Сонька. Продолжение легенды 14 страница

Пришедшие поддержали его, и под конец комната содрогнулась от громких, дружных аплодисментов.

Карета, о которой говорилось в записке, действительно ждала приму недалеко от входа в театр. Табба, набросив на голову капюшон, оставила в вестибюле Катеньку, быстро пересекла театральную площадь; дверца кареты перед ней предупредительно открылась, и она нырнула внутрь.

Увидев незнакомого господина, артистка в испуге отшатнулась.

— Вы кто?

Это был вор Артур — элегантный, при галстуке, в шляпе. Он приподнял шляпу, галантно склонил голову.

— Простите, госпожа Бессмертная, вы меня не знаете, но дело, по которому я вас потревожил, крайне безотлагательно.

— Я полагала, что встречу другого господина.

— Прошу еще раз меня простить… Но речь идет о вашей маменьке.

— Маменьке?

— Да, о мадам Софье Блювштейн. Я ее товарищ.

— И что желает «товарищ» моей маменьки? — язвительно поинтересовалась прима.

— Всего лишь постараться увидеть ее и передать слова беспокойства о ней. Пусть поменьше прогуливается по людным местам, потому как и возраст уже не тот да и народ больно разбойный.

— И вы ради этого посмели потревожить меня?

— Если решите все-таки откликнуться на нашу просьбу, то вас примут и внимательно выслушают в доме покойного князя Брянского на Фонтанке.

— Вы полагаете, Сонька Золотая Ручка там бывает?

— Нам это неизвестно. Но там бывают госпожа и ее дочь, прибывшие недавно из Франции. Этого вполне достаточно.

— Быдло! — бросила Табба и решительно покинула карету.

…Прима уже готовилась ко сну, промокнула тонкой тканью лицо после кремовой маски, сняла с пальцев тяжелые украшения, включила свет на ночном столике и тут решила все-таки позвонить.

Нашла в сумочке визитку следователя Гришина, взяла телефонную трубку, набрала номер.

— Господин следователь?.. Это артистка Бессмертная, простите за поздний звонок. Ничего страшного не случилось, просто хочу получить ваш совет. Ко мне сегодня обратились «товарищи» моей матери и попросили передать ей некоторый совет. Какой совет?.. Чтоб меньше гуляла по людным местам и была крайне осторожна… Нет, мать я вряд ли смогу увидеть, а вот отправиться в дом покойного князя Брянского мне было рекомендовано. Сказали, меня там примут… Полагаете, я должна согласиться на их просьбу? Но мне это совершенно ни к чему!.. Хорошо… Хорошо, я подумаю. — Табба в раздражении положила трубку, с размаху упала на широкую постель и стала смотреть широко открытыми глазами на освещенный кругами потолок.

Сонька, облаченная к выходу из дома в красивое длинное платье, перехватила в зале спешащую к большому зеркалу нарядно и торжественно одетую Анастасию, едва ли насильно оттащила в сторонку.

— Мы опаздываем, мадам! — попыталась освободиться та.

— Два слова.

— Потом. У нас нет времени!

— Слушай внимательно, — тихо произнесла воровка, прижав княжну к колонне. — Тебе известно, что черный бриллиант не был нами украден и что он остался в доме?

— Я не поняла. — Девочка удивленно смотрела на воровку.

— Бриллиант «Черный Могол» здесь, в доме!.. Я выронила его, когда мы убегали!

— Вы шутите.

— Не до шуток!.. Ты его нашла?

— Нет… Клянусь.

— Кто мог найти?

— Не знаю.

— Никанор?

— Он мне ничего не сказал.

— Надо узнать. И чем быстрее, тем лучше.

— Вы поэтому вернулись в мой дом?

— В том числе и поэтому. Прошу, поговори с дворецким. Это крайне важно.

— Хорошо, — кивнула озадаченная княжна и двинулась к зеркалу поправлять платье.

Проводы на русско-японский фронт были в чем-то торжественны, а в чем-то печальны. Сразу в нескольких местах Дворцовой площади грохали духовые оркестры, народу собралось достаточно, и протолкаться вперед было весьма сложно. Городское начальство и приближенные к нему особы находились в самом центре площади. Уходящих на войну было несколько сотен человек, на всех было натянуто новенькое, со следами недавней глажки обмундирование.

Шагали они по возможности в ногу, лица их были напряжены и серьезны, и от этого сжималось сердце и катились слезы.

Народ кричал со всех сторон, прощаясь с уходящими.

Сонька, Михелина и Анастасия стояли неподалеку от полицейского начальства, девочки вовсю тянули шеи, стараясь не пропустить Андрея. Василий Николаевич держался рядом с обер-полицмейстером Карлом Ивановичем Штоллем, изредка бросал взгляды то на подопечных дам, то на свою супругу, бестелесно присутствующую здесь же.

Первой увидела князя Михелина.

— Вот он! — закричала она, тыча пальцем в проходящих. — Вот!.. — И во весь голос позвала: — Князь Андрей!.. Андрей!

— Где?.. Где он? — металась рядом Анастасия и все никак не могла узреть кузена. — Ну, покажите же мне его!.. — И тоже увидела. — Андрей!.. Андрюша!.. Кузен!

Сонька взяла ее под мышки, приподняла.

Девочки плакали, звали, размахивали руками.

— Андрей!.. Князь Андрей!

— Кузен!.. Андрюша, дорогой!

Он вначале услышал, затем и увидел своих дорогих девочек, коротко взмахнул рукой.

— Андрей!.. Любимый! — надрывалась, плача, Михелина. — Я люблю вас!

Анастасия плакала не меньше, держалась за Соньку и старалась не потерять князя из виду.

— Кузен!.. Любимый кузен!.. Андрей!.. Возвращайтесь!

Вдруг воровка увидела совсем неподалеку от себя своих друзей — Артура, Улюкая и Безносого. Воры стояли неким полукругом, будто охраняли ее. Стояли молча, вид у них был сосредоточенный.

И тут случилось неожиданное. Из толпы вынырнул, будто кто-то его подтолкнул, Кабан, уставился на Соньку и прямиком пошел на нее.

За его спиной стоял следователь Гришин.

— Сонька… Сонька… Это ты, Сонька, — мычал Кабан.

Все дальнейшее происходило как в чудовищном сне.

Навстречу Кабану выдвинулся Улюкай, вдруг ударил его коротко и сильно ножом в живот, и тот, утробно ухнув, стал валиться на стоявших рядом людей.

Воры бросились врассыпную, ближний народ завизжал и стал давить друг друга, воздух прорезали пронзительные свистки полицейских.

Новобранцы или не поняли, или вообще не заметили случившегося, продолжали шагать под духовые марши и вопли дальней публики.

Воровка подхватила ничего не понимающих детей и сломя голову кинулась прочь от страшного места. Она не оглядывалась, не видела, как им пытался помочь полицмейстер, как невесть откуда взялась повозка, на козлах которой сидел вор Резаный и которая помчала его товарищей прочь от Дворцовой площади.

Поздней ночью возле ворот княжеского особняка Брянских на Фонтанке остановилась карета, из нее выскользнула тоненькая девичья фигурка, огляделась, протянула руку к кнопке звонка.

Звонок в ночной тишине прозвучал неожиданно и резко, отчего залаяли собаки в близнаходящихся дворах.

— Кто таков? — раздался недовольный голос Семена.

— Мне кого-нибудь из хозяев.

— Поздно уже, все спят. Приходите утром.

— Мне очень нужно.

— Утром, сказано, приходите.

Из дома вышел дворецкий, спустился по ступеням во двор, спросил привратника:

— Кто звонит?

— Неизвестно. Женщина, — ответил Семен.

— Открой, — велел Никанор.

Привратник исполнил его приказ, и перед глазами дворецкого возникла молодая красивая девушка.

Это была Табба.

— Слушаю вас, сударыня, — склонил старик голову.

— Мне кого-нибудь из господ.

— Госпожа здесь одна — княжна Анастасия. Но они уже почивают.

— У меня важное дело.

— Придите лучше днем, сударыня. Княжна, думаю, вас примут.

— Днем мне совсем не с руки, — замялась прима. — А с вами поговорить я смогу?

— Ежли окажусь полезным, сможете. — Никанор жестом пригласил ночную гостью во двор.

Табба оглянулась на извозчика, велела:

— Жди.

Они поднялись по ступенькам, вошли в одну из небольших комнат, и дворецкий зажег неяркий электрический свет. Указал ночной гостье на стул, сам сел напротив.

— Слушаю вас.

Девушка замялась, не зная, с чего начать.

— Мне стало известно, что в этом доме бывает некая госпожа, прибывшая из Франции. Не помню ее имени…

— Мадам Матильда, — ответил Никанор.

— Она прибыла в Петербург с дочкой.

— Именно так.

— Как я могу ее найти?

— Не могу знать. Они на экипаже сюда приезжают, на экипаже и отбывают. У вас к ней дело?

— Да, дело, — кивнула прима. — Мне важно передать просьбу ее товарищей.

— Товарищей? — удивился Никанор.

— Да, я полагаю, речь идет о ее французских друзьях.

— Вы желаете, чтобы это проделал я?

— Если вам не сложно.

— Саму госпожу я, возможно, скоро не увижу, а вот мадемуазель Анна здесь бывают каждый день. Они дружат с княжной. О чем просьба, мадемуазель?

— Ее просят о крайней осторожности. Она ведь иностранка, всякое может случиться.

— Понимаю. Передам совет при первой же оказии.

— Благодарю вас. — Прима привстала, чтобы уйти, однако задержалась, вопросительно взглянув на Никанора. — Можете сказать, когда госпожа с дочкой отбудут в Париж?

— Мне это неизвестно, — сухо ответил старик. — Думаю, они не станут здесь долго задерживаться.

Табба не уходила.

— Еще скажите, что приходила госпожа Бессмертная.

— Бессмертная? — поднял брови дворецкий. — Артистка оперетты?

— Вы меня знаете? — приятно удивилась прима.

— Вас не знаю, потому как в театрах не бываю. А имя от княжны слышал, — объяснил Никанор и покорно склонил голову. — Непременно сделаю, как вы просите.

— Благодарю вас. — Табба двинулась к выходу, и в это время из глубины дома послышались чьи-то частые шажки и голос Анастасии:

— Никанор, кто там?

— Здесь барыня, но она уже уходит.

— Какая барыня?

В комнату вошла княжна в ночной сорочке и изящных туфельках, уставилась на гостью.

— Вы кто? — И вдруг узнала ее. — Госпожа Бессмертная?! Это вы? — От неожиданности девочка даже придержалась за стул, переспросила: — Вы, в моем доме?

— Такая нужда, — развела руками Табба и предупредила: — Я сейчас уйду.

— Боже, этого не может быть. Это сон, — терла виски пальчиками Анастасия и решительно заявила: — Нет, я вас так не отпущу! Вы просто обязаны задержаться у меня хотя бы на несколько минут.

— Если мадемуазель это не отяготит, — улыбнулась прима.

— Отяготит ваше присутствие?! — воскликнула девочка. — Да я без ума от вашего визита. Сама не могу поверить! — И тут же распорядилась: — Никанор, чай!

— Никакого чаю, — попросила Табба. — Время за полночь.

— Никанор, ты слышал, что я велела? — властно повторила княжна.

— Чай будет подан, княжна, — с теплой улыбкой ответил тот.

Анастасия взяла Таббу за руку и повела в свою комнату.

Прима расположилась на диванчике, княжна по привычке уселась на постели с ногами.

— Что привело вас к нам в такое время?

— Меня попросили передать просьбу госпоже, которая у вас часто бывает.

— Для мадам Матильды? — удивилась девочка. — Или для Анны?

— Для мадам.

— О чем просьба?

— Ее друзья очень беспокоятся о ней и просят быть крайне осторожной в России.

— А почему вы решились на визит ночью?

— Ночью мне проще передвигаться по городу, — улыбнулась Табба и сменила тему: — У вас, я поняла, сложились хорошие отношения с мадемуазель… Анной?

— Она моя лучшая подруга, — заявила Анастасия. — Хотите, я познакомлю вас поближе? Будем дружить втроем.

— Не стоит. Они ведь скоро уедут.

— Кто вам сказал такую глупость?

— Ваш дворецкий.

Княжна подалась вперед, зашептала:

— Он старенький уже и не всегда понимает, что говорит. Да, они уедут. Но только тогда, когда я сочту это возможным. И возможно, я уеду тоже с ними.

— Навсегда?

— Нет, что вы?! — рассмеялась девочка. — Конечно на время. Ведь я теперь единственная наследница моего папеньки.

Вошел Никанор, разлил по чашкам чай и удалился.

Табба пить не стала, подняла на девочку глаза, готовясь спросить нечто непростое.

— Вы уверены, что хорошо знаете своих новых друзей?

— Уверена, — насторожилась девочка. — Они очень помогли мне.

— Они действительно француженки?

Анастасия подобрала ноги под себя.

— Да. А что вас смущает?

— Ничего не смущает. Однако совет я бы хотела вам дать.

— Любопытно. — В глазах девочки проскользнула неприязнь.

— Постарайтесь, чтобы ваши гости поскорее покинули вас и больше никогда сюда не возвращались.

Княжна спустила ноги на пол, встала.

— Анна и мой кузен собираются после войны пожениться!

— Тем более распрощайтесь с ними.

Прима тоже поднялась.

— Никогда… Слышите, больше никогда я не приду на ваши спектакли и прошу немедленно покинуть мой дом!

Табба хотела что-то ответить, но решительно повернулась и быстро зашагала к выходу.

Дворецкий, стоявший рядом в затемненной комнате и слышавший весь разговор, тяжело вздохнул и направился в сторону спальни княжны.

Дверь ее была приоткрыта, тем не менее Никанор предупредительно постучал.

— Барышня, мне необходимо вам кое-что сказать.

— Может, все-таки завтра? — раздраженно спросила та. — Взял манеру беседовать по ночам!

— Это крайне важно. Возможно, после этого вы меня уволите.

— Говори.

Дворецкий переступил через порог, замер возле самой двери.

— Говори же!

— Я виновен перед вами, барышня.

— Это я знаю. Что еще?

— Вы не знаете, в чем моя вина. — Губы Никанора вдруг часто задрожали, по щекам потекли слезы. — Я недостойно обманул вас, барышня. Обманул самым страшным образом.

— Можешь не рыдать, а объясниться человеческим языком?

— Могу… Сейчас объяснюсь. — Дворецкий достал из кармана большой платок, вытер слезы, щеки, нос. — Помните ту страшную ночь, когда воровки забрались в ваш дом и пытались похитить черный бриллиант?

Глаза княжны округлились.

— Ты нашел его?

— Совершенно верно, нашел оброненным на ступени. Подобрал…

— И где же он?

Дворецкий снова заплакал. Княжна подошла к нему, встряхнула за рукав.

— Он у тебя?

— Нет, отдал.

— Отдал?!. Кому?

— Господину полицмейстеру. Василию Николаевичу…

— Зачем?.. Почему ему?

— Вы опасались этого камня, а я не знал, куда его подевать. К тому же его высокопревосходительству бриллиант нужен был для дела. — Никанор опустился на колени и, продолжая плакать, стал целовать подол ночной сорочки девочки. — Простите меня великодушно, барышня… Или велите убить. Не могу я больше жить с таким грехом на душе!

Девочка силой заставила его подняться, вытерла ладонью мокрые щеки.

— Признался, облегчил душу, и слава богу. Только держи этот секрет при себе. Не смей никому говорить ни слова.

— А кому, барышня, кроме вас?.. У меня ведь родней никого нет на этом свете… Спаси вас Боже.

Следователь Егор Никитич Гришин дождался, когда полицмейстер примет его, поклоном ответил на приглашение секретаря войти и перешагнул порог огромного и богато обставленного кабинета.

Василий Николаевич сухо поздоровался с ним, так же сухо показал на кресло, сел за стол.

— Что это за поножовщину устроили вы на Дворцовой площади? — спросил он, неприязненно глядя на следователя.

— Поножовщину устроил не я, Василий Николаевич, а воры. Прошу все-таки проводить разницу между вашими подчиненными и преступными элементами, — довольно жестко ответил Егор Никитич.

— Вам удалось задержать этих самых воров?

— Нет, не удалось.

— Почему?

— Слишком слаженно было все организовано.

— Вами?

— Ворами. Они прирезали нашего наводчика и ловко скрылись на подогнанных извозчиках.

— Ну а вы-то куда смотрели?!. Ваши агенты?

— Мы, господин полицмейстер, смотрели в нужном направлении и действовали так же. Но была толпа, и мы не желали ненужных жертв.

Полицмейстер вышел из-за стола, остановился напротив следователя.

— Ваш наводчик… этот обезумевший тип… едва не лишил жизни мадам Матильду!.. Чем вы вообще занимаетесь?

— Мы работаем, Василий Николаевич, — как можно спокойнее ответил следователь и вынул из папки фотографию Соньки.

Полицмейстер взглянул на снимок, положил на стол, молча уставился на Егора Никитича.

— Вы знаете, кто это, господин полицмейстер? — улыбнулся тот.

— Объясните…

— Это две дамы в одном лице… Ваша симпатия, Василий Николаевич, и госпожа Сонька Золотая Ручка.

— Вы так считаете?

— Это почти доказано.

— Любопытно. Дальше?

— Особа на фотографии — воровка в натуральном виде. А мадам, с которой вы совершаете променад по магазинам, та же воровка, только в гриме… Получше любой артистки.

Полицмейстер снова взял снимок, довольно долго всматривался в него, затем положил на стол.

— Все?

— Полагаю, этого достаточно, чтобы взять аферистку под стражу.

Полицмейстер грузно встал из-за стола, прошагал из угла в угол, остановился перед следователем.

— Не смейте!.. Слышите, не смейте производить никаких действий! Это не вашего уровня и не вашего ума дело!.. Даму… эту даму я беру под свое личное расследование! Я не хуже вашего знаю, кто она и за что следует ее брать под стражу! И если вы своим сапогом влезете в это тонкое дело и сорвете его, то с вас слетят не только погоны, но и голова!.. Примите это к сведению, Егор Никитич!

— Принял, господин полицмейстер, — мрачно ответил следователь и покинул кабинет.

Агеев вернулся за стол, какое-то время снова изучал лицо на фотографии, снял телефонную трубку:

— Отель «Европа». — Выдержал паузу, попросил: — Номер мадам Дюпон. — Трубку на том конце провода сняли почти сразу. — Госпожа Матильда? — пророкотал полицмейстер. — Приятно, что вы в номере, а не на прогулке. Ваши планы, мадам, на вечер?.. Хочу пригласить вас в дом. Да, жена с детьми на даче. Я тоже рад этому… Отлично, завозим мадемуазель на Фонтанку к княжне, а сами отправляемся в интересное путешествие. Да, сюрпризы будут, мадам… Конечно интригую!.. Бриллиант?.. Тот, о котором я рассказывал?.. Непременно покажу. Я также сгораю, но надо потерпеть…

Полицмейстер повесил трубку, распрямил плечи, потер ладони в предвкушении чего-то необычного, волнующего, громко крякнул.

Сонька тоже повесила трубку в номере, озабоченно посмотрела на дочь.

— Вот оно и начинается, — произнесла задумчиво.

— Что, мамочка? — не поняла дочка, выглянув из ванной комнаты.

— Господин полицмейстер пригласил меня домой. Говорит, семью отправил на дачу.

— Думаешь, тебя там могут взять?

— Не исключено.

— Может, собирать вещи?

— Прихвати самое необходимое. И главное — не забудь паспорта.

— А княжну я еще увижу?

— Ты побудешь с ней, пока я разберусь с Василием Николаевичем. Надо довести с ним игру до конца.

Зазвонил телефон, Сонька сама сняла трубку.

— Княжна?.. Что случилось? Да, собираемся к вам.

— Мам, мне тоже не по себе.

— Все будет хорошо, Миха, — подмигнула ей воровка. — Разве нам впервой гонять шашки на доске?

Карета полицмейстера стояла во дворе княжеского особняка, сам Василий Николаевич сидел в экипаже, нетерпеливо ждал, когда Сонька выйдет из дома.

Поодаль прохаживался привратник Семен, поглядывая на полицейского чиновника с почтением и страхом.

Воровку тем временем остановил дворецкий, молча вручил ей письмо, оставленное ночью Таббой.

— Что это? — спросила она.

— Письмо.

— От кого?

— Ночью привезла госпожа Бессмертная.

Сонька пробежала глазами написанное, нахмурилась.

— Госпожа Бессмертная? — переспросила она, не сразу поняв, кто это. — Ах да, прима оперетты.

— Совершенно верно.

— Почему — она?

— Думаю, княжна объяснит более внятно.

Воровка направилась было в сторону покоев Анастасии, однако Никанор довольно настойчиво напомнил:

— Мадам, вас ждет господин полицмейстер.

Сонька еще раз прочитала полученную записку, с иронией бросила:

— Лучше позже, чем никогда, — и кивнула дворецкому: — Передайте дочери, я скоро вернусь.

— Передам непременно, — склонил тот голову и проследовал за гостьей во двор.

Никанор помог ей сесть в карету, привратник Семен открыл ворота, и экипаж выкатился на Фонтанку.

Семен долго и внимательно смотрел им вслед.

Карета полицмейстера, сопровождаемая охранной повозкой, ходко неслась по улицам. Василий Николаевич сосредоточенно молчал, глядя перед собой, Сонька посматривала по сторонам, запоминая дорогу.

Неожиданно ее внимание привлекло какое-то шумное сборище.

Человек пятьдесят мужиков и баб, с хоругвями, одетые во все черное, били окна магазина, гонялись за какими-то людьми, сбивали их с ног и, когда те падали, отчаянно дубасили их сапогами до крови, до воплей о помощи.

— Что это? — повернулась Сонька к полицмейстеру.

— Жидов бьют, — спокойно ответил тот.

— Как бьют?.. За что?

— Бьют сапогами, — рассмеялся Василий Николаевич. — А за что? Чтоб не дурили православных.

— Остановитесь, — потребовала воровка. — Прикажите полицейским вмешаться.

— Зачем? — пожал тот плечами.

— Посмотрите, как их бьют! Там женщины! Дети!

Действительно, избиение усиливалось. Черносотенцы, почувствовав безнаказанность, избивали иудеев с таким остервенением и удовольствием, что остановить это казалось невозможным. Бились стекла, кричали женщины, визжали от беспомощности избитые и испуганные дети.

До слуха доносились свистки полицейских.

— Вмешайтесь же!

Полицмейстер взял ее руку, поцеловал.

— Успокойтесь, сударыня. Слышите, свистят? Сейчас прибудет наряд и этих людей разгонят.

— Их надо судить!

— Судить? — Василий Николаевич с интересом посмотрел на воровку, повторил: — Судить… Судить надо многих. Например, таких, которые людей дурят.

— Дурят многие.

— Многие. Которых ловим, тех судим. А кого не поймали, того народ сам наказывает. Вот как этих, к примеру.

— Они, по-вашему, дурят?

— Еще как! — рассмеялся Агеев, запрокинув голову. — Где еврей прошел, там русскому шукать нечего!

— Вы их ненавидите?

— Взаимно. Мы — их, они — нас. Вы вот гляньте: в каком мире народ любит евреев? Ни в каком! А почему? Потому что они, как и, к примеру, цыгане, жизнь свою строят на обмане!.. Ежели жид не обманул, он тогда хуже русского! Потому народ и бунтует против них!

— У меня отпало желание ехать с вами, — сказала Сонька.

— А уж часом вы не жидовка? — посмотрел на нее полицмейстер.

— Жидовка!

— Не-ет, — погрозил он ей. — Были б Сонькой — поверил бы. А так чистая француженка!

* * *

Княжна плотно закрыла дверь, остановилась напротив Михелины.

— Знаешь, кто приезжал ко мне этой ночью?

Девушка напряглась.

— Неужели князь Андрей?

— Он на войне. Он никак не мог приехать! — ответила Анастасия. — Ты его вспоминаешь?

— Конечно. А кто все-таки приезжал?

— Госпожа Бессмертная.

— Табба?

— Она.

— Зачем?

— Привозила письмо для твоей мамы.

— А где оно?

— Думаю, ей уже передал дворецкий.

— О чем там, не знаешь?

— Не имею привычки читать чужие письма. — Анастасия заставила подружку сесть. — Что ты о ней думаешь?

— О ком?.. О Таббе? Ничего не думаю. Артистка…

Княжна тоже села.

— Я ее выгнала.

— Выгнала? За что?

— За то, что она ненавидит вас.

— Кого?

— И тебя, и твою маму. Почему она вас ненавидит?

— Не знаю, — пожала плечами Михелина. — А с чего ты взяла?

— Она сказала, чтобы я как можно быстрее распрощалась с вами.

— Может, она и права, — усмехнулась Михелина.

— Объясни.

— Думаю, мы здесь достаточно надоели.

Глаза девочки налились гневом.

— Тебя любит мой кузен, князь Андрей!.. И ты смеешь думать, что вы здесь надоели?!

— Любит — перелюбит.

— Что ты сказала?.. Ты его разлюбила?

— Я — нет. Но с ним может случиться разное.

От возмущения княжна даже задохнулась.

— Разное? Ранят, убьют?.. И ты тогда предашь его? — Она заплакала. — Ненавижу предателей! И тебя теперь ненавижу!.. Пожалуйста, оставь меня!

Михелина попробовала переждать ее истерику, тихо попросила:

— Сядь, я теперь что-то скажу.

— Уходи, не желаю ничего слышать!

— Пожалуйста, сядь. Я скажу важное.

Княжна вытерла слезы, гордо опустилась на стул.

— Говори.

— Я — воровка, — спокойно и твердо произнесла девушка.

— Что? — не поняла та.

— Воровка. И мать моя тоже воровка. Причем знаменитая.

Девочка удивленно вскинула брови, глаза ее были сухими.

— Я тебя не понимаю, Анна.

— Я не Анна. У меня совсем другое имя.

— Какое?

— Михелина. Или Миха, как зовет меня мама.

— Миха?.. А мама тоже не Матильда?

— Моя мама — Сонька Золотая Ручка.

— Золотая Ручка? — с ужасом, шепотом переспросила Анастасия. — Ее ведь ловит полиция.

— Да. Поэтому нам надо быстрее драпать из Петербурга.

— Драпать… Смешно — драпать.

— Это по-воровски.

Княжна вцепилась в руку воровки.

— Я вас не отпущу!.. Тебя не отпущу! У тебя Андрей!

— Я воровка, милая, — попыталась объяснить Михелина. — Воровка и князь. Представляешь пару?

— Он любит тебя!

— Я его тоже. Но меня могут поймать, и он больше никогда меня не увидит. На нашей совести смерть твоего отца!

— Но я ведь сама попросила помощи!

— Нет, не так. Мы с мамой должны были украсть камень. Ты же просто оказалась рядом.

Анастасия с недоверием и страхом смотрела на подружку.

— Я не верю.

— Но это так. Нас ловит полиция, и в любой момент мы можем оказаться в тюрьме. Тем более за мокрое…

— Мокрое — это что?

— Убийство. Получается, что папа твой погиб из-за нас.

— Из-за меня.

— Каждый решает по-своему.

— А за что вас ненавидит госпожа Бессмертная?

— За то, что она дочь Соньки, а мне сестра.

— Госпожа Бессмертная — твоя сестра?! — Княжна от неожиданности готова была провалиться сквозь землю. — Но разве можно ненавидеть родную сестру?

— Можно. Если одна — прима театра, которую заваливают цветами, а другая — воровка, которую ловит полиция. Табба боится, что мы сломаем ей жизнь.

— Нет, — решительно заявила княжна и вцепилась в руку воровки. — Все равно я не хочу, чтобы вы уезжали!.. Будете жить здесь, и никто об этом не узнает! Дом большой!

— И даже на прогулку не выйти? — засмеялась Михелина.

— Ночью. Когда никто не видит.

— А сторожа?.. А Никанор?

— Но у нас же есть потайной ход!

Это окончательно развеселило девушку.

— Каждую ночь — по крыше, а потом ползком под забором.

— Андрей не простит, если я тебя отпущу.

— Я вернусь. Все утрясется — и вернусь. Лишь бы у мамы все сегодня сложилось.

— А где она?

— В гостях, — коротко ответила воровка.

Дом полицмейстера Агеева находился недалеко от Сенной площади, был он большой, трехэтажный, и на воротах стояли полицейские при оружии.

Карета с Василием Николаевичем и Сонькой вкатилась во двор, выдрессированные полицейские тут же помогли начальнику и его гостье спуститься на землю, и Агеев повел Соньку в дом.

Сзади шел могучий полицейский, судя по всему выполнявший роль прислуги.

— Вот так живут скромные чиновники департамента полиции, — притворно жаловался Василий Николаевич, показывая роскошные комнаты жилища. — Работа тяжелая, некогда даже ноги на печи погреть.

— А печь-то в доме есть? — засмеялась Сонька.

— Камины. А печь — на даче. Но и туда ноги никак не доходят.

Прошли еще несколько комнат, пока не оказались в гостиной. Здесь был накрыт стол по всем правилам, и даже, несмотря на день, горели свечи.

— Ступай отсюда, — махнул полицейскому-прислуге Агеев. — И больше не высовывайся.

— Будет исполнено, — козырнул тот и удалился.

Полицмейстер отодвинул стул, давая даме возможность сесть, и тут же обнял ее за плечи.

— Господин полицмейстер, — убрала она его руки, — хотя бы приличия ради давайте сначала выпьем.

— Первое… — поднял палец Агеев. — Здесь нет «господина полицмейстера», а есть просто Василий. И второе. Замечание насчет выпить — совершенно верное и своевременное.

Он налил в фужеры вина, чокнулся с дамой, вытянулся во фрунт.

— За наши надежды и за их светлое исполнение!

Выпили, полицмейстер стал накладывать на тарелку Соньки еду, жуя ягоду винограда.

— Какие ваши планы, сударыня, в связи с возможным отбытием в Париж? — как бы между прочим спросил он.

— Вы меня, сударь, торопите? — улыбнулась воровка.

— Ни в коем разе!.. Просто желаю знать, как долго мне придется держать мою благоверную на даче.

— До конца ее дней!

Оба рассмеялись шутке. Василий Николаевич заметил:

— Интересное предложение, хотя и рискованное.

— В чем же риск?

— Ну, хотя бы в том, что вдруг вам здесь так понравится, что вы останетесь тут до конца моих дней!

Дата добавления: 2015-08-29