В субботу, сев на поезд, Лиза и Алексей поднялись на Монблан и со смесью ужаса и восторга наблюдали мир, раскинувшийся где-то далеко внизу. С северного склона горы сползал огромный ледник Мер-де-Гляс, невероятного синего цвета и как будто бархатный на ощупь.
— В этом есть какая-то неподвластная сознанию вечность, — тихо произнес Корнилов. Лиза ничего сказала в ответ, только прижалась покрепче, желая передать Алексею капельку своего тепла.
Оторвавшись от созерцания мрачных красот, они заспешили домой. Лиза, сбросив джинсы и свитер, надела мягкое длинное платье в тонкую полоску и достала из чемодана собственный фартук — когда-то давно купленный в итальянской лавочке, он ждал своего часа.
На кухне был низкий скошенный потолок и окна с тяжелыми переплетами рам, которые благосклонно пропускали неяркое солнце. Подоконники были уставлены горшками с ароматными травами — Лиза заметила базилик и розмарин. Несмотря на отсутствие владельцев, за домом ухаживали с любовью. Над мойкой Лиза увидела небольшое деревянное панно с изображением двух курочек и рассмеялась в голос. Это были волшебные выходные, волшебный дом и волшебная кухня, на которой она должна приготовить свой лучший торт.
Следующие несколько часов Лиза растирала масло, взбивала яйца, просеивала и смешивала муку, то хмурилась, не понимая, удастся ли ей задуманное, то радостно улыбалась, представляя, как накормит Корнилова своим десертом. Алексей пару раз заглядывал на кухню, но девушка выпроваживала его с предложением погулять-посмотреть футбол-почитать газету.
Наконец, коржи были готовы, румяные, хрустящие, пружинящие, когда до них дотрагиваешься, и не совсем ровные — именно таким им и положено быть — за совершенством форм стоит идти в ресторан, а вот за чем-то домашним, словно привет из детства, на собственную кухню. Лиза приготовила крем и начала медленно собирать коржи, смазывая их. Она сама пропиталась ароматами ванили и погрузилась в прошлое, словно ожидая увидеть рядом любимую бабушку и услышать от нее ласковое слово. Наконец, последний корж был положен на самый верх, смазан кремом и посыпан крошками.
— А вдруг Алексей решит, что глупости всё это и отсутствие вкуса, и лучше савойский десерт от шеф-повара из мишленовского ресторана, который есть по соседству? — вздрогнула Лиза. — Ладно, надо заканчивать начатое!
Лиза заварила свой любимый Earl Grey, а еще, предавшись воспоминаниям детства, приготовила горячий шоколад с ванилью, взбитыми сливками и корицей. Буйство каллорий, но не зря же говорят, что в Альпах можно есть все — энергия здесь сгорает очень быстро.
Корнилов уже в который раз заглянул на кухню, когда Лиза развязывала фартук. Он быстро подошел к ней, обнял, уткнувшись в пахнущие пряностями волосы.
— Я как будто в рождественской сказке, — почти прошептал Алексей.
— Но у меня нет для тебя подарка, — улыбнулась Лиза.
— Сегодняшний наш день — лучший подарок, — не кривя душой, ответил Корнилов.
Уютно устроившись за грубым деревянным столом в гостиной, они медленно поедали торт, запивая его какао и чаем. Лиза радовалась каждой похвале Алексея, каждому съеденному им кусочку — все-таки он не променял ее на мишленовский ресторан!
— Знаешь, а мне нравится, что из этой комнаты вид не на Монблан или Полуденный пик, а на эту тихую долину, — сказала Лиза. — Не думаю, что можно много съесть, глядя на их неприступные вершины.
— Поверь мне, твой торт я могу есть где угодно и сколько угодно, — польстил ей Алексей, отрезая еще один кусок.
Лиза вымыла посуду, а Алексей вытер ее, они вышли на открытую террасу и наблюдали, как догорает угасающее солнце. Девушка куталась в норковый жилет, а Корнилов прижимал ее к себе, касаясь подбородком чуть растрепавшейся макушки.
— Все-таки для меня вечность не там на леднике, там только страх, а здесь, — проговорила Лиза, поворачиваясь лицом к Алексею. — Здесь вечность умиротворения и покоя, — она встала на носочки, непривычно маленькая без своих обычных каблуков, и обняла его за шею, коснулась своими губами его губ.
Умиротворение и покой были незначительным эпизодом — позже, раскинувшись на высокой старинной кровати, с неослабевающим жаром Лиза и Алексей вновь узнавали друг друга.
— Она необыкновенная и, наверное, ненастоящая, — подумал Корнилов, погружаясь в блаженную полудрему.
Глава 13
Проблемы множились день ото дня, олимпийская стройка грозила обернуться грандиозным провалом — после визита Президента на Красную поляну несколько видных функционеров лишись своих должностей, а подобные Корнилову, наивно полагавшие, что Сочи — отличный виток в развитии бизнеса оказались втянуты во все новые и новые расходы. В Киото тоже все шло наперекосяк: оказались расторгнуты два крупных контракта, обеспечивавших почти треть оборота порта, в одном из терминалов был найден груз контрафактной продукции, а для Японии это было страшнее наркотиков и оружия вместе взятых. К одной из основных структур холдинга и к его отцу лично в Лондонский суд был заявлен иск о переводе на заявителя 60 процентов акций компании, якобы в связи с нарушениями при приватизации в середине 90-х. В общем, обычная круговерть событий и проблем, в которой отдушиной для Алексея были встречи с Лизой — жаркие ночи, томные утренние часы, когда так хочется остановить время, скомканные сборы на работу или в очередной перелет. Иногда он вспоминал Саюри и корил себя за измену прежней любви, просыпался ночью и смотрел на спящую рядом, чуть улыбающуюся Лизу, а сам думал, что на ее месте следовало бы быть Саюри — беззащитной робкой японке, а не волевой и целеустремленной девушке с большими и грустными глазами. Но спустя несколько мгновений из памяти Алексея образ Саюри ускользал, становясь туманным и размытым, мыслями и воспоминаниями, чувствами и ощущениями владела Лиза, она была теплой и желанной, прижималась к нему во сне, дарила радость своей души и своего тела. Корнилов гнал мысли о Саюри прочь, и все чаще и чаще мысли послушно отступали. Лишь однажды воспоминания о маленькой японке оказались реальными как никогда — на личную почту Алексея пришел отчет управляющего жемчужными фермами Палавана о том, что ловцы сняли первый урожай золотых жемчужин, тех самых, которыми Корнилов мечтал украсить любимую в честь рождения их ребенка. Алексей надолго закрылся в своем домашнем кабинете, не отвечая на звонки, не занимаясь делами, просто выкуривая одну сигарету за другой и глядя на пустой камин, в котором уже долгое время не горел огонь.
За большими и гораздо более важными делами покупка здания «Весны» потеряла свою актуальность, и только привычка не бросать начатое на полпути заставляла Алексея довести эту сделку до конца. Корнилов откладывал вопрос с «Весной» все дальше и дальше, погружаясь в ворох юридических проблем, связанных с лондонским процессом, в котором было столько конфиденциального и связанного с делами и связями семьи, что доверить это кому-то постороннему было нельзя. Алексей искренне завидовал Дорофееву, приобретшему не только чудесную жену, но и юридического директора Индастриала, которой доверял как самому себе. Корнилов же, не обладая такой роскошью, проводил со своим юридическим директором времени больше, чем с остальными менеджерами Moscow Building, и испытывал от этого вполне понятное раздражение. Дмитрий Челышев был отличным профессионалом, хотя с виду и производил обманчивое впечатление застенчивого, немного заикающегося парня.
Они сидели в Лондоне уже третьи сутки: Алексей, его отец, Дмитрий и команда первоклассных английских и российских юристов, готовясь к предстоящему процессу, в тысячный раз возвращаясь к деталям сделок пятнадцатилетней давности, личных взаимоотношений Корнилова-старшего с некоторыми одиозными личностями середины 90-х. Глаза щипало от усталости и яркого света, контракты прошлых лет казались чем-то нереальным и чуть ли не кощунственным с позиций сегодняшнего дня. Пиджаки и галстуки давно были сброшены, английская щепетильность канула в Лету под влиянием российских денег и подробностей приобретения капиталов. Казалось, все детали проговорены чуть ли не сотню раз, драфты составлены и остается только ждать дня первого слушания дела. На часах была половина третьего ночи, почти все разошлись, Корнилов-старший вызвал водителя и тоже стал собираться:
— Алексей, ты со мной? — спросил он сына.
— Да, наверное, — почти согласился тот, мечтая о горячем душе и прохладной постели, хотя в нынешнем состоянии его устроила бы любая горизонтальная поверхность.
— Алексей Дмитриевич, — остановил его Дмитрий, — Я должен обсудить с вами результаты due diligence по «Весне».
— Дмитрий, это не вопрос первой важности, — резко оборвал его Алексей. — Решайте задачи по мере их релевантности.
— Я думаю, это релевантный для Вас вопрос, — сдержал удар Дмитрий. — Это касается состава акционеров «Весны» и Елизаветы Максимовны.
Алексей не сразу сообразил, кто такая Елизавета Максимовна, а потом с огорчением осознал, что дело касается его Лизы.
— Отец, езжай без меня, — коротко бросил он.
Корнилов-старший хотел что-то сказать, но, увидев злой и сосредоточенный взгляд сына, решил, что не стоит и пытаться.
— Дмитрий, ко мне в кабинет! Коротко говорите, какая связь между Лизой и бенефециарами «Весны».
Челышев поймал себя на мысли, что впервые видит своего шефа настолько напряженным — прежде его холодное спокойствие не могла поколебать ни угроза потери 60 процентов акций одной из наиболее прибыльных компаний холдинга, ни безумные потери на объектах олимпийского Сочи.
Алексей устало опустился в кресло и потер виски — подступала ненавистная головная боль.
— В ходе проверки изменений в структуре владения акциями компании, контролирующими «Весну», мы установили, что 20 сентября этого года 10 процентов акций компании были переведены на имя Елизаветы Максимовны. Это совпадает с тем временем, когда Ваши с ней визиты на светские мероприятия стали известны широкому кругу лиц. Две недели назад, с помощью юридической компании Freshfields акции были переведены на имя компании, инкорпорированной на Кипре. Акции кипрской компании переданы резиденту Британских Виргинских островов, бенефициаром которой формально которой является гражданин Ирландии. Однако есть основания полагать, что конечным бенефициаром акций является Елизавета Максимовна.
За сухим юридическим языком Челышева Алексей понял одно — самое главное: едва начав встречаться с ним, Лиза получила в свою собственность весьма ценный актив. Для Корнилова не то, что 10 процентов акций, все здание «Весны» было каплей в море, но для Лизы это были совсем другие деньги, а деньги и все, что с их помощью можно было приобрести, девушка любила — это Алексей уже понял. Он хотел верить, что причина приобретения Лизой доли в компании — какие-нибудь личные заслуги, не связанные с ним, но Корнилов не был наивным человеком. Кем была Лиза для компании — всего лишь девушкой, выбирающей красивые вещи, а это не та должность, за которую получают подобные бонусы. Алексей чувствовал себя обманутым самим собой — он доверился и вполне заслуженно был обманут. Конечно, нужно было проверить Лизу прежде, чем начинать встречаться с ней, но проблема-то состояла в том, что Алексей вовсе не планировал заводить какие-то отношения: так пара походов в ресторан, случайная встреча в гольф-клубе. Все произошло чересчур спонтанно: ужин, приглашение к родителям, ее рвущая душу нежность на берегу моря, страстное сумасшествие ночи в Гибралтаре, а потом какие-либо проверки казались и вовсе ненужными и неуместными. Алексей устало потер глаза, Челышев ждал каких-то действий, указаний, а ему хотелось лишь одного — поговорить с Лизой, услышать от нее, как она стала владелицей акций, прежде чем давать эти указания.
— Дмитрий, я вас понял. Оставьте документы, — больше говорить ничего не хотелось, да и не было нужды.
Лиза, нежная маленькая Лиза, рассуждавшая о вечности и готовившая бабушкин торт. Расчетливая жадная дрянь, такая же, как все — думающая только о своей выгоде и наживе. И это именно из-за нее он забыл свою трепетную Саюри, позволил радости сегодняшнего дня, фальшивой и пустой, задвинуть на задний план свою настоящую и поплатившуюся за это жизнью любовь.
Вычеркнуть ее из памяти и из жизни, забыть и не возвращаться к приторным ласкам и суррогатной надежде — Корнилов подошел к окну, уставившись невидящим взглядом вдаль. Город тонул в мрачном тумане, косой дождь бил в окно — на выходные, завершив первоочередные вопросы с процессом, Алексей планировал забрать Лизу и улететь в Афины, а оттуда, забрав яхту, направиться на Санторини, бродить по скалистому острову, пить местное вино в маленьких тавернах, представлять, как на этом самом месте в лазурных водах старого древнего моря покоятся останки легендарной Атлантиды. Теперь все эти планы казались ничего не стоящим абсурдом. Может, это с самого начала не было нужно Лизе, и она только играла в интеллигентную, тонко чувствующую девушку, а сама смеялась над ним?
Алексей открыл бар, плеснул в бокал щедрую порцию виски, проглотив его одним махом. Обманчивое тепло разлилось по телу, ненадолго заглушая недоверие и обиду, хотя обида была каким-то несерьезным, почти детским чувством — чувством, которое он себе позволить не мог. За первым бокалом виски последовал второй — отлично выдержанный МакКалин, дух Шотландии и напиток суперагента. Дождь все усиливался, Алексей никак не мог понять любовь российского истеблишмента к Лондону — хмурый и суетливый город, в котором отлично работать, но вовсе не жить. Некстати вспомнилось, как пару недель назад они сидели с Дорофеевым в кабинете его лондонского дома и пили тот же самый виски, где-то наверху Катя нянчилась с детьми, а Сергей, услышав детский плач и ласковый голос жены, вдруг сказал:
— Знаешь, в такие моменты я вспоминаю, как из-за своего недоверия чуть не потерял ее, не хотел ее ни видеть, ни знать.
На этом разговор оборвался, Дорофеев, не желая возвращаться в прошлое, заговорил о чем-то другом, а Алексей даже не придал этому значения, а вот сегодня вспомнил. Не рубить с плеча, когда хочется забыть все, что было, довольно не просто, но вычеркнуть ее из мыслей, лишить себя встреч, теплых ночей, когда тебя ждут и принимают без лишних вопросов, было еще сложнее. Что особенное можно вменить в вину Лизе? — приобретение акций, да, непонятно и подозрительно, слишком уж отвык Корнилов верить в совпадения. Нужно лететь в Москву и говорить с Лизой, не дожидаться week-and’а и поездки на Санторини, а увидеться с ней как можно скорее, решить этот вопрос и либо закрыть главу отношений с Лизой, либо идти дальше. Алексей отошел от окна, уже представляя предстоящий разговор и в глубине души надеясь на благополучный исход.
В осенней Москве светская жизнь била ключом: в Большом прошел ужин в честь ювелирного дома Boucheron, в Vogue cafe состоялась презентация книги знаменитой Верушки — экстравагантной и не желающей стареть супер-модели 70х, в Центре дизайна Art Play открывалась выставка Chanel Black Jacket, Лизе нужно было успеть повсюду. Часть этих мероприятий она считала обязанной посещать из-за работы — в последний год быть байером вдруг стало модно и престижно, и ее самоприар превращался в пиар «Весны», а «Весне» и идее сделать ее не хуже лондонского Харви Никса или соседнего и жестко конкурирующего ЦУМа Лиза была предана до глубины души. На другую часть ужинов и вечеринок девушка ходила из искренней любви к моде, которую воспринимала не как нечто меркантильное, а как квинтэссенцию культуры, ее самый яркий срез. Иногда удавалось вытащить в люди Катю и тогда любое мероприятие становилось еще интереснее — что может быть лучше возбужденного обсуждения увиденного с лучшей подругой? Правда в последние недели Катя была занята закрытием очередной масштабной сделки и максимум на, что могла рассчитывать Лиза, — это короткий телефонный разговор. Алексея тоже не было в Москве — глобальные проблемы в Лондоне и в Сочи, усталый голос в телефонной трубке и обещание провести выходные вместе. В начале месяца он хотя бы приезжал в Москву, и она летала в Лондон — они никуда не выходили вместе, измученный Корнилов падал в кровать и засыпал мертвым сном, просыпаясь среди ночи, чтобы покорить ее своими ласками. Но Лиза не роптала не то, что вслух, но даже в душе, она понимала, получая такого мужчину как Алексей, ты получаешь проблемы целой отрасли экономики в придачу. Так говорила Катя про своего мужа, и не соглашаться с ней у Лизы не было оснований. Да ей и не нужны были никакие рестораны, приемы или поездки — Лиза с восторгом ловила каждый момент рядом с Алексеем, в глубине души понимая, что эта связь однажды оборвется так же внезапно, как и началась, но надежда, что этот момент наступит как можно позже, все чаще посещала ее, а уж в самые безумные минуты думалось, что ей повезет и расставание не наступит вовсе. Сомнения будили только темные пятна в прошлом Алексея, те события, которые привели к болезненной страсти и одновременно к отрицанию всего японского, к странным и порочным играм с суррогатной гейшей. Лизе казалось, в прошлом есть что-то такое, что не дает Корнилову быть счастливым или хотя бы спокойным в настоящем. Правда в последнее время казалось, что печаль посещает его все реже, Кейко сошла на нет, и это радовало Лизу как ничто другое — хотелось вычеркнуть из памяти позорный эпизод, забыть навсегда, как легко согласилась играть чужую и порочную роль. Лиза, занимаясь любовью с Корниловым, задумывалась, а помнит ли он жесткий и небрежный секс с Кейко? — она иногда вспоминала.
В Москве было хмурое почти зимнее утро, вчера в течение дня шел легкий снег, парализуя и без того навек застывшие в пробках дороги, Лиза скверно чувствовала себя уже третий день и накануне даже пропустила ужин в честь Верушки, себя она убеждала, что просто не хочет видеть увядшую красоту, но на самом деле была обессиленной настолько, что уснула в 10 вечера, едва коснувшись головой подушки. Сегодня хандрить было нельзя, хотя и хотелось свернуться клубочком, не видеть и не слышать никого — в 12 к ней должна была приехать съемочная группа журнала Tatler, снимать ролик о ее гардеробе для размещения на сайте журнала, а во второй половине дня Лиза планировала встречу с корреспондентом российского Elle — та интервьюировала ее, а также баеров ГУМа и ЦУМа на предмет того, каких новинок ждать к весеннему сезону.
Съемка в гардеробной предполагала идеальный порядок на вешалах и на полках — Лизу возмущали сюжеты, в которых героини выдавали беспорядок за артистическое обустройство. Ее собственные вещи всегда лежали по струнке и не требовали никакой ревизии. Черным пятном в гардеробе было кимоно — наряд ненавистной Кейко, грубая японская обувь и банка рисовой пудры, Лиза надеялась больше никогда даже не прикасаться к этим вещам. Их следовало убрать из гардероба, кимоно и обувь вернуть в театр, а пудру выбросить вон, вот этим-то она сейчас и займется, только подремлет еще немного, успокаивая ноющую боль в животе.
Лиза открыла глаза от того, что яркое почти зимнее солнце било в окно, отражалось в огромном зеркале на стене и безжалостно дразнило ее — на часах было 11–20, до прихода съемочной группы из журнала оставалось 40 минут. В испуге она вскочила с постели, путаясь в одеяле, взглянула на свое помятое лицо и бросилась в ванную: 5 минут под прохладным душем, недосушенные волосы в небрежную косу, немного крема на лицо, взмах пудрой, пара мазков хайлайтера, тушь, блеск на губы. Платье Chloe, задуманное еще со вчерашнего дня — в 11–55 Лиза была абсолютно готова. Она натягивала на кимоно прозрачный пакет, чтобы засунуть его в чехол и больше не видеть его, когда в дверь раздался звонок. Наверное, девушки из Tatler’а, консьержа внизу Лиза еще вчера предупредила об их приходе. Лиза резко распахнула дверь и замерла, увидев мрачного Корнилова.
— Привет! — сказал Алексей и, отодвинув ее, вошел в квартиру. Лиза, стояла, не дыша, не зная, куда деть проклятое кимоно, понимая, что Корнилов уже видел его — изнутри поднимался почти животный страх. — Отлично выглядишь, — как будто кто-то чужой, а не мужчина, заставлявший ее кричать от восторга, произнес он.
— Спасибо, — прошептала Лиза пересохшими губами. Она хотела сказать, что не ждала его, но это было бы ложью и ошибкой — Корнилов был тем человеком, которого она ждала всегда.
Алексей остановился посреди коридора, Лиза некстати вспомнила, как несколько месяцев назад, а как будто целую жизнь, из этого шкафа ему прямо на голову выпала груда обувных коробок, едва сдержала нервный смешок.
— Интересная вещь у тебя в руках, — небрежно бросил он, забирая из ослабевших лизиных платьев тяжелое кимоно. — Классическое платье гейши, не меняющееся почти сотню лет, — Корнилов замолчал, испытующе глядя на Лизу, его взгляд полыхал огнем и замораживал одновременно. — С каких это пор ты стала любительницей японской истории или это обостренный интерес к ночным бабочкам? — Лиза поняла — он все понял. В какой-то момент она наивно верила, что удастся солгать, придумать какую-нибудь историю, оправдывавшую кимоно в ее руках, но сейчас осознала — никакая ложь не пройдет, и так было слишком много лжи. Девушка молчала, боясь поднять глаза и снова обжечься той ненавистью, что исходила от Алексея. Он разжал пальцы и шелк жалкой лужицей растекся по полу — как живое существо, невпопад подумала Лиза.
— Садись и рассказывай, — Алексей направился в гостиную, ожидая, что Лиза послушно придет следом, она и пришла, как все, кому он отдавал команды.
— А я думала, любой мужчина будет смотреться на моем белом диване нелепо, но каждый раз Алексей опровергает эту мысль. Боже, о чем она только думает, когда прямо на глазах рушится ее жизнь, — Лиза пыталась одернуться себя, но у нее ничего не получалось, она словно наблюдала эту абсурдную ситуацию со стороны.
— Давай, давай, рассказывай, — поторопил ее Корнилов, сохраняя какое-то монументальное спокойствие.
— Неужели ему совсем не больно от моего предательства? — подумала Лиза, но опять помолчала.
— Кто и зачем? — задал вопрос Алексей, он снова стал холодным незнакомцем, которым оставался для Лизы во время первых визитов в чайный дом, и от этого почему-то стало легче.
— Какое это имеет значение? — бросила Лиза.
— Большое.
— Для тебя, может быть, для меня — нет, — она посмотрела вдаль: несмотря на яркое солнце, в небе кружился снег.
— Еще раз повторяю: кто и зачем? — не меняя ровной интонации, проговорил Корнилов.
— По собственной извращенной инициативе, — Лиза прямо посмотрела в глаза Алексея.
— Не лги мне, — резко бросил Корнилов.
Морщины разбежались по его лицу, под глазами залегли тени.
— Наверное, опять всю ночь не спал, — подумала Лиза. Ей еще предстояло привыкнуть к мысли, что такие вопросы больше не должны ее волновать.
— Я и не лгу, — она перебросила косу на другое плечо.
— Я все равно все узнаю, самое большее в течение часа.
— Ради Бога, узнавай. Что же ты до этого не узнал о моем прошлом? — Лиза и правда часто ловила себя на мысли, что Алексей ради собственной безопасности должен проверить ее, а тогда всплывут и аргентинские варранты и многое другое, что ей бы хотелось забыть.
— Может, потому что верил тебе, — на лице Алексея впервые промелькнули эмоции. — Пока ты изображала японскую подстилку. Тебе нравилось сравнивать, когда тебя имеют как продажную суку, а потом как рафинированную особу?
Лиза молчала, а что она могла сказать? Все было бессмысленно, порочно и абсурдно.
— И часто ты этим занималась? Конечно, это куда проще и приятнее карьеры финансиста?
— Боже, он считает ее почти проституткой! — этого Лиза не могла даже предположить. Она боялась, что Алексей раскроет ложь и предательство, но о подобном даже подумать не могла.
— Даже хорошо, что твоя бабушка умерла пятнадцать лет назад. Ей было бы трудно тебя понять.
— Нет, нет, — Лиза вскочила с дивана и замерла посреди комнаты. — Я сделала это в первый раз. Никогда и ни с кем другим! Я бы не стала, просто бы не смогла, — ей казалось безумно важным убедить Корнилова в том, что кем угодно, но продажной девицей она не была. Хотя могла ли она говорить об этом так уверенно: ведь много лет назад сама пошла на связь с Евгением и Максимом Сергеевичем, на связь, которая позволила ей не просто склеить почти рухнувшую жизнь, но склеить их на вполне комфортной основе. Может, она и правда была настоящей проституткой. В конце концов — разве она не согласилась на секс за деньги. Так что, какой смысл отрицать?
— Мне это уже неинтересно, — равнодушно ответил Алексей. Хрестоматийная истина — равнодушие ранило больнее всего. — Да и абсолютно понятно, — после секундной паузы проговорил Корнилов, — Я-то думал, что за акции «Весны» ты просто согласилась вступить со мной в связь. Вот интересно, ты и с Дорофеевой подружилась ради этого? Изящный такой ход, продуманный на много шагов вперед. Все-таки ты зря не сделала финансовую карьеру — была бы уже блестящим банкиром, а не кувыркалась бы за деньги. — Лиза чувствовала, как из ее сердца уходит жизнь, капля за каплей. — Но одного знакомства показалось мало, и тогда ты решила сыграть многоходовку: уж на кого-то одного: тебя или как эту твою, Кейко, я бы точно клюнул. Ты оказалась права, и в образе проститутки нравилась мне даже больше. Как ты говорила: интересуюсь архитектурой, мечтаю реализовать свою мечту… Красиво, правильно и подготовлено. А эти пассажи про суровое море, про вечность и горы, ты была просто блестяща, Лиза. И, знаешь, ты слишком за дешево продалась. 10 процентов — мизерная плата, тебе явно следовало просить больше. Что-то сегодня ты много молчишь, плохо подготовилась к этой мизансцене, — усмехнулся Алексей, — Хотя стоило бы. Возможность провала никогда нельзя исключать, — он встал с дивана и направился к выходу из квартиры.
Лиза знала — он уходит из ее жизни, и она это заслужила. Она во всем виновата сама.
— Я-то ехал к тебе, узнать о том, как ты стала владелицей акций. Даже думал получить внятное объяснение. Но кто ты такая, чтобы получить этот актив просто так? Как там называется то, что ты делаешь? Явно раздвигать ноги у тебя получается лучше, — Алексей уже открывал дверь. — Знаешь, а я из-за тебя даже стал забывать ее, Саюри.
Глава 14
Лиза и сама не понимала как, но она продержалась до вечера. Съемки для Тatler’а — глупое и никчемное мероприятие, почти погубившее ее жизнь — жизнь, которую она так мечтала обрести. Девушки и оператор позвонили в ее дверь ровно в 12–15: модный мир — не самое пунктуальное место. Удивительно, но разговор с Корниловым занял всего шесть минут, которые она, наверное, запомнит навсегда. Юная жизнерадостная брюнетка с восторгом рассматривала платья, сумочки и туфли в лизиной гардеробной: веселый смех царапал слух, и сама себе Лиза казалась измученной и вовсе не такой молодой. Из массы нарядов девушка выхватила изумрудное платье, в котором Лиза была в Марбелье — вечер счастья и последовавшая за ним ночь восторгов.
— Jenny Packham, как у герцогини Кэтрин, — захлопала в ладоши журналистка. — Мы публиковали ваше фото в нем на страничке в Facebook’е! Вы не могли бы его померить для нас?
— Нет, нет, — резко отказалась Лиза, она даже представить не могла, что снова наденет этот наряд — платье ассоциировалась с Алексеем, с его горячей рукой на чуть прикрытой кружевом спине. — Давайте я лучше надену вот это, — Лиза взяла расшитое стеклярусом и пайетками длинное платье Alberta Ferretti — Это из последней коллекции, оно будет у нас в «Весне» к середине следующего месяца.
Лиза ушла в спальню, скинула свое скромное цвета старой розы платье Chloe и, обессиленная опустилась на кровать, — не было сил, не было желания возвращаться в эту веселую болтовню, которую обычно она любила и умела перевести на пользу себе и своей работе. Но любое шоу должно продолжаться — не только то, в котором танцуют и поют. Лиза надела белоснежное платье, обруч на волосы, подобранный в тон — в этом наряде она мечтала отправиться с Алексеем на Сент-Барт., но Сент-Барту в ее жизни уже не суждено было случиться.
Время тянулось бесконечно медленно, мучительно утекая по одной капле — Лиза пережила поздний обед с журналисткой из Elle, была приторно любезна с конкурентами из ГУМа и ЦУМа, легко рассуждала о кружеве и шифоне, лимонных принтах и меховых босоножках будущего сезона, цитировала Нину Риччи и Эльзу Скиапарелли, была обаятельна, не давая вставить собеседницам ни слова. Она понимала: если остановится хоть на секунду, рассыплется в прах.
Интервью затянулось — все были в показном восторге друг от друга, а журналистка из предложила Лизе большое персональное интервью в декабрьском номере Elle. Еще вчера Лиза была бы рада — сегодня ей было все равно. Она вышла на улицу, бросила умопомрачительную изумрудного цвета сумку Bottega Veneta на заднее сиденье, ощутив через первоклассный кашемир пальто холод автомобильных кресел, повернула ключ зажигания — машина ответила довольным урчанием трехсот лошадиных сил. Лиза задала себе вопрос: стоило ли все это: люксовый автомобиль, первоклассные вещи, квартира в отличном районе, переживаний из-за неслучившейся любви. И ответила, немного подумав, что, да — стоило… В конце концов, любая любовь, даже самая большая, проходит, а материальные блага остаются.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 23 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |