- Две в «молоко».
Инструктор пожал плечами. Охранник-новичок с корочкой от недавно запатентованной фирмы, мог бы загнать в «молоко» весь магазин. Гильзы же после пристрелок тридцати человек считать никто не брался.
Саске ушел со стрельбища с двумя патронами в кармане, вернул Хаяте корочку и сказал:
- Скучно.
Хаяте так и не узнал, что Саске имел в виду, но был уверен, что парень недоволен своими результатами.
И в самом деле – не один же он такой гений...
Вторым шагом было получение, собственно, оружия. С этим Саске справился еще легче.
Хаяте позвонил ему утром и упавшим голосом спросил, не видел ли он вчера Шницеля.
Шницелем именовался здоровенный черный кот, единственная настоящая привязанность Хаяте. Саске сказал: нет. А что?
- Куда-то делся, - расстроенно сказал Хаяте. – Форточка открыта... Черт, он у меня не уличный! Где искать?
- Объявления наклей, - посоветовал Саске и сбросил звонок.
Хаяте расклеил объявления, но три дня от кота не было ни слуху, ни духу. Хаяте совсем сник.
- Он мой талисман, понимаете? – Даже руки дрожали. – Каждый раз ухожу, и знаю, блядь, что он тут... Есть к кому ехать, что ли...
Тензо понимал, но слов не находил, а вот Саске казался удрученным не меньше Хаяте. Он свел с котом дружбу, и был явно неравнодушен к его судьбе. Лазил с Хаяте по чердакам и подвалам, ходил вечерами по улицам, выискивая пушистую черную тень. Кота нигде не было, но Хаяте обрадовался поддержке и все больше и больше доверял Саске.
- Никогда бы не подумал, что этот горностай способен на теплые чувства, - сказал он Тензо.
- Все мы человеки... – неопределенно отозвался Тензо.
А через три дня Хаяте позвонили. Да, есть такой кот, и даже на кличку отзывается. Черт его знает, нашли на платформе, мокрого, грязного. Ага, на шее тонкая белая полоска.
Приедете?
- Только бы он... – бормотал Хаяте, одеваясь. – Как его туда занесло? Это же пригород...
- На автобусе уехал, - мрачно сказал Саске. – Какая тебе разница?
- Бля, еще дождь этот... – Хаяте трясло.
Дождь и вечер. И Суйгецу, который гостя просто так не отпустит – кто же откажется выпить со спасителем горячо любимой животинки? До утра Хаяте точно можно не ждать.
- Да уж... – сказал Саске. – Мне тоже никуда ехать не хочется.
- Оставайся, - сказал Хаяте. - Держи ключи на всякий случай.
На стол упала, тяжело ударившись, полная связка.
- Спасибо.
После его ухода Саске поднялся, порылся в шкафу и вытащил из пакета защитного цвета непромокаемую куртку с широким капюшоном. Таких по городу сотни... Сменил кроссовки на военные ботинки, джинсы на вытертые штаны и выбрался на улицу неприметной тенью. В пристегнутой под мышкой кобуре волнующая тяжесть боевого пистолета с двумя патронами, один из которых предусмотрительно загнан в патронник. За спиной небольшой черный рюкзак.
Город притаился под его шагами. Дождь лил, не переставая. Мокрые тени сыпали брызгами. Люди бежали, согнувшись. Саске наблюдал за ними безразличным взглядом прищуренных глаз.
Мокрые ветви постукивали под порывами сырого ветра. Мерзко, мерзко... По сравнению со средоточием ненависти в живой душе – все серо, уныло и несправедливо.
У Саске пересыхали губы, сердце распухало. Плохо иметь привычки, думал он, перешагивая лужи. Особенно – пагубные.
Плохо, ой, как плохо...
До нужного ему дома добрался пешком. Улицы утихли. Грязь цвета холодного кофе, белая громада высотки.
Думаете, вам все с рук?.. Думаете, чужие раны затянут добрые хирурги?
Если бы Наруто сейчас увидел Саске, он бы его не узнал. Таких глаз не видел никто из знающих Учиху: с жутким ледяным светом ненависти, сжатым в точку зрачком.
Бледное лицо, скрытое тенью капюшона, обозначилось маской. Даже губ не видно.
Саске неслышным шагом пробрался к подъезду. Отогрев пальцы дыханием, быстро набрал на телефоне смс, тщательно обдумывая слова.
Застыл за дверью, поднял голову. Из сплошного варева мутных туч вдруг выплыла ясная звезда, лежащая на чудесно-синем лоскутке.
Люди думали, что небо – твердь, вдруг подумалось Саске. А потом оказалось, что ошибались. Люди думают, что им все можно. Они ошибаются.
А еще показалось – все ведь могло быть хорошо...
Металлическая дверь раскрылась и показалась выпрямленная спина под дорогим плащом.
Смоляное мерцание волос.
- Привет, - сказал Саске приглушенным от ненависти голосом. – А привычки ты так и не изменил...
На заднем сидении роскошного «ламборгини» Саске устроился с уверенностью человека, который владеет несоизмеримо более ценным – чужой жизнью. Чужая жизнь деревянно застыла за рулем. Белые длинные пальцы шевелились, как угасающие водоросли. В зеркале заднего вида стыли неподвижные глаза – Саске.
- Такси, - сказал Саске, не отнимая безжалостного дула от закаменевшего затылка Орочимару. – На Дамбы.
- Хочешь меня убить? – сдавленно, с царапающей слух хрипотцой спросил Орочимару.
- Нет, - удивился Саске. – Я просто так к тебе со стволом в гости приехал. Давай быстрее, у меня мало времени. Не здесь же стрелять – грязи много будет.
- Тебе деньги нужны? – он еще не понимал.
Машина тихонько заурчала и покатилась по мокрому блестящему асфальту.
- Нет, - покачал головой Саске.
- Что тебе нужно? – голос наливается силой. От осознания до истерики – один шаг.
- Хочу себя обратно, - задумчиво сказал Саске. – Живому бы никогда не сказал, а мертвому можно. Я хочу себя обратно, понял? До тебя. До Суйгецу и Кибы. До Наруто. Ты не понимаешь, но все равно – слушай. Я хочу вернуться назад так, чтобы снова выйти из дома и не знать, что будет со мной дальше. В-е-р-и-ть. Рассчитывать на себя. Не знать, что оставшуюся жизнь буду возиться с дерьмом. Не знать, что существуют педофилы, накроманы и бляди. Почки свои здоровые обратно хочу. Кровь. Ум. Тело.
Саске мазнул взглядом по зеркалу и сам себя не узнал – поделка из бумаги и сажи...
Город торопливо шагал рядом с машиной, но неуклонно отставал, слишком медлительный, слишком тяжелый громадами домов и пластами асфальта, металлическими конструкциями, бетоном и слепленным воедино комом спящего человеческого мяса.
Ночь.
- Я найду тебе хорошего врача.
- Поздно, - равнодушно сказал Саске.
И Орочимару понял – поздно. Не Саске поздно, а ему самому поздно. И вся его жизнь, пусть и с мелкой душонкой, извращенным и грязненьким воображением, с его привычками и дрожащими мальчиками на холодном шелке простынь – показалась светлой, огромной, необычайно важной! Он сбился в комок, заскулил, с трудом выпуская воздух сквозь сжатые зубы. Вспыхнуло – сон же! Кошмар, после которого просыпаешься хоть и в поту, но ощутимый, живой...
Но Саске сказал:
- Вот так.
И его голос, голос верховного божества, в руках которого сейчас билась и колотилась загнанная до паники жизнь...
- Не надо... не убивай... не меня... не надо меня...
- А кого? – с интересом спросил Саске. – Останавливай. Мне еще аварии не хватало.
- Не надо, - окрепшим голосом сказал Орочимару. – Не...
- Останавливай.
Можно было еще сбежать, заблокировав задние двери, можно было скатиться в кювет и уйти в сырую тьму...
Но Саске крепко схватился рукой за шею Орочимару и подтянулся вперед, своим весом буквально выжав его из салона.
Вывалились на обочину. Мокрый песок налип на пальцы и колени. Маслянисто светились узкие лужи. Неподалеку чернел зубчатый лес.
Саске прижал коленом согнутую дрожащую спину, не давая подняться.
- А ведь у меня еще брат есть... – медленно проговорил он. – До трех считай.
Орочимару дернулся. По штанинам потекло теплое, щекотно забираясь в ботинки.
Саске коротко вздохнул. Показалось – с сожалением.
- Не надо...
Грянуло и ударило в затылок. Горячей тьмой.
До Дамб брел пешком. Небо над головой слоилось и рассыпалось на утренний творог. Переоделся у реки. Холод обжигал.
Успел на первый автобус в сторону города, и, привалившись к окошку, заснул.
Контролерша даже не стала его трогать – удивительно красивый парнишка, настолько утомленный, что веки посинели, да и сны, видно, хорошие – чуть улыбается...
Спящим на диванчике его нашел и Хаяте, вернувшийся с похмелья и котом в сумке во втором часу дня.
- Подвинься, - простонал он, выпуская кота. – М...мать... сколько же он пьет...
Саске молча повернулся на бок, освобождая место.
- Нашел к кому свалить, - прошипел Хаяте коту, валясь на диван. – Нет бы к интеллигентной девушке...
Саске перешел за свою грань. С ночи убийства он окончательно отточил мировоззрение.
Жизнь – отлично. Смерть – так себе. Мерзковато. Вонь эта... моча с дерьмом вперемежку. Но если хочешь мстить – будь добр, проходи и через это. В нем не произошло слома, приводящего преступников на добровольное покаяние. Совесть его раз и навсегда определила для себя понятие справедливости. Сильных эмоций Саске не испытал.
Сравнивая ощущения, был вынужден признать, что теплое дыхание Наруто рядом рождало куда больше напряжения. Вспомнил на свою голову... И пришла та самая неисцелимая тяжелая боль...
С трудом дотянул до полудня. Нашел старую затертую рубашку. Все пытался согреться. Кончики пальцев немели, в груди ныло.
На подоконнике одиноко сидел забавный кактус. Его Саске механически полил.
Два дня... Целых два дня ожидания с этой незаживающей ямой в груди. Хорошо, что дел еще полно. Киба, Итачи.
Кибе он позвонил.
- Приезжай.
- Зачем? – настороженно спросил Киба.
- Квартиру тебе нашел. Бесплатную.
- Смеешься? – обиделся Киба.
- Нет. И трогать я тебя не буду.
Киба поразмыслил... и приехал. Было в голосе Саске что-то беззащитное, располагающее. Сам он выглядел неважно. Побледневший до синевы, с лихорадочно блестящими глазами.
Даже похудел, вроде бы... Свет Саске не зажигал. На кухне стояла опустевшая клетка.
Пустая бутылка вина на столе.
- Пустую тару на стол не ставят, - вздохнул Киба, убирая бутылку.
- Почему? – спросил Саске.
- Ну... – Киба даже смутился. – Есть такая теория, что в пустые коробки, ящики, бутылки...
вообще, во все пустое моментально набирается черная энергия. Зло.
Саске не ответил. В комнате Киба увидел раскрытую спортивную сумку. Авиабилеты.
- Уезжаешь?
- Да.
Саске огляделся.
- Брать ничего не хочу, а надо. Будешь здесь жить. Плата – только за свет и прочую хрень.
- Ты с ума сошел... – выговорил Киба, а к сердцу подкатило теплое – ч-черт, это же какая экономия, сколько свободных денег...
- Нет, - Саске еще раз обвел глазами комнату. – Кактус только поливай.
- Эй, - запротестовал Киба. – Я не знаю, как его поливать!
- Раз в неделю.
- А не много? Он же в пустыне растет...
- Он у меня дома растет. Наруто поливал раз в неделю.
- Ну, если Наруто... – Киба сел на диван, поник.
Хотелось рассказать Саске, как виделись в последний раз. Каким был Наруто – откровенным, измученным, воспламененным. Его руки, заключенные в кольца кровоподтеков. Его отчаянная уверенность в себе и коробочка с таблетками... Поделиться с Саске, который смог бы понять. Смог бы объяснить, почему так неловко за отказ пойти с ним.
Но – поздно. Саске не союзник, и не друг...
- Ты что-нибудь знаешь о Наруто?
- Да, - подумав, согласился Саске. – Он стал носить бейсболку.
- Я давно его не видел.
- Позвони. – Саске поежился и впихнул в сумку куртку. – Вздумаешь сказать, что я уезжаю – убью.
Киба вздрогнул. Он сотни раз слышал от Саске такое обещание, но никогда оно еще не звучало так обыденно-веско. Пришлось перевести дыхание.
- Тогда лучше отношения опять не налаживать, - принужденно засмеялся он. – Иначе как я объясню, что я тут делаю?
- Верно, - холодно сказал Саске, застегивая боковой карман на лоснящемся черном боку сумки.
- А ты куда?.. Или насколько?..
- На три-четыре года.
Киба присвистнул.
- Странно, - сказал он. – Кто же будет нас в дерьмо носом тыкать?
- Вы и без меня успешно справляетесь, - Саске выпрямился. – Что у тебя там? Чего зажался?
Киба снова ощутил на себе действие его пугающей проницательности, невольно пожал плечами.
- Мне кажется, я его потерял.
- Мы все его потеряли, - помолчав, сказал Саске.
Он все-таки включил обогреватель. Выкатил на середину комнаты маленький столик, с новым замененным стеклом. Принес стаканы, распаковал пласт мясной нарезки, вскрыл бутылку коньяка. За окном тихо шуршал дождь. Телевизор молчал, лампы обмирали в полутьме.
Сели на пол, возле обогревателя, от которого по комнате волнами расходилось тепло.
Киба наблюдал за Саске – необычно уютным в старой рубашке навыпуск и вельветовых тертых джинсах. Заметил, что смягчился рисунок губ, глаза заволокло дымкой ожидания.
Саске прощался. Молча, через пряный вкус коньяка и созданное электричеством тепло.
Через свое почти дружественное молчание и задумчивый взгляд.
- Ты это... возвращайся, - грубовато сказал Киба, от неловкости роняя кусочек колбасы на колени.
Саске коротко хмыкнул.
- Как-то не получается тебя ненавидеть, - заторопился Киба. – Вроде... недавно убить был готов. Месяца два прошло, да? Да. И... стерлось. Я Наруто говорил, а тебе нет. Когда вместе жили, мне порой приходило в голову, что тебя хочется видеть рядом.
- Этому столику больше не наливать, - сказал Саске, поднимая свой стакан.
Киба увидел – он чуть улыбается.
- Наруто без тебя не справится, - продолжил он, ободренный этой улыбкой. – Он сказал –
не сможет прожить. Не знает, как.
- Живет же, - равнодушно сказал Саске, вытирая влажные губы пальцами. – Киба, если начистоту... Вы только и умеете, что говорить. И ты, и он. Он – не мог бы прожить, пришел бы обратно. Ты – ненавидел меня, пришел бы и убил. Что за манера трепаться в пустоту? Пепельницу принеси.
- Пришел бы обратно, и... – продолжил мысль Киба, возвращаясь с пепельницей и вовремя подставляя ее под истлевшую сигарету.
- Это у тебя надо спросить. Я эту ситуацию не рассматриваю.
Киба уселся обратно, стукнувшись коленом об обогреватель.
- Черт...
Саске подвинул к нему вновь наполненный стакан. Сам он уже мягче выговаривал слова, чуть прищурил глаза. Коньяк, подарок Тензо, отличался истинной крепостью тщательно сберегаемого...
- Рассмотри, - попросил Киба.
- Хорошо, - согласился Саске. – Примерно так...
Он задумчиво коснулся губами стакана, провел влево-вправо...
- Если бы он пришел, и я ему поверил. Я уже не отпустил бы его. Никуда. И сам бы никуда не ушел. Примотал бы к батарее и умер рядом.
- Ты это... серьезно? – Киба отставил стакан.
- Да. Так что пусть гуляет, где хочет.
Его глаза на секунду закрылись. Он, произнеся это, уже мысленно умирал, вцепившись руками в согнутые теплые плечи...
- Ты знаешь, что его любишь? – сдавленно спросил Киба.
Саске открыл глаза.
- Да.
Киба не нашелся, что сказать. Он понимал, что эмоции и чувства Саске – это всегда крайность. Нет у него обыкновения рисовать такие картины для красоты.
- А еще я подумал... – Саске запрокинул голову, упираясь затылком в край дивана, – в словах нет особого смысла.
Киба поймал взглядом его медленное движение – Саске повернулся, глядя утомленным вопросительным взглядом. Губы порозовели от коньяка.
И на вкус горькие, словно дым. Дымом и металлом пропахла кожа. Только волосы пахнут чем-то другим... Гранатовым соком.
Его запрокинутое лицо смутно белело во тьме, пробивающей себя пути неслышным течением времени... и вот уже ей наполнены глаза, и, наверное, ее больше, чем кажется.
Киба чувствовал ее кончиками пальцев, такую ощутимую, плотную и живую, что тянула за собой.
Пришлось пить тьму с его губ – легкое и холодное дыхание. Пришлось отдать ей пальцы, запутавшиеся в отросших черных прядях. Прижаться.
Что-то не так в этом Саске, в другом, новом Саске. Словно клубок его ненависти и злости наконец распался, и длинные хищные нити нашли выход, а он остался – успокоенным.
И было в нем – уходящее. Человек, у которого есть авиабилет на четыре года вперед, не может оставаться цельным. Его сила, мысли и мечты уже там, в будущем, а здесь остается нетерпеливое и усталое тело, ждущее своей очереди на отправку.
Ему, этому телу, проще без всего своего обычного багажа, поэтому Саске странно-медлителен и почти нежен.
Восстанавливает себя, находя на теле Кибы самые чувствительные местечки, и внимательно ловит его стоны, наблюдая неподвижными темными глазами. Еле касаясь, трогает кончиком языка сосок, проводит напряженными пальцами по позвоночнику, обводя округлость каждого позвонка, приподнимается, подминая под себя. Под голову подложил согнутую руку, сгиб локтя вырисован тенью, тень льется с его опущенных плеч, тьма стекает с волос, и он задыхается.
Если бы ты всегда был таким, ошеломленно думал Киба. Если бы ты всегда... Даже смотреть больно... как и на все, что не имеет изъяна – на снежные линии гор и математически точные кристаллы соли...
А Саске ощутил прилив своей любви. Озвучил. Сказал – вслух. И накатило... Где-то же она сберегается, жгучая, словно лиловый чертополох под полуденным солнцем. Та сладость, что прячется в колючих бутонах, смягчила его, успокоила.
Наруто такого не доставалось... Но она – его.
- Не пидар он... – вытянул Саске хрипло, ища губами охотно размыкающиеся губы Кибы.
- На себя посмотри...
Киба впервые возразил, и даже успел пожалеть о сказанном, но Саске тихо усмехнулся и снова приник к его губам, языком чутко вычерчивая линии на чужом языке.
Он оставался таким до самого конца – осторожным и внимательным, яд с его прикосновений был сброшен и ушел в землю. Дышал прерывисто, вытягиваясь на теле Кибы, легко подхватывал его ноги, вбиваясь внутрь так глубоко, что тепло превращалось в сумасшедший жар, ныло в судороге ожидания... Киба выворачивался, цеплялся руками за его мокрую спину, скрипел зубами.
- Ну же... ну!
- Попроси еще? – Саске наклонялся к его уху, останавливался. Его сердце билось тяжело, пугающе.
- Садист...
- Хуже.
Его возбуждение концентрировалось. Доходило до предела. Движения стали резче, руки сомкнулись на плечах Кибы, брови дрогнули и сошлись в почти болезненной гримасе.
- Блядь ты... – это уже напоследок, откинувшись назад, напряженный в идеальном сплетении мышц груди и торса.
Киба не ответил. Его трясло, зубы стучали. Оргазм сжал тело в комок, и ударилось в затылок, разжало пальцы...
Саске помотал головой, распрямляя смятые Кибой волосы.
- Жарко, - сказал он и поднялся, подхватив с пола джинсы.
Через минуту в душе зашумела вода, а Киба неловко перебрался на диван и закрыл глаза.
Саске-Саске... нет в твоей душе дна...
Утром Саске проснулся вполне обычным. Злым, разочарованным. Приложил руку к груди, прислушался.
- Да что за...
Несмотря на плохое настроение, усадил Кибу завтракать.
- Что у нас здесь находится? – показал пальцем.
- Бронхи? – предположил Киба.
- Желудок, - мрачно сказал Саске. – Кашля нет.
- А что есть? Температура?
Киба соображал с трудом. Вчерашний коньяк крепко отдавался в голове.
- Нет.
- Я не врач, - сказал Киба, наливая себе третий стакан воды.
- Да просто у тебя, кроме жопы, никогда ничего не болело, - разозлился Саске.
- Просто болит? – Киба поднял глаза, подумал немного. – А... это... я понял. Это душа, Саске.
Саске не донес до рта бутерброд, отложил его в сторону.
- Что?
- Душа, - пояснил Киба. – Не знаю, как объяснить... Все вместе... совесть, упущения какие-нибудь... Если довести до предела, то будет именно болеть. Физически.
- Упущения? – переспросил Саске и снова взялся за бутерброд. – Да, упущения есть.
Упущением был Итачи. Если с Орочимару все было сравнительно просто, то с Итачи дело обстояло несколько хуже. Саске брал два патрона не просто для подстраховки. В нем сидела твердая уверенность, что Итачи будет следующим, но после эпизода с Орочимару уверенность начала таять. Саске с присущей ему брезгливостью не желал видеть родного брата в таком мерзком положении. Это наложило бы тень и на него самого, как никак, похожи...
Было и еще одно «но». Саске не сомневался, что убийцу престарелого извращенца разыскивают, и не собирался подкидывать детективам подарок в виде второго трупа, нитки от которого можно было размотать с легкостью. Закон все-таки полагал, что убивать людей просто так некрасиво, а Саске полагал, что ему нечего делать в тюрьме.
Но ненависть требовала исхода. Избавление от нее неожиданно повернулось хорошей стороной – Саске стал чувствовать острее, иначе не получилось бы такого секса с Кибой и не смог бы признаться ему, что любит Наруто.
Убийство Орочимару наложило на мир иную сетку ощущений. Саске чувствовал себя полуслепым человеком, в первый раз надевшим линзы.
Ощущение новизны быстро исчезло. Ненависть вновь заняла отвоеванные позиции, и снова подступало к горлу, да еще эта душа... Или невралгия?
В прихожей, дожидаясь Кибу, Саске задумчиво покидал на ладони оставшийся патрон.
Мысль оформилась быстро и стала заманчивой. А что, если?..
Проводив Кибу, он выбрался на улицу и, стоя у сигаретного ларька, набрал номер.
- Итачи, - сказал он, прижимая телефон к уху плечом. – Я уезжаю. Надолго. Увидимся?
Отказа быть не могло. Саске, прихватив купленную пачку сигарет, вернулся домой и улегся, чувствуя расходящееся по телу волнение. Как же все просто, а...
Мешала боль в груди. А еще – воспоминание. Наруто, пути-то отрезаны... Окончательно.
Не связывайся с таким, как я. Вовремя все, как же вовремя... Больно.
На встречу он пришел в старом натовском свитере, армейских штанах и битых кроссовках. Небрежно уронил с плеч черный рюкзак.
- Как жизнь?
Итачи удивленно поднял глаза. Саске? Не в его это стиле, не в его привычках...
Выбранный ими для встречи бар в будни был немноголюден. Толстые дубовые балки подпирали потолок, круглые шершавые столы пахли смолой. Расставленные по столам вазочки светились хитрым янтарным узором. Уютно, тихо...
- Уезжаешь. Сегодня? - сказал Итачи, пытаясь найти связь между видом Саске и его отъездом.
- Вечером, - подтвердил Саске, садясь напротив и рассматривая красивое аристократичное лицо брата.
- Надолго.
- Навсегда.
Саске поймал вспыхнувший в глазах Итачи болезненный огонек.
– Ага. Так что... пришел помириться. Объясни мне, почему ты так сделал.
Итачи медленно опустил ресницы. Всему свое время, и этому рассказу тоже.
Младший брат – это человек, жизнь которого равна собственной. Обмен не горек, не вынужден - нежен, доброволен.
Это особая статья любви, прописанная самыми кровавыми страницами книги судеб. В ней все – и желание защитить, и помочь, и быть на равных, и преодолеть... Родительская любовь груба по сравнению с братской, любовь к девушке – неглубока.
- Я тебя любил, - со жгучей ненавистью сказал Саске. – Прощал все... Вспомнить больно, как я тебя любил...
- А я тебя защитил, - сказал Итачи.
Саске медленно поднял голову.
Если бы – если бы ты так быстро пошел вверх, попал бы на вершину, светился бы на глазах у уймы народа, был бы известен, мотался бы по странам и матчам... Думаешь, не вспомнили бы о тебе те, кому Учихи поперек глотки давно и всерьез?
Семья, отличившаяся всем. Семья, готовая спихнуть с правящих мест давно приросшие туда задницы. Кипы компромата, так и не найденного после смерти родителей. Хочешь жить дальше – умей проиграть. Живая собака лучше мертвого льва – не дурак же сказал?
Одно дело – мирно живущий на окраине парнишка-кладовщик, а другое – честолюбивый блестящий спортсмен, оттачивающий новые клыки для новой борьбы, заводящий связи, теоретически обладающий пропавшим пакетом документов.
Нет таких сильных мира сего, кто не подстраховался бы в этом случае. И что дальше?
Несчастный случай в дороге на очередной матч? Другие варианты?
- Ты бы погиб, Саске.
- А ты? – у Саске голос пропал.
- У меня другой характер. Я сейчас работаю на них же. Извини. Так спокойнее нам обоим. То же самое... с Наруто. У него большой потенциал. Рано или поздно он вытащил бы тебя в свет, поэтому вас пришлось разбить. Ты читал о его...
- Заткнись, - глухо сказал Саске. – Дай мне обдумать. Значит, ты сломал мне жизнь... защищая?
Итачи согласно наклонил голову.
- Тебе было двадцать. Ты осознанно ложился под Какаси. Ты знал...
- Я тогда знал о тебе все, - сказал Итачи, смыкая пальцы на изящной ручке чашечки с зеленым чаем. – Помнишь нашу игру? Неважно, какими средствами ты добьешься цели.
Неважно, что при этом будешь выглядеть проигравшим.
Саске медленно потянул к себе рюкзак, потом замер, задумавшись.
- Ты хотел помириться, - мягко напомнил Итачи. – Пойми меня. Просто я тебя люблю. Куда ты уезжаешь?
Саске поднял голову. В его глазах отражался свет оранжевого светильника. Потом он наклонил голову, и отражение исчезло, оставив глаза мертвыми, бездушными
- Я пришел тебя убить, - спокойно сказал он. – Ты. Сломал. Мне. Жизнь. Расплачивайся.
Выдернув из салфетницы салфетку, он расправил ее на столе, достал из рюкзака ручку и бегло, но разборчиво вывел на мнущейся мягкой бумаге длинную череду цифр.
- Расплачивайся, - повторил он, придвигая салфетку Итачи.
Итачи не нужно было смотреть на цифры. Он уже понимал, что от него хочет Саске.
Зябко согнулся над своей чашкой, уставившись на ее медовое дно.
- Все очень удачно сложилось, да? – спросил Саске. – На них работаешь, их и подставишь... ты же гений. А я буду в полной безопасности.
Склад. Глава 39
Омои приходилось много думать о Наруто. Он не мог доверить свое имя и свои профессиональные надежды человеку, которого не знал бы досконально. Первый порыв в счет не шел. Будучи охотником на карьерной тропе, Омои поставил на карту все – и выиграл.
Сжимая в мокрых от волнения руках свои расчеты, онемевший от напряжения, стоял под белым южным солнцем и смотрел, как новенькая серебристо-оранжевая машина идет на старт.
Дата добавления: 2015-09-28; просмотров: 15 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |