— К нам пожаловал мистер Корнилов собственной персоной, — на прекрасном английском проговорил мужчина, сидевший в кресле с видом на залив. Алексей отлично говорил по-японски, но он помнил рассказ Саюри о том, что настоящие якудза говорят на родном языке лишь с теми, кого уважают и кому доверяют — он же бесповоротно утратил и уважение, и, тем более, доверие.
— Добрый день, мистер Сюнкити, — Корнилов поддержал заданный тон.
— С чем вы приехали? — спросил японец, хотя он прекрасно знал о причине визита Алексея, подготовка к этой встрече велась почти полтора месяца.
— Я приехал за подписанием договора о передаче Moscow Building прав на комплекс портовых сооружений, находившийся в залоге у банка, — Корнилов понимал, Сюнкити ведет с ним игру, имеющую единственную цель — заставить его вспоминать Саюри, как будто он мог ее забыть. Кредит банку был выплачен, договор согласован, подписан Корниловым со стороны Moscow Building, оставалось только скрепить его подписью Сюнкити, а тот все тянул и тянул настаивая на личной встрече с Алексеем.
Дверь кабинета открылась, неслышной походкой зашел референт Сюнкити, щелкнул клавишей наподобие выключателя — на окно опустилась плотная белая штора, блеснул луч проектора. Алексей, как живую, увидел Саюри. Девушка шла по узкому белому мосту, перекинутому через реку, на ней было яркое платье, которое трепетало в легких порывах ветра, она смеялась и, смеясь, махала кому-то. Саюри приветствовала его — понял Алексей, он вспомнил все до мельчайших деталей. Был солнечный весенний день, нагромождение дел держало Корнилова в его офисе в Кобе, в обед позвонила Саюри и сказала, что отправилась на прогулку в Замок Белой Цапли, находившийся километрах в 50 от города, потом, немного смущаясь, прошептала, как здорово было бы там побродить вместе. Алексей послал к черту все дела и бросился на железнодорожный вокзал и вскоре уже входил в ворота парка, из глубины которого в его сторону направлялась Саюри и так радостно приветствовала его. Именно в тот день, поддавшись соблазну жарких объятий и запретных поцелуев, исследовав юное тело застенчивой японки в тихих беседках парка, Алексей предложил девушке стать его женой. Саюри смущалась, очаровательно краснела, но потом согласилась, с опаской заметив, что отец вряд ли разрешит брак с русским мужчиной… Корнилов поднял глаза на экран и снова увидел смеющуюся Саюри — в тот счастливый день в парке он даже предположить не мог, что совсем рядом находятся головорезы ее отца и фиксируют на камеру каждый их шаг, каждый жест.
Яркую атмосферу весеннего дня сменили мрачные краски зимнего утра — небо плакало струями ледяного дождя, похоронная процессия приближалась к кладбищу, машины остановились, из черного лимузина вышел Сюнкити Ямагути и заплаканная женщина лет 50 — мать Саюри. Корнилов увидел, как он сам идет по аллее, провожая взглядом траурный катафалк.
Алексею казалось, что ему не хватает воздуха, знакомая, когтями рвущая боль терзала голову, но рядом не было нежной Кейко, которая бы облегчила страдания мужчины. Корнилов поднял глаза — Сюнкити усмехался, глядя на собеседника холодными и черными, как ночь, глазами.
— Вы все еще хотите говорить о контракте, мистер Корнилов, или обратимся к иной теме разговора?
— Нам нечего обсуждать, кроме бизнеса, мистер Ямагути, — ответил Алексей.
— Нам нечего обсуждать, но нам есть, на что посмотреть, — вкрадчиво произнес японец и сделал непонятный жест своему референту, на экране появилась новая картинка.
Молодая женщина вела за руку маленькую девочку, в глаза слепило солнце, девочка пританцовывала и размахивала крошечным сачком, вокруг летали бабочки. По дороге вновь ползла вереница черных машин, вокруг возвышались надгробия — Корнилов вздрогнул, он больше не мог видеть похороны Саюри, этот страшный момент и так стоял в его глазах, без всяких напоминаний.
— Не опускайте глаза, мистер Корнилов, — тихо сказал Сюнкити, а сурового вида мужчина подошел вплотную к креслу, в котором сидел Алексей, словно заставляя его не отводить глаза от экрана. — Это похороны моей жены, она пережила Саюри на полгода, — Алексей увидел, как из лимузина вышел один Сюнкити и пешком направился вглубь кладбища. — Я полагаю, мы оба знаем, кто повинен в ее смерти, — продолжил японец. Алексей кивнул в ответ — а что он мог сделать еще? Он был виноват во всем и сам знал об этом, и хотел, даже мечтал понести ответственность, вот только не мог. Официального расследования причин смерти Саюри Ямагути, она даже не успела взять фамилию мужа, не проводилось — могущественная Ямагути-гуми не допускала посторонних в свои дела. Через две недели после смерти жены Корнилов улетел из Японии. А пока тянулись эти долгие две недели он каждую секунду ждал, что в его дом ворвутся громилы из Ямагути-гуми и призовут к ответу мерзавца, который погубил самое дорогое сокровище их босса. День проходил за днем, Алексей сидел в кабинете и не выпускал из рук ожерелье и обручальное кольцо своей жены — он так и не научился называть ее женой, но к нему никто не приходил.
— А вот это мои любимые кадры, посмотрите, мистер Корнилов, — Алексей словно вынырнул из своих воспоминаний и понял, что все еще находится в кабинете Сюнкити, и тот продолжает свою пытку, куда более изощренную, чем те, что использовали его предшественники — якудза, промышлявшие разбоем на дорогах.
Корнилов не верил своим глазам — в кресле в гостиной городского дома Ямагути сидела беременная Саюри, длинные черные волосы рассыпались по плечам, молочная кожа чуть порозовела, складки платья натянулись на большом животе.
Пульсация боли нарастала в его голове, стены комнаты сдвигались, как будто задумали сдавить Алексея в своих холодных, черно-белых тисках. В прошлый раз кошмар отступил под ласковыми руками Кейко, но, как он мог даже думать о другой женщине, глядя на ту, которую погубил сам?
— Мистер Корнилов, этого вы тоже меня лишили, — сказал Сюнкити, — Радости быть отцом и дедом.
Алексею хотелось кричать, что он лишил этой радости и самого себя, но какое он имел право? Глаза не могли оторваться от изображения Саюри на экране, и, хотя Алексей понимал, что последний кадр — всего лишь умелый монтаж, он не желал верить в это. Именно так должна была выглядеть его жена в ожидании его ребенка.
— Мистер Сюнкити, я приехал сюда не за тем, чтобы предаваться воспоминаниям, давайте займемся делами и покончим с этим утомительным общением друг с другом, — Алексей понимал, что ведет себя непозволительно как в отношении с деловым партнером и, тем более, с отцом погибшей дочери, убитой им дочери, но ничего не мог с собой поделать, он больше не мог находиться в одном помещении с Сюнкити, в одном городе с ним и даже в одной стране.
— Вы уже покончили со мной, мистер Корнилов, причем с таким успехом, о котором не мог мечтать ни один из моих противников. Покончили со мной, раз и навсегда. И я хочу только одного, чтобы вы страдали так же, как и я.
— Я уже страдаю! — хотел прокричать Корнилов, но заставил себя молчать.
— Вы думали, наверное, что Ямагути-гуми подвергнут вас жестоким пыткам, но я знаю, страдания тела не значат ничего по сравнению со страданиями души. А я хочу, чтобы вы страдали. — Вновь ожил экран: счастливая Саюри в свадебном наряде спускалась по ступеням отцовского дома, следующий кадр — скользкие комья земли летели на ее могилу, все больше и больше отделяя девушку от тех, кто так ее любит. Новая сцена — подобрав длинную юбку, она бежала вдоль берега моря, а за ней семенил пухлый малыш. Могилу засыпали алые листья кленов. Саюри катила перед собой коляску с младенцем. На двери дома Ямагути висел траурный венок. Девушка садилась в открытый белый Мерседес. Картинки мелькали одна за другой, сливая в безумный калейдоскоп, девушка то плакала, то смеялась, она была то молодой, то совсем старой — реальное и вымышленное слились воедино, уже невозможно было определить то, что было, от того, чего не будет никогда.
— Вот так-то, мистер Корнилов. Я подпишу этот контракт, вы уберетесь из Японии, и больше я не увижу вас никогда, но вы всегда будете знать, что, если я захочу, я заставлю вас страдать так, как страдаю я.
— Превосходно, мистер Ямагути, — сдерживаясь из последних сил, сказал Алексей. — Меня и правда больше ничего не держит в этой стране.
Сюнкити кивнул референту, тот положил перед ним экземпляр контракта, росчерк пера и тысячи квадратных метров порта Кобе перешли в собственность Moscow Building и Корнилова лично.
— Не смею вас больше задерживать, мистер Корнилов, — кивнул Ямагути, указывая Алексею на дверь, тот медленно пролистал контракт, задержался взглядом на подписи Сюнкити на последнем листе и убрал бумаги в портфель.
— Благодарю вас, мистер Ямагути, — Алексей вышел из кабинета под смех своей умершей жены, державшей на руках его неродившегося ребенка, ребенка, который уже никогда не родится.
Поездка до аэропорта, прохождение таможенных и пограничных формальностей — для Алексея все слилось в одно мрачное пятно, которое обволакивало его густым туманом, делало словно не живым, отделяя от всего остального мира. Самолет уносил его все дальше и дальше от Японских островов — Корнилов клялся сам себе, что больше никогда, никогда не прилетит туда! В уютном кресле личного бизнес-джета он то погружался в тревожный, наполненный призрачными образами из прошлого сон, то просыпался в бесполезной попытке прогнать хрупкий образ Саюри, которая в его снах рассыпалась на сотни осколков, стоило к ней лишь прикоснуться. Бокал за бокалом Алексей пил отличный выдержанный коньяк, но это не помогало — только усиливало тоску и боль. Он едва закрывал глаза и снова видел Саюри, только теперь она была уже не юной девушкой, а женщиной средних лет, поседевшей, с расплывшейся талией, в окружении внуков. Саюри смотрела на него черными глазами своего отца и зло усмехалась: «Всего этого ты лишил меня! Всего! Ты лишил! Ты…». Женщина протягивала к нему дряхлые руки, которые были так не похожи на нежные ладошки Саюри, держала его железной хваткой и смеялась без остановки: «Я противна тебе! Противна! Радуйся — ты никогда не увидишь меня старой! Из-за тебя я умерла молодой», и старуха, отпустив его, медленно ковыляла по заснеженной дорожке.
Алексей проснулся с бешено бьющимся сердцем, отбросил плед, огляделся — успокаивающе гудели двигатели самолета, небо вокруг было безоблачными и где-то далеко-далеко внизу тысячами огней горели города. Все было привычным и донельзя нормальным — это внушало мысль о покое. Единственным желанием Алексея было дотронуться до кого-то теплого и живого, того, кто не исчезнет при одном его прикосновении, в памяти всплыли две женщины: податливая нежная Кейко и элегантно-сдержанная Лиза. Лиза требовала напряжения ума и эмоций — тех двух действий, на которые в ближайшие дни он был попросту не способен, Кейко не требовала ничего, кроме внушительной суммы в адрес приватного клуба, суммы, которую он с радостью был готов заплатить. На пути к Москве самолет сделал короткую посадку в Екатеринбурге, пока баки наполняли топливом, Алексей позвонил в клуб и заказал Кейко, на сегодняшний, вернее, уже завтрашний вечер.
Глава 6
Звонок телефона вырвал Лизу из блаженной полудремы, которой она предавалась в ванне, полной мандариновой пены — ее любимого аромата Acqua di Parma, это была слабая попытка хоть ненадолго забыть стресс и волнения уходящего дня. Господин Корнилов завтра вечером желал видеть свою личную гейшу, и она была бессильна что-либо противопоставить этому, хотя у Лизы и были планы на этот вечер, планы, которые следовало отменить. Боже, она мечтала о том, чтобы Алексей захотел увидеть ее — Лизу, а не раскрашенную фальшивую Кейко, мираж, женщину, которой никогда не было и не будет. По лицу побежали горячие соленые слезы, она даже не заметила, как начала плакать, а ведь клялась когда-то, что никогда не будет плакать из-за мужчин, вернее, из-за одного конкретного мужчины.
Девушка выбралась из воды, которая вмиг перестала быть приятной, и, закутавшись в длинный персиковый халат, направилась в гостиную. На полу стоял ноут-бук, прежде чем идти в ванну, Лиза обобщала информацию по прошедшему десять дней назад собранию акционеров. Собрание не преподнесло ей никаких сюрпризов, зато весьма удивило Шишкина и Евгения. После того, как секретарь зачитал имена присутствующих и принадлежащие им доли в компании, Шишкин, второй совладелец «Весны», окинул тяжелым взглядом сначала своего партнера Денисенко, а потом Лизу, и в этом взгляде читалось понимание того, что вся эта афера с передачей акций девушке, имя которой они не всегда могли вспомнить, имеет под собой какой-то смысл, смысл, который будет явно ему не на пользу.
Основным вопросом, обсуждавшимся на собрании, была предстоящая продажа «Весны» Moscow Building, и Денисенко удалось убедить партнера отложить принятие окончательного решения еще на месяц. Денисенко, выходя из зала, радостно усмехался, Шишкин был задумчив, а Евгений, которого пригласили на собрание как генерального директора компании, был чернее тучи. Лиза пребывала в приподнятом настроении, разбираясь в тех вопросах деятельности «Весны», к которым она, как баер, не имела никакого доступа, а, в особенности, в финансовых, инвестиционных проблемах, девушка вспоминала ту радость, которую ей давала работа аналитиком в «Брокер-инвесте», тот драйв, что она ощущала по завершении удачной сделки.
— Лиза, нам с тобой нужно поговорить! — Евгений крепко держал ее за руку и тянул к себе.
— Ты знаешь, я всегда рада поговорить, — девушка высвободила свою руку и отодвинулась от шефа, — Особенно с тобой, — тихо добавила она.
— Приедешь в «Весну», сразу иди в мой кабинет, — скомандовал Евгений.
— Давай без командного тона, — теперь Лиза приблизилась к нему и притворно-ласково потрепала мужчину по щеке, — Приедешь в «Весну» и давай в мой кабинет, там и поговорим, — она резко развернулась и заспешила к выходу.
Евгений был мастером держать паузу, а в тот день Лиза еще и вывела его из себя, к ней в кабинет он зашел без четверти восемь, в административной части здания уже никого не оставалось, только Лиза тщетно пыталась заставить себя читать отчет по продажам за прошедший месяц, но никак не могла соединить буквы и цифры, которые видела перед собой — мысли настойчиво возвращались к предстоящему разговору с шефом.
— Здравствуй, моя маленькая растерзанная девочка, — он резко распахнул дверь и, бросив пальто на диван, уселся прямо перед Лизой.
— Здравствуй, здравствуй, — нарочито медленно она подняла глаза от монитора и посмотрела на Евгения.
Мужчина молчал, раскачиваясь в кресле, Лиза молчала в ответ, он обвел взглядом комнату и снова уставился на девушку, она демонстративно посмотрела на часы и перевела взгляд на собеседника. Напряжение сковывало все тело, виски ломило от волнения и предчувствия надвигающихся проблем, но внешне Лиза была безупречна: фарфоровая кожа, коралловые губы, свободный пучок на голове, скромное серое платье — студентка первых курсов, а не женщина, воюющая с собственной судьбой.
— Дорогая, странно, что ты не уяснила урок, — Евгений первым не выдержал тишины, — Оставь финансовые дрязги мужчинам, а сама занимайся единственным делом, на которое ты способна — выбирай дорогие тряпки.
— А я думала, мы называем это вещами из коллекций известных дизайнеров, — усмехнулась Лиза.
— Неважно, как мы это называем! — бросил Евгений. Лиза видела, как шеф начинает злиться, девушка давно овладела сомнительным искусством выводить его из себя. — Тебе удалось запудрить мозги Денисенко! Да, ты не перестаешь меня удивлять, вдобавок к многоходовке с Корниловым, решила разыграть параллельную партию, — Лиза улыбнулась в ответ. — Только вот, что ты собираешься делать с активами «Весны»?
— Я собираюсь реализовывать свои права акционера и ничего больше, — ответила Лиза.
— И как же ты будешь это делать? — не отставал Евгений.
— Вот это я с тобой обсуждать как-то не планировала, — безразлично проговорила Лиза.
— А стоило бы, — огрызнулся Евгений, — Мы оба помним, к чему приводят твои игры в знатока инвестиционных рынков.
— Ну вот и прекрасно. Если у тебя такая хорошая память, может быть, тебе стоит подыскать место понадежнее, хотя, что я могу с моими жалкими 10 % акций? — развела руками Лиза.
— Лиза, ты утрачиваешь связь с реальностью, — рассмеялся Евгений. — Или ты все еще веришь тем словам, что шептала мне вперемешку со слезами и соплями: только деньги и никакой любви? Мне казалось, ты как-то смягчилась за последний год — дружба с Дорофеевой, свидания с Корниловым, а?
— Женя, ты забыл старую истину: с годами никто не становится лучше, только хуже. Вот и я не смягчилась, я ждала, когда тебе надоест поднимать старую тину со дна, — Лиза откинулась в кресле. — Считай акции моим утешительным призом, ты-то должен меня знать, как никто другой, — девушка вздрогнула от собственных слов, Евгений и правда знал ее лучше многих. — Я сделаю все, чтобы «Весна» не была продана Корнилову, я буду играть в Кейко, только вот не нужно напоминать мне о том, что осталось в прошлом, я, как и ты, не жалуюсь на память.
— Узнаю свою Елизавету, — рассмеялся Евгений.
— Рада за тебя, — кивнула Лиза.
— Может, пойдем посидим где-нибудь, — почти ласковым тоном сказал Евгений. Лизу всегда раздражали эти его переходы от угроз к попыткам продемонстрировать, что ничего особенного не произошло.
— Нет, спасибо, — отказалась Лиза, — Не думаю, что твоим друзьям понравится моя компания.
Стрелки часов приближались к 10, Лизе пора было ехать в клуб играть в Кейко, но она никак не могла заставить себя уйти из дома Дорофеевых. На неделю приехала катина мама, Сергей улетел в Норильск и они устроили отличный девичник, как в старые добрые времена.
— Все, мне и правда пора идти, — засобиралась Лиза, неохотно спуская с рук катину дочку Арину.
— Лиза, оставайся на ночь, еще посидим поболтаем, — сказала Катя. Лизе так хотелось поддаться на уговоры подруги и провести тихий вечер в компании таких дорогих ей людей в большом уютном доме, где каждый уголок дышал покоем и любовью. — Я тебе расскажу, что узнала про бывшую пассию Сергея, а ты нам с мамой раскроешь тайны своих свиданий с Корниловым.
— Да, да, Лиза, давно я ничего не слышала про твои свидания, — улыбнулась Евгения Рудольфовна. — Дочь мне все уши прожужжала про этого загадочного Корнилова, который такая прекрасная пара нашей Лизе.
— Да нечего особенно и рассказывать-то, — грустно проговорила Лиза, — Кроме того концерта, на который мы ходили вместе, было всего два свидания. — Ты знаешь, Катя, Алексей, он ведет себя так неоднозначно…
— Где ты видела однозначных мужчин? — усмехнулась Катя. — Если они и водятся где-то, то я их не встречала.
— Да уж, — улыбнулась Лиза. — Но Алексей, я даже не могу тебе это объяснить, он ведет себя со мной так заинтересованно, а потом вдруг отстраняется и как будто уходит в себя, как будто меня нет рядом, словно я — пустое место, а затем опять начинает улыбаться, говорить комплименты, в общем, проявлять внимание, — эти слова, пустые слова были самой малостью из того, что Лиза могла рассказать о Корнилове. Девушка страстно желала понять мотивы встреч Алексея с Кейко, причины перепадов его настроения, той боли, что читалась в глазах мужчины в последний вечер в чайном доме. — Не то, что я прошу тебя что-то выяснять, но вдруг Сергей тебе что-то расскажет, ведь они дружат уже столько лет.
— Я выясню все, что смогу, — пообещала Катя, ее безумно радовал интерес подруги к мужчине, который она проявила впервые за последние несколько лет.
Лиза отчаянно опаздывала в чайный дом, она приехала за десять минут до времени, оговоренного Алексеем, бросила машину перед входом и уже почти вошла внутрь, когда сообразила, что Корнилов узнает ее автомобиль и разоблачит весь этот маскарад. Ей пришлось вернуться и припарковаться подальше от дома, в лабиринте аллей, которые окружали загородный клуб. Лиза бежала к домику, когда яркий свет фар осветил дорогу прямо перед ней, она шагнула в тень деревьев и увидела, как перед крыльцом чайного дома остановился Cadillac Escalade Корнилова, он вышел из машины и оглянулся — в какой-то момент Лизе показалось, что взгляд мужчины замер на ней, но потом он безразлично отвернулся и вошел внутрь. Алексей был рядом, и она без яркого кимоно гейши чувствовала себя обнаженной, в другие дни наряд, яркий грим отделяли Лизу от той роли, которую она играла, делали все ненастоящим, но сейчас, стоя под деревом в своем привычном облике, она еще острее ощущала всю подлость того, что совершала. Дрожа от холода и закравшегося в душу страха, девушка пробежала к дому и вошла в заднюю дверь. Прическу — высокий пучок — она сделала еще перед приездом к Кате, в маленькой холодной комнате Лиза умелыми движениями, словно делала это каждый день, нанесла макияж, надела кимоно, коротко вздохнула и шагнула навстречу Алексею.
Он стоял в углу комнаты и медленными движениями ворошил угольки в камине, стилизованном под японский очаг, широкоплечая мужская фигура на фоне разгорающегося огня. В лизиной памяти некстати мелькнула сцена семилетней давности: поздней декабрьской ночью или уже ранним утром голый Алексей выбрался из постели, в которой так здорово проводил время с Лизой, и отправился разводить огонь в камине — в квартире было холодно, уезжая в очередную командировку, он зачем-то отключил батареи. Это воспоминание принесло ей не злость, как раньше, а грусть.
— Ты опаздываешь, — с угрозой произнес Корнилов, поворачиваясь к девушке. Лиза покорно наклонила голову, признавая свою вину, а, когда подняла ее, удивилась — Алексей словно постарел за те две недели, что она не видела его.
— Простите меня, мой господин, — только и смогла сказать Лиза.
— Прощаю, — буркнул Алексей и шагнул по направлению к ней. При виде девушки его охватывала целая буря желаний: хотелось ласкать ее, разговаривать с ней, касаться ее нежного тела, погружаться в него и забывать свою боль. Кейко была ненастоящей, — твердил себе Корнилов, и поэтому не рождала воспоминания о Саюри, она не требовала чувств и эмоций, она была даже не заменой умершей девушки, а так… фальшивкой, суррогатом. Но почему же эта фальшивка так притягивала к себе?
— Зачем ты убираешь волосы? — тихо спросил он, наклоняясь к Лизе и касаясь рукой ее нежной шеи, — девушка вздрогнула от прикосновения, как от обжигающего удара.
— Такова традиция, мой господин, — прошептала она.
— К черту традиции! — повысил голос Корнилов и резким движением вытащил шпильки из пучка, блестящие волосы темной массой рассыпались по спине. Сейчас он меня узнает, — с испугом подумала Лиза. Стараясь не допустить у Алексея даже мысли о своем сходстве с Кейко, при встречах с ним она всегда носила волосы распущенными или заплетала их в небрежную косу. Девушка и желала этого узнавания, и боялась его, казалось невероятным, что после нескольких встреч Алексей не видел в ней Кейко и не видел в Кейко ее. Она сама узнала бы Алексея при любых обстоятельствах и в любом обличье, но то, что мужчина не узнавал ее, было лишь еще одним штрихом к портрету его равнодушия.
Мужчина медленно перебирал ее волосы, пропуская шелковистые пряди между своих пальцев, этими движениями он ласкал и себя, и ее. Лиза замерла в ожидании, все ее существо рвалось навстречу Алексею, ей так хотелось сбросить маску чужой продажной женщины и оказаться перед ним самой собой — девушкой, которую он знал 7 лет назад, и женщиной, с которой познакомился совсем недавно. Разумная часть ее сознания понимала — ни о каких признаниях не может быть и речи, возможен только этот вечер, эта ночь… Постепенно Лиза расслабилась и, словно что-то решив сама для себя, подалась навстречу Алексею, слегка тряхнула головой, откинув волосы назад и заставив его приблизиться к ней, — теперь она ощущала его дыхание на своих щеках и видела мрачные огоньки, горевшие в глазах мужчины.
— Что вы имеет против традиций, господин? — прошептала Лиза, расстегивая пуговицы его рубашки, скользнула ладонями по груди, заставив Алексея сделать резкий судорожный вдох.
— Они приносят боль и разочарование, — мрачно ответил Корнилов и закрыл ее рот своими губами, словно заставляя замолчать, но Лиза не желала быть бессловесной пешкой, она слегка отвернулась и горячий жадный поцелуй Алексея пришелся на ее шею, нежную кожу заколола грубая мужская щетина и мурашки побежали по телу девушки от восторга, замешанного на желании и страхе.
Лиза была так поглощена прикосновениями к Алексею, наслаждалась ощущением горячей гладкой кожи мужчины, а сама неотрывно смотрела в его грустные и какие-то бездонные глаза, что даже не заметила, как Корнилов скинул рубашку, и теперь его голая грудь касалась расшитой ткани ее платья. Девушке казалось, что она сама ощущает, как колючий узор кимоно царапает его кожу, и получала странное удовольствие от этого неудобства.
Губы Корнилова опускались все ниже, целуя, покусывая, дразня, его ищущие руки скользили по Лизиной спине, стремясь освободить ее из тесного кимоно.
— Вот еще один минус традиций — это чертово кимоно, — буркнул Алексей, поняв, что пояс на кимоно Кейко впереди, а вовсе не сзади, это было еще одной чертой, проводившей грань между нею и Саюри. Единственная японка, с которой он снимал кимоно, была Саюри — невинная девушка из семьи со строгими взглядами, пояс на ее платье завязывался сзади, а у Кейко, как у настоящей гейши, которая должна была быть готова услужить клиенту не только словами, этот самый пояс располагался впереди — гейше следовало быстро освобождаться от одежды и не ждать, пока кто-то ей в этом поможет.
— Не стоит ругать традиции, они не так и плохи, — Лиза сама развязала пышный бант, стремясь хотя бы физически и ненадолго быть ближе к Алексею.
Он помог девушке освободиться от платья и с огорчением понял, что она так и не осталась обнажена — на Кейко была надета шелковая облегающая сорочка с кружевом на груди.
— Сними это тоже, — Корнилов потянул руку к бретельке, намереваясь спустить ту с плеч девушки.
— Не нужно, оставь, — удержала его Лиза, она не хотела, чтобы кто-то видел ее шрам, и дело здесь было не в боязни показаться непривлекательной, скорее, в страхе обнажить душу.
Девушка взяла руку мужчину и опустила ее себе на талию, а сама занялась ремнем на его брюках. Оказавшись почти без одежды, они бросились друг к другу в какой-то странной ярости, словно наказывая один другого за грехи, реальные и вымышленные. Его губы сминали ее тонкую кожу, оставляя красные следы, лаская и раня, ее ногти царапали его спину, заставляя мужчину быть еще ближе, еще настойчивее и сильнее. Алексей закрывал глаза, видимо, представляя на месте Лизы другую, ту, которую так хотел забыть, но не мог. Лиза смотрела на него, боясь даже моргнуть, стараясь запомнить каждой движение, каждый вздох, ускользающий аромат близости и иллюзорное чувство тепла.
Еще секунду назад девушка стояла в центре комнаты, но вот она уже ощущала ткань татами полуголым телом, настойчивые движения Корнилова, нависшего над ней, круговорот мыслей, эмоций и чувств… В какой-то миг, короткий, длиной в долю секунды Лизу затопила волна золотистого сияющего счастья, но этот момент исчез, словно вспышка, навалилась усталость, огорчение и боль — каждой клеточкой тела она ощущала присутствие Алексея, тяжесть его руки, щекотанье волос в том месте, где грудью он касался Лизиной спины. Незваной гостьей пришла неловкость — и в другие дни, оставаясь с мужчиной после секса, будучи сдержанной Лизаветой, она тушевалась напряжения тех минут, когда радость близости была где-то позади и приходилось судорожно искать темы для разговора, заполнять паузы и заставлять себя не опускать глаза.
— Скажи мне, зачем ты делаешь все это? — недовольный то ли ею, то ли самим собой спросил Корнилов, он слегка привстал и теперь нависал над Лизой, заставляя девушку смотреть ему в глаза.
— Я прихожу сюда играть гейшу, потому что вынуждена делать это из-за денег, — Лиза смело посмотрела на Алексея, в конце концов, она не слишком-то и лгала, — А секс был моим желанием, — и здесь она тоже оставалась честной, — Дополнительным бонусом этой так называемой работы. А вот зачем это делаешь ты?
— Чтобы забыться, — просто ответил Алексей и отвернулся от Лизы, ему было совсем ни к чему показывать ей свою растерянность и боль.
— У тебя нет других способов забыться? — не поверила Лиза.
— Есть, но этот самый простой. Этот дом — ненастоящая Япония, а так суррогат. Ты тоже ненастоящая, не гейша и уж тем более не японка, просто похожа на нее, — Лиза вздрогнула как от удара, конечно, она понимала, Корнилов ни в коем случае не воспринимает ее всерьез, но самой слышать, как тебя называют фальшивкой, было слишком больно. — А зачем тебе нужны деньги? — задать такой вопрос мог только очень богатый человек, и Лиза возненавидела Корнилова еще больше.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |