IX
Хагур любил поразмышлять на досуге о жизни. Вот и сейчас он был задумчив, углубился в себя. "Дело совсем не в том, что нужно каждый раз подниматься с рассветом, заботиться о семье. Это не тяжко, если ты здоров и не ленив, а усталость снимается одной спокойной ночью,- вздохнул Хагур.- Дело в том, чтобы понять, зачем и кому все это нужно. Кто устроил эту жизнь, почему она именно такая, а не другая?"
Поговорить откровенно Хагуру не с кем. Боится, что его назовут болтуном, ведь он может только задать вопросы, на которые очень трудно или невозможно ответить. Хагур и сам избегал пустых разговоров. Покойный отец учил Хагура выражать мысли скупо, не разбрасывая драгоценные слова.
А поговорить хочется! Не один же он мается этими вопросами. Но с кем? С эффенди? С Бидадом? Хоть он и старший брат, а ничего толком не скажет. Это Хагур давно понял. Каждый думает о себе, о своих нуждах. А разве это пра-
вильно, разве так надо жить? Сердце подсказывает, что такая жизнь недостойна человека.
Еще недавно Анзаур был другом Хагура. Они любили проводить вместе время. Сейчас этого нет: Анзаур сторонится тфо-котлей, отгораживается от них, старается дружить с родовитыми. Как только стал эффенди, будто подменили его! Собирает плату за службу, отнимает, если не дают по доброй воле. Обращенные в новую веру платят ему то зерном, то скотом. Амбары его переполнены, с каждым днем увеличивается стадо. Некоторые вместо платы косят ему сено и даже привозят домой, ухаживают за его скотиной, а он все богатеет и богатеет.
"А Бидад, которого стыдятся братья, не так уж и глуп,- размышлял Хагур.- Да, одно время он прислуживал Шерет-луковым, ходил перед ними на задних лапах, как пес, который выпрашивает кость, но сейчас уже не гнет спину, почувствовал себя хозяином. Гнут спину перед ним. У него два батрака, а к ним в придачу двое младших братьев, которые, как он говорит, помогают ему по своей воле. Конечно, он их кормит и одевает, но и работу спрашивает, как с батраков. С нашей помощью отвоевал у леса довольно много земли, дом его - полная чаша, а до сих пор не вернул мне трех овец. Не буду же я отнимать их у него силой? Говорит, что бережет их на свадьбу того из братьев, кто женится первым. Может, и так, подождем. Хотя не верится, что Бидад сдержит слово. Таким жадным стал..."
- Какая печаль одолела твое сердце? - неожиданно спросила Акоза.- О чем ты так задумался?
- Ничего, я так,- спохватился Хагур.- Видишь, льет дождь, небо хмурится, солнца нет, а без солнца какая радость. Птицы и те не поют в пасмурную погоду.
- Вот я и гляжу, что ты похож не на бравого сокола, а на мокрого воробья,- пошутила Акоза и тут же испугалась своей шутки. Вдруг Хагур обидится? - Я не хотела тебя обидеть,- она стала оправдываться,- для меня ты всегда ясный сокол, лучше тебя нет никого в мире. Я хотела тебя развеселить.
Хагур улыбнулся.
- Акоза, ты сама как солнышко: только войдешь - сразу на душе светлее. Как я могу на тебя обижаться, я всегда понимаю и люблю добрую шутку. Ну а если я похож на мокрого воробья, не хочешь ли ты меня обогреть, обсушить, а? - И Хагур потянулся обнять Акозу.
- Что ты, Мос? Ведь сейчас день, может кто-нибудь увидеть, прошу тебя, не делай этого! - всерьез испугалась Ако-
за.- Мне кажется, там кто-то идет,- и Акоза вырвалась из сильных объятий мужа.
- Ну, так кто из нас серый, трусливый воробышек? - лукаво спросил Акозу Хагур.
- Я! - подхватила раскрасневшаяся Акоза.- Только воробью нельзя здесь оставаться, он сейчас полетит на кухню клевать крошки.
- Я накормлю его крошками со своей руки, потому что воробей очень мне симпатичен и мне скучно без Мосй птички.
- Надо готовить обед,- совсем засмущалась Акоза и поспешила к выходу.- Но я вернусь и еще посижу с тобой, если тебе и вправду скучно.
Осенний дождь не унимался. Огонь в очаге разгорался плохо. Оставшись один, Хагур вернулся к своим мыслям.
Последнее время из головы не выходит Турция. Он мало что успел увидеть там, но то, что заметил и осмыслил, запало в его сердце. "Почему так получается,- мучился Хагур,- турки - люди, и адыги такие же люди, и у нас, как у них, есть свои богачи, есть и бедняки, и аулы одинаковые? Почему же тогда мы не строим каменных домов? Почему у нас нет такого города, как Стамбул? В Стамбуле строят корабли, базары ломятся от товаров, у входа в дом самого важного князя, главы страны, стоят пушки. А у нас ничего этого нет. Нет главного города, нет главного князя, живем каждый сам по себе и грыземся друг с другом, будто мы не дети одной земли. Каждый хочет казаться большим человеком, завидует другому. Если у одного больше скота и больше земли, то другой готов его убить за это. Ведь если бы все адыги объединились и выбрали справедливого князя, чтобы управлял адыгской землей, у нас наступил бы мир и покой".
Акоза вернулась с деревянной миской, доверху наполненной пшеном. Села перебирать зерно.
- Ты что, Акоза, хочешь накормить нас одним пшеном? Видишь, как печь стреляет? Искры летят, предвещая гостей...
- У меня есть сушеное мясо, сыр, топленое молоко,- отозвалась Акоза.- Добро пожаловать, добрые гости! Только скажи мне, кого ты ждешь?
- Я жду Тхахоха и боюсь, что он не придет. Стыдно ему прийти ко мне и не прийти нельзя - меня обидит. Знаешь, что он натворил?
- Нет! - испугалась Акоза.- А что он такое сделал, что ему стыдно прийти в наш дом?
- Если я тебе начну рассказывать, то снова, рассержусь.
К какой красивой девушке мы его водили! Не подумай, что на-сильно. Он сам о ней заговаривал. А теперь ничего не получается, один стыд!
- Наверно, это Таужан? - догадалась Акоза.-¦ Ты прав, она очень красивая, самая красивая девушка в ауле. Но в чем провинился Тхахох?
- А в том, что на второй вечер он уже не пошел к ней, сколько я его ни просил. Зачем он позорит девушку? Как ему не стыдно? Если бы Таужан ему отказала или его посещение было бы ей неприятно, тогда другое дело. Но девушке, по всему видно, он очень нравится. Она готова выйти за него замуж. Что же тогда еще нужно этому легкомысленному человеку? Ведь давно пора жениться!
- Если Тхахох придет к нам, я поговорю с ним,- пообещала Акоза.- Я спрошу у него об этой девушке. Если он вам не сказал, может быть, мне скажет?
- Спроси, Акоза, спроси! - обрадовался Хагур.- Знаешь, если бы он наконец женился, у меня бы тяжесть с плеч свалилась. А то я все думаю, что увел у него девушку, которая ему нравилась, а теперь он из-за меня страдает.
- Не думай так! - быстро проговорила Акоза.- При чем здесь ты, я сама тебя выбрала.
Хагур с благодарностью посмотрел на жену.
X
Солнце еще не успело обозначить полдень, как у ворот Шеретлуковых поднялся шум. Первой увидела всадников Ля-ца. Узнав старшего брата, она выбежала ему навстречу. Одна из прислужниц, увидев его, решила, что девочку хотят украсть, и закричала:
- Покарай меня аллах, Аяцу увозят!
Крик ее поднял на ноги всех. Прибежали Тхахох, Бидад и еще несколько тфокотлей. Ничего не понимая, выскочил из комнаты и Али-Султан. Несколько женщин выглядывало из-за угла кухни, не решаясь выйти.
- Эй, кто-нибудь, идите ко мне! - позвала встревоженная шумом Дарихат.- В этом доме никогда никого не дозовешься! - Заглянув в приоткрытую дверь, она заметила Мамир-хан, стоящую у окна. Дарихат мгновенно вспыхнула гневом: - Бессовестная, в первый раз, что ли, видишь людей с усами, носящих папаху? Уйди от окна!
- Гости учинили у ворот ссору!..- Мамирхан, не расслышав слов Дарихат, обернулась к ней с перепуганным лицом.
- Кто смеет учинить у наших ворот ссору, я спрашиваю? -o и Дарихат выскочила на крыльцо, как разъяренная кошка.
Шум у ворот не затихал, он привлекал все больше люден. Прибежал и Натар. Он с сожалением смотрел, как увозили девушку, которая ему так нравилась. Выбежал из дома и Али-Султан:
- Добро пожаловать, гости, проходите в наш дом, мы всегда рады гостям!
- Мы не гости, Шеретлуков, мы искали свою сестру и нашли ее в вашем доме. А по обычаю, как ты знаешь, кто обидел нашу сестру, тот обидел весь ее род, оскорбил весь аул!.. Мы приехали не драться, не мстить за обиду, но, если кто обнажит кинжал, готовы постоять за себя!..
Вперед вышел Анзаур, он стал прямо перед гостями и елейно заговорил:
- Зиусхан! Вы находитесь у ворот дома одного из достойнейших мужей Шапсугии, и если почему-либо не можете оказать уважение роду Шеретлуковых или аулу Бастук, уважьте Шапсугию. Вы отыскали свою сестру, это уже счастье, и дай бог, чтобы оно множилось. Что касается вашей сестры, свидетельствую перед людьми и самим аллахом,- она жила в доме Шеретлуковых, как княжна.
Аяца от радости была, как говорят, на седьмом небе. Глаза ее излучали свет. Сердце Натара забилось, загорелись щеки. Ляца перехватила его взгляд и тоже взволновалась.
Стоя у стремени коня, на котором сидел брат, она сказала:
- Этот человек говорит правду. Мне было хорошо в этом доме.
- Эй, почему здесь собралось так много народу? Что за шум, почему гости стоят у ворот? - опомнилась Дарихат.- Али-Султан, ты куда смотришь, приглашай гостей в дом... Аяца, девочка моя, иди ко мне. Как я рада за тебя, зови брата в наш. дом, в твой дом, и расскажи ему, как я отняла тебя у мерзавцев. Какое счастье, что ты попала к нам... Али-Султан, вели зарезать барашка, а еще лучше телочку да индюшку пожирнее.
- Спасибо, тян, твоя доброта растрогала меня, придется спешиться и зайти в твой дом,- сказал брат Ляцы Музе-чир.- Веди, сестра, веди, показывай, где ты жила...
До самой полуночи сидели гости в кунацкой Шеретлуковых. Угощали их по-княжески - мало что осталось от телочки и пудовой индюшки.
А в это время лучшие портнихи аула во главе с Мерем
шили для Ляцы платья. Три платья сшили, отделали их золотом и серебряной парчой, украсили вышивками. К платьям прибавили шелковый платок и комнатные туфли турецкой работы.
На другой день, когда гостей стали собирать в дорогу, Да-рихат позвала Али-Султана:
- Посмотри, сын мой, какие платья сшили портнихи для Ляцы. Думаю, с такими подарками тебе не стыдно будет ее провожать. Она, может, и у отца-то родного так не одевалась... Молю аллаха, чтобы я увидела Макая с отсохшими руками. Как он, мерзавец, обобрал нас, но, с другой стороны, нет худа без добра. Если бы не этот богомерзкий Макай, мы не приобрели бы в Бесленее таких знатных знакомых. Так что пусть аллах воздаст Макаю добром, а я его уже простила. Прости и ты, ведь он подарил тебе такую хорошую сестру. Я все разузнала: род Музечира - один из самых уважаемых и богатых в Бесленее. Твой отец любил говорить: сделал добро и брось его в воду, не брезгуй даже кнутом, иногда и он может унять свирепый ветер. И еще я должна тебе сказать...- Дарихат приблизилась к сыну и прошептала, словно опасаясь, что ее могут подслушать: - Натар все заглядывается на Ляцу, и девчонка пялила на него глаза. Я поговорила с Мерем - ей нравится девушка. Может, помоги аллах, наши аулы и породнятся. Видишь, как все хорошо складывается? Ну, иди, иди провожай гостей...
Спустя неделю после того, как увезли Ляцу, к Хагуру пришли Анзаур и Бидад. Он пригласил их в дом, но они отказались.
- Посидим на солнышке,- сказал Анзаур,- да и не время рассиживаться в кунацкой... А пришел я к тебе вот по какому делу. Мой сын Натар, ты знаешь, три года учился в Бахчисарае, а теперь вот заладил - хочу учиться в Стамбуле. Просто житья не стало. Думал я, может, парень сгоряча сказал, может, поживет дома в холе да воле и забудет про Стамбул, ведь там ему не мед ложкой хлебать. Кому нужен чужой ребенок, кто о нем позаботится? Но он знай твердит: хочу учиться в Стамбуле. Что мне делать?
- Надо помочь парню. Это же хорошо, что он хочет учиться! Должны и адыги выходить в люди! Сколько нам жить в темноте?..
- Верно ты сказал, но я боюсь за Натара,- возразил Анзаур.
- А что за него беспокоиться? Когда я приехал в Крым, он мне очень помог. Парень добрый, расторопный, а теперь он грамотный, мир поглядел. Я не слышал о нем ничего плохого.
- Не слышал, так услышишь,- оборвал младшего брата Бидад.- Что ты о нем знаешь? Ты ему не ровесник, чтобы все знать.
- Не ровесник,- согласился Хагур,- но мы с ним друзья. Недавно он прочитал мне свои слова...
- Слова, слова! - перебил Хагура Анзаур и увел разговор в сторону: -До моря-то я его довезу, а в Стамбуле? Знакомых там у нас нет, город огромный, чужой... Вот ты говорил, что знаешь, где живет Хасан-Мурад, может, пока суд да дело, направить парня к нему, а?
- Валлахи, эффенди, не знаю, что и сказать. Найти-то он его найдет, но зачем ему Хасан-Мурад?
- Вот и я то же саМос говорю. У Хасан-Мурада добру не научишься... Сердце Мос разрывается: и хочется, чтобы поучился парень, выбился в люди, и жалко отпускать единственного сына бог весть куда. Учеба, она тоже как палка о двух концах.
- Какая еще палка? -- сказал Бидад.- Надо отправить парня в Стамбул.
"Вот незадача,- думал тем временем Хагур,- а Бидад-то здесь при чем? Или он пришел ко мне как старший, хочет угодить Анзауру? Не похоже. Бидад не станет просто так делать добро".
Почесал Анзур затылок, поразмыслил, а потом сказал:
- Как-то ночью к Дарихат приходил Наго, он сказал, что Натара надо отправить в Стамбул...
"Чем же неугоден Натар Шеретлуковым? " - спросил себя Хагур и не мог найти ответа, но понял: Бидад пришел к Хагуру, чтоб он посодействовал ему.
- Послушай, эффенди Анзаур,- улыбнулся Хагур.- Если Наго встречается с Дарихат, почему не скажет, кто его убил? Ведь его кровь до сих пор не отомщена.
Эффенди оглянулся по сторонам, нагнулся к Хагуру:
- Сам не понимаю. Может, здесь замешан злой дух? Но об этом говорить никому не надо. Вчера приходила Дарихат и просила меня написать ей дуах. Против злых духов. Думаю, мы еще доживем до того дня, когда тайна гибели Наго прояснится. Но бог с ними, с Шеретлуковыми. Ты скажи, сколько будет стоить проезд на корабле в Стамбул?
- Если без груза, пять коровьих кож.
- О! Это хорошо. Я боялся, что потребуют пиастры, а у
меня их мало. Надо же и парню что-то дать с собой. А кожи я манду. Вот спасибо тебе, Бидад, что привел меня к брату! Спасибо и тебе, Мос, за добрый совет. Отправляю парня учиться слову божию. Так и быть!
- Когда собираетесь отправляться в путь? - спросил Хагур.
- Сегодня ночью и отправимся...
В сумерки Натар пришел к Хагуру, чтобы проститься с ним. Он был каким-то вялым, грустным.
- Что случилось, младший брат?
- Не знаю... Отец велит ехать в Турцию. Интересно вроде бы, но сердце что-то не лежит к этому... I ревожно у меня на душе.
- Может, ты и прав. Я и сам не знаю, что хорошего нашел отец в Стамбуле? Ведь между нами большое соленое море. Мне думается, кабардинцы умнее всех адыгов, они больше тянутся к Пшишхою'... Лучше бы тебе поехать в Бытыр-быф2, а не в Стамбул. Так считают многие. Нечего нам делать в Стамбуле!..
В Крыму я встречался с баткелем из Бытырбыфа. Он послушал мои стихи, похвалил и приглашал к себе. Оставь, говорит, в покое коран и занимайся стихами, у тебя, говорит, может получиться...
- Тот баткель живет в Бытырбыфе?
- В Бытырбыфе,- ответил Натар.- Я записал его фамилию и место, где он живет. А когда сказал об этом отцу, он так рассердился! Чуть не отхлестал плеткой... Побуду в Турции, исполню волю отца, а потом подамся к тому баткелю. Прощай, Хагур. Пусть аллах пошлет счастье твоей семье!
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
I
Прошло семь весен после того, как на земле адыгов в 1771 году появилась чума. В жизни человека семь лет- не пустяк. За это время можно излечить сердечную рану, испол-
1 Пшишхой - великое царство, так адыги называли Россию. Б ытырбыф - Петербург.
нить клятву, завершить траур и забыть горе. Стали забывать и о чуме. Редко говорят о ней, если только надо уточнить какую-нибудь дату. Например, "сын родился еще до чумы" или "старуха померла уже после проклятой болезни".
Чума началась в Темиргойе. Она возникла совершенно неожиданно в один из весенних дней и сразу свалила несколько человек. В течение недели болезнь унесла многие аулы. Говорят, что еще прадеды знали средство от оспы, а против чумы не было никакой защиты. А она свирепствовала, как коварный и жестокий враг.
Перепуганные люди покидали дома и бежали в леса, подальше от зараженных мест. Но и это не спасало: умирали в дороге, умирали в лесу. В первые дни умерших еще оплакивали, потом перестали жалеть даже живых, уже ослабевших и зараженных. Боялись войти в дом, где были больные или умершие, сторонились друг друга на улицах. Ужас царил в сердцах людей. Но вот стал проходить первый, самый острый период всеобщего отчаяния, разум человека не хотел примириться с неизбежностью уничтожения и стал искать выход. Если эту страшную болезнь не берут никакие молитвы, никакие жертвы, то, может, ее возьмет огонь?
И загорелись костры.
Абадзехи пришли в страшное волнение, когда узнали, что чума из Темиргойи перебросилась в Бжедугию. На общем хасе говорили только о чуме - и на этот раз собрание закончилось к полдню. Было решено не впускать в страну не только тех, кого чума заставила покинуть родные места, но и своих соотечественников, возвращающихся из походов или торговых поездок. Были выставлены вооруженные посты на всех дорогах, ведущих в горы.
По всей стране стоял звон, это люди колотили в медные тазики, отпугивая болезнь. Раньше подобным звоном они отпугивали саранчу, но сейчас враг был пострашнее, и поэтому усердия было приложено больше.
Чума все же не прошла стороной. Зацепила черным крылом и абадзехов. Но горная страна имела свои особенности. По сравнению с равнинной Темиргойей она была малодоступна, поэтому и жертв здесь было меньше.
Шапсугам повезло еще больше: они никого не пускали к себе. Ни со стороны моря, ни из Бжедугии и Абадзехии. Жестокий карантин и уберег их от черной болезни...
- Это было страшным бедствием,- очнулся от тяжких дум Тамбир.- За все сорок лет я никогда так не падал духом, как в то время. Только год мы и успели прожить с
Тобой, испытать, что такое счастье, только-только успела ро-диться наша дочь, как аллах послал на землю это горькое испытание.
- Аллах смилостивился над нами, болезнь не тронула нашу семью,- сказала Цицара, просеивая муку.
- Я не о себе думал, я много перенес, многое видел в жизни и принял бы смерть без упрека. Но так болела душа за нашу новорожденную. Она ведь совсем крошкой была, и отнять у нее жизнь было бы очень несправедливо со стороны аллаха. Боялся и за Мишку, жаль мне его было. Но если бы болезнь забрала тебя, я бы сошел с ума,- ведь ты кормила тогда Нэфипс и без тебя она бы точно погибла. Тяжкий был год, не только тяжкий - страшный!
- Зачем вспоминать об этом, растравлять боль? Лучше вспомни о чем-нибудь другом. Хорошем!
Тамбир улыбнулся словам жены. Действительно, на ночь глядя говорить такие вещи - грех. День надо провожать веселыми, добрыми словами. Впрочем, зря на него набросилась Цицара, он помнит не только этот страшный год, в душе хранится одно очень приятное воспоминание. Цицара, наверно, забыла то, что вспоминал он. Надо ее попытать.
- А ведь у нас сегодня особенный день. Ну-ка, пораскинь мозгами, почему он особенный?
- Почему особенный? - задумалась Цицара.- Не знаю, скажи сам.
- Помнишь, как ты схватилась за живот и присела передо мною? А Мишка сообразил что к чему и поскакал за повитухой.
- Перестань, Тамбир! - смутилась Цицара.- Как ты можешь говорить такое?.. Если бы не Мишка, ты бы не сообразил, что надо делать. Испугался и убежал в сарай. Я это хорошо помню. А потом вы с Мишкой оба ускакали в лес и вернулись только в полночь, когда у меня все кончилось.
- Да-а,- протянул Тамбир,- было, было. Вспоминать и смешно и грустно. Но ведь мы поступили по обычаю. Это был последний день месяца, когда зима встречается с летом. Только что появились первые цветы на припеках. Фиалки, сон-трава. Видишь, как я все помню? Хорошее помню, красивое. Зачем помнить плохое? А старший сын Хагура родился в декабре. И это помню... Сегодня нашей Нэфипс семь лет.
- Спасибо, что ты вспомнил,- сказала Цицара и, почувствовав в животе толчки, в душе улыбнулась. Помолилась про себя: "Подари нам, о великий аллах, сына!" - Семь лет...
Хорошая девочка растет. Но послушай, что-то долго они не возвращаются с Мишкой от Селима? Уже вечереет.
- Не волнуйся, скоро прибегут.
До женитьбы Тамбир относился к Михаилу Некрасову как к младшему брату. Построили в Дахапе небольшой, но удобный и пригожий домик, покрыли его осокой. Построили сарай и конюшню, огородили все крепким плетнем. Пахали землю, косили травы. Жили весело и дружно. Вместе ходили в походы, бывали на свадьбах и похоронах. Тамбир всегда чувствовал рядом надежную защиту и верного друга. Но когда женился, настороженно присматривался к Цицаре, как она отнесется к нему? Ведь, по мнению женщины, друзья - хорошо, а семейный покой - лучше. Чем меньше у мужа друзей и дружков, тем больше он проводит времени дома, больше уделяет внимания жене и детям. Но все обошлось. Цицара очень хорошо относилась к Михаилу, он был для нее членом семьи, без него она не мыслила домашнего очага. Одно тревожило Ци-цару и Тамбира - каким бы хорошим другом он ни был, без семьи мужчина все равно что сухое дерево.
- Засиделся наш Мишка в девках,- пошутил Тамбир.- Надо бы о нем позаботиться. Поговорила бы ты с ним.
- Я уже пробовала. И других женщин просила поговорить, но он молчит. Не пойму, чего ждет? А за мной остановки не будет. Мишка мне как брат, его жену буду считать своей невесткой. Очень мне хочется, чтобы у нас была невестка... А скажи, Тамбир, только честно: ты боялся, что я буду плохо относиться к Мишке?
- Ничего я не боялся,- уклонился Тамбир.
- Неправда! Я знаю, что боялся. Тамбир устыдился своей неискренности:
- Беспокоился я, вдруг вы с ним не уживетесь? Позор пал бы на мою голову, вся Абадзехия бы меня осуждала. Ведь на хасе я назвал его своим братом.
- А теперь еще спрошу, только не лукавь: если бы мы не ужились, кого бы ты выбрал? Не моргай так, говори честно.
- Вот этого я не знаю, Цицара... Ты какой из двух глаз выбрала бы? Ты и Мишка - мои глаза.- Он стал серьезным, на лбу залегла глубокая извилистая морщина.- Из двух своих глаз я отказался бы от того, который стал мне чужим. И ты, такая молодец, поняла это сразу.
- Сколько мук я приняла, живя в лесу, скитаясь, только из-за одного тебя!.. Я любила и люблю все, что любишь ты, я отдам себя за того, за кого вступишься ты. Это правда,
Тамбир! Мне говорили, что ты имел жену-гяурку, что ты перешел в их веру. Я сказала себе: не поверю, пока сама не увижу, не откажусь от тебя до тех пор, пока ты не откажешься от меня. Я люблю нашего красавца Мишку, как родного нам с тобой человека, и мне легче потерять оба глаза, чем потерять тебя или Мишку! - растроганно сказала Цицара и расплакалась.
- Вот это уж нехорошо. Зачем же плакать, если нам так хорошо? Перестань же, перестань! Мы еще погуляем на Мишкиной свадьбе, увидим счастливыми его детей. Наших детей. Вот только бы немного приодеть парня, а то невесты будут обегать его стороной. Ну, перестань же! А то и мне становится плохо.
- Чтоб они провалились, эти женские слезы! И когда радуемся, текут, и когда печалимся - тоже. Не сердись на меня, Тамбир! И раз уж заговорили, признаюсь: я присмотрела Мишке невесту. Славную девушку, лучше и не найти.
- Кто она?
- Пока не спрашивай,- ответила Цицара.- Мне еще надо переговорить кое с кем, надо знать, что она согласна, а то вдруг!.. Не спрашивай. Лучше скажи кому-нибудь из друзей, пусть они поговорят с Мишкой... Пусть он не брыкается, есть дела, которые нельзя откладывать.
Тамбиру показалось, что он догадался, о какой девушке говорила Цицара. Она, по его мнению, жила в станице, возле Копыла. Михаил видел ее, посматривал украдкой.
II
В последние годы Татау стал осторожнее и в словах и в поведении. В кунацких он больше слушал, чем говорил.
Уже не было в живых князей Кансава, Шерандука, родовитого Наго, уорка Мамруко. Многих абадзехских друзей унесла чума.
Татау носил теперь пышные усы и окладистую бороду, но глаза его по-прежнему были молодыми. В разговорах и делах с людьми он стал прикидываться благодушным и добрым. Он словно немного согнулся, потому что за его спиной уже не было сильных друзей. С тфокотлями лучше быть смирным, чем гневить их. Что стоит улыбнуться человеку, сказать ему приятные слова? Ничего, но за эти пустяки люди платят добром. И Татау стал водить дружбу с тфокотлями, приглашать их к себе в кунацкую. Близкую дружбу завел он с
Селимом и Тамбиром, потому что считал их очень влиятельными среди тфокотлей.
Ну и конечно же продолжал дружить с князьями и уор-ками. Сегодня к нему в гости приехал князь Хатикоепш с племянником Арданом. Вот незадача, как тут быть? Надо бы пригласить в кунацкую тфокотлей, но как к этому отнесется князь?
Долго ломал голову Татау и все же решил позвать тфокотлей. В конце концов, Абадзехия ведь не страна князей, а страна тфокотлей. Правда, он предупредил князя, извинился перед ним.
Усадив гостей, как того требовал обычай старшинства, Татау сказал:
- Валлахи, гость, как я тебе сочувствую - нелегкая участь быть князем, одному управлять целым аулом. Да еще в такое трудное время. А взять Бжедугию? Трудно великому князю. Надо править не одним аулом, не только тфокотлями, но и перед князьями выглядеть достойным, мудрым. Как я сочувствую бедному Алкесу, он ведь еще молод! У нас в Абад-зехии куда проще ¦-- мы сами управляем своей страной.
Князь Хатикоепш внимательно выслушал хозяина, некоторое время помолчал, как требует приличие, а потом не торопясь начал:
- Конечно, род Хаджемуковых - один из самых древних и многочисленных. В Бжедугии очень уважают и почитают Хаджемуковых. Алкес - мой друг. Человек умный, осмотрительный. Я не раз бывал у него в гостях, был принят с почетом. Но... Вот я думаю... У нас в Темиргойе князь есть князь, а в Бжедугии князей, я бы сказал, ущемляют, они должны подчиняться великому князю. Почему? Хоть убей, не понимаю! Каждый князь послан аллахом, лишь аллах стоит над ними. Один он может вопрошать: кто ты, княже, что и как ты делаешь на своей земле, как смотришь за рабами божьими, как печешься о них? Так при чем же здесь великий князь? Это я просто так говорю и не хочу, чтобы мои слова услышали в Бжедугии.
Тамбир повел плечами, усмехнулся, но ничего не сказал. А Селим поддержал Хатикоепша:
- Ты, гость, говоришь то, о чем хотели бы услышать бжедугские князья, но я не согласен с тобой. Лучше, если и над самыми умными князьями будет стоять князь. Недаром сказано: ум - хорошо, а два - лучше. Князь тоже бывает не всегда прав, иногда допускает ошибки.
- Князь не может ошибаться! - возразил уорк Ардан.
- Лошадь ходит на четырех ногах, но и та спотыкается, почему же князь не может ошибаться, разве он не такой же человек, как ты, как я?
- То лошадь, а князь -- посланник бога! - У Ардана даже плечи дернулись от возмущения.- Вам, абадзехам, тоже надо иметь своего князя. Иначе как вы собираетесь жить дальше?
- Но если у абадзехов нет такой женщины, которая могла бы родить божьего посланника? - не выдержал и вступил в разговор кто-то из тфокотлей.
- Князья не рождаются просто так, всемогущий посылает их людям по своему выбору. И выбирает какую-нибудь благословенную женщину, которая замужем за человеком из богатого, крепкого, могущественного рода,- выпятил грудь Ардан. Лицо его уже начало багроветь от бузы.
Хозяин пожалел, что начал разговор о князьях. Думая ублажить гостя, он поставил себя в неловкое положение. И Ха-тикоепш тоже жалел. Зачем говорить о князьях в стране, где нет князей? Абадзехи и так ищут повода обнажить свои кинжалы, смотрят исподлобья, как враги. Надо же быть настолько глупым, чтобы позволить втянуть себя в этот дурацкий разговор! Надо же было тащить с собой этого дурака племянника!
- Племянник,- обратился Хатикоепш,- успокойся! Мы здесь не для того, чтобы наводить в стране тфокотлей свои порядки. Лучше воздадим должное щедрому угощению, что выставил нам хозяин.
- Если ты так считаешь, зиусхан,- опомнился племянник,- я с радостью отведаю щедрых даров.
- Вот и хорошо! - успокоился Хатикоепш.- Послушайте-ка лучше притчу, которую я слышал от одного мудрого старца!
Все заинтересованно придвинулись к нему.
- Не знаю, в каком ауле это случилось, но говорят, это правда. Одному джигиту понравилась жена соседа. Сначала он мучился, держа страсть в тайне, потом попробовал завязать отношения с его женой, но понял, что она верна мужу. Наконец обманом выманил соседа из аула и убил его. Перед смертью тот сказал убийце: "Я погибаю без вины, тебе это не простится". А убийца посмотрел на росший поблизости куст перекати-поля и рассмеялся: "Кто же расскажет о содеянном мною, разве только это перекати-поле?"
Жена убитого не знала, как погиб ее муж и кто виновник его ранней смерти, поэтому спустя некоторое время она вышла
замуж за убийцу. Жили они неплохо. Но вот однажды подул сильный ветер, порыв ветра открыл дверь - и в комнату закатилось перекати-поле. Убийца тотчас вспомнил свои слова, сказанные в день преступления. Он схватил куст и мгновенно бросил его в горевшую печь. И вдруг, сгорая, перекати-поле простонало: "Убийца!" Это прозвучало так внятно, что жена вскочила и вскрикнула, обращаясь к мужу: "Он сказал, что ты убийца! Кого ты убил?" Злодей засмеялся: "Проклятый куст сказал правду!" И тогда он, думая, что жена уже совсем забыла первого мужа, поведал ей про убийство и последние слова умирающего. Женщина, опустив голову, промолчала. Но когда настала ночь и муж-убийца уснул, она заколола его кинжалом и покинула дом. Вот что я слышал о перекати-поле... Зло никогда не остается безнаказанным.- Хатикоепш перевел дух и добавил: - Какой зловредной оказалась эта женщина, правда? Не дай бог повстречать такую. Не пощадила бы!
- Она правильно сделала,- возразил Селим.
- Она отомстила за кровь, поистине мужественная женщина,- поддержал его кто-то из тфокотлей.
- А я бы,- не удержался Ардан,- завязал на ее шее косы узлом и задушил. Нельзя давать спуску тем, чьи волосы покрыты платком!.. Даже прекраснейшая из жен - тайный враг мужа.
- В женщине, покинутой мужем, сладости не остается,- сказал один из сопровождающих князя.- Что он нашел в ней, если она уже побывала женой другого?
- Я назвал ее зловредной,- попытался оправдаться Хатикоепш, чувствуя, что его слова не понравились,- только по отношению ко второму мужу. А по отношению к первому она поступила как верная жена.
- Да-да,- согласился с гостем Татау и вспомнил о другом убийстве.- До сих пор никто не знает, как погиб Наго. Не знают и имени того, кто обрек на смерть князя Шерандука. Но недаром говорят, что рано или поздно сотворивший зло станет известен. Если добро не вознаграждается, то и зло оплачивается здесь же, на земле. У аллаха свой счет нашим делам.
Упоминание о Шерандуке задело Тамбира, застаревшей болью отозвалось в сердце. Больно было оттого, что князь Шерандук, столько причинивший ему бед, столько горя Цица-ре, погиб не от его руки. Тамбиру казалось, что Шерандук ушел из жизни безнаказанным... Спустя год после его смерти Тамбир виделся с сыном князя, женой. Они рассказывают, будто убил князя человек, которого Шерандук ранил в схватке саблей. Что ж, говорили люди, он погиб как мужчина...
- Если хочешь, Татау, я назову убийцу князя Шерандука. И не только назову, а приведу его, если все хотят увидеть. Погиб он не так, как рассказывают его родственники, погиб позорно. Ну, чего же вы приумолкли? Привести убийцу?
Все будто задохнулись.
У Татау глаза выкатились на лоб:
- Баткель Мишка?
- Нет.
- Кто же?..
- Если хотите увидеть убийцу князя Шерандука, пошлите ко мне домой и передайте Мосй жене Цицаре, чтоб она пришла сюда, мол, Тамбир велел.
Татау обалдело смотрел на Тамбира:
- О милосердный аллах, о справедливейший аллах! Это неслыханно, это... это...
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 49 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |