- Что думаете, воеводы? – обратился князь к Асмуду, Свенельду и трем тысяцким, окружившим его и Знатка.
- Я по-прежнему считаю, надо на конях идти в Киев, - первым ответил старый Свенельд.
- Я думаю, надо отдохнуть войску. Если печенеги не уйдут в ближайшие дни, то втащить струги за стены и ждать весны. Рыбу ловить и коптить. Греков мы в этот раз не разбили, но и они нас не победили. Много наших дружинников погибло в этом походе, много раненных и больных. Если мы оставим их здесь, бросим струги, оставим добычу, мы признаем поражение, которого не было, - возразил Свенельду гордый Асмуд.
- Если князь разрешит, я скажу, - вступил Знатко. И, повинуясь поощрительному жесту Святослава продолжил, - Если вы останетесь в Белобережьи, печенеги не осмелятся осадить нас, но голода нам не избежать. Рыба уже плохо ловится, а скоро река замёрзнет, ещё труднее будет ловить. Скота совсем мало, и зерна тоже. Решайте, великий князь.
- А что тысяцкие скажут? – спросил князь.
- Мы за тобой пойдём, князь, куда скажешь. Скажешь, умереть нужно – умрём. Мы в тебя верим, - все трое закивали головами, поддерживая сказавшего.
- В бою надо за мной идти, а на совете думать нужно, други мои, - недовольно махнул рукой Святослав. Он отвернулся от членов совета и, глядя вдаль на Днепр и за реку, чуть склонил голову, обдумывая состояние, в котором находилась дружина, и необходимые действия для достойного выхода из непростого положения. Резко повернувшись к воеводам, Святослав заговорил быстро, не допускающим возражений голосом:
- Возвращаться, как побитые собачонки, бросив струги, оставив добытые в бою трофеи, мы не будем. Асмуд прав. Какой пример я подам своим юным сыновьям? Мы не были побеждены, и столица русского княжества ещё будет утверждена на Дунае. Ждём неделю или чуть больше и, если печенеги не снимут свой стан, ты, Свенельд, уведешь конную дружину в Киев. Останется меньше едоков. Как только река вскроется весной, будем ждать тебя с конным отрядом тысяч в десять обратно. С завтрашнего дня занимаемся заготовкой продовольствия на зиму. Если сможем перетащить струги через пороги в ближайшие дни, оставим часть запаса Знатку. Поставить охрану у стругов, шатры натянуть внутри селения. Всё!
Русские дозоры, следившие за печенегами, сообщали о разрастании их становища, так что Свенельд увёл конницу по берегу в Киев. Струги втащили внутрь ограды. Святослав, организовав охрану селения, всю свою энергию направил на рыбную ловлю и охоту. Охотники возвращались, заполевав несколько зайцев или подстрелив пяток тетеревов. Лоси, зубры и даже кабаны откочевали из высушенных засухой полей и лесов. Возможно, они откочевали из-за лесных пожаров, охвативших засушливый край. Рыбалка шла немногим лучше. Рыба уже залегала в глубокие ямы и клевала очень вяло. Хороших больших сетей в селении не было. Больших запасов на зиму сделать не получалось. Приходилось за золото скупать продукты у местных жителей. Цены всё росли, пока после праздника Коляды – Нового года купить у местных жителей меру зерна или голову овцы не удавалось даже за золотую монету. Знатко раздобывал для дружины то полудохлую худую неотелившуюся тёлку, и две тысячи человек хлебали дня два жидкую похлёбку с редкими распаренными зёрнышками и малюсенькими кусочками мяса. Охотникам повезло, они нашли медвежью берлогу. Огромный старый медведь поломал двух воинов, но наткнулся на рогатину и был проколот копьями набежавших охотников. Медведя растянули на неделю, сварили и съели даже шкуру.
Холода прекратились, снег начал подтаивать. Запахло весной. Голодные люди вылезали из дымных изб и грелись на солнце. Снег начал таять, на лугах засверкали озерца, по ночам покрывавшиеся корочкой льда. Полетели долгожданные перелётные птицы: утки, гуси, лебеди. Захоркали на зорях длинноклювы. Князь отводил душу на охоте. Ждал, когда пройдёт ледоход, торопил с ремонтом стругов. Дозоры объявляли об отсутствии печенегов на месте прежней стоянки и не находили их ни на том ни на этом берегу. Святослав рассылал дозоры по всем направлениям, но никого, кроме небольших групп всадников где-то на горизонте, они не находили. Ждать было нельзя, хотя Свенельд с войском не появлялся. Нарубили катков для перетаскивания стругов, и, дождавшись, когда последние льдины, размолотые порогами, поплыли по реке, решили на военном совете предстоящей ночью перетаскивать струги к реке и переплывать Днепр на низкий левый берег, где заливные луга облегчали волок. Повелел князь готовить молебен и жертвоприношение в святилище Перынь.
Святилище располагалось на холме рядом с селением. Оно было окружено двумя рядами невысоких валов. В центре святилища рос огромный дуб. Дуб Перуна. Бог войны и победы, бог грозы и молнии был самым насущным помощником и спасителем здесь на краю степи, этой коварной, часто засушливой равнины, всегда и неожиданно грозящей вражеским набегом живущим в Белобережьи людям. Моления о даровании победы русичам были самыми частыми молениями в этом святилище. И нынче вокруг дуба горели костры. Изваяние Перуна, вырезанное из камня и вкопанное в землю, отрешённо взирало на дружинников, сидевших и лежавших на коврах и подстилках вокруг низких столов, поставленных между внешним и внутренним земляными валами святилища. Совсем близко к священному дереву внутри малого вала поставлены были столы и скамьи для самых храбрых и сильных воинов. На отдельных столах стояли бочонки с пивом и вином, кубки и блюда. Появился князь в кроваво красном полукафтане и шароварах такого же цвета, с непокрытой головой, где только в верху гладко выбритого черепа красовался подвязанный снизу алым шнурком светлорусый чуб. В левом ухе на золотой серьге зажигались солнцем и сверкали рубин и алмаз. Рядом с князем шёл жрец Перуна седобородый и седовласый муж по прозвищу Озима в белом шерстяном платье почти до пят, затканном кружками гранатового цвета, символизирующими шаровую молнию. В одной руке жрец держал посох с головой Перуна наверху, в другой руке нож. Князь поднял руку, призывая внимание сидящих:
- Други мои! Завтра может случиться битва. Многие могут погибнуть за Русь. Жрец Озима будет молить Перуна помочь нам. Я тоже вместе с вами, братья мои, буду молить Перуна, но перед этим я хочу обратиться к Отцу нашему, Отцу всех Богов и отцу славян-русичей, подателю жизни, верховному Богу Роду.
Святослав вскинул руки вверх и начал молиться:
- О! Родитель богов и людей и всего живого! Помоги русской земле пережить трудные времена – засуху и недород, гибель сынов её в трудных походах. Помоги земле разродиться и зерном и другими дарами, сделай так, чтоб тучные стада и табуны коней паслись на нашей земле, чтоб много младенцев родилось в наших городах и сёлах, и слышен был детский смех по всей Руси. Помоги нам вернуться к нашим семьям, попроси своего могучего сына Перуна даровать нам победу, если нападут на нас завтра враги. А мы тебя чтим и приносим тебе в жертву коня.
Князь махнул рукой, и четверо слуг подвели к большому камню высокого худого вороного жеребца, держа его под уздцы с двух сторон. Стоявший за спиной князя жрец вышел вперёд, подошёл к жеребцу, держа в руке длинный нож и, убедившись, что слуги крепко держат коня, быстрым движением полоснул его по горлу. Конь вздыбился, струя алой крови брызнула из горла, но слуги повисли на уздечке и опустили его, а подбежавший с широкогорлым глиняным горшком служка мог собирать брызжущую из горла кровь в свой сосуд. Князь отпил несколько глотков из поднесённого ему сосуда и, облил сверху статую бога горячей дымящейся кровью. Окропив статую и камень кровью, Святослав поднял сосуд вверх к небесам, затем отдал его слуге, который поставил её на стол для почётных воинов. Все по очереди отпивали глотки крови.
Князь отошёл в сторону, тогда приступил к священнодействию жрец Озима. Он ударил посохом в камень, лежащий перед изваянием бога, и возопил:
- О! Перуне! Грозный Бог! Восстань, отведи от русичей погибель. Не торопи нас на встречу с тобой в светлом Ирии! Защиты требует русская земля, малы наши дети, беззащитны жёны и старики. Дружина русская изнемогла этой зимой, укрой нас от врагов туманами, сделай для них непроходимыми пути наши! Молим тебя, боже всесильный. Раньше молили о победах, а нынче о защите. Дух наш по-прежнему тверд, но слабы тела наши, и потому не хотим срама иметь перед тобой, метатель молний! Приносим жертвы тебе, Перуне!
Озиме подвели барана, и он полоснул его по шее острым кривым ножом. Полилась кровь, собираемая в сосуд. К жертвеннику подвели ещё двух баранов.
Святославу в молитве Озимы не хватило храбрости, воодушевляющей воев перед боем. И он вынул свой кинжал и, схватив одного из баранов за рога, произнёс: - Тебе, Перуне, воодушевляющему нашу храбрость и нашу силу, приносим мы эту жертву! Всегда будем мы достойны тебя! У тебя учились мы смелости и напору на врагов! С тобой вместе ударим мы на них, если выпадет нам это счастье!
Кровью и туком жертв насытили русичи Богов. Костры пылали, вспыхивал жир, капающий в огонь с запекаемых на вертелах туш. Служки разносили пиво и вино. Не жалели дорогих греческих вин. Принесли Богам мясо и положили перед ними. Дымящееся мясо разносили в больших тарелях и ставили на столах. Воины сидели, торжественные и гордые, вкушая вместе с богами трапезу, обоняя такие вкусные после голодных дней запахи мяса и вина, и пива. Глаза оживились; после первого насыщения, прошедшего в благоговейном молчании, зажурчали разговоры. Молодой, набравшийся опыта в последнем походе воин, спешил рассказать своему соседу о том, как он добыл свой харалужный меч в последней битве под Переяславцем. «Меч свой я взял у убитого болгарина, когда они нам изменили и в Переяславец не пускали. Рукоятка меча вся изукрашенная, гравировка возле рукоятки. Богатый меч. А сошлись с греками под тем же Переяславцем. Здоровенный грек как рубанёт, как рубанёт по болгарскому мечу своим харалужным мечом. Смотрю – на моём зазубрины и от одной большой зазубрины вроде трещинка начинается. Ну, думаю, треснет меч, грек меня зарубит. Он мечом махнул, я уклонился и под шлем ему свой вонзил. Кровь хлынула, а он стоит, не падает, меч выронил, захлёбывается кровью. Я его оттолкнуть хотел, а из-за него новый грек подскакал на коне. Норовит меня копьём достать. Я за убитым греком от него хоронюсь, того держу, подставляю под копьё. Потом копьё-то ухватил, а первого мёртвого гречина на конного толкнул. Конь на дыбы, а я его с коня и стащил. Копьё вырвал, он и вскочить не успел после падения, я его этим копьём и проткнул. Вот его меч-то харалужный у меня теперь. Крепкий, надёжный». Сидевший рядом сивоусый старый дружинник расправил плечи, готовый рассказать много таких историй, чуть пренебрежительно посмотрев на рассказчика, но сидевший напротив уже знаменитый своими подвигами богатырь по прозвищу Варяжко предупредил его: «Я твоё сражение с двумя греками видел. Из тебя добрый воин выйдет». Воспоминания о битвах, грустные рассказы о ждущих на Руси жёнах и детях заняли воинов перед предстоящими битвами.
Спать легли, когда солнце перешло зенит. Подъём всему войску был назначен на поздние сумерки. Ещё днём конный дозор переплыл реку разведать, нет ли поблизости печенежского войска. В день, когда перестали ждать Свенельда и получили приказ готовиться к волоку, исчез грек Иван. Пошёл рыбачить и не вернулся. В Белобережье он жил уже три года. Говорил, что его преследует большой греческий боярин за то, что он помог русскому купцу избежать разграбления этим боярином. Прижился гречин Иван в Белобережье и даже женился по местному обряду. Исчезновение это насторожило Святослава, но отменять волок он не стал. Грек мог и утонуть на рыбалке.
Первый сон у Святослава был очень тревожным. Сначала во сне его преследовал, охотился на него страшилище его детских снов – Змей Горыныч. Тогда в детстве мальчик, почувствовав свою уязвимость, стал всегда на прогулках носить с собой кинжал и посматривать на небо, не летит ли Змей Горыныч. Ему даже стало нравиться это ощущение опасности, которое давало это ожидание. Наконец, юный князь преодолел свой ужас перед Змеем. Хотя после этого несколько раз страшный Змей прилетал к ребёнку во сне. Раскрывал огромную пасть, а кинжал никак не нащупывался, и не двигались ноги и руки во сне, и крик к дядьке Асмуду о помощи был беззвучен. И сегодня то же ощущение беспомощности таким же беззвучным криком рвалось изнутри, но ужас усиливался тем, что на чешуйчатых покрытых грязной слизью шеях угадывались головы его недавних врагов. Будто одна голова походила на отрубленную голову хазарского кагана, какой её показали Святославу после взятия крепости на острове Итиль. Но во сне голова с мёртвыми закрытыми глазами щерила зубы, готовая укусить. Вторая голова смотрела холодным стальным взглядом Цимисхия, менявшимся на злорадную улыбку. Головы приближались к горлу спящего…. Пробуждение нынче, как и в детстве, спасло от кошмара. Сумерки за окном ещё не сгустились до черноты, и Святослав усилием воли заставил себя провалиться в глубокий сон. Ночь и день предстояли трудные.
Глава 9
Разбуженный Асмудом Святослав отдал приказ перетаскивать струги к реке, соблюдая тишину. Облачившись в кольчугу и шлем, князь позвал Озиму. Седовласый жрец, бывший сотник в дружине князя Игоря, отца Святослава, чудесным образом получив дар пророчества, отговаривал Игоря второй раз ходить к древлянам за данью. После убийства Игоря стал волхвом Перуна. Святослав доверял Озиме, слушался его советов, однажды предложил помочь ему стать верховным жрецом Перуна в Киеве, но тот ответил, что жрец Перуна должен быть вместе с войском и князем-воителем. Озима поверх белой длинной шерстяной рубахи опоясался ремнём, на котором в ножнах висел длинный меч и вышитый магическими знаками кисет. В правой руке он, как и во время жертвоприношения, держал посох с головой Перуна. Держался Озима очень почтительно к князю, хотя был по натуре человеком независимым. Князь пересказал ему свой сон. Выслушав, волхв вынул из кисета щепотку бледно жёлтого порошка, положил его на язык, закрыл глаза и стал раскачиваться из стороны в сторону, всё убыстряясь. На губах начала выступать пена. Тогда Озима остановился, постоял, раскачиваясь, с закрытыми глазами. Прекратил раскачиваться, будто испугавшись чего-то, открыл глаза, испуганно огляделся. Увидев князя, опоминаясь, стал приходить в себя. Видения, потрясшие волхва, соразмерились с вопросом Святослава, и он вдруг упал на колени и стал, торопясь и захлёбываясь словами, вещать:
- Князь, страшное видение было мне. Не переплывай Днепр. Вели отменить сегодняшний поход. Если ты переплывёшь Днепр, даже твой всегдашний защитник - Перун не спасёт тебя.
Святослав, проверявший легко ли вынимается меч из ножен, так и остановился с обнажённым мечом:
- Уже струги тащат к реке. Мы не можем здесь оставаться. Припасов нет ни у нас, ни у жителей. Оставшись здесь, мы умрём с голоду. Так не лучше ли нам погибнуть в бою. Ты всегда говорил, воины, погибшие в бою, идут прямо в Ирий.
- Каждый воин дорог мне. Со многими я сражался бок о бок ещё при жизни отца твоего. Но твоя жизнь стоит дороже. Княгини Ольги, матери твоей, уже нет. Дети твои малы. Что насоветуют им взрослые советники? Я предвижу: Русь ждут страшные времена.
Святослав вложил меч в ножны, подошёл к волхву и задал вопрос:
- А как же наше моление и жертвоприношение богам?
- Всему, что напряла богиня судьбы Макошь, подчиняются не только люди, но и боги. Люди же могут избежать, если заранее узнают веления судьбы. От простых богов это скрыто. Только Род может всё знать, но он никогда не нарушит своё же веление.
- Я же от тебя узнал, что меня ждёт, буду осторожен и смогу избежать злого жребия.
- Молю, отмени волок.
- Поздно, друже, судьбы не минуть, - Святослав вышел из светлицы.
Грек Иван запустил руку в дупло дуба и вытащил сломанную стрелу. Раздражённо бросив стрелу на землю, он начал топтать её ногами, выкрикивая: «Дикари! Дикари! Хуже русичей!» Так он выразил своё недовольство печенегами, не удосужившимися за прошедшие четыре дня забрать из дупла его тайный знак, предупреждающий о решении русичей отплывать к порогам. Иван был константинопольский лазутчик, пойманный три года назад белобережскими дружинниками осматривающим укрепления поселения. Его рассказу о преследовании его большим константинопольским боярином за помощь русскому купцу не поверили. Решено было принести его в жертву Перуну в благодарность за защиту от врагов. Спас его славянский обычай: сохранять жизнь врагу, если славянка согласится взять его в мужья. Вдова, утонувшего в Днепре рыбака, по имени Онежка добродушная полноватая баба поверила словам грека и прокричала его в мужья. Так он и остался в Белобережье. Вскоре через греческих купцов он сообщил о своём местонажождении в Константинополь. Ему поручили сообщать о передвижениях русичей и печенегов в низовьях Днепра. Последнее задание ему - сообщить печенегам о выходе русской дружины из селения - оставалось невыполненным. «Дикари эти не взяли мой знак, а мне отвечать придётся. Что там в Царьграде подумают? Скажут, обрусел или подкупили, - испуганно соображал грек. – Коня моего русская дружина съела. Конечно, хорошо заплатили. Золотом. Но как я здесь в степи без коня кочевников этих диких найду? Еды на два дня может не хватить. Не найду через два дня, вернусь домой. И останешься там навсегда. Онежка, конечно, добрая баба. Спасла меня. Но гнить в глуши среди дикарей! Хочу в Царьград!»– дёргал свою редкую бородку Иван. Успокоившись, он наметил себе путь на вершину ближнего холма, чтоб оглядеть окрестности. «Если через два дня не найду печенегов, вернусь в Белобережье. Лучше жить в деревне, но остаться живым», - принял решение грек и, оглядевшись по сторонам своими чёрными близко поставленными глазами, зашагал к холму. Целый день он провёл на вершине холма, надеясь увидеть в окрестностях какой-нибудь печенежский отряд. Ночью никаких костров, показывающих место кочевого становища, не зажглось. Ночь он провёл, страшась диких зверей, в развилке огромного дуба, росшего на склоне. Страшно замёрз, и утром развёл костёр, чтоб согреться и зажарить рыбу, пойманную в Днепре. Не справившись с голодным аппетитом, он съел целиком большую щуку, половину которой хотел оставить на вечер, и тут же, насытившись, немедленно уснул у костра. Разбудили его пинки меховых сапог по его телу. Открыв глаза, Иван увидел косматые нечёсаные бороды окруживших его людей, злорадные выражения их лиц. Больше десятка человек окружили догораюший дымящий костёр и испуганного грека. Неподалеку стояли их лошади, и несколько человек держали их за уздечки. Получив ещё один пинок в бок, грек Иван вскочил на ноги. Два человека схватили его за руки, а третий расстегнул пояс с висящим на нём длинным кинжалом и колчаном со стрелами. Руки ему связали и стали привязывать на шею длинную веревку, чтоб тащить взятого в плен человека. «Я – посол греческого императора!» - закричал грек на своём языке и повторил свои слова на русском. Лица замерли, будто окаменев от удивления, и это длилось довольно долго. Наконец, человек в куньей шапке что-то спросил у другого, одетого попроще. Тот, видимо, дал примерный перевод сказанного пленником. Последовало новое длительное молчание, после которого предводитель приказал верёвку с шеи грека снять. Его посадили на свободную лошадь, привязали к седлу, связав руки, и отряд поскакал к становищу.
Шатёр по стенам и по полу украшали яркие ковры. Хан сидел на кресле с высокой спинкой, обитой шкурами двух барсов так, что их головы щерили свои пасти с верхних краёв кресла – трона. Два богатырского вида воина стояли по краям трона. Лицо хана выражало злобу и презрение ко всем и всему происходящему. Искривив губы, хан произнёс несколько слов:
- Лазутчик русичей. Рублю голову, - перевёл слова хана толмач.
- Я – Иван. Греческий лазутчик. Стрелу в дупле дуба я оставлял, предупреждал, что Святослав с дружиной на стругах с богатой добычей идёт к порогам. Дружинников мало – двенадцать раз по сто. Я же всё уже передавал вашему человеку.
- Моему не передавал. А хана Кучума я прогнал. Здесь мои пастбища.
- Мой император отдаёт тебе всю добычу русичей, раз ты самый сильный здесь. Русь – твои враги и враги моего императора, - быстро соображал хитрый грек новые обстоятельства.
Хан вскочил, вынул саблю и, вцепившись в волосы грека, начал водить саблей у его шеи, бешено крича:
- Хан Куря не будет спрашивать разрешения у императора нападать ему на Русь или не
нападать, - хан опустил саблю.- Поедешь с нами. Соврал – убьём.
От селения к берегу Днепра вёл пологий спуск. Струги легко стаскивались вниз. На борт клали помост, заводили по нему двух-трёх лошадей, взбегали дружинники. С громким плеском убирали помост, весла вставлялись в уключины, и, повинуясь командам старшего, равномерно начинали грести. Один за другим струги отплывали от берега, исчезая в густом тумане. Святослав, руководивший переправой, на прощание обнял воеводу Знатка, помогавшего со своими воинами грузить корабли, поцеловал его:
- Если нам удастся без боя обойти пороги, печенеги отомстят вам. Будьте на страже, - предупредил он его.
- Знаю, великий князь. Плохо, что с оглядкой-то и в поле выходить придётся. Дай Макошь вам удачи! Тогда и мы будем защищены или отомщены.
Легко взбежал князь по помосту в ладью, махнул рукой, и помост шлёпнулся в воду. Заскрипели уключины, и последний струг растворился в тумане и непогоде. Ветра почти не было, и паруса не поднимали, налегали на вёсла. Туман густел. С кормы не было видно носа корабля. Что-то зловещее чувствовалось в наползающих клубах тумана. Звуки глохли, неясные силуэты людей пугали, будто плыли они по какой-то реке из загробного мира. Наконец сбоку показался неясный силуэт другой ладьи. Порывы встречного северного ветра стали разгонять вязкий туман. Впереди вдали на реке гребли вверх другие струги. К вечеру доплыли до первого порога. Там уже ждал конный дозор. Печенегов они не встретили. Выставили дозорных на берегу и спать легли в ладьях.
Утром Святослав позвал лоцманов на совет и задал им вопрос:
- Можно ли пройти некоторые пороги без волока, по руслу?
- Это очень опасно, великий князь. Воды много и некоторые камни скрыты под водой. Течение быстрое, если не справимся с ним, сядем на камни. Струг может перевернуться, - ответил старший и опытный лоцман по кличке Весло.
- Если б вниз плыть через пороги, легко бы прошли по такой воде, великий князь, а вверх, против течения разобьём струги, - заговорил рыжий высокий мужик по кличке Карп.
Князь задумался на несколько мгновений и, вскинув голову, стал излагать свой план воеводам:
- Вся старая дружина будет стоять в заслоне на берегу. С ними половина гридей, тех, кто искусный лучник. Коней отдать в старую дружину. Варяжко, организуй дозор на дальних подступах к заслону. В каждом струге, готовом к перетаскиванию и стоящем у берега, оставлять по четыре гребца и на руле лоцмана или рулевого. Всем остальным перетаскивать струги. По четыре струга за один раз будем перетаскивать. Да будут нам помощниками Перун и Макошь! Кто хочет добавить?
- Любо! Великий князь! Любо! – раздались крики.
Святослав появлялся везде. Его исхудавшее загорелое лицо светилось среди вцепившихся в струги гридей и радовалось вместе с ними, когда очередной струг, поднимая брызги, возвращался в реку, покачиваясь на волнах в заводи за порогом. Князя на его боевом коне видели расставляющим старых дружинников на прибрежном холме за огромными валунами, защищающими от стрел. И вместе с конным дозором объезжал он вершину холма, высматривая врагов. Ещё засветло приплыли русичи к следующему порогу, но перетаскивать струги сегодня не стали.
На следующий день прошли ещё один порог. Во все дни по берегу посылали два конных дозора. Один шёл недалеко от берега, и в случае опасности дозорные готовы были броситься в воду и плыть к стругам. На крупе их лошадей были привязаны ремни, за которые можно было втащить на струги и лошадь. Второй дозор, составленный из пяти воинов старой дружины во главе с сообразительным дружинником Варяжко, отходил далеко от реки. Коней они оседлали самых резвых. Днём они прятались в перелесках, а вечером выезжали на разведку, влезали на господствующий над местностью холм и высматривали костры печенежских становищ. Пока всё было спокойно, и дозор возвращался к реке, сообщая князю и воеводам обо всём увиденном. Так прошло ещё несколько дней, и стал уже слышен шум самого длинного и коварного порога, называемого Неясытец.
- Род хранит нас. Полпути пройдено, - заслышав шум порога, радостно сообщил Святославу рулевой.
- Ты тоже думаешь, Асмуд, что, если печенегов предупредили, они будут ждать здесь на Неясытце? – обратился князь к своему воспитатаелю.
- Да, Слава.
- И гречин из Белобережья неспроста исчез?
- Да, Слава.
- Завтра всё и узнаем.
Носы стругов вытащили на прибрежный песок. На ночь назначили усиленную охрану во главе с воеводой Претичем. Глаз было приказано не смыкать, так как шум порога мог скрыть шаги подкрадывающихся врагов. После скудного ужина дружинники расположились кто в корабле, кто прямо на песке, подстелив ковёр или попону, сняв металлические доспехи. Громкий храп раскатывался над берегом, вызывая весёлую улыбку у князя, обходящего сонный лагерь с Асмудом и жрецом Озимой.
- Я никогда не замечал у Вас, великий князь, страха смерти, привычного для простого человека. Его у Вас нет?
- Есть. Если бы не было, меня легко было бы убить, Озима.
Луна, прячась за легкие облачка, вдруг выкатывала из-за них, освещая реку, дробясь на её ряби и сказочным прозрачным туманом накрывая струги и берег со спящими воинами. Вот лежит на ковре молодой светловолосый дружинник, раскинув руки. Луна освещает белый шрам на его щеке, лежащие рядом кольчугу, меч и шлем, сверкающие под луной драгоценным блеском. Чему-то улыбается во сне светловолосый богатырь. Волшебным неожиданным покоем веет от сонного царства. Божественная Лада насылает весенние сладостные сны. И стойкий Озима ушёл спать, со Святославом остался один Асмуд.
- Я давно хотел спросить тебя, Слава, почему ты не послушался матери своей княгини Ольги, когда она уговаривала тебя принять христианство? Ведь не смеха же дружины ты боялся, как ты ответил ей? Я знаю, ты любил её. Признаюсь, я её тоже любил. Она была мудрая необыкновенная женщина.
- Я был непослушным сыном, но маму я очень любил. Она хотела воспитать из меня воина, и мне понравилась такая судьба. Она сделала тебя, искуснейшего из воинов, моим наставником. Ты научил меня блестяще управляться с мечом раньше, чем я научился хорошо говорить. Ведь так? Когда я вырос и стал величаться великим князем, я часто оставлял её в Киеве управлять княжеством. Я воевал, а она правила. Вечная ей благодарность и любовь. В детстве ты читал мне книгу об Александре Македонском. Это была моя любимая книга. Я обожал Александра, молил богов сделать меня похожим на него. Восхищался греками – воинами Александра. И очень удивлялся тому, что мои предки - князь Олег и отец мой Князь Игорь – брали дань с огромной греческой империи. Когда мать моя стала присылать ко мне христианских священников для обращения в христианство, я стал догадываться, почему греки стали плохими трусливыми воинами. Их такими сделало христианство, превратившее их в уступчивых овечек. Я убедился в этом прошлой осенью под Доростолом. У нас было меньше десяти тысяч воинов против стотысячного войска Цимисхия. Они не могли победить нас в открытом бою и с радостью заключили с нами мир, не забыв предупредить печенегов о нашем возвращении. Такими сделало христианство потомков воинов Александра, тысячу лет назад героически завоевавших весь мир не очень большим, но смелым и умелым греческим войском.
- Им боги помогали.
- Озима говорил, что имя Зевс – другое имя нашего Перуна. И сейчас мы перенимаем славу древних греков. Посмотри вокруг, какую красоту этой ночью показывают нам Боги. Спать не хочется.
- Завтра трудный решающий день, князь. Надо отдохнуть.
- Ты моя вечная нянька, Асмуд.
Глава 10
Утром вернулся дальний дозор, и Варяжко сообщил тревожную новость: на дальних лугах видны следы от большого числа всадников и от полозьев кибиток. Следы трёх-четырёхдневной давности. Следы поворачивали в степь и, пройдя по ним несколько вёрст, дозорные вернулись на берег Днепра к началу порога с нехорошим именем.
Первые четыре струга закачались на воде выше порога, когда чёрные точки всадников стали появляться на дальнем краю прибрежного луга. Печенеги! Холодной дрожью перед предстоящим неминуемым сражением пронеслось это слово среди дружины князя. Всё больше и больше чёрных точек появлялось на лугу, всё ближе и ближе, укрупняясь, так что всадника и лошадь можно было разглядеть отдельно, подъезжали они к княжескому заслону, хоронящемуся за валунами. Уже среди рассыпавшихся по лугу печенежских всадников стал виден центр, где гуще было конных, доспехи богаче и один из конных размахивал знаменем. За знаменоносцем ехал всадник в роскошных доспехах, отсвечивающих на солнце. Печенеги, видимо, давали отдохнуть своим лошадям после долгой скачки. Святослав приказал всем своим конным воинам собраться вокруг него. Стругам приказывалось отплыть от берега на длину полёта стрелы. Остальное войско получило приказ, укрываясь от стрел за валунами, двигаться по мере возможности к оставшимся ниже порога стругам. Святослав с небольшим отрядом конных дружинникпв, всего десятка в четыре, с развевающимся княжеским знаменем неторопливой рысью двигался в сторону печенежского князя. Навстречу им подскакал, отделившись от свиты печенежского князя, молодой воин, в лице которого видны были славянские черты.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 25 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |