V
Князь Меджир, сын покойного Шерандука, с течением времени стал напоминать своего отца. Первые годы, когда он стал князем, жил мирно, никого не беспокоя. Сидел в своем родном ауле Тэмам, изредка показывался в Туабго. Бездея-
тельность сына настораживала отца, он видел, что нажитые богатства тают. Шерандук стал бранить сына, но, ничего не добившись, покинул этот мир.
Таким неповоротливым оставался Меджир и дальше. Он давно знал убийцу отца, но ничего не предпринимал. Когда Татау специально приехал к нему, чтобы рассказать, что убийца его отца - Цицара, жена Тамбира, князь ответил:
- Недостойно мужчине обнажать саблю против женщины.
- Обнажи ее против мужа этой женщины, потому что кровь убитого легла и на мужа, и на его жену.
- Тамбир здесь ни при чем, и оставим этот разговор,- отказался Меджир.
Шли годы, семья князя росла. У него уже было шестеро сыновей и три дочери. Последний ребенок в семье родился, когда князю исполнилось пятьдесят лет. Как это свойственно всем мужчинам, он гордился сыновьями. Отказал желающим взять их на воспитание и всех до одного оставил в своем доме. А дочерей отдал в чужие семьи. Не отдал только самую младшую, и то потому, что на этом настояла жена.
Когда сыновья были маленькими, Меджир не знал забот, вечера проводил с ними. Подрастая, сыновья и дочери стали требовать не только отцовского внимания, но и кое-чего посущественнее. Сыновьям нужны были хорошие кони, вооружение, дочерям - приданое. И Меджир зашевелился. Сам стал ездить по аулам и, возвращаясь, пригонял скот, привозил мед, шкуры.
Когда жена сообщила ему о новостях, привезенных Бат-черием, он в тот же вечер поехал к Алкесу и сказал:
- Не волнуйся, зиусхан, из-за некрасовских баткелей. Инералу Суворову тоже нечего делать на адыгской земле. Да и не пустим мы его - вся Бжедугия поднимется против. Абадзехи и шапсуги тоже станут на нашу сторону.
- Слава аллаху, Меджир, что дело до этого еще не дошло! На днях у нас гостил посланник инерала Суворова Куль-бакин. Он сказал, что инерал настроен мирно. Кое-кому не по душе, что некрасовцы живут у нас. Но инерал не будет враждовать с нами из-за этого.
- Валлахи, у вас был такой важный гость, а вы ничего мне не сказали! - обиженно воскликнул Меджир.- Могли бы
пригласить, я все-таки не последний человек в Бжеду-гии.
- Урысы приехали неожиданно. С ними был и твой враг Тамбир, потому я и не послал за тобой.
- Этот негодяй всюду сует свой нос! Как он посмел войти в дом Мосй сестры!
Великому князю не понравились слова "дом Мосй сестры". Не первый раз он слышал от Меджира эти слова. Алкес терпел это, но сейчас сухо возразил:
- Хаджемуковы, зиусхан, ввели в свой дом женщину, но не переменили фамилии. Почему же ты говоришь "дом Мосй сестры"? Это дом великих князей Хаджемуковых, которые властны в нем делать что захотят.
Меджира бросило в пот, он готов был взорваться, но все-таки сдержал себя и примирительно сказал:
- Ты не ослышался, великий князь? Если я в самом деле так сказал, это нехорошо. Такое и Мосй сестре бы не понравилось. Видно, я рассердился из-за 1 амбира и забылся...
- Прошло то время, зиусхан, когда на него нужно было сердиться. Теперь это бесполезно. Мне кажется, у Тамбира очень большая поддержка...
- Конечно, у него за спиной абадзехи.
- И не только абадзехи. Этот рожденный собакой знает язык баткелей так же хорошо, как адыгский... А теперь, когда ты успокоился, Меджир, я скажу тебе еще более удивительную вещь. Ты знаешь шапсугского эффенди Анзаура? Так вот, с русскими гостями был его сын Натар. Он тоже очень хорошо говорил по-русски. А теперь и Батчерий решил выучить этот язык.
- Зачем ему это? - изумился Меджир.
- Думаю, язык таких могущественных соседей надо знать.
Рассмеялся Меджир:
- Не о делах баткелей я приехал к тебе говорить... Думаю, Батчерию надо жениться. Сестре Мосй давно хочется иметь золовку.
- Ну... это должен решить сначала сам Батчерий,- уклончиво ответил Алкес.- Разве он тебе говорил что-нибудь об этом?
- Нет... Слышал, в Абадзехии есть хорошая девушка, которой очень нравится Батчерий, и она ему тоже вроде приглянулась. Вот только не знаю, согласитесь ли вы взять невесту оттуда.
- Кто она, какого рода? Лишь бы не оказалась родственницей Татау, очень он мне неприятен.
- Девушка никакого отношения к Татау не имеет. Но живет в том же ауле.
- Валлахи, Меджир, мне не хотелось говорить о женитьбе брата, но раз уж ты завел об этом речь, скажу правду: мне хочется женить Батчерия. Надо породниться с абадзехами. Они - самые беспокойные наши соседи, сколько раз затевали с нами ссоры. С тфокотлями еще ладят, а с князьями... воруют у них скот и все такое... Может, если породнимся, станут уважительнее относиться к нам - все-таки родственники. А там, смотришь, появятся у нас племянники абадзехов, тут уж наши племена и вовсе сблизятся.
- Согласен с тобою, зиусхан. Далеко смотришь вперед, ты мудрый правитель... Если так, считай, дело уже сделано. Я с сегодняшнего дня займусь этим вплотную.
- Спасибо, князь! Скажи, чем я могу тебя потом отблагодарить?
- Во-ви, зиусхан! Разве я должен у тебя, мужа Мосй сестры, брать плату за то, что устрою женитьбу близкому родственнику?.. Ну... если ты настаиваешь... подари кобылицу кабардинской породы, из тех, что подарил твоему отцу князь Атажукин.
Задумался Алкес:
- Боюсь, зиусхан, что не смогу выполнить твою просьбу. Мы никогда не дарили лошадей из кабардинского табуна. Есть примета - этих кобылиц нельзя дарить...
- А как же Атажукин подарил вам?
- Он допустил ошибку. Говорят, после этого заболели все лошади и погибли. Из другого табуна подарю любую, какую захочешь.
- А болезнь не нападет? - лукаво прищурившись, спросил Меджир.
- Нет. Мы давно дарим из того табуна. Дарим самым уважаемым людям.
- Хорошо,- вздохнул Меджир,- согласен. Но самую лучшую лошадь. Сам выберу... Где Батчерий? Я бы с ним переговорил и немедленно принялся за дело.
- Уехал в Абадзехию.
- Женихаться?
- Что ты говоришь? Просто прогуляться.
- Когда вернется, тогда я и встречусь с ним,- сказал Меджир и подумал: "Кажется, кобылица уплывает из моих рук".
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
I
В конце сенокосного месяца 1784 года в городе Суджуке, что расположен близ Пцемеза, высадились двенадцать тысяч турецких аскеров во главе с адмиралом Джанклы.
Об этом тревожном событии в Шапсугии узнали, едва рассвет одолел летнюю звездную ночь. И хотя достоверно никто не знал, зачем высадилось турецкое войско, это известие воспринималось как несчастье. Что хорошего, если на твою землю приходят чужие войска?
Первыми услышали об этом натухайцы. Заволновались люди, зашумели. Стали возмущаться, почему Турция не договорилась с хозяевами земли, почему самовольно привели войска.
Усток, едва войдя во двор Ахмеда Шепако, спросил:
- Скажи, зачем высадились турки на нашей земле?
- Адмирал Джанклы не докладывал мне об этом,- усмехнулся Ахмед.- Подождем, увидим. Говорят, старая лиса Бастэ уже в турецком лагере, лебезит перед адмиралом.
- Ни стыда у него и ни совести! - вспылил Усток.- Испугался широких турецких штанов или решил подороже продать свою родину?! Ты-то что думаешь делать, Ахмед? Ждать сложа руки?
- Зачем ждать? Что думают по этому поводу тфо-котли?
- Только об этом и разговоры. Недовольны тфокотли, не по душе им это.
- А родовитые?
- Не знаю...
- И знать нечего. Попрячутся в норы и будут там дрожать за свое богатство. Лишь бы их не тронули. А что касается родной земли, им наплевать... Думаю, не с нами будут воевать турки. Помнишь, на свадьбе Мишки Некраса Атажукин говорил, что Турция хочет воевать с урысами, хочет завоевать себе весь Кавказ.
- Вон какое дело... Но адыгская земля ведь не земля
' П ц е м е з - Цемесская бухта, что в переводе с адыгского - темный лес.
урысов. Воевать они будут с урысами, а аулы-то наши будут гореть, пушки будут нашу землю терзать...
Между тем адмирал Джанклы стал приглашать к себе и родовитых, и зажиточных тфокотлей, и тех, кто пользовался уважением в Шапсугин, и просто мужественных людей.
Прислал адмирал и за Ахмедом Шепако и Устоком. Встретил их, как подобает встречать добрых знакомых или друзей. Стол ломился от угощений.
Через Бастэ, который был за толмача, сказал:
- Я говорю вам прямо: моя страна прислала меня сюда с войсками, чтобы защитить вас от урысов. На берегу Кубани стоит сильное войско генерала Суворова, оно готовится напасть на вас. Мы это знаем точно. Они христиане и хотят уничтожить вас, мусульман. Великий аллах предупреждает нас, если мы, все мусульмане, не объединимся против гяуров, то предадим и веру свою, и родную землю. Если все тфокотли вступят добровольцами в мою армию, мы разобьем урысов, вы останетесь свободными людьми, сохраните веру своих отцов - и да воздастся вам за это аллахом стократно. Что вы можете сказать мне на это?
- Чтобы ответить на этот вопрос, надо сначала спросить у народа, натухайцы нас не присылали сюда. Мы просто ваши гости. У нас есть хасе. Надо созвать его, и как он скажет от имени всех людей, так и будет. Правильно я говорю, Усток? - обратился теперь Ахмед к своему другу.
- Во-ви-ви, Ахмед, ты верно сказал: нас сюда никто не присылал, как можем говорить за всех? Надо всех спросить.
Посуровел адмирал.
Тревожно забегали глазки у Бастэ.
Адмиралу сказали в Турции, что адыги безусловно поддержат его войска, вступят добровольцами в турецкую армию, но на деле получается не так. И не только эти простые мужики, но и некоторые родовитые виляют, ничего толком не говорят. Только Шеретлуковы да Абатовы уверили адмирала, что всеми силами будут поддерживать турецкие войска, а родовитые Наурзовы и Шикушевы, как и эти два мужика, сослались на хасе, уехали, ничего определенного не ответив.
"Как же быть, как же быть? - напряженно раздумывал адмирал.- Может, как советовал мне мой повелитель, жениться на сестре Бастэ, породниться с адыгами и тогда они
будут защищать меня как своего родственника? Но все это немножко смешно, не такие наивные люди эти адыги, чтобы только из-за этого воевать на Мосй стороне против сильного войска Суворова. Ведь будет не просто ссора, драка, а война..."
- Не знаю, адмирал Джанклы, почему ты так говоришь об урысах,- прервал размышления адмирала Ахмед.- Они живут с нами в мире и вовсе не собираются нападать. В Бжеду-гии тоже так думают. Там тоже люди живут спокойно, правда, иногда тфокотли шумят, но не из-за урысов, они недовольны своими князьями.
- Ахмед,- возразил Бастэ,- я не согласен с тобою! На днях я гостил у князя Меджира, мне показалось, что там уже идет настоящая война между урысами и адыгами. Говорят, будто Хаджемуковы дружат с гололицым инералом Сувором. Если это правда, они поступают плохо, предают мусульман.
- Какое нам дело до Хаджемуковых? - возразил и Ахмед.- Мы - шапсуги, и у нас свои, шапсугские дела.
- Не говори так, хаче,- сказал адмирал Джанклы на адыгском языке.- Аллах отворачивается от того, кто садится за один стол с гяурами. Хаджемуковы поступают неправильно, никто не разрешал им дружить с урысами. Адыгская земля подвластна Турции, ей и должны подчиняться адыги. Пусть не забывают об этом ни князья, ни родовитые, ни тфокотли.
- Если ты так хорошо знаешь адыгский язык, зачем побеспокоил Бастэ? - спросил Ахмед и, не дожидаясь ответа, продолжал: - Нам неизвестно, что адыги подданные турецкого султана. Мы исполняем свои обязательства перед крымским ханом, но никто не должен вмешиваться в наши дела. Их решат сами адыги. Ну, а что касается нас, то говорят: "Гость, послушав, смотрит на дверь".- И, обратясь к Устоку, добавил: - Хозяин этого дома уже побеседовал с нами. Отправимся в путь!
- Да, но дело гостя прийти и отведать кушанье, а когда ему уйти - дело хозяина. Есть и такая поговорка...
Ахмед и Усток поднялись.
- А на твой вопрос, откуда я знаю адыгский язык, отвечу так,- продолжал адмирал.- Знаю его давно, чуть ли не с детства, мне стыдно, что я давно не разговаривал на нем и многое забыл. Но надеюсь, что адыги помогут мне вспомнить, когда вольются в ряды турецкого войска.
Ахмед не ответил на это ни слова, они вышли из дома и сели на коней, проехали через крепость молча. Завернули за каменную стену и скрылись в ущелье.
- Ты понял, Усток?
- Что именно?
- Каковы замыслы адмирала Джанклы.
- Я это понял еще тогда, когда шел к тебе. Думаешь, он не приглашал к себе родовитых и не договаривался с ними заранее?
- Конечно, приглашал.
- Интересно, что они ответили ему?
- А что они могут ему сказать без ведома хасе? Не торопись, Усток, через несколько дней все станет ясно. Но если ты спрашиваешь меня, скажу только одно: я не буду поднимать меч против урысов, ничего плохого они мне не сделали. Войско баткелей стоит на берегу Кубани, что ж, пусть там и стоит, от этого нам нет никакого вреда, во всяком случае, пока не было. Они не тронули нас, когда некрасовские баткели ушли жить на адыгскую землю. Зачем же нам лезть в драку? А насчет Хаджемуковых ты не верь. Они больше заботятся о себе, чем о других. Нет, не вижу я никакой причины обнажать меч.
- Верно, Ахмед,- заметил Усток.- Но если тфокотлк решат на хасе воевать, тогда как?
- Боишься, что родовитые смогут обмануть тфокотлей, уговорить их? Впрочем, кто знает, как повернется дело,- вздохнул Шепако и пришпорил коня.
II
Вот уже несколько дней Али-Султан не знает покоя. Возвращаясь от Джанклы, он заехал к братьям матери, Наурзо-вым, посоветоваться. Не легко поднять оружие даже против заклятого врага, прежде следует хорошо все обдумать. Меч надо обнажать вовремя, обнажив, не вкладывать в ножны без славы. Но у адыгов нет заклятого врага. Адыгский народ ни с кем не враждует так, чтобы кинуться очертя голову в драку.
Побывал Али-Султан у Абатовых и Шикушевых, но ничего толком не добился - они не столько отвечали на его вопросы, сколько спрашивали.
- Не надо убиваться так, сын мой,- успокоила Дарихат,
когда он передал ей разговор с Абатовыми и Шикушевы-ми.- Как поступит аул, так и мы. Что сказал Каздже-рий?
- Он только крутил свои усы да справился о твоем здоровье.
Дарихат испугалась: "Неужели Али-Султан догадался об отношениях с Казджерием? Аллах меня покарал! И Каздже-рий хорош, ведь совсем недавно был у нас - чего справляться о Мосм здоровье? Как неразумны эти мужчины... Да и я на старости лет сошла с ума. Видите ли, нравятся его усы. А что в них? Закручены, как рога у барана. Внук уже растет. Надо образумиться. Да если бы Казджерий был настоящим мужчиной, разве позволил бы Наго увезти меня? Он такой же, как и все, и нечего забивать себе голову... Пусть тешится со своей старушкой".
- А Казджерий только и может, что крутить усы,- облегченно вздохнула Дарнхат.- Он никогда не был серьезным человеком, и ждать от него доброго совета не приходится... Он был другом твоего отца, и я, конечно, не могу отказывать ему в уважении... Зачем, зачем твои отец оставил меня одну на белом свете? - на глаза се набежали слезы.
- Не надо, мать, успокойся, пожалуйста. Ведь столько времени прошло!
- Я успокоюсь, сын. Иди занимайся своими делами. Я посижу немного одна, мне станет легче.
Утром другого дня Дарихат, взглянув на себя в зеркало, заметила, что лицо ее осунулось, под глазами залегли синие круги. Она позвала Мамирхан и спросила:
- Посмотри-ка на меня внимательно. Ничего такого не замечаешь?
- Нет, гуаще, ничего такого не вижу.
- Конечно, не видишь,- упрекнула Дарихат,- потому что я тебе чужая. Неужели не замечаешь, как я похудела, как запали мои глаза? О аллах мой милостивый! Один-единственный сын и тот больше женой занимается, на меня не обращает никакого внимания.
- Не говори так, гуаще. Али-Султан только и думает о тебе, такой хороший у тебя сын.
- Чего уж хорошего,- смягчилась Дарихат. Ей были приятны добрые слова о сыне.- Разгладь мне морщины на лбу своими теплыми руками.
- Да у тебя-то и морщин никаких нет, гуаще, просто так,
немножечко,- сказала Мамирхаи и стала гладить лоб Дари-хат, расправлять морщины.
- Ты правду сказала? - обрадовалась Дарихат.- И в самом деле морщины не очень заметны?.. Будь проклята старость! Что она делает с женщинами, как уродует их! А какой я была красивой в молодости! Сколько джигитов добивалось Мосй руки!
- Не говори о себе плохо, гуаще. Не знаю, какой была в молодости, но ты и сейчас очень красива. Все говорят: какая красивая у тебя свекровь, как молодо она выглядит.
- Конечно! - возгордилась Дарихат.- Кто может сравниться со мною? Ну, хватит гладить. Подай зеркало... О аллах! - воскликнула Дарихат, взглянув на себя в зеркало.- Я просила тебя погладить, а ты изодрала мне весь лоб. Посмотри, какой он красный! Сколько раз говорила, у меня нежная кожа, а ты!..
- Когда я гладила, тебе же не было больно,- робко возразила Мамирхан.
- У тебя не руки, а грабли. И не смей со мной так говорить! Подумаешь, родила сына, так считает, что ей теперь все позволено! Не задирай носа, нечем тут хвастаться!
- Не знаю, гуаще, как вести себя. Не рожала - плохо, родила - опять плохо.
"О мой аллах! - взмолилась Мамирхан.- Научи меня, как жить, как вести себя с этой женщиной. То говорит, уходи из дома, то не уходи. Хвалю ее красоту - сердится, не хвалю - тоже. Если я рассержусь на нее, она опозорит меня на всю Шапсугию. Помоги, о великий аллах!.. Вот вернется Али-Султан из Бжедугии, поговорю с ним, скажу, что нет мне житья в его доме".
- Ладно, чего ты дрожишь, нысэ? Слово нельзя сказать, сразу дуется. Успокойся. Пойди, невестушка, принеси мне малыша, позабавлюсь с ним немного, может, и настроение улучшится.
III
Настал день, и собрался шапсугский хасе. Он должен обсудить один вопрос: поднимать оружие вместе с адмиралом Джанклы против русских или нет?
На поляне в лесу, среди диких груш, собралось очень много народа, потому что на хасе пригласили бжедугов, убыхов и абадзехов. Из Темиргойи приехал князь Хатикоепш. Из Бже-дугии прибыли сам великий князь Алкес и Батчерий, князь Меджир и Казаноков. Из Абадзехии - целая группа людей во главе с Татау.
Собрались в лесу на рассвете и, хотя все были в сборе, хасе не открывали, ждали восхода солнца.
Для Алкеса такой порядок не был внове, ведь он воспитывался в Шапсугии. А вот Батчерий и Меджир удивлялись и посмеивались: "Шапсуги как были язычниками, так ими и остались".
Князь Казаноков тоже удивлялся, но виду не подавал, держался так же солидно, как Алкес.
Князь Хатикоепш смотрел на розовеющий восток и думал, что взойдет солнце и отдаст собравшимся свое вечное тепло.
Татау, не обращая ни на кого внимания, беседовал с Казд-жерием. Правда, изредка косился на тфокотлей во главе с Нарычем: как-то поведут себя на хасе, похоже, что-то замышляют.
Больше всех волновался эффенди Анзаур. Ему старейшие поручили открыть хасе - это большая честь, как бы не оплошать. Беспокоило и то, как решат адыги этот трудный вопрос. Быть войне или не быть? Но и как ей не быть, если турецкие войска уже высадились и бряцают оружием?
Настроение у Анзаура очень плохое. Вчера он говорил с На-таром. Разговор получился нехороший. Анзауру никак не удавалось подчинить себе сына. Он ершился и задавал отцу такие вопросы, на которые очень трудно ответить... "Чего тебе не хватает,- думал сейчас Анзаур о сыне.- Мы с матерью только и живем для тебя. Как ты не понимаешь, что мы, мусульмане, должны взять сторону турок, наших единоверцев, а не гяуров-баткелей... Эти глупые мысли появились в голове Натара из-за Хагура и Тамбира. Ему, видишь ли, нравится говорить на языке баткелей, он хочет дружить с гяуром Мишкой. И зачем он ему, зачем?! У нас единственная опора - родовитые. У них деньги, а значит, и сила. Вот до чего довели поездки в Крым и Стамбул - переучился, в голове путаница, ни я, ни мать его не понимаем. Ему, оказывается, неинтересно с нами, ищет себе компанию на стороне..."
Из-за горы выглянуло соХнце. Анзаур воздел руки к небу и воззвал:
- О великий Тха, о Мое Солнце! Пусть твой восход будет счастливым для нас, правоверных мусульман. С твоего благословения мы откроем хасе. Пошли нам, твоим детям, хранящим в сердцах своих только добрые мысли, благополучие, укрепи наш дух и благослови на доброе дело, ради которого мы собрались. Слава всемогущему аллаху!..- После этого Анзаур повернулся к собравшимся: - Мы с вами должны сегодня решить, как нам поступить: присоединиться ли к адмиралу Джанклы и пойти с ним войной на русских или не делать этого? Думаю, и наши гости выскажут свое мнение.
Первым взял слово Казджерий.
- О люди, о аул, о шапсугская страна и гости на нашем хасе! Будем же благоразумными в решении этого вопроса, мудрость наших отцов, мудрость великого аллаха да пребудет с нами... Адмирала Джанклы мы знаем давно, он наш добрый друг, а теперь стал родственником, взяв в жены дочь Бас-тевых.
- Кто сказал, что он шапсугский зять? Мы не слышали этого! - выкрикнули из толпы.
- А вот спросите посланника адмирала Джанклы.
- Если он посланник адмирала, почему присутствует на нашем хасе? - выйдя вперед, спросил Ахмед.- Это нарушение закона. Если он сейчас же не покинет хасе, то натухайцам здесь делать нечего.
Али-Султан тоже вышел вперед и, неприязненно глядя на Ахмеда, спросил:
- Чем же тебе помешал посланник нашего друга? Ты всегда, Шепако, чем-то недоволен, все бы тебе смущать людей. Ад-мирал Джанклы пересек море со своим войском, чтобы защитить нас от гяуров, а мы вместо благодарности прогоним его посланника? Это не по-адыгски.
Казджерий, видя, что разгорается перепалка, отошел в сторону.
Рядом с Ахмедом встал Хагур:
- Шеретлуков, мы не просили турок защищать нас от баткелей, не давали согласия, чтобы Турция высадила свои войска на нашей земле. Уже много лет баткели находятся на правом берегу Пшиза, но ни разу не нарушили нашей границы, никого из адыгов не обидели. А теперь скажите, кто из вас просил адмирала Джанклы высадить в Пцемезе двенадцать тысяч ас-
керов? Я не просил. И мои друзья тоже. Если турецкий посланник не покинет хасе, и тфокотлям Бастука здесь делать нечего.
Ахмеда и Хагура поддержали кудакские, тозепские, пшадские тфокотли, поэтому посланник вынужден был покинуть хасе.
Великий бжедугский князь сидел молча, понимая, что нет смысла вмешиваться в это дело. Родовитый Татау втянул голову в плечи.
Али-Султан сердитым взглядом посмотрел на Бидада:
- Ты же старший брат, почему позволил младшему говорить прежде себя?
- Что толку сейчас разбираться в этом. После драки кулаками не машут. Но дай только вернуться домой, я ему покажу, как меня позорить,- ответил Бидад.
Хасе получился не таким, как бы этого хотелось родовитым. Они решили отложить обсуждение дел на завтра, но и тут тфокотли возразили.
- То, что не сказано сегодня, не скажется и завтра. Кто хочет воевать, пусть вооружается и воюет. А мы свое мнение выразили.
Шапсугские тфокотли уехали, не притронувшись к еде. Остались одни родовитые и приглашенные князья. Принесли анэ для обеда, приступили к еде. Али-Султан сказал:
- Подвели нас тфокотли, стыдно людям в глаза смотреть. Сами виноваты, что допустили это.
- Никакой беды не случилось,- возразил Казджерий,- а вот адмиралу Джанклы действительно не повезло. Он понадеялся на нас, даже стал зятем Бастевых, и все напрасно. Шапсугским тфокотлям нет никакого дела до его женитьбы. Они бы все равно отказались воевать.
- Он еще не женился, свадьба еще только должна состояться, и мы приглашены на нее. Как ты мог забыть, Казджерий? - поправил Алкес.
- Я не забыл. Имел в виду сам факт женитьбы, а была она или еще впереди, какое это имеет значение?
- Имеет,- снова заговорил Алкес.- Как мы теперь поедем на свадьбу, что скажем адмиралу? И не поехать нельзя - нанесем обиду.
- Обманите как-нибудь,- коротко посоветовал Хати-коепш.
- Каким образом? - вскричали все чуть ли не хором.
- Не стоит враждовать с адмиралом Джанклы, нельзя показывать, что тфокотли не слушают нас. Турция покровительствует нам, и мы в безопасности, пока пользуемся ее покровительством. Пока...- назидательно повторил Алкес.- Не надо давать Джанклы твердых обещаний, но и отказывать не следует. Может, потребовать за участие в войне адыгов плату? И плату не маленькую, чтобы Джанклы добровольно отказался от нашей помощи. Надо обо всем подумать...
IV
- Никогда не выступай больше в Мосм присутствии. Дай слово старшему брату, а потом спроси разрешения для себя,- поучал Бидад Моса.- Опозорил меня перед людьми, это все заметили. Почему ты так ведешь себя?
- Я не мог не выступить, Бидад. Я защищал не только свои интересы и выступал не только от своего имени. Но ты прости, что я нарушил законы старшинства,- оправдывался Хагур.
- Как мне было обидно перед князьями,- продолжал Бидад, радуясь, что Хагур смиренно его выслушивает.- Даже князья меня так никогда не обижали. А ведь мы тфокотли, наше слово последнее, после князей, а не перед ними, как и все в нашей жизни. А ты говорил с ними как равный, нарушая адыгский обычай.
- На хасе все равны. Иначе зачем туда зовут тфокотлей? Могли бы собираться отдельно и обсуждать свои княжеские дела без нас. На хасе решаются такие вопросы, которые затрагивают и родовитых и тфокотлей,- спокойно возразил Хагур.
- Такого не может быть, младший брат.
- Почему не может, если так и есть? - удивился Хагур.- На хасе считаются с мнением тфокотлей. Мы сказали, что не пойдем воевать, так и получится.
- Да, но родовитые настаивали на том, чтобы присоединиться к адмиралу Джанклы, надо было их и послушаться. Тфокотли не умнее родовитых,- горячился Бидад.
- Конечно, родовитые не так уж глупы. Они ведь поняли, что воевать не им, а тфокотлям, их слишком мало, а нас много. И не стали с нами спорить. Ни к чему бы это не привело.
Сам подумай, сшинахиж, для чего проливать кровь? Разве на твой дом кто-нибудь нападает? А если две такие большие страны что-то не поделили между собой, это уж их дело. Зачем нам нужна война, да еще на нашей земле, между чужими странами? Кто-то из них обязательно победит, а мы и в том и в ином случае проиграем. Хуже того, можем совсем потерять нашу землю, погубить адыгов. Разве не так? - Хагур говорил так страстно, что взволновал своей речью и Бидада.
- Как ты хорошо говоришь! - с невольным восхищением заметил старший брат.- И ты верно говоришь!
- Родовитые всегда стараются решить все за нашей спиной,- немного успокоившись, добавил Хагур.- Если начнется война, Али-Султан не пойдет воевать. Тем более не пойдет Алкес, отговорится тем, что не может оставить Бже-дугию без главного правителя. Так же поступят остальные князья. Воевать придется мне, тебе, нашим братьям и таким, как мы. Война разрушит наши дома, многих из нас убьют на этой войне, а родовитые от всего этого нисколько не пострадают. Может быть, даже получат награду от турецкого султана.
Давно уже братья не говорили так доверительно друг с другом. Те враждебные чувства, которые они питали раньше, как-то смягчились, они наконец-то ощутили кровное родство, вспомнили, что выросли под одной крышей, что у них одна мать. Это вдруг вспыхнувшее ощущение родства наполнило их сердца радостью. "Из-за чего мы враждуем, глупые люди? - укорял себя Хагур.- Стоило поговорить, с братом спокойно и доброжелательно, и он сам пошел мне навстречу. Как можно ссориться двум братьям?" А Бидад, слушая речи Хагура, испытывал чувство гордости. "Как умно он говорит. Сам эффенди не скажет так складно и убедительно. Если Хагур такой разумный, значит, и я не хуже, ведь у нас один корень..."
- Знаешь, что меня удивляет? - спросил Бидад, вернувшись мыслью к недавнему хасе.- А то, что Батчерий вообще ничего не сказал. Аллах свидетель, он ведет себя хитрее старшего брата! Чувствуется, что его воспитал торговец Багдасар. Но к нам он относится враждебно,- разоткровенничался Бидад.- Батчерий как-то сказал мне: "Смотри, чтобы у тебя с братьями не получилось так, как в одной притче..."
Хагур знал, что от Батчерия добра не жди, скорей всего
он думал оскорбить их своим сравнением. И он захотел услышать притчу.
- У одной матери было пять братьев,- начал рассказывать Бидад.- Собрались они как-то в лес за дровами. А только что прошли сильные дожди - и река разлилась, преградила дорогу. "Я предлагаю вернуться,- сказал самый старший брат,- и переждать, пока спадет вода". "Но нам нужны дрова",- возразили ему. "Я предлагаю переплыть реку, а на другом берегу разжечь костер и погреться",- сказал второй. "Нет, вода очень холодная, а река - бурная, я предлагаю сбегать за лодкой и переправиться в лодке",- вмешался третий. "Но у нас нет лодки. Будет лучше, если мы пойдем вверх по течению, туда, где река уже, и перейдем ее",- предложил четвертый. "А я думаю, мы можем натаскать камней и перейти по ним вброд",- вставил свое слово и самый младший. И такой они подняли крик, что ничего не разобрать. До сих пор стоят на берегу и спорят, что делать. А в доме уже погас огонь, старую мать забрали к себе добрые соседи.
- Это неправда! - вскричал Хагур.- Мы не ссоримся между собой. Пусть Батчерий живет в мире со своим братом, нечего ему совать нос в чужие дела.
- Я тоже так думаю,- согласился Бидад.
V
Боясь показаться на глаза Дарихат, эффенди Анзаур накликал на себя беду. Он считал, что виноват в поражении родовитых на шапсугском хасе, и несколько дней не выходил из дому. Жена объяснила соседям, что муж приболел, и эффенди был рад этому, рассчитывая, что со временем все забудется. Но вышло иначе - люди стали навещать "больного", и он вынужден был лечь в постель. Прошло немного времени, и он почувствовал в теле жар и ломоту. "Накликал беду,- мысленно ругал себя эффенди.- Разве можно обманывать судьбу, притворяться больным, если ты не болен? Аллах наказал меня".
Но больше, чем физические страдания, его донимали душевные муки. Натар стал совсем независимым, слишком далеко зашли между ними споры. Анзаур когда-то надеялся, что, женившись, сын образумится и злой дух оставит его. Разрешил ему взять жену из самой Бесленеи. Он ни за что бы не взял себе в дом невестку из такой далекой стороны, будь она хоть очень богатой, но Натар настоял, и отец уступил: пусть будет, как он хочет.
Анзаур, вспомнив внучку, улыбнулся, ему захотелось увидеть ее. Почему-то всегда казалось, что прикосновение се детских ручек приносит ему облегчение. Он только хотел распорядиться, чтобы привели девочку, но тут вбежала Мерем.
- К нам идет Дарихат! - сообщила она, озабоченно поправляя на больном одеяло и оглядывая комнату, чтобы убедиться, что все в порядке и можно принимать такую высокую гостью.
Дарихат вошла - дородная, сильная, пышущая здоровьем. Пестрое платье не шло ей, не молодило ее, как она того хотела, а, наоборот, подчеркивало, что она стара.
- Что, эффенди, приболел? - язвительно спросила Дарихат, решительно войдя в комнату, но, увидев страдальчески сморщившегося Анзаура, немного смягчилась.- Ах, тхамич', вон как тебя измучила горячка!
- Сегодня, слава аллаху, чувствую себя немного лучше. Садись, Дарихат, садись и ты, Али-Султан. Как поживаете, милостью божьей?
- Мы-то ничего, не хвораем... Знаешь, эффенди, я очень рассердилась на тебя: думала, прикинулся больным после хасе, где тфокотли взяли верх. Шла сюда, чтобы поколотить тебя.
- Валлахи, Дарихат,- натянуто улыбнулся Анзаур,- я заслужил твои упреки, но, видно, всемогущему аллаху было угодно, чтобы верх взяли тфокотли.
- Ты ни в чем не виноват, эффенди! - прервал его Али-Султан.- Ты сделал все что мог. Просто наши тфокотли окончательно охамели, для них слова и князей и родовитых ничего не стоят. Своим хамством они оскорбили таких уважаемых гостей.
"О боже, какой бестолковый парень! - подумала Дарихат. с укором глядя на сына.- Говорит совсем не так, как я сю учила".
- Я хожу в платке,- прервала Дарихат,- и то не дала себя в обиду нашим мужланам, а вы раскисли, размякли перед тфокотлями. И Казджерий пусть больше не считает себя мужчиной. Баба он!
- Тян, дело обстоит совсем не так, как тебе кажется...
- Хватит! - оборвала Дарихат сына.- Мы с тобой пришли сюда не для того, чтобы заниматься пустословием и
1 Тхамич - бедный, бедняга.
раздражать больного. Ты тоже немного сплоховал, эффенди, но об этом поговорим, когда выздоровеешь. Как поживает Натар с молодой женой? Как невестка? Хорошо ли относится к Мерем и к тебе? А малышка, поди, уже бегает?
- Парень живет ничего,- ответила Мерем.- Невестка нам нравится. Послушная, ласковая.
- Очень хорошо, если так, счастливые вы.
В соседней комнате раздался детский плач - наверно, проснулась маленькая внучка, и Мерем покинула гостей. Дари-хат, словно ждала этого, нагнулась к эффенди и шепотом спросила:
- Анзаур, злой дух больше не беспокоит Натара? Эффенди вздрогнул. Стараясь не выдать себя, растянул в
улыбке будто посыпанные пеплом губы. "Зачем ей это нужно? - подумал он.- Может, знает, что я поссорился с парнем? Нет, об этом никто не догадывается. Никто? А если Натар разболтал сам? Сказал Хагуру? Не должно этого быть..." И сказал:
- Нет, мы уже давно забыли об этом. После свадьбы все как рукой сняло.
- А я слышала, что он все еще ходит в лес и бормочет там какие-то странные слова.
- Неправда это, неправда, не слушай никого! - заторопился Анзаур.
Дарихат горестно покачала головой и сочувственно сказала:
- На днях Али-Султан слышал, как Натар разговаривал в лесу с белым джинном. Верно я говорю, сын мой?
- Верно, тян. Я видел Натара, он размахивал руками и что-то говорил, хотя в лесу никого, кроме него, не было, я очень испугался и убежал. Джинны до добра не доведут.
Мерем внесла в комнату девочку. Внучка протянула ручки и бросилась к кровати, на которой лежал Анзаур.
- Деда, деда, это я пришла!
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 42 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |