Наруто смотрел на него из-под опущенного козырька, с жадностью подхватывая в копилку памяти еще нетронутые черты. Запоминал: с нежностью, с горькой обидой, с обреченностью.
И только потом перевел взгляд на стоящих по обе стороны него людей. Первого он вспомнил с трудом – охранник, что ли... где-то видел же. Второй с веселым любопытством рассматривал его руки. Наруто показалось – сквозь защиту напульсников видит уже начавшую остывать болезненную красноту.
Еще дальше стоял лоснящийся от полироли джип, а еще – оливковая битая «хонда».
- Тензо, - представился охранник и протянул руку.
- Наруто.
- Хаяте, - парень поправил сползшую на глаза бандану, сунул в карман тетрис и тоже протянул руку.
Чертова система знакомства. Поплыло жестокое, ревнивое – Саске, блядь! Саске... Кто из них? С кем из них?
Наруто отступил на шаг, ощущая жжение в ладони.
- Наруто, - негромко позвал Саске.
А он вместо обычного пожатия вдруг интимно и крепко стиснул пальцы. Так поступал раньше, закидывая руки Наруто за голову, открывая его тело для прохладных сдержанных поцелуев. В летней тьме на двоих, в плывущих за бортом их мира ночах, вдвоем, вдвоем... Когда цифры на часах сменялись одна другой, влажные простыни сползали на пол, когда время отсчитывалось только пульсом, а после Саске засыпал, подложив локоть под голову, а Наруто тихо дышал под его плечом... И знал – он проснется рядом.
Изменилось – сколько прошло одиноких ночей после? Сколько больничных пустых часов? Странный кошмар в новоприобретенном доме, безликие ночи, и каждый раз, открывая глаза – где же ты, чертов ублюдок? Чем занимаешься, о чем думаешь, в порядке ли ты?
Видимо, в порядке.
А больно отчего? Оттого, что не смог дать ему спокойствия и поддержки. Дали – другие.
- Документы отдашь?
Саске помедлил.
- Отдам.
Над головой ветер хлопнул неплотно прикрепленным листом железа – обшивка склада. Лопающаяся кожа.
Тензо отошел в сторону, собрал разложенные на капоте джипа листы. Еще не хватало, чтобы их разбросало ветром – собирай потом заново.
Вот и твое слабое место, Саске... даже Хаяте насторожился, хотя не настолько чуток к проявлению чужих эмоций, но здесь... Эти двое - провода под током. Стоит только одному протянуть руку и коснуться так, как касался прежде, и все – их собьет в целое неведомая сила, не имеющая никаких названий. Не любовь даже – предназначение.
Тензо достаточно изучил Саске, чтобы понять – он сейчас на перепутье и не готов отделываться оторванными конечностями.
Наруто же прячет глаза, поэтому не видит глаз Саске, а там – все для него.
Бессознательная нежность, живое желание и спокойная радость. Ненадолго: еще секунда – и Учиха осознает, справится.
- Работали вместе? – Хаяте любопытничает. – Увольняешься? Саске, друг?
- Да.
Тензо обернулся вовремя и успел поймать неизбежный момент. Саске на долю секунды опустил голову, а когда поднял, солнечный свет уже не вливался в его глаза, блеск погас, и тени стали четче.
Но он все еще стоит напротив, на опасной дистанции.
- Ты изменился, - сказал Саске, окидывая Наруто взглядом. – Нервничаем – не жрем? Как баба?
Да, он похудел, подумал Тензо, вспоминая прежнего Наруто. Совсем сдал парень... Плечи стали угловатыми, черты лица заострились, но все же – удивительный. Сочетание таких черт и оттенков встретишь нечасто, а они у него еще и в полной гармонии. Кажется – чуть измени разрез глаз или рисунок губ и разобьется вдребезги его уникальная притягательность, но природа не ошиблась ни в единой линии.
Саске можно позавидовать – этот парнишка его любит...
Но Учихе не нужна любовь, ему нужна самореализация. Ему нужна сила и умения, уверенность в себе и отсутствие тревожащих его эмоций. Агрессивность Саске тому подтверждение. Даже сейчас не выдержал – высказался... Интересно, по больному ли?
Наруто на последнюю фразу не ответил.
- Пойдем, - сказал Саске, разворачиваясь.
- Ждем, - веско сказал Хаяте, снова вынимая из кармана тетрис.
Склад остался прежним. Цементный пол, стеллажи, картон... Наруто шел за Саске след в след, не поднимая головы. Не обернулся на радостное восклицание Ино, не ответил на приветствие Шикамару.
Вздрогнул только, когда Недзи окликнул Саске:
- На фуру документы готовить?
Саске остановился.
- Подожди. На таможню отзвонимся.
Невольно начало складываться: если таможня задерживается, то фура через пару дней...
Разгрузка, выскальзывающие из ладоней коробки, привычная уже боль в спине, терпкий вкус энергетика, разбавленный вкусом губ Саске – его с трудом, но можно было зажать где-нибудь у лестницы... Просыпающееся утро, забирающееся на крыши домов, тонкие нити света, пробивающиеся через закрытые картоном окна... Сон на разложенном диванчике. С краю утомленный Киба, накрывшийся курткой с головой. Саске ложился посередине, словно оберегая Наруто от случайных прикосновений к чужому телу, поворачивался к нему лицом и закрывал глаза. Места не хватало – в спину давили твердые подушки, и Наруто придвигался ближе. Уже совсем сонный, Саске приподнимал руку и укладывал ладонь ему на шею.
Операторы расходились, замирал зал приемки, солнце билось и бушевало снаружи, а в столовой было уютно и тихо.
Сдавали ключи – домой вместе... На улицах появлялись первые машины, люди в метро дремали, только тронутая оранжевым рябина золотилась, и прозрачный воздух раскрашивал мир самыми яркими красками...
В парке однажды сцепились – в шутку. Разговор о драках начал Наруто, а Саске задело за живое – как можно бить только рукой и плечом?
- Равновесие теряешь и больше семидесяти процентов силы удара.
- Я до тебя ни разу не дрался, - возразил Наруто.
- Ты и со мной не дрался, - отрезал Саске. – Самоубийца.
Прозвучало почти нежно, и Наруто остановился и сбросил с плеча сумку.
- А как надо? – спросил он. – Покажи.
- Я тебе не тренажер, - сказал Саске, но шаг замедлил, видимо, борясь с искушением оказать покровительство.
- Учиха, - позвал Наруто. – Иди сюда. Хочешь же.
Саске сдался. Отошли на зеленую полянку, осмотрелись – никого. Начали с ерунды, закончили задыхающиеся, на мягкой прохладной траве.
- Все, - сказал Саске, глядя на медленные утренние облака, – теперь найди какого-нибудь неудачника и попробуй свалить с ног.
Он умолк, закинул руки за голову и прикрыл глаза.
Наруто сделал было движение к нему, но Саске предупредил:
- Только попробуй... на улице. Педик озабоченный.
И сколько раз ходили так... В метро Наруто незаметно прижимался бедром к бедру Саске, днем отсыпались, просыпаясь только для того, чтобы с закрытыми глазами, на ощупь найти друг друга, сплестись, сомкнуться в одно, а потом снова – освеженные быстрым душем – спать...
- Наруто.
Наруто остановился. Под ногами ребристые металлические ступени. Здесь, на лестнице, они уже невидимы для остальных.
- Глаза прячешь?
- Хочешь посмотреть мне в глаза?
Наруто стянул бейсболку и поднял голову.
Саске стоял на пару ступенек выше, держась за перила. Высокий и обдуманно-спокойный.
Он ничего не смог увидеть. Ожидал – многого. Любви и страдания, жалости к себе, надежды или страха... Но синие глаза смотрели на него со смелой безмятежной прямотой.
- Хорошо, - сказал Саске несколько секунд спустя. – Рад за тебя. Значит, успокоился...
- Саске, - Наруто перевернул бейсболку и снова надел ее – козырьком назад. – Что ты хочешь из меня вытащить?
- А губы искусанные, - сказал Саске задумчиво, игнорируя его вопрос.
- Это не твое дело.
Саске промолчал. Его рвало на части. С того момента, как руки Наруто коснулась рука Тензо, он остро и болезненно ощутил всю глубину своей неправильной и запутавшейся любви. Все желания всколыхнулись разом – оградить Наруто, закрыть от всего мира, не давать ему ни шага в сторону, ни позволения на лишнее движения... Чтобы никто больше не смог дотронуться, даже в стандартном жесте приветствия... Лечь на него, спрятать под своим телом, закрыть глаза и застыть...
И столько в этих желаниях было страшной агрессивной силы, что Саске понял – конец.
Пустить на самотек, поддаться, значит – довести дело до убийства. Будь проклят тот, кто подшил любовь подкладкой ревности.
Свободы. Свободы от него, словно собранного из кубиков самых потаенных желаний и
стремлений...
В кабинете-фонарике горел неяркий свет – одна из ламп перегорела.
- Странно, - сказал Наруто, разглядывая потолок. – Раньше ты такого не допускал.
Времени нет, хотел было ответить Саске, но сдержался. Не следовало ему ничего знать...
В стопке недавней документации Саске нашел и подписанное заявление об увольнении и конверт с расчетом, аккуратно вложенным в трудовую книжку.
- Распишись, - сказал он, выложив документы на стол и разворачивая книжку.
Наруто поколебался немного, но шагнул вперед и встал рядом, коснувшись бедром бедра Саске.
Роковая и необходимая ошибка. Все сломалось.
- Я не смог... – сказал Наруто, поворачиваясь к Саске. – Я обещал и не смог.
- Не надо, - быстро предупредил Саске, но было поздно – интуитивно ощутил страшную одинокую боль и потянулся разделить – положил руки на плечи Наруто. – Просто не стоило начинать. Теперь мне проще.
По пальцам потекло покалывающее знакомое тепло – сжал.
«Я знаю, как жить без тебя».
- Я тоже в порядке.
«Я знаю, как жить без тебя».
- Молодец.
И где все чертовы слова, объяснившие бы...
Наруто наклонил голову и прижался щекой к руке Саске. Теплое дыхание коснулось пальцев, и Саске с опаской отдернул руку, но от резкого движения заныла кисть, а Наруто успел перехватить запястье и подался вперед.
Так и стояли – прижавшись. Наруто опустил руки и спрятал лицо на груди Саске. Саске осторожно положил ладонь на его затылок и умолк.
Пусть так – пусть запомнит таким.
Тензо был прав – сдался бы один из них, и второй бы потянулся. Но Наруто сжимал зубы, веря в то, что Саске счастлив, а Саске просто надеялся, что все это закончится, и жизнь метнется в другую сторону, оставив позади проклятый город и проклятую любовь.
Под его пальцами ощутимо выступили недавние швы – стекло... То самое разбитое страшное стекло.
- Могу телефон вернуть, - сказал Саске вполголоса.
Наруто молча сунул руку в карман и показал новый мобильник.
Черта подведена.
Тензо с первого взгляда понял – Саске все это тяжело дается. Не по глазам понял – по движениям, скованным, медленным. Люди в таком состоянии бьют подвернувшиеся под руку машины и витрины. Саске сдерживается.
Зато Наруто почти весел. С улыбкой попрощался, надвинул на глаза козырек, поправил ремень сумки и зашагал прочь.
- Хороший мужик вырастет, - задумчиво сказал Тензо, глядя ему вслед. – Правильный. Ни тебе соплей, ни нытья...
И этой фразой остановил двинувшегося было следом Саске. А Саске душило – не договорил, не успел, что-то упущено... Одну фразу. Сказать бы ему одну простую фразу...
Услышав Тензо, вздрогнул: нытье и сопли.
- Давайте свой контракт.
- Сейчас, - спокойно сказал Хаяте, поднимая глаза от тетриса. – Я уже убрал. Думал – мало ли, переубедят...
- Кто? – хмыкнул Саске. – Он? Не его это дело.
А Наруто, выйдя из зоны обзора камер, бросился бежать. Прочь – как можно дальше! По узким тропинкам, заваленным битым кирпичом и стеклом, мимо серых стен и покосившихся фонарей, вдоль платформы, расталкивая недоумевающих людей, по испещренной корнями земле, под рыхлые желтеющие кроны деревьев...
Дальше, еще дальше! Слабеют за спиной голоса и городские звуки, приглушенно уже бьются по рельсам электрички, воздух сыреет, тяжелеет, и кажется – так далеко... Но запах, тепло, голос – все преследует неотступно, и кажется – повернись и увидишь Саске.
Навязчиво. Наруто боялся обернуться. Боялся – не увидев его, сойдет с ума... Или наоборот, сойдет с ума, его увидев.
Широкая посадка уперлась в полуразрушенную стену. Цементные вздутия между пожелтевших кирпичей напоминали затвердевшие мозги. Наруто вцепился в них пальцами и ахнул от резкой боли: из-под ногтей засочилась медленная кровь.
Цемент крошился, осыпаясь с тихим шуршащим звуком. Над головой пискнула недоуменно невидимая птица.
Стоя на коленях, глотая ледяные беспощадные слезы, Наруто терзал пальцами равнодушную стену, выстроенную много лет назад неизвестно кем и неизвестно зачем...
Дыхание не умещалось в груди. Кричал, уткнувшись лбом в шершавые кирпичи.
Недоуменная птица покинула свою ветку и, распахнув крылья, умчалась в холодную синеву.
Потом, обессилев, Наруто лежал на траве, раскинув руки, и смотрел, как листва вышивает зеленый живой узор по неподвижному небу.
- Девка, - выговорил он через силу. – Не верил? Я предупреждал – воспринимай меня всерьез...
Легче не стало.
Тени «Лонгина» жались по углам. Солнечные брызги, выбитые высокими пыльными окнами, разлетались. Жилистый тертый пол поскрипывал под ногами – Наруто нарочно пружинил шаг, с наслаждением придавливая и прижимая мягкую обнаженную древесину.
Утром здесь пахло иначе – пробивался тонкий и роскошный аромат старинного театра. Ни тебе дыма, ни приторных духов, только спелая нотка вытертой до блеска кожи и распахнутого бархата, темного лака и особой бутафорской пыли.
Значит, все-таки, театр.
У дверей, ведущих в комнаты Пейна, Наруто все-таки остановили. Не задавая вопросов, обыскали ловкими руками, отступили. Проходите.
Пейн поднял на него глаза, задумчиво прижал губами серебряную пластинку. Обожгло снежным и горьким.
Сложно было представить – тогда, когда Наруто впервые попал сюда, запинающийся, по-школьному складывающий на коленях руки, - невозможно было представить, что несколько месяцев спустя он придет таким.
Самостоятельно, без проводников и вызова, без разрешения, без просьбы. Зашел, как заходят к старому другу, притомившись после долгой дороги. Наруто вопросительно смотрел на Пейна: что не так? Синие глаза безмятежны. Пейну осталось только наклонить голову: все хорошо. Принято.
- Конец лету, - сказал Наруто, подходя ближе.
Коротким движением он стянул бейсболку и кинул ее на стол. Забрался в широкое кресло, скрестив ноги. Тонкая ткань штанов обтянула круглые колени. Желтые молнии резали ее на треугольные лоскуты.
- Последние жаркие дни.
Вывернулся, стаскивая с плеч широкий ремень сумки. Простое движение, наполненное невероятной пластичностью – так двигаются люди, полностью владеющие своим телом.
В том месте, где его плечо прижимал ремень, оранжевая футболка чуть влажная.
Примятые бейсболкой волосы потемнели.
Пейн лениво отвел руку – подхватил кусочек льда из запотевшей высокой вазочки. Наруто поймал движение взглядом, поразмыслил, подался вперед и взял кусочек губами.
- Я по делу, - сообщил он, разгрызая лед.
- Успеешь.
Здесь, внизу, окон нет. По драпированным стенам рассыпается волнистый свет одетых в резную медь ламп. Синяя, зеленая и желтая эмаль на боках старинного турецкого кальяна горит собственным светом – изнутри. Разноцветные осколки разбитого калейдоскопа. Наруто остановил внимательный взгляд на бледном лице Пейна.
Самое важное решается без слов. Решалось – в полной тишине, оценивающе.
Обдумывалось – одиночество холоднее, чем лед. Ни штриха тепла на чуткой коже: заброшенный художником холст. Подсыхают и подтягиваются в желании подкожные глубинные нервы. Ожиданием сводит мышцы, губы устали от боли. Восемнадцать лет.
Где-то должна была завыть-завопить совесть, заскрипеть зубами любовь, память должна была очнуться и начать выкладывать из рукавов сплошь козырные тузы. Но Наруто устал от этого. Устал от своей совести, любви и памяти: умел принимать душевную боль, но не собирался превращать ее в источник энергии. Он не был склонен к демонстративности, так что не льстили излюбленные страдальцами картины будущего: не собирался надевать демоническую маску выгоревшего душой, не желал опускать глаз и головы на расспросы о личной жизни. Не придумывал себе проникновенного горького взгляда, не хотел хранить тайны, кусочек которой то и дело показывался бы на поверхность, как уголок носового платка. Словом, обычные утешения несчастных влюбленных – позерство и выносимые на суд окружающих страдания - ему были недоступны.
Не видать ему было мистической притягательности Саске, с блеском выполнившего все вышеописанные процедуры и настолько вжившегося в образ, что и сам он не мог уже разобрать – где его «я», а где защитные и охранные системы, навязанные обстоятельствами.
Наруто обладал своей притягательностью - не скрываемой, не таинственной. Пока в синих глазах теплился настороженный интерес, Пейн ощутил ее вполне. Не было сидящего напротив подростка, молча обдумывающего свои никому не известные мысли. Был яркий, словно солнечный луч, импульс, быстрый и жаркий.
Его хотелось разложить на спектр и увидеть – как и какими силами поддерживается этот механизм, увидеть мельчайшие стыки его цветов и плавные переходы из одного в другой.
- Ты виделся с Саске.
Наруто понял закодированный в утверждении вопрос.
- У него своя жизнь. - Тензо и Хаяте, любой из них, да хоть оба… Саске любит жесткие схемы. – У меня своя.
Сказал и запрокинул голову. Прикрыл глаза. Подведение итогов выматывает… Душно и тоскливо.
- И опять пришел ко мне.
- Я предлагаю сотрудничество, - не открывая глаз, сказал Наруто.
Пейн натянуто улыбнулся – нехорошо, хищно. Иллюзия рассыпалась. Малолетний наглец, разлегшийся в кресле, взял на себя слишком много. Его потаенные мысли оказались обычными детскими надеждами, восторженными, необходимыми для юной самооценки: как же, втесаться под укрытие «Лонгина»… Вероятно, в восемнадцать лет это кажется и романтичным и… возможным.
- Доиграй сначала в свои игрушки, - сказал Пейн. Ему стало невыносимо скучно.
Наруто отрицательно покачал головой. Его губы улыбались.
- Ты меня недооцениваешь.
- Я тебя переоценил, - отрезал Пейн.
Синие глаза распахнулись. И снова он – обжигающий импульс.
- Я не хочу сейчас это обсуждать, - устало сказал Наруто. – Понимаешь… Если я сначала введу тебя в курс дела, а потом попрошу секса, это будет похоже на куплю-продажу… Типа – вот товар, а вот цена. Ни хрена. Или наоборот, или ничего.
- Так Лонгин или Цезарь? – не удержался от иронии Пейн.
Формулировка ответа ему понравилась – тройственный союз разной по сути информации, умело сведенной в одну непримиримую позицию.
- Лонгин, - снова улыбнулся Наруто. – Почти угадал. Мне нужен именно Лонгин.
Поднялся и шагнул вперед.
У него уже все распланировано, и на первом месте – жажда. Стереть. Забыть. Невольное движение навстречу – к черту! Застывшее в легких дыхание – выбить. Свое безволие, стон у кирпичных безразличных стен – не повторять. Беззащитность перед влечением – уничтожить. Заново, все заново… Призрачное в форму не облекать, наполнять жизнь иным, неизведанным, чтобы – выжить. Иначе никак, иначе – неловкое укороченное движение, на колени, руки в замок и холодные слезы. Это для других, для тех, у кого сил не хватит. Не для него, в его неполных девятнадцать…
Губы теплые, а язык прохладный – недавний растаявший лед… Пейн медленно отложил серебряную пластинку. Глухо звякнуло. Руки свободны – обнял чуть изогнутую спину, провел пальцами по позвоночнику, бокам. Наруто тихонько перевел дыхание. Явно соскучился по ласке, потому и легкий, отзывчивый. Но – изучает. Пробует на вкус, ощупь, на реакцию, ощущение. Отрывается от губ, подолгу прислушиваясь к себе. Если ему хватит сил – все пройдет нормально. Меньше всего Пейну хотелось разбираться после с неконтролируемой истерикой. Есть у этих искателей замены такая особенность – слезы в процессе глотать.
Лицо Наруто совсем близко, в глазах тот же мягкий исследовательский интерес. Губы уже примяты лаской – облизывается. Пускает на свою территорию пошагово – привыкая к незнакомому нажиму, различая чужие тональности. Понравилось – обеими руками взялся за затылок Пейна, подушечками пальцев создав сетку расслабленной истомы, и к губам – приник. Уже жадно, демонстрируя себя – я такой, устраивает?
Это отголосок прежнего страха.
Устраивает. Созданный кем-то другим, не новичок, но еще экспериментатор, в сочетании с гибкостью упругого сильного тела и горьковатым запахом недавней жары - устраивает.
Наруто почувствовал одобрение, осмелел. Ему нелегко дался первый шаг, но – собственная инициатива и ледяной порыв новой свободы опьянили.
А ведь и правда – свобода… Наруто всмотрелся в безразлично-опустошенные глаза
Пейна, неосознанно жестко потянул пряди его волос пальцами: будил боль.
Хорошо: Саске. Любовь. Только Саске. И никогда не почувствовать иного вкуса? А не-его-тело? Ладонями Наруто прошелся по широким плечам Пейна, нащупывая совершенно иные линии мышц, не угадывая ни одной из них. Рукам стало больно, словно по лезвиям… зубы стиснул – свобода же. И Пейн не увидел ни отголоска промелькнувшей в его душе паники. Наруто быстро учился.
Пейн хорошо понимал его стремление. Когда-то в его жизни тоже существовало понятие измены, и запах разгоряченной гладкой кожи напомнил ему об этом: смертельное смешение ошибок. Забыться. Оправдать себя. Научиться спокойно смотреть в обвиняющие глаза. Целая связка терзающих душу змей, выливающаяся в одно – отравленный безразличием секс. Учиха не зря вывел аксиому – все люди одинаковы…
Вот и Наруто пошел по проторенному пути.
Конан с присущей ей скрупулезностью год за годом искореняла само понятие ревности и добилась безупречного результата – окончательно уверившись в том, что любима, убрала физическую измену из списка раздражающих факторов.
Пейн точно знал – Учихе, чтобы лишиться собственнических замашек, нужно как минимум остаться без головы, поэтому с мстительной медлительностью наслаждался недавно принадлежавшим ему мальчиком.
Это последний излом на ядовитом стебле мести. Сколько их было – вновь упруго распрямляющихся… Учиху что мордой об пол, что об стол – встанет, сплюнет и на следующий день снова на ринге. Кто знает, что творилось у него в голове, но он словно издевался. Опуститься до простого над ним насилия Пейн не мог – Конан не одобряла. А сам он не давался, да еще и ехидничал в лицо: пидара-ас… Шипел.
Он напоминал Пейну взбесившегося волка, мятущийся комок мышц, бьющийся в смертельной агонии. В этой агонии хватал зубами все, до чего мог дотянуться и прогрызал до яремных вен.
Зрелище было бы страшным, если бы Учиха не погибал при этом сам. С учетом его медленного угасания – жалким.
И все же… он принес «Лонгину» небывалую прибыль. И не сдавался до последнего – пока не проиграл бой и не выдал себя вспышкой агрессии. Пейн знал – у таких, как он, злость подчас тождественна проявлению любви. И знал, кого Учиха умудрился полюбить.
Наруто отвлек его от мыслей, потянув зубами за ухо. Коротко обожгло быстрым дыханием.
- Я теперь ничего не боюсь, - хрипло сказал он. – Не сдерживайся.
Словно сама осень лопнула в центре комнаты – горько, холодно, смуро…
Облитый быстрыми каплями растаявшего льда, Наруто распластался на полу. Зубами стиснул широкий ремень – сам же вытащил его из шлевок, и сам нашел ему применение. Теперь кожаная черная полоса сжимала округлую шею, белая металлическая пряжка взъерошила мокрые от пота волосы. Выгнутая вздрагивающая спина алела свежими тонкими царапинами – осколки… Прозрачные капельки стекали по плечам и бокам, задерживаясь на затвердевших сосках. Кисти его скрещенных сзади рук сжались в кулаки, мышцы напряглись, но Пейн знал – не вырвется. Так и будет стоять раком, обездвиженный беззащитностью, опьяненный ее пряным вкусом. Пейн провел пальцами по крепкому члену Наруто и посмотрел на свою руку – блестящая и влажная. Смазка стекает по налитой головке и скользит по стволу, после вытягиваясь долгими нитями.
Возбужден до предела. Хрипит и бьется.
- Еще… раз. Дотронься.
Косится через плечо, в глазах синяя рвань.
- Нравится подчиняться?
- Нет… - Наруто потерял голос, ремень мешает ему дышать. – Просто нужно…
- Что нужно? – с интересом спросил Пейн, последним кусочком льда проходясь между его ягодиц. Остановился, тронул холодом сжавшуюся кожу вокруг ануса. А потом и саму дырочку.
Наруто фыркнул, рванулся вперед, но не успел – натяжение ремня вынудило его подняться на коленях. Палец Пейна протолкнул льдинку внутрь – сумасшедшая смесь жара живого тела, сокровенных скрытых тканей и искусственно замороженной воды.
Договорить Наруто не удалось – а ведь мог бы… что не в подчинении дело, и не мазохист, а просто – лишь бы ничего не напоминало о Саске, как угодно, каким угодно образом, только без пересечений…
Но его выжгло незнакомым колким холодом и болью, от которой – онемел. Онемело все внутри, но вспыхнуло в висках. Предательски – член упорно прижат к животу и смазка уже стекает по яичкам. Долгое воздержание дает о себе знать, воздержание и короткое пожатие Саске, его бедра, четко обрисованные жесткой джинсой…
Больно и так неудобно… Вслед за светлыми дорожками от холодной воды появились другие – медленные. Капельки пота выступили на груди и плечах, дрожь не унимается.
Опаленными хриплым дыханием губами Наруто нашел губы Пейна и чуть расслабился, уложив голову на его плечо.
Пейн спокойно скользнул языком по его зубам, дальше – медленно и влажно, глубоко…
Пальцами сжал его ягодицы, проверяя реакцию, – Наруто только чуть дернулся, ресницы приподнялись было, но в синих глазах та же безмятежность, разбавленная животным желанием. Доигрался… дал волю инстинктам.
А ведь какой был мальчик – принципы были, любовь была, боролся же…
Наруто будил в Пейне воспоминания о давно забытых эмоциях. Ревность. Сожаление. Разочарование. Давно этого не было – не приходилось ни сожалеть, ни ревновать… Но
Наруто походил на радиоактивный обломок – беспрестанный фон его эмоций задевал и Пейна, через влажную горячую кожу передавались быстрые отчаянные токи, получалось – смятенно. И все же – зачем ему это?
Наруто шевельнулся на его плече, потянулся, напомнив о своем желании – заставил ладонь с груди соскользнуть ниже, к напряженному члену. Обводя пальцами гладкую головку, поглаживая выступившие вены и сжимая подтянувшиеся яички, Пейн опустил голову – слушал. Короткие захлебывающиеся стоны, постепенно сменившиеся быстрым прерывистым дыханием.
Из-под закрытых век Наруто заскользили быстрые слезинки, но это не те слезы, которых боялся Пейн – не отголоски воспоминаний, просто губы у него белые от удушья, и голова, видимо, кружится, потому что расслабился и потянулся пальцами к ремню.
- Красивый мальчик, - сказал Пейн ему на ухо.
Наруто приоткрыл глаза – его мысли были где-то далеко… Осознания ноль. Сообразил с трудом – подобие улыбки.
Дата добавления: 2015-09-28; просмотров: 25 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |