И я обнял его. Крепко обвив ладонями талию. Припав к шее, волосам — таким любимым, таким родным. Мой мальчик.
Четыре.
Пять.
Шесть.
Я всегда так боялся терять.
Отпустить — не это ли главная боль?
Та, что убивает детей и превращает их во взрослых.
— Джерард...
— Ты бы бросил все ради меня?
Парень поднял на меня непонимающие глаза.
— Ты бы поехал со мной на край света, если бы я позвал тебя? — спросил я, держа его лицо в своих ладонях.
Он ничего не отвечал, а только смотрел на меня.
— Ты бы согласился, если бы этим днем стал сегодняшний?
Семь.
Восемь.
Девять.
Когда-то все мы были детьми.
Одинаково слепыми и по-разному отвергнутыми.
Я знаю, я сам был ребенком.
И я слишком много врал себе и остальным.
Смотря друг другу в глаза, мы словно искали что-то. Я точно. Но я не знал ответ. Только ощущал разрывавшее все внутри меня чувство грусти. Той самой, которая преследовала меня уже не первую неделю.
— Да, — неожиданно произнес Фрэнк одними губами.
Я опустил руки и приподнялся.
— Что?
Лицо парня озарила улыбка.
— Я согласен отправиться за тобой куда угодно.
Не медля, он прижался к моим губам, обхватил одной рукой мою шею. Со всей своей любовью и преданностью. Я ответил на его поцелуй, чувствуя невероятное облегчение. Чувствуя уверенность — Фрэнк любил меня. Господи, любил. Как я мог сомневаться?
Я взял его за руку, и мы вышли из номера. Мои потные ладони тряслись, но я всячески пытался скрыть возникший мандраж. Перед глазами реальность закручивалась в вылинявшую простынь спиралей — я старался сохранять равновесие. Не дойдя до лестницы, я развернул парня к себе и произнес:
— Послушай, — мой голос дрожал, но я знал, что должен сказать ему. — Ты сейчас возьмешь наши вещи и поедешь в аэропорт Нарита. Не спрашивай меня ни о чем, просто сделай так, как я говорю. Я буду позже, дождись меня. Когда я присоединюсь к тебе, мы возьмем билеты на первый попавшийся рейс и улетим отсюда навсегда. Ты слышишь?
Молча глядя в мои глаза, Фрэнк просто улыбнулся краем рта и кивнул. В ту секунду нас будто накрыло дождем, и мы вернулись на тот мост, где когда-то встретились. Я помню, как это было. Наша первая встреча навечно останется в моем сознании. Что бы с ним ни произошло. Что бы его ни сломало. Что бы его ни исказило.
<i>— Обыденный вечер. Ты так не считаешь?
— Слишком дождливый для обыденного.
— И слишком одинокий.</i>
— Ты ведь придешь?
Он хотел знать в то мгновение, когда мы готовились взлететь над пропастью. А может, мы уже взлетели? Может, мы научились летать?
— Я обещаю.
Мне становилось только хуже, но я старался не обращать внимание. Не сейчас. Мне необходимо было успеть кое-что сделать, перед тем как отправиться в аэропорт.
Такой знакомый маршрут. Я слишком много раз ездил сюда в последний месяц, что выучил каждый дом и каждый поворот.
Ресторан Morimoto.
Оказываясь здесь из раза в раз, я ничего не ощущал внутри себя. Я шел на зов сообщения, которое нашел у себя в номере, и просто ждал. Но сегодня все было иначе. Во мне нарастало чувство странной фатальности. Должно было что-то произойти.
Когда я открыл тяжелые двери и зашел в помещение, все взгляды обратились на меня — официанты, охранники, посетители застыли с вопросом на лицах. Они читали газеты и знали, что я совершил. Все были в курсе, кроме меня самого.
Чья-то рука взяла меня за локоть.
— Джерард, зачем вы пришли?
Я повернулся. Взволнованная Минако смотрела на меня с недоумением, нарисованным на ее нежном лице.
— Пожалуйста, Джерард, — девушка пыталась меня вразумить, отчаянно подталкивая к двери, — уходите отсюда.
Я заметил, как менеджер ресторана нервно говорил по телефону, бросая короткие взгляды в мою сторону.
Сжав на пару секунд тонкую ладонь японки и произнеся ей короткое «я должен», я легким движением оттолкнул от себя официантку и направился вглубь ресторана.
Привычный полумрак. Запах дорогих блюд и алкоголя. Блеск ожерелий, зажимов для галстуков и кожаных портмоне. Проходя мимо посетителей ресторана, я слышал, как люди шептались за моей спиной, чувствовал, как они показывали на меня пальцем. Я обогнул ряд столиков и, остановившись, медленно поднял глаза. В следующий момент я столкнулся с другими глазами. Глазами человека, который ждал меня.
Майки.
Он сидел в кресле, положив одну ногу на другую, и пил белое вино. Увидев меня, брат аккуратно отодвинул бокал в центр, но ничего при этом не сказал. Я сделал шаг ближе и сел напротив него. Напротив своего отправителя сообщения. Он все-таки пришел.
— Один знакомый поведал мне, — заговорил Майки через некоторое время, — что какой-то человек изо дня в день приходит в ресторан Morimoto в Синагава и кого-то ждет.
Я посмотрел на него.
— Я сразу понял, что это ты.
— Почему ты пришел только сегодня? — спросил я.
В ответ Майки выждал паузу. Его брови сдвинулись.
— Ты же знаешь, я был здесь около месяца назад, когда попросил тебя встретиться со мной. Но ты так и не явился.
<i>— Ну, я надеюсь, вы не будете ждать несколько часов, как один наш посетитель дня три-четыре назад.
— Посетитель?
— Да. Пришел так же, как и вы, где-то около четырех, и прождал до восьми вечера, но к нему так никто и не присоединился. Он был крайне расстроенным.</i>
— Впрочем, мы увиделись с тобой позже...
— Что? — не понимал я. — Я же приходил сюда каждый день. Каждый чертов день в четыре часа. Как и было сказано в сообщении.
Брат молчал. В его глазах росла озадаченность.
— Послушай, — я чувствовал, как в висках колотило. — Я здесь, только чтобы узнать, зачем. Скажи мне, зачем ты позвал меня сюда. И мы с Фрэнком покинем Токио. Он уже ждет меня в аэропорту...
— Джерард, — тихо перебил меня Майки точно не своим голосом.
Я не сразу заметил, как он побелел. Глядя на меня с растерянностью, он долго ничего не мог вымолвить.
— Ты что... — брат снизился до шепота, — совсем ничего не помнишь?
Гул в голове становился громче. Скривив лицо, я обхватил ладонями шею.
— То, что произошло месяц назад...
<i>Беги. Ты должен бежать отсюда.</i>
Проведя по влажным волосам, я отрицательно покачал головой. Майки долго не решался продолжить, смотря в стол и перебирая пальцами по стеклу бокала. Я ждал. Взглянув на меня через какое-то время, брат вздохнул и покачал головой.
— Я должен был догадаться. Черт... — он сжал зубы. — То, что случилось...
— Какое это имеет значение?
Я начинал злиться — чего он от меня хотел?
Уловив перемену в моем лице, Майки сложил руки перед собой и, вытянувшись вперед, сказал твердым тоном:
— Для нас троих — тебя, меня и Фрэнка — это имеет огромное значение, — его губы сложились в тонкую линию. — У нас общая история.
Мы пересеклись взглядами. Я знал, он расскажет мне все.
<b>POV Frank</b>
У клуба я был в уже половине девятого. Держа сумки с костюмами и прочим необходимым для выступления, я поднял голову и взглянул на темное здание. Я знал: здесь никогда не горели огни и не висели неоновые вывески — все было секретно, просто так туда не впускали. На входе я произнес охраннику ключевое слово, которое мне предварительно сообщил Стэн, и, тщательно осмотрев содержимое сумок, мне дали пройти внутрь.
Темнота все больше обрастала светом и приглушенными голосами, в то время как я проделывал короткие шаги вперед. В тусклом черном возникли сверкающие нити кубового. Чуть позже — золотого. Тонкие прозрачные лучи, едва касавшиеся стен и предметов. Трехцветный полумрак, где каждая тень рисковала раствориться. Где исчезал ты сам и тут же появлялся снова.
Знакомый зал... Силуэты мужчин, сидящих в профиль. Их морщинистые руки, тянувшиеся к бокалам с сётю[1] и авамори[2]. Их обветренные губы, которые они нетерпеливо облизывали. Их взгляды, один за другим направленные на сцену. Атмосфера почти религиозной таинственности, которой пропитываешься в безлюдных церквях, стоя напротив зажженных свечей и расписных икон. Общее волнение — необоснованно сильное, спрятанное под куполом транса, облака самовозникающего гипноза. Я на мгновение остановился и задержал дыхание — чтобы прочувствовать всю энергетику этого места, — пока возле меня не вырос отоконоко и не повел на регистрацию, а после — в специальную комнату, где я мог переодеться.
Большая гримерная, явно рассчитанная на всех участников, пестрила узорчатыми тканями, бамбуковыми зонтами, блестящими клинками и цветами, чьи лепестки были небрежно разбросаны по татами. Молодые отоконоко, разговаривавшие наперебой, красили губы, курили, расчесывали парики и кутались в кимоно. На их лицах, отражавшихся в зеркалах, читались сосредоточенность и волнение. Припудривая щеки, одни напевали что-то бодрое себе под нос, другие, примеряя гэта, повторяли па, третьи тараторили на японском, передавая друг другу бутылку саке. Встав недалеко от входа, я занял свободный стул и спросил время. Ровно девять. До выступления оставался ровно час, а Стэна по-прежнему не было.
Достав из сумки косметичку и зеркало, я устроился удобнее и начал наносить белый тон. Мои мысли занимали лишь наша с Шайори ночь и слова, сказанные парнем утром в дормитории. То, как он смотрел на меня. То, как он назначал кому-то встречу в ресторане в Синагава. Я сжал губы. Почему Стэн утаил от меня? И зачем ему потребовалось встречаться с этим человеком именно сегодня — когда у нас такой важный вечер?
— Мы выступаем последними. У нас двенадцатый номер.
Шайори стоял напротив меня со слабой улыбкой на губах. Я поднялся и, отложив зеркало, обнял парня одной рукой. Но он не обнял меня в ответ. Только слегка оттолкнул меня от себя и отвел взгляд. Я остановился в некотором замешательстве.
— Значит, будет около одиннадцати, — Стэн не смотрел на меня.
Нагнувшись, отоконоко стал доставать наши вещи. Я мог сказать. В ту минуту я мог сообщить, что все знал. Знал, где он провел последние несколько часов. Мог упрекнуть, выразить недовольство, потребовать объяснений... Но не стал. И никогда бы не позволил себе это сделать.
Потому что я любил его. Сильнее, чем кого-либо. И мне было абсолютно плевать на все анонимные звонки, загадочные встречи, даже наш номер. Все, что я делал, было ради Стэна. Ради него я творил вещи, в которые не верил сам. Единственное, что играло роль в этом спектакле жизни, — то, что мы были вместе. Я не нуждался в ответах, пока он был рядом со мной.
Мы начали готовиться к выступлению. В молчании и никуда не спеша. Шайори помогал мне наносить грим, в то время как я не отрываясь смотрел на него. Я то и дело вспоминал, как мы ночью занимались любовью. Как стонали в унисон. Как растворялись друг в друге. Воображение рисовало затуманенные картины, отчего я с силой сжимал свое кимоно. Все было непроизвольно — не время для фантазий, но я не мог остановить поток вспыхивающих образов. В какой-то момент я не выдержал и, прижав Стэна к себе, жадно поцеловал его. Отоконоко попробовал избежать контакта, что у него не вышло, — мой язык уже был у него во рту, а ладони сжимали бедра. Наконец увернувшись, он выдохнул и приложил палец к моим губам.
— В чем дело? — прошептал я: в гримерной уже никого не было, нас никто не мог увидеть.
Парень промолчал, отвернувшись на мгновение, а после вновь приступил к моему макияжу. Почувствовав себя отвергнутым, я не стал продолжать свои действия.
Спустя около получаса мы покинули комнату и заняли место за кулисами. Со сцены лилась прекрасная музыка, трое отоконоко исполняли свой плавный танец. Продвинувшись вперед, я посмотрел в зал — он был полностью заполнен. Дым от сигарет проникал даже сюда, сквозь его завесу я стал наблюдать за танцующими. Мне не хотелось сравнивать себя с ними, но я понимал, насколько проигрывал их грации. Стэн говорил, что у меня все получалось, но уверен, он просто хотел подбодрить меня. Обернувшись на парня, я заметил, каким задумчивым он был. Это было уже не впервые. Шайори точно вел внутреннюю борьбу с самим собой — столько противоречивых эмоций играло на его лице.
Что же с тобой было не так?
На ожидание нам потребовалось больше времени, чем казалось на первый взгляд. Номера не объявляли — озвучивание имен происходило за кулисами. Когда вызвали нас, время на часах близилось к полуночи. Я весь сжался, с волнением взглянул на Стэна, который, подойдя ко мне, вдруг мягко обнял мои плечи. Неожиданно его нежелание прикасаться ко мне, даже просто смотреть на меня сменилось проявлением нежности. Той нежности, которую я от него так долго ждал.
— Посмотри на меня. Все будет хорошо.
Его голос. Такой бархатистый, такой чарующий... Мы пересеклись взглядами. Парень улыбался, заставляя меня тонуть в его глазах. Наклонившись ближе, он притянул меня к себе и, чтобы не смазать грим, легко прикоснулся к моим губам. Я опустил веки, желая протянуть этот момент. В ту секунду, слушая свое сумасшедшее сердцебиение, я окончательно понял, насколько потерял голову от этого загадочного мальчика в женском кимоно. Он влек меня к себе. Он заставлял хотеть его каждую минуту. Он стал моим личным миром. Он стал для меня всем.
Подойдя к сцене, я, окрыленный чувством любви, совсем забыл о страхе. Я готов был исполнить номер так, точно проживал последний день на земле.
Изумрудный шелк, полосками порхавший на сцене. Тонкий, словно крылья мотыльков, он был похож на восточный ветер. Он олицетворял свободу, которой не существовало. В нем пел дух местной самобытности, той красоты, той таинственности, что электризовали воздух в пределах этих стен и вне их... Смотреть. Выискивать силуэты в летящих тканях. Там нет их — только призрачные тени, только фантомы загадочных гейш.
Заиграл сямисэн[3]. Шелк продолжал струиться волнами. Свет на сцене постепенно темнел, погружая помещение в полумрак. Раздались первые звуки барабанов, и среди тканей возникла фигура в черном кимоно. Она была точно статуей, не двигалась, скрывая свое лицо. Все присутствующие в зале застыли. Я ждал, стоя позади.
Пара секунд, и сцену оглушил повторный грохот барабанов. Свет стал стремительно меняться — от глубокого черничного к ослепительно-белому. Посетители зажмурили глаза. Короткая вспышка... Когда все обратили взгляды на сцену, ткани поменяли оттенок — они стали иссиня-черными. Зал заполонил красивый женский голос, и среди летящего шелка возникла маска. Разноцветная маска японского бога, выражавшая гнев, — широкие сдвинутые брови, красные глаза, огромные клыки. Силуэт в маске стал плавно передвигаться по сцене под музыку сямисэна, то сливаясь с тканями, то появляясь точно ниоткуда. Сначала это были короткие хаотичные шаги и медленные взмахивания руками, пока постепенно движения не превратились в танец. Женский голос продолжал петь, беря высокие ноты. Это была песня простой японской девушки, трагически потерявшей семью и после обратившейся к злым духам, чтобы те сделали ее одной из них. Гибкое тело Стэна извивалось. Он протягивал вперед тонкие руки, рисуя в воздухе узоры. Те успевали отразиться в воздухе секундными картинами, вызывая восхищение у посетителей, — между пальцами Шайори были зажаты неоновые лампочки. Отоконоко точно не касался ногами пола — так он легко танцевал. Кружился. Замирал. Исчезал в тканях и возникал снова. Его кимоно ярко отливало в свете прожекторов, из-за чего терялось чувство реальности. Из-за маски Стэн не мог выражать эмоции лицом — но это прекрасно за него делало тело. Неземная грация. Настоящий артистизм.
В то мгновение, когда в музыку вновь вступил звук барабанов, а Стэн отошел назад, — появился я. Мое многослойное белое кимоно с серебристым оттенком, на котором были изображены цветы сакуры, резко контрастировало с черным шелком, струившимся волнами на сцене. На меня упал свет, и все смогли увидеть мое лицо — идеально фарфоровое, на котором выделялись лишь глаза с длинными черными стрелками. В волосах, которые прямыми локонами спадали почти до самого пола, были вплетены цветы лотоса. Я медленно повернулся влево, подняв голову, и в этот момент передо мной вырос Шайори — он не спеша стал подходить ко мне. Ткани развевались. На сцену ворвались кубы тумана. Женский голос терялся в шуме — песня продолжалась о том, как, став духом, девушка встретила парня и влюбилась в него.
Кружа вокруг меня, Стэн нерешительно протягивал мне руку, а после тут же убирал ее, растворяясь в тумане. Я наблюдал за ним, мимикой выражая любопытство. Свет вокруг меня сгущался — но прожектор продолжал держать меня в центре внимания. Когда силуэт Шайори в очередной раз исчез, я достал катану и начал свой танец. Мой взгляд был сосредоточен. Я смотрел туда, куда сказал мне смотреть отоконоко, — в точку над зрителями. Передвигаясь меж тканей, я вертел в руке клинок, разрезая им летящий шелк. Переливаясь в полумраке, он ложился передо мной на пол аспидными лепестками. С плавностью и сдержанной фееричностью. Шаг. Лезвие. Обрывки тканей как черные зеркала, таившие в себе отражения наших душ. Снова шаг. В ход пошла рука, которую я поднял с женской изящностью. На лице — загадка, в движениях — отточенность. В какую-то минуту я нарушил правило и взглянул в зал. Неизвестный мужчина, в чью сторону направили прожектор, стоял вдалеке, возле стола жюри, и смотрел на меня во все глаза... Я поспешно отвел взгляд в прежнюю точку. Вновь шаг. Движение катаны...
Барабаны стали бить сильнее. Поющий голос все больше приглушался. Сзади меня возник черный силуэт. Устрашающая маска японского божества. Ладонь медленно закрыла мне глаза. Девушка запела о том, как она узнала в парне убийцу своих родителей и пришла к нему ночью домой. Я не мог видеть, но знал — в руках Стэна оказалась моя катана. Стараясь сохранять спокойствие, я услышал продолжение песни — девушка, подавив в себе чувства, исполнила акт мести. Движения Шайори был крайне осторожны. Он подставил клинок к моей талии. Провел лезвием по широкому поясу. После — вдоль ткани...
Музыка остановилась, но свет не зажегся. И в следующий миг кимоно слетело с моих плеч, и я оказался полностью обнажен среди черного летящего шелка, скрывавшего мою наготу. Полутьма. Две застывшие фигуры между парящих темных волн — мститель и отмщенный. Точно обрезанный кадр из нуар-фильма, который знал лишь черно-белую пленку. Рука Стэна по-прежнему лежала на моих веках. Он тяжело дышал. Стоя с закрытыми глазами, я лишь мог догадаться, как реагировали зрители. Несколько секунд царила тишина. Я ждал. Мы оба ждали. А после зал взорвали аплодисменты — настолько громкие, что я поначалу вздрогнул от неожиданности. С облегчением вздохнув, Шайори убрал ладонь. Двое отоконоко накрыли меня другим кимоно, и мы со Стэном подошли к краю сцены, чтобы поклониться.
Я видел их взгляды. Как они смотрели на нас — богатые клиенты с тонкими обручальными кольцами на толстых пальцах и зажженными сигаретами в желтых зубах. Глаза, где слились воедино восхищение и похоть. На меня никто никогда так не смотрел. Чувство, будто ты не ты, на тебя собирались наброситься, увести силой и прижать к стене. Чувство, словно ты был лишь красивой безделушкой, созданной для развлечений, — даже стоя на сцене и творя искусство. Повернувшись, я взглянул на Шайори, улыбавшегося посетителям. Как он мог выступать здесь на протяжении стольких лет, ощущая на себе такое? Как он терпел? Как он мог уходить с ними в те комнаты?
Вышел ведущий и пригласил участников, а также жюри на сцену. Мы со Стэном отошли назад к остальным отоконоко.
— Все нормально? — спросил он, целуя меня в лоб.
— Да, — я кивнул, обхватывая рукой талию парня.
— Ты молодец, — прошептал Стэн, переплетая свои пальцы с моими.
Когда я вновь перевел взгляд в зал, я опять столкнулся с глазами того незнакомого мужчины, шедшего вместе с жюри в сторону сцены. Я не понимал, почему он так смотрел на меня, почему бледнел минуту от минуты. Почему он не мог отвести от меня взор. Крепче сжав руку Шайори, я обратил свое внимание на ведущего, благодарившего всех пришедших сегодня на шоу.
— Для объявления победителей передаю слово организатору конкурса и владельцу клуба, господину Уэю, — произнес японец, и микрофон оказался в руках того самого мужчины, который так глядел на меня все это время.
Сглотнув и подправив галстук, он подошел к краю сцены с белым конвертом в руке. Прожекторы осветили его лицо — совершенно потерянное.
— Добрый вечер.
Голос... До боли знакомый.
Поклонившись, мужчина изо всех сил старался сохранять спокойствие. Слова, когда-то отрепетированные, звучали с паузами. Уверенность в голосе сменялась смятением. Я в растерянности перевел глаза на Стэна — на губах парня светилась улыбка. Но совсем не та, которой он улыбался мне или которую демонстрировал несколько минут назад посетителям клуба — в ней сияло ликование. Он точно наслаждался минутой собственного торжества. Я никогда не видел Шайори таким. Наблюдая за мужчиной, он с усмешкой облизывал нижнюю губу, не отпуская мою ладонь. Я сдвинул брови, глядя на него.
Наконец край конверта надломился. Я вздрогнул и посмотрел на господина Уэя. Все замерли в ожидании. Рука отоконоко легла на мою спину и нежно провела по ней.
— И победителями становятся...
Мужчина медленно обернулся. Подняв отрешенный взгляд, он посмотрел на нас со Стэном. Его грудь тяжело поднялась.
— Пара номер двенадцать.
Зал оглушили аплодисменты. Я большими глазами взглянул на Шайори, который тут же прижал меня к себе. Я обнял его в ответ, чувствуя, как бешено колотилось мое сердце.
Господи, мы выиграли. Мы выиграли. Мы сделали это.
Двое отоконоко, подбежав к нам, вывели нас со Стэном вперед — к зрителям. Один из жюри вручил нам чек на заветную сумму и произнес какое-то пожелание. А в следующий момент сверху с потолка посыпались блестки — серебристые как снег. Мы с Шайори одновременно посмотрели друг на друга. Это было наше мгновение счастья, которое мы могли разделить друг с другом. Мои губы очертила улыбка. Парень улыбался в ответ. На несколько секунд, казалось, шум исчез, и мы остались на сцене вдвоем. Мир, окружавший нас, рассеялся в дымке — словно его никогда и не существовало. Растворилось время... Сделав уверенный шаг вперед, я мягко обхватил отоконоко за талию и приник к его губам.
Наша общая победа. То, во что мы так много вложили сил. То, во что мы по-настоящему верили. И у нас получилось. Мы сделали невозможное — выиграли три миллиона йен.
В ту секунду, когда я оторвался от любимых губ, я провел ладонью по лицу Стэну и прошептал, глядя в его глаза:
— Я люблю тебя.
Наверное, не существует идеальных моментов. Зато есть те, что делают нас счастливыми. Что перечеркивают годы и десятилетия, оборачиваются яркими вспышками и оседают звездами на темном полотне жизни. Моменты, лишенные вечности... Почему лучшее, что у нас есть, обречено исчезнуть?
Первое, что я услышал, когда мы вернулись в действительность, — вой сирены. Спустя секунды — громкий взрыв и голос по рации:
— Полиция Токио! Все на пол!
Происходящее было точно в замедленной съемке. Отоконоко, жюри, посетители клуба — все бросились в сторону черного выхода. Я обернулся на мужчину, по-прежнему стоявшего с конвертом в руке и глядевшего в пустоту перед собой. Мы пересеклись взглядами, и он горько прошептал:
— Фрэнк...
Схватив меня за плечо, Стэн толкнул меня вперед.
— За кулисы!
Прогремел повторный взрыв. Раздался топот — в здании уже рыскали полицейские.
— Стэн! — прокричал я, зовя его за собой.
На сцене остались только он и тот мужчина. Отоконоко не уходил. Он молча улыбался, светясь от мгновения триумфа. Шайори словно обо всем забыл — реальность перед ним застыла. Глядя на Уэя, он купался в мгновениях фурора, гордый собой и ослепленный чувством собственного превосходства.
В дальних дверях показались силуэты в форме.
— Стэн! — позвал я его вновь.
Обернувшись на меня, парень подошел к мужчине вплотную и, что-то произнеся тому, наконец последовал ко мне.
— Нужно уходить отсюда, — сказал он, оказавшись возле меня.
Меня душили вопросы, но не было времени их задавать. Двинувшись через гримерную, мы побежали вниз по лестнице. Везде толпились люди, поэтому мы держались за руки, чтобы не потерять друг друга. Стэн вел меня за собой, расталкивая стоявших у него на дороге.
— Я знаю другой путь, — воскликнул парень, заворачивая за угол и распахивая какую-то дверь.
Мы очутились в узком коридоре, достаточно темном и совершенно пустом.
— Бежим, — произнес он, вновь хватая меня за руку.
Рванув вперед, мы старались ни обо что не споткнуться. Я слышал наше сильное дыхание. Руки потели. Шум и голоса нарастали.
— Осталось совсем чуть-чуть...
Не успев опомниться, мы не сразу заметили, как перед нами возникла мужская фигура. Мы резко остановились, глядя на нее.
— Отпусти его, — тот мужчина нагнал нас.
— Джерард, — произнес Стэн, по-прежнему держа меня за руку, — все кончено. Кончено, слышишь?
В ту секунду, когда до меня донеслось имя, я медленно поднял взгляд на отоконоко.
— Джерард?
Тут же переведя глаза на мужчину и посмотрев тому в лицо — лицо из снов, — я замер. В сознание вклинились старые воспоминания — разговоры, улыбки, прикосновения... Все перепуталось в цветной калейдоскоп.
<i>— Как мне тебя называть? — спрашиваю я. — Джерард?
— Не обязательно, — улыбается он, — можешь просто Джи.
— Хорошо, Джи.</i>
Я отпустил ладонь Стэна...
<i>Как бы я хотел остановить этот момент. Ведь все так хрупко. Так непостоянно...</i>
Затаил дыхание.
<i>...Фрэнк, ты же никогда не оставишь меня?</i>
Стэн и Джерард молчали, смотря в мою сторону. Я ничего не понимал. Ничего... Что здесь происходило на самом деле?
— Фрэнк, — прошептал Джерард, приближаясь ко мне, — это же я. Ты не узнаешь меня? Это же я, Джерард...
Я не спеша ступал назад, совсем потеряв способность говорить.
— Джерард, — отоконоко встал передо мной, — дай нам уйти...
— Что ты с ним сделал?! — громко прорычал мужчина, указывая на меня. — Что ты, блять, натворил?!
Шайори сделал шаг навстречу ему.
— А что сделал ты? — в холодном взгляде вспыхивал гнев. — Что сделали вы оба?
О чем он говорил? Какие отношения их связывали? Бредя назад с ворохом вопросов в голове, я наткнулся на стену сзади себя и заметил, как сменилось выражение лица Джерарда после слов отоконоко. Черты его лица разгладились. В глазах промелькнула искра замешательства.
— Послушай...
— Ты всегда недооценивал меня, — прошипел Стэн. — Ты даже не мог себе представить, на что я способен...
Подойдя ближе и взяв меня за запястье, он повернулся к мужчине. В глазах парня блестели слезы.
— Смотри! — воскликнул отоконоко, показывая наши руки. — Смотри, как все может обернуться! Ответь, ты не ожидал такого финала?!
Джерард долго молчал, глядя на нас.
Дата добавления: 2015-09-28; просмотров: 30 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |