1.
До Купчино добирались долго и нудно. Сначала на метро до станции Панк Победы, в смысле – «Парк Победы», потом на троллейбусе, потом ещё на маршрутке. В конце концов, Алексей озверел окончательно и принялся ворчать. Впрочем, Рита на него никакого внимания не обращала, думая о чём-то своём.
- Вот, в этом доме он живёт, - сверившись с бумажкой, которую держала в руках, кивнула она на девятиэтажку ещё советских времён.
- Мне казалось, преподаватель консерватории должен жить в центре, - буркнул Тарус.
- Почему? – удивилась девушка.
- Ну… Консерватория! Классика! Мариинка, Летний Сад, то, сё… К тому же, в современных домах на рояле не больно то поиграешь! Звукоизоляция хреновая.
Роберт Семёнович оказался сутулым, седым мужчиной лет семидесяти, в растянутом свитере и вытертых, «домашних» джинсах.
Маргарите, он явно обрадовался, а вот на Алексея поглядывал с опаской. Ирокез на голове, там же татуировка – два перекрещённых меча, обвитых змеями, чёрная кожаная куртка, кожаные штаны с цепями и берцы. Девушка выглядела, конечно, не менее экстравагантно, но, очевидно, к виду своей бывшей студентки преподаватель давно привык.
Маргарита представила их друг другу, и они прошли в комнату, довольно бардачного вида: повсюду были раскиданы ноты, пианино открыто, рядом возвышалась микрофонная стойка и стоял допотопный катушечный магнитофон. Правда, из дорогих – многоканальный.
- Прошу прощения за беспорядок, - несколько смущённо произнёс Роберт Семёнович. – Работаю…
Он повернулся к Алексею.
- Чай? Кофе?
Барабанщик покачал головой.
- Спасибо, ничего.
- А вам, Марго?
- Кофе, пожалуй….
- Пять минут! – преподаватель кивнул и удалился на кухню, где загремел посудой.
Тарус мрачно посмотрел на девушку.
- А чегой-то он тебя Марго называет?
Та пожала плечами.
- Не знаю. Это ещё с консерватории повелось…
- С консерватории! – проворчал Алексей, присаживаясь на корточки возле стоящего на полу многоканальника, и разглядывая хромированные ручки.
- А ты никак ревнуешь? – весело поинтересовалась панкушка. – Ревнуешь ведь?
- С чего ты взяла?! – возмутился барабанщик. – Вот ещё! Ревновать кого-то!
- Да достаточно на твою рожу посмотреть! – Рита усмехнулась. – Успокойся! Ничего у меня с Робертом Семёновичем не было. Он, правда, считал меня самой талантливой своей ученицей, однако я всегда придерживалась противоположного мнения….
- Почему? – удивился Тарус.
- Талант, это не только способности выше среднего, - наставительно произнесла Рита, - это ещё и дисциплина. А я уже тогда была распи…йкой хорошей! Секс, наркотики, рок-н-ролл, сам понимаешь…
- Ты чего, на наркоте сидела?!
- Сидеть – не сидела, но пробовала.
Тут с кухни вернулся хозяин квартиры. В руках у него был поднос, на котором дымились две чашки с кофе. Водрузив ношу на письменный стол в углу, Роберт Семёнович сделал приглашающий жест.
- Прошу!
Девушка взяла чашку, отхлебнула.
- Кофе у вас всегда получался замечательный, профессор! – промурлыкала она, бросая на Алексея ехидные взгляды. – Лучший в Питере!
Преподаватель порозовел от удовольствия, затем, случайно, посмотрев на барабанщика, стушевался и посерьёзнел.
- Ну, что ж, Марго, - сказал он, - давайте послушаем вашу музыку.
- Давайте, - панкушка достала из кармана флешку, протянула преподавателю. – Она в корне…
- А как называется?
- Безымянный.
- Что, так и называется? – поразился Роберт Семёнович.
- Это название дал компьютер. А мы ничего другого не придумали…
- Понятно, - преподаватель воткнул флэшку в стоящий на столе ноутбук, нашёл нужный трек, хотел уж было нажать Enter, но Маргарита его остановила.
- Подождите, профессор, - сказал она. – Возьмите наушники.
- Зачем?!
- Ну… - девушка замялась. – Так лучше слушается. Особенно, если учесть, что динамики у большинства ноутов отвратительные. Испортите впечатление.
«Не хватало мне ещё тут стремалово словить!» - подумала она. «И вместо Семёныча увидеть чёрта рогатого. Вместо Лёшки – Джека - Потрошителя, а вместо комнаты с пианино – пыточную камеру! Лучше уж я «пропущу сеанс»…
Хозяин квартиры пожал плечами, тем не менее, спорить не стал. Достал из ящика стола наушники, подключил к компьютеру и начал слушать.
Постепенно лицо его менялось. На смену скептическому выражению, пришла заинтересованность, потом удивление, восторг, а в конце, даже что-то, типа испуга.
- Откуда это у вас? – спросил профессор, снимая наушники. – Чья это мелодия?
- Да мы сами не знаем, - Рита вздохнула. – Случайно нашли старую запись, на рентгеновском снимке…
- Рок на костях?! – воскликнул Роберт Семёнович, возбуждённо потирая руки. – А вы не возражаете, если я его себе скопирую?
Девушка кивнула.
- Конечно, нам не жалко.
Хозяин квартиры поводил пальцем по тачпаду, затем вернул флэшку и вопросительно посмотрел на бывшую ученицу.
- Давайте ваши ноты. Кстати, почему вы думаете, что неправильно записали? Вы ведь, насколько я помню, всегда были отличницей?
- Так уж и отличницей! – проворчала Маргарита, протягивая несколько листов нотной бумаги. – Сами посмотрите…
- Ага, - преподаватель надел очки и принялся изучать написанное.
- Ну, - наконец сказал он, - всё верно….
- Тогда попробуйте это сыграть, - панкушка кивнула на пианино.
- Сыграть?
- Да, именно сыграть.
- Ладно, - Семён Робертович подошёл к инструменту, сел на вращающийся табурет и, вглядываясь в ноты, взял несколько аккордов.
- Чёрт!… Гм!… Ничего не понимаю! – он в замешательстве оглянулся на визитёров. – Музыка записана правильно! Почему же… А если…
Профессор снова заиграл, и Тарус поморщился. То, что звучало сейчас, показалось ему дешёвой кабацкой поделкой – убогой и неумелой. И уж, конечно, вне всякого ритма…
- Подождите, подождите! – хозяин квартиры вновь подбежал к столу, одел наушники, запустил скопированный файл, послушал какое-то время, затем вернулся к пианино, и наиграл услышанную мелодию по памяти. Получилось – один к одному.
- Так правильно? – растерянно поинтересовался он у гостей. Те кивнули.
- Правильно!
- А по нотам?
И вновь зазвучал бездарный мотивчик.
- Но ведь ноты правильно записаны! – прошептал преподаватель. На него было жалко смотреть. – В чём же тут дело?! Бред какой-то!
- Вот и я о том же, - мрачно произнесла девушка. – Наигрываешь по памяти – всё в порядке. Переносишь мелодию на бумагу – она превращается чёрт знает во что! Аккорды те же. Музыка другая.
- Не понимаю! – профессор взъерошил волосы. – Такого просто не может быть! Или мы сошли с ума?
- А как вам сама песня? – поинтересовался вдруг Тарус.
Роберт Семёнович повернулся к нему.
- Что? А, песня… В смысле – мелодия? Совершенно замечательное произведение! Изумительное, просто. Если бы её сыграл симфонический оркестр, это была бы настоящая сенсация в мире музыки! Но как музыкантам играть без нот?!!!
- Ничего, мы играем, - успокоил его барабанщик.
Маргарита рассмеялась.
- Не обращайте внимания, - сказала она, обращаясь к своему бывшему преподавателю. – Рок-музыканты, как правило, с нотной грамотой «на вы»….
- Напрасно вы меня считаете чудаком – профессором из дешёвого романа, незнакомого с современной жизнью! – неожиданно обиделся Роберт Семёнович. – Мне прекрасно известно, что ни Гребенщиков, ни Шевчук записать свои мелодии не в состоянии! – он повернулся к Тарусу. – А у вас, простите, что за группа?
Алексей нахмурился.
- «Инкуб».
- Инкуб?! – хозяин квартиры иронично задрал брови. – Демон, посылаемый Сатаной в наш мир, дабы совращать невинных монашек? У вас есть вкус и чувство юмора, молодой человек!
- Да это не я придумал, - проворчал Тарус, хотя было видно, что ему приятно. – Это наш руководитель.
- Понятно, - преподаватель кивнул и, обращаясь к Рите, сказал: - Я отнесу эту мелодию на кафедру. Там у нас небольшая студия имеется… С очень хорошими специалистами. Пусть они поколдуют. Может, до чего-нибудь и докопаются….
2.
Проводив гостей, Роберт Семёнович вернулся в комнату, тяжело опустился на стул возле письменного стола и медленно провёл рукой по клавиатуре ноутбука.
В квартире было тихо. Профессор давно уже жил один. В девяностых, когда с деньгами стало совсем туго, он, похоронив мать – последнего родного человека в этом мире, поменял шикарное двухкомнатное жильё в центре Питера, на это вот Купчинское убожество.
А что было делать?! Когда желудок от голода к позвоночнику прилипает, тут уж не до престижа, да и вообще – не до коммунальных удобств! Правда, была возможность остаться в исторической части любимого города, была! Соседка по лестничной площадке – достаточно миловидная дама, ставшая к тому времени владелицей аж нескольких ларьков, торгующих круглые сутки палёной водкой, не раз, и не два намекала, что неплохо бы им завязать более тесные отношения. Однако Роберту Семёновичу пришлось ей мягко, но решительно отказать. По весьма серьёзной причине.
Профессора не интересовали женщины.
Да и вообще с сексом не складывалось. Ещё подростком, в далёких семидесятых, он понял, что ему гораздо интереснее общаться со сверстниками, чем со сверстницами. Общаться весьма специфически. В конце концов, многие парни делятся друг с другом первыми сексуальными переживаниями, совместно мастурбируют, и так далее, и тому подобное….
А через какое-то время юный Роберт заметил, что его никак не возбуждают цветные картинки в затёртых чуть ли не до дыр, западных порножурналах, которые, правдами и неправдами, добывали его друзья. Вернее – возбуждают, но весьма странно. Он совсем не смотрел на обнажённых женщин, зато вид эрегированных членов, выплёскивающаяся сперма и, особенно, мускулистые, накачанные тела, заставляли его руку тянутся к собственным гениталиям.
Информации о сексуальных отклонениях тогда не было никакой, к тому же Роберта воспитывали в строгости, и «непотребные картинки» (а так же – тексты), время от времени, проводя профилактический обыск в его комнате, изымали и уничтожали. Не поднимая, впрочем, дискуссий на эту тему. Молча.
Поэтому, можете себе представить шок одиннадцатилетнего потенциального «голубого», когда ему стало известно, что то, от чего у него съезжает крыша, а член чуть ли не рвёт бельё, считается извращением, низостью и вообще, уголовным преступлением. И обидное слово «пидор», это, оказывается, про него!
Через неделю Роберт предпринял попытку суицида, попытавшись вскрыть себе вены. Неумело, по идиотски. Его откачали, рваные раны на руках зашили, и даже попытались «поговорить по душам». Нет, не родители. Психиатр в больнице.
Однако подросток замкнулся, не шёл ни с кем, ни на какие контакты, отчего и провалялся в клинике гораздо дольше, чем другие юные «суицидники».
Будущего профессора погубило воспитание. Вернее – моральные установки, которым тот следовал с фанатичностью пламенного комсомольца двадцатых. После долгих размышлений, Роберт решил: если уж он такой извращенец, то секса в его жизни не будет вовсе. Ни с женщинами, ни с мужчинами, ни с кем вообще! Он даже от онанизма отказался. И с одержимостью фанатика ушёл в учёбу. Закончил общеобразовательную школу с золотой медалью, музыкальную – с прекрасными отзывами и хорошими рекомендациями, с полтычка поступил в консерваторию, где и остался после – преподавать.
Разумеется, такое монашество принесло свои плоды, уже к тридцати годам превратив Роберта в законченного импотента. Ведь как наш организм устроен? В первую очередь отказывает тот орган и та функция, которыми человек не пользуется. Будешь всю жизнь сидеть сиднем – ходить не сможешь, ноги атрофируются; станешь безостановочно смотреть телевизор – превратишься в слабоумного идиота, поскольку думать разучишься; откажешься от секса – организм и не вспомнит потом, что это такое – эрекция.
Нечто подобное случилось и с Робертом Семёновичем. Кроме того, он очень рано начал стареть, и уже в сорок выглядел на все пятьдесят с гаком. А сейчас, так и вовсе превратился в старика – с редкими, седыми волосами, с морщинистой кожей, при росте выше среднего – сутулый, отчего вовсе не казался высоким.
Подведя курсор к файлу, обозначенному, как «Безымянный», профессор нажал Enter и закрыл глаза. И вновь будто взорвался изнутри. Давно забытое ощущение сексуального возбуждения, пронзило его разум, полностью отключив от окружающего мира. Но вот ведь что странно – кровь к гениталиям не прилила, член остался по-прежнему мёртвым, способным служить лишь для отвода переработанной жидкости из организма, но, похоже, эрекция Роберту Семёновичу и не требовалась.
«Тантрический секс» - неожиданно вспомнил он определение и язвительно усмехнулся про себя. «Полностью бесконтактный, «возвышенный», так сказать. Одна студентка, помнится, поеханная на восточных «духовных практиках», рассказывала. Хотя через год замуж вышла. И даже, кажется, родила… М-да. Когда тебе восемнадцать, на «тантрическом сексе» далеко не уедешь. Это для меня – в самый раз».
Выключив проигрывание, профессор закрыл лицо руками, и долго сидел так, пытаясь восстановить душевное равновесие.
Ему было страшно. Он впервые столкнулся с музыкой, напрямую влияющую на сознание человека, вне зависимости от того, хочет ли он этого или нет. Ведь от желания или нежелания СЛЫШАТЬ многое зависит. Отключи слух (разумеется – в переносном смысле!) и самое гениальное исполнение самой гениальной музыки оставит тебя равнодушным. Шум и ничего более. А тут… В том то и дело, что с этой «Безымянной» мелодией, «отключить» внутреннее восприятие не получалось. Никак. Музыка (что и говорить – потрясающе красивая!) буквально «взламывала» разум, сметая с пути все барьеры и подчиняя себе.
«Психотронное воздействие?» - Роберт Семёнович открыл глаза и посмотрел на ноутбук. «Бред! Это всего лишь – аудиозапись, причём, далеко не лучшего качества! Ну, ещё бы! Переписанная с рентгеновского снимка, которому в обед сто лет! Не может там быть никаких зашифрованных сигналов, да и несерьёзно это – в подобное верить!».
Хозяин квартиры встал, подошёл к окну и прижался к стеклу лбом, уставившись на огни ночных фонарей остановившимся взглядом.
«А что тогда? Колдовство? На колдовство, как раз, очень похоже! На чёрную…. или какую там?… магию. Что ж мне теперь, на старости лет начать в колдунов верить? Играющих на электрогитарах! Ну-да! А так же – в вампиров, зомби и инопланетян! Проще уж сразу идти в дурдом сдаваться!».
Он ещё какое-то время стоял, мрачно разглядывая ночной двор, затем вновь вернулся к письменному столу и, придвинув к себе ноутбук, ткнул пальцем в клавишу Enter.
3.
- Блин, Андрей, сколько можно?! – Ирина, подруга басиста «Инкуба», вскочила с дивана и оттеснив благоверного от монитора, раздражённо ткнула пальцем в кнопку стоп. – Навонял своими благовониями – дышать нечем и третий час сидишь, в экран пялишься!
- А? Чего? – Толмач оторвался, наконец от экрана и стянул с головы наушники.
- Того! Совсем с ума съехал от своей музыки!
- Да работаю я! – Андрей, в общем-то человек добродушный, как все полные люди, неожиданно почувствовал раздражение. – Деньги, между прочим, зарабатываю! Ты ж мне мешаешь!
Привыкшая видеть своего парня покладистым и со всем соглашающимся, Ирина осеклась и, уже тоном ниже, проворчала:
- Ага, зарабатывает он! Что-то я особых денег не вижу…
- Загляни в шкаф! – по-прежнему зло произнёс Андрей. – А заодно – в холодильник!
Он был недоволен. Его оторвали от лучшего в мире занятия – от медитации, которую ему подарила эта потрясающая безымянная мелодия, написанная неизвестно кем и когда. В общем-то, Восток басиста всегда интересовал, но так, постольку – поскольку. И вдруг – эта музыка! Она будто прорвала некий барьер в его сознании, заставив подняться над собой, вырваться из этого неуклюжего, излишне полного…. да что там – полного! ТОЛСТОГО тела, уйти туда, где нет ничего кроме осознания мира, полного его принятия и понимания!
Тогда, у Сергея в студии, Андрей увидел себя, сидящем в позе лотоса, прямо на воздухе, и не было больше тяжести, не было стеснения, не было самой плоти. Лишь – душа и дух, слившиеся воедино…
- Чего ты там слушал-то хоть? – совсем уж примирительным тоном, явно – испугавшаяся его, такой странной реакции, поинтересовалась Ирина, протягивая руку к наушникам.
- Рабочий материал, - быстро произнёс Андрей, закрывая проигрыватель и вообще – вызывая на «рабочий стол» программу выключения компьютера.
Теперь уже испугался он. Почему – непонятно, но испугался. Будто кто-то, стоящий у него прямо за спиной, невидимый, саркастически ухмыляясь, погрозил пальцем. Кривым, жёлтым от никотина, с длинным ногтём… Или когтём?
- А чего это я не могу его послушать? – удивилась подруга. – Кстати, можно теперь мне твои палочки потушить?
- Потуши, - басист «Инкуба» кивнул.
- Так ты не ответил… Почему – нельзя?
- Не люблю, когда кто-нибудь, недоделанный материал слушает, - Андрей поморщился.
- Ага, я значит, теперь для тебя – «кто-нибудь»?!
- Ну, что ты! – улыбнувшись, музыкант обнял подругу, которая, разумеется, сделала вид, что недовольна и хочет вырваться из объятий. – Ты не «кто-нибудь», ты самая лучшая!
- Точно – лучшая?
- Точно, точно! Клянусь париком Киркорова!
- Нет, поклянись своим дурацким компьютером! Или, вон, гитарами!
- Клянусь! – Толмачёв постучал ладонью по системному блоку.
Он не лгал, поскольку действительно, любил Ирину. Может быть именно поэтому и не дал ей прослушать безымянный файл. И не собирался делать это в будущем.
Ирина была первой девушкой, которая плевать хотела на его полноту, которой была важна не его внешность, а его душа. Все прочие, до неё, сойдясь с довольно известным в рок-тусовке гитаристом, чрез месяц ли, через три (самая стойкая держалась полгода), принимались сажать Толмачёва на диеты, заставлять бегать по утрам и прочее, прочее. Парень он был красивый, с прекрасным характером, и просто так бросать подобное сокровище из-за лишнего веса?! Нет, лучше сбросить этот самый вес! Тогда и подругам нестыдно показать будет!
И начиналось! Андрея лишали сладкого, жирного, просто вкусного, начиная кормить травой, как корову какую, прости Господи! По утрам, в одном спортивном костюмчике и кедах выталкивали на улицу – под дождь и снег. Дескать, пока, вокруг квартала пару кругов не пробежишь, домой не возвращайся! Обвешивали гирями, заставляли потеть на дурацких велотренажёрах, не давали пить пиво с друзьями и спать по выходным до обеда.
Первое время музыкант терпел, не желая обижать девушку; вздыхая, давился капустными листьями, взвешивался на весах и с тоской поглядывал на шашлычные. Но даже его ангельское терпение рано или поздно подходило к концу. Жизнь и без того коротка, зачем же ещё её укорачивать, лишая себя удовольствий, к которым привык?!
Начинались склоки, скандалы (даже до драк иногда доходило!), а ещё через энное количество времени, Толмачёв подругу всё-таки выгонял и с облегчением шёл в ближайшую кондитерскую – покупать себе торт. Горе заедать.
С Ириной же всё было по-другому. Они жили вместе вот уже три года, и ни разу Андрей не слышал от неё замечаний по поводу своей внешности. Что и ценил.
«Странно». – в замешательстве подумал он, осторожно освобождаясь от объятий подруги и поднимаясь с кресла. «Почему, если эта мелодия настолько красива, я не хочу, что бы она её слушала?! В чём дело?».
И тут его торкнуло.
Мир вдруг наполнился звуком. Нет, не музыкой, а странным звоном… Или писком? Комната поплыла, воздух сделался ВИДИМЫМ, и очень неприятным – какая-то грязная, медленно текущая сразу во все стороны слизь. Но самое странное и страшное – окно вдруг начало… мигать. Словно кто-то там, на улице, принялся непрерывно давить на выключатель. Или, скажем, стробоскоп врубил….
Андрей помотал головой, провёл рукой по лицу.
- Э, что с тобой? – обеспокоено произнесла Ирина, касаясь его рукой. – Тебе плохо?
Бас-гитарист перевёл взгляд на подругу. Девушка стояла рядом, окружённая некоей светящейся субстанцией. Аурой, если хотите. Светло – зелёного цвета. Наполненная частицами грязи, отвратительна слизь, в которую превратился воздух, медленно обтекала её со всех сторон, явно не в силах преодолеть эту мерцающую преграду.
Толмачёв оглянулся.
Там, в противоположном углу комнаты, было ещё хуже. Там стояло несколько размытых колышущихся силуэтов, время от времени, как бы «концентрирующихся» и превращающихся в… людей? Да нет, не в людей. В существ, скажем так.
У некоторых не было глаз, другие не имели лиц, третьи – кожи и мышц. Пособия для анатомического театра…. С бьющимся за рёбрами сердцем и пульсирующими венами.
Они проступали из тьмы, как старые фотографии из проявителя, колыхались какое-то время вместе со слизью, и вновь ныряли обратно.
- Андрей, что с тобой?! – теперь Ирина уже трясла его за руку.
И вновь пришло спасение от возникших откуда-то из глубин сознания, аккордов. От Безымянного файла. Какие гитары! Какой бас! Бас – это сама планета, живая планета, правильно «зелёные» говорят! Он правит бал в этой мелодии, задаёт ритм, рождает некую «подкладку», фундамент, без которого ничего не будет – ни звука с небес, ни самих небес. Поскольку зачем небеса без земли?! Лишённые смысла, они долго не проживут…
Музыкант с силой выдохнул, вновь провёл рукой по лицу.
- Да всё хорошо! – сказал он, оглядывая комнату.
Всё исчезло. Звуки, видения…
«Ага, видения! Галлюцинации не хочешь?!».
- Я в порядке. Не волнуйся.
4.
- Мы должны это сыграть! – Владимир посмотрел на Сергея безумными, воспалёнными глазами. – Дай закурить!
- Только ведь что курил! – не выдержала Инна, стоящая у окна и брезгливо смотрящая на хозяина комнаты.
Выглядел тот и вправду, ужасно. Чудовищно отёкшее лицо, порытое густой щетиной и оттого казавшееся до отвращения грязным, всклокоченные, грязные волосы, мутный взгляд… Пахло, вернее – воняло от «супер – гитариста», как от провалявшегося несколько суток в вокзальном туалете, старого бомжа. Дерьмом, немытым телом, голодом. Тоской.
Ну, и перегаром, разумеется.
- Володь, ты понимаешь, - мягко произнёс лидер «Инкуба», пытаясь поймать взгляд своего коллеги, - пока ты в таком состоянии, мы ничего сыграть не сможем… Тебе пора завязывать.
- Я завяжу! – Владимир наклонил голову и сплюнул прямо на пол, который и без того напоминал помойку. – Только вот вы меня похмелите, и завяжу!
- Да нельзя тебе больше пить! – Сергей вздохнул.
- Я свою дозу знаю!
- Оно и видно! – опять не выдержала девушка, открывая пошире форточку. От воздуха в помещении её давно уже тошнило.
Впрочем, не удивительно. Поскольку сейчас комната гитариста напоминала бомжовскую нору где-нибудь в заброшенном доме. Всё, что могло валяться на полу – валялось на полу: одежда, обувь, груда бутылок, какие-то смятые пластиковые стаканчики, пробки, засохшие объедки (и в тарелках, и просто так), провода, гитары, диски, целлофановые пакеты, даже чайник с кухни…
Хозяин, в трусах и рваной футболке, восседал на разобранном диване, среди смятого, серого от грязи постельного белья, в центре которого стоял работающий ноутбук.
Вообще, поразительно, насколько быстро жильё человека, впавшего в тяжёлый запой, превращается в филиал городской свалки. Сергей это, кстати, не раз замечал, и не потому – что был таким уж наблюдательным, а просто сам, как говорится, не без греха…
- Я включу! – тусклым голосом сообщил Владимир и протянул руку к компьютеру, на экране которого виднелся отрытый проигрыватель, с названием готового к проигрыванию трека в углу, кроваво – красными зловещими буквами: Безымянный.
- Вов, не надо! – Мороз перехватил его кисть. – Успокойся! Чуть попозже, ладно?
- Ладно! – неожиданно легко согласился гитарист. – Тогда ты мне спой!
- Спеть?! – поразился Сергей.
- Да, спой! Вон, гитару возьми. Видишь – под свитером. Она настроенная. Я сегодня партию подбирал – он криво усмехнулся. – Безымянную…
- Хорошо, - несколько озадаченно протянул лидер «Инкуба», вытягивая из-под груды одежды акустическую шестиструнку. Совершенно, кстати, замечательную. Стоимостью тысяч в восемьдесят – не меньше. – А чего сыграть то?
- Ту, свою песню. О запое. «Игра».
- А, понял… - Сергей кивнул и провёл рукой по струнам. Те, действительно, держали строй. – Ладно, давай про игру….
Он посмотрел на Инну, как бы тоже приглашая её в слушатели и запел:
Не поётся, не спится,
И не пишется, знать
Снова всё повторится,
Всё вернётся опять.
В небеса своим ходом,
Без суда, без следа….
Будет всё, как по нотам,
Будет всё, как всегда.
Владимир закрыл крышку ноутбука, и комната окончательно погрузилась в мёртвый, серый, ЗЕРНИСТЫЙ, как древний фотоснимок, полумрак, где, казалось, остались лишь вонь перегара, грязь, одиночество да отчаянье.
С бодуна, на ночь глядя,
Всё нам по фигу, мол!
Вновь со смертью мы сядем
За карточный стол.
Ночь вдвоём скоротаем
К злу, а может - к добру,
И по новой сыграем
Всё в ту же игру!
Платим! Все мы платим! Платим за саму возможность жить, не говоря уж о том, что бы сочинять и петь.
За талант.
По прейскуранту – саморазрушением. С самого начала и до конца. А по другому не получится. Да и не бывает, увы! Либо не талант у тебя, а так, развлекалово. Имитация. Способ склеить бабу…
Выше неба не прыгнуть,
Ниже дна не нырнуть,
И у смерти не выиграть,
Разве – что обмануть.
С того света вернуться,
Этот на хрен послать,
Вырваться, извернуться!
Благо - не привыкать!
Действительно, в первый раз, что ли?! Как говорят на Руси: «Дай Бог – не последнюю!». И ведь знаешь, знаешь, знаешь, чем кончится, а всё равно: в один прекрасный, в один кошмарный день, снова берёшь водку, берёшь гитару и бежишь…. Подальше, поглубже. Что бы только всех этих рож не видеть, всего этого мира, всего этого говна! Что бы только выдержать.
Я живу, я играю.
Ночь в хлам, жизнь под откос,
Что бы снова по краю,
На разрыв, на износ!
Бес в ребро, в брюхо, в печень –
Мне с ним жить, мне решать.
Мне без этого нечем
В вашем мире дышать!
…Инна смотрела на Сергея круглыми глазами. Она этой песни не слышала. Сам же хозяин комнаты будто впал в ступор, явно проговаривая знакомые слова про себя ещё раз. Он УЗНАВАЛ их, возможно – благодаря их банальности. Или простоте? В сущности, все истины достаточно просты. Банальны. Это пустота прикрывается неимоверно сложными наворотами да оригинальностью. Больше то показать нечего! Впрочем, случались исключения, случались…
Между адом ли, раем –
Лишь смерть слову верна.
Все мы ей проиграем
И заплатим сполна!
Но пока ещё можно,
Карты водкой кропя,
В партии безнадёжной
Ставлю я…
На себя!
Сергей закончил играть, хлопнул ладонью по струнам и сейчас же, без всякого перехода, с напором сказал, обращаясь к Владимиру:
- Слушай, мужик! Я, как ты сам видишь, всё понимаю. И на водку тебе дам. Но эта бутылка будет последней. Мучайся, загибайся тут, но ты должен до среды выходиться! И мы начнём делать эту вещь… - он кивнул на ноутбук. - В противном случае, в «Инкубе» уже через неделю будет другой гитарист. Устраивает?
Казниченко посмотрел на него долгим взглядом. Странно. Сейчас он выглядел абсолютно трезвым. И весьма мрачным.
- Устраивает. Вполне.
- Может нам пока этот файл снести? – лидер «Инкуба» снова показал на компьютер. – Ты ведь его врубишь и вновь бухать начнёшь!
- Не начну, - глухо произнёс Владимир. – Я вообще ничего пока слушать не буду… Телевизор, вон, врублю, - он ткнул пальцем в стоящую на тумбочке в углу ЖК – панель. Обещаю.
- Ладно, - Сергей достал из куртки кошелёк и вытащил оттуда деньги. – Сам то сходить за бухаловым сможешь?
- Не, - гитарист развёл руками. – Не получится.
- А твои где?
Казниченко пожал плечами.
- У тёщи, разумеется! Где же ещё?!
- Они всегда уезжают, когда ты бухать начинаешь? – вмешалась девушка, смотря на Владимира с брезгливой жалостью.
- Угу…
- М-да, - Мороз вздохнул. – Тяжёлый случай.
Он повернулся к спутнице.
- Пошли, Инн, за водкой сходим.
- Только полкило! – неожиданно встрепенулся гитарист. – Не четвертинку! – он подумал, затем, предложил. С нескрываемым энтузиазмом. - А может семисотку возьмёшь?
Сергей закатил глаза.
- Я похож на миллионера?!
- Так это рублей на сто всего дороже.
- Перебьёшься! – отрезал лидер «Инкуба» и повернулся к спутнице.
- Пошли?
- Пойдём, - та кивнула. – Полечим легенду питерского рока…
Дата добавления: 2015-07-10; просмотров: 62 | Нарушение авторских прав