И только приближающиеся шаги и медленно распахивающаяся дверь возвращала нас к действительности...
Я вздрогнул и заставил себя подняться. Осколки по-прежнему украшали кухню, и я наконец набрал воды в ведро и протер татами влажной тряпкой. Решив, что неплохо бы сполоснуть лицо перед тем, как показаться семье и брату, я двинулся в ванную.
Там я столкнулся прямо с Тэнси. Лицом к лицу. Она бросила на меня пугливые оленьи глаза и, поклонившись в знак извинения, направилась на выход. Я перегородил ей путь.
— Не нужно просить прощения, я сам виноват, что не постучался, — произнес я.
Японка ничего не отвечала, молча смотря куда-то в пол. Все это время я разглядывал ее. Она правда была настоящим ангелом. Никого прекрасней я раньше не встречал. Неземное создание, то и дело прячущее глаза.
— Я сам уйду, — сказал я и, кивнув Тэнси, повернулся, чтобы покинуть ванную.
К своему удивлению, я услышал ее голос:
— Ты не мешаешь.
На ломанном-ломанном английском. Но в ее исполнении это прозвучало так очаровательно, что я невольно улыбнулся.
— Но тут весьма тесно, — заметил я.
Ванная была буквально несколько квадратных метров. Однако, девушку это, похоже, не смущало. Она одарила меня улыбкой в ответ и наконец подняла свои глаза. Огромные, изумрудные, излучавшие милую робость...
— Ты очень красивая, — вырвалось у меня.
Японка скромно улыбнулась, задержав на мне долгий проникновенный взгляд, и включила кран. Полилась хрустальная вода, и она подставила белоснежные ладони под тонкую струю. Вдохнув поглубже, я подошел к ней ближе. Я ожидал, она вздрогнет, отступит, убежит, но ничего подобного не произошло. Посчитав это хорошим знаком, я встал сбоку, чуть касаясь бедрами ее бедер, и тоже опустил свои руки в раковину. И это девушку не испугало. Она лишь молча стояла и смотрела на наши ладони, на которые стекала прозрачная вода. Мои руки не дотрагивались до ее рук так же, как и ее — до моих, но и это было не нужно. Эта странная платоническая связь, возникшая между нами, была интимней любых касаний, любых проникновений под одежду. Я не знал, какое слово раскрыло бы полноту тех ощущений, которые я чувствовал. Но одно я знал точно, я целиком и полностью был очарован ей — этой японской девушкой, которую привел в наш дом мой старший брат.
В следующую секунду мы пересеклись с ней глазами. Я глубоко дышал. Она молчала. Лилась вода. Опустив глаза, она макнула палец в мыло и начала писать что-то на зеркале. Свое тайное послание. Я наблюдал за постепенно появляющимися иероглифами. Один за другим. И наконец увидел то, что она хотела сказать мне.
<i>Я буду ждать тебя в ресторане Morimoto в Синагава в четыре часа дня.</i>
Она знала, что я завтра свободен.
Она знала, что я приду.
Она знала, что я нуждался в этом как никогда раннее.
————————————————————————————————————————————
[1]сёдзи — в традиционной японской архитектуре это дверь, окно или разделяющая внутреннее пространство жилища перегородка, состоящая из прозрачной или полупрозрачной бумаги, крепящейся к деревянной раме.
[2]сё — японский духовой язычковый музыкальный инструмент, губной орган, представляющий собой пучок из семнадцати бамбуковых трубок различной длины, вмонтированных в чашеобразный корпус с мундштуком.
[3]катана — длинный японский меч.
[4]Синагава — один из 23 специальных районов Токио.
[5]татами — маты, которыми в Японии, застилают полы домов.
[6]юдзё — собирательное название проституток и куртизанок (но не гейш), существовавших на протяжении всей японской истории.
[7]хайку — жанр традиционной японской лирической поэзии вака.
[8]соба — национальное японское блюдо в виде длинной коричнево-серой лапши из гречневой муки.
(прим. автора, почти все взято из Википедии)
========== Глава 2 ==========
<b><i>Yoko Shimomura — Somnus</i></b>
<right><i>Tellus dormit et liberi in diem faciunt
numquam extinguunt ne expergisci possint (лат.)
(Спит королевство, и дети жертвуют собой до тех пор,
Пока не исчезнут. И никогда им не проснуться[1])</i></right>
<b>POV Mikey</b>
<i>— Джи? — тихо зову я.
Я знаю, он не спит. Он редко спит ночами с тех пор, как мы переехали.
— Да? — произносит через какое-то время брат.
— Почему мы не можем вернуться домой?
Он молчит. Подложив ладонь под голову, я смотрю на стену, где отражаются тени бумажных кукол, которых мы сделали вместе с Джи. Целая императорская семья. Мы выставляем их завтра в честь приближения Хина мацури[2]. Традиция, державшаяся уже третий год. Очередная традиция, которую я не мог понять.
— Мне не нравится тут, — мой голос дрожит.
— Мне тоже.
Я слышу его тяжелое дыхание.
— Но теперь это наш дом, — продолжает Джи, без эмоций глядя в окно.
— Неправда, — шепчу я и чувствую, как по моим щекам катятся холодные слезы. — Мы здесь из-за того, что ты видел в той комнате?
Джи закрывает глаза. Сглатывает. Встает с кровати.
— Ты ничего не знаешь.
— Что там произошло? — спрашиваю я, надеясь получить ответ.
— Замолкни, Майки!
— Я хочу к маме!
Он оборачивается. Его лицо не выражает ничего.
— Мама больше не любит нас.</i>
Вздрогнув, я открыл веки. Часы показывали половину третьего. Шумел дождь. Весенняя прохлада непрошеным гостем проникла в дом. Укутавшаяся в одеяло Алисия дрожала. Стараясь не разбудить жену, я поднялся с постели и захлопнул окно. Ложиться обратно мне не хотелось, и я направился в соседнюю комнату к дочери.
Я любил наблюдать за тем, как она спит. Садился перед ней на татами и довольствовался моментом. В такие минуты я думал, мне ничего не нужно. Ведь передо мной было все; был смысл моей жизни. Я был рядом, смотрел на нее. И лишь луна была свидетелем моих ночных приходов к Юрико. Я наклонялся ближе к дочери, все чаще — в отчаянии, и шептал не переставая:
— Юрико, дорогая, прости меня за все...
Шаг. Еще один. Я остановился возле самой комнаты. Рука потянулась к карману. Одна таблетка. Всего одна...
<i>Мама больше не любит нас.</i>
Я раздвинул фусума[3] и зашел внутрь. Полутьма. Тиканье часов. Шторы из джута, пропускавшие уличный свет. Он падал прямо на кровать дочери. На ее мирно спящий силуэт. Обволакивая девочку, точно вытаскивая ее из мрака. Заметив, что подушка находится не на своем месте, я поднял вещь и как можно осторожнее подложил под головку Юрико. Я надеялся, что сделал все тихо и аккуратно, но, поймав через пару мгновений растерянный взгляд дочери, понял, что ошибся. Большие глаза девочки с удивлением разглядывали сначала меня, а после — окружавшие нас предметы. Она точно не могла осознать, где находится.
— Это был сон? — наконец прошептала Юрико, учащенно дыша.
Я сел возле дочери и мягко убрал прядь с ее лица.
— Мы не можем знать, — ответил я.
— Но мы не спим, — непонимающе смотря на меня, произнесла дочь.
— Нет, — я покачал головой, — мы только думаем, что не спим.
Она опустила свои ресницы, пытаясь привыкнуть к темноте. Я осторожно дотронулся до ее руки.
— Реальность и сны слишком близки друг к другу. Ближе, чем тебе кажется...
Глядя в пол, Юрико сделала короткий кивок.
— Что ты видела, звездочка? — мягко спросил я.
Девочка принялась качать головой, вырвав руку и вцепившись ладонями в одеяло.
— Ты же знаешь, что можешь рассказать мне все, — произнес я, не понимая, почему дочь не хочет говорить. — Я все пойму...
Она медленно перевела взгляд в сторону двери. Худые плечики то поднимались, то опускались.
— Что-то страшное?
Юрико вновь отрицательно закачала головой, закрыв веки и крепко сжав губы.
— Я принесу тебе воды, — сказал я, вставая.
— Руки того... дяди... — внезапно донесся до моих ушей робкий голос. — Они... трогали меня.
Слова заставили меня остановиться.
— Он... — продолжала дочь неуверенно и запуганно. — Он... подарил мне платье... Платье цвета тех витаминок, которые ты вчера уронил.
Я мог ослышаться. Я мог спутать эхо собственных мыслей с голосом своей девочки... Если бы она не продолжала говорить. Посвящать меня в подробности увиденного, утягивая за собой в мир детских страхов.
Что мы знаем о снах? Они случаются в месте, откуда не вызовешь полицию и не попросишь о помощи. А если позовешь — тебя не услышат. Только если ты одновременно не кричишь наяву.
— Он... — Юрико запнулась и, вдохнув воздуха, произнесла: — Тот дядя... хотел, чтобы... чтобы я танцевала в нем... перед его камерой. Я... сделала, что он просил... А потом он...
Что мы знаем о снах? Нет ничего страшнее кошмара ребенка.
—...он попросил меня снять платье.
Замерев, точно каменная скульптура, я так и не проронил ни слова. Через некоторое время я заставил себя сесть обратно и, проведя ладонью по потному лбу, долго не решался что-то сказать. Дочь молчала. Я осторожно подвинулся. По щеке Юрико стекла слеза и упала на мою руку. Я хотел, чтобы девочка обняла меня, чтобы попыталась найти во мне защиту и поддержу, но она точно не замечала меня, не смотрела в мою сторону. Выждав пару минут, я отодвинулся.
— Почему, — единственный вопрос, волновавший меня, — ты не сбежала?
Дочь ничего не отвечала. Потом она легко пожала плечами и легла, устранив глаза в потолок.
— Он назвал себя богом. А богам нужно подчиняться, ведь так?
<center>***</center>
<i>Я буду ждать тебя в ресторане Morimoto в Синагава в четыре часа дня.</i>
Целое утро я не мог думать ни о чем, кроме встречи с Тэнси. Мои мысли крутились вокруг того, что надеть, как вести себя, что говорить. Я так давно не был на свидании, что предстоящий выход из дома все больше и больше казался чем-то из района фантастики. Фантастикой было и то, что японка вообще предложила встретиться с ней. Если честно, я уже давно был уверен в потере своей формы. Я уже совсем не тот, кем был прежде. Не так юн. Не так обаятелен. Другое лицо, другая жизнь, другое все.
Алисия была дома, когда я начал собираться. Я не мог одеться чересчур официально, чтобы она ничего не заподозрила, но и прийти в чем попало я тоже не мог. В конце концов я облачился в свой будничный костюм — все равно ничего лучше у меня не было. Взяв на всякий случай отложенные десять тысяч йен, я закинул вместе с ними в сумку нарочно незаряженный телефон, кредитку, паспорт, пузырек с Амброзией и ключи.
— Алисия, — произнес я, раздвигая фусума, — меня срочно вызвали на работу.
Жена стояла в ванной напротив зеркала и ничего не отвечала. Она лишь пристально смотрела в свое отражение, впившись ладонями в раковину. Я пригляделся и заметил накрашенные черные стрелки на ее глазах и идеально нанесенный на лицо светлый тон.
— Алисия, ты слышала...
— Почему я не такая, как они?
Я остановился.
— Я живу здесь уже десять лет, но так и не стала похожей на них. И я знаю, что пройдут те же десять лет, четверть века или сам век - ничего не изменится. Я пропитаюсь здешней культурой, воздухом токийских улиц, но все так же будут видеть во мне простую американку. Живой стереотип.
Алисия взяла ватный диск и, смочив его водой, провела по правому глазу. Подводка размазалась по коже, и черные струйки потекли по щеке.
— Менталитет. Могу поспорить, он передается вместе с молоком матери. Что бы ты ни делал, ты понимаешь: чужой никогда не станет своим. И как бы сейчас я не хотела слиться с толпой японских девушек, спешащих по утрам на работу и пишущих сообщения в вагоне метро, мне никогда это не удастся. Я всегда буду уступать им. Я всегда буду другой.
Она повернулась и посмотрела на меня.
— Если бы я была японкой, ты бы больше любил меня?
Я отвел взгляд. Алисия ждала от меня ответа.
— Мне нужно на работу, — произнес я. — Приду поздно. Поцелуй за меня Юрико.
От Сибуя[4] до Синагава лежало восемь километров. Сорок минут на поезде с одной пересадкой — не так долго. Всю дорогу я пытался собрать все мысли у себя в голове. Я знал, на что иду. Понимал каждой извилиной, каждой клеткой своего тела. Сбегал ли я от закоренелой обыденности? Возможно. Осознавал ли я последствия этого поступка? Вряд ли. Меньше всего мне хотелось думать о вероятных проблемах и карме. Впервые за несколько лет я просто шел и делал то, что хотел. Я нуждался в этом. Я... заслуживал этого?
Morimoto был рестораном высшего класса. Только переступив порог, я понял, насколько скудно выглядел. Я явно был одет не для такого места. В европейском стиле, лаконичный, в то же время роскошный и стильный ресторан открывал свои двери только для тех, кто мог и хотел платить. Ресторан имел основной зал с панорамными окнами и камерную сигарную зону. Вся мебель была из темного дерева, чья природная фактура сочеталась со светлым камнем и прозрачным стеклом. На натяжном потолке — скрытые светодинамические подсветки, создававшие нужную атмосферу интимности. Столики на двоих, укрытые нетривиального дизайна скатертями. Полукресла с золотисто-черной обивкой. Посуда, из которой боишься есть. Все было изысканно и идеально. Вплоть до отточенных движений официантов. Я не вписывался в эту картину. Я был слишком жалок.
Я уже думал повернуться и уйти, как меня поприветствовал официант. Решив, что пути назад нет, я сообщил, что меня должны ждать. Парень без промедлений повел меня вглубь помещения. Ступая за ним, я постоянно оглядывался, цепляясь глазами за жующих клиентов.
Как и обещала, Тэнси ждала меня. Она потрясающе выглядела. Сидя в струящемся рубиновом платье, оголяющем ключицы и плечи, японка читала меню. Задумчивая, загадочная, роковая — она притягивала меня любым случайным жестом.
— Привет, — выдохнул я.
Тэнси подняла голову. Ее лицо озарила робкая улыбка.
— Здравствуй.
Она взглядом показала на стул. Я кивнул и сел напротив нее.
— Ты не против, что я попросила прийти тебя сюда? — спросила девушка.
— Все в порядке.
Я понимал, почему она выбрала именно это место — все клиенты приводили ее сюда. Вряд ли Тэнси видела рестораны беднее этого. Она не была дешевой юдзё, каких снимали в Кабуки-тё[5]. Было видно, японка обслуживала только тех, кто имел толстый кошелек. Поэтому я не понимал, почему она сделала исключение для меня — я никак не вписывался в ряды состоятельных «папаш».
— Давай сделаем заказ, — произнес я, хватая меню. — Я, пожалуй, буду...
Мои глаза бегали не по названиям блюд, а по их ценам. Morimoto был одним из тех ресторанов, где обед или ужин стоил больше двадцати тысяч йен на человека.
—...стейк из тофу, — наконец выдавил я.
Я чувствовал себя еще более ничтожным, чем пару минут назад. Теперь я трясся за каждую копейку, потому выбрал самое дешевое блюдо за шесть тысяч.
Тэнси, похоже, было плевать на мой кошелек. Она улыбнулась подошедшему официанту и заказала две порции жареного трепанга[6] с сельдереем и креветками, решив за меня, что я должен его попробовать. Официант предложил нам копченые ребра поросенка в жасминовом чае, и я, конечно же, не смог отказаться. Бутылка вина Магрэ-Аруга. И, естественно, десерт. Моя выработанная годами система подсчета бухгалтерских цифр не дала сбой и, сложив заказ, выдала мне страшную сумму. Это больше половины тех денег, что лежали в данный момент на моей кредитке. Я сглотнул. Мне надо было срочно выпить. Надеюсь, мы недолго будем ждать это гребаное вино?
Однако стоило мне поднять голову и столкнуться с лучистыми глазами моей спутницы, я растворился в них мгновенно. Нет, она заслуживала быть здесь. Заслуживала того, чтобы за нее платили. Чтобы ее одаривали золотом. Это я был жалок. Это я не подходил красивой жизни. Я никогда не мог позволить себе раскидываться деньгами, заниматься тем, чем я хочу. Посещать шикарные рестораны, водить туда ангелов, подобных ей. А я так мечтал. Всю жизнь. Именно я заслуживал место на вершине, а не Джерард.
Это я должен был стать богом.
Не прошло и получаса, как нам принесли заказ. Отпустив все тревожные мысли, я просто старался наслаждаться каждой проведенной минутой. Я знал, стоит этому кончиться — я вновь потону в будничной суете, опять стану офисным призраком. Но сегодня я был в мире богов. Пусть только в гостях. Пусть окутанный мантией притворства. Мне ничего не оставалось, как улыбаться девушке напротив меня и есть свой стейк из тофу за шесть тысяч йен.
Неприступный Токио потонул в дожде. Уже легли сумерки.
Я смотрел на город, стоя в номере четырехзвездочного отеля. В голове крутилось миллион мыслей. Отрывки, точно желтые листы из старого дневника. Воспоминания, которые так и не могли осесть на дно забвенья. Бесконечные размышления, так и не ставшие выводами.
<i>— Давай останемся в этой комнате навсегда, — произнес я. — Давай сделаем так, чтобы нам больше никто не причинял боль.
— Ты хочешь остаться здесь? — шепчет Джи, глядя на меня.
— Да, здесь. С тобой.
Брат молчит, а потом его точно озаряет мысль, и он поворачивается ко мне с улыбкой на губах:
— Тогда представь, что это игра.
— Игра?
— Да, — говорит он, веря в собственные слова. — Но правила будем знать только мы с тобой. Больше никто.
Я киваю.
— Сейчас ты и я мысленно закроем эту дверь и останемся здесь навсегда. Что бы ни случилось, кто бы нас не обидел, мы будем знать, что на самом деле находимся в этой комнате, и нас никто не может тронуть. Никто не способен разрушить нас. Мы вместе против целого мира. Вдвоем. И мы никого не спустим в наш маленький уголок. Даже если полюбим кого-то очень сильно.
— Я обещаю, — отвечаю я.
— И я обещаю.
Мы вдвоем против целого мира. Навсегда.</i>
Она подошла очень тихо, почти незаметно дотронувшись до моей спины. Легкое движение. Так она дала понять, что готова. Так она звала меня. Я не спеша обернулся и увидел перед собой Тэнси.
Полностью обнаженную.
Она была как утренний цветок. Как лепесток распустившегося лотоса. Хрупкий ангел, спрятавший когда-то свои крылья. Кожа - девственный снег. Глаза - зеленые минералы. По-прежнему робкая, несмотря на наше положение. По-прежнему таинственная, несмотря на свою наготу.
Было еще не поздно уйти, вернуться к своей семье в привычный мир, раскрашенный повседневными красками. Не поздно. Но я не собирался этого не делать. Сейчас мне нужно было совершенно другое.
Это была всего лишь одна ночь. Никаких обещаний. Никаких телефонных номеров. Только эта комната. Только мы вдвоем.
Я сделал шаг ближе...
Давно легли сумерки. Барабанил дождь. Город не спал. Город ждал рассвета и прощения за пророненные им за ночь грехи.
<b>POV Frank</b>
Первое, что я учуял, когда проснулся, - запах горячей еды. Мои веки открылись. Я пытался понять, где нахожусь.
<i>Что произошло? Где я? Кто я?</i>
— Я решил, что ты голоден.
Голос Шайори... Точнее — Стэна.
Попытка подняться с матраса породила головную боль. Я ухватился за виски.
— Болит?
Я застонал.
— Немного... Ммм. Черт.
Стэн встал и подошел ближе. Я поднял на него глаза. Сегодня он выглядел иначе. Без косметики и женской одежды. В простой майке, потертых джинсах, босой и явно выспавшийся. Сейчас, при свете дня, я мог разглядеть его намного лучше. Европеоидной внешности, темноволосый и светлокожий, с угловатыми чертами лица, редко выражавшими эмоции, парень на вид был чуть старше двадцати. В стройных руках отоконоко дымилась тарелка супа, которую он тут же протянул мне.
— Удон[7]. Поешь.
Живот предательски заурчал. Я был ужасно голоден. Шайори улыбнулся.
— Тут есть врач, — произнес он. — Я поговорю с ним. Возможно, он что-нибудь посоветует.
— А не будет лучше, если он сразу меня осмотрит? — спросил я, отправляя ложку горячего супа в рот.
— Фрэнк, — Стэн вздохнул, смотря мне в глаза, — не стоит тебе с кем-то говорить здесь. Учитывая то, что мы не знаем, кто ты и каким образом очутился тут.
— Безопасность для тебя превыше правды?
— Правда может причинить вред. А точнее — всегда причиняет, готов ты к ней или нет.
Я склонился над тарелкой и в очередной раз вдохнул аромат бульона.
— Расскажи мне о клубе, Стэн. Я... странно, но я знаю координаты этого места. Возможно, я вспомню что-то еще.
Шайори сел напротив меня, сложив ноги по-турецки, и бодро улыбнулся.
— Хорошо, почему бы и нет?
Он помогал мне и шел навстречу — меня притягивали такие качества в людях. По крайней мере, думаю, раньше это было именно так.
— Клуб носит название «Амэнокихаси».
Я знал, в японской мифологии так прозвали соединяющий небо и землю мост, по которому спустились боги Идзанаги и Идзанами в преддверии сотворения мира. Знал. Точно... точно кто-то когда-то рассказывал мне об этом.
— Существуют особые правила, по которым мы живем и работаем здесь, — продолжал парень. — Первое, что должен знать каждый, — мы делаем абсолютно все, что нам говорят. Мы начинаем обслуживать клиентов с девяти вечера до шести утра. Мы показываем фееричные шоу, к которым готовимся неделями, а то и месяцами. Поверь, клиентам больше нравится любоваться нами, чем закрываться с нами в темных комнатах.
Приятный голос Стэна заставлял слушать не отвлекаясь ни на что.
— Выступая на сцене, я даже порой забываю, что я всего лишь... — парень замолчал на мгновение. — Мы артисты. И не только когда выступаем. Весь этот клуб — райский театр в глубине злачных кварталов. Мы играем в жизнь, которой нет за пределами «Амэнокихаси». Хотя кто знает... Может, как раз наоборот?
Отоконоко говорил спокойным тоном, наблюдая за тем, как я ем.
— Мы не платим ни за жилье, ни за еду, ни за что вообще. Нам безвозмездно предоставляют все — вплоть до кимоно, в которых мы выступаем. Но в то же время нам не платят, как обычным людям. Можно сказать, мы не видим денег в принципе.
Я вспомнил вчерашний вечер и слова Стэна. Он заметил мой задумчивый вид и качнул головой.
— Все верно. Нам платят Амброзией.
— Деньги не играют роли, когда есть Амброзия, — повторил я его сказанную этой ночью фразу.
— Амброзия — это билет в мир богов, Фрэнк.
Отложив пустую тарелку, я попытался понять, кого здесь считали богами. Людей, которые имели деньги?
— Кто такие боги?
— А что такое Амброзия? — задал мне встречный вопрос парень.
Ясно. Когда я узнаю, что представляют собой таблетки, я найду ответ на свой вопрос.
— Значит, ты их принимаешь? — поинтересовался я.
— Отрицать было бы глупо, не так ли? — улыбнулся Стэн. — Но на самом деле это в прошлом. Я отказался от них какое-то время назад.
— Отказался?
— Единственной причиной, по которой я жил и работал здесь, была крыша над головой. И я всегда считал, что могу выжить только так и здесь. Поэтому я все еще тут... Пока еще тут.
Впервые за все время он отвел взгляд. Повисла тишина. Я не знал, что ответить, поэтому спросил:
— Я могу каким-нибудь образом принять душ?
Шайори оживился.
— Конечно.
На этаже было удивительно тихо и пусто. Стэн повел меня по деревянной лестнице вниз, кажется, в сторону той комнаты, где я вчера очнулся. Перед нами открылся длинный серый коридор с рядами сёдзи, откуда звучали разного рода разговоры и шум. Шайори легко взял меня за локоть, и мы неожиданно вошли в одну из комнат.
Голый неровный пол. Стены с облупившейся голубой краской. Забитое досками окно. Одинокое треснутое зеркало. Отсюда шел проход, очевидно, в душевую.
— Наша общая душевая, — подтвердил мои мысли отоконоко. — В дневное время тут обычно мало кого встретишь.
Парень осмотрелся вокруг и кивнул мне.
— Раздевайся. Я сейчас принесу тебе все необходимое для мытья и чистые вещи.
Стэн удалился. Найдя глазами обшарпанные крючки, я принялся снимать с себя одежду. Толстовка с персонажами какого-то мультфильма или видеоигры, от которой я быстро вспотел. Белая майка. Несвежего вида кеды. Тесные джинсы. Носки. Боксеры... Ступая босыми ногами по холодному полу, я дошел до крана и включил воду. К счастью, она была достаточно горячей, и я мог не беспокоиться, что простужусь. Услышав шум, я направился обратно.
Шайори стоял передо мной, держа в руках вещи. Его взгляд остановился на мне, отчего стало не по себе. Я не понимал, почему он так смотрел на меня — будто в трансе. Я был полностью нагой и пытался деть куда-нибудь глаза, стараясь не выглядеть глупо. Но из-за его проникновенного взгляда, задержавшегося на мне невероятно долго, я стал нервничать. Мы оба молчали, слушая только, как лилась вода. Стоя в сгустившемся пару, похожем на утренний туман. Секунда от секунды становилось жарче. А Стэн все стоял, практически не двигаясь. Я облизнул сухие губы и наконец произнес:
— В чем... дело?
Мои слова, казалось, заставили выйти его из состояния прострации. Нагнувшись, он медленно положил вещи на пол. Я наблюдал за каждым его движением, гадая, что за этим последует потом. Ничего не говоря, Шайори вновь взглянул на меня и не спеша направился ко мне навстречу. Я застыл, учащенно дыша. Мои губы невольно приоткрылись, хватая воздух, которого тут почти не осталось. Стэн сделал несколько шагов и встал так близко, что нас отделяли какие-то сантиметры. Его карие глаза смотрели в мои, казалось, пробираясь внутрь моего собственного мира, так непохожего на его. Теплая рука парня мягко дотронулась до моего плеча, проведя пальцами по обнаженной коже. А после он нагнулся и тихо прошептал мне в ухо:
— Не оборачиваясь посмотрись в зеркало сзади себя.
Ничего не понимая в ту бесконечную минуту, я сделал то, что он сказал. Повернув голову, я оцепенел.
На моей спине была высечена фраза японскими иероглифами: «Не стоило тебе играть в бога».
Боль снова отдалась в висках. Безжалостным ударом. Грязным воспоминанием. Скрытой фантазией психопата, не спавшего несколько ночей...
<i>— Молчи, сука. Я научу тебя боли.
Лезвие, впивающееся в кожу спины. Резкие беспощадные движения. Один за другим. Кровь струится по бокам. Падает пурпурными каплями вниз, пачкая ковер. Я громко кричу, за что получаю. Удар коленом по голове. Мутится сознание...
— Я заставлю тебя страдать. Я заставлю тебя поплатиться... А эта надпись напомнит тебе обо мне...</i>
Я прижался к Стэну, дрожа всем телом.
<i>Четыре банкноты в десять тысяч йен. Окровавленное лезвие...</i>
Дата добавления: 2015-09-28; просмотров: 29 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |