- Сила из новгородского ополчения, - открыл его имя один из зрителей.
- Один против нас двоих будешь? – удивился молодой дружинник.
- Почему? Ещё мне кто- нибудь поможет. Кто хочет?
- А, давай! – вошёл в круг молодой парень тоже из Новгорода. Он пошёл на войну, собираясь потом записаться в княжескую дружину.
- Новгородские против киевских, - загоготал кто-то в толпе.
Невысокий плотный киевский дружинник с именем Хват остановил гогочущего:
- Великий князь Святослав сказал, что мы все русичи. Здесь не киевские с новгородскими стыкнулись, а здесь, кто из русичей лучше врагам вдарит, - показал он свой крепкий кулак, -Боги и деды наши заповедали нам биться на кулачках, чтоб сильными быть и врагам не поддаться.
- Давай начинай! – закричали из толпы.
Противники скинули фуфайки, закатали рукава рубах, и, сжав кулаки, начали сходиться. Второй киевлянин по имени Остап в красивой вышитой белой рубахе, опоясанной кушаком, среднего роста, но как и его напарник плотный и крепкий, вперёд не выскакивал, но по его внимательному взгляду было ясно, что он опытный боец. Хват шёл впереди, широко расставляя ноги. Молодой новгородец обогнал своего товарища, и откуда-то сбоку ударил Хвата в плечо. Тот даже не пошатнулся, но когда новгородец махнул второй рукой, Хват наклонился, пропустив кулак поверху. Новгородец даже крутнулся на месте, и тут же получил по зубам от своего противника, так что зашатался и попятился назад. На губах его появилась кровь. «Стой!» - закричал кто-то, - кровь у молодого. Он проиграл.
- Так что же, мы проиграли? – удивлённо-обиженно спросил Сила.
- А вы с Остапом один на один схлестнитесь, - сказал знаток правил.
Сила измерил Остапа взглядом и, оценив его комплекцию, как своё явное превосходство в силе, пошёл на него. Размахнувшись со всей мощью, Сила норовил ударить Остапа в грудь, но внимательный Остап отскочил на шаг назад, и удар получился не сильный, вдогонку. Тут же Остап сделал шаг вперёд с ударом, стараясь попасть в челюсть Силы, но тот тоже был опытный боец и уклонился от этого удара, и кулак Остапа саданул его в лоб. «Добре» - проговорил кто-то. Зрители затаили дыхание. Опытный боец Сила как будто протрезвел от этого удара. Он выставил вперёд левое плечо, будто защищаясь от новых ударов, и, резко развернувшись, нанёс могучий удар правым кулаком. Остап упал. Быстро вскочил, встал в позицию, но его пошатывало. И знаток правил боя, пролезший вперёд, провозгласил победу новгородца.
- Побед поровну, - кричал он.
К площадке подошли новые бойцы. С ними шёл и великий князь в окружении молодой дружины. Предстоял не кулачный бой, а бой тупыми мечами. И противниками выступали самые главные герои прошедшей битвы: дружинник Эйснер и новый знаменитый воин Никита-кузнец. «Удар мечом по руке или ноге или любой части тела не вскользь считать победой», - громко заявил воевода Вышата, командир молодой дружины. Щит Никиты отсвечивал красной медью, шлем Эйснера сверкал холодноватой сталью. После нескольких ударов по щитам и клинок в клинок Эйснер вдруг крутнулся на месте и, оказавшись сбоку от Никиты, хотел поразить его неожиданной сменой позиции, но тот успел подставить свой щит под удар меча викинга. Ещё несколько вольтов и наскоков продемонстрировал Эйснер. Никита успевал всё отразить. Противники стали уставать, и тут Никита начал наносить мощные беспрерывные удары по щиту и мечу Эйснера. Тот парировал их, но когда противники сошлись вплотную, Никита вдруг толкнул уставшего от его беспрерывных ударов викинга, и тот, поскользнувшись упал, и хотя умело защищался и лёжа, князь поднял руку, останавливая схватку. Сконфуженный Эйснер, поднимаясь, выговаривал Никите:
- Такому наскоку я тебя не учил.
- А если б я делал то, чему ты меня учил, я б не смог победить. Этому приёму я научился ещё в детстве.
Святослав наградил обоих бойцов серебряными кубками, выпил с ними за победу русского войска.
На совете решили перетащить струги на Дон, и идти к морю. Из-за удалённости устья Волги от русских земель пока войска русского в городе не оставлять, так как в случае нападения быстро придти на помощь было невозможно. Решено было Итиль уничтожить. Обоз с тяжелоранеными, с частью драгоценностей и тканей под охраной небольшой дружины во главе с Колтом отправить в Киев обратной дорогой. На сборы и отдых отвели три дня. Снова в окоёме княжеского глаза стали появляться и исчезать всадники на горизонте. Купцы снова узнали о возможной поживе. Святослав приказал звать их. Боярин Греч, отвечавший за припасы для войска, стал уговаривать Святослава не продавать рабов и лошадей нынче, а продать их подороже в греческих колониях. Раз идём к Понту Эвксинскому, - пояснял он.
- Сколько раз я говорил, что доблестью считаю победить врага, взять его в плен, но делать человека рабом мне претит. Конечно, я не собираюсь их отпускать. Они как сорняки: заведутся снова и будут угрожать Киеву. Продай всех и поскорее, - завершил свой разнос Святослав.
Струги тащили к Дону больше двух недель. Уставшие от зноя и безводья дружинники, не раздеваясь, бросились в прохладные воды Дона. Скоро струги закачались на воде. Плыть вниз по течению не трудно, на струги посадили легкораненых, погрузили часть припасов, и войско двинулось вниз по течению реки. Скоро показались руины Саркела. Сделали стоянку. Ночью Святослав встал, будоражащий душу свет луны, вызывал мечты. Он вспомнил свои мысли здесь на развалинах год назад. Он хотел снова пережить их. «Кто мешает объединению народов, способных выполнять волю умных Богов? Византия? Да. Из оставшихся крупных государств именно Византия, старая, дряхлая, не желающая новых земель и едва способная удерживать старые завоевания, поклоняющаяся распятому Богу, призывавшему подставлять правую щёку, если ударят по левой, и бежать женщин, бежать будущих своих детей и делать другие глупости. Такого бога хорошо навязать недружественным народам, и потом владеть ими без усилий и крови. Скучная жизнь для человека, любящего опасности. Греки выродились за время после смерти Александра. Как бы презирал он нынешних своих соплеменников, которым привилась кличка «хитрый грек». Что-то я сегодня горазд ругать греков, а у самих полно трусов и предателей, если не в войске, то в городах. Пойду проверю посты», - переключил свои мысли князь.
Изнуряющая жара постепенно спала. Стали накрапывать дожди, потом они усилились. Каждая речка, каждый ручеёк превратился в бурный поток, который сбивал с ног пешего воина. Шатры промокли, а молодая дружина вообще обходилась без шатров. Лица дружинников стали хмурыми. Желанного моря всё не было и не было. По берегам Дона стало ещё труднее идти из-за обилия низин и болот. В войске появилось много больных.
С утра сквозь гряды облаков стало просвечивать солнце, и настроение в дружине улучшилось. Послышались шутки и смех среди воинов. Сквозь шум от сильных порывов ветра стал прорываться всё усиливающийся ещё какой-то шум. Почти все поняли, что это за шум, но никто не называл причину, боясь, вероятно, ошибки. И вот за новым поворотом дороги открылось это. Вызывающее шум. Шумело море. Оно открылось в своей не имеющей берегов необъятности, величии, сравнимом с величием неба. Гряды волн, с завивающимися поверху гребешками, с вольным полётом чаек, шумно обрушивались на песчаный берег, чтоб дать место новой гряде. С десяток вольных как чайки парусов то закрывались волнами, то взлетали на их гребень. Это струги учились плавать по морю. В дальней дали море соединялось с небом и казалось что небо притягивает море к себе, что дальний видимый край моря выше, чем прибрежный. Святослав читал в книгах о море, но воображение не рисовало такого его величия и чистоты. Несколько минут он не мог оторваться взглядом от глубоко поразившего его вида. Прервал его оцепенение Свенельд:
- Неподалёку должно быть греческое селение, - доложил он Святославу.
- Там заночуем, и чтоб жителей не трогали. С греками у нас мир, - сказал князь.
Глава 7
Большое греческое селение всполошилось, увидев огромное войско. Затворили ворота, стали загонять через дальние ворота пасшуюся на лугу скотину. Шансы сопротивляться были так малы, что получив заверения в мирных намерениях русичей, ворота открыли. Войско встало на лугу в шатрах. Святослав вызвал к себе в шатёр греческих старшин и попросил помощи в лечении больных.
Старшина селения кудрявый седой грек по имени Василопулос объяснил, как они лечат лихорадку. Мёдом, чесноком, сырыми куриными яйцами и растертым корнем одной травы.
- С греками у нас нынче мир. Всё будем покупать у вас за деньги, - сказал Святослав.
- Скота у нас много. Излишки можем вам продать, - добавил присутствовавший на встрече хозяйственный Греч.
Глаза греков засветились интересом. Страх и скованность их прошли.
- Предлагаем дома свои для князя и его полководцев, - с истинно посольской вежливостью обратился старшина селения. Его поблагодарили.
Дожди снова зарядили, и море глухо и беспрестанно стало шуметь вдали. Святослав часто наведывался в шатры для больных, ободрял своих орлов, требовал выполнения их просьб от лекарей и слуг. Через несколько дней у князя поднялся жар, он стал кашлять и пошатываться при ходьбе. Сильно болела голова. Эти новые ощущения сильно занимали Святослава. До этого он не мог припомнить, чтоб когда-то болел. Странный привкус во рту от тех выделений, которые он выплёвывал и высмаркивал из себя, слабость и ломота во всём теле, какое-то легкомысленное гудение в голове. Лекарь назвал его болезнь белой немочью. Прописал тёплую одежду, есть мёд и делать компрессы на лоб. Пригласили местного знахаря. Он потребовал не выходить на улицу, лежать в постели в тепле и съедать не меньше трёх зубчиков чеснока в день. Святослав выслушал все советы, рассмеялся и сказал, что не намерен выполнять их. Вышата уговорил его переехать в избу к грекам и выполнять все назначения лекарей. Он обращался к авторитету княгини Ольги, спрашивая сына её, как бы она поступила. Святослав дал себя уговорить и переехал в избу главы селения. Изба была двухэтажная, и Святославу выделили две комнаты во втором этаже. Лекарю стали помогать жена и дочь Васипулоса, старая Ликия и её дочь Елена. Елена была очень пугливая, даже диковатая, Святослав не успевал её рассмотреть. Но когда жар стал спадать, и ещё ослабевший, но уже выздоравливающий князь захотел поблагодарить девушку и взял её руку, та затрепетала в его руке, как пойманная птичка, не вырывая её, и князь рассмотрел правильные горделивые черты лица, чёрную косу, обвившуюся вокруг головки, подвижный лёгкий стан: увидел прелесть и красоту девушки; а её огненный взор сказал ему, что он ей небезразличен. Святослав сразу выпустил её руку. Елена убежала.
Выздоровевший князь не стал снимать лагеря, а с небольшой дружиной объехал морское побережье, объявляя жителям о переходе их под руку Киева, и, требуя помощи войску. К самому большому селению Таматарху подъехали, держа руки на мечах, но никто из жителей не выказал желания сопротивляться. В Таматарху жили и греки, и славяне, и варяги, и, конечно, хазары. В нескольких селениях жили славяне и ославянившиеся варяги, в других – греки и хазары – никто не осмелился оспаривать права победителя каганата. Названия новое приобретение Киева не имело. Однажды за весёлым застольем в холодный ноябрьский вечер разговор перешёл на отсутствие названия у присоединённой к Киеву новой дальней области.
- Меня с пятью сотнями дружины хотят здесь оставить, а этот дальний глухой угол даже названия не имеет, - заговорил обиженным голосом Фарлоф.
- Да какое название можно дать такому глухому углу. Живут здесь люди в глуши, в темноте, как тараканы за печкой.
- Да, этого добра здесь в каждом доме целые полки. Так и шуршат. Тьма тараканов, - подтвердил Свенельд.
- Вот и название придумали новому княжеству, - весело хохотнул Святослав, - Тьмутаракань.
- Как? Как? – переспросил Фарлоф.
- Тьмутаракань, - захохотал Вышата.
Весёлые, чуть хмельные русичи хохотали до изнеможения, достаточно было кому-нибудь повторить «Тму…тьму… таракань». Расходясь спать, кто-нибудь вспоминал название их нового княжества, в котором они нынче жили, и удержать хохот было невозможно.
Лихорадка в войске после прекращения дождей пошла на убыль. Море стало замерзать, и струги вытащили на берег. Море то замерзало ночью у берега, то на следующий день с южным ветром лёд таял.
Чернобог всё меньше и меньше света пропускал на землю. Отчаянно боролся с ним Белбог и победил. День стал прибывать. Пришло время Коляды. Колядовать без снега было непривычно и не так весело. Греки относились к колядующим как к малым детям, но в котомки к ним всё же выносили и рыбу, и ватрушки, и сладости.
Снега не было и не было, даже и в месяц Просинец. С вечера были объявлены на утро большие военные игры. И, будто готовя чистую площадку для этих игр, пошёл густой снег. К утру снег прекратился. Степь сверкала под солнцем сотнями тысяч снежинок. Ветра почти не было. Море затихло, воду сковало льдом. В играх участвовало по тысяче конных и по пятосот пеших с каждой стороны. Командовал нападающими Фарлоф, а защитниками – Вышата. Пешие воины Вышаты уже сложили стену из начинающего подтаивать снега, когда воины Фарлофа на конях проскакали возле них, задирая их словами. Пешее войско Фарлофа ушло раньше. Когда нападающие проскакали мимо защитников, несколько конных воинов защищающейся стороны выдвинулись вперёд и стали, спешившись, что-то прилаживать к редким деревьям, росшим перед их позицией. Святослав со Свенельдом и несколькими старыми воинами, выделенными следить за соблюдением правил обеими сторонами, выехали вперёд и звуком рога дали сигнал к началу схватки.
Никакого движения ниоткуда не последовало. Прошло немало времени. Повисла странная пауза. Вдруг из ближнего конца балки, полумесяцом охватывающей селение с громкими воплями стал выезжать конный отряд Фарлофа, втихомолку прошедший по оврагу, и, строясь на ходу в лаву, полетел на стоящих перед снежной стеной лучников. Те выпустили тучу стрел, лишённых для игры наконечников, Урон был небольшой. По правилам, если в кольчугу воина попадала стрела, он считался убитым. Обман не допускался. Всадники, что-то делавшие в редкой рощице перед снежной стеной, в панике вскакивали на коней и летели под защиту снежной стены. Лава настигала их. И вдруг конные, скакавшие впереди, стали падать вместе со своими конями, цепляясь за тонкие верёвки, натянутые между деревьями. Задние уже не могли осадить лошадей, да и поздно поняли причину падения первых и, догнав их, в свою очередь цеплялись копытами своих коней за хитроумно натянутые верёвки. Началась паника и неразбериха, и тут из-за стены вылетел конный отряд защитников и, размахивая деревянными мечами, напал на сгрудившихся воинов противника. Пешие защитники продолжали осыпать всадников Фарлофа стрелами. У Фарлофа были опытные воины, и они быстро организовали круговую оборону, поджидая своих копейщиков и лучников. Конники Вышаты стремились рассечь своих замешкавшихся пеших противников, но те снова смыкали ряды, несмотря на град стрел лучников Вышаты. Вот – вот подбежит пехота на выручку. Но из-за стены селения, галопом вылетела вторая полутысяча защитников и напала на пехоту Фарлофа. Через некоторое время защитников поздравляли с победой. Зрители – греки шумно выражали восторг представившимся зрелищем, поздравляя и победителей и побеждённых.
Вечером шумные компании, одетых в волчьи и медвежьи шкуры и маски, оставшиеся с недавних колядок, гуляли по селению и возле шатров войска. Среди колядовщиков замечены были и греки. В некоторых избах от бесовского представления отплёвывались, а из некоторых выносили нехитрые лакомства. Мало кто остался трезв от хмельной медовухи, виноградного греческого вина и огненных пугливых взглядов, встречающих и одаривающих колядовщиков выпивкой и печениями молодых гречанок. Самая подгулявшая компания пела песни аж до рассвета. «Дикари! Настоящего бога не знают», - ворчали отцы греческих семейств, но греки -южный весёлый народ, и азарт новогодних праздников, справляемых их гостями, не оставлял их равнодушными.
Несколько раз, выходя из избы, Святослав сталкивался с Еленой. Она, похоже, пересилила свою пугливость и стала искать встречи с ним. Святослав в полутёмных сенях не выдержал искуса и взял девушку за руку. Она вся дрожала. С трудом построив греческую фразу, Святослав сказал, что «Елена – очень красивая девушка». Она стояла, замерев, только огромные её глаза нежно светились. Их встречу прервала мать Елены, вошедшая в избу. Она, похоже, обо всем сразу догадалась. Она догнала князя, шедшего к шатрам, на окраине селения. Упала на колени и стала просить, с трудом находя понятные Святославу греческие слова, не губить её дочь. «Кто возьмёт обесчещенную в жёны?!» - голосила она негромко, чтоб не вызвать постороннего внимания. «Нет. Нет», - произносил Святослав, прижимая руку к груди, известное ему греческое слово. Этим он, похоже, обнадёжил несчастную мать, и она прекратила преследовать его. Мысли его вернулись в Киев, во дворец, где кормит грудью спокойного задумчивого малыша, сына его Ярополка желанная Леля. Он знал, что она скоро родит ему второго ребёнка. Он успокоился, Леля с чмокающим, потерявшим грудь и снова нашедшим её ребёнком было умильное воспоминание, но тут же князь вспомнил и нежное пожатие руки робкой Елены, и слёзы её матери. Припомнил, как глядел на Елену его посыльный молодой гридь Воля и приказал немедленно позвать его.
- Тебе нравится дочка моих хозяев? Елена? – спросил он его.
- Нет. Совсем не нравится. Чернявая и пугливая.
- А глаза у неё какие?! О-о-громные.
- Вижу, великий князь, вам она тоже нравится.
- А! Признался. Тебе она нравится. Давай, женим тебя.
- Мне рано жениться. Если б я был не гридем, а хотя бы дружинником.
- Ради этого я сделаю тебя дружинником.
- Не шутите, князь. У меня есть невеста. Я соскучился по ней.
- Да. Сильно может увлечь такая Елена.
Князь ушёл к себе в покой и закрыл дверь. Вечером в сенях Святослав снова столкнулся с Еленой. Девушка попыталась проскользнуть мимо него, опустив глаза. Он снова поймал её руку, и она вся затрепетала, как птичка и замерла, опустив свои огромные глаза, опушённые длинными ресницами.
- Мой дружинник влюблён в тебя, - сказал князь неожиданные для себя слова.
- А ты?! – подняла свои божественные глаза девушка.
- Я женат недавно. У меня большое войско.
Кто-то стал открывать тяжёлую входную дверь в дом, и князь отпустил руку девушки. Та мгновенно исчезла.
Вечером Святослав пошёл на берег моря, где вытаскивали из–подо льда сети.
- Сколько рыбы приготовлено про запас? - спросил он руководившего рыбалкой Греча.
- Одной вяленой рыбы почти на месяц. А быков и коров и овец тоже на месяц должно хватить, - отвечал, обдумывая каждое слово, боярин, - Да, у греков лук можно купить, - вспомнил он.
- Надоело сидеть здесь?
- Да. И домой хочется. Скоро лёд растает, реки не перейдёшь.
- Давай, боярин, готовься к походу. Через неделю уходим.
- Куда?
- Не твоё дело. Сколько денег в казне?
- Тысяч пятьдесят в диргемах. Есть золото и камни.
- Завтра днём военный совет.
Князь, сопровождаемый десятком гридей, пошёл в селение.
Единодушия на военном совете не было. И хотя последнее слово было за князем, Святослав всегда выслушивал членов совета. Свенельд выступил первым:
- Нужно ждать, когда кончится ледоход на реках и в лугах появится трава для лошадей.
- Это сколько же ждать? Два месяца, поди. Что есть-то потом будем. Муки останется чуть-чуть. У греков много не купишь. Коров и быков съедим. Что есть-то тогда будем? – снова вопросил Греч, - У нас один путь – идти к большим городам. Там и купить или забрать можно.
- Дел нынче – одна рыбалка да готовка еды. Военные ученья – это хорошо, Настоящее ученье в бою идёт. Я за поход, - выступил Вышата.
- А струги здесь бросим? – удивлённо спросил Блуд.
- Не бросим. Оставим пять сотен или тысячу. Как снег сойдёт, они на другой Понт поплывут, на Эвксинский. А там, где условимся, там и встретимся. Можно и на устье Днепра встретиться, и через пороги вместе их перетащим, - стал объяснять Вышата.
- Телеги по снегу не пройдут, - вставил своё слово Греч.
- Поклажи брать немного. На остающиеся телеги пока снег не сойдёт, лыжи наладить, - объяснил Святослав, - Вернёмся к Дону, перейдём его по льду, и дальше пойдём по направлению к Понту Эвксинскому на юг. Там и трава для лошадей найдётся. Несколько возов сена придётся взять. Снег неглубокий, лошади до травы дороются. Пять дней на подготовку. Кто ещё хочет сказать? - чувствуя в себе подступающий к горлу восторг, как бывало у него всегда, когда начинался новый поход, но стараясь не показать своих чувств воеводам, людям тёртым, ко всему привыкшим, закончил изложение своего плана Святослав.
Все молчали, представляя в воображении предстоящий путь.
- Ну, тогда собираться. Завтра выслать разведку. И всё время пути разведка должна идти на треть дня впереди. Местных проводников нанять несколько человек, хотя бы на начало пути, - быстро отдавал приказания князь.
- Великий князь, обратился к Святославу начальник стражи хазарских пленников, - знатные хазарские воины, батыры, жиды, в основном, говорят, раз каган убит, а царь убежал, они хотят служить тебе. Я видел их в бою. Они неплохие воины.
- Сколько их?
- Жидовинов человек тридцать и хазарских беков с оруженосцами сотни две.
- У нас были потери. Хорошие воины нам нужны. Отбери сам нужных и вводи в свою тысячу. Будь строгим.
Это решение Святослава не обошлось без последствий. За день до выхода войска греки привели одного из взятых на службу жидовинов. Крик стоял суматошный. Жидовина
обвиняли в том, что он пытался изнасиловать мальчика. Чернобородый носатый жидовин с испуганной бегающей по лицу улыбкой что-то горячо и бессвязно объяснял. Позвали толмача.
- Он говорит, что мальчик сам хотел. У греков мужчины любятся с мальчиками, - перевёл толмач. Заголосили греки.
- Греки говорят, что он насильно его утащил за сарай и бил мальчика, и снял штаны с него, порвал их. Мальчик кричал, и они прибежали на крик.
- Отрубите ему то, что его соблазняло, а потом голову.
Жидовин стал что-то говорить, вырываясь из рук держащих его. Он протягивал руки с просьбой к Святославу. Повторял с акцентом одно русское слово «отслужу, отслужу».
Святослав брезгливо поглядел на ревущего мужчину, и, уходя, смилостивился:
- Дайте ему помолиться и отрубите голову.
Наставления Фарлофу, остающемуся посадником тмутараканским, были деловыми: на получаемую с жителей дань набрать войска ещё хоть с тысячу. Столицей княжества сделать Таматарху, но греков и другие народы не притеснять, брать на службу, если понадобится. Посылать в Киев гонцов не реже трех раз в год, чтоб знали, как здесь идут дела. Ещё одного гридя я хочу тебе оставить, но я ему обещал сделать его боярином, то есть взять в старую дружину. Парень он смышлёный. Хочет жениться на местной гречанке. Звать его Воля. Ещё один помощник тебе будет. С гонцами подробно пиши, как идут дела. Удачи тебе, друг, - обнял Фарлофа Святослав. Ему было жаль расставаться с другом детства, с этим ославянившимся варягом, будто он снова в который раз прощался с детством и юностью.
Войско выстроилось и, получая команды, уходило в путь. Впереди шла конница, пехоту охраняли спереди и сбоку тоже конные отряды. Жители селения вышли провожать войско русичей, многие с явным облегчением. Елена стояла отдельно, не отрывая глаз от фигуры князя, гарцевавшего на белом жеребце. Лицо его с тёмно-рыжей бородой строго выступало из золочёного шлема, будто из оклада иконы. Елена не могла отвести глаз от этого лица. Мать увидела остановившийся взгляд дочери, поняла, на кого она смотрит, и повела её поскорее домой, говоря, что она простудится на сильном ветру.
Оставшись одна, Елена видела вокруг мрачные намёки на смерть и могилу. Крестовина слюдяного оконца показалась ей намёком на её скорую смерть. Ей стало жаль себя, такую молодую и красивую, что слёзы брызнули из глаз. Сдерживая громкие рыдания, она заливала слезами отвергнутой любви жёсткую девичью подушку. А мать караулила у двери, не решаясь заглянуть в комнату своей гордой дочери.
Дон перешли по крепкому льду, но дальше погода стала портиться, пошёл снег с дождём. С трудом разжигали на стоянках огонь, дрова дымили, и воины ложились спать в непросохшей одежде. Мелкие речки становились бурными потоками ледяной воды, и после каждого такого ручья приходилось вставать на привал и сушиться. Большую речку переходили по потрескивающему льду. Разведка перешла её, и показала, где зимой была наторенная зимняя дорога. Пехота с большими интервалами между людьми перешла спокойно, лишь вымочив ноги. Перешёл и обоз, но когда пошла конница, и осталась последняя сотня, сотник отдал приказ идти рысью, чтоб не отстать от остальных. Всадники сгрудились, и лёд не выдержал. Около двадцати всадников провалились в образовавшуюся полынью. Слава Макоши, их товарищи не растерялись. Они спрыгнули с коней и вытащили провалившихся, бросая им арканы. Лошадей спасти не удалось. Они жалобно ржали, выбрасывая на лёд передние ноги, но течение стаскивало их со скользкой и ненадёжной тверди льда и затаскивало под лёд. Утонуло два человека. Сотника, не уберёгшего людей и лошадей, перевели в простые воины. Вскоре вышли к морю. Лёд от края берега уже отошёл, только отдельные льдины колыхались в волнах, можно было ждать струги. Вскоре показались их лебединые шеи. Приказано было стругам плыть вдоль берега в Понте Эвксинском до впадения Днепра и дальше грести к порогам, а войско пошло через степь к порогам.
Все дружно захотели домой, и князь не противился. Он боялся, что не успеет к рождению своего нового ребёнка. Но без происшествий сухопутный поход не обошёлся. Разведчики донесли о большом становище печенегов на пути движения. Видимо, одно из племён выгуливало скот на весенних пастбищах.
- Надо остановиться и захватить их утром врасплох, - посоветовал Блуд.
- Я воюю без «расплохов», - отрезал Святослав. Но печенеги тоже разнюхали приближающееся войско, и смелые до безрассудства напали на лагерь остановившихся на ночлег русичей ранним – ранним утром. Часовые успели предупредить, и нападение отбили. Тут же бросились в погоню. Святослав со своими молодыми дружинниками был первым. Нападавшие привели прямо к успевшему переместиться племени. Схватка была короткой и жестокой. Лишь печенежский князь и несколько его слуг успели ускакать в степь. Огромное стадо овец и стада лошадей стали добычей киевлян. Захватили повозки, но мало ценного нашли там. Только в шатре печенежского князя было найдено золото и серебряная посуда. Несколько ночей оставшиеся в живых печенежские конники нападали на лагерь киевлян, пытаясь отомстить или вернуть потерянное, или освободить своих пленных сородичей. Как только получали отпор, тут же скрывались, пользуясь темнотой. Наконец, Святослав приказал устроить засаду. Побили почти весь нападавший отряд. Ночные налёты прекратились.
Шум порогов тихим безветренным днём стал слышен издалека. Прискакала разведка: у порогов нет ни наших стругов, ни печенежских засад. Широкий могучий Днепр вольный и спокойный после порогов и грозный и бурливый на камнях был для русских воинов будто частица родного дома. После почти годичного похода он нёс привет из родных мест. Спрыгивали с коней, бежали к реке, пили родную воду, благодарили Богов за сохранение жизни. Вечером волхвы принесли жертвы Богу Роду и Перуну. Кровью жертвенных животных Святослав и волхвы окропили огонь, а каждый воин отрезал от бычьей туши куски мяса, с благодарностью кропил кровью пламя и жарил освящённый кусок мяса на священном огне. Трапеза во славу Богов и людей весело гудела на берегу великой реки под шумный рёв кипящей на камнях воды.
Уже целую неделю стояли у порогов. Терпение иссякало. Наконец гонец от посланной к устью реки разведки донёс, что струги вошли в устье. Радостный Святослав послал гонца в Киев. Перетаскивали струги через пороги быстро: соскучились по дому. Перед самым трудным порогом Неясытцом, когда уставшие люди устраивались на ночлег, из Киева прискакал с малой дружиной воевода Асмуд. Недоброе предчувстие прочитал Святослав в хмуром лице своего бывшего дядьки и учителя.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 20 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |