Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

I Солнце еще не поднялось из-за горы Пепау, а в просторном дворе Наго Шеретлукова уже собралось много народу. Съезжался весь многочисленный род; пришли и тфокотли, свободные, незакрепощенные 27 страница




ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

I


Нелегко быть великим бжедугским князем. День ото дня, год за годом набирался Алкес житейского опыта, приходило умение управлять. Заботы старили, седела голова. Слава аллаху, что в эти годы не было войн, стало спокойнее и на земле соседей, меньше ссорились между собой вечно чем-то недовольные князья, мирно, без единого выстрела заканчивались ежегодные хасе.
Горе, общие трудности сближают людей. Таким горем явилась чума, пронесшаяся тогда над землей адыгов, забравшая тысячи жизней. Мужество, проявленное князем в тот страшный год, принесло добрые плоды: спасло страну, далеко за пределы Бжедугии разнеслась слава о бжедугском князе.
Год испытаний миновал, наступили новые времена, появились новые заботы. Князь никогда не был особенно близок с тфокотлями, разве только во времена своей молодости, когда еще жил под крылом аталыка и родного отца и ему не нужно было принимать самостоятельных решений. Теперь он отдалился от них. Между князем и тфокотлями пролегла пропасть. Как это случилось, он и сам не зал. "Разве мало добра сделал я этим неблагодарным? И все равно князь нехорош. Каждый, кому не лень, лезет в его душу. Нет должного страха перед божьим посланником",- рассуждал Алкес.
Свою обиду он высказал князю Меджиру, который заехал к нему, чтобы повидать сестру, а заодно узнать у Алкеса новости.
- Значит, по-твоему, зиусхан, чтобы тфокотли нас почитали, нужна новая чума? - спросил князь Меджир.
- Не знаю почему, но ты понял мои слова неверно. Когда меня избрали великим князем, я очень хорошо относился к тфокотлям, но сколько ни делай людям добра, им все мало. Больше того, если они поймут, что ты мягок с ними, сядут на шею. Да вот пример: по свадебному обряду я породнился с Мышоковыми. Это было выгодно и им, и нам. Казалось бы, они должны держать мою сторону, сторону родственника, так нет же - тфокотли им дороже. Не скажу, что враждуем с ними, но и друзьями не назову. Как говорится, если вспыхнет мой дом, на помощь мне не придут.
- Как же ты думаешь дальше жить, зиусхан? Так и будут они лежать у твоего порога злыми псами?
- Пусть лежат. Постараюсь не наступать им на хвосты.- Алкес улыбнулся своими холодными и насмешливыми глазами.- Пройдет время - и они станут беззубыми... А недавно у Мышоковых родился сын. Я не поехал к ним, только подарил хорошую кобылицу и колыбельку. Мне потом передавали, что Мышоковы были довольны.
- А не обиделись, что ты не приехал?
- Может, и обиделись, но подарки-то приняли, не вернули обратно, а большего мне и не надо. Пусть люди знают, пусть
понимают сами как хотят... Мы все заискиваем перед своими тфокотлями, перед уорками, а вот в Турции, в этой большой стране, все совсем иначе... Был я в гостях у паши Селимче-рия Третьего. Часа два сидел. Был там и Хасан-Мурад. У нас он такой важный, а у паши-то не смел даже на краешек стула присесть - стоял как столб. Да и все стояли, кроме нас с пашой. И молчали как рыбы, рта никто не посмел разинуть - только кланялись, кланялись и почтительно улыбались, когда мы разговаривали с Селимчерием Третьим. Наши с тобой дома по сравнению с дворцом паши - сараи! Комнаты, комнаты. Потолки и двери такие высокие, верхом можно ездить. И так эти комнаты отделаны, что глаза слепнут от красоты. У каждой двери стоят вооруженные воины. Одеты пороскошнее наших князей. Оружие отделано золотом да серебром. Надо бы и нам кое-что перенимать у паши: как живет, как держится с подданными. Во всем порядок, строгость и почтение. Куда нам до него! Но неужели мы беднее паши, или у нас мало людей? И мы все можем сделать, выписать заморских мастеров, которые построят нам дворцы. А еще,- Алкес понизил голос, глаза его заблестели,- я видел там такое! Когда после мяса подали фрукты, перед нами стали танцевать нагие девушки.
- Совсем? Как мать родила?! - плотоядно вспыхнули глаза и у князя Меджира.
- На бедрах была прозрачная ткань, едва закрывавшая лоно, а на груди совсем маленькие лифчики.
- Во-ви-ви! - воскликнул Меджир.- Ты такое видел? И девушки, наверно, красивые?
- Красавицы... Я рассказал об этом твоей сестре. Ой, как она напустилась на меня: бесстыдник, как ты не ослеп! Тебе что, мало прелестей своей супруги?
Рассмеялся Меджир:
- Разве может сравниться жена с чужой, красивой женщиной?.. Я - князь, ты - великий князь, ну и что? Как мы живем, что видим хорошего?
- Сладко жить все любят! Но подумай, князь, если мы начнем с тобою вытворять такое, что станут делать уорки, а потом и тфокотли, а? Нет, дорогой князь, нам это не подходит. Если хочешь полакомиться, бери деньги, поезжай в Турцию, поживи там немного, отведи душу, а у себя заводить этого не будем. И без того забот полон рот... Теперь же давай поговорим о другом. Селимчерий Третий интересовался шапсугами, спрашивал, как они живут, как относятся к гяурам, по душе ли им турки. Расспрашивал о шапсугах, наверно, потому, что я воспитывался в Шапсугии. Но откуда это ему известно?.. Потом познакомил меня с молодым адмиралом Джан-клы.
- Интересно, чего он хочет? - Меджир стал серьезным, насторожился.- Селимчерий - хитёр, понапрасну слова лишнего не скажет. Что он задумал?
- Я тоже спрашивал себя об этом. И еще... Паша и адмирал знают, где и как расположены войска Суворова. Они все до мелочей знают о свадьбе Мишки Некраса, знают, что на ней были русские офицеры, расспрашивали о Тамбире и Мишке, о дружбе баткелей с адыгами.
- Ты посмотри, каким знаменитым стал Тамбир! Лучше бы он занялся женой, говорят, она быка сама валит с ног и режет его, как ловкий и сильный мужчина... Нехорошую ты весть привез, зиусхан, тревожную.
- Думаю, как бы турки не втянули нас в какую-нибудь заваруху. Они давно зарятся на кавказские земли, но бат-кели не хотят их пускать сюда. Вот и выбирай тут. Турки за морем, а войска инерала Суворова под боком. Чью сторону держать? Баткелей? Они гяуры. Турок? Пока они переплывут в своих широких штанах через море...
- Лучше всего жить отдельным государством, зиусхан! Но как это сделать? Мы даже крымскому хану не ровня. У него держава, деньги свои чеканит.
- Зачем нам деньги, Меджир? Мы за кожи и шерсть можем выменять все что угодно - порох, соль... Правда, деньги сунул в карман и поехал, а с кожами? Не будешь же с собою повозки с кожами таскать? Тут твоя правда - государство без денег не государство.
- Баткели тоже чеканят?
- А как же! Императрица Катарина - великая императрица! Так говорят о ней в Турции.
- Валлахи! Если наши женщины узнают, что огромной страной баткелей правит женщина, они нас со свету сживут.
- Если бы только эта забота, Меджир, мы бы беды не знали. Урыссия и Турция - два льва. А мы между ними. Вот и думай: что нам делать, чью сторону взять?..




II

Днем, когда ветер утих, выпал снег. Ребятишки, давно ожидавшие снега, радовались ему, как долгожданному подарку.
Ламжий тоже радовался зиме. За зимой придет весна. Надо уже сейчас готовить семена, скоро-скоро заснеженное поле зазеленеет.
Закончив работу во дворе, он сел покурить. Только присел, как выбежал его младший сынишка в ситцевой рубашке, в латаных-перелатаных брюках, на голове перешитая отцовская папаха. Мальчик стал утаптывать снег перед крыльцом.
Ламжий поднялся и стал наблюдать за сынишкой. Острая жалость кольнула сердце: мальчишка раздет-разут. "Как я живу на свете?! Не могу одеть двух сыновей и дочку. Старший вырос в Мосй одежде, прошлой осенью первый раз за все свои шестнадцать лет надел новые брюки. Девочка донашивает материнские платья. А самый младший всю зиму сидит на печи, выскакивает изредка, чтобы поиграть".
Мальчишка, погревшись в доме, снова выбежал и заметил отца.
- Сынок! - позвал его отец.- Поди домой, повяжи материну шаль, будет теплее.
- Мне не холодно,- смутился мальчик.
- Я знаю.- Ламжий побоялся обидеть мальчика, которому он, к своему стыду, не мог купить кафтан.- Я прошу тебя выполнить мою просьбу.
Вечером, не зажигая свет, семья сидела у теплого очага. Ламжий сказал жене:
- Валлахи! Я не согласен с теми, кто говорит: если потрудишься - поспишь, а не потрудишься - узнаешь беду.
Мы вот с тобой трудимся, а всю жизнь знаем только недостатки да недохватки. Живем, не ведая большего удовольствия, чем тепло очага. Не годится так! Сами му-чимся и детей мучим. Посмотри, они одеты у нас, как нищие.
Женщине горько было слышать эти слова, но она только опустила голову.
- Может, заняться пчелами? - рассуждал муж.- Заимею несколько ульев, смогу получить мед, он ценится на базаре дороже, чем зерно. Не знаю, право, что делать, с чего начать... А может, нам уехать в Шапсугию или Абадзе-хию?
- Разве там лучше? - спросила жена.
- Мне кажется, тфокотли там живут дружнее. Нет князей, уорков.
- Не сможем мы начать все сначала,- грустно возразила жена.- Хоть и трудно там, но мы живем в родном ауле, здесь есть родственники, случись что с тобой или со мной, родные помогут. А кому мы будем нужны на чужбине? Вот недавно братья Мышоковы прислали нам шубу, правда, не новую, но и за то большое спасибо. Я сделала из нее шубу для старшего сына. Не забывают нас братья твоей матери.
- Да, родных мы бы лишились, но не стало бы и князей. Видишь, как они ведут себя? - разгорячился Лам-жий.- Ведут праздную, разбойную жизнь. На днях проходил мимо усадьбы Хаджемуковых, нагляделся на них: устали от безделья, топчутся на одном месте с красными от бузы глазами. Мерзабеч и тот строит из себя уорка. Его сын в день по два раза меняет коня, как женщина меняет платья. Правда, Алкес лишил его звания старшего байколя. Мерзабеч, конечно, переживает, но виду не показывает.
- А как ведет себя новый байколь?
- Дердер? Так же, как и Мерзабеч. Вместе с новым званием они как будто получают новую шкуру. Дердер более осторожен, но я думаю, это до тех пор, пока во вкус не вошел. Говорят, человек он тщеславный. Но пусть не забывает, что однажды произошло с сыном бесленейского князя.
- А что произошло с сыном этого князя? - спросил отца старший сын, прислушивавшийся к разговору родителей.
- Князья и уорки способны на все, сынок,- начал Лам-жий.- Бесленейский князь был в свое время самым жестоким из всех князей. Но время сгибает спины и князьям и тфокот-лям. И вот князь состарился и удалился от дел на покой. Но у него был сын, а сын всегда дальше отца идет. И захотелось ему, чтобы и о нем гремела по всей земле слава, чтобы и его имя наводило на людей ужас. "Как показать себя? Какой бы поступок совершить? Такой, что не снился ни одному князю, ни одному уорку?" - раздумывал сын. И решил убить воспитательницу, свою вторую мать, вскормившую его своим молоком.
- Не дай бог, что он задумал! - испуганно вздрогнула жена Аамжия.
- Я же сказал, что князья и уорки способны на все,- повторил он.-"Того, кто убил свою мать, будут бояться. Так и начну княжить,- решил молодой князь.- Имя Мос надолго запомнится людям". Как-то он приехал к своей названой матери и говорит: "Мать, я нашел что-то очень интересное, никем не виданное, пойдем со мной, я хочу тебе это показать",- и повел ее на речку. Когда они подошли к высокому берегу, князь снял с ее головы платок и связал ей руки. "Что ты делаешь со мной, сын мой?" - спросила она. "Мать, ты видела, чтобы с этого берега кто-нибудь когда-нибудь сбрасывал свою мать?" - так ответил он. "Не знаю, сын мой, не видела, не слышала такого".- "Тогда именно это я тебе и покажу. Я совершу то, чего до меня никто не совершал". Старая женщина заплакала: "Что я тебе сделала, сын мой, почему ты хочешь убить меня таким жестоким образом? Не я ли кормила тебя своей грудью, недосыпала ночей, берегла от болезней?!" Ветер растрепал ее седые волосы. В эту минуту на дороге показался всадник. Увидев связанную женщину, он повернул коня и поинтересовался, что происходит. "Иди своей дорогой, это тебя не касается",- ответил князь. Старая женщина заплакала еще громче.
"Ты, собакой рожденный двуногий, видел ли когда-нибудь человека, который бы проехал мимо связанной женщины и не помог ей, не утер ее слезы?" - закричал всадник. А надо вам сказать,- пояснил Ламжий, прервав рассказ,- что всадником этим был тфокотль Нарыч. А кто он такой, мне нет необходимости говорить, слава о его мужестве и так гремит по всей адыгской земле. А теперь слушайте, что было дальше, хотя я чувствую, что вы и так знаете, чем все кончилось.
- Он освободил женщину, а князя, наверно, столкнул в реку? - спросил старший сын.
- Да, так оно и было,- подтвердил Ламжий.- Но прежде он спросил старуху, кто он, этот человек, связавший ей руки. Она ответила, что ее воспитанник. "Пусть ни одна женщина не согласится больше воспитывать ребенка князя или уорка,- добавила она,- не то и с ней может случиться то же, что и со мной".- "Если так, будь Мосй матерью, я буду твоим названым сыном и не дам тебя в обиду!" - сказал ей благородный Нарыч.
Вот что случилось с князем, который хотел совершить самый необыкновенный "подвиг".
- Князь получил по заслугам,- твердо сказала жена.- Неужели можно поднять руку на свою собственную мать? Ни люди, ни аллах никому и никогда этого не простят.
III
Стояла середина зимы. Дул холодный восточный ветер, он сдувал с полей снег в овраги, на опушку леса, снег громоздился сугробами во дворах. Промерзшая земля звенела под копытами. Скот в загонах сбивался в кучу. Люди выходили на улицу по крайней необходимости, все больше сидели у жарких очагов. Даже соломенные крыши, казалось, горбились от мороза и походили на нахохлившихся ворон. Ветер подхватывал дымы, поднимавшиеся из печных труб, трепал, делал их похожими на черные гривы коней, словно устремлявшихся в небо.
Батчерий выехал из аула, надев теплую волчью шубу. Ветер так трепал ее полы, словно хотел раздеть князя. Конь, подгоняемый морозом и ветром, шел ходко, выбивая копытами звонкую дробь. Батчерий придержал коня. Обвязал шею концами башлыка, застегнул нижнюю пуговицу шубы. Потом дал коню волю.
Конь несся легким галопом. Взгорок, впадина - и вот он, лес, шумевший под ветром. Стряхнув с себя иней, он стоял черный и хмурый. Батчерий проехал немного по лесной тропе и остановился. Деревья гнулись, скрипели и охали. Ветер то стонал, то свистел по-разбайничьи. Не по себе стало Батчерию, и он повернул обратно...
Прошло несколько лет с того дня, как воспитатель привез Батчерия в родительский дом. Жил он у Багдасара, чувствовал себя воспитанником, была у него семья, а теперь... Он уже взрослый человек. Семьи у него нет, потому что Алкес
сам по себе, со своими великокняжескими заботами, со своей семьей.
Батчерий понимал, что рано или поздно они должны расстаться с братом. Значит, нечего тянуть, надо жениться, надо отделиться от Алкеса и жить в своем ауле, быть самостоятельным хозяином.
В прошлом году Алкеса не было в Бжедугии несколько месяцев. Хасе не поручал Батчерию вести дела великого князя, но все так сложилось, что он сидел в его кресле, вершил его дела. Сначала советовался с матерью, а потом стал обходиться без нее, ему нравилась самостоятельность. Он скучал, если к нему не приходили за советом, тогда он сам искал дело. Правда, за все эти месяцы ни один из князей не обратился к нему ни за советом, ни за помощью, видно, считали это ниже своего достоинства. Он подумывал, как приструнить их, как дать им почувствовать свою власть, но тут-то и вернулся Алкес.
И снова Батчерия стала донимать ржавчина одиночества. Он не знал, куда себя деть. Надоели бесконечные, пустые беседы в кунацкой, бесцельные прогулки на коне, как сегодня. Раздражала спесивость и чванливость уорков, богатых тфо-котлей. Единственной радостью было ожидание весенних княжеских гуляний, да и от них Батчерий быстро утомлялся...
Теперь ветер дул ему в спину. Конь перешел на неторопливую ленивую рысцу.
Ему скучно, но что же тогда делать тфокотлям? Они ведь только и знают - работа, работа. Тяжелая, безрадостная и однообразная. Работа до изнеможения, короткий отдых в кунацких. И бесконечные заботы: как прокормить ребятишек, как их одеть-обуть. Вот уж где настоящая тоска.
Совсем грустно стало на душе у Батчерия, пустил коня в галоп.
Вскоре князь увидел всадника, скакавшего ему навстречу. "Ну вот,- подумал он со злостью,- не успел отлучиться из дома, как за мной уже посыльный. Алкес все считает меня мальчиком, боится, как бы меня кто не обидел. Кому я нужен?"
Навстречу скакал новый старший байколь Дердер. Батчерий закричал:
- Что тебе надо? Опять послали охранять меня?!
- Никто не посылал, просто я решил прогулять коня.
- Ты его так прогуливаешь, что бедный конь не знает покоя! - сердился Батчерий.
- Зиусхан, напрасно ты такое говоришь! Конь и в самом деле застоялся.
- Виляешь, виляешь! Сколько раз я просил, чтобы ты говорил мне только правду! Вот и сейчас, если бы ты сказал, что тебя послали за мной, я бы не обиделся, но ведь ты опять лжешь!
Дердер виновато опустил голову:
- Что поделаешь, зиусхан, так и живем: делаем одно, говорим другое, а думаем третье. Конечно, лучше бы говорить правду, да и на душе спокойнее, но как ее скажешь?
- Спасибо тебе и на этом. Поворачивай коня, едем обратно.
Ему вспомнились слова Багдасара: "Надо тебе отделиться от Алкеса, но сначала женись. И подумай, какой аул выберешь. Это очень важное дело. Надо, чтобы он не стоял в стороне от дорог, иначе прокиснешь в одиночестве. Кому охота ехать за семь верст киселя хлебать? Но и слишком бойкое место тоже плохо, никакого покоя не будет".
"Если бы мне дали право решать, я бы выбрал аул Селтук. Он отдален от Туабго, расположен над Пшизом, лес рядом. Единственное смущает,- войско гололицего генерала по другую сторону реки. Ну да в этом нет большой беды, с ним можно подружиться, говорят, у них много пороха, свинца, соли. Князь Хатикоепш разбогател на этом".
Батчерий спешился, кинул поводья подбежавшему тфокот-лю и пошел к матери. Княгиня Тлятаней сидела на кровати, обложенная подушками. В очаге ярко пылали дрова, от них тянуло жаром. Старость уже одолела княгиню, кровь ее не грела, черты некогда красивого лица увяли, глаза выцвели, но ласковый мягкий взгляд остался прежним.
- А, сынок, приехал. От тебя так несет холодом, подойди, я потру твои щеки. И уши у тебя совсем холодные.- Для Тлятаней ее сын все еще оставался мальчиком.
- Я не замерз, тян.
- О аллах! Что это за ветер, холодный, пронзительный? Прогневили мы аллаха...- продолжала сетовать Тлятаней.- Сынок, говорят, у Мышоковых родился сын, ты не поздравил их?
- Везет же этим нахлебникам Мышоковым,- поморщился сын.- Одни мужчины рождаются!
- Вели отвезти ягненка и поздравить их. Нельзя нам
отворачиваться, хотя, конечно, Хаджемуковым они не ровня.
- Я предпочел бы смерть, чем посещение их дома,- поднялся Батчерий.- Но аллаху было угодно, чтобы наши семьи сблизились, поэтому я все-таки пойду к ним. Ты помнишь, что первое посещение их дома закончилось для меня неприятностью? Алкес заставил нас помириться. Я послушался старшего брата, склонил голову, но сердце Мос обходит их дом за три версты.
- Смотри, Батчерий, не показывай своей неприязни к ним, ты уже не юноша,- предостерегала княгиня.
- Этого я не сделаю. Но я твердо знаю, что Мышо-ковы не любят нас. Зря Алкес им доверяет.
Княгиня была довольна: молодой княжич здраво мыслит, разбирается в людях. Отец хотел женить его на девушке из Темиргойи, но покинул этот мир, не успев исполнить свой замысел. Раз нет отца, надо позаботиться матери и старшему брату.
Княгиня велела позвать Алкеса
- Как твое здоровье, тян? - Алкес еще с порога улыбнулся ей, поднес стул и сел рядом, погладил матери руки.- Как спала ночью?
Княгиня Тлятаней не стала тянуть время и быстро сказала, зачем позвала его. Алкес ответил матери не сразу, задумался. Потом говорили о делах, о князьях, уорках, о предстоящем хасе. Наконец Алкес спросил:
- Мать, почему ты волнуешься из-за Батчерия? Пусть живет свободно. Или он сам намекнул тебе о женитьбе?
- Не мне, а тебе он должен был намекнуть. Мне он ничего не говорил, но я хочу увидеть свадьбу сына и уже не жду для себя большего счастья, чем это. Скоро, скоро я последую за вашим отцом. Надо торопиться. Когда Батчерий родился, отец хотел ему выбрать невесту в Темиргойе... Разве ты об этом не знаешь, сын мой?..
- Темиргойя,- глаза Алкеса то теплели, то опять становились холодными,- меня пока не волнует. Женитьбой брата надо укрепить абадзехскую границу. Как укрепили шапсуг-скую, где живут мои воспитатели. Я выберу время и обдумаю все на досуге. Все будет хорошо, тян.
Весна в этом году пришла рано. Зажурчали ручьи. На пригорках исходила густым теплым паром земля. Пар был по-весеннему душистым, волнующим.
Тартан поглядел из-под руки вдаль и сказал младшему брату:
- Если солнце не станет прятаться за тучи, дня через три-четыре можно будет выезжать в поле.
- Надо быстрее вспахать и посеять, а то земля иссохнет,- добавил Мач.
- В этом году придется прихватить еще землицы, надо побольше сеять. Слава аллаху, в доме прибавился мужчина... Ну, я пойду к Ламжию, посоветуюсь, когда будем выезжать в поле. А ты хорошенько корми волов, им предстоит трудная работа. Выведи мне коня.
Тартан приехал к Ламжию, но того не оказалось дома.
- Только начало светать, уехал в поле и до снх пор не возвращался,- сказала жена.- Заходи, Тартан, он вот-вот должен вернуться.
- Спасибо, Фиж, поеду-ка и я в поле. Там его и повстречаю.
Позеленел лес, набухли почки. На пригорках стала пробиваться первая травка - мать-и-мачеха, пырей, одуванчики.
На опушке показались первые костры - корчевали пни, жгли сучья. Земледельцы готовили новое поле.
Тартан обогнул лес, миновал заросли прошлогоднего, с растрепанными метелками камыша.
На той стороне Кубани тихо. Никого из русских не видно.
Поднявшись на курган, Тартан заметил коня, пасшегося на краю поля. Ламжий ходил по зеленям, смотрел, как они перезимовали.
- Да подарит тебе земля щедрый урожай, Ламжий! - Тартан спешился и направился к другу.
- Да разделишь ты щедрый урожай со мною! - радушно ответил Ламжнй.- Озимые ничего, скоро тронутся в рост, а вот с пашней неважно.
- Почему неважно?
- Снега маловато, зимой ветер согнал его почти весь в овраг. Земля промерзла сильно. Придется ждать. А может, аллах пошлет теплый дождичек, и тогда все наладится - вовремя вспашем и вовремя засеем. Будем надеяться.
- Аллах милостив.
- Милостив аллах, но одной его милостью, Тартан, не
проживешь. Надо нам с тобою засучивать рукава - придется в этом году поднимать целину, чтобы не поглядывать зимой в быстро пустеющие закрома... Помоги нам, всемилостивый, защити нас, всемогущий!
- Аминь, мой аллах! - проговорил Тартан.
Походив по полю, помяв в руках землю, они поехали домой.
- Ты чего, Тартан, все поглядываешь на ту сторону реки? - спросил Ламжий.
- Баткелей что-то нету. Куда они ушли?
- Какое тебе дело до них?
- Если у твоего порога стоит войско, разве тебя это не беспокоит?
- Если хочешь знать правду, Тартан, меня это не беспокоит. Давай съездим туда, а потом вернемся в Ту-абго.
- Что там делать? Что я, баткелей не видел? - удивился Тартан.- Но, если хочешь, давай поедем. Говорят, Там-бир бывает у них чуть не каждый день. И что он там делает?.. Не видно войска. Наверно, солдаты поехали в Копыл усмирять некрасовских баткелей. Не понравились они своей непокорностью царице Катарине, вот инерал Суворов и повел туда войско...


IV

В комнату Алкеса вошел Дердер:
- Зиусхан, у ворот какой-то настырный тфокотль из Ка-занукая, он обязательно хочет видеть тебя. Говорит, очень важное дело.
- Какое у дарМосда может быть дело ко мне?
- Не знаю, зиусхан.
- Если не знаешь, нечего ко мне с этим и заявляться. Разузнай все хорошенько, тогда и приходи.
- Выспрашивал я его... Говорит, только тебе одному скажет, зачем приехал.
- Ишь ты, мудрец... Отец покойный говаривал: если тфокотль глупый, то уж настоящий дурак, а если умный, то по-настоящему умный... Интересно, чего он хочет? Наверно, приехал жаловаться на князя Казанокова. Жестокий, жестокий и безжалостный этот Казаноков. И очень своенравный. На что мой отец был человеком мудрым, но и тот с ним с трудом справлялся. Ох, будет еще хлопот с Казаноковыми! Когда на
хасе решали дать мне титул великого князя, у, как вскипел Казаноков со своими дружками! Однако отец сумел утихомирить их, сумел склонить хасе на свою сторону. Пусть счастливо живется Мосму отцу в светлом раю господа нашего... Бесит Казанокова, что не он главный член бжедугского хасе. Так и будет, пока я жив. Пусть он со своими друзьями нюхает запах пирога, но отведать его им не придется...- Алкес замолчал и тут же пожалел, что разоткровенничался при байколе.-- Не надо бы тебе этого слышать, Дер-дер...
- Я ничего не слышал, зиусхан.
- Значит, у того дарМосда важное дело ко мне?..- Алкес поднялся из кресла и стал прохаживаться по комнате.
Спокойное время было при отце, а теперь небо над адыгскими землями становится все мрачнее. Тфокотли не дают покоя. С одной стороны, тревожит Турция, с другой - русские войска за Кубанью. Да еще абадзехи подливают масла в огонь. И с Батчерием нелады. Плохо, когда женщина вмешивается в чужие дела. Что может понять Тлятаней, если ее очи обращены внутрь себя, а окружающего мира не видят? Очень важно породниться сейчас с каким-нибудь сильным родом из Абадзехии. Заручиться поддержкой бородатых. Не зря спрашивал турецкий султан о наших делах, о наших распрях. Знать бы, дружит он с теми, кто стоит за рекой, или враждует?
Шум, возникший за окном, отвлек Алкеса от тяжелых раздумий. Не торопясь вышел на крыльцо. "С тфокотлями тоже надо ладить, сейчас не то время, чтобы ссориться. В случае нужды они станут опорой",- промелькнула мысль.
- Убирайся из княжеского дома! - кричал Дердер на тфокотля, сидевшего на веранде.
- Никуда я не уйду, пока не увижу великого князя.
- На тебе князя! - угрожающе поднял плеть княжеский байколь.- Может, тебе самого аллаха сюда подать?
- Остановись, Дердер! - властным тоном приказал князь, появившись так внезапно, что присутствующие вздрогнули.- Что за шум подняли?
- Я пришел к тебе, зиусхан, но меня не пускают,- пожаловался тфокотль.
- Как это не пускают? Пойдем,- великий князь с улыб-
кой повел его к себе.- Говори, что тебя волнует? О чем толкуют тфокотли, как живут? - спрашивал он его подчеркнуто громко, чтобы слышали все, кто находился во дворе.
Когда они зашли в комнату, тфокотль с любопытством стал осматривать княжеское жилище.
Было ему лет около пятидесяти. Одет бедно: старая шапка, из порванных чувяков торчит солома, штаны залатаны разноцветными лоскутами. Единственная ценность - кинжал в серебряной оправе. Да и тот, видно, не его, а взят у кого-нибудь на время, так как тфокотль поминутно поправлял его рукой, как бывает, когда вещь непривычна.
Тфокотль не отводил восхищенного взора от большого ковра на стене, привезенного великим князем из Турции. С такой же жадностью разглядывал оружие, которого бы хватило для нескольких человек. Тфокотль растерянно переступал с ноги на ногу, так как под ногами тоже лежал ковер с красивыми узорами. Коврами не покрыт только потолок.
- Великий князь, пусть аллах умножит твои дни! - сказал тфокотль.- Я достиг цели своего приезда, будь здоров!
- Так быстро и легко достиг цели? - удивился великий князь.- Ты что, приезжал только посмотреть, как я живу?
- Не скрою от тебя, зиусхан. Казанукайские тфокотли прислали меня узнать, правда ли, что ты живешь, как в раю. Вернусь домой, расскажу, что увидел. Неплохо живет князь, ничего не скажешь, дом его полная чаша. Есть все, о чем только можно мечтать.
На одно мгновение глаза Алкеса холодно блеснули. Он почувствовал в словах тфокотля скрытую угрозу, насмешку, но сдержал себя. На его губах снова появилась улыбка.
- Передай мою благодарность тем, кто тебя послал, я не знал, что они так беспокоятся о своем великом князе. Рай не здесь, конечно, он ждет нас в загробной жизни. Чтобы попасть в него, надо творить добро. Проявляя заботу о князе, твои друзья, и ты вместе с ними, сделали доброе дело, аллах это зачтет. Я тоже добром вспоминаю в своих молитвах каза-нукайских тфокотлей...
Несколько дней великий князь не мог отделаться от назойливых воспоминаний об этой встрече с тфокотлем. Тот уже уехал в свой аул, а князю все казалось, что он стоит в его комнате и смотрит на его богатые ковры. Тфокотль не только не испытывал стыда за свое праздное любопытство, но и никакого
страха не проявлял, будто пришел к равному. "Зря я сердился на Мерзабеча,- сокрушался князь.- Старый байколь был прав, с тфокотлями надо быть построже. Только протяни палец, всю руку захватят".
Отвлек его от этих мыслей приезд брата.
Батчерий устал после длительной дороги, но, несмотря на это, вошел в комнату быстрым, пружинистым шагом. Густые, почти совсем черные усы делали Батчерия старше его двадцати четырех лет, сросшиеся на переносице брови придавали лицу волевое, жесткое выражение, хотя Батчерий был мягким, порывистым человеком.
- Новость, зиусхан, интересная,- начал Батчерий еще с порога.- Получилось не так, как рассчитывал инерал Суворов: баткели-некрасовцы не послушались и не подчинились посланнику полковнику Кульбакину. Они переправились через реку и оказались на адыгской земле.
- Куда же они собрались? - в волнении спросил князь.
- Говорят, в сторону Шапсугии.
- А войско инерала?
- Оно осталось на той стороне, где и стояло.
- Валлахи, Батчерий! Интересные новости ты принес. А не знаешь, примут баткелей в Шапсугии или нет? Договаривались они с шапсугами заранее или те ничего не знают?
- Наверное, знают. Рассказывают, что среди тех, кто пошел против Кульбакина, было несколько адыгов.
- Наверно, абадзехи под предводительством Тамбира? - быстро спросил князь.
- Нет, зиусхан, Кульбакин и Тамбир - друзья.
- Интересные новости ты принес, зиусхан,- повторил Алкес.- Понравится ли гололицему инералу то, что некрасовские баткели ушли на адыгскую землю?.. А теперь может случиться так, что они поссорят адыгов с инералом Суворовым.
Братья задумались.


Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 44 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.011 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>