Высшие корковые функции человека 40 страница

После того как ряд слов обозначен подобным образом, больному предъявляют сделанные им рисунки, по которым он и должен воспроизвести нужные слова. Данные, полученные при исследовании больных психиатрической клиники и при изучении умственно отсталых, показывают глубокие изменения смысло-образовательных процес­сов, которые проявляются в этом опыте. При изучении больных с локальными пораже­ниями мозга этот метод применялся мало; применение его в этих случаях давало результаты, близкие к тем, которые были описаны выше при изложении опытов с опосредствованным запоминанием.

12. ИССЛЕДОВАНИЕ ПРОЦЕССОВ МЫШЛЕНИЯ а) Предварительные замечания

Исследование мышления при патологических состояниях мозга является одной из самых сложных проблем клинической психологии.

Место, которое занимает исследование процессов мышления, неоди­наково в различных областях клинической медицины. В психиатриче­ской клинике, ставящей перед собой задачу изучения общих форм из­менения сознания человека, исследование мышления занимает цент­ральное место и имеет характер психологического описания различных форм его нарушения.

В клинике очаговых поражений мозга, в которой вся работа под­чинена проблемам топической диагностики этих, поражений, на первый план выступает нейрофизиологический и психофизиологический анализ более частных процессов, позволяющих раскрыть факторы, лежащие в основе локальных поражений. Поэтому изучение процессов мышления, которое носит очень сложный характер, не может стоять здесь в цент­ре психологического исследования. Однако различные по локализации поражения мозга могут вызывать совершенно неодинаковые формы на­рушений мышления. Поэтому применение тех приемов, которые позво­ляют точнее описать эти различные формы изменений мышления, может иметь известное значение и в клинике очаговых поражений мозга.

Как мы уже (неоднократно указывали (II, 5, ж), мышление являет­ся особо сложной формой психической деятельности, возникающей лишь в тех случаях, при которых задача требует предварительного ана­лиза и синтеза ситуации и нахождения специальных вспомогательных операций, с помощью которых она может быть разрешена. Поэтому всякое исследование процессов мышления должно создать такую ситуа­цию, при которой у испытуемого нет готовых, ранее упроченных средств достигнуть нужной цели, и когда он должен подвергать эту ситуацию анализу, выделять ее существенные компоненты, соотнося их друг с другом, формулировать известные гипотезы, намечать «стратегию» и подбирать для ее выполнения определенные операции или «тактиче­ские приемы».

Эта задача может носить конструктивный характер и протекать в наглядно-образном или практическом плане; она может формулировать­ся в словесной системе и протекать как сложная речевая дискурсивная деятельность. Во всех случаях, однако, она должна быть построена та­ким образом, чтобы значительная часть выполняемых испытуемым про­цессов была вынесена «наружу» и была бы доступной для объективного исследования и качественного анализа. Только такое тщательное про­слеживание самого процесса решения задач с возможно более подвиж­ным изменением отдельных условий ее решения может обеспечить пол­ноценный анализ тех факторов, которые лежат в основе наблюдаемых в клинике нарушений.

Из всех приемов исследования мышления мы выберем лишь те, которые являются наиболее адекватными для такой аналитической за­дачи.

Мы остановимся только на трех группах проб, специально осветив приемы исследования понимания сюжета, пробы на исследование по­нятий и пробы на решение задач, требующих разверну/ого самостоя­тельного мышления.

б) Исследование понимания сюжетных картин и текстов

Исследование понимания сюжета, выраженного в наглядной или словесной форме, издавна было одним из наиболее распространенных приемов, применяемых в клинике для изучения интеллектуальных про­цессов; оно получило широкое распространение в психопатологической практике и при некоторых условиях может быть использовано и для це­лей топической диагностики очаговых мозговых поражений.

Проба на понимание сюжета заключается в том, что испытуемому предлагают наглядную картину (или серию картин), изображающую какой-либо сюжет, или же читают короткий рассказ (или басню), вы­ражающий известную общую мысль. В обоих случаях, несмотря на различие формы (в одном случае наглядной, в другом — словесной), больной должен произвести процесс анализа сюжета, выделить его ос­новные существенные элементы и синтезировать эти элементы таким образом, чтобы выступило основное смысловое содержание картины или рассказа.

Для того чтобы процесс понимания не сводился к непосредствен­ному узнаванию хорошо упроченного ранее материала, больному пред­лагают такую же картину или текст, смысл которых он не может вос­принять непосредственно или по догадке, делаемой на основании како­го-либо одного фрагмента; поэтому содержание используемых в этих пробах сюжетных картин или рассказов должно носить относительно сложный характер и должно становиться ясным только в результате специальной аналитико-синтетической деятельности.

Для этой цели больному предлагают картины (или серии картин), изображающие какие-нибудь события, причем наряду с относительно простыми картинами, наглядно изображающими все детали соответст­вующего события, применяют картины, в которых общий смысл может быть понят только из сопоставления ряда деталей и с помощью ряда заключений, которые испытуемый должен сделать.

Тот же принцип кладется и в основу предлагаемых больному текстов, которые начинаются с очень простых отрывков, непосредствен­но излагающих событие, и кончаются простыми по грамматическому строению, но сложными по смысловому содержанию литературными формами (рассказы, басни), в которых общий смысл становится ясным лишь при условий тщательного анализа текста и внутриконтекстных отношений.

Во всех этих случаях материал предлагается больному без ограни­чения срока (иногда несколько раз), и исследующий внимательно сле­дит за тем, как протекает процесс анализа этого материала, в чем имен­но больной испытывает затруднения, и к каким способам компенсации дефектов (если они имеются) он обращается.

Естественно, что опыты с анализом смысла сложной картины мож­но проводить лишь при условии сохранного зрительного восприятия, а опыты с анализом понимания текста — только в случаях сохранности понимания значения слов и грамматических структур.

Опыты, входящие в этот раздел, могут использовать серию проб, которые мы и перечислим.

Опыты с пониманием сюжетных картин

Больному предлагают простые или более сложные по содержанию сюжетные картины, которые он должен внимательно рассмотреть и содержание которых он должен рассказать. Опыт начинается с простых сюжетных картин, примеры которых можно найти в любом букваре или книге для чтения (типа «Семья», «Прогулка по лесу», «Скотный двор»), и продолжается рассматриванием и анализом сложных сюжетных картин, изображающих какое-либо событие, смысл которого становится полностью ясны-м лишь после тщательного рассматривания картины и сопоставления ее деталей.

Хорошим материалом для исследования могут служить и наиболее сложные художественные картины (например, «Последняя весна» Клодта, «Сватовство майора» Федотова и т. п.), в которых общий смысл можно понять лишь при понимании «под­текста» картины и ее эмоционального содержания.

Оценивая процесс восприятия картины, исследующий должен внимательно наблюдать, производит ли больной подлинный анализ картины, рассматривая ее детали и пытаясь установить нх существенные связи, -или же дает импульсивные суждения об общем смысле картины сразу, на основании одного фрагмента. Очень -важно бывает установить, влияют ли на его заключение отдельные детали, вызывающие побочные ассоциации, и, наконец, делает ли он заключение о смысле картины неуверенно, сомне­ваясь, правильно ли он понял смысл картины, сомневается ли он в правильности суж­дения, если исследующий выражает предположение о том, что картина была понята неправильно.

Специальное место в исследовании понимания сюжета картины занимают пробы с пониманием серии сюжетных картин. В этом случае больному предлагают не одну, а серию отдельных картинок, которые изображают определенное развертывающееся событие. Подобные серии картин используются в книгах по развитию речи и применя­лись клиническими психологами (А. Н. Бернштейн, 1921 и др.). Отдельные картины предлагаются больному в разрозненном виде, и он должен найти их порядок и рассказать изображенный сюжет и в упрощенном варианте картины, составляющие серию, предла­гаются в правильном порядке, и больной должен лишь понять то развертывание событий, которое здесь изображено.

Исследователь тщательно наблюдает за тем, может ли больной понять, что отдель­ные картины' изображают лишь моменты общего развертывающегося сюжета, и проде­лывает ли он нужную работу по расположению картин в единый сюжетный ряд, или же описывает каждую картинку по отдельности, будучи не в состоянии перейти от описания изолированных картин к построению целого развертывающегося сюжета Особое внимание должно быть привлечено к тому, каковы те границы, которые не дают больному возможности воспринимать изображаемый в серии ряд последователь­ных событий; следует выяснить, опирается ли больной на повторяющиеся в картин­ках идентичные фигуры, является ли препятствием для оценки единого развертываю­щегося сюжета смена наглядной обстановки, изображенной на картинах, подразуме­вающееся время, прошедшее между этапами изображенных событий, или необходи­мость понять мотивы действующих лиц и т. п.

Материалы, получаемые при опытах с исследованием понимания сюжета картин (или серии картин), дают хорошо известные в патопси­хологии данные об общем снижении уровня интеллектуальных процес­сов больного. Известно, что больные с общим снижением интеллектуаль­ного уровня и органической деменцией при оценке сюжета картины ока­зываются не в состоянии выйти за пределы отражения непосредственно воспринимаемых связей или даже констатации отдельных предметов, изображенных на картине, и не могут отразить более глубоких смысло­вых связей и отношений, которые составляют основу правильной оцен­ки сюжета сложных картин. Совершенно недоступным для таких боль­ных может быть анализ общего смысла серии отдельных картин; эта задача обычно подменяется простым описанием отдельных картинок, каждую из которых больной рассматривает изолированно.

Анализ такого общего снижения интеллектуального уровня, являю­щегося, как правило, результатом диффузных изменений мозга (олиго­френия, старческая деменция, болезнь Пика и др.), детально представ­лен в современных исследованиях по общей патопсихологии (см. Б. В. Зейгарник, 1961) и не является предметом нашего рассмотрения.

В настоящем контексте нас интересуют те формы нарушения пони­мания сюжетных картин, ^которые отражают особенности нарушения высших корковых функций при локальных поражениях мозга.

Больные со стертыми формами зрительной агнозии (и особенно так называемой «симультанной агнозии»), возникающими при поражении затылочных отделов мозга, могут испытывать заметные затруднения в понимании сюжетных картин и при отсутствии подлинного общего ин­теллектуального снижения. Трудности, которые они обнаруживают, за­ключаются в невозможности сразу охватить всю ситуацию, изображен­ную на картине, и произвести зрительный синтез. Поэтому больные дан­ной группы (см. II, 3, в—г) могут оказаться не в состоянии сразу уви­деть всех изображенных на картине лиц,-установить те наглядные свя­зи, которые отражены в картине, и принуждены создавать ряд предпо­ложений и догадок о сюжете картины. Правильная оценка наблюдае­мых симптомов может быть дана, если учитывать специфический ча­стичный характер нарушений, а также сохранность и критичность, ко­торая выступает у тех же больных в иных, не связанных со зрительным анализом и синтезом, формах деятельности. Характерной для этих больных является и та активность, с которой они пытаются осуществить предложенную задачу, многочисленные догадки и гипотезы, которые у них возникают, и особенно неуверенность в своих суждениях, кото­рую они, как правило, проявляют.

Особой формой нарушения понимания сюжетной картины явля­ются те случаи, когда зрительный синтез деталей картины остается сохранным, но основная трудность состоит в неправильной оценке об­щего сюжета, в отнесении его к иной сфере опыта (например, оценка содержания картины как сцены из собственной жизни больного). Такие случаи встречаются иногда при поражении правого полушария, но их оценка остается еще неясной.

Больные с различными формами афазий обнаруживают трудности, которые обычно препятствуют проведению опытов с пониманием содер­жания картин или серий картин.

Факты, которые имеются в литературе (Омбредан, 1951), говорят, однако, что понимание наглядно изображенных ситуаций и даже серий картин может первично не страдать в этих случаях, что понимание един­ства сюжета и аффективного смысла сюжетных картин может оставать­ся достаточно сохранным. Эти исследования показывают, что если от­влечься от трудностей, связанных со словесной формулировкой содер­жания ^!, отчетливые затруднения можно встретить только в тех случаях, когда больному не дают действенно ориентироваться в содержании (на­пример, раскладывать серии картинок) и когда он должен проделы­вать эту операцию в свернутом виде («в уме»), опираясь на нарушен­ную у него внутреннюю речь и лишь обозначая номерами последова­тельность отдельных картин (см. Омбредан, 1951, стр. 355—356).

Грубые нарушения понимания смысла сюжетных картин наступают при поражении лобных долей мозга. Источником этих нарушений (см. II, 5, ж) является основной дефект активной избирательной дея­тельности этих больных, который делает невозможным систематиче­скую предварительную ориентировку в картине, последовательный ана­лиз и синтез ее деталей. Этот дефект приводит к тому, что рассмат­ривание картины и попытки понять ее содержание заменяются импуль­сивными суждениями, возникающими на основании фрагментов воспри­нимаемой картины.

' Характерной особенностью многих больных с поражением лобных долей мозга является невозможность правильно отразить эмоциональ­но-выразительные элементы художественной картины. Во многих слу­чаях таких поражений мы встречали полную невозможность оценки мимики и пантомимических средств выражения тех или иных эмоцио­нальных состояний, невозможность правильно отразить общий «эмо­циональный фон» картины. Как показали неопубликованные исследо­вания Э. А. Евлаховой, эти особенности резко отличают восприятие сюжетных картин у больных с «лобным синдромом» от восприятия сю­жетных картин больными с оптической агнозией, которые могли испы­тывать грубые затруднения в восприятии предметных изображений, но неизменно сохраняли адекватную оценку общего эмоционального тона картины.

Правильный анализ серий картин, изображающих развертывание единого сюжета, оказывается чаще всего глубоко нарушенным у боль­ных с поражением лобных отделов мозга. Именно эти больные особенно часто оценивают каждую картину серии отдельно, делают импульсив­ные заключения и оказываются не в состоянии выделить единый после­довательно развертывающийся сюжет (Б. В. Зейгарник, 1961).

Отличительной чертой больных этой группы является уверенность, с которой они дают свои суждения, и трудность вызывания сомнений в правильности данной оценки. Этот симптом является одним из важных

¹ Необходимость строго различать непосредственное восприятие смысла картин и словесную формулировку этого смысла была указана Л. С. Выготским (1934, 1956), который показал, что известные стадии восприятия сюжетной картинки, описанные В. Штерном, на самом деле отражают лишь стадии развития речи, которая переходит от номинативного обозначения предмета к последующему обозначению действий и от< ношений.

признаков нарушения учета эффекта собственного действия и глубоко­го распада процесса сопоставления намерения и результата, который составляет характерную черту «лобного синдрома».

Опыты с пониманием текста

Близкое к только что описанным опытам место занимают опыты с пониманием содержания текста. В них больному читается отрывок, смысл которого нужно проанализировать. Обычно выбирается такой отрывок, который содержит ряд существенных и побочных деталей, так что перед испытуемым возникает задача подвергнуть это содержание анализу, выделить его существенные звенья, соотнести их друг с дру­гом и, таким образом, понять его основной смысл.

Так же, как это имеет место в опытах с пониманием сюжетных картин, не доведенный до конца анализ неизбежно приводит к возникно­вению импульсивных, неадекватных суждений, неправильно отражаю­щих смысл отрывка.

Отличие опытов с пониманием текста заключается в том, что они целиком протекают в словесном плане. Испытуемый должен иметь де­ло либо со следами словесных связей, оставшихся от прочитанного ему отрывка, либо же с его письменным текстом, если у него сохраняется возможность самостоятельно читать этот текст.

Опыты с пониманием текста распадаются на ряд этапов. Обычно эти опыты на­чинаются с анализа того, насколько испытуемый может понимать логико-грамматические конструкции и насколько он схватывает переносный смысл. Методы исследования понимания логико-грамматических конструкций уже были описаны выше (ср. III, 7, г, д); методы исследования понимания переносного смысла должны быть изложены специально.

Исследование понимания переносного смысла имеет особое значение: именно в понимании переносного смысла испытуемый должен выйти за пределы простой номинативной функции речи и перейти к тому скрытому смыслу, который то или иное выражение может приобрести в известной ситуации; поэтому исследование понимания переносного смысла всегда* с полным основанием рассматривалось как один из основ­ных приемов исследования мышления (Л. С. Выготский, 1934, 1956; Б. В. Зейгарник, 1961; В. Я. Василевская, 1960 и др.).

Именно в связи с этим каждое нарушение уровня системы связей испытуемого неизбежно должно отразиться на понимании переносного" смысла.

Это исследование начинают обычно с того, что больному предлагают ряд известных метафор (типа «золотая голова», «каменное сердце», «железная рука») или ряд хорошо известных пословиц («не все то золото, что блестит», «цыплят по осени считают», «мал золотник, да дорог») и просят разъяснить, что означают эти метафоры или пословицы. Если больной затрудняется определить значение метафор или пословиц, ему задают наводящие вопросы и предлагают сказать, может ли соответствующая метафора быть отнесена к человеку с теми или иными качествами и может ли быть пословица применена к предмету или лицу, непосредственно не обозначенному в ней. Специальный прием, дающий возможность глубже проникнуть в характер тех операций мышления, которые связаны с переносным смыслом, заключается в том, что больному предлагается пословица, сопровождаемая несколькими фразами, одни из которых содержат близкие к пословице слова, но имеют иной смысл, а другие — выражают смысл пословицы иными словами. Испытуемый должен выбрать ту фразу, смысл которой совпадает со смыслом пословицы.

Примером такого опыта могут быть следующие комбинации:

Пословицы	Фразы
	Кузнец работал целый день.
Куй железо, пока горячо.	Золото тяжелее железа.
	, Не откладывай дела в долгий ящик.
	' Человек должен ответственно выполнять свои обязательства.
Взявшись за гуж, не говори, что не дюж.	Гужевой транспорт может перевезти больше груза, чем несколько людей.
	Коллективными усилиями легко справиться со всякими трудностями.

Если больной не может выполнить задачу самостоятельно, исследующий помогает ему, разъясняя на одном примере соответствующий смысл, -и проверяет затем, может ли больной перенести принцип объясненной задачи, на другой пример.

Следует обращать особое внимание на то, насколько быстро и уверенно больной выполняет эту задачу, пытается ли он найти внутренний смысл метафоры или пословицы или ограничивается ее узким конкретным значением, может ли перенести усвоенный принцип на^новое содержание и насколько критически он относится к своим ошибкам.

За этой серией опытов следуют опыты с пониманием значения текстов, в частности литературных отрывков. Для этой цели обычно используют относительно короткие отрывки, простые по своей грамматической структуре, но имеющие скрытый смысл и требующие, чтобы испытуемый выделил существенные компоненты текста, сопоставил их друг с другом, затормозил преждевременные суждения и на основании такой аналитико-синтетической работы понял общий смысл отрывка.

Примером таких отрывков -могут служить тексты Л. Н. Толстого, взятые из его книги для начального чтения.

«Курица и золотые яйца. У одного хозяина курица несла золотые яйца. Захотелось ему сразу получить побольше золота и он убил курицу. А внутри у нее ничего не оказалось, была она, как все курицы.»

«Галка и голуби. Галка услыхала, что голубей хорошо кормят, побелилась в белый цвет и влетела в голубятню. -Голуби подумали, что она голубь, и приняли ее. Но она не удержалась и закричала по-галочьи. Тогда голуби увидели, что она галка, и.выгнали ее. Она вернулась к своим, но те ее не признали и тоже не приняли.»

Подобные тексты либо читают вслух несколько раз, либо же (если чтение у боль­ного сохранно') дают ему в напечатанном виде. Больной должен повторить отрывок и рассказать, в чем состоит его смысл. С этой целью ему задают ряд дополнительных вопросов (к первому отрывку: Что сделал хозяин? Правильно ли он сделал? Какая мораль отрывка? Ко второму отрывку: Почему галка покрасилась? Почему голуби ее выгнали? Какой общий смысл отрывка? Можно ли его применить к человеку?).

Исследующий прослеживает, может ли больной легко усвоить отрывок и связно воспроизвести его, не распадается ли отрывок на фрагменты, связывает ли больной детали в одно целое, понимает ли он переносный смысл отрывка и легко ли он поль­зуется помощью, если она ему предлагается.

В отдельных случаях применяют отрывки, включающие детали, значение которых может стать ясным лишь при понимании скрытого смысла. К таким относится, например, следующий отрывок.

«Лев и лисица. Лев стал стар. Он не мог ловить зверей. И задумал лев жить хитростью. Лег в пещере и притворился больным. Стали звери его навещать. Но лев хватал и съедал каждого, кто приходил в пещеру. Приходит к нему лиса. Стала у входа в пещеру и спрашивает: «Как поживаешь?» — «Плохо. Да чего же ты не «войдешь ко мне?» А лисица отвечает: «По следам вижу. Входило к тебе много зверей, а не выходил никто».

Понимание скрытого смысла последней фразы требует выхода за пределы текста и усвоения общей мысли всего отрывка.

В отдельных случаях больному предлагают более сложные (учебные или научные) тексты, требующие выделения причинно следственных связей, которые нужно подверг­нуть анализу. Наконец, для той же цели исследования возможности выделить существенные связи и затормозить побочные ассоциации больному можно предложить рассказать содержание какого-либо произведения, которое ему достаточно хорошо зна­комо (например, содержание «Евгения Онегина», «Пиковой дамы» и т. п.).

Передача содержания текстового отрывка требует, как мы уже ука­зывали, детального анализа и сопоставления входящих в него компо­нентов с выделением ведущей системы связей и обобщением того основ­ного смысла, который лежит за текстом. ПоэтОхму естественно, что при патологических состояниях мозга этот процесс может страдать и больной далеко не всегда оказывается в состоянии понять смысл от­рывка с той глубиной, которая требуется.

Больные с общими органическими поражениями мозга (разлитые явления артериосклероза, атрофические процессы, олигофрения и т. д.) не могут ни проделать нужную работу по анализу заключенных в тек­сте связей, ни выйти за пределы конкретного значения его отдельных фрагментов. Поэтому, как правило, их пересказ не выходит за преде­лы отдельных фрагментов, а понимание его остается в пределах непо­средственного отражения отдельных конкретных деталей текста (Б. В. Зейгарник, 1959, 1961; В. Я. Василевская, 1960).

Близкие к этому нарушения встречаются и при общемозговых изме­нениях, наступающих в результате острого гипертензионно-гидроце-фального синдрома; но в отличие от только что описанных форм орга­нического снижения интеллектуальной деятельности, они не носят ха­рактера устойчивого снижения уровня интеллектуальных процессов. Нередко они связаны с дефектами удержания всего материала, резко {возрастающими с увеличением объема текста и значительным затруд­нением систематической работы над анализом содержания и сопостав­лением элементов отрывка. Все эти нарушения не носят устойчивого характера, уменьшаются при предъявлении коротких отрывков и резко увеличиваются при истощении.

Значительные затруднения в понимании текста возникают как при так называемой семантической афазии, так и при других формах амне-стико-афатических расстройств.

В первом из этих случаев границей для понимания, естественно, является объем отрывка, количество сообщаемых деталей и сложность тех логико-грамматических отношений, в которые включаются эти де­тали. Поэтому при сужении того объема, которым больной может опе­рировать, и затруднении в схватывании логических и грамматических •отношений, естественно, возникают значительные трудности и больной •оказывается не в состоянии сразу схватить основной смысл текста. Од­нако, как правило, такой больной пытается компенсировать эти труд­ности длительным и систематическим анализом текста и, не обнаружи­вая первичных затруднений в понимании переносного смысла, может в результате этой работы усвоить общую мысль текста илц его «под­текст». Препятствия к этому возникают, если в структуру этого текста включены сложные логико-грамматические отношения, усвоение кото­рых вызывает у больного непреодолимые затруднения, описанные нами выше (II, 3, е).

В случаях амнестико-афатических нарушений трудности передачи и понимания сколько-нибудь длинного текста осложняются дефектами в понимании слов (если дело идет о случаях височных акустико-мнести-ческих расстройств) или общим неудержанием длинной цепи фраз. Попытки понять нужный текст приводят к успеху, лишь если больной начинает использовать ряд вспомогательных средств (записывает от­дельные детали рассказа, сопоставляет их на бумаге) и тем приобрета­ет опоры, компенсирующие его основной недостаток. В обоих случаях, однако, процесс анализа текста носит характер длительных и система­тических попыток ориентировки в предложенном содержании; деятель­ность больного сохраняет свою избирательность и нередко, не удержи­вая отдельных деталей, больной схватывает общий (иногда отвлечен­ный) смысл текста или его эмоциональный подтекст.

Резко отличается от этого процесс понимания текста у больных с поражением лобных долей мозга. Как мы уже показали выше (II, 5, ж), у этих больных нарушается основное условие, необходимое для выпол­нения этого задания,—устойчивая деятельность, направленная на ана лиз содержания текста, сопоставление деталей и проверку возникших гипотез. Именно в связи с этим больной с отчетливым «лобным синдро­мом» фактически заменяет систематический анализ текста импульсив­ными догадками, возникающими в результате схватывания отдельных фрагментов; нередко к этому присоединяются неконтролируемые по­бочные связи и инертные стереотипы, которые возникли в предшеству­ющих операциях. Именно в силу этих условий вместо избирательного анализа отрывка появляется неизбирательная серия фрагментарных связей, побочных ассоциаций и персевераций, нередко делающих пол-

25 А. Лурия

ностью невозможным адекватное понимание отрывка. Естественно, что понимание переносного смысла у этих больных оказывается возмож­ным только в тех случаях, когда соответствующие связи настолько проч­но усвоены в прошлом опыте, что их не надо активно выделять из бо­лее сильных непосредственных связей. Однако, как это бывает относи­тельно часто, переносный смысл (особенно оценка смысла пословиц в опыте с сопоставлением их со смыслом различных фраз) не выделяет­ся этими больными. Поэтому непосредственное значение данных сло­весных структур, упроченное в прежнем опыте, оказывается здесь явно-преобладающим. Столь же трудным оказывается и усвоение общего смысла отрывка; нередко он возникает в формулировках больного, но тотчас же замещается побочными ассоциациями или стереотипами.

Таким образом, несмотря на то что анализ сюжетной картины и понимание смысла текста являются сложнейшими видами деятельно­сти, нарушение которых возникает при любой форме мозговых страда­ний, исследование процесса выполнения этих заданий может быть ис­пользовано в целях топической диагностики мозговых поражений.

в) Исследование процесса формирования понятий

Исследование процесса формирования отвлеченных понятий всегда занимало центральное место как в психологии мышления, так и в пси­хопатологическом изучении больных, а некоторыми авторами (напри­мер, Гольдштейн, 1934, 1942, 1948) выдвигалось как основная составная часть экспериментально-психологического исследования мозговых пора­жений.

Исследователи, столь высоко оценивавшие этот аспект изучения психической деятельности, исходили из того, что именно в операциях логическими отношениями и отвлеченными понятиями субъект перехо­дит от уровня наглядно-действенных операций к новому, специфически человеческому уровню «абстрактного» или «категориального» поведе­ния. В связи со сложностью подобных операций они неизбежно должны нарушаться при любом мозговом поражении, которое делает невозмож­ным осуществление наиболее сложных видов корковой деятельности. Поэтому нарушение абстрактного мышления стало расцениваться как один из основных признаков изменения психических процессов при па­тологических состояниях мозга.

Дата добавления: 2015-10-21