Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Становление человечества 6 страница



 

Теперь, когда были рассмотрены системные характеристики биосферы и основные тенденции в хронологической ее динамике, остается коснуться одного общего вопроса — к какому классу систем следует отнести биосферу?

 

Разумеется, любая классификация систем, используемая в настоящее время, не вышла за пределы дискуссии и носит качественный характер. Широкое распространение получило очень общее, но потому и очень удобное распределение систем на два контрастных типа, аргументированное А. А. Малиновским,— жестких систем и дискретных (корпускулярных) систем. Между этими двумя контрастными классами располагается широкий промежуточный класс систем полужесткого типа. Системы первого

 

' См.: Тимофеев-Ресовский Н. В., Воронцов Η. Η., Яблоков А. В. Краткий очерк теории эволюции. 2-е изд. М., 1977; Яблоков А. В., Юсуфов А. Г. Эволюционное учение. 2-е изд. М., 1981.

 

==58

 

 

типа состоят из жестко связанных между собой разнокачественных элементов, их устойчивость определяется устойчивостью наиболее слабого из этих элементов. Дискретные, или корпускулярные, системы образованы совокупностью однородных взаимозаменяемых элементов, потеря или включение одного из таких элементов мало влияет на функционирование системы в целом. Полужесткие системы, в свою очередь, делятся на несколько категорий — гибридные системы, в которых чередуются жестко объединенные и дискретные элементы, «звездные» системы, где один из элементов является центральным и связан со всеми остальными, «сетевые» системы, в которых лишь часть элементов незаменима, наконец, «гетерогенные» системы, в которых представлены разнообразные сочетания элементов, по-разному связанных между собой '. Ясно, что все эти системы полужесткого типа функционально наиболее эффективны, этим может объясняться и их широкое распространение в природе, особенно в живой природе.

 

В рамках этой классификации биосфера, бесспорно, относится к системам полужесткого типа, но в пределах этого типа может считаться одной из сложнейших, а из систем живой природы — по-видимому, самой сложной. Она состоит из разнокачественных компонентов, каждый из которых, в свою очередь, образован сложными иерархическими системами элементов. В пределах этой иерархии обнаруживаются подсистемы дискретного типа, состоящие из многих взаимозаменяемых элементов; организмы, относящиеся к разным популяциям, видам, родам и другим систематическим категориям, являются хорошим примером таких взаимозаменяемых элементов в биосфере. Одним словом, в структуре биосферы нет четкого жесткого каркаса, но нет и полной корпускулярности. То и другое перемешано в очень сложных отношениях, что и характерно в первую очередь для систем полужесткого типа. Выбирая среди разных классов полужестких систем, можно с достаточным основанием утверждать, что биосфера — одна из гетерогенных систем, так как в ней представлены самые разнообразные соотношения между составляющими биосферу структурными элементами и самые разнообразные формы самих элементов. Г. X. Шапошников в 1975 г. выделял среди полужестких систем, или, как он сам писал, систем «с малой степенью целостности», квазисуммативные системы, отвечающие на внешнее воздействие как суммы сходно реагирующих взаимозаменяемых элементов, и потенциально целостные системы, реагирующие как единое целое. Биосфера, безусловно, относится к системам второго типа.



 

' См.: Малиновский А. А., Смирнова Е. Д., Швидченко Л. Г. Эффективность некоторых типов полужестких систем.— Системные исследования. Ежегодник 1974. М„ 1974.

 

==59

 

 

Закономерности развития биосферы

 

Что управляет динамикой биосферы во времени и регулирует ее жизнедеятельность в пространстве? Этот вопрос не сводится к альтернативе — либо естественный отбор, по преобладающему мнению, ответственный за разнообразие всего живого, либо геологические закономерности изменений геолого-географических оболочек нашей планеты. Биосфера, как мы пытались показать,— очень сложное многокомпонентное образование, и уже поэтому трудно представить себе, чтобы процесс ее развития и все ее функционирование управлялись в конечном итоге одним фактором. Многообразие механизмов, управляющих жизнью биосферы и динамикой ее изменений во времени, представляется теоретически весьма вероятным, и очень похоже, что именно оно обеспечивает и эффективность функциональных связей между пространственноструктурными компонентами биосферы, и направленность, и строгую согласованность развития самих компонентов. Такова общая преамбула, которая может быть предпослана конкретному рассмотрению факторов эволюции биосферы.

 

Г. Ф. Хильми, исследуя физику биосферы, придал в 1966 г. огромное значение сигнальному взаимодействию живого и косного вещества, то есть способности живого воспринимать сигналы внешнего мира и целесообразно реагировать на них. Им была выделена еще категория «предвестников явлений», то есть таких событий или явлений, которые говорят о наступлении других событий или явлений. Но, строго говоря, это те же сигналы, исходящие из внешнего мира и свидетельствующие о том, что что-то произойдет, то есть приносящие нам или любым другим живым существам какую-то информацию. Здесь мы подходим к фундаментальному понятию информации, чрезвычайно важному при любом абстрактном анализе явлений природы и первостепенно важному при рассмотрении биосферы и общих законов ее планетного функционирования и развития. Вся биосфера пронизана информативными связями, они образуют главную предпосылку ее проявлений. Энергетический баланс, круговорот вещества, целесообразные ответы на средовые сигналы, характерные для живого вещества,— все это частные формы информационных связей, существующие в силу отражения как свойства материи на разных уровнях жизни природы, но особенно плотные в биосфере. Поэтому биосфера — в полном смысле слова высокоразвитая информационная кибернетическая система и, как таковая, только и может быть понята в функциональных аспектах своей жизнедеятельности и в эволюционных аспектах своей динамики.

 

Осознание информации как повсеместно проникающего явления, как необходимого и очень общего атрибута эволюции материи, являющееся результатом и итогом развития естествознания и философской мысли последних десятилетий, неотвратимо приводит

 

К оглавлению

 

==60

 

 

к необходимости анализировать функциональную роль и содержание понятия информации в рамках очень общего и абстрактного подхода, так как только подобный подход и в состоянии вскрыть всю общность понятия и многообразия информационных связей на разных уровнях структуры мироздания. Примером подобного подхода является изданная в 1971 г. книга А. Д. Урсула «Информация». Однако ни в кибернетике, ни в общей теории систем, ни в философии до сих пор нет удовлетворительного и достаточно строгого определения ценности информации — центральной информационной характеристики, приобретающей особую важность, когда речь идет о сложных и высокоразвитых системах вроде живого вещества или человеческого общества. Многолетняя и продолжающаяся дискуссия вокруг этого определения не привела к согласованным рекомендациям. Не останавливаясь на всех аспектах этой дискуссии, отмечу лишь одну высказанную в ходе ее идею, которая кажется фундаментальной, а именно противопоставление информации и энтропии. Как противопоставление максимальной энтропии, выражающей полную неподвижность покоящейся системы (речь идет, разумеется, о закрытой системе без притока энергии извне), максимальная информация, очевидно, будет достигнута тогда, когда все возможные состояния разнообразия системы окажутся реализованными в ходе ее предшествующего развития. Понимаемая таким образом информация представляет собой синоним негаэнтропии, то есть максимальной меры потенциального разнообразия.

 

Любая закрытая система характеризуется определенным внутренним единством, и поэтому кажется весьма вероятным, что внутри такой системы информация, или мера разнообразия, может быть выражена каким-то формализованным путем и отражать единый подход к ее оценке вне зависимости от уровня разнообразия системы в отдельный момент времени. Не то в открытых системах — там, мне кажется, единая оценка информации с помощью того или иного формализованного критерия принципиально невозможна, так как цена информации меняется в зависимости от сложности системы, а сложность системы во многом определяется внешними воздействиями, структурно неорганизованными и нерегулируемыми с точки зрения структуры и регуляции самой системы. Цена информации постоянно меняется, и не ее количество, а ее качество становится определяющим фактором. Указанное различие между закрытыми и открытыми системами в отношении оценки информации фундаментально, так как оно показывает возможность общей формализованной оценки информации в закрытых системах по ее количеству и принципиальную невозможность такой оценки в открытых системах из-за ее разнокачественности. Биосфера — открытая система, поэтому циркулирующая внутри нее информация разнокачественна и в зависимости от характера протекающих процессов, и в связи с их локальным проявлением. Соответ-

 

==61

 

 

ственно представляется весьма вероятным, что мерой качества информации в биосфере может быть лишь оценка, опирающаяся на характеристику параметров оцениваемого процесса или явления и никак не связанная или мало связанная с параметрами других процессов или явлений. Это пессимистично, но это и реалистично, ибо отражает существующее ныне понимание общего характера информации.

 

Коль скоро биосфера представляет собой информативную кибернетическую систему, законы, определяющие движение в ней информации, являются основными управляющими законами ее динамики. Поскольку биосфера есть в то же время открытая система и в нее постоянно поступает энергия солнечного и космических излучений, а также космическое вещество, постольку в нее поступает и информация извне, но количество этой информации — более или менее величина постоянная и поэтому более или менее монотонно влиявшая на процессы в биосфере на протяжении всей геологической истории нашей планеты. По-видимому, это постоянное включение новой информации поддерживает то, что А. И. Перельман в 1973 г. назвал неравновесностью биосферы,— сосуществование вещества, находящегося в противоположных стационарных состояниях, например кислорода и живого вещества. Это обеспечивает громадную интенсивность окислительно-восстановительных процессов в биосфере, а тем самым и интенсивный круговорот веществ в биосфере. Таким образом, открытость биосферы как системы наряду с деятельностью в ней живого вещества создает предпосылки обмена веществ и энергии в пределах биосферы, который составляет основу для циркуляции информации внутри биосферы.

 

Повторим вкратце то, что было уже сказано выше о системности и структуре биосферы и действующих внутри нее функциональных связях, чтобы яснее представить себе то пространство логических возможностей, внутри которого в данном случае осуществляется циркуляция информации. Биосфера образована тремя структурными компонентами, так сказать, мощными блоками, отличающимися, в свою очередь, большой внутренней структурной сложностью. Учитывая пространственную асимметрию биосферы, ее распад на сухопутную, океаническую и промежуточную части, можно выделить, как уже говорилось, девять структурно-пространственных компонентов биосферы, между которыми существуют фундаментальные связи, то есть обмен вещества и энергии. За образование структурных уровней внутри одного из блоков — внутри живого вещества — ответствен принцип обратной связи, весьма вероятна его значительная роль и в образовании самих структурных компонентов биосферы. Степень реализации этого принципа в образовании структурных уровней определяется скоростью обмена вещества и энергии. Эта же скорость, говоря в общей форме, ставит предел максимальной скорости оборачивае-

 

==62

 

 

мости информации. На высших этажах развития живого вещества не последнее значение приобретает поведенческий фактор, и к скорости обмена вещества и энергии, как ограничителю скорости действия принципа обратной связи и циркуляции информации, прибавляется скорость поведенческих реакций. Вот таков каркас, по блокам которого и соединяющим их функциональным связям стремительно несется, медленно движется, едва ползет информация, определяющая в конечном итоге жизнь всего каркаса.

 

Живое вещество, а именно масса растительного покрова Земли, осуществляет в процессе фотосинтеза развязывание связанного кислорода, превращая его в свободный кислород атмосферы. Это один из наиболее жизненно важных и мощных по своим последствиям для биосферы процессов на земной поверхности. О роли атмосферы и озонового слоя, как защитного экрана, предохраняющего поверхность планеты от губительного влияния ультрафиолетового облучения, выше уже упоминалось. Существование этого экрана — необходимая предпосылка развития жизни на Земле. Но не менее важно и другое — свободный кислород атмосферы сделал возможным развитие высших форм жизни, потребляющих кислород и основанных на окислении продуктов своей жизнедеятельности и освобождаемой при этом энергии. Фотосинтез идет при непрерывном использовании солнечной энергии, и в этом смысле приток энергии из космического пространства на Землю, в частности солнечной энергии, представляет собой такую же неотъемлемую предпосылку развития биосферы во времени, как и оксигенная фотосинтезирующая функция живого вещества. Возможен ли фотосинтез без использования солнечной энергии? Если верить в многочисленность населенных жизнью миров в мироздании и, следовательно, многочисленность биосфер, то, очевидно, возможен, так как использование живым веществом каких-то иных источников энергии кроме солнечного излучения кажется вероятным. Но малая вероятность жизни во Вселенной, в пользу чего выше были приведены определенные аргументы, и фактическое отсутствие сведений о ней предостерегают против беспочвенных спекуляций на эту тему. В реальной действительности мы знаем лишь одну форму жизни и одну биосферу, развившуюся за счет солнечных лучей.

 

Живое вещество, развившееся на материальной основе химизма нашей планеты с использованием солнечных лучей, безусловно, наиболее действенный агрегат в системе биосферы, играющий первенствующую роль в энергетическом обмене и круговороте вещества, сам интенсивно развивающийся с образованием все более прогрессивных и сложных форм жизни, обладающих на высших уровнях развития исключительным разнообразием функциональных проявлений. Чем же обусловлены столь исключительная сложность форм живого вещества, их могучая жизненная активность

 

==63

 

 

и последовательное усложнение организации на протяжении истории Земли, подтвержденное многими выразительными рядами палеонтологических фактов, тем, что в учебниках геологии и палеонтологии, а также в книгах по дарвинизму обычно называется «палеонтологической летописью»? Здесь мы вступаем в сферу фактов и соображений, которые, несмотря на многовековую дискуссию вокруг них, продолжают оставаться в самом центре внимания мировой биологической и философской науки, представляют собой средоточие самых изощренных усилий исследователей — наблюдателей, экспериментаторов и теоретиков в разных странах, привлекательны для представителей разных идеологических течений и не оставляют равнодушными читателей различных уровней образования. Речь идет об эволюционной теории, обширной области биологии, в пределах которой исследуются факторы и механизмы эволюции живого вещества и которая по-разному называлась и называется сейчас в зависимости от вкладываемого в нее содержания — «дарвинизмом», «ламаркизмом», «неодарвинизмом», «неоламаркизмом», «синтетической теорией эволюции» и т. д. Сколько голов — столько умов, и каждый ум, принадлежавший, как правило, ученому-теоретику, претендовавшему на решение эволюционных вопросов под новыми углами зрения, выдвигал все новые идеи и привлекал внимание ко все новым совокупностям фактов. В результате вряд ли где еще сталкиваются столь противоречивые мнения, и столкновения бывают столь остры.

 

Чтобы ответить на вопрос о закономерностях эволюции биосферы, мы должны будем осветить хотя бы основные тенденции существующих в теории эволюции гипотез и сопроводить их, где возможно, критическими комментариями.

 

Ч. Дарвин в историческом очерке, предпосланном «Происхождению видов», перечисляя своих предшественников в разработке эволюционной теории, пишет, что, по-видимому, впервые идея естественного отбора была высказана в 1813 г. У. Уэлзом, хотя он и придавал принципу естественного отбора ограниченное значение. Однако слава первооткрывателя чаще всего достается не тому, кто впервые сформулировал ту или иную закономерность, а тому, кто сумел донести ее до сознания других и по-настоящему глубоко аргументировать. Ч. Дарвин разработал стройную и последовательную концепцию эволюции живого вещества, в основе которой лежит принцип естественного отбора. А. Уоллес, соавтор Ч. Дарвина по разработке эволюционной теории, основанной на естественном отборе, как ведущем факторе эволюции, неоднократно подчеркивал глубину и разносторонность аргументации Ч. Дарвина и невозможность для себя самого подняться на такой уровень, поэтому концепция естественного отбора в биологической эволюции справедливо связывается в истории естествознания с именем Дарвина и даже фигурирует часто под названием дарвинизма. Любопытно отметить с исторической точки зрения

 

==64

 

 

и для характеристики чистоты личных и профессиональных отношений двух гениальных биологов, что А. Уоллес одну из основных своих книг, посвященных разработке эволюционной теории, назвал «Дарвинизм». И во всех исследованиях эволюционных проблем всегда подчеркивалось, что в дарвиновской концепции эволюции принцип естественного отбора занимает центральное место, и с его помощью объясняются все самые важные стороны эволюционного процесса. Этим, в сущности, дарвиновская концепция эволюции и отличается принципиально от всех других теорией, ставящих своей задачей объяснение эволюции организмов.

 

Легко понять, что естественный отбор представляет собой концептуальную модель, философское обобщение, идею, ценность которой определяется тем, как удачно она объясняет те факты, для объяснения которых она выдвинута. Идея естественного отбора — очень общая идея, объясняющая и многообразие форм живого вещества^ и приспособленность их к условиям жизни, и направленное прогрессивное усложнение их организации. Но, разумеется, важны любые экспериментальные подтверждения реального существования естественного отбора в органической природе. Известная книга К. А. Тимирязева «Чарлз Дарвин и его учение», вышедшая впервые в 1883 г. и выдержавшая при жизни автора семь изданий, страстно пропагандировавшая дарвинизм и сыгравшая значительную роль в его утверждении в России, была, пожалуй единственным в XIX в. изложением дарвиновской теории эволюции, в котором столь выпукло подчеркнута основополагающая эволюционная роль отбора. Уделяя этому вопросу большое внимание, К. А. Тимирязев привел ряд косвенных наблюдений над действием отбора в природе. Это примеры изменений и приспособлений отдельных форм и разумное их истолкование с помощью гипотезы естественного отбора. В сущности говоря, к таким косвенным доказательствам действия отбора относится и индустриальный меланизм — потемнение в последние десятилетия многих светлых насекомых, обитающих в пределах- индустриальных районов, что объясняется загрязнением среды и необходимостью приобрести в этих условиях покровительственную темную окраску, предохраняющую от уничтожения птицами. Явление это широко обсуждается в большинстве современных книг по эволюционной и теоретической биологии и трактуется как результат действия естественного отбора. Однако в связи с широчайшим распространением дарвиновского понимания эволюции были проведены, естественно, и многие прямые наблюдения как среди растений, так и среди животных. Они, бесспорно, показали, что естественный отбор ответствен за формирование тех признаков, которые исследовались и которые можно рассматривать как приспособительные к тем или иным условиям среды.

 

Эти прямые доказательства действия отбора, полученные в

 

==65

 

В П Алексеев

 

 

Стилизованный рисунок женской фигуры Палеолитическая стоянка Пшеомости (Чехословакия)

 

Стилизованные изображения человеческих лиц среди изображений животных Палеолитическая стоянка Трех братьев (Франция)

 

 

условиях безупречно проведенных опытов и бесспорные по существу, обосновали веру в безграничное могущество естественного отбора как главного движущего фактора эволюции, творящего не только новые признаки, но и формы. Нижеследующая цитата из одного из очень многих современных руководств по теории биологической эволюции иллюстрирует подавляюще преобладающую сейчас точку зрения и, в сущности говоря, суммирует воззрения современной эволюционной теории: «Рассмотренные примеры действия отбора в природе и эксперименте свидетельствуют как о существовании самого отбора, так и о его решающей роли в создании и распространении различных свойств и признаков, вплоть до возникновения новых видов и подвидов» '. Заметим

 

' Яблоков А В, Юсуфов А Г Эволюционное учение M, 1976, с 154, см также: Северцов А С Введение в теорию эволюции M, 1981

 

==66

 

 

Скульптурные портреты Трипольская культура Украины и Молдавии

 

себе — не значительной, не большой, а решающей роли в образовании форм живого вещества! И хотя^в настоящее время эволюционная теория перестала именоваться дарвинизмом, а называется чаще всего синтетической теорией эволюции, так как в нее включаются многие достижения популяционной генетики, по сути своей она осталась с небольшими модификациями дарвинизмом, то есть учением о решающей роли естественного отбора в образовании всего многообразия живых форм.

 

Между тем на протяжении всей истории разработки эволюционной теории принципу отбора, как основного фактора эволюции, противостояли гипотезы, в которых обращалось внимание на многие другие факторы не только ламарковского толка, то есть упражнение или неупражнение органов (этот фактор с развитием генетики быстро потерял свое значение, так как было убедительно показано, что приобретенные при жизни признаки не передаются

 

==67

 

 

по наследству '), но и внутренние тенденции организмов к совершенству, повторяющиеся вариации в образовании наследственных изменений и т. д. И дело здесь не только в борьбе материалистических, дарвиновских и идеалистических (в частности, и фидеистических), антидарвиновских тенденций, хотя она и имела место, а в том, что очень многих естествоиспытателей не удовлетворяли ни попытка монофакториального истолкования такого сложного процесса, как органическая эволюция, ни сам принцип отбора в качестве единственной движущей силы эволюции. Поиск контраргументации осуществлялся разными путями, в том числе и в рамках идеалистического мировоззрения, но сам поиск инспирировался пытливостью человеческого ума, его стремлением не успокаиваться на ординарных объяснениях, находить все более полные и непротиворечивые интерпретации наблюдаемых фактов. Величие Дарвина, как глубокого истолкователя биологической эволюции, как творца и ученого, не заслонило от многих те явления, которые лишь с натяжкой интерпретировались на основе принципов его концепции эволюции. К примеру, сетчатое родство, то есть сходство разных близких групп организмов по различным признакам, гомологические ряды в наследственной изменчивости, многосторонне исследованные Н. И. Вавиловым, наличие преадаптаций, то есть возникновение полезных признаков в эволюционных рядах раньше того, как они становятся действительно полезны,— все это либо было оставлено без внимания, либо освещено лишь бегло и, повторяю, довольно тенденциозно.

 

Антиподы дарвиновской концепции эволюции в пылу увлечения часто преувеличивали значение наблюдений над явлениями, с трудом объяснимыми или вообще разумно необъяснимыми отбором, выдвигали свои принципы на роль решающих, совсем отрицали роль естественного отбора в эволюции и этим, конечно, очень ослабляли, а то и вовсе подрывали свои теоретические позиции 2. Объективное развитие науки требовало естественного сочетания принципа отбора, роль которого в эволюции можно считать доказанной, с каким-то другим принципом, который помог бы объяснить те факты, которые совсем не укладывались в концепцию отбора или укладывались в нее лишь с большими натяжками. Среди многих других разработок полифакториальных концепций эволюционного развития, пожалуй, особое место занимает концепция номогенеза Л. С. Берга, едва ли не самого разностороннего русского и советского естествоиспытателя, внесшего огромный вклад во многие науки, начиная с палеонтологии и кончая географией. «Номос» — по-гречески «закон», и Л. С. Берг называл

 

' См.: Бляхер Л. Я. Проблема наследования приобретенных признаков. История априорных и эмпирических попыток ее решения. М., 1971.

 

2 См., например: Любищев А. А. Проблемы формы, систематики и эволюции организмов. М., 1982.

 

==68

 

 

еще свою концепцию концепцией эволюции на основе закономерностей, противопоставляя ее дарвиновской теории эволюции на основе случайностей. Не отрицая принципа естественного отбора, Л. С. Берг придавал ему второстепенное значение сортировщика вариаций, которые формировались на основе закономерностей изменчивости, свойственных живому веществу. Таким образом, осуществлялся подход к эволюции как к полифакториальному процессу, привлекалось внимание к морфологическим аспектам эволюции и делался упор не на внешнее по отношению к жизни явление — естественный отбор, а на внутренние закономерности структурных преобразований самого живого вещества. Книга Л. С. Берга о номогенезе вызвала не только очень резкую критику последовательных сторонников дарвиновского учения об эволюции, но и высокую оценку наиболее проницательных из них. Замечательный генетик и эволюционист современности Т. Добжанский писал: «Это, возможно, самая глубокая из всех книг, написанных исследователями, верящими в автогенез» ', Вышедший в 1977 г. сборник работ Л. С. Берга «Труды по теории эволюции. 1922—1930», содержащий и книгу «Номогенез, или эволюция на основе закономерностей», снова привлек к ней внимание и ярко продемонстрировал актуальность содержащихся в ней идей. Конечно же громадное впечатление, которое произвела книга Л. С. Берга, во многом объясняется не только богатством ее идейного содержания, но и редкой фактической оснащенностью. Эрудиция автора кажется необъятной, и он черпает факты из самых разнообразных областей знания. Но главное, разумеется, удачный синтез идей, гармоничное слияние оценки действия разных эволюционных факторов в цельную картину, построение такого варианта эволюционной теории, который внутренне целостен и обнаруживает в то же время большую гибкость в трактовке деталей эволюционного процесса.

 

Суммировав многие свои и колоссальное множество чужих наблюдений, Л. С. Берг выделил две группы явлений, характерных для всего живого и отражающих, по его мнению, внутренние тенденции эволюции самых разнообразных форм живого вещества: 1) появление полезных признаков на самых ранних этапах индивидуального развития и значительно раньше, чем они появляются в филогенезе, то есть в процессе исторического развития, и 2) параллелизмы и конвергентные тенденции в филогенезе, несводимые к действию естественного отбора и вообще являющиеся одной из фундаментальных характеристик эволюционного процесса. В первом случае речь идет о сумме явлений, которые охватываются общим понятием преадаптаций, во втором — о сумме явлений, которые отражают какие-то общие закономер-

 

р. 379.

 

Dobzhansky Th. Evolution, genetics and man. New York — London, 1955,

 

==69

 

 

ности динамики структуры живого вещества. Л. С. Берг убедительно показал, что в обоих случаях естественный отбор либо бессилен, либо недостаточен, чтобы объяснить все детали возникающих изменений и их эволюционное значение. Таким образом, номогенетическая концепция эволюции, не отказываясь полностью от принципа естественного отбора, выдвигает на первый план другой фактор — направленную динамику эволюционных изменений и, следовательно, является полифакториальной. Мне кажется поэтому чрезвычайно плодотворной точка зрения С. В. Мейена, согласно которой номогенез — учение о внутренней направленности эволюции — и естественный отбор дополнительны друг к другу, то есть в теоретической биологии действует выдвинутый Н. Бором принцип дополнительности (согласно этому принципу действующие в пределах замкнутой системы закономерности дополняют друг друга», что и обеспечивает саморазвитие системы), разумеется не в физическом, а в философском его толковании.

 

Мы уделили столь большое внимание работам Л. С. Берга, потому что они резко выделяются богатством содержания среди работ подобного рода и действительно заставляют задуматься над полифакториальностью эволюции и наличием какого-то организующего начала в живом веществе, которое наряду и вместе с естественным отбором вызывает прогрессивную направленность эволюции и все многообразие живых форм. Основываясь на соображениях и выводах Л. С. Берга, я уже пытался в 1979 г. аргументировать гипотезу, в соответствии с которой таким организующим началом может быть направленное мутирование. Полное обоснование этой гипотезы требует рассмотрения накопленных к настоящему времени данных из области молекулярной биологии, что далеко выходит за рамки этой книги, но общий ход рассуждения ясен и без молекулярно-генетической аргументации. Колоссальное количество исследований по генетическому коду вскрыло исключительную сложность картины наследования на молекулярном уровне, многое в которой еще остается не вполне ясным. Но безусловно доказано наличие таких, если можно так выразиться, «предложений» в генетическом языке, которые не реализуются, таких последовательностей в генетическом материале, которые теоретически должны бы существовать, но в природе не открыты. Все это свидетельствует в пользу того, что поток мутаций разбит не на отдельные беспорядочные ручьи, а на строго упорядоченные каналы. Постоянно мутирующие генетические локусы, видимо, и предопределили структурно-динамические процессы и явления, в которые отлилась и в которых отразилась направленность эволюции живого вещества.


Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 30 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.023 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>