Становление человечества 5 страница

ном уровне в разных группах растении и животных, клетки миллионов разнородных организмов, ткани, особенно дифференцированные у позвоночных, сами организмы, поражающие своим разнообразием, бесчисленные популяции различных типов, наконец, столь же многочисленные биогеоценозы — все это множества систем разного размера и разной степени сложности. Такие же множества могут быть названы и для тривиальных структурных уровней. Таким образом, в целом структурный уровень — более широкое понятие, чем система, и объединяет великое множество относительно однородных систем.

Исключение составляет сама биосфера. Выше было показано, что биосфера системно организована и поэтому может рассматриваться как система огромного объема. Системность ее видна в общности биогеоценологических связей и общности химического состава живых организмов, планетных циклах миграций и круговорота химических элементов, общем законе регулирования их через обмен энергии, колоссальной подавляющей роли живого вещества в регулировании и направлении всех процессов на земной поверхности. Но биосфера единична, и планетный структурный уровень представлен, следовательно, не многими системами, как другие, а одной, совпадает в какой-то степени с одной системой громадного объема. В связи с перестройкой наших представлений в последние годы, отказом от абсолютизации идеи о множественности и многочисленности очагов жизни во Вселенной можно думать, что биосферы не представляют собой в мироздании распространенного явления. Поэтому и планетный структурный уровень живого вещества принципиально отличается от других — он представлен одной системой и охватывает все живое вещество планеты в целом. Несовпадение его с границами биосферы определяется тем, что на долю последней остаются еще биокосное и косное вещество.

Итак, биосфера, хотя она и состоит из небольшого числа взаимодействующих структурных компонентов, в то же время исключительно сложна в своей структурной организованности, так как каждый из этих компонентов сам, в свою очередь, имеет очень сложную и разветвленную, иерархически построенную структуру.

От вопросов структурной организованности биосферы закономерно перейти к исторической ее динамике, подразумевая под этим проблемы ее возникновения и развития.

Возникновение и развитие биосферы

В многочисленных современных работах по исследованию биосферы, чрезвычайно многоаспектных по тематике и охвату разнообразных данных, уделяется мало внимания проблеме происхождения биосферы из-за очевидной сложности самой проблемы и случайности находящихся в нашем распоряжении фактических дан-

==48

ных. Так как речь идет о самых ранних этапах нашей планеты, очень слабо пока освещенных как геохимическими, так и геологическими данными, то накопление информации о первичных формах жизни происходит очень медленными темпами, и мы еще долго будем ограничены при рассмотрении проблем генезиса биосферы теоретическими разработками и косвенными фактами и наблюдениями, значение которых в выборе той или иной теоретической модели может быть достаточно весомым, но ни в одном случае не может быть решающим.

Рационалистический подход к проблеме происхождения жизни, как уже говорилось, независимо предложенный А. И. Опариным в 1924 г. и Дж. Холдейном в 1929 г., породил лавину исследований как теоретического, так и экспериментального направления, целью которых было исчерпать все мыслимые возможности сочетания условий на формирующейся планете и, последовательно повторив их в лабораторных условиях, хотя бы в общих чертах восстановить стадии перехода от высокоактивных органических соединений к первому простейшему организму. При исключительной широте интересов и разнообразной талантливости Дж. Холдейн почти не возвращался к этой проблеме на протяжении своей долгой жизни (исключение составляет его участие в конференции по происхождению предбиологических систем в 1963 г. во Флориде, где он сделал доклад о количестве информации, потребной для воспроизведения первичного организма), тогда как в научной деятельности А. И. Опарина она заняла центральное место, и он посвятил ей сотни работ. Большое число исследований вышло и из организованной им школы, но они все выполнены в рамках реализации основных идей, положенных А. И. Опариным в основу подхода к реконструкции первых шагов жизни на нашей планете. В конечном итоге, синтезируя как работы своих учеников, так и результаты экспериментов многих зарубежных исследователей, ему удалось построить довольно правдоподобную схему последовательности биоорганического синтеза, в ходе которого широко распространенные в Космосе и на первичной Земле углеродистые соединения могли дать начало первым биополимерам, а те, в свою очередь, первичным организмам — протобионтам. Новейшие наблюдения, свидетельствующие об аккумуляции материала типа углистых хондритов, обогащенного водой, сложными углеводородами и протобиологическими соединениями, на ранней стадии формирования мантии Земли, как об этом пишет В. Л. Барсуков, дают дополнительное подтверждение гипотезе А. И. Опарина.

Однако при всем том гипотеза эта оставляет без всякого ответа много вопросов и даже не касается некоторых важнейших аспектов проблемы происхождения жизни. И. С. Шкловский в 1976 г. справедливо указал на то, что в этой гипотезе полностью игнорируется вопрос об образовании генетического кода, то есть

==49

о путях самовоспроизведения живых организмов, что составляет основную характеристику живого вещества. К этому можно добавить, что без объяснения остаются и его структурные особенности даже в их простейшей форме, например возникновение мембран, тесно связанный со структурой и с большой глубиной разработанный В. И. Вернадским вопрос об асимметрии жизни, по которому сам А. И. Опарин писал, что случаи асимметричных состояний в неживой природе при своей редкости и нетипичности не дают возможности объяснить эту фундаментальную особенность живого вещества. А. И. Опарин в своей основной и наиболее полной книге о происхождении жизни подверг острой критике воззрения В. И. Вернадского на происхождение жизни, уделив им значительное внимание и пытаясь показать, что в большей своей части они не соответствуют современным экспериментальным данным и опирающимся на них представлениям. Но критика эта была сконцентрирована в основном на защищавшемся В. И. Вернадским принципе Ф. Реди о вечности жизни (omne vivum e vito — все живое из живого) и невозможности самозарождения. Однако это лишь одна сторона, и далеко не самая главная, воззрений В. И. Вернадского на происхождение жизни. Диалектичность его мышления выразилась и в том, что, красноречиво проповедуя принцип Ф. Реди, что само по себе казалось достаточно странным в первые десятилетия нашего столетия, когда идея о неорганическом происхождении жизни на нашей планете уже стала пробивать себе дорогу, он достаточно подробно проанализировал условия, необходимые для возникновения жизни, обстоятельства, в которых она могла возникнуть, и формы, которые она должна была принять в самом начале органической эволюции.

Как же ставил В. И. Вернадский проблему возникновения жизни и в чем специфика и оригинальность его подхода к проблеме, сохраняющие ему абсолютную актуальность, несмотря на колоссальные успехи естествознания за последние десятилетия? Особо подчеркну, что среди его многочисленных и разнообразных работ на эту тему наибольшее значение имеет статья, посвященная формулировке основных принципов изучения происхождения жизни в связи с происхождением биосферы и опубликованная в 1931 г. В. И. Вернадский не мыслит возникновения жизни как единичного живого объекта, как живой отдельности, жизнь, по его мнению, с самого своего возникновения связана с биосферой, проблема происхождения жизни на Земле есть одновременно проблема возникновения биосферы. Жизнь, следовательно, сразу же возникает в совокупностях разнообразных форм, находящихся в сложных отношениях друг к другу и к окружающей среде. Системность взгляда на проблему ощущается во всей ее мощи, и интересных задач для будущего исследования такой подход ставит много больше, чем линейная схема А. И. Опарина.

Прежде всего об исторической неразрывности возникновения

К оглавлению

==50

жизни и образования биосферы. Сейчас мы имеем все основания полагать, что жизнь возникла в водной стихии, так как в противном случае она не была бы защищена от губительного коротковолнового ультрафиолетового облучения. Наличие воды на первичной Земле, хотя бы в небольших количествах, пригодных для возникновения жизни, в свете современных представлений сомнений не вызывает. Водный слой толщиной в 10—12 м уже образует экран, способный защитить жизнь от проникающего излучения, которое ставит в то же время пределы ее дальнейшему распространению. Концентрация живого вещества в воде до эпохи образования озонового экрана, возникающего в ходе образования кислородной атмосферы, автоматически должна привести нас к заключению о том, что биосфера делает свои первые шаги также в водной среде. Таким образом, на первых порах она пространственно однородна и, можно думать, структурно обеднена по сравнению с современной, включая лишь два структурных компонента — живое вещество и косное вещество. Следов былых биосфер, естественно, нет в рамках этой первичной биосферы, нет и биокосного вещества, для образования которого требуется время. Можно думать, что сложная количественная структура жизни, образование жизни не в виде единичного организма, а в виде совокупности организмов, возможна лишь при условии достаточного объема среды жизни. Жизнь вряд ли могла возникнуть в мелких и малых по площади водоемах. Наиболее подходящим для ее возникновения местом был, по-видимому, первичный океан, как ни малы были его размеры по сравнению с современными. Распространяясь в его пределах и дифференцируясь по разным экологическим нишам, живое вещество до выхода на сушу имело достаточно времени, чтобы заполнить эти ниши и образовать равновесное состояние, при котором эволюция живого вещества до расширения биосферы и выхода в новую сухопутную среду шла, надо думать, чрезвычайно медленно. Таким образом, хотя биосфера возникла вместе с жизнью, но, как и жизнь, она не возникла в современной своей форме и испытала значительные модификации до геологической эпохи фанерозоя — эпохи явной жизни, начавшейся около 600 миллионов лет назад.

Понимание того, как возникло живое вещество, то есть как возникла его структура и степень разнообразия начальных форм жизни, а также аппарат самовоспроизведения, сейчас совершенно неясно, и для какой-то самой первоначальной ориентации в этих вопросах нужно широкое привлечение специальных данных молекулярной биологии, что здесь совершенно невозможно. Общей причиной образования клеточных структур, как уже указывалось, является ограничение пути действия принципа обратной связи на уровне молекулярных ансамблей, конкретное выражение этот принцип в данном случае находит, как показывают некоторые расчеты, в термодинамических преимуществах микроструктуриро-

==51

ванной системы по сравнению с бесструктурной '. Что касается самовоспроизведения и определяющего его генетического кода, то наличие его у вирусов позволяет предполагать возникновение этой фундаментальной особенности живого вещества еще до образования структурированной на клеточном уровне жизни. По-видимому, правильны предположения, связывающие с питательной функцией первичного живого вещества (питание преимущественно органикой на первых порах небиологического происхождения) невозможность дальнейшего абиогенеза, что прозорливо было указано еще Ч. Дарвином в одном из писем 1871 г.: «Часто говорят, что условия для возникновения живых организмов существуют и теперь — так же, как и всегда. Но даже если (о, какое оно большое, это «если»!) мы смогли бы представить, что в неком маленьком пруду со всяческими аммонийными и фосфорными солями, с достатком света, тепла, электричества и т. п. возникло белковое соединение, готовое к дальнейшим, более сложным химическим превращениям, то сегодня это вещество было бы немедленно съедено или адсорбировано, чего не случилось бы, если бы живых существ еще не было» 2.

Дальнейшие этапы формирования современной структуры биосферы — распространение ее на сушу и образование ее пространственной неоднородности, складывание современной структуры биосферы и появление биокосного, а затем и биогенного вещества, реконструируются с не меньшей предположительностью и без твердой опоры на определенно установленные факты. Предполагается, что первыми организмами, перешедшими к фотосинтезу, были сине-зеленые водоросли, которые и начали создавать кислородную атмосферу планеты, но весьма вероятно, что процесс ее образования шел крайне медленно: во всяком случае, только начиная с самого раннего кембрийского периода фанерозоя мы сталкиваемся с мощными следами наземной жизни, что говорит уже о наличии озонового экрана, защищающего наземное живое вещество от космической радиации. Любопытно, что начиная с этого же периода фиксируются многочисленные находки остатков животных со скелетными образованиями.

Информация о древнейших следах жизни на Земле, относящихся ко времени раннегеологической истории нашей планеты и датируемых археем, то есть периодом, отстоящим от современности на три — три с половиной миллиарда лет, собрана во многих книгах, на часть из них были сделаны ссылки в первой главе. Эволюция разнообразных форм жизни в фанерозое с большой полнотой реконструирована с помощью палеонтологических данных и подробно описывается в любом современном руководстве по палеонтологии.

' Segal I. Surface membranes in coacervates and cells.— In: Evolutionary biology. Proceegdings of the International conference, Liblice, June 2—8, 1975. Praha, 1976.

2 Цит. по: Бернал Дж. Возникновение жизни. М., 1969, с. 45.

==52

Не останавливаясь на этих описаниях, нужно отметить три главнейших обстоятельства — последовательность появления разных форм живого вещества во времени, усиливающееся разнообразие форм и наличие стабильных форм жизни. В настоящее время зоологи выделяют больше 20 типов животных, разнообразие растений также громадно; известная нам геологическая шкала фанерозоя говорит о последовательном формировании все более сложных форм растений и животных по мере приближения к современной эпохе. В ходе геологического времени увеличивается и разнообразие форм живого вещества, появляются все более сложные и прогрессивные типы. Наконец, зоологи любят ссылаться на формы животных, которые как бы представляют собой живых ископаемых и которые дожили до современности с далекого геологического прошлого. Таковы, скажем, кистеперые рыбы — целоканты, находки которых изредка делаются у юго-восточного побережья Африки. Однако гораздо более красноречиво, с моей точки зрения, в этом отношении сохранение огромного разнообразия одноклеточной жизни, явно представляющей собой в каких-то формах первые этапы развития жизни на нашей планете. При всем разнообразии планетных экологических ниш и стремительности изменений геологической обстановки в отдельные периоды истории Земли в биосфере, видимо, действуют какие-то силы, способствующие консервации форм живого вещества без заметных эволюционных изменений на протяжении длительных отрезков геологического времени.

Так как для нас крайне важно выявить кардинальные динамические тенденции в биосфере, то значительный интерес представляли бы точные данные о весовом количестве живого вещества в биосфере. Выше уже указывалось, что исключительно мощная энергия размножения, хотя и ограничиваемая постоянно противоположными тенденциями (стихийные природные явления, отрицательная селекция), ведет к увеличению массы живого вещества в биосфере; это увеличение имело место, несомненно, и на протяжении геологической истории. А. С. Монин в 1977 г. привел гипотетические показатели биомассы Земли в разные геологические периоды, но сам указывает, как все подобные соображения о нарастании биомассы в ходе геологической истории Земли неточны. Ясно только одно обстоятельство — и оно не вызывает сомнений — растительный покров планеты достиг своего современного развития в середине палеозоя (первая эра фанерозоя), то есть примерно 350—400 миллионов лет тому назад. До этого масса живого вещества в биосфере была в несколько десятков, а скорее всего, и сотен раз меньше современной.

Еще одной фундаментальной характеристикой динамики биосферы во времени было бы установление последовательности образования структурных уровней. Чисто теоретически можно было бы предполагать, что структурные уровни возникают последователь-

==53

но, начиная с низших и кончая высшими, и что природа развивается от состояния меньшей сложности к большей. В общей форме, это, по-видимому, верно, но существует и другая точка зрения на возникновение структурных уровней, непосредственно не связанная, правда, с ними в своей формулировке. Как уже неоднократно было отмечено выше, В. И. Вернадский доказывал, что возникновение жизни можно понять только в том случае, если представить ее появление в достаточно сложной форме: не в виде какой-то примитивной самокопирующейся структуры, а в виде группы таких структур, внутри которой сразу начинают действовать популяционные закономерности. Распространяя эту точку зрения на возникновение структурных уровней, нужно, чтобы быть последовательным, сделать вывод о первичном возникновении биосферы и вместе с ней еще нескольких структурных уровней и затем уже о дальнейшей ее последовательной дифференциации. Самый высокий биосферный уровень (на первых порах его, очевидно, нельзя называть планетным, так как только что сформировавшаяся биосфера, как мы пытались показать, не транспланетна) оказывается, таким образом, вместе с какими-то другими уровнями и древнейшим.

Наиболее вероятная последовательность возникновения фундаментальных структурных уровней рисуется сейчас в виде двух этапов. Соображения В. И. Вернадского о возникновении жизни в виде сложного комплекса организмов и биогенных условий, по-видимому, правильны и подтверждаются всем последующим развитием науки. Таким образом, биосферный структурный уровень живой природы следует считать первичным, одним из древнейших. Возникновение жизни нельзя рассматривать как появление первого организма, ее можно рассматривать только как появление совокупности организмов. Тогда биогеоценотический, организменный и популяционный уровни (организменный уровень, по-видимому, еще нельзя называть онтогенетическим — онтогенеза, строго говоря, нет) возникли вместе с биосферой и относятся к числу первичных. Жизнедеятельность даже первичных простейших организмов обеспечивалась какой-то совокупностью биохимических реакций, главное — ими обеспечивалось самокопирование, поэтому молекулярный уровень также первичен.

Сложнее обстоит дело с двумя другими уровнями — клеточным и тканевым. До недавнего времени казалось самоочевидным, что организм не может существовать ни в какой форме, кроме клеточной, что признание организменного уровня автоматически приводит к признанию уровня клеточного. Однако после открытия и исследования вирусов это положение потеряло свою самоочевидность. По-видимому, первые формы жизни можно представлять себе, как уже указывалось, в виде каких-то слабо структурированных организмов, не достигших в своем индивидуальном развитии уровня клетки. Таким образом, клеточный уровень является, по-

==54

видимому, вторичным. Тем более вторичным является тканевый уровень — специализированные клетки появляются только в многоклеточных организмах, заведомо представляющих собой результат длительного предшествующего эволюционного развития.

Итак, последовательность возникновения фундаментальных структурных уровней нужно представлять себе двухэтапно. Первый этап — возникновение первичных уровней: молекулярного, организменного, популяционного, биогеоценотического. Последовательность образования этих уровней, если они возникли неодновременно, трудно сейчас установить с должной определенностью. Второй этап — возникновение вторичных уровней: клеточного и тканевого. Из них клеточный образовался раньше тканевого. Что касается образования тривиальных структурных уровней, то их последовательность сейчас не фиксируется в общей форме, и определение времени появления того или иного тривиального уровня нуждается каждый раз в специальном исследовании.

В общей динамике биосферы и механизме ее действия, которые мы рассматривали до сих пор, за пределами нашего внимания осталась совокупность процессов и явлений, объединяемых по одному общему признаку — по признаку любого малого или значительного отклонения цикла жизнедеятельности живого вещества от нормы. В эту совокупность явлений и процессов входит огромный круг нарушений нормальной жизнедеятельности — нарушения костного обмена, выражающиеся в костных дистрофиях и диспластиях, эндокринный дисбаланс, находящий отражение в пороках развития, несбалансированном, или патологическом, росте, генетически детерминированные аномалии развития, наконец, вирусные и инфекционные заболевания. В полном объеме роль этих явлений в биосфере не изучена, но в многочисленных уже опубликованных к настоящему времени сводках по палеонтологии приведены объемистые каталоги разнообразных патологических нарушений у животных, особенно имеющих клеточные образования, и растений. Все скрывающиеся за этими патологическими нарушениями процессы чрезвычайно разнообразны по своим причинам и следствиям, по своему характеру, интенсивности, территориальному охвату, но общи в одном — они нарушают нормальное функционирование живого вещества в биосфере, вносят помехи в естественный цикл жизни организмов и смены поколений, иногда в кратчайшие сроки приводят к гибели огромные массы живого вещества. Каков смысл массовых и индивидуальных патологий в механизме биосферы, каковы вообще смысл и значение патологии в эволюции нормальной жизнедеятельности живого вещества? Только после ответа на эти вопросы, пусть даже данного в общей форме, можно считать понимание динамики и механизма жизни биосферы достигнутым.

Существующие очень детальные разработки теории патологии опираются в подавляющей своей части на обширный материал

==55

медицины 1, им свойствен известный антропоцентризм. Ветеринарная патология, общая патология животных как глава эволюционной физиологии, фитопатология остаются за рамками той фактической базы, на которой строится теория патологии. Отсюда достаточно умозрительные споры преимущественно вокруг одного вопроса — правда, достаточно важного,— в какой мере болезнь представляет собой адаптивный процесс к экстремальным условиям и до какой степени течение этого адаптивного процесса определяется соотношением внутренних особенностей организма и экзогенных воздействий. Однако такая трактовка проблемы страдает некоторой узостью, если рассматривать патологические состояния в целом, начиная с простейших организмов и кончая высшими позвоночными (человек с его болезнями в этом случае лишь звено в цепи патологических явлений и процессов, охватывающих всю биосферу), и понимать под болезнью не только кратковременные или более или менее длительные нарушения физиологического статуса организма, но и генетически детерминированные структурные и физиологические нарушения. О какой адаптации может идти речь в этом последнем случае? Адаптация сама представляет собой процесс, в случае болезни определяемый, очевидно, во времени сроками самой болезни. Но генетически детерминированная патология есть особенность, с которой организм живет всю жизнь (открывающиеся сейчас в медицине перспективы борьбы с наследственными заболеваниями не меняют в данном случае существа дела) и весьма часто погибает от нее. Если и она есть адаптация, то, очевидно, не на индивидуальном уровне, а на уровне популяции и вида. Но адаптация к чему? Среди генетических процессов в популяциях есть, как показывают многочисленные генетические исследования, много таких, которые не интерпретируются удовлетворительным образом в рамках представлений об адаптации. Нужно думать, что наследственные патологии, их распространение в тех или иных группах организмов, регуляция их распространения в последовательных поколениях входят в число именно этих генетических процессов, относительно безразличных к прямому приспособлению к среде

жизни.

Иное и, с моей точки зрения, гораздо более общее понимание роли патологии в нормальной жизнедеятельности живого вещества достигается, если мы будем рассматривать ее как один из фундаментальных регуляторных механизмов в биосфере, как один из принципов обратной связи, действующий планетарно и вместе с борьбой за существование противоборствующий неотвратимому давлению жизни. Прогрессия размножения, вычисленная для разных систематических категорий растений и животных, очень раз-

' См.: Давыдовский И. В. Общая патология человека. 2-е изд. М., 1969; Петленко В. П. Философские вопросы теории патологии. Л., 1968—1971, т. 1—2.

==56

лична, но даже в случаях минимума она такова, что вся планета затопляется живым веществом определенного вида в конечный и очень небольшой отрезок времени. Борьба за существование в основном не в форме прямой борьбы между особями и популяциями, а в виде конкуренции, понимаемой в самом широком смысле слова, конкуренции за жизненное пространство и пищевые ресурсы, ставит на пути энергии размножения соответствующего вида энергию размножения других видов. В конце концов достигается равновесие, сохраняющееся иногда достаточно долго и нарушающееся либо при изменении внешних условий, либо при изменении циклов размножения. В обоих случаях конкуренция между разными формами живого вещества за среду жизни и пищу препятствует распространению одной из форм, и достигнутое их разнообразие не уничтожается, а сохраняется. Совершенно естественно, что все формы патологий, будь то генетически детерминированные аномалии развития или аномальные физиологические реакции, включенные в процесс обмена генетического материала в популяциях при переходе от поколения к поколению, будь то относительно кратковременные реактивные ответы на неблагоприятные влияния среды, будь то, наконец, микробные или вирусные инфекции, образуют, если их рассматривать как общий механизм в биосфере, мощный барьер на пути энергии размножения, либо понижая ее, либо совсем выводя, часть индивидуумов в популяциях за рамки канала образования следующего поколения. Давление размножения при этом должно равномерно ослабляться у всех форм живого вещества, в соответствии с этим в природе нет живых организмов, которые были бы не подвержены тем или иным патологическим нарушениям.

Энергия размножения, предопределяющая такие явления, как давление жизни и «всюдность» жизни, с большой детальностью разобранные В. И. Вернадским, является в то же время базовым моментом в динамике биосферы, так как вызывает расширение ниши живого вещества, ведет вследствие этого к расширению самой биосферы, постоянно повышает энергетический потенциал живого вещества в механизме планеты. В общей форме трактуя вопрос об ограничениях, накладываемых на живое вещество этим механизмом, можно выделить ряд ограничивающих факторов, среди которых займут место и только что рассмотренные патологические процессы. Повторим, что прежде всего это разные формы борьбы за существование, проявляющейся в различных ипостасях и выражающейся как в конкретных отношениях групп индивидов, так и в средовых элиминациях, то есть избирательной выживаемости в зависимости от жизнестойкости организма. И. И. Шмальгаузеном разработана очень детальная классификация типовых форм борьбы за существование, хотя сейчас стало модным опускать детальное рассмотрение явления борьбы за существование при изложении механизмов биологической эволюции и включать его в

==57

естественный отбор '. Причина этого понятна, но она носит скорее субъективный характер — понятие борьбы за существование очень скомпрометировало себя в социал-дарвинизме.

Но из-за этого, однако, лежащее за данным понятием явление не изживает себя, и мы рассматриваем его как фундаментальный механизм регуляции массы живого вещества в биосфере.

Второй регуляторный механизм такого рода в биосфере — разнообразные нарушения поведения животных при перенаселенности, что смыкается, по существу, с патологическими процессами, но в то же время образует особую поведенческую регуляцию в биосфере, направленную также против энергии размножения. Общеизвестно бесплодие животных в зоопарках, представляющее собой наиболее стандартную реакцию живого организма на условия содержания в неволе. Основанная на наблюдении животных в естественных условиях наука об их поведении — этология — накопила огромный запас фактов, красноречиво говорящих: где тесно тому или иному виду — начинаются смертельные драки между самцами, разрушаются формы поведения, нацеленные на выживание детенышей, вообще обостряются все механизмы биологической конкуренции. Я уже не говорю о том, что скученность ведет к инфекциям, и, следовательно, как выше и отмечалось, поведенческий фактор регуляции энергии размножения смыкается с фактором патологии. Аналогичные патологические процессы возникают в условиях перенаселенности и в растительном мире. Наконец, третий механизм регуляции — патологические процессы. Борьба за существование, психофизиологические поведенческие реакции при перенаселении, патологические процессы выступают в роли мощного тормоза беспредельного расширения биосферы. По-видимому, этим обстоятельством и объясняется, что биосфера, достигнув в первой трети фанерозоя более или менее современной величины, далее если и увеличивалась, то чрезвычайно медленно.

Дата добавления: 2015-10-21