IV
Нет тяжелее участи, чем одному остаться на белом свете, похоронить всех своих друзей. Именно такая участь выпала Тхахоху...
В Бастуке рождались дети, им давали имена тех, кто не вернулся с поля боя за родную землю. В аулах росли Хагуры, Там-биры, Дзепши, Ахмеды, Ламжии, Салимы, Тартаны. Придет время - и повзрослевшим детям расскажут о тех, чьи имена они носят. Нет, не один остался на земле Тхахох, его друзья будут вечно с ним, будут жить в их потомках.
Шли годы...
Тфокотлн теперь работали только на себя, постепенно обрастали хозяйством. Стали смягчаться сердца, некогда ожесточившиеся в Бзиюкской битве, ушла, заглохла нестерпимая
боль того времени. В кунацких поговаривали о том, что, может, стоит разрешить родовитым вернуться в свои поместья, если они согласятся признать равноправие, установленное тфокот-лями.
Как-то вечером Патарез сказал Тхахоху:
- Валлахи, не знаю, как жить дальше! Получается, мы зря затеяли борьбу с родовитыми, зря пролили кровь на Неджид-ской поляне.
- Почему зря? - возразил Арсей.
- Мы думали, что покончили с родовитыми, но их места заняли наши же тфокотли-богатеи: все хапают, хапают, теряют совесть и начинают грабить бедных.
- А какое тебе дело до бездельников? - начал сердиться Арсей.- Каждый живет как может. Все, что у меня есть, заработано моими руками. Разве я виноват, что стал богаче Хана-на? Что умею работать больше и лучше его? Ты посмотри, даже деревья в лесу и те неодинаковы. Что будет, если мы начнем срезать им верхушки, уравнивать. Просто загубим лес.
Тхахох ухмыльнулся:
- Говоришь, все богатство добыл своими руками? А те тридцать лошадей, которых ты забрал из конюшни Шеретлу-ковых? Их ты тоже потом своим добыл?
- Почему ты так рассуждаешь, Тхахох? Разве только я взял лошадей и скот Шеретлуковых? Многие взяли. Зря ты на меня все взваливаешь.
- Не зря,- со сдержанным гневом возразил Тхахох.- Хагур, Патарез, Вотах и другие тогда ничего не взяли, а ты позарился. Ты остался в живых, а девять сыновей Ляшины полегли на поляне. Видно, ты забыл, как гуляла по твоей спине плеть Дарихат.
- Не оскорбляй меня, Тхахох! - полыхнув гневом, вскричал Арсей.- На Неджидской поляне я дрался не хуже других, не дного уорка заколол!
- Верно, храбро дрался,- примирительно сказал Тхахох.- Но я советую тебе: меньше якшайся с богатеями, не подпевай им. И насчет леса ты тоже не прав. Мы не собираемся обрубать вершины высоким деревьям, но нельзя же, чтобы огромные деревья душили тех, которые поменьше, послабее. Ведь каждое дерево - живое, оно создано аллахом, и для него светит солнце, идет дождик... Так думают и Субаш в Натухае, Мишка Некрас и Трам в Абадзехии, Махош в Темиргойе и другие. К тому же я должен сказать тебе: теперь, когда умерла императрица Катарина, Хаджемуковым, а с ними и Шеретлу-ковым не на кого надеяться. Думаю, нам с тобой, Арсей, не
надо ссориться. Многие хотят, чтобы мы рассорились, особенно перед хасе, который решит, как быть с родовитыми. Одно тебе скажу: к прошлому возврата нет. Если родовитые согласятся признать равноправие, позволим им вернуться домой, а если нет - пусть живут и умирают на чужбине.
Тхахох проводил гостей, задул жировку и улегся в свою холодную постель. Но сон не шел к нему. "Многое возвращается в жизни - весной вернутся на родину птицы из дальних краев, утром снова взойдет солнце, возвратятся родовитые в свои дома, но есть такое, чего никогда не вернешь..."
Как-то Тхахох встретился на улице с Акозой. Он по-прежнему любил ее. И намекнул ей об этом: "Зачем тебе жить одной, иди ко мне в дом, будь в нем хозяйкой". Она ответила: "Ты видишь, в моих волосах уже много седины, нет той Ако-зы... Не могу я покинуть Ляшину, она совсем уже состарилась. Кто, кроме меня, закроет ей глаза? На кого я оставлю дом Ха-гура? Не тревожь себя, Тхахох, и меня не смущай. У нас с тобою разные дорожки в подлунном мире, им никогда не сойтись. Так рассудил аллах!" Вот и все, что ему осталось. Правда, еще есть и вечно будет жить Бастук, земля, которая ждет его каждую весну,- это и есть, наверное, его единственная и вечная любовь.
А Тхахох и после этих ее слов подумал: "Ведь говорят же люди - надеждой живет человек... Настоящая любовь и камень плавит. Да и Акозу нужно понять - видно, жива еще ее боль о Хагуре..."
V
Шел 1803 год.
Великий князь Алкес ждал возвращения родовитых, которые несколько дней назад уехали в Шапсугию на хасе. По тому, как долго они не возвращались, Алкес понял: дела их плохи. Шеретлуковы, Наурзовы посылали в Шапсугию подарки, чтобы задобрить именитых тфокотлей. Они думали, что те на хасе возьмут их сторону. Алкес предупреждал: "Не надо этого делать. Того, чего не добыл силой, подачками не купишь. Зачем именитым господа, если они сами стали господами?" Если на хасе в Псичетуке тфокотли не склонят свои головы перед родовитыми, если отстоят равноправие, будет плохо не только шапсугским родовитым. Они покажут дурной пример тфокотлям всей адыгской земли. Как жить тогда?
Наконец прибыли люди из Шапсугии и сказали великому князю, что тфокотли непреклонны.
- Я знал, что так будет! - вскипел Алкес.- Выходит, зря мы пролили княжескую кровь, зря погиб Батчерий! Где Али-Султан?
- Поехал к себе. Сказал, скоро будет у тебя.
- Я не хочу видеть этого глупца! Если придет, скажите, что меня нет дома!
- Хорошо, зиусхан,- смиренно ответил Дердер.- Али-Султан несколько раз выступал на хасе, но его не хотели слушать. А все потому, что некоторые родовитые согласились принять равноправие и тфокотли разрешили им возвратиться в Шапсугию, пообещали вернуть землю и поместья.
- А кто не согласился?
- Только Шикушевы и Наурзовы.
- Уходите! Все уходите! Я хочу остаться один... Великий князь остался один. Ему показалось - один на
всем белом свете. Он подошел к стене, на которой висела серебряная шашка, подаренная покойной императрицей Екатериной.
Мерцало холодное серебро. Оно словно излучало едкую насмешку: "Как поживаешь, великий князь? Счастлив ли ты, доволен ли своей судьбой?.."
Ему захотелось сорвать со стены дорогой подарок и выбросить вон, он даже потянулся к шашке, но остановился: "При чем здесь мертвый металл? Ты прожил на земле много лет, князь, жил среди людей, но так их и не понял. Уходи, пора! Уходи!"
- Дердер! - громко и нервно позвал Алкес.
- Слушаю тебя, зиусхан.
- Что с песней? Этот старец, которому я дал столько добра, когда он наконец сложит песню, когда споет о мужестве князей в Бзиюкской битве?
- Он сложил ее, зиусхан. Пел в нескольких кунацких,- переминаясь с ноги на ногу, ответил Дердер.
- Хорошая песня?
- Да, зиусхан.
- Ее поют в аулах?.. Чего же ты молчишь?
- Поют о Бзиюкской битве во многих аулах, но... другую.
- О чем поется в этой песне?
- О мужестве тфокотлей, о большом горе адыгской земли.
- Кто посмел сложить такую песню?!
- Поют все, а кто сложил, этого никто не знает.
- Уходи!
Алкес хотел сесть в свое великокняжеское кресло, но оно вдруг стало ему ненавистным. Он опустился на тахту и долго смотрел, чуть качая головой, на ковер, где висели, мерцая холодным блеском, образцы разного оружия. Он смотрел и думал: "Да, да, князь, ты прожил на земле много лет, жил среди людей, но так и не понял их... Уходи, пора, пора..."
Целый год Алкес тайком от всех собирался в Каабу. В сундуки было уложено серебро и золото. Собирался и все надеялся, что проглянет и в его судьбе солнышко, хоть немного, немного согреет великого князя.
Во дворе Хаджемуковых собрались все родственники Ал-кеса, дети, мать, жена. Он смотрел на них, и ему казалось, что они стоят очень далеко, так далеко, что он едва различает их лица. Его не трогали ни слезы на их глазах, ни горестные вздохи.
Со стороны гор, тяжело ворочаясь, двигались черные тучи со зловещими белыми боками, обещая град и бурю. Блеснула ослепительная молния, над землей прокатился отдаленный рокот грома. В разрыве мрачных туч на миг появилось какое-то мутнолицее солнце. Оно тоже показалось Алкесу таким далеким и чужим, что у него защемило сердце. Он сел в коляску:
- Трогай!
И колеса дробно застучали по каменистой, тряской дороге...
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 30 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |