- Что хочет князь Святослав? – спросило это дитя степного набега.
- Хочу вызвать вашего князя на поединок, - крикнул Святослав, чувствуя в себе подъём духа, предшествующий битве.
- Надо спросить князя Курю, - ответил толмач и поскакал обратно.
- Надо убить князя Курю во что бы то ни стало. Тогда они уйдут, пока не найдётся новый князь - прокричал своим Святослав и пришпорил коня.
Слуги, окружавшие печенежского князя, стали испуганно поворачивать своих коней, с мистическим ужасом выкрикивая имя «Святослав». Печенежский князь пытался их остановить, но поток увлёк его. Лишь несколько печенежских богатырей из свиты князя поскакали навстречу русским. Завязалась короткая битва. Печенежских воинов было не больше дюжины, но они задержали русских, и князь Куря ускакал с поля боя. За ним исчезли и другие печенежские воины.
- Это победа! – радостно прокричал молодой воин Варяжко.
- Нет, - покачал головой Святослав. – Они вернутся. Куря жив.
Но сегодня печенеги больше не беспокоили, и удалось перетащить ещё шесть стругов. Пришлось разделиться. Князь остался с большей частью дружины ниже порога, а десять стругов с воинами, находящиеся выше порога, переплыли на правый берег Днепра и спали в полглаза, ожидая нападения. В самое глухое время ночи и произошло это нападение на нижнюю стоянку. Отряд печенегов напал на заслон, пытаясь угнать небольшой табун пасшихся лошадей русской дружины. Отбились, потеряв трёх пастухов. Святослав тут же снарядил бывший дозор во главе с Ватяжко попытаться раздобыть лошадей у врага. Ранним утром они пригнали табун голов в шестьдесят. Лошади оказались объезженными. Сбитые холки и следы седельных ремней, вытертая шерсть на спинах вызвали радостные возгласы. Сбруи было достаточно, так как много коней было съедено из-за голода.
Поутру над становищем русичей растекался запах жареного мяса. Святослав вместе с дружинниками стоял у костра и как и они держал в руках вертел с кусками нанизанного на него мяса, ожидая когда оно сжарится и слегка подгорит сверху. Большинство насыщалось молча с сосредоточенными лицами, но иногда можно было услышать и весёлый голос, произносящий шутливые слова. Трапезу закончили быстро. По мановению руки князя вытащили четыре струга на берег. Вокруг них, подкладывая катки, засуетились гриди и слуги. Заслонная дружина, ощетинившись в первых рядах длинными копьями, с лучниками внутри строя, готовыми стрелять, с конной сотней сбоку, готовой придти на помощь в трудный момент, медленно двинулась, хоронясь за глыбами камней, разбросанных по прибрежному холму. Струги тащили у самой воды. Враги не заставили себя ждать. Казалось, их стало ещё больше, чем вчера. С дикими криками они подскакивали к русской дружине и пускали стрелы. Камни и щиты защищали русских воинов, но потери раненными и убитыми всё равно были. Пострадавших относили в струги. Русские лучники тоже не отдыхали. Близко подскакивающие толпы печенегов осыпались стрелами. Своих стрел не хватало, подбирали вражеские стрелы и пускали их обратно. Медленно продвигался русский отряд к самому опасному месту волока у порога Неясытец.
Впереди лежала ложбина сажён сто шириной, с ручейком, текущим посередине, с болотистой кочковатой землёй, лишённой камней и других естественных укрытий. Здесь-то и готовили основное сражение печенежские воеводы, понял Святослав. Оба войска остановились. Вдруг из-за валунов, которые недавно прошла русская дружина, выбежал человек и побежал в сторону печенегов. «Это же один из наших слуг!» - мелькнуло в голове у Святослава. Но уже один из конных дружинников погнал своего коня за беглецом. Печенеги некоторое время наблюдали эту сцену, но с их стороны навстречу беглецу тоже поскакали конные. Русский дружинник незначительно опережал их. Обскакав беглеца, он ударил его плашмя мечом по голове и, подхватив не успевшее упасть тело, сильной рукой втащил его на круп лошади и поскакал к своим, уворачиваясь от стрел. Лучники заставили печенежских всадников вернуться назад.
- Почему ты решил бежать? – спросил князь пойманного беглеца.
- Я хочу жить. Печенегов так много, что мы все погибнем. А если б я нынче сдался, они бы могли меня простить.
- Сейчас не мы погибнем, а ты умрёшь, предатель, - взвился дружинник Бойко, поймавший беглеца. Он обнажил меч.
- Не будем убивать его, - поднял руку Святослав, - был слугой, станет рабом. Прикуём его к веслу. Гребцы нам будут нужны. Отведите его к лодкам. В этом месте печенеги готовят главное нападение. Сейчас нужно бегом, пока они не заняли ложбину, выстроить наш заслон и быстро – быстро на руках тащить струги. Копейщики и лучники вперёд! И сразу тащите струги.
Копьеносцы и лучники рванулись выполнять приказ, но опомнившиеся враги тоже поскакали занимать ложбину. Конная сотня с князем во главе опередила печенегов. Отбиваясь от вырвавшихся вперёд печенежских всадников, она дала возможность копьеносцам занять ложбину и ближние к ней валуны. И тогда вся многотысячная конная громада ринулась на копьеносцев. Стрелы выбивали всадников. Они падали, преграждая путь другим, но масса катилась вперёд. Заболоченная ложбина не позволяла лошадям разогнаться до неостановимой скорости, и заслон из длинных копий остановил лавину. Лишь несколько десятков вражеских всадников прорвались сквозь копья и луки, и здесь с ними ратоборствовали конные дружинники Святослава. Сам князь сшибся с огромным печенежским богатырём, сидевшим на гигантском лохматом жеребце. Сверкнули, высекая искры, мечи. Кони пронесли всадников дальше. Святослав развернул коня быстрее своего огромного и неповоротливого противника и, когда тот стал поворачивать своего коня, метнул короткое копье в незащищённую шлемом полоску шеи. Тот схватил смертельное копьё, будто пытаясь вытащить его, и упал со своего лохматого коня, облив его горячей дымящейся кровью. Всех прорвавшихся конных врагов уничтожили быстро и, не давая себе передышки, по жидкой грязи ложбины перетащили струги. Дальше шли, неся потери от стрел, летящих тучами, от наскоков конницы, волоча по песку, а где-то и неся на руках тяжеленные струги. Вдруг степняки прекратили нападения и ускакали.
Оставив на каждом струге по десятку воинов – гребцов, погрузив всех раненых и убитых и немного отдохнув, дружина двинулась выручать оставшиеся струги. Обратно шли, не встречая сопротивления. Даже в ложбине их никто не атаковал.
- Не нравится мне такая тишина, - повернул голову к Асмуду Святослав.
- Они что-то придумали, - кивнул тот головой.
Перекрывая шум порога, всё громче стали слышны шум и крики странного боя. Оказалось, печенеги на конях вплавь пытались захватить оставшиеся ещё не перетащенные струги. Копьеносцы стали вытеснять наскакивающих на них печенегов, столпившихся на берегу. Увидев подмогу, два струга вырвались из окружения пытающихся забраться на них степняков, и полетели к берегу. Святослав кликнул нескольких копейщиков и лучников и, вскочив в один из стругов, полетел на выручку своего флота. Печенеги, увидев шлем князя и ощетинившиеся многочисленными копьями плывущие на них два струга, стали поворачивать своих коней к берегу. Три струга им удалось захватить и перебить малочисленную команду. Теперь они гребли на этих стругах к противоположному берегу, используя течение реки, чтоб оторваться от преследования. Гнаться за захваченными стругами не стали. Захватили около сотни мокрых печенегов и с полсотни коней. «Не холодно им в ледяной воде плавать. Дикари», - связывая бечевой руки очередного пленника, удивлялся молодой гридь по кличке Кудрявый, тот самый, сном которого любовался князь в полнолуние.
Выбора не было: оставлять струги на реке в малом числе без охраны значило потерять их. Волочь все шесть значило растянуть заслонную дружину в тонкую линию, что грозило прорывом её рядов и потерей управления войском. В заслонной дружине были большие потери за два дня боев у порога Неясытца. Тысячи воинов не набиралось. На волок стругов приказано было оставить те же четырста человек. Сделав эти распоряжения, Святослав приказал пленённых печенегов со связанными руками выставить перед дружиной, надеясь, что враги по своим стрелять не будут. Первая же туча стрел, пущенная вражескими лучниками, убила или ранила почти всех пленных. «Да! Дикари. Когда прорвёмся к Киеву, надо будет собрать войско и очистить степи от них и на восход солнца от Киева и на закат. И это нужно будет сделать раньше, чем предпринимать захват Константинополя», - решил Святослав. Заслонная дружина, прячась за валунами, стала растягивать свои ряды вдоль берега. Гриди и слуги впряглись в верёвки и равномерными рывками потащили первые струги. Странным было отсутствие наскоков вражеских всадников на дружину. Только тучи стрел, от которых не всегда спасали и прочные щиты. Разгадка такого поведения стала понятна, когда поднялись на возвышение. В ложбине стояло всё многотысячное войско врага. Кавалерийские наскоки по фронту русского войска прекратились, но начались нападения по тылу вдоль берега реки. Медленно шаг за шагом продвигалось русское войско к ложбине, где, казалось, ждала его неминуемая гибель.
- Под Доростолом было не легче, а мы выстояли. Сломим вражескую силу. Смелее, други мои, - перекрывая звуки боя, шум разыгравшегося ветра крикнул князь своим воинам. Они приветствовали его, поднимая мечи и копья, потрясая луками. Князь что-то сказал стоящим рядом с ним воеводам. Через некоторое время лучники, зажигая клоки пакли на своих стрелах, начали пускать их в сторону печенежских конников, стоящих в лощине. Едкий дым вызвал беспокойство, а потом и испуг диких степных лошадей. Началась паника, неуправляемые кони с горящими на крупах стрелами создавали хаос, и крайние стали отъезжать от массы лошадей. И следом за ними всё печенежское войско понеслось прочь от реки, увлекаемое взбесившимися конями. «Быстро! Вперёд!» - прокричал Святослав и стал помогать тащить струги. Нужно было быстро проскочить это проклятое открытое место, и все, даже воины из заслонной дружины, бросились перетаскивать струги через лощину. Впрягали в эту работу лошадей, из последних сил волокли тяжеленные корабли, сдирая кожу на ладонях, хрипя от перенапряжения, подгоняя истошными криками лошадей. Степняки, умеющие обращаться с конями, быстро успокоили их и повернули обратно к реке. Богатая добыча, о которой они мечтали, причмокивая языком, к которой стремились после рассказа грека о богатствах, которые везет в своих ладьях русь, уходила на их глазах. К этому времени уже три струга было перетащено через лощину, и гриди бежали к оставшимся трём, а дружина пыталась выстроиться в боевой порядок.
Конная печенежская лава затопила лощину, прорвала фронт копьеносцев, не успевших построить плотную цепь даже в два ряда, и отделила немногочисленную молодую дружину и несколько десятков слуг, помогавших тащить оставшиеся три струга, от основной дружины.
- Погибнут гриди, если им не помочь, - произнёс Святослав, вглядываясь в происходящее возле последних стругов.
- Дозволь, Слава, (Такое обращение к своему воспитаннику позволял себе Асмуд только наедине, но в трудную минуту люди забывают условности.) я возьму часть нашей конницы и постараюсь пробиться к гридям.
- У нас слишком мало конницы, чтоб делить её. За мной, конные витязи! Выручим братьев! – и, снизив голос, обратился к воеводе Претичу, - останешься здесь направлять войско, пока я не вернусь. За мной!
И понеслись русские витязи на многочисленных врагов. Впереди развевался алый плащ Святослава, блистал на солнце его меч. Как всегда неожиданными для печенегов были действия русской дружины и дрогнули они и только отдельные богатыри преграждали дорогу смельчакам, падая от их разящих мечей и копий. Отогнали врагов от стругов, а то уж вот-вот ухватят ящики с оружием, тюки с тканями, укладки с золотом и серебром, подаренное греческим императором в знак примирения и союза. Союза, сейчас уж понятно, преданного или самим Цимисхием или враждебной ему партией при константинопольском дворе.
- Асмуд, обратно со стругами нам не прорваться. Волоките струги к реке. Саженей сто в этом месте на реке без камней. На тот берег уйдём. Мы вас прикроем.
- Не рассыпаться, держаться в одном кулаке! – крикнул князь воинам. Струги легко пошли по уклону к реке. Кричащая, визжащая озверевшая толпа вражеских всадников бросилась на полусотню русских богатырей. Казалось раздавят, задушат массой своей, но продолжали сверкать на солнце мечи, вылетали из толпы испуганные кони без всадников или волоча мертвого печенега за застрявшую в стремени ногу. Струги с ходу, разбрызгивая воду, влетели в Днепр. Гридям Святослав приказал садиться в струги и отплывать от берега на полёт стрелы. Сам же с уцелевшими остатками конной дружины продолжал отбиваться от врагов, одетых в шкуры, меховые шапки, из под которых выбивались длинные пряди чёрных волос, с лицами, обросшими, будто на смех, клочковатыми бородами и усами. «Пробиваемся к стругам», - крикнул своим воинам Святослав, а сам застыл, вглядываясь в лицо одного из врагов. Хоть и одет он был в костюм степняка, но бритое лицо выдало его. «Гречин из Белобережья, - узнал его князь, - от него печенеги и узнали о нашем раннем походе к порогам. Шпион.» Святослав опустил щит, и стрела, направленная в него, была замечена им в последнее мгновение. Инстинктивным движением опытного воина Святослав поднял щит и стрела, ударившись о край щита, потеряла силу и, кувыркнувшись за щитом, оцарапала щеку. Едко защипало щеку, но нападавшие не дали опомниться, и новый искатель славы направил своего мохнатого коня на князя. Размахивая топором и истошно крича, он несся на князя. Святослав тронул своего коня навстречу. Не доскакав сажён пяти, печенег бросил свой топор в князя и, увидев, что тот уклонился от топора, стал поворачивать коня. Жеребец мгновенно догнал противника, и князь рассёк его до седла. Последнее усилие вызвало волну слабости в теле Святослава. Он с трудом повернул коня к берегу, где бились последние воины конной сотни. В глазах темнело, оскорбительная слабость сковывала движения. Увидев испуганно – удивлённое лицо Асмуда, Святослав, собрав все силы, только и смог прохрипеть: «стрела отравлена» и упал лицом на золотистую гриву коня. Осторожно опустили его на траву, встали полукругом, не подпуская врагов к князю. Жрец Озима вливал какие-то снадобья в подёргивающиеся губы князя. Асмуд подкладывал плащи под голову князя и боролся с тем, чтоб первая слеза в его жизни не выкатилась из глаз. Святослав лежал лицом к Днепру, могучему и непокорному здесь на порогах. Он видел плывущие к берегу струги, но его вдруг перестали волновать заботы людей. Сознание Святослава начало тускнеть. Тогда он усилием воли сосредоточился на двух тонких полосках облаков на почти безоблачном небе. «Мне знак – свастика на небе. Боги со мной. Они меня не бросают». Он в горячечном бреду, преодолевая его, снова вглядывался в мистический знак на небе, и ясно увидел, что один конец не загнут. «Это не свастика. Это сломанная свастика», - прошептал он. «Что ты говоришь, князь?» - обратился к нему Асмуд. «Свастика сломана, - беззвучно прошептал Святослав – Свастика сломана». Старый воин, отражая щитом летящие стрелы не расслышал слов князя. Угасающий взгляд князя нашёл в небе орла, парящего над полем боя. «Это мой провожатый в Ирий», - проплыла последняя мысль. Он начал обдумывать слова, которые скажет Богам, когда придёт в Ирий.
Печенеги не поверили своим глазам, когда исчез плащ Святослава. Но постепенно известие о гибели или ранении наводящего мистический ужас на них человека распространилось как огонь по сухой траве в ветреный день. Радостная злоба загорелась на их лицах. Откуда-то появился прятавшийся после кавалерийской погони Святослава за ним хан Куря и стал воодушевлять степняков на захват его тела. Но и русичи бросились на помощь и выручку князя. В нём была их сила и непобедимость, в нём была их надежда на спасение и возвращение к детям и жёнам. Прикрываясь щитами от стрел, высаживалась на берег молодая дружина со стругов. Оставив небольшой заслон прикрывать перетащенные через ложбину струги, врубилась клином во вражеское войско, выставляя ряды копий, прыская стрелами, Старая дружина. Как два островка, в бушующем море косматых всадников, затопляющем как прилив эти островки, бились до самого вечера две горстки русских дружинников. Помнили завет Святослава: мёртвые сраму не имут! Не спасли князя, но вечной славой покрыли себя верные други святославовы. Увезли тело Святослава на другой берег. Ночью подул сильный ветер, временами шёл крупный дождь, луна еле угадывалась меж туч. Будто Боги, наблюдавшие за этой битвой, за смертью своих любимых героев, печалились, бессильные бороться с Роком, предустановленным людям.
Горько заплакали деревья и травы, тяжело вздохнули мудрые волхвы, призадумались селяне и горожане. Тяжела потеря для русской земли такого богатыря и храбреца, умного и благородного князя, властелина русской земли от корня её. Родится ли когда-нибудь на Руси такой полководец и рыцарь?!! Погиб наш русский Александр в расцвете лет. Плачь земля русская!
К Р Е Щ Е Н И Е Р У С И
В Е Л И К И Е К Н Я З Ь Я Я Р О П О Л К И В Л А д и м и р И
И вечный бой! Покой нам только снится
Сквозь кровь и пыль…
Летит, летит степная кобылица…
А. Блок
Глава вводная
Дул не по-летнему холодный ветер. Ильмень-озеро волновалось, било в борта лодки невысокими волнами. Сверху заморосило. И клёв прекратился. Поплавки безжизненно прыгали на волнах. Ряса намокла, и сквозь душегрейку уже проникал сырой холод к самому телу. Болело горло, когда Никита глотал слюну.
Но отступали все эти мелочи перед тем наплывом чувств, который вызывали встающие в памяти воспоминания. Будто спал он все последние годы, а нынче проснулся и вспомнил всё дорогое. Так бывает, когда человек возвращается в родной дом после долгого отсутствия. Сюда на берег с детства знакомого Ильмень - озера приезжал он с отцом и матерью ловить рыбу «мамке на пироги». Здесь впервые посадил его отец верхом на лошадь, и захватило дух от пугающе огромного расстояния до земли. Умная старая лошадь бережно прошагала с легким, почти невесомым, судорожно вцепившимся в уздечку всадником по прибрежному лугу. Какую гордость он испытывал от отцовской похвалы. Потом они пекли в остывающем костре пойманную щуку. Мать и отец счастливо улыбались друг другу, а Никита закутался в полушубок, ощущая с одного бока блаженное тепло костра.
Отца его уважали в Новгороде как непобедимого силача зимних кулачных боёв и спокойного рассудительного человека. Прозвище его было Медведко. Он возглавлял охрану главных ворот города. Никита вспомнил, как уезжал на войну отец. Он ехал в первом ряду новгородской дружины, отправляющейся на помощь князю Святославу для удержания завоёванных им на Дунае земель. Огромный чёрный боевой конь Воронок взыгрывал под ним, видимо, чувствуя волнение хозяина. Наконец, отец взглядом нашел Никиту. Лицо озарилось улыбкой, сменившейся любовной грустью прощания с сыном и ещё каким-то значением, будто хотел дать сыну безмолвный наказ. И сейчас Никита вспомнил тот взгляд, но не решился бы словами сполна определить его содержание. Долго бежал он тогда за войском, пока не скрылось оно в густой пыли.
И ровно через год в жаркий августовский вечер пропылила к княжескому дворцу крытая повозка великокняжеского боярина в сопровождении отряда конной охраны. Рано утром у стен дворца уже стояла разноцветная немалая толпа жителей города. Никита держался за руку матери. Дворцовые ворота открыли и пустили людей к крыльцу. После долгого ожидания на крыльце появились три человека. В середине шёл высокий юноша в богатом кафтане и шапке, затканными золотом и украшенными драгоценными камнями. Губы кривила заносчивая улыбка, хотя взгляд был насторожённый и внимательный. «Княжич Владимир», - зашептали в толпе. Справа от княжича, внимательно посверкивая глазами, двигался высокий дородный мужчина, с выбивающимися из-под шапки прядями иссиня-чёрных вьющихся волос. «Добрыня», - зашелестело в толпе. Третьим был великокняжеский посол. Княжич и его спутники остановились на верху лестницы. Боярин ступил шаг вперёд и громко торжественно возгласил: «Мы, Святослав, великий князь киевский, великий князь хазарии, князь новгородский и северский и волынский, правитель болгарский сообщаем своим поданным о нашей победе над болгарским и византийским войсками в славных сражениях на реке Дунай и присоединении к нашей державе многих земель и городков на Дунае. Помощью богов наших Перуна и Рода, дающих нам доблесть и силу, богини удачи Макоши, давшей нам удачный жребий, одолели мы врагов наших, и впредь по вере нашей не оставят нас отчие боги. С великими почестями совершены тризны по погибшим воинам. Сегодня они пример мужества и доблести, и пируют в светлом Ирии с богами, и видят нашу печаль по ним. Женам погибших воинов великий князь жалует по пять золотых дирхемов. И ещё: великий князь передает жене и сыну храброго воина новгородского Медведки, закрывшего своим телом и тем спасшего великого князя в битве под Переяславцем от коварного нападения болгарского богатыря, его предсмертную просьбу и пожелание. Медведко поразил этого коварного болгарина смертью, но и сам, истекши кровью от глубокой раны, ушёл от нас в светлый Ирий. В предсмертном завещании хотел Медведко видеть сына своего Никитку, когда тот подрастёт, дружинником княжеским. Великий князь до возраста назначает Никитку в молодые гриди и, буде приедет в Киев, милостью не оставит». Рука матери, во время сообщения о смерти мужа и его предсмертном завещании больно сжимавшая руку Никитки, вдруг разжалась. Лицо её искривила гримаса непереносимой боли, как если бы она не осознавала или не верила в то, что говорил боярин, и только тогда, когда он перестал говорить, она поняла - муж погиб. Мать закричала каким-то диким нечеловеческим криком, упала на колени, потом повалилась на землю. Её подняли и, произнося какие-то успокаивающие слова, унесли в садовую беседку неподалеку. Никитка смотрел, как бабы хлопочут над лежащей на лавке матерью. Слёзы у него ещё не высохли, но взгляд стал взрослым и одновременно испуганным. Равнодушная жестокость жизни, приносящей такие ужасные известия, вдруг широко открылась ребёнку, и преодоление этого ужаса взрослило его, как если бы его поставили на край пропасти, и он заглянул вниз.
Мать Никиты хворала долго. Сильно болело у нее слева в груди, и силы в теле стало немного. Даже работа по дому была ей тяжела. Знахарка назвала её болезнь тоскливой немочью и лечила её отварами трав, но помогало мало. Последний работник ушёл осенью, и жить они стали совсем бедно. И всё-таки к весне следующего года здоровье чуть поправилось, и мать сразу засобиралась в Киев. Продали дом, корову и мелкую живность и стали ждать большого купеческого каравана в Киев. Караван собирался долго. По весне на ярмарку в Киев возили дорогие товары: заморские вина, меха, рыбий зуб, янтарь, шелка и бархат, потому собирали большой караван, чтоб отбиваться от разбойников или конных летучих отрядов кочевников, далеко забирающихся в славянские земли. Знакомый купец за небольшую плату согласился дать им место в своём обозе.
Завтра обоз отправлялся в Киев, и Никитка выбежал на улицу, чтоб в последний раз поиграть с приятелями. Все последние дни, как только выпадало свободное от сборов время, он самозабвенно играл с друзьями. Играли в горелки, в лапту, в прятки. Когда Никитка выбежал на лужайку, где собирались для игр кончанские парни и девчонки, игра уже началась. Все бежали прятаться, а Никиткин друг Хорив стоял у берёзы, собираясь водить.
- Я опоздал, давай я буду водить, - крикнул Никитка другу.
- Не надо. Прячься. Я знаю, ты завтра уезжаешь, - ответил тот.
Никитка побежал к зарослям разросшейся сирени, где он любил прятаться, так как увидеть человека там можно, только подойдя вплотную. А дальше всё зависело от бега, а бегал Никитка быстро и часто обгонял водящих. Но место оказалось занято. Там уже пряталась девочка из большого купеческого дома с их улицы. Звали её Лада, у неё были длинные белокурые локоны и голубые глаза. Она нравилась Никите, потому что не ревела как другие девчонки, когда больно попадало мячом или падала во время игры.
- Я могу уйти, - сказала она Никитке.
- Не надо. Места хватит, - ответил мальчик. И, помешкав, добавил, - Я завтра уезжаю.
- Жалко… Я знаю, - поправилась девочка, но непрошенный румянец уже заполыхал на её щеках. Никитке тоже стало почему то жарко, и он стоял, глядя на девочку, ожидая чего-то. Она не выдержала, подняла глаза, и Никитка увидел улыбающееся лицо и огромные глаза, в которые было так сладко смотреть. Девочка опустила голову, скрывая выдавшие её глаза, но не утерпела. И снова они, улыбаясь, смотрели друг на друга, погружались в глаза, стыдясь, опускали их и снова поднимали, получая несказанную радость от этого погружения. Послышались шаги, и подкрался Хорив. Никитка бросился бежать, чтоб водящий не заметил Ладу. Бежал он легко и опередил своего друга. И всё время, пока продолжались игры, Никитке было очень хорошо и почему-то грустно и не хотелось уезжать в Киев. Ладу позвали домой обедать. Позвали вскоре и Никитку собираться. Больше он Ладу не видел, но стал часто вспоминать её улыбающееся и как бы плачущее сквозь улыбку лицо.
Ехали в Киев почти целый месяц. Спали Никитка с матерью на сене, укрываясь попоной. Никитке нравилось в караване. Светловолосый мальчишка с приветливой чуть застенчивой улыбкой был самым юным членом этой торговой деревни на колёсах, и его привечали все: и прижимистые купцы и суровые ратники из охраны каравана. Ему же очень нравились лошади. Он с удовольствием подкладывал им сена или овса, если его просили об этом. Любил гладить морду соловой кобылы Желтушки, которая везла их телегу. Кобыла тыкалась мордой в его ухо и трогала губами его волосы. Становилось щекотно и приятно, и он как большие покрикивал на Желтушку: «Не балуй!» Но самую большую радость он переживал, если во время отдыха у придорожного озера ему доверяли искупать её. Ему помогали взобраться на лошадь. И он, ухватившись за её гриву, стиснув её бока коленями, восторженно счастливый, направлял её в озеро. Ноги всё глубже погружались в холодящую воду, дрожь пробегала по телу. Крик матери: «Осторожней, Никита!» - прибавлял ещё больше восторга в его душу, как будто он, купая лошадь, становился взрослее и сильнее и скоро сможет стать защитником матери. На мать Никиты неизбежные трудности путешествия подействовали плохо. Обострилась болезнь. Она снова начала кашлять, болело в груди, и, когда караван увидел стены Киева, она с трудом слезла с телеги, и нездоровая бледность лица чуть- чуть окрасилась слабой улыбкой.
У стен Киева и догнала их печальная весть. Киевский житель, гнавший коня на пастбище, был спрошен о новостях. Он долго вглядывался в усталые лица обозников и, наконец, резко погрустнев, произнёс: «Не знаете ещё? Великий князь Святослав погиб! Печенеги в днепровских порогах подкараулили»,- и, видимо, боясь показать свою слабость перед незнакомыми людьми какой-нибудь непрошенной слезой, махнул рукой и повёл свою лошадь в сторону от обоза на луг. Новость ошеломила новгородцев. Святослава любили во всей стране. При его княжении не только Русь никому дани не платила, но сама собирала выкупы с соседних государств и даже империй. Да и сама фигура первого строителя всеславянской империи очаровывала современников: неприхотливый в привычках, друг и брат каждого воина дружины и в битве всегда рядом или впереди. И вместе с тем глубокий стратег, о действиях которого со страхом или восхищением говорили современники и писали все летописи того времени.
Глава 1
Остановились Никитка с матерью на постоялом дворе. Матери место не нравилось. Хоть она и похудела от болезни, но оставалась всё ещё красивой молодой женщиной, и откровенные взгляды приезжающих и отъезжающих постояльцев смущали и тяготили её. Она ещё не свыклась со своей вдовьей участью. Будь она рядом во время похорон мужа, она, как многие русские женщины того времени, взошла бы вместе с ним на костёр. Сейчас забота о сыне давала ей силы бороться с болезнью. Нужно было устроить его, как завещал муж. Как это можно было сделать после смерти Святослава, она не знала. Помог случай. На улице Киева они встретили боярина, приезжавшего в Новгород с известием о смерти мужа и чудесном спасении великого князя. Он узнал жену и сына героя и пообещал помочь им встретиться с молодым князем Ярополком.
Никиту с матерью провели по дворцовым коридорам. Войдя в тронную залу, они поклонились, как их научили, низко-низко почти до полу. На троне сидел красивый юноша с добрым и внимательным лицом, одетый в роскошный белый жупан, затканный серебром и шапку, отороченную белым мехом. Рядом на низком стуле сидел свирепого вида муж, седые волосы которого обрамляли лицо, исполосованное шрамами. Воевода Свенельд, а это был он, повернулся к великому князю Ярополку и что-то ему сказал. Тот кивнул головой, выслушав воеводу, и обратился к Никитке и его матери:
- Мы разобрали ваше прошение. Воля отца моего великого князя Святослава для меня священна. Ты, отрок Никита, будешь дружинником, но сейчас в дружине нет наставников для твоего возраста, - князь посмотрел на воеводу и, увидев одобрительный кивок, продолжил, - Подрасти, Никита Медведко, наберись сил, а пока поживите у монахов в Берестове, в поместье моей покойной бабушки княгини Ольги, в монастыре, построенном княгиней. Отец Диомид, - позвал князь. Откуда-то из-за трона показался одетый в чёрную рясу черноволосый человек с необыкновенно крупным носом.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 25 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |