцепив государево семейство, разинула рот — и спряталась обратно, огласив алтарь несусветным выражением, от коего вся толпа единогласно охнула в изумлении, а тугоухие бабульки закудахтали «Чего-сь? Апокалипсис пришел, уже?»

Службу тут же начали. Причем начали очень бойко и спешно. Дьяконы, несмотря на соответствующие должности животы, забегали по храму, басом тараторя славословия. Певчие заголосили живенько.

К царице подскочил один из попов с нижайшими извинениями. Василиса Никитична оборвала поток пустословия нетерпеливым взмахом веера. И потребовала видеть самого владыку.

Как выяснилось, его святейшество в собор-то прибыл. Да только, по размышлении, отказался вести службу, сославшись на слабость здоровья.

— Рассольчик, значит, изволит хлебать, — поняла царица. — Ну-ну!

Досадовать не на кого: она и сама могла бы предугадать, что ожидание будет тщетным. Нужно было лишь вспомнить, в каком состоянии вчера поздним вечером вернулся с патриаршего подворья государь — и сопоставить в пропорциях.

Не стесняясь потеснить почтительно расступившуюся толпу, царица, во главе семейства и свиты, вторглась в служебные помещения храма.

Их не обманули, отец Фёдор нашелся в просторной горнице задней пристройки, глядящей большими витражными окнами на сад. (Свита матушкина тактично расселась в примыкающей комнате).

Горница была отделана на западный лад — вместо росписей стены украшали гобелены. Вместо лавок вдоль стен — стулья вокруг стола. На столе, покрытом кружевной скатертью тонкого вязания, стояла ваза с крупными тепличными хризантемами. Пузатый графин густо-красного церковного вина. И одна стопка.

На громкое приветствие царицы патриарх поморщился болезненно. Покряхтывая, поднялся, расцеловал в обе щеки. Мимоходом благословил Войславу, явно обманувшись переодеванием, приняв за цесаревну. На седые волосы Кириамэ вытаращился с недоумением, тот даже смутился от столь пристального разглядывания и попытался спрятаться за спиной мужа. Но царевич не позволил ему смалодушничать — положил руки на плечи, подтолкнул под благословляющие персты.

— Чем обязан спозаранку? — осведомился владыка.

— Совсем от рук отбилась! — указала на дочку Василиса. — Посуду бьет, истерики закатывает, матерно ругается!

— А у вас что? — обернулся отец Фёдор к царевичу.

— Он третий день от еды отказывается! Совсем! Зеленой тоской и черной хандрой измучился! И меня измучил! Может, его соборовать, а? Терпения с ним никакого нету!

Кириамэ покраснел от злости, но царевич спокойно выдержал его искрящий молниями взор, даже не задымился нисколько, паршивец!

— Это хорошо… — пробормотал патриарх. Но тут же поправился: — То есть плохо! Поститься надо с умом!

— Примите исповедь, владыка? — церемонно поклонилась Василиса Никитична.

На что его святейшество отмахнулся:

— Знаю я твои грехи, не первый год знакомы. Все твои тревоги и волнения от маловерия происходят. Не суетиться надо, а довериться промыслу божию. От суеты лишь разум в сомнение приходит, и верные мысли, посланные свыше, в таком разуме теряются тщетно... — Владыка отпустил царице прегрешения и разрешил подойти после обедни к причастию. А пока — указал на стул сесть и не мельтешить перед глазами.

Далее тяжелый взор патриарха устремился на Войславу. Поднявшиеся вверх седые брови, сморщившие лоб, выдали медленное узнавание. Ей в исповеди владыка не отказал — пригласил уединиться в соседней комнатке, чтобы никто не помешал.

Когда за сестрицей и патриархом закрылась дверь, Пересвет без сил плюхнулся на один из стульев. Кириамэ тоже сел. Рядом. Положил руку ему на локоть. Не смотря на обиду за предательство, не мог ему не сочувствовать. Жутко представить, что сейчас наговорит сестрица! Как бы владыку кондрашка не хватил от девичьих откровений...

— И что там у нее за жених наметился, такой замечательный, что она умом тронулась, как мартовская кошка? — поинтересовалась государыня недовольно.

— Прости, матушка, мы не рассказали тебе всей правды, — покаялся царевич, потирая пальцами переносицу, пытаясь сосредоточиться и срочно что-нибудь придумать, чтобы избежать катастрофы.

— Я подозревала это, — едко отозвалась Василиса Никитична.

— Но мы обязательно всё тебе объясним, — пообещал Пересвет. И добавил осторожно: — Когда придет более подходящее время.

Царица всем своим видом выразила глубокую обиду за оказанное недоверие.

— Этот человек сейчас с Ясмин, остался в засаде, — подал голос Ёширо. — Он принц одного из западных королевств.

— Принц? — Такое известие в матушку вселило искру надежды.

— Только Войславка еще не знает! — поторопился вставить Пересвет. — Не говори ей! А то окончательно взбеленится. Она считает, что он простой разбойник.

— Разбойник? — Такая новость царицу явно озадачила. — Разбойник… Как же это? Что ж мы с разбойником делать-то станем?..

От раздумий ее отвлек еще один неожиданный вопрос:

— Матушка, вы знаете, что такое соборование?

— Это, Ёжик, такой молебен, — рассеянно отозвалась царица, увлеченная картинами предполагаемого будущего, вертящимися хороводом в воображении, — когда болящему или умирающему дают свечку в руки, на голову возлагают том священного писания, а семеро священников читают над ним псалмы.

Кириамэ, сам не замечая того, крепко стиснул руку Пересвета. Тот виновато заглянул ему в побелевшее лицо, не зная, чем ободрить и что сказать в оправдание своей опрометчивой глупости.

— Семеро священников? — тихо повторил принц. Опомнился — отпустил руку царевича, извиняясь, улыбнулся, тщетно стараясь выглядеть невозмутимым.

— А почему ты спрашиваешь? — поинтересовалась матушка.

Взгляд царицы прояснился, переключившись на новую тему, она осмыслила сказанное — и всполошилась не на шутку:

— Та-ак! В чем дело? Говорите прямо, хватит от меня всё скрывать!! Ёжик, что-то стряслось? Ты заболел? Ты при смерти?! Поэтому ты так похудел, да? Поэтому поседел? Вы мне соврали про ведьмовское зелье, верно? Поэтому ты хочешь собороваться?! Ты умираешь?!

Причитая, Василиса Никитична вскочила с места — набросилась на зятя, схватила за плечи, будто собираясь силой вытряхнуть признание.

— Нет, мама!! Успокойся! — вскрикнул Пересвет, тоже вскочив, попытался отцепить матушку от побелевшего в синеву супруга. — Он совершенно здоров! Уверяю тебя!..

— Сам посмотри на него! — упорствовала царица. — Разве здоровый парень двадцати лет от роду может быть таким тощим и синюшным?! Он умирает?! Признайтесь мне честно!..

За собственными криками они не услышали приглушенного шума — разразился спор на два голоса: басовитый перебивался визгливым. Вскоре дверь распахнулась, из комнаты вылетела Войслава, точно ее взашей вытолкнули. А следом выплыл мрачнее тучи владыка. Обратил грозный взор на мигом замолкшую царицу, изрек веско, как смолу цедил, указующий перст на царевну уперев:

— Сия… Сию… Тьфу! Эту! Девицу! Видеть более! Не желаю! Пока не образумится! Пока не раскается в греховных устремлениях! Либо секите ее розгами, чтобы окстилась и горючими слезами душу свою омыла. Либо замуж выдавайте! И поскорее!!

— Я ж и прошу — замуж!! — возмущенно заверещала Войславка. Обернулась к брату с принцем: — Слыхали, оболтусы, что вам батюшка приказал? Завтра же мне жениха найдите!!

— Я тебе более не «батюшка»! — загудел владыка в крайнем негодовании. — Отрекаюсь от столь распутной духовной дщери! Брысь с глаз моих! До венчания ко мне подходить не смей!

Войславка испытывать терпение патриарха благоразумно не стала — отвесила благодарственный поклон, приложив руку к сердцу, и за другую дверь юркнула.

— С вами я вечером еще поговорю! — негромко пригрозила царица сыну и зятю. Поспешила догонять дочь.

Его святейшество упал на стул. Охнул, грудь кулаком потёр со стороны сердца. Другой рукой до графина дотянулся, налил себе добрую стопку.

В дверь сунулся испуганный бегством царевны и государыни служка. Слабым голосом патриарх приказал принести еще две стопки и запасной полный графин.

— Полагаю, разговор с вами будет долгим? — произнес отец Фёдор. — Ты! — он ткнул перстом на царевича. — Выйди туда! — он перевел палец на дверь комнатки. — А ты! — он дернул бородой в сторону принца. — Давай, говори. Ничего не утаивай, всё, как есть. Это исповедь. Будь уверен, разглашать ни слова не стану. А сперва… — Он налил в пару принесенных служкой стопок вина. — Стой, Берендеевич! Вернись-ка на минутку.

Пересвет послушно вернулся, даже не успев до двери дойти.

По велению владыки оба взяли по стопке.

— Батюшка, ведь до обедни нельзя же нам… — промямлил царевич.

— Господи! — воззвал, подняв к небу глаза, патриарх. — Сочти за причастие! — и обвел взглядом мальчишек: — Пейте, благословляю. Без этого у нас, мужчин, откровенных разговоров не получается. Ну, спаси и сохрани!..

— Аминь, — ляпнул Пересвет.

Выпили. Вино оказалось слабым, с густым вкусом, очень сладким. Приятное тепло от пустых желудков быстро разлилось по телу, отдавшись легким покалыванием в ступнях.

Занюхав бородой, владыка махнул Пересвету уходить:

— Потом поменяетесь.

— Итак, — оперся локтем о стол патриарх, отодвинул графин к вазе. В вазе хризантему поправил. Обратил наконец взор на белого, словно статуя, принца. — Почему он про соборование лепетал?

Принц глубоко вздохнул. Вид тепличных хризантем заставил сердце сжаться от нежданно подкатившей печали по покинутой родине.

— Боюсь, я не смогу вытерпеть такого молебна, — признался он.

-…И теперь мне кажется, что тот демон, которого оммёдзи не сумели из меня изгнать, соединился с духом волка. Поэтому-то оборотень во мне оказался так силен. Поэтому чары не желают развеяться. — Ёж вздохнул. Прибавил: — Я не говорил об этой догадке Пересвету. Не хочу его волновать лишний раз.

— Поэтому ты отказываешься есть мясо? — покивал владыка. Огладил бороду ладонью. — Думаешь заморить своего хищного беса голодом?

— Нет, — покачал головой Кириамэ. — Это просто привычка. Способ успокоить сердце и смирить тело, чтобы очистить разум. Омовение ледяной водой, медитации, воздержание…

— Воздержание?

Принц покраснел:

— От скоромной пищи, я имел в виду. От развлечений. От общества…

— А-а… — безуспешно попытался спрятать ухмылку в усах отец Федор. — А я уж подумал, что понял, отчего младший Берендеевич, как оголтелый бельчонок, вокруг тебя прыгает.

— Нет, он… переживает за меня, — выдавил Ёж, потупившись. Но переборов смущение, всё же договорил, ведь это исповедь: — Не думаю, что у него была возможность привыкнуть к супружеской близости. По правде сказать, это случилось лишь один раз, и то не совсем… Было очень холодно. Мы просто пытались согреться теплом друг друга… — добавил он чуть слышно. Из-под волос украдкой метнул на владыку острый взгляд.

Патриарх издал кряхтящий звук, переменил позу, заставив стул надсадно заскрипеть, что выдало, что не один Ёжик стесняется касаться такой темы.

— Так что вы скажете? Мне необходимо собороваться? — спросил принц обреченно. Он сам вручил патриарху оружие против себя — одержимый бесом не имеет права оставаться в царской семье. И что же теперь решит владыка? Как распорядится его судьбой, его жизнью? Расскажет государю? Упечёт в монастырские подземелья? Разлучит с Пересветом? Объявит, что оборотничество — божье наказание за распутность?

— Обойдешься, — отрезал владыка, наливая две стопки. — Телесно ты здоров, не умирающий, тьфу-тьфу. А душевной твоей хандре это точно не поможет, только усугубит. Вот что я скажу тебе, Ёжик ты мой славный! По-моему скромному мнению, никакой ты не одержимый.

— Вы думаете? — уныло откликнулся тот.

— Не веришь? Хорошо, сейчас докажу!

С неожиданным вдохновением подхватившись с места, патриарх пометался по комнате, похлопал дверцами шкафчиков — и выставил перед принцем поочередно скляночки:

— Миро! Елей! Понюхай! Давай руки и голову дурную твою! — Он открыл один флакон, перевернул, тряхнул, заткнув горлышко большим пальцем, после чего этим пальцем мазанул маслом крестообразно по тыльным сторонам ладоней и над переносицей испытуемого. — Жжется? Колет? Чешется? Нет? А то! Вот — вино освященное, целый графин, ты уже пробовал, не отравился. Вот крест! — Он снял с себя, большой, самоцветный, приложил ко лбу опешившего нихонца. — Ну как, печёт? Нет? То-то! Вот еще — святая вода! Хлебни-ка! Холодненька? Вкусная?

Принц неопределенно пожал плечами. Вода как вода.

— Не тошнит? Не обезумел? А я что говорю! Эх ты!.. — Владыка снова уселся на место. Шумно, одышливо выдохнул. — Видал я одержимых и бесноватых. Да и соборованием их не излечить, если уж на то пошло. Права твоя лесная знахарка — развеются чары в свое время. На всё воля господня, бог непреодолимых испытаний не пошлет. Знать, нужно тебе и это пройти, чтобы укрепиться душой. А вообще, чем меньше волноваться об этом станешь, тем быстрее и забудешь… Ну, а если уж вправду в полнолуние в зверя обернешься — вот тогда будем звать праведных схимников. Есть у меня знакомые старцы, от одного слова которых черти, как тараканы от лаптя, в разные стороны разбегаются. Так что на сей счет не волнуйся, вернем тебе разум, отчитаем!… Хотя не верю я во всё это колдовство, вот как хочешь уговаривай.

Он поднял чарку, покрутил в пальцах, полюбовался на рубиновый цвет. Поставил обратно, не пригубив.

— Не голодом себя надо морить, — сказал назидательно. — От голода, поди, только злее станешь. Наоборот, душевную гармонию отыщи. Сердце успокой! Чтобы оно изнутри тебя светом лучилось. Тогда к этому свету ни одна дрянь не прилипнет — ни злой дух, ни заклятье, ни бес шелудивый. Тоска с унынием не даром грехом великим слывут — точит эта зараза тело и душу изнутри, невидимо, но верно — хуже тяжкой болезни. Запомни мои слова!

— Вы не понимаете, — покачал головой Кириамэ. — Я не за себя боюсь. Я же тогда чуть Пересвета не погубил.

Патриарх смерил его взглядом, кхекнул:

— Мда. Нет, меня предупреждал Берендей, что ты еще та нервная барышня. Мнительный донельзя, до обморока!

Ёширо поднял на него огромные глаза, полные тоски. И шутить владыке расхотелось.

— Вот гляжу, после той резни ты весь в синяках?

Кириамэ невольно вздрогнул, покосился на блестящий бок вазы, на собственное отражение: неужели белила и пудра сошли? Да нет, вроде бы, даже подводка в порядке…

— Верю, что ты дрался, ибо следы сам вижу, — продолжал рассуждать его святейшество. — А на Пересвете я вот ни одного синячишки, ни фингальчика не заметил! Как объяснишь? Ты говоришь, ты его силой принуждал! Так где ж доказательство твоего принуждения?

— Он… он не сопротивлялся, — вынужден был признать Ёж.

— Вот! — воздел палец патриарх. — Отчего ж ты решил, что именно «принуждал» его?

Принц промолчал, поставленный в тупик логической выкладкой.

— Ежели ты настолько стесняешься своей неправильной любви, ежели так печешься о его благе — может, дашь развод? — вкрадчиво предложил владыка. — Я разрешу расторгнуть венчание по первой просьбе, не сомневайся!

— Если он скажет хоть одно слово, — тихо, медленно и раздельно произнес Ёширо, — если он скажет, что я ему не нужен, что надоел или мешаю… я сразу же отпущу его.

— Угу. Сделав вдовцом? — понятливо покивал патриарх. — Соборования боишься, а отпевания нет? Так учти, самоубийц мы не отпеваем, не рассчитывай.

Кириамэ низко опустил голову. Но отмалчиваться не стал, заговорил снова:

— У нас при дворе связь между мужчинами не считается чем-то необычным или предосудительным…

— Ох ты ж, вот оно как? — неодобрительно хмыкнул отец Федор.

— Вот почему я поначалу не считал мое влечение к Пересвету греховным. Но у нас общество не будет препятствовать влюбленным только в том случае, если оба выполнили долг перед своим родом — то есть каждый выбрал себе жену, наложниц, произвел наследника…

— Вот это правильно! — поддакнул патриарх. — Я не про наложниц, а про законных жен.

— К сожалению, я очень скоро понял, что не смогу делить Пересвета с женщиной. Я не позволю ему жениться, завести нормальную семью… Я не лгу! — Ёж вновь взглянул на владыку: и без подводки глаза огромные, а зачерненные — так вообще страшные! Тот аж отшатнулся, стул опять заскрипел. — Я хотел покончить с собой. Хотел освободить его раньше, чем он успеет ко мне слишком привязаться!.. Но… он не отпустил меня. Конечно, в этом тоже только моя вина, видно, плохо скрывал от него, как не хочу на самом деле уходить.

Патриарх вздохнул. Опрокинул в себя стопку. Снова наполнил, звякнул, заткнув графин хрустальной пробкой.

— Ошибаешься. Это не твоя вина. Это мы виноваты, — сказал с глубоким раскаяньем владыка. — Вы — что? Дети! Юнцы глупые, вам бы только нежность, только бы любовь, стук сердец и трепетание ресниц… Во всём не вы виновны, а Василиса с Берендеем да я. Это мы вас друг к дружке толкнули. Затеяли политические игрища с переодеваниями! Вернее, я больше них виноват — не отговорил, не запретил, не образумил, хотя был обязан, как пастырь. Сам же вас венчал. А вы теперь вот страдаете оба.

От собственной речи отец Федор расчувствовался, захлопал себя по бокам, ища на рясе кармашек. Кириамэ вынул из глубокого и широкого рукава платок, подал ему.

— Благодарствую, — прогундосил владыка, высморкался, скомкал, промокнул уголком глаза. — Значит так, за твоё искреннее раскаянье все грехи тебе отпускаю. Да-да! Не спорь! Даже не говори ничего супротив. Мне виднее, я ж патриарх как-никак. Грех вашего супружества нетуликанного я сам до скончания своего века буду отмаливать. Так что о сём больше не печалься. Прими как дар особый… кхе-кхе… мда. Ну, что поделать-то? Что есть, то есть. Видать, судьба ваша такая. Жаль, детишек, конечно, у вас не получится, мда… — добавил то ли в шутку, не то всерьез. — Ну, да что ж…

— Пересвет Берендеевич! — позвал он негромко. Налил третью стопку, подмигнул принцу: — Ишь ты, не слышит! Знать, честно не подслушивал. — И рявкнул во весь голосище: — Берендеевич!!

Из соседней комнатки донесся грохот: царевич, видать, так резво вскочил, что стул опрокинул. Дверь распахнул, ворвался, с красными щеками, взволнованный — весь извёлся напрочь в одиночестве и неизвестности, пока они тут почти час беседы вели задушевные.

— Давай, присоединяйся! — кивнул на чарки владыка.

— Помилуйте, мы ж натощак спьянимся, — пролепетал царевич. От сердца отлегло, как своего мужа увидел — сидит спокоен, задумчив, в меру бледен, не слишком мрачен, глаза не красные, кончик носа не припух, как бывает, когда тому реветь охота. Пересвет выдохнул с невероятным облегчением.

— Дело говоришь, — согласился отец Федор.

Кликнул служку, тот расторопно принес дежурные закуски.

Опять выпили в качестве причастия. Пересвет зажевал хрустящей куриной ножкой — от переживаний жрать захотелось до страшного урчания в животе! Владыка велел ему сесть к столу по-человечески, налил еще вина. А принца в свою очередь выставил ждать в комнатку, вручив блюдо с моченой вишней без косточек, (раз уж тот не побрезговал ею закусить — так чтобы в одиночестве сидеть не скучно было).

— Ты чего мальчонку до икоты соборованием напугал? — сразу перешел к основному владыка, постучал перстом по глупой, кудрявой маковке царевича. — Ты ж знал, сколько он в малолетстве натерпелся от тамошних монахов из-за суеверной его мамаши! Чего ж ляпнул-то? Еще и Василису до сердечного припадка чуть не довел!

— Он вам всё рассказал, выходит? — оторопело понял Пересвет, недогрызенную куриную косточку отложил, ибо аппетит вдруг пропал совершенно.

— Как на духу! — подтвердил патриарх. — Я тебе вот что сказать хочу… Нет, в вашу жизнь молодоженов лезть не собираюсь. Но повторю, что и ему…

С Пересветом отец Федор беседовал гораздо короче и куда более суровым тоном. Когда Кириамэ позвали обратно, царевич предстал пред ним с малиновыми от крайнего смущения ушами, с бегающим взором, пристыженный, растерянный под грузом выданных советов и рекомендаций. Ну надо же! Как будто он нуждался в чьих-то советах, когда дело касалось его собственного принца!! Он сам еле-еле что-то понимать только начал — и вот надо же было вмешиваться! Надо же было опять все в его голове перевернуть и смешать совершенно и, похоже, надолго!..

Не смея смотреть друг на друга под внимательным прищуром патриарха, послушно подняли чарки. Снова «причастились» на троих.

— Ну, а теперь рассказывайте о Войславкином женихе, — велел владыка, со вздохом откинувшись на спинку стула, оглаживая бороду и заодно живот. — Кто таков, откуда родом, насколько положителен характером и можно ль ему доверить нашу влюбленную глупышку. Она хоть и курица сущая, а всё ж сердце за нее болит! Родная она мне, как и всё ваше семейство. Надо ж знать, от какого молодца внуков крестить буду…

Пересвет с Ёжиком переглянулись. Стало быть, с исповедями на сегодня покончено? Можно немножечко… быть не совсем откровенными? Про пикантное приключение с участием Зигурда ни тому, ни другому рассказывать совершенно не хотелось. Вряд ли, узнав об этом эпизоде путешествия на запад, родители или владыка смогут спокойно принять нового члена в семью.

Перебивая один другого, помогая друг другу «верно вспомнить» череду событий, они поведали кое-что, обрисовали кое-как. И портрет получился на удивление четкий и даже не лишенный приятности.

Просидели за разговорами аж до конца обедни, до мелодичного колокольного перезвона.

И всё же, как ни подсовывал владыка нихонцу блюда со скоромными закусками, соблазнить упрямца не получилось.

— Ну как, полегчало? — спросил царевич по дороге домой.

Кириамэ отрицательно покачал головой. Спросил:

— А тебе?

— Мне — очень даже! — нарочито бодро заявил Пересвет. — Прям гора с плеч.

Ёж уныло улыбнулся.

— Прости меня, — сказал Пересвет. — О причастии подумал — а про исповедь начисто забыл… Я дурак.

Ёжик улыбнулся чуть светлее. И не стал ему перечить.

Царевич обиделся, проворчал:

— Мог бы хоть ради вежливости возразить?

Кириамэ пожал плечами и пришпорил лошадь.

Вернувшись в терем, принц без сил кинулся на не застеленную софу — как есть, в шелках и с заколками в волосах. Только сандалии у порога сбросил. Рухнул на спину, раскинув руки, безучастно уставился в потолок. Пересвет, всерьез озаботившись остротой заколок и беззаботностью, с какой принц относится к углу втыкания золоченых спиц по отношению к собственной голове, пристроился рядышком и сделал попытку избавить супруга от потенциально опасной прически. Тот возражений не выказал. Молча перекатился на живот, оперевшись на локти, подтянул к себе поближе недочитанную книгу.

Пересвет, борясь с заколками, заодно попытался в смягченных выражениях растолковать принцу причину, которая его побудила к посещению храма. Объяснял-разъяснял про репутацию и слухи, а в ответ дождался лишь равнодушное:

— Ваташи-ва камаимасэн. [я не возражаю]

Совсем недавно вполне устраивавшие Пересвета сдержанность и спокойствие теперь стали откровенно раздражать. Он потряс мужа за плечо. Но тот никак не отреагировал, продолжил меланхолично листать свою книжку. Тогда царевич силой развернул его на спину, заставив взглянуть в глаза.

Кириамэ взглянул. Своими оттененными густой подводкой, глубокими синими омутами. Омутами, затуманенными ледком задумчивой отчужденности.

— Я же сказал, что нам не следует делить одну постель, — негромко и ровно произнес он.

— Ты говорил: спать вместе, — сказал Пересвет, нависая над ним, всматриваясь в глаза, очерчивая заинтересованным взглядом губы, подкрашенные бледным кармином. — А сейчас белый день, мне совсем не до сна.

— После причастия следует воздерживаться от супружеского общения, — укоризненно напомнил принц.

На это Пересвету нечем было возразить. Пришлось отстраниться. Нет, не набрасываться же в самом деле без разрешения! Муж не в духе. Устал. Не выспался. Понятное дело.

— Что это за книжка? — решил сделать невинную мину царевич, будто бы ни о каких поцелуях и не помышлял. — Ты ее уже второй день читаешь, такую тонкую!

Ёж поглядел на него искоса, с подозрительностью. Послушный какой, даже настаивать не посмел?.. Впрочем, пояснил без ворчания: оказалось, пока они пропадали в разъездах, в терем прибыла посылка из Нихонии. Сундуки, адресованные царю с царицей, те сами давно разобрали. А сундук, присланный императором младшему брату, дожидался их с царевичем возвращения. Когда вчера Пересвет пил чай у матушки, одна из доверенных боярынь о посылке вспомнила — и приказала слугам принести.

— Это не одна книжка, — добавил Кириамэ. — Это роман с продолжением, в каждой такой тетради по главе…

Пересвет от огорчения губу закусил: принц заметно оживился, рассказывая о подарке от старшего брата. И надо было именно в этот момент явиться служанке! Той самой девице, которая прошлой ночью не справилась с поручением Пересвета, так опростоволосилась с постылой гречкой!

Стесняясь, заикаясь и не смея поднять глаза на них двоих, возлежащих на постели, девица объявила:

— П-по по-повелению гос-ударыни-мат-тушки… Извольте отвед обедать… Ой, нет: обед отведать…

И плюхнула перед ними на софу огромный поднос: неподъемной тяжести из-за множества горшочков, тарелочек, мисочек, плошечек и даже пиал — всё под крышечками, чтобы не остыло. Что больше всего поразило Пересвета — к кушаньям кроме нескольких разнокалиберных ложек на выбор предлагались также нихонские палочки для еды. Похоже, Кириамэ палочки тоже заинтриговали в первую очередь.

Признаться, от просачивающихся через крышечки запахов Пересвет мигом вспомнил, что такое зверский аппетит! У владыки за разговорами ведь только чуток перекусил, чтобы в животе не урчало. Да и постеснялся, честно сказать, наворачивать в одиночку. Ёжик только вишню и поклевал, пяток ягод от силы.

— Это во время вашего отсутствия Войслава Берендеевна у одного умельца для вас специально заказала, — обрадованная заинтересованностью, отрапортовала горничная. — Он так и сказал: велика ли важность — палочки! Что ж у нас, лесов меньше, чем в ихней Нихонии? Разве дерева походящего не найдем?

Кириамэ придирчиво палочки понюхал, попробовал на сгиб, неопределенно дернул плечом. Спросил с улыбкой, как будто с неразумным ребенком разговаривал:

— Дарёнушка, неужели это всё рис? Зачем так много?

Девчушка зарделась маковым цветом.

А Пересвету ласковое обращение как-то по сердцу царапнуло. Но он поспешил отогнать недостойное чувство, сосредоточился на другом странном ощущении — очень уж эта девушка казалась знакомой, но вот вспомнить, где именно он ее видел раньше, никак не получалось… Да ерунда конечно — во дворце, здесь же и видел наверняка…

— Это, ваше вы-высочество, разнообразные кушанья, приготовленные придворными боярынями, — почти не сбиваясь, оттараторила заранее выученную речь Дарья. — Всё постное, постнее некуда! Вот это горох в горшочке, томленый под пряным соусом. Это — толоконная запеканка с ароматными приправами. Это рассольник, тут окрошка, здесь расстегайчики… — Девушка сопровождала на удивление бойкую тираду поочередным открыванием крышечек, выпуская в воздух облачка вкусного пара. — А это готовила собственноручно царица! Отведайте, сделайте милость!

От последнего предъявленного горшочка Пересвет неосознанно отодвинулся подальше. От Кириамэ это движение не ускользнуло.

— Ты что же про меня наговорил Василисе Никитичне? — негромко, но очень даже грозно спросил Ёж у царевича. — Как понимать эти кулинарные изыски?

— Так и понимай, — буркнул Пересвет. — Ты пост неправильно держишь. Даже отец Фёдор сказал…

Кириамэ заставил его затихнуть одним взглядом, убойная мощь коего была многократно усилена тушью.

Но всё же Пересвет нашел в себе силы сопротивляться колючему синему мраку, добавил:

— Матушка специально для тебя на кухне трудилась, старалась! Неужели хотя бы не попробуешь?

— Готов меня с ложечки кормить? Насильно? — недобро усмехнулся принц. — Будто мало с меня на сегодня «причастия» с проповедями?

— Причастиями сыт не будешь! — вспылил Пересвет. — Если добровольно голодовку не прекратишь — так и стану! Кормить! С ложечки!

Кириамэ улыбку не погасил. Палочки, которыми в пальцах поигрывал, отложил на поднос, взял горшочек с кушаньем царицыного приготовления. Зачерпнул ложку — поднес с хищным блеском в глазах ко рту царевичу:

— Прошу, отведай первым, окажи любезность!

Пересвет и рад был бы пожертвовать собой, лишь бы супруг пообедал по-человечески. Но почему именно этот горшочек Ёжик взял?! Почему не любой другой!! Уж кому, как не младшему сыну царицы знать, как она кухарит? Царица готовила как и полагается государыне — то бишь неумеючи! И самое ужасное, что у нее получается — вот эта самая репка под медовым соусом! Кому как не царевичу знать, какова она на вкус! От одного запаха сейчас в дрожь бросило. Он болеть в детстве боялся, потому что тушеная репка матушки считалась верным средством от простуды и кашля. Еще бы нет! Только от одного упоминания о репке у Берендеевичей немедленно прекращали течь сопли и першить горло.

Дата добавления: 2015-09-01