Далее в «Панораме» следует портрет ярославского городского головы купца первой гильдии Александра Матвеевича Пастухова и «автопортрет» самого К.Доводчикова. За ними - «Самый скучный из глупцов» жандармский адъютант Сергей Петрович Смирнов и заседатель уголовной палаты Дмитрий Иванович Тихменев с дочерью и братом.
Председатель вот крикливый, - Хоть вас взбесит он подчас, Но с душою справедливой, Да и ум в нем не погас. Брат его висит на ните, Так и ждет предсмертных мук,
|
|
А умрет ведь, посмотрите, Запечатывая тюк...
- это Жадовские: отец поэтессы Валериан Никандрович - председатель гражданской палаты и его брат - ярославский почтмейстер.
«Дымный светильник ученых понятий», которому посвящены в сатирическом обозрении До- водчикова едва ли не самые удачные стихи - Петр Владимирович Голохвастов, директор Демидовского лицея и училищ Ярославской губернии с 1839 по 1848 г.
Еще один из немногих симпатичных автору «Панорамы» представителей ярославского света - «Шишкин, милый, благородный, С откровенною душой» - это выпускник Демидовского лицея, будущий известный дипломат и член Госсовета Николай Павлович Шишкин (1826-1902).
Последними изображаются «целое стадо господ Хомутовых» в компании с чиновником гражданской палаты Яковом Александровичем Куприяновым и известным впоследствии поэтом, переводчиком, ученым и государственным деятелем Николаем Петровичем Семеновым (1823-1904), братом знаменитого П.П.Семенова-Тяньшанского. «Семеонов Коко» служил в Ярославле с 1846 по 1850 г. исправляющим должность председателя уголовной палаты, затем губернским прокурором. В 1886 г. за книгу переводов «Из Мицкевича» (1883) он был удостоен Пушкинской премии Российской Академии наук. Что же касается «стада господ Хомутовых», - они, как и многие другие персонажи «Панорамы», заслуживают в действительности гораздо более уважительного к себе отношения. Старший из них Сергей Григорьевич (1792-1852) окончил Пажеский корпус и в 1811 г. поступил на службу в чине подпоручика в свите Александра I. Участвовал в Бородинском сражении, в заграничном походе 1813-1814 гг. и дошел до Парижа. Женился на Наталье Александровне Энгельгардт, в 1824 г. по болезни ног вышел в отставку и в 1827 году поселился в своем ярославском имении Лытареве. С.Г.Хомутов слыл среди ярославских дворян большим эрудитом, великолепным рассказчиком. В театре он мог передвигаться только в кресле, так как в 40-е годы уже совершенно не владел ногами. После смерти Хомутова остались его дневники 1813 г., писанные по-французски. Они были переданы сестрой мемуариста Анной Григорьевной (ее собственные «Записки» частично, - где речь идет о знакомстве с А.С.Пушкиным, опубликованы в «Русском архиве» 1867 г.) и напечатаны в «Русском архиве» 1869 и 1870 гг. под заглавием «Дневник свитского офицера».
Дворянский род Хомутова по легенде вел свое происхождение от шотландца Томаса Гамильтона (Гамильтон-Хомутов, так, якобы, ассимилировалась в России эта фамилия), который приехал в Россию в 1542 г. Брат Сергея Григорьевича Михаил Григорьевич (1795-1864) с 1849 г. был атаманом Войска Донского. Сын - Александр Сергеевич (1827-1890), во второй половине 40-х годов служивший чиновником особых поручений при губернаторе, также оставил интересные воспоминания об И.С.Аксакове17. В доме одного из Хомутовых - Николая Алексеевича - располагался и женский благородный пансион «мадам Буткевич». Здесь же впоследствии снимал городскую квартиру и А.С.Некрасов - отец поэта. В одном из писем Н.А.Некрасова от апреля 1855 г. он
указывает свой адрес: «в Яросл[авле], на Дворянской, д. Хомутова».
* * *
О дальнейшей судьбе пииты Доводчикова мне ничего не известно. Очевидно, его постигла безвестность. А «Панорама» Доводчикова еще долго была популярна в Ярославле. В ГАЯО сохранилось «Дело о пасквильных стихах на коммерции советника Пастухова», начатое 21 августа и оконченное 29 октября 1859 г.18
21 августа 1859 г. вице-губернатор Ярославля Н.П.Мезенцев, исправлявший в это время должность губернатора, обратился к Рыбинскому городничему со следующим отношением:
«Мною получен сего числа с почтой конверт [...] По распечатании сего конверта в нем оказались пасквильные стихи на коммерции советника Пастухова. Препровождая означенные конверт и стихи, я поручаю Вашему высокоблагородию постараться непременно разузнать, кем написаны оные стихи и о последующем с возвращением приложенного мне донести сколь возможно в непродолжительном времени».
|
На конверте со штампом Рыбинского почтового отделения означено: «Его превосходительству милостивому государю Николаю Павловичу 2-му19 Мезенцеву». Лист, вложенный в конверт, содержал следующее:
«Стихи первой гильдии Плуту и почетному Мошеннику и коммерции Грабителю и Подлецу Пастухову
В светлой сбруе и казенной Голова наш Пастухов Негодяй низкопоклонный От потомства пастухов. Он всех грабит И родных20 и чужих, И по податным счетам Деньги всем не отдает, Им же строит богадельни. Вы не плачте, не тужите, Вы с покоем чуть живите И, коль грабит и душит, - Милосердья не творите. Я ограбил вас до тла, Но душа у вас жива, И за все это грабленье Прислан крест мне в награжденье.
Сочинил Довотчиков».
Ясно, что двустишие о Пастухове из «Панорамы» Доводчикова, так сказать «развито» неизвестным «пасквилянтом», которого разыскать таки не удалось.
Последний - 4-й лист дела содержит следующее секретное донесение:
«Его превосходительству исправляющему должность начальника Ярославской губернии господину вице-губернатору статскому и кавалеру Николаю Павловичу Мезенцеву Рыбинского городничего
Рапорт
На предписание Вашего превосходительства от 2 августа сего года за № 675 честь имею почтительнейше донести, что кем прилагаемое при оном предписании писано письмо по разысканию в городе Рыбинске не оказалось и таковой подчерк руки никому из жителей не известен. Каковая при сем и прилагается.
29 октября 1859 г.»
Сам автор скандальной «Панорамы» в это время был еще в добром здравии. В чине отставного губернского секретаря он вместе с супругой и малолетним сыном своим проживал в родовых имениях - сельце Волкове и деревне Кривой Пошехонского уезда. Хранящееся в ГАЯО «Дело о продаже деревянного со строениями дома после губернского секретаря Кирилла Александровича Доводчикова на уплату лежащего на нем долга», начатое 9 сентября 1863 г. и оконченное 13 сентября того же года21, дает некоторые представления о быте поэта в последние годы его жизни.
Из материалов дела видно, что Доводчиков в мае 1859 г. взял в долг по распискам у петербургского купца третьей гильдии Ивана Курочкина и титулярного советника Алексея Андреевича Попова в общей сложности более 600 рублей, через два года заимодавцы возбудили иск против неплательщика. Дело затянулось, а летом 1863 года Доводчиков умер. Опекуном его малолетнего наследника была назначена вдова поэта. Обеспокоенные кредиторы подали прошение в Опекунский совет Пошехонского уезда с просьбой выставить имение Доводчикова на торги для уплаты долгов. Дело кончилось тем, что по предложению вдовы был продан в уплату этих долгов один деревянный дом с хозяйственными строениями в сельце Волкове. Так закончилась судьба одного из «ярославских ювеналов» XIX века.
ПРИМЕЧАНИЯ
1См, например: Иванов А.Н. К.Д.Ушинский в Ярославле. Ярославль, 1963. С. 302, 304; Астафьев А.В., Астафьева Н.А. Писатели Ярославского края. Ярославль, 1990. С. 27 - 28.
2 Литературная газета. 1843. 26 сент, № 38. С. 686.
3 Доводчиков К. В.Г.Бенедиктову // Библиотека для чтения. 1845. № 6. С. 5 - 6. * Белинский В.Г. Полн. собр. соч. М.,1955. Т. 9. С. 41.
5 Репертуар и Пантеон. 1847. № 6.
6Иванов А.Н. Указ. соч. С. 302; ГАЯО. Ф. 73. On. 1. Д. 4157. Л. И об, 36.
7 Титов А.А. Рукописи славянские и русские, принадлежащие И.А.Вахрамееву. М, 1892. Вып. 2. С. 409 - 410.
8ГАЯО. Коллекция рукописей. № 212 (755). 10 лл. Ср.: Там же. № 549 (14).
8 Ярославский историко-архитектурный музей-заповедник. Отдел письменных источников. Инв. № 15705.
10 Астафьев А.В., Астафьева Н.А. Указ. соч. С. 27 - 28.
11 Вести о России. Повесть в стихах крепостного крестьянина / Под ред. М.В.Нечкиной; Подгот. к печ, вступит, ст. и коммент. Т.Г.Снытко. Ярославль, 1961.
12 См. его письма к родственникам: Щукинский сборник. VIII. М, 1909. С. 176 - 186.
13 См.: Чаплинский Г. Воспоминания о севастопольской обороне // Сборник рукописей, представленных [...] о севастопольской обороне севастопольцами. СПб, 1872. Т. 2. С. 71, 193.
14 Толстой JI.H. Собр. соч. В 22-х т. М, 1985. Т. 21. С. 132.
15 Иванов А.Н. Указ. соч. С. 350.
16 Там же. С. 384.
17 Исторический вестник. 1886. № 7. С. 47 - 56.
18 ГАЯО. Ф. 73. Оп. 4. № 2390.
19 Очевидно, намек на покойного российского императора - двойного тезку Мезенцева.
20 «Своего зятя Галактионова уморил в остроге, а сколько семей сделал несчастных - я знаю. Некоторые имели денежки тысячи, а теперь подаянием живут; у того набожного подлеца так совесть черна - чернее его крашенной бороды. Один племянник его - такой же». (Примеч. автора письма. - Б.М.).
21 ГАЯО. Ф. 151. Оп.2. Ед. хр. 33635.
ПРИЛОЖЕНИЕ
К.А.Доводчиков
ПАНОРАМА*
Посвящение М.А.В-ну
Вам панораму посвящаю, Ценя очищенный ваш ум, И наперед как-будто знаю, Что плод тревожных, вольных дум, Тяжелый для паяцов света, Вас развлечет и рассмешит, А это много для поэта, Который вами дорожит.
Предисловие
Играй же, ум мой, ну, играй, В последний раз не изменяй, Сыпь соль, кипи воображенье! Души зажги свой прежний пыл, Отраву лей, язык, как мед! Вся ненависть, пренебреженье К глупцам, педантам, подлецам Зажгись скорей - и горе вам!
На святой Руси есть город И кичливый и пустой, Пропадет в нем тот, кто молод, Кто дорогою кривой Не привык ходить за счастьем; Кто с молвою площадной И с бедою и с ненастьем Не мирится, а на бой К ним идет отважно, смело,
Как старинный палладии, Против всех всегда один, - Он за праведное дело. Этот город как плебей, Пародируя столице Полон чопорных затей. В нем свои есть львы и львицы, Есть приюты для детей, В нем есть клуб, театр, собранье,
' Текст «Панорамы» публикуется по списку: ГАЯО. Коллекция рукописей. № 212 (755). Л. 1 - 10. Этот список уже частично использовался для публикации фрагментов «Панорамы» в сборнике документов: Ярославль. История города в документах и материалах от первых упоминаний до 1917 года. Ярославль, 1990. С. 243 - 244.
Кирилл Доводчиков. "Панорама". Рукопись XIX в. ГАЯО
Магазины - наказанье Для расчетливых мужей. Есть притонов штук десяток, Полицейский есть причет, Маскарады есть для святок,
А для масленой - народ Русский, пьяный, вечно битый. Вдоль по улицам езда, - Где с насечкою узда, Где рысак, ковром покрытый,
А на паре вороной В шубу барин завернулся. Пристяжной-то как согнулся В сбруе ухарской ямской, Землю роет, пар столбом, - Счастлив барин ты конем! Но зажглася вот приятно Театральная звезда, - Из катанья неприметно Уезжают господа.
Мы в театре, - завернемся Заколдованным плащом И по креслам проберемся Невидимкою тайком. Не смотри, мой друг, на сцену, Там терзают на заказ, Убивают Мельпомену И ломаются подчас.
Прямо в ложе полуцарской Видишь, знатный господин, Полон спесью он боярской, Здешний новый властелин! Не солдат он, не приказный, Он суров, да не умен, Жаль, что свитой очень грязной Постоянно окружен. Убаюканный льстецами, Он не ведает, что здесь Вырывается с корнями Все похожее на честь. Перед ним, как перед Богом Раболепствуют они; С глаз долой - и за порогом Снова подлости пошли.
Рядом с ним, смотри направо, Генеральша Скалозуб, Муж ее служивый бравый Удивительно как глуп. К нам левее, видишь, модна, Апатически скучна, Генеральша просторожа, Мужа ревнует она. Он, бедняжка, оглупелый От супруги и от лет, - Как доволен поседелый Парой жирных эполет. От дивизии заштатной Вечный храбрый командир, В битвах с челядью фурштатной Не бесчестил свой мундир.
Подполковница - мещанка, Полицмейстера жена, - По ухваткам - маркитан[т]ка, По наружности - копна. Муж ее - Фонблаз известный И грабитель записной. Он с Эмилии прелестной Взятку сдернул, плут седой. Он - бездушное творенье, Он про совесть не слыхал, Он мундиру униженье, Перед нищими - нахал. Перед теми ж, кто его выше, Землю бьет он медным лбом,
А под собственною крышей У него идет содом!
А, знакомка! здравствуй, Вера, Здравствуй, верная жена! Ты разврату предана, Совесть, честь тебе - химера! И с рогатым дураком Доживаешь век счастливо! Покутила ты на диво Прежде с дядей-стариком, Там с другим, четвертым, пятым, Певчим, кучером, солдатом, Камергером, а потом Муж тебе построил дом! Ведь ему какое дело, Что ты снова уж успела С полицейским сделать связь. Хоть и черен он, как грязь, Хоть мерзавец он, алтынщик Из породы звонарей, Хоть продаст он за полтинник И знакомых и друзей! Хоть, бывало, в стары годы - Он женою торговал, Был надсмотрщиком, доходы Даже с нищих собирал. А потом, когда супруга Отцвела, он ей сказал: «Ты мне больше не подруга, Что ты? - Мертвый капитал!» И она, как жертва рока, Бесприютная теперь, Может быть стучится в дверь, В дверь пристанища порока!..
Из подьячих вылез вон Он, украшенный крестами, Держит брата с конюхами И толкует про закон. Пьет шампанское стаканом, Шкуру с каждого дерет; Жил он плутнями, обманом, Негодяем и умрет!.. Вот и он, под сединами Сохранивший бодрость сил; Благородных чувств с годами И души не сохранил! А жена его красотка, Обоятельна она; Хоть давным-давно молодка Уж детьми окружена. В этом пошлом, глупом мире Доживайте мирно век. В золотом твой муж мундире Золотой и человек.
А, чиновник важный, бравый, А, петух из петухов! Отнял ты жену со славой По приказу докторов У живого мужа! Странно Все на свете! А она Вот асессоршей желанной И румяна и полна. На толпу она взирает, Как на стадо посмотри, Их все львенки окружают,
Эх, их сколько: раз, два, три. Шубин шут, и Поливанов, Сакс - румяный дуралей И глупейший из болванов, И несносный из вралей. Толь - осел косноязычный Уморительно смешной. Он потомственный и личный Шут народный площадной! И из корпуса за тупость Он был выгнан на Кавказ, С головы до ног он - глупость! Я его бы напоказ Выставлял порой народу, Пусть смеется! Нет, он в моду Здесь взошел и на него Не дивится, брат, никто.
Здравствуй, новая комета, Как твой счастлив муженек; Ярославского букета Ты роскошнейший цветок! Ты мила и грациозна, Председательша-душа, Весела или серьезна, - Все как ангел хороша!
А! вдовица молодая, Ты померкшая звезда, Ты невеста отставная, Как попала ты сюда? Где же князь, где твой жених? Позабыл тебя он, дева! Или страсти пыл утих, И любовного напева На ушко он не твердит? Позабыл тебя и снова За бутылкою креман Полон чувства молодого Наливает свой стакан? Он умен, он благороден Жаль, что только сумасброд, Слишком в мнениях свободен, Иногда ему и рот Запереть бы не мешало, Потому что сплетней жало, Потому что здесь друзья... Ой, ой, ой, заврался я!
Вот с подлой ужимкой, причесан, примазан, К нам поступью тихой идет бюрократ. Молчалин душою и совестью грязен, Он ниц перед сильным и тем, кто богат! За гнусные козни, за черные сделки, За труд бесполезный, за тупость ума, За многотерпенье, за должность сиделки Доходная должность ему отдана.
Грабитель подобный построил два дома, Молчалина избрал себе в сыновья; Им правда святая, им честь незнакома, В судах и приказе им все кумовья. Кутейники родом, давно ли в дворянство Прокрались тихонько - и правы они, И взяло их пошлое, глупое чванство, А наш пономарь, как им близко сродни.
Вот милый Зацепин, разгульный Ратаев, - Охотник задорный, в душе цыганист, Вот куль подмоченный - барон разгильдяев, Никоша - в подрядах и картах нечист. Ты здесь, Леокадия, пышная роза И ты, черноглазая дочь Москвина! В глазах твоих бойких как много мороза! Как глупо, бездушно ты холодна! Отец твой скопил ведь деньжонок довольно, Хоть облиты деньги слезами сирот, Зато ваша жизнь и тепла и привольна, Вам чваниться можно теперь без забот.
И ты, подполковник заморского штаба Ты здесь, о надутой дождевой пузырь! Ты здешнего, кажется, шурин набоба, А дед твой, поди-ко, горланит псалтирь. Твой шурин вельможный большой воевода. Банкрот совершенный, но псарь заклятой, Твоя звонарская, Вася, порода Ему не мешала сродниться с тобой, Он за уши вытащил Васю из грязи, На то он и барин - почти генерал, Да, много здесь значат фамильные связи, И Вася подложно значителен стал. Ах, грустно подумать, как взглянешь на
барство,
На отрасль князей православных славян, Былую ограду родимого царства, На наших, бывало, могущих дворян! Но бросим тяжелые смутные грезы, Мы здесь не затем, чтоб грустить и мечтать. Людские пороки, улыбки и слезы Давно заставляют меня хохотать!
В сбруе светлой и казенной Голова наш Пастухов, Негодяй низкопоклонный Из потомства пастухов. А! заносчивый повеса! Здравствуй, вечный разгильдяй! Верно, волею Зевеса Занесен ты в этот край. - Ну, Доводчиков, ей-Богу, Я никак не ожидал, Собирался в дорогу, Чтоб тебя здесь повстречал! Помнишь, друг, как в Петерграде Ты гулял, писал стихи, Как в неистовом наряде Из танцкласса за грехи Выведим был под музыку, Как приветствовал тебя Бенедиктов и Языков, Как Кольцов, тебя любя, Много счастья, славы много В этой жизни обещал, Как тебя Святому Богу Расставаясь поручал! Не сбылися предсказанья, Ты растратил много сил, Золотые дарованья Буйной жизнию убил! Оскорбленный тем, что прежде Так любил и уважал, Ты махнул рукой надежде, Ты прощай всему сказал!
И теперь подчас в трактире
С горькой чашею вдвоем,
Позабытый всеми в мире
Забываешься ты сном.
Как тебя мы уважали
За прекрасный ум тогда,
Остроты твои сгоняли
Думы с нашего чела.
Ты не тот теперь, - морщины
Лоб изрезали тебе,
И блестят в кудрях седины,
Покорился ты судьбе!
Хоть за черное болтанье,
За ничтожество страстей
И теперь ты лже-судей
Зло клеймишь в часы призванья,
Но прошел урочный час...
Гнев твой стих - и в «Лондон» снова, -
Там порхает твой Пегас
От наливки до простого...
Вот Нарцисс в себя влюбленный,
Самый скучный из глупцов,
Попугай недоучен[н]ый,
Цензор нравов и умов.
О делах хотя японских
Все подробно знает он.
Для раскольниц пошехонских
Он второй Наполеон.
Получил-таки регалью
Этот доблестный Варяг,
За отличную баталью
Против нищих и бродяг.
Вот объезженная дама,
Дочь начальника работ,
У нее есть панорама
По полтиннику за вход.
У нее отец завидный -
Враль, крикун и содомист,
В разных сделках плут бесстыдный,
Крепко на руку нечист.
Брат его завидным даром
Наделен - лихим чутьем
Чует за версту тот дом,
Где его накормят даром,
А на бале, опростав
И подносы и стаканы,
Уезжает сытый, пьяный
Этот доблестный Фальстаф.
Председатель вот крикливый, - Хоть вас взбесит он подчас, Но с душою справедливой, Да и ум в нем не погас. Брат его висит на ните, Так и ждет предсмертных мук, А умрет ведь, посмотрите, Запечатывая тюк.
О, толстый боярин, о, дымный светильник Ученых понятий, великих судей, О, юношей сонных исправный Будильник, Дивлюся премудрости чудной твоей! Ты выдумал новый метод воспитанья, Не любишь студентам ты волю давать; Все, что находит на ум, дарованье, Стараешься в землю скорей закопать. И дельно ты судишь, мудрец воспитанья, Ум смелый, - ведь то же почти, что чума; Недаром сказал наш великий писатель, Что горе бывает всегда от ума!
Побранившись с Цицероном, В печку Тацита швырнул И с почтительным поклоном Из Лицея ускользнул. Шишкин, малый благородный, С откровенною душой, С незаученной, свободной Речью бойкой и живой.
Вот целое стадо господ Хомутовых, И с ними женатый уже Левашов, С Кутузовым прежде и он на почтовых Скакал за Любашей в Москву и Ростов. Вот пасынки здешней губернской Фемиды Жако Куприянов, Семеонов Коко. Вы дельным ребятам тошнее обиды, У вас не обсохло еще молоко. И с ними потомок прямой Гамильтона, В нем чисто российско-народная кровь, - Он бредит о предках, изринутых с трона Сей мирный чиновник monsier Хомутов. К нам, видишь, подходит брюзгливый
ребенок,
Фигляр неуклюжий, плясун записной Хоть вышел давным он давно из пеленок Но школьник он вечный умом и душой. Все польки-мазурки да вальсы в два такта В Скрипицинской бродят пустейшей башке, Тардини с ним, жалко, не сделал контракта, Скрипицын пришелся б ему по руке.
Но довольно, - надоели Это сборище лисиц, Эти образы без лиц, Эти подлости без цели! Тот, кто действует свободно, Кто разумно говорит, Тот, кто мыслит благородно, Перед сильным не молчит, - Пусть бежит вас, как заразы, Как холеры, как чумы, - Ваши чувства и умы Под влиянием гфоказы! До свиданья, торгаши Чувства, совести и чести, С унижения и лести Собирайте барыши.
|
ЗАБЫТЫЕ ИМЕНА |
А.Г.Чукарев, С.А.Егоров
Друг Баратынского. Приятель Пушкина...
(Директор Ярославского Демидовского лицея Н.М.Коншин в кругу русских писателей)
В начале 50-х годов XIX в. директором Ярославского Демидовского лицея был известный в свое время литератор Н.М.Коншин (1793-1859). Шли последние, самые мрачные годы николаевского царствования. Из учебных заведений России изгонялась любая мысль, не укладывавшаяся в триаду министра народного просвещения С.С.Уварова - «православие, самодержавие, народность», ставшую официальной идеологией самодержавия. Было упразднено преподавание философии в университетах светскими профессорами. Вели эту дисциплину лишь духовные лица. Демидовский лицей в конце 40-х годов вынуждены были покинуть К.Д.Ушинский, Я.Н.Калиновс- кйй, В.И.Татаринов и другие прогрессивно настроенные преподаватели, не выдержавшие полицейского режима, насаждаемого в нем1.
Н.М.Коншин был администратором консервативного направления, прошедшим свою чиновничью выучку в высоких канцеляриях. На долю его выпала не совсем почетная обязанность претворять в жизнь реакционные указания почетного попечителя лицея П.Г.Демидова и ярославского губернатора А.П.Бутурлина, советовавшего дирекции лицея тщательно проверить, «не остался ли в этом заведении хотя в самой малой мере, дух своеволия, тем паче непокорности к начальству»2. Выполняя это поручение, Коншин в августе 1851 г. сообщал попечителю Московского учебного округа: «Бдительный мой надзор за лекциями, чтение сих последних и ответы студентов при испытаниях вполне меня убедили, что для них ясно и положительно выражена та истина, что в науках естественных развязка непостижимого умом скрывается в небе и лишь объясняется священными верованиями христианина, что земное благоденствие есть дар божий, а не создание усилий человеческих, и что благосостояние нашего могучего отечества может блюсти только самодержавие, этот земной образ божий...»3 Конечно, эта фраза говорит о многом во
взглядах директора лицея. Но судить о Коншине как о личности по приведенной цитате, конечно, не стоит. Таков был стиль официальных отчетов того времени.
В жизни Николая Михайловича Коншина были и более светлые периоды, чем ярославский. Он был связан теплой дружбой с рядом выдающихся русских писателей - Е.А.Баратынским, А.А.Дельвигом, близко знал А.С.Пушкина.
Коншин родился в 1793 году. Накануне войны 1812 г. служил прапорщиком в конной артиллерии. Участвовал в войне с французами, но ратная судьба его не удалась. Вот как он пишет об этом: «... Мир Европы застал меня в этом же чине, но уже больным и сердитым»4. В 1818 г. он вышел в отставку поручиком и целый год, по его словам, думал как жить дальше. «Жар головы простыл, я решился вступить в гражданскую службу; но как неучам чин коллежского асессора не давался, то предварительно решился, поправ всякую гордыню, идти в армейскую пехоту, стоящую в Финляндии (где от скуки множество шло в отставку и потому производство было скорее) и дослужиться во фронте до этого заповедного чина»5.
Николай Михайлович стал ротным командиром в Нейшлотском полку. Несколько лет спустя судьба свела его с уже известным молодым поэтом Е.А.Баратынским. Произошло это при следующих обстоятельствах.
Рано потеряв отца, Баратынский благодаря энергии матери, был определен в Пажеский корпус в Петербурге. Обстановка бездушия, формализма, царившая в этом учебном заведении, была для него тягостна. Его родственники служили во флоте. Поэтому юный Евгений тоже хотел быть моряком. Мечтал о морской службе, опасных приключениях, романтике. Вместе с товарищами-шалунами он создал «Общество мстителей», досаждавшее корпусному начальству проделками и проказами. В феврале 1816 г. «мстители» тайком отперли бюро в доме отца одного из воспитанников и взяли оттуда дорогую табакерку и деньги. Все это пошло на сладости. Когда кража вскрылась, поднялся большой шум. Баратынского исключили из Пажеского корпуса. Александр I запретил принимать его в любую службу, кроме военной, да и то лишь рядовым, чтобы заслужить производство в офицеры и реабилитироваться. Евгений уехал к родственникам, завершил образование, а затем определился в Нейшлотский пехотный полк6.
О первой встрече с Баратынским Коншин рассказывает: «Однажды пришел к полковнику, нахожу у него за обедом новое лицо, брюнета в черном фраке, бледного, почти бронзового, молчаливого и очень серьезного. В Финляндии (местечке Фридрихсгам. - Авт.), краю военных, странно встретить русского во фраке, и поэтому я при первой возможности спросил: что за чиновник? Это был Баратынский».
Командир полка полковник Г.А.Лутковский познакомил Коншина с Баратынским. Сам писавший стихи, Николай Михайлович с удовольствием слушал рассказы Баратынского о литературных новостях в Петербурге, знакомстве его с Пушкиным. Они стали часто встречаться, а вскоре Коншин добился того, чтобы Евгения Абрамовича перевели служить в его роту. Поселились они вместе и четыре года были неразлучны. Баратынский был обаятельнейшим человеком. И это тонко, хотя быть может излишне пылко подмечает Коншин. Его полюбил весь полк. С приездом Евгения Абрамовича «в нашу пустыню мне показалось, что ангел слетел с неба, усладить для меня скуку и освежить меня. Чувство к нему походило на любовь, со всей ее заботливостью, приязнь к поэту перешла даже в ряды полка: усатые служивые с почтительным радушием ему кланялись, не зная ни рода его, ни чина, зная лишь одно, что он нечто принадлежащее к полковому штабу, и что он Евгений Абрамович»8.
Знаток Финляндии, Коншин ознакомил Баратынского со всеми ее достопримечательностями: великолепным водопадом Иматра на реке Боксе, морским побережьем с его укромными бухточками и скалами, с разными городками и местечками. Все восхищало здесь Евгения Абрамовича: величественность пейзажей, немногословность здешних людей, наивность и доверчивость финских дев. Все настраивало его на высокий поэтический лад.
В 1821 г. друзьям неожиданно повезло. Нейшлотский полк на полтора года переводили в Петербург. Северная столица в те годы жила интенсивной общественной жизнью. В каждом барском доме был свой салон. Выходило множество журналов и альманахов. Разговоры о святой вольности слышались во многих поэтических кафе. Баратынский вводит Коншина в знакомый ему по прежним годам литературный столичный мир. Помогает ему завязать литературные знакомства. Проталкивает его стихи в различные издания. Николай Михайлович публикуется в «Новостях литературы», журнальном приложении к газете военного ведомства «Русский инвалид». Тут же публикуются его новые знакомые - А.Дельвиг, Ф.Глинка, В.Козлов. Пребывание в Петербурге очень многое дало Коншину, помогло ему стать литератором. Служба в столице пролетела быстро. В 1823 г. Коншин и Баратынский вновь в Финляндии, в местечке Реченсальме. Летом сюда прибыли их друзья поэты Дельвиг, Павлищев, ученый Эртель. Они прожили несколько дней в кругу полкового общества, внеся разнообразие в монотонность службы. В том же 1823 г. в жизни Коншина и Баратынского произошло важное событие. Первый получил повышение в чине, что давало ему возможность по выходе в отставку стать коллежским асессором. Второго произвели в прапорщики. Теперь оба могли самостоятельно распорядиться своей судьбой.
Верный своему плану Николай Михайлович Коншин тотчас подал в отставку. Баратынский остался служить в том же полку, но в местечке Кюмень.
В 1824 г. Коншин выгодно женился на девушке с большим приданым. Годовой доход его
превышал 20 тысяч рублей. Авдотья Яковлевна создавала ему необходимый уют. Обо всем этом Николай Михайлович подробно рассказывает в своем письме к Баратынскому. Началась их редкая, но очень теплая переписка. Друзья обмениваются новостями. Баратынский, благодаря своего друга за внимание, отмечает несхожесть их натур, взглядов на жизнь. «Ты во всем охотно видишь хорошую сторону,- пишет он, - а я дурную». Отмечает практицизм Николая Михайловича: «Ты никогда не разочаруешься, ибо счастье твое основано не на мечтах, а на первых началах природы человеческой», т.е. материальном интересе9.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 67 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |
