Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Мир до и после дня рождения 26 страница



Они разложили на кровати подарки и бумагу, оставшуюся с прошлого года. Ирина нашла симпатичную коробочку от чая «Твайнингс» и поместила в нее колье.

— Ты все еще хочешь подарить ей мое колье?

— Это была не моя идея, ты сама предложила. А почему бы и нет?

— Я подумала… Ну, вчера ты ездил покупать подарки, я думала, может, ты нашел для нее что-то другое.

— Нет, не нашел. Был канун Рождества и такая толчея. Почему ты не предупредила меня, чтобы я что-то купил?

— Ладно, все нормально, — понуро произнесла она и принялась упаковывать подарок.

Заслышав голоса и поняв, что прибыла Татьяна с семьей, Ирина спустилась вниз, поздороваться с сестрой. Та поставила сумки и раскрыла объятия.

— Добро пожаловать домой! Рада тебя видеть! Как же я ждала этого дня! Ты выглядишь, о, ты выглядишь просто поразительно! — Татьяна столь же тепло обняла Лоренса. К счастью, она не подозревала, что он и ее считает идиоткой.

Пока сестры выгружали на кухне еду и продукты, Татьяна продолжала восхищенно говорить:

— Я так понимаю, дела у Лоренса в Лондоне идут превосходно! Соседка принесла мне «Уолл-стрит джорнал» за прошлый месяц, там на первой полосе портрет Лоренса во всей красе! Я была просто поражена! Должно быть, здорово жить с человеком, который так много обо всем знает.

— Я бы сказала, это стимулирует, — равнодушно ответила Ирина, утащив один блин.

— Разве ты не испытываешь гордость за него?

— Лоренс любит… делать вид, что он во всем дока. Любит немного покрасоваться, я имею в виду своими знаниями. — Она говорила тихо, прислушиваясь вполуха к завязавшейся в гостиной дискуссии с Дмитрием о положении в Афганистане. — Работа в «мозговом центре» меняет его характер не в лучшую сторону. Он стал смотреть на всех окружающих снисходительно.

— Чепуха, — уверенно заявила Татьяна. — Он всегда относился к тебе с уважением. И он так сведущ в политике! Мне это кажется весьма привлекательным.

Ирина решила не возражать. Нет ничего хуже критики в адрес того, кого должна почитать, — прежде всего, это не встретит понимания в людях. Ирина замолчала, чтобы не выглядеть отъявленной стервой. Таким образом, разговор перешел на более безопасную тему кулинарии, хотя и это было сравнимо с прогулкой по минному полю. Обе сестры прекрасно готовили, но хорошую еду представляли себе совершенно по-разному. Ирина была склонна к экспериментам; Татьяна во всем следовала рецепту. Ирина предпочитала брать всего по максимуму — если и клала чеснок, то целую головку; Татьяна оставалась верна сочетаниям продуктов с большим количеством сметаны и масла, которые, хоть и считались классическими, не всегда имели правильное звучание. Ирина считала русскую кухню скучной; Татьяна была самозабвенно предана наследию, блюда из которого и пыталась воспроизвести с безвкусной точностью. Ирина все делала на глаз (Татьяна сказала бы «небрежно»), бросала в блюдо горсти приправ, уверенная, что блюдо зазвучит совершенно по-новому, и в результате оказывалась права, Татьяна же ножом ровняла чайную ложку корицы, чтобы не ошибиться в пропорциях. Ирина считала себя на кухне Кандинским, в то время как ее сестра была лишь ремесленником. В прошлом у них случались ужасные ссоры — Ирина добавила слишком много лимонного сока в глазурь и «все испортила», — поэтому на этот раз она решила найти самую нейтральную из всех возможных тем.



— Не понимаю, откуда это увлечение солью в мельницах, — произнесла она, разглядывая солонку. — Для перца это, конечно, удобно. Но для соли?

— Да, ты права, — согласилась Татьяна. — На вкус это не влияет. Впрочем, можно измельчить крупинки до нужного размера. Ты не задумывалась, это иногда удобно. Мне так нравится эта соль «Молдон».

— А серая соль! — подхватила Ирина. — У нее чудесный минеральный вкус!

Обмениваясь мнениями по этому вопросу, сестры принесли в гостиную пирожки, а Лоренс принялся делать выводы о тридцатилетней жестокой сектантской войне в Ольстере. Слушая его, Ирина ощущала себя ребенком.

Несмотря на любовь к диспутам, Татьяна в зародыше присекла разговор о Северной Ирландии, мгновенно переведя его на ремонт ванной комнаты в их доме, сетуя на то, что мастера все усыпали штукатуркой. Когда Лоренс совершенно искренне поинтересовался, какую она выбрала плитку, сантехнику и краны, Татьяна принялась отвечать подробно, не упуская мельчайшие детали, не предполагая, насколько жестоко поступает со слушателями.

— Сложнее всего было решить, какие выбрать трубы!

— Представляю, какой был беспорядок! Как же вы справились?

— Да, современные бесшумные сливные бачки — это удобно, но они плохо выполняют свою работу!

Устав от словесной игры с Татьяной, Лоренс принялся учить детей, как на лету ловить подставку со стола, поместив ее на край и ударом подбросив вверх. Его ловкость завораживала, хотя была лишь результатом бесконечных повторений. От взрослых Лоренс быстро уставал, с детьми же проявлял безграничное терпение. Впервые за все годы Ирине пришла в голову мысль, что он мог быть неплохим отцом.

Увы, развлечение закончилось тем, что Саша задел миску со сметаной и уронил ее на ковер. Лоренс бросился в кухню и, вернувшись, вооруженный множеством тряпок и губок, принялся лихорадочно оттирать пятно.

— Не надо нам было устраивать такие игры, — попутно объяснял он детям, — когда вокруг столько красивых вещей вашей бабушки.

Таким образом, Лоренс вернулся в компанию взрослых. Ирина расспрашивала Дмитрия о его строительном бизнесе, хотя это ей было неинтересно; Татьяна полюбопытствовала, как идут у сестры дела с иллюстрациями, хотя это ее тоже совершенно не волновало; Раиса задавала внукам вопросы об учебе, хотя ответы пропускала мимо ушей; а Лоренс, столкнувшись с необходимостью говорить с Татьяной, вынужден был вновь коснуться темы ремонта, сделав второй сет пародией на первый, не ставший от этого более интересным.

Все нахваливали пирожки, хотя Ирина считала, что в них не хватает лука, но даже если всего и достаточно, то они похожи на подсушенный гамбургер.

Это был тот мир, который, по заключению экспертов, изучавших конфликты, был «отличной альтернативой». Никто не пытался спорить, не сказал ни одного грубого слова. Никто не пел громко песни. Оставив лежать в стороне тонкую кружевную салфетку, Ирина, извинившись, прошла в кухню, где вытерла жирные пальцы бумажным полотенцем, чтобы не провоцировать неуместную ссору.

Вернувшись в гостиную, она почувствовала, как ее охватывает печаль и воспоминания о том, как в детстве она слонялась по дому, одетая в розовое платье и лакированные туфельки, и ждала, когда придет время воскресного обеда, как ей запрещали рисовать и даже прикасаться к карандашам, чтобы она не испачкала нарядное платье. Какой смысл во взрослении, если с вами навсегда остается синдром ненависти к воскресному обеду?

Да, сегодня 25 декабря, но Ирина никогда не была истовой христианкой, и это было ее правом, как сказал бы Лоренс, провести день как любой другой на неделе. Зачем она постоянно приезжает сюда и сидит за столом с обильными закусками, большинство из которых не любит? Зачем ей поддерживать вежливый разговор о работе Татьяны в школьном комитете, деятельность которого ей совсем неинтересна? Сколько раз в детстве она шепотом давала себе слово, что, став взрослой, ни за что не позволит испортить себе выходные сидением за столом в неудобной одежде, за обсуждением скучных тем. И вот она выросла, но вновь проводит воскресенье так, как эти люди считают приятным. Лучше бы они с Лоренсом сняли номер в отеле, заказали шампанского и трахались весь день, как кролики. Ей ведь сорок три года, почему она не может поступать как хочет?

Ирина решила завести разговор с Дмитрием. Он был немного косноязычен и стеснялся своей необщительности. Чтобы немного расслабиться, он решил, по старой русской традиции, открыть запотевшую бутылку водки, заранее припрятанную им в холодильнике. Он не опрокидывал рюмки одну за другой, как лихой казак, но все же определенные успехи сделал.

— Ты не против, если я тоже выпью?

— Да, конечно, Ирина, давай я тебе налью.

Бах, она почувствовала на себе по-павловски суровый взгляд Лоренса. Было два часа дня. Однако вместо того, чтобы притворяться, будто хочет томатный сок, Ирина позволила наполнить рюмку и радостно воскликнула, повернувшись к Лоренсу.

— За твое здоровье! — и по-русски залпом выпила до дна.

Несмотря на то что пирожки были лишь разминкой перед закусками и горячим, Ирина уже была сыта. Прошлым вечером она переела, ощущая внешнее воздействие, побуждающее отказаться от пищи, сегодня же, решив наесться до отвала, с трудом заставляла себя проглотить каждый кусок. Она помогла Татьяне накрыть стол — селедка, черный хлеб, блины с копченым лососем, маринованная свекла, «икра для бедных» из баклажан, салат из огурцов и сваренных вкрутую яиц и огромная кулебяка (украшенная фигурками из теста, она выглядела просто великолепно) — суета на кухне и в столовой всегда способствовала подавлению аппетита. Обилие еды вызывает к ней отвращение, Ирина поймала себя на том, что смотрит на стол, мучительно представляя, сколько всего останется после этого праздничного обеда. В таком состоянии ненависти к блюдам на столе вторая и третья рюмка водки оказались дьявольски действенными.

На горячее был подан поросенок на подушке из каши, тушеная красная капуста, картофельный пудинг и фасоль в соусе из грецких орехов. Ирина взяла небольшой кусочек мяса лишь для того, чтобы выпить бокал вина.

При таком изобилии еды пиршество превращается в обжорство. По возвращении в гостиную у всех было такое чувство, что их ударили по голове. Даже Татьяна согласилась сделать передышку перед десертом и открыть подарки.

Водка была намеренно унесена из комнаты перед обедом и, теперь соблазнительно ледяная, обнаружилась в морозильной камере. Появившись в гостиной с живительным эликсиром, Ирина светилась от охватившего ее праздничного настроения. Все принялись аккуратно снимать декоративную обертку, и еще одна рюмка водки помогла ей справиться с необходимостью вручить свой подарок матери. Раиса немедленно надела колье, Ирине пришлось согласиться с тем, что оно ей очень идет, хотя для матери имело большее значение то, что Лоренс привез его ей из Москвы. На этот раз эмоции Раисы были почти искренними. Осознание того, что колье ускользает из ее рук навсегда, заставило сердце сжаться от боли, в горле появился комок, как раз в том самом месте, где когда-то ее шеи касалась красивая подвеска ростовской финифти. С горечью в сердце она утешала себя тем, что сможет вновь владеть ею после смерти Раисы.

Обилие подарков, как всегда тщательно подобранных, породило мысли о том, что весь этот ажиотаж и трата денег всего лишь дефляции обычного американского Рождества. Внушительных размеров пакет для Ирины от сестры был полон свечей, изготовленных ею собственноручно вместе с детьми. Настоящее место проживания Ирины никогда не волновало Татьяну, она даже не задумалась, что теперь ей придется тащить с собой этих парафиновых уродцев в Великобританию и дома извлечь из мягкой сумки деформировавшимися и слипшимися в один ком. Лоренс получил два галстука, которые вряд ли когда-либо наденет. Раисе преподнесли синтетическую шаль, бугристый свитер и комплект дешевой бижутерии от детей — все словно специально подобранное для нижнего ящика комода. Как человек практичный, Татьяна получила в подарок в основном еду. Дмитрию почти все купили лосьон после бритья. Теперь бутылочки в коробках стояли на полу у его ног, делая явным то, что две из них были одной фирмы — постыдный факт. Раиса, по обыкновению, выбрала для внуков игрушки, предназначавшиеся детям младшего возраста, — так, на коробке с куклой для десятилетней Нади было написано: «4–7 лет» — дети, как правило, считают это не рассеянностью, а намеренным оскорблением.

Одной из последних Ирина протянула Лоренсу конверт с рисунком размером с почтовую открытку. Вначале его лицо исказилось, словно от боли, и ей стало на мгновение обидно, что он ничего не понял, поскольку ей стоило немалых усилий создать иллюстрацию в миниатюре.

— Это появление Красного путешественника, — объяснила она, — первая версия для книги «Увидеть Красный мир». Я говорила тебе, что он получился немного странным и мне пришлось нарисовать другой вариант. Этот я нарисовала специально для тебя. Не имело смысла везти большой рисунок под стеклом в Нью-Йорк, поэтому я сделала маленькую копию. Помнишь, картина очень тебе понравилась? Ты еще сказал, что получилось сумасшедшее смешение стилей.

— А, да… — неуверенно сказал Лоренс.

— Я подумала, тебе будет приятно повесить это в кабинете.

— Разумеется, отличная мысль! — воскликнул он и поцеловал ее в щеку. Однако его разочарованный вид, похожий на выражение лица ее матери, дал ей понять, что он совсем не помнит ее иллюстрацию. Более того, кажется, ее подарок немного его разочаровал. Внезапно ее озарила догадка, что подарок напомнил Лоренсу о том, о чем он не желал вспоминать.

Лоренс в свою очередь достал из-под елки подарок, при виде которого сердце ее упало. Вот для чего он вчера ездил по магазинам! Видя, как она подавлена необходимостью вручить матери понравившееся колье, он решил компенсировать ей потерю в тот же день. Какой же он добрый!

В пакете лежал комплект ключей.

— С Рождеством! Я купил тебе машину.

В комнате повисла тишина. Ирина не могла оторвать взгляд от ключей, а Лоренс тем временем продолжал:

— Ну, нам машину, но я ведь все равно на работе, так что днем ею сможешь пользоваться ты. Будешь ездить в большой «Теско» на Олд-Кент-Роуд, не придется таскать пакеты. Ничего особенного, я выбрал «форд-капри», но в 1995 году модель очень высоко оценили в «Консьюмер рипортс»…

Невозможно представить, что он действительно обеспокоен тем, что она носит тяжелые пакеты от самой площади Слон и замок. Даже подержанная машина значительным образом повлияет на их бюджет, не говоря о страховке, бензине, оплате стоянки. Кроме того, от этого подарка веяло желанием единолично принять решение. Ирина любила сюрпризы, но больше всего ценила, когда с ней советовались. Когда она все же наклонилась, чтобы поцеловать и поблагодарить Лоренса, он недовольно пробормотал:

— Ух, не вздумай зажечь спичку у рта!

В душе росло возмущение — ведь она никогда и словом не обмолвилась, что хочет иметь машину. У нее появилось неприятное ощущение, что такие огромные траты стали замещением чего-то более ценного, возможно и не в финансовом смысле.

Звуки голоса Аланис Мориссетт больше бы порадовали Ирину, чем двенадцатилетний Саша, прохладно относившийся к музыке. Непристойные выражения, указывающие, куда идти, мелькавшие в песнях Аланис, соответствовали ее теперешнему настроению. Оберточная бумага была аккуратно сложена, чтобы ждать следующего года, поэтому ковер, с вмятинами только под ножками кресел, выглядел чистым и представлял собой большое свободное пространство. Забыв о прошлом, когда она часто оставалась без кавалера — лишь бы сбросить с себя гнетущее всеобщее разочарование, заполнившее комнату, и ощутить вновь легкость, исчезнувшую после обильного обеда, — Ирина принялась танцевать.

Ей не удалось уговорить Сашу к ней присоединиться — трудности переходного возраста сделали его застенчивым, — Лоренс же еще меньше желал быть ее партнером в том смысле, который вкладывало в это слово предыдущее поколение. Не стоит обращать на них внимание. Сколько времени она потратила за все эти года на волнующие встречи с матерью и сестрой, приносящие всем одни страдания. Движения ее были не очень уверенными, это правда. К сожалению, у нее не было возможности в молодости приобрести мышечную память, поэтому она скакала по гостиной, выполняя нелепые движения из разных стилей, смешав джигу, буги-вуги и джиттербаг. С целью заглушить громкое ворчанье Лоренса, Ирина запела.

— Ирина, прекрати. Как ты себя ведешь? — не унимался Лоренс, на что Ирина озорно выкинула ногу назад, исполняя арабеск.

И задела самовар.

— Лоренс, — произнесла Раиса тоном, напомнившим Ирине, что, вопреки поговорке, будто над пролитым молоком не плачут, она не раз рыдала над ним в детстве. — Пожалуйста.Не могли бы вы успокоить мою дочь?

Он мог. И он сделал.

 

Если в прошлом году Ирина благополучно свергла тиранию, сдерживающую ее рвущуюся наружу природу, в строгих рамках, то в следующем году она постаралась стать той же прилежной, строгой женщиной, от образа которой когда-то отказалась. При возникновении революций последующий неизбежный хаос является хорошим подспорьем для дальнейшего наведения порядка, скучного и основательного. Но каким бы репрессиям ни подвергался собственный характер, наступает время, когда вам начинает не хватать себя прежней.

Она спровоцировала подобную революцию в десятом классе. Предыдущим летом с зубов сняли пластины. Она могла улыбаться, и передние зубы больше не нависали над нижней губой, а люди улыбались ей в ответ. Постепенно она научилась держать голову высоко поднятой, делать шаг от бедра и смотреть на ребят из старших классов с нахальным вызовом женщины-вамп. Однако пониманию было суждено происходить со скоростью замедленной съемки, и лишь 6 июля, наклонившись к Рэмси Эктону, красавцу, ответившему ей страстным поцелуем, она наконец поняла, что перестала быть бледной молью.

Считавшиеся париями в детстве стараются добиться одобрения взрослых, Ирина всегда была прилежной ученицей. Но тогда ее влекло к крутым ребятам в джинсах с низкой талией, длинными волосами и тряпочками с индийским орнаментом, линяющими при стирке и источающими отвратительный запах, на голове; тянуло в подвал, где они забивали косяк, длинный и тонкий, как кий Рэмси. Она еженедельно пропускала занятия, а потом, борясь за сохранение хорошей репутации, смущенно бормотала что-то учителям о месячных, и ей все сходило с рук.

Однако настал час расплаты. К концу второго курса обучения живописи была организована поездка на практику в Музей современного искусства с целью пройти квалификацию соответствия академическому уровню стандартов. В душе поселилось разочарование, когда миссис Беннингтон во всеуслышание заявила, что уровень подготовки Ирины Макговерн слишком низок для прохождения этого этапа. Все одноклассники, как один, повернулись, удивленно разглядывая ту, которая до сего времени считалась примерной ученицей, не подозревая, что влияние улицы могло понизить средний балл ее успеваемости до позорной отметки. Что она такого сделала? Что за сорвиголова сидит на месте, еще недавно занимаемом примерной студенткой? Ирина, не скупясь, разбрасывалась своими достоинствами и заслугами ради возможности предаваться удовольствиям.

Полученный в том январе опыт носил неприятный знакомый оттенок. Прилежная студентка могла попросить об отсрочке сдачи работы в издательство, в глубине души она была уверена, что, несмотря на приближающийся час X, не может сдать такие рисунки, и не потому, что они были необдуманными и не слишком тщательно выполненными. Они были просто ужасны.

В ее профессии порой восхваляют низкопробные творения некоторых художников. Откровенно говоря, мало кто в мире видит различие между великолепием поистине гениального и добротно сработанным. Ирине повезло, что редактор книги «Мисс Дарование» ценила работы целостные, что, впрочем, несмотря на ее репутацию благородного человека, являлось ужасным качеством, учитывая, что сдавать работу приходилось Ирине. По возвращении с Брайтон-Бич она поняла, что попала в беду, поскольку из редакции ей не позвонили, а прислали письмо, и не привычное по электронной почте, а обычное, в конверте. В двух коротких предложениях редактор сообщала, что проект передан другому иллюстратору, а ее рисунки «неприемлемы». В тот момент в голове эхом прозвучал голос миссис Беннингтон.

В то время как редактор постаралась быть краткой, воображаемая миссис Беннингтон излагала все подробно. Более того, она нещадно бранилась. Ты каждый день встаешь с постели не раньше полудня; выкуриваешь полпачки сигарет и выпиваешь не меньше бутылки вина. Газеты открываешь не чаще раза в неделю. Даже в редкие моменты эротического простоя ты тратишь время не на отдых — впрочем, ты всегда отдыхаешь, — а на думы о сексе. В твоем дневнике записано только: «Престон Р.Э. против Эбдона, лучшего из 13 «сеяных» — заметки, имеющие отношение к другой профессии. У тебя было шесть дополнительных месяцев для завершения работы, но ты умудрилась все испортить. Ты стала человеком еще более развращенным, чем твой муж, — он — помнишь? — до сих пор исполняет свои обязанности.

Полученный отказ, как было принято говорить в те дни, стал «первым звоночком». Тем же вечером Ирина утвердила новый закон. Нет, она не поедет с Рэмси на «Бенсон и Хеджес мастере». Нет, она не поедет с ним и на «Скотиш оупен». Ей надо остаться дома и работать. Рэмси помрачнел, но согласился. Он оба понимали, что одна эра в их жизни закончилась. Ирина знала, что будет по ней скучать.

Как и большинство жен, задействованных в этой игре, она смирилась с ролью «снукерной вдовы». Рэмси будет приезжать между турнирами, когда сможет, но ей предстояло проводить много недель одной в стенах этого четырехэтажного особняка на Виктория-парк-Роуд.

Все попытки связаться с авторами были тщетными, мосты, связывающие ее с «Паффином», сожжены. Много лет сопутствующими ее профессии делами занимался Лоренс, поскольку она ненавидела просить дать ей работу. Кроме того, успех ее творения зависел от структуры повествования и силы чужого вдохновения; Ирина действительно не была художником, но иллюстратором — от природы. Возможно, выход может быть не в том, чтобы найти очередного писателя, чьи сюжеты будут предсказуемы и поучительны, а самой стать этим писателем. Многие иллюстраторы сами сочиняли тексты, собственноручно написанная история, по крайней мере, избавит ее от страха получить унизительное письмо или послание по электронной почте.

В детстве у самой любимой куклы Ирины была длинная, пышная юбка. Когда она стояла вертикально, на голове появлялась копна коричневых волос и был виден темный цветочный рисунок на юбке. Стоило ее перевернуть вверх ногами, юбка, скрывающая голову, открывала изнаночную клетчатую сторону. Ирина задумала создать сборник-перевертыш, похожий на эту куклу. На первой странице будет обложка первого рассказа, с обратной стороны — перевернутая обложка второго. Первый рассказ будет написан на правой стороне с заголовком внизу, а второй рассказ на левой, и, чтобы его прочитать, надо будет перевернуть книгу. Обе истории будут посвящены одному герою, обе будут начинаться с его раннего детства, но продолжение у каждой будет разное, в зависимости от того, какое решение будет им принято при возникновении дилеммы. Что же касается главной темы, придумав ее, Ирина рассмеялась.

Полтора года Ирина каждый день наблюдала мелькавшие перед глазами разноцветные сферы, перемещающиеся по зеленому полю, обрамленному темным деревом. Она видела их во сне и почти всякий раз, когда просто закрывала глаза. Эти картины проникли в душу, стали частью ее. Она тщетно пыталась отбросить их от себя, но в конце концов поняла, что первая книга ее рассказов будет так или иначе связана со снукером.

Мартин талантливый мальчик, увлекшийся снукером, как только дорос до того, чтобы видеть все, что происходит на столе. Однако его родители считали клубы игры в снукер притонами (не важно, как донести до ребенка смысл слова «разврат», знать которое он не должен, но, как правило, знает) и были уверены, что мальчик не пропускает занятия в школе, потому что очень хотели, чтобы он поступил в университет, как и его отец. Они запретили ему даже близко подходить к бильярдному столу. Но Мартин играет уже лучше, чем многие взрослые в районе, и ему нравится это больше всего на свете. Как же поступить Мартину?

В одной истории Мартин бросает вызов родителям. Он все чаще пропускает занятия и больше времени проводит в клубе, иногда его игра приводит взрослых в ярость, им неприятно проигрывать маленькому мальчику. Мартин всегда был умным ребенком, и родители не понимают, почему у него такие плохие оценки. Наконец сосед поздравляет их с тем, что сын выиграл юношеский турнир, и родители осознают, что Мартин не внял их увещеваниям. Они предупреждают, что ему придется сделать выбор: вернуться в школу или покинуть их дом. Мартин понимает, что у него нет выбора, к тому же он уже добился значительных успехов в снукере и сам может зарабатывать на жизнь. Однако по родителям он очень скучает, и эта боль, о которой он не рассказывал никому и никогда, кажется, навсегда будет бередить его душу.

Мартин становится известным игроком в снукер. Он зарабатывает много денег. Его жизнь полна событий и приключений. У Мартина много друзей, несмотря на то что его коллеги люди не всегда умные, а порой откровенно скучные. Видимо, поэтому Мартину иногда бывает тоскливо и одиноко, ведь он так мало что знает обо всем, кроме снукера. Он пропустил много уроков в школе и не учился в университете. Впрочем, в его жизни есть как плохое, так и хорошее. Можно чувствовать себя одиноким, даже если прохожие восторженно машут тебе рукой на улице. Время от времени снукер ему надоедает. Но все же это прекрасная игра, и, только очень устав, можно отказаться от того, что у тебя получается лучше всего на свете. Все же в жизни случаются и пиковые моменты. Очень и очень успешные люди не всегда бывают самыми-самыми лучшими. Мартин так и не стал чемпионом мира, но в этом нет ничего страшного. (Чувство здорового реализма, видимо, развилось благодаря рассказу Каспера о беге в мешках.) Мартин переживал разлуку с родителями, так и не простившими сына за неповиновение. Размышляя о своей жизни, он понимал, что счастлив делать то, что у него хорошо получается, и это для него чрезвычайно важно.

Стоило перевернуть книгу, как развитие событий представлялось совершенно иным — или так казалось на первый взгляд? Когда перед ним встала дилемма, Мартин решил не перечить родителям. Они ведь старше и лучше его во всем разбираются. Первое время он очень скучал по снукеру, который пришлось бросить, и погрузился в учебу. Уроки он не пропускал, домашние задания выполнял исправно и получал только отличные отметки. Учение его увлекло, он ведь узнал так много интересного. Благодаря тому же мастерству, которое он демонстрировал в игре, он стал одним из лучших в классе по некоторым предметам. Например, Мартину легко давалась геометрия. Он блестяще рассчитывал угол и расстояние между предметами. Поступив в университет, он стал изучать астрономию. Теперь вместо того, чтобы следить за передвижением красных точек на зеленом поле, он изучал светящиеся на черном небе звезды, но порой, разглядывая снимки, присланные аппаратами, отправленными к Марсу или Венере, понимал, что изображения на них похожи на выстраиваемые на столе комбинации, например когда красный должен попасть в дальнюю лузу.

Мартин становится космонавтом. (Ирина не задумывалась над тем, логично ли такое развитие карьеры, детская книга предоставляет большие возможности для развития сюжета.) Впрочем, в его жизни есть как плохое, так и хорошее.

Его родители гордятся им, но он много времени проводит в космосе и чувствует себя одиноким. Людям профессия космонавта кажется удивительной, но на самом деле это немного скучно — день за днем проверять одни и те же приборы. Время от времени, глядя на звезды, Мартин задается вопросом, какой была бы его жизнь, стань он игроком в снукер. Но он знает: сделав выбор, человеку суждено принимать и все последствия, плохие они или хорошие. Ему повезло пережить много счастливых моментов. Ему нравилось взлетать в небо на ракете и приводняться в океан. Он даже был близок к тому, чтобы получить Нобелевскую премию, но в результате она досталась кому-то другому, однако в этом нет ничего страшного, потому что, размышляя о своей жизни, он понимал, что счастлив делать то, что у него хорошо получается, и это для него чрезвычайно важно.

Как только Ирина приступила к иллюстрациям, она сразу перестала завидовать Рэмси, который весело проводит время в баре, и прекратила нервничать, что рядом с ним много женщин. Она подумала, что если он любит ее, то не будет расстегивать штаны каждый раз при виде очередной красотки; кроме того, она нутром чувствовала, что в этом вопросе ее мать ошибалась. Теперь ее не беспокоило и то, что в доме многого не хватает для налаженной жизни. Она часто работала допоздна и с раздражением отвлекалась даже на то, чтобы сделать себе бутерброд. Она стала меньше пить, а курить почти совсем перестала.

Все предыдущие работы Ирины были тонкой игрой с цветом, плавными переходами от одного к другому, представляли собой смешение красок и по-рембрандтовски роскошную палитру оттенков — это требовало огромного терпения и времени, отчего «поспешно» выполненные работы выглядели незаконченными. Новые рисунки были совсем другими, их можно было назвать какими угодно, но не легкомысленными. В них появились четкие линии и смелый контраст. Объекты не вписывались в рамки, но уверенно отстаивали право на существование, блестящие красные шары на ярком зеленом поле. Поскольку сама история была посвящена не профессиональным успехам Мартина, а личностной драме, она отказалась от изображения людей; родителей не было на странице, но на зеленом ковре были отчетливо видны их вытянутые, словно два кия, тени. Отсутствие людей и четкие линии — шары, кии, борта стола и треугольник — говорило о том, что Ирина создала иллюстрации в духе русского конструктивизма, кубизма и абстрактного экспрессионизма, а для передачи движения объектов, которые она собиралась столкнуть, добавила немного футуризма. Что же касается материалов, то ей подходили и мел, и уголь, и карандаш, с их помощью она смогла добиться нужного эффекта, иногда, чтобы линия была особенно четкой, она лезвием вырезала кусок глянцевой бумаги из журнала «Снукер сиин».


Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 27 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.016 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>